Перелет Гесса в Англию состоялся через четыре дня после выступления Вождя на приеме выпускников военных учебных заведений. Сталин узнал о нем 13 мая. Было очевидно, что на горизонте замаячила реальная угроза англо-германского сговора против СССР.
В сообщении разведки № 376 от 14 мая отмечалось: «Вадим» сообщает из Лондона: по данным «Зесхен» (член «Кембриджской пятерки» Ким Филби. – К. Р.), Кирк Патрику, первому опознавшему Гесса чиновнику «Закоулка», Гесс заявил, что привез с собой мирные предложения. Сущность предложений нам пока не известна…» «Закоулком» в Москве называлось лондонское министерство иностранных дел – «Форин Офис».
Сталин сразу оценил происходящее. Позже он скажет: «Небезызвестный Гесс для того, собственно, и был направлен в Англию немецкими фашистами, чтобы убедить английских политиков примкнуть к всеобщему походу на СССР». Значительно позже Молотов выразит эту мысль почти теми же словами: «Разведка НКВД донесла нам, что Гесс от имени Гитлера предложил Великобритании заключить мир и принять участие в военном походе против СССР».
Сталин, как всегда, знал, о чем говорил. Практически одновременно с информацией о полете Гесса он получил от разведки сведения о том, что с 12 мая 1941 года англичане возобновили рассмотрение планов нанесения бомбовых ударов по Закавказью, и в первую очередь по Баку, составление которых началось еще во время советско-финской войны.
Видимо, с этим обстоятельством связано то, что, когда 13 мая Сталин санкционировал решение Главного Военного совета о выдвижении войск из внутренних округов в приграничные, эта мера не касалась частей Закавказского военного округа. Приграничным округам был отдан приказ «о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов».
В эти дни командующий войсками Киевского особого округа Кирпонос получил шифрограмму: «№ 503904. Совершенно секретно, 13 мая 1941. Экз. № 1. Народный комиссар обороны СССР приказал: принять и разместить в лагерях на территории округа одно управление стрелкового корпуса с корпусными частями и одним артполком, четыре двенадцатитысячные стрелковые дивизии и одну горнострелковую дивизию из состава СКВО (Северо-Кавказского военного круга. – К. Р.)…
Управление стр. корпуса, все корпусные части и дивизии прибудут с имуществом НЗ, учебным и лагерным имуществом. Семьи командного состава всех соединений остаются в пунктах постоянной дислокации своих соединений… Подготовку лагерей и размещение частей произвести без шума, приняв все меры к скрытию номеров соединений и принадлежности к СКВО… Начальник Генерального штаба генерал армии Жуков».
Нелепость, будто бы Сталин не верил в нападение Германии и не отреагировал на предупреждения, запущенная в исторический обиход хитроумными карьеристами Хрущевым и Жуковым, построена на песке – на сокрытии действительных фактов. Все происходило по принципу – наоборот! Сталин реагировал на каждый шаг германской стороны. Впрочем, иначе и быть не могло.
Уже на следующий день, 14 мая, для Западного, Киевского, Одесского, Ленинградского и Прибалтийского военных округов были направлены совершенно секретные директивы особой важности – «СС/ОВ» № 503859, 503862, 503874, 503915, 503920. Они обязывали командующих: до 20—25 мая подготовить детально разработанные уточнения планов прикрытия границы, представить планы обороны и противовоздушной обороны.
После доработки в мае 1941 года обобщенный «План обороны государственной границы» был доведен до командующих приграничными округами. То был сценарий начала войны в случае «внезапного» нападения противника.
И именно в это время, когда Сталин дал санкцию на пересмотр планов прикрытия, произошло событие, породившее в историографии миф о том, что якобы он «не ожидал войны и поверил Гитлеру». А. Помогайбо приводит поразительный документ, который лег на стол Сталина в этот же день, 14 мая. Ранее он не публиковался. О нем упоминали лишь вскользь.
«Уважаемый господин Сталин.
Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно добиться прочного мира в Европе ни для нас, ни для будущих поколений без окончательного сокрушения Англии и уничтожения ее как государства…
Однако чем ближе час приближающейся окончательной битвы, тем с большим количеством проблем я сталкиваюсь. В немецкой народной массе непопулярна любая война, а война против Англии особенно, ибо немецкий народ считает англичан братским народом, а войну между нами – трагическим событием. Не скрою, что я думаю так же и уже неоднократно предлагал Англии мир на условиях весьма гуманных, учитывая нынешнее военное положение англичан.
Однако оскорбительные ответы на мои предложения и постоянное расширение англичанами военных действий с явным стремлением втянуть в эту войну весь мир убедили меня, что нет другого выхода, кроме вторжения на (Английские) острова и окончательного сокрушения этой страны.
Однако английская разведка стала ловко использовать в своих целях положение о «народах-братьях», применяя не без успеха этот тезис в своей пропаганде.
Поэтому оппозиция моему решению осуществить вторжение охватила многие слои немецкого общества, включая отдельных представителей высших уровней государственного и военного руководства».
Следует пояснить, что, несмотря на взаимные бомбежки, разрешение противоречий между Великобританией и Германией в этот период велось не на берегах пролива Па-де-Кале. Еще в декабре 1940 года Гитлер отдал приказ передислоцировать части люфтваффе на юг Италии и атаковать Александрию, Суэцкий канал и пролив между Сицилией и Африкой. Вскоре для поддержки итальянцев началась переброска бронетанковой дивизии в Ливию. Противодействуя итало-германцам, в январе 1941 года английские войска высадились в Эфиопии.
То есть между «братскими народами», как между собаками за кость, шла драка за колонии, и, конечно, не ради посвящения в ее перипетии советского вождя Гитлер написал письмо Сталину.
Он преследовал две цели. Первая – «оправдаться» за «визит» Гесса, прикрыть его миссию, имевшую задачей если не уговорить Лондон на совместное выступление против России, то, по меньшей мере, добиться от него обещания не вмешиваться в войну на стороне русских. Что впоследствии и продемонстрировали англичане.
И второе, чего намеревался добиться этим обращением германский фюрер: объяснить сосредоточение своих войск у границ СССР и усыпить бдительность Сталина.
Гитлер продолжал: «Вам уже, наверное, известно, что один из моих заместителей, господин Гесс, я полагаю, в припадке умопомрачения из-за переутомления улетел в Лондон, чтобы, насколько мне известно, еще раз побудить англичан к здравому смыслу хотя бы своим невероятным поступком. Судя по имеющейся в моем распоряжении информации, подобные настроения охватили и некоторых генералов моей армии, особенно тех, у кого в Англии имеются знатные родственники, происходящие из одного древнего дворянского корня.
В этой связи особую тревогу у меня вызывает следующее обстоятельство.
При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном конфликте между нами.
УВЕРЯЮ ВАС ЧЕСТЬЮ ГЛАВЫ ГОСУДАРСТВА, что это не так.
Со своей стороны, я тоже с пониманием отношусь к тому, что вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск.
Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками. В подобной обстановке я совсем не исключаю возможность случайного возникновения вооруженного конфликта, который в условиях концентрации войск может принять очень крупные размеры, когда трудно или просто невозможно будет определить, что явилось его первопричиной. Не менее сложно будет этот конфликт и остановить.
Я ХОЧУ БЫТЬ С ВАМИ ПРЕДЕЛЬНО ОТКРОВЕННЫМ.
Я опасаюсь, что кто-нибудь из моих генералов сознательно пойдет на подобный конфликт, чтобы спасти Англию от ее судьбы и сорвать мои планы.
Речь идет всего об одном месяце (курсив и выделение мои. – К. Р.).
Примерно 15—20 июня я планирую начать массированную переброску войск на запад с Вашей границы.
При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И, само собой разумеется, постараться не дать им никакого повода. Если же провокацию со стороны какого-нибудь из моих генералов не удастся избежать, прошу Вас, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся мне по известному Вам каналу связи.
…Я продолжаю надеяться на нашу встречу в июле. Искренне Ваш, Адольф Гитлер. 14 мая 1941 года».
К сожалению, появившись в публикациях, этот текст не имел ссылок, объясняющих его происхождение. Но о том, что подобный документ должен существовать, было известно давно. Об этом свидетельствовали уже противоречивые «рассказы» Жукова. Сталин показывал начальнику Генштаба этот документ, и Жуков упоминал о том, что Гитлер объяснял сосредоточение своих войск на советско-немецкой границе подготовкой к вторжению в Англию.
И если это не очередная фальшивка, публикации которых уже в наше время стали «нормой», то открытое появление этого документа почти сенсационно. Он напрочь перечеркивает все выдумки и домыслы недалеких и недобросовестных людей, называющих себя историками. В свете этого обращения все последующие действия Сталина приобретают совершенно осмысленный четкий характер, не допускающий никаких кривотолков.
У несведующего человека может возникнуть вопрос: как же Сталин мог поверить Гитлеру? Это детский вопрос. Странным было бы другое – если бы он не поверил. Не поверил этому заявлению, в котором один руководитель страны клянется другому руководителю «честью главы государства» в отсутствии агрессивных намерений.
Какими бы целями ни руководствовались главы государств, но в общепринятой мировой практике было неписаным правилом объявление войны. Это проявление нравственной стороны человеческих отношений. Без предупреждения на жертву нападают только звери.
Низость Гитлера заключается в том, что он поступил хуже зверя, напавшего из засады. Вместо рыцарского объявления войны он солгал, как мелкий мошенник, и при этом поклялся «честью главы государства». Правда, честь либо есть, либо ее нет. У Сталина честь была. И еще какая честь! Он скрупулезно соблюдал обязательства, принятые СССР.
И не поверить такому заявлению Гитлера было нельзя. В противном случае вообще никакие договоры и соглашения, заключаемые в мировой практике, не могут приниматься на веру. За любым из них следует предполагать вероломство. Но личное доверительное послание одного главы государства другому выше официальных договоров.
Надо было быть очень большим негодяем и рассчитывать на абсолютную безнаказанность, чтобы, написав подобное, совершить противоположные действия. Гитлер потерял свою «честь». И возмездие за негодяйство настигло Гитлера, когда он в мае 1945 года «подавился» ампулой цианистого калия в подвале своего бункера. Собаке—собачья смерть…
Безусловно и то, что, получив такое предупреждение, Сталин оказался в невероятно сложной ситуации. Как он должен был поступить? Очевидно, что могло быть три варианта реакции на обращение главы нацистского государства.
Первое: не поверить и объявить в стране всеобщую мобилизацию. Но такой прецедент в истории уже был. Поводом для объявления Германией 1 августа 1914 года войны России стало проведение Николаем II мобилизации. Повторение такого сценария было бы непростительной ошибкой. Сталин не мог не понимать, что «только дураки повторяют ошибки других».
Второе: не поверить и нанести Гитлеру упреждающий удар. Но была ли уверенность, что после этого удара германская армия «побежит»?
Зато существовала абсолютная гарантия, что после этого опрометчивого шага весь мир яростно обрушится на Советский Союз как на агрессора, чтобы за его счет урегулировать свои взаимные противоречия. Гесс уже стал «пленником Черчилля» – «камнем за пазухой», который британский премьер таскал чуть не до конца войны.
В случае удара по немцам все газеты мира опубликовали бы это обращение Гитлера к Сталину, указывая на то, что глава немецкого народа предупреждал о возможной провокации. И весь «цивилизованный» мир в один голос взвыл бы, называя большевиков агрессорами, желающими уничтожить человечество.
Конечно, в практике своих действий Сталин не мог официально ссылаться на совершенно секретное, конфиденциальное послание Гитлера. Но он не скрыл содержание этого важнейшего обращения от наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова. Он был вынужден предупредить своих командиров о необходимости не давать совершенно никакого повода для возможных провокаций.
Но можно ли было не учитывать просьбу Гитлера? Как бы выглядел Сталин в глазах современников и истории, если бы Гитлер не был лжецом? Мог ли Сталин допустить, чтобы игнорирование такого предупреждения привело к возникновению кровопролитной войны?
Особенно в случае, если от главы Рейха действительно поступило оправданное предостережение о возможности такой провокации. Впрочем, стремление Сталина не дать повода для начала войны было лишь одним из инструментов его концепции. Это были совершенно правильные и полностью осмысленные действия.
И все-таки Сталин НЕ ПОВЕРИЛ Гитлеру. Тщательно процеживая информацию и соблюдая принцип осмотрительности, он пошел на риск приближения вооруженных сил к арене предстоявшей войны. Под покровом строжайшей секретности многочисленные составы поездов двинулись к западным рубежам, везя на своих платформах зачехленные танки и орудия, минометы и пулеметы, мотоциклы и автомобили, бойцов стрелковых дивизий. То были дополнительные силы к уже сосредоточенным у границ частям Красной Армии.
Сталин принял меры для усиления сил на западе. А.М. Василевский пишет, что уже «с середины мая 1941 года по директивам Генерального штаба началось продвижение ряда армий – всего 28 дивизий – из внутренних округов в приграничные, положив тем самым начало к выполнению плана сосредоточения и развертывания советских войск на западной границе…
В мае – июне1941 года по железной дороге на рубеж рек Западная Двина и Днепр были переброшены 19-я, 21-я, 22-я армии из Северо-Кавказского, Приволжского и Уральского военных округов, а также 16-я армия из Забайкальского военного округа на Украину в состав Киевского особого военного округа. 27 мая Генштаб дал западным приграничным округам указания о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов».
Действительно, из глубины страны на запад перебрасывались пять армий: 16-я под командованием М.Ф. Лукина, 19-я под командованием И. С. Конева, 20-я под командованием генерала Ф.Н. Ремизова, 21-я под командованием В.Ф. Герасименко, 22-я под командованием генерала Ф.А. Ершакова.
Выдвижение заранее отмобилизованных войск, армий прикрытия началось за три недели до начала войны. «Еще в Москве, – вспоминал И. Конев, – я получил задачу от Тимошенко. Указав районы сосредоточения войск 19-й армии, он подчеркнул: «Армия должна быть в полной боевой готовности и в случае нападения немцев на юго-западном театре военных действий, на Киев, нанести удар и загнать немцев в Припятские болота».
О подготовке к отражению нападения говорят все писавшие на эту тему крупные военачальники. «В начале мая, – свидетельствовал Баграмян, – мы получили оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определяла задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну…
В первом эшелоне, как и предусматривалось планом, готовились к развертыванию стрелковые корпуса, а во втором – механизированные (по одному на каждую из четырех армий). Стрелковые дивизии должны были во что бы то ни стало остановить агрессора на линии приграничных укреплений, а прорвавшиеся его силы уничтожить решительными массированными ударами механизированных корпусов и авиации»[28].
Впрочем, действия Сталина даже не могли быть иными. Гитлер сам признавал сосредоточение войск у советской границы. Получив его послание, Сталин потребовал обобщенной информации. И 15 мая начальник Разведуправления Генерального штаба Красной Армии генерал-лейтенант Голиков разослал Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Жданову, Жукову, Буденному спецсообщение за № 660477.
В нем отмечалось: «Перегруппировка немецких войск за первую половину мая характеризуется продолжающимся усилением группировки против СССР на протяжении всей западной границы, включая и Румынию…
Общее количество немецких войск против СССР достигает 114—119 дивизий… Увеличение войск на границе продолжается». Это сообщение подвигло Тимошенко и Жукова к тому, чтобы в этот же день предложить Сталину начать стратегическое развертывание. Из стремления задним числом оправдать себя и Тимошенко в своих «сочинениях» Жуков передвинул диалог на эту тему на месяц позже, но сама логика говорит, что в действительности он состоялся 15 мая.
И хотя Жуков вообще сомнительный источник информации, приведем эту беседу в литературной интерпретации авторов его «сочинения»: «—Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас все войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы или нет?» – вспылил Сталин».
Тимошенко понял, о чем говорит Сталин. Повторим, что он имел в виду прецедент объявления мобилизации Николаем II летом 1914 года, ставшей поводом для начала Первой мировой войны.
«– Нам все ясно, – продолжал Тимошенко, – но мы отвечаем за готовность войск к обороне.
Затем Сталин все же спросил: – Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?
Мы доложили, что в составе четырех западных приграничных военных округов 1 июля (июня. – К. Р.) будет 149 дивизий…
– Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, – сказал Сталин».
Видимо, при этой встрече Сталин и ознакомил руководителей военного ведомства с письмом Гитлера. Однако нарком обороны и начальник Генерального штаба не были политиками. Они мыслили более простыми категориями солдат и, конечно, не учитывали всех нюансов мирового противостояния. Того, что прекрасно понимал Сталин. Того, что уже сам сценарий начала войны определял глобальную расстановку сил на мировой арене.
Сегодня известно, что до «Директивы № 21» немецкие военные специалисты разработали два документа – «Проект плана Ост» и «Этюд Лоссберга». Автором первого являлся начальник штаба 18-й германской армии генерал Эрих Маркс. Параллельно с ним работу по разработке основ «Русского похода» в оперативном отделе штаба Верховного командования выполнял полковник Бернхард фон Лоссберг. Независимо друг от друга германские стратеги исходили из одинаковых предпосылок возможных вариантов военных действий русских. В «Этюде Лоссберга», завершенном 15 сентября 1940 года, указывалось:
«Первый вариант. Русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредотачиваться у границы немецким войскам.
Второй вариант. Русские армии примут на себя удар немецких вооруженных сил, развернувшись вблизи границы, чтобы удержать в руках новые позиции, захваченные ими на обоих флангах…
Третий вариант. Русские используют метод, уже оправдавший себя в 1812 г., то есть отступят в глубину своего пространства, чтобы навязать наступающим армиям трудности растянутых коммуникаций и связанные с ними трудности снабжения, а затем, лишь в дальнейшем ходе кампании, нанесут контрудар».
И полковник, и генерал посчитали, что вариант, когда русские нанесут превентивный удар, маловероятен. Генерал Маркс даже пошутил: «Русские не окажут нам услуги своим нападением на нас». Благоприятным для немецкой армии генерал считал возможность разгрома Красной Армии в приграничных сражениях.
Он писал: «Мы должны рассчитывать на то, что русские сухопутные войска прибегнут к обороне, наступательно же будут действовать только авиация и военно-морские силы, а именно подводный флот».
Самым неблагоприятным для Германии генерал-майор Э. Маркс считал «Вариант 1812 года». Он разрушал идею «блицкрига». Но генерал был уверен, что его не смогут применить: «Русский не сможет, как в 1812 г., уклониться от любого решения на поле боя. Современные вооруженные силы, насчитывающие 100 дивизий, не смогут отказаться от источников своей силы».
Сталин не мог знать этих рассуждений. И замысел о нанесении первого удара в Генштабе был. Впрочем, после того как в середине марта на основе разведывательных данных специалисты Генерального штаба ознакомились с содержанием плана «Барбаросса», у них не могла не появиться идея о нанесении «упреждающего удара» по изготавливающимся к войне немцам.
Уже к середине мая подчиненные Жукова закончили новые «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Правда, в этом документе, хранившемся в сейфе Василевского, написанном от руки, с грифом «Только лично. Экземпляр единств.», нет ни числа, ни подписей и ни виз.
Но не будем легкомысленно отмахиваться от этого документа. Во-первых, он дает статистический материал для оценки германских и советских вооруженных сил на этот период. Во-вторых, он позволяет понять логику Генерального штаба, а поэтому и одну из стратегических причин неудачного начала войны со стороны Красной Армии.
Авторы соображений писали: «…На границах Советского Союза, по состоянию на 15. 04. 41 г., сосредоточено 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизированных, 8 воздушных и 1 кавалерийская дивизия, а всего 120 дивизий.
…Вероятнее всего главные силы немецкой армии в составе 76 пехотных, 11 танковых, 8 моторизированных, 2 кавалерийских и 5 воздушных, а всего 100 дивизий будут развернуты к югу от линии Брест – Демблин для нанесения удара в направлении – Ковель—Ровно—Киев.
Одновременно надо ожидать удара на севере из Восточной Пруссии на Вильно и Ригу, а также коротких концентрических ударов со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.
На юге надо ожидать ударов: а) в направлении Жмеринки, Румынской армии, поддержанной германскими дивизиями, б) в направлении Мунач—Львов и в) Санок– Львов.
Вероятные союзники Германии могут выставить против СССР – до 25 пд.
Всего Германия с союзниками может развернуть против СССР до 240 дивизий.
Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить(подч. в тексте) нас в развертывании и нанести внезапный удар.
Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить(подч. в тексте) противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет организовать фронт и взаимодействие родов войск»[29].
Итак, заготовившие этот документ нарком обороны С. Тимошенко и начальник Генштаба Г. Жуков предлагали Сталину нанести «упреждающий удар». Говоря иначе, начать войну.
Каким же видели начало войны авторы «соображений»?
Они предлагали: «II. Первой стратегической целью действия войск Красной Армии поставить разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест – Демблин и выход к 30-му дню начала операции на фронт Остроленка—р. Нарев—Лович—Лодзь—Крейцбург—Оппельн—Олмуц.
Последующей стратегической целью иметь наступлением из районов Катовице… овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии…
…а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков—Катовице, отрезав Германию от ее южных союзников…
Таким образом, Красная Армия начинает наступательные действия с фронта Чижев—Лютовиско силами 152 дивизий против 100 германских. На остальных участках активная оборона»[30].
Этот документ был доведен до Председателя Совнаркома. И, по-видимому, это произошло 19 мая. Вечером этого дня в кабинете Сталина прошло совещание с военными. Конечно, «основывающийся» сразу на двух «китах» – геополитической целесообразности и исторической ответственности за будущее, Сталин не хотел идти на развязывание войны в 1941 году. После советско-финской войны у него не было иллюзий ни в отношении талантов своих полководцев, ни в непобедимости своей армии.
В сообщении разведки № 376 от 14 мая отмечалось: «Вадим» сообщает из Лондона: по данным «Зесхен» (член «Кембриджской пятерки» Ким Филби. – К. Р.), Кирк Патрику, первому опознавшему Гесса чиновнику «Закоулка», Гесс заявил, что привез с собой мирные предложения. Сущность предложений нам пока не известна…» «Закоулком» в Москве называлось лондонское министерство иностранных дел – «Форин Офис».
Сталин сразу оценил происходящее. Позже он скажет: «Небезызвестный Гесс для того, собственно, и был направлен в Англию немецкими фашистами, чтобы убедить английских политиков примкнуть к всеобщему походу на СССР». Значительно позже Молотов выразит эту мысль почти теми же словами: «Разведка НКВД донесла нам, что Гесс от имени Гитлера предложил Великобритании заключить мир и принять участие в военном походе против СССР».
Сталин, как всегда, знал, о чем говорил. Практически одновременно с информацией о полете Гесса он получил от разведки сведения о том, что с 12 мая 1941 года англичане возобновили рассмотрение планов нанесения бомбовых ударов по Закавказью, и в первую очередь по Баку, составление которых началось еще во время советско-финской войны.
Видимо, с этим обстоятельством связано то, что, когда 13 мая Сталин санкционировал решение Главного Военного совета о выдвижении войск из внутренних округов в приграничные, эта мера не касалась частей Закавказского военного округа. Приграничным округам был отдан приказ «о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов».
В эти дни командующий войсками Киевского особого округа Кирпонос получил шифрограмму: «№ 503904. Совершенно секретно, 13 мая 1941. Экз. № 1. Народный комиссар обороны СССР приказал: принять и разместить в лагерях на территории округа одно управление стрелкового корпуса с корпусными частями и одним артполком, четыре двенадцатитысячные стрелковые дивизии и одну горнострелковую дивизию из состава СКВО (Северо-Кавказского военного круга. – К. Р.)…
Управление стр. корпуса, все корпусные части и дивизии прибудут с имуществом НЗ, учебным и лагерным имуществом. Семьи командного состава всех соединений остаются в пунктах постоянной дислокации своих соединений… Подготовку лагерей и размещение частей произвести без шума, приняв все меры к скрытию номеров соединений и принадлежности к СКВО… Начальник Генерального штаба генерал армии Жуков».
Нелепость, будто бы Сталин не верил в нападение Германии и не отреагировал на предупреждения, запущенная в исторический обиход хитроумными карьеристами Хрущевым и Жуковым, построена на песке – на сокрытии действительных фактов. Все происходило по принципу – наоборот! Сталин реагировал на каждый шаг германской стороны. Впрочем, иначе и быть не могло.
Уже на следующий день, 14 мая, для Западного, Киевского, Одесского, Ленинградского и Прибалтийского военных округов были направлены совершенно секретные директивы особой важности – «СС/ОВ» № 503859, 503862, 503874, 503915, 503920. Они обязывали командующих: до 20—25 мая подготовить детально разработанные уточнения планов прикрытия границы, представить планы обороны и противовоздушной обороны.
После доработки в мае 1941 года обобщенный «План обороны государственной границы» был доведен до командующих приграничными округами. То был сценарий начала войны в случае «внезапного» нападения противника.
И именно в это время, когда Сталин дал санкцию на пересмотр планов прикрытия, произошло событие, породившее в историографии миф о том, что якобы он «не ожидал войны и поверил Гитлеру». А. Помогайбо приводит поразительный документ, который лег на стол Сталина в этот же день, 14 мая. Ранее он не публиковался. О нем упоминали лишь вскользь.
«Уважаемый господин Сталин.
Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно добиться прочного мира в Европе ни для нас, ни для будущих поколений без окончательного сокрушения Англии и уничтожения ее как государства…
Однако чем ближе час приближающейся окончательной битвы, тем с большим количеством проблем я сталкиваюсь. В немецкой народной массе непопулярна любая война, а война против Англии особенно, ибо немецкий народ считает англичан братским народом, а войну между нами – трагическим событием. Не скрою, что я думаю так же и уже неоднократно предлагал Англии мир на условиях весьма гуманных, учитывая нынешнее военное положение англичан.
Однако оскорбительные ответы на мои предложения и постоянное расширение англичанами военных действий с явным стремлением втянуть в эту войну весь мир убедили меня, что нет другого выхода, кроме вторжения на (Английские) острова и окончательного сокрушения этой страны.
Однако английская разведка стала ловко использовать в своих целях положение о «народах-братьях», применяя не без успеха этот тезис в своей пропаганде.
Поэтому оппозиция моему решению осуществить вторжение охватила многие слои немецкого общества, включая отдельных представителей высших уровней государственного и военного руководства».
Следует пояснить, что, несмотря на взаимные бомбежки, разрешение противоречий между Великобританией и Германией в этот период велось не на берегах пролива Па-де-Кале. Еще в декабре 1940 года Гитлер отдал приказ передислоцировать части люфтваффе на юг Италии и атаковать Александрию, Суэцкий канал и пролив между Сицилией и Африкой. Вскоре для поддержки итальянцев началась переброска бронетанковой дивизии в Ливию. Противодействуя итало-германцам, в январе 1941 года английские войска высадились в Эфиопии.
То есть между «братскими народами», как между собаками за кость, шла драка за колонии, и, конечно, не ради посвящения в ее перипетии советского вождя Гитлер написал письмо Сталину.
Он преследовал две цели. Первая – «оправдаться» за «визит» Гесса, прикрыть его миссию, имевшую задачей если не уговорить Лондон на совместное выступление против России, то, по меньшей мере, добиться от него обещания не вмешиваться в войну на стороне русских. Что впоследствии и продемонстрировали англичане.
И второе, чего намеревался добиться этим обращением германский фюрер: объяснить сосредоточение своих войск у границ СССР и усыпить бдительность Сталина.
Гитлер продолжал: «Вам уже, наверное, известно, что один из моих заместителей, господин Гесс, я полагаю, в припадке умопомрачения из-за переутомления улетел в Лондон, чтобы, насколько мне известно, еще раз побудить англичан к здравому смыслу хотя бы своим невероятным поступком. Судя по имеющейся в моем распоряжении информации, подобные настроения охватили и некоторых генералов моей армии, особенно тех, у кого в Англии имеются знатные родственники, происходящие из одного древнего дворянского корня.
В этой связи особую тревогу у меня вызывает следующее обстоятельство.
При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном конфликте между нами.
УВЕРЯЮ ВАС ЧЕСТЬЮ ГЛАВЫ ГОСУДАРСТВА, что это не так.
Со своей стороны, я тоже с пониманием отношусь к тому, что вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск.
Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками. В подобной обстановке я совсем не исключаю возможность случайного возникновения вооруженного конфликта, который в условиях концентрации войск может принять очень крупные размеры, когда трудно или просто невозможно будет определить, что явилось его первопричиной. Не менее сложно будет этот конфликт и остановить.
Я ХОЧУ БЫТЬ С ВАМИ ПРЕДЕЛЬНО ОТКРОВЕННЫМ.
Я опасаюсь, что кто-нибудь из моих генералов сознательно пойдет на подобный конфликт, чтобы спасти Англию от ее судьбы и сорвать мои планы.
Речь идет всего об одном месяце (курсив и выделение мои. – К. Р.).
Примерно 15—20 июня я планирую начать массированную переброску войск на запад с Вашей границы.
При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И, само собой разумеется, постараться не дать им никакого повода. Если же провокацию со стороны какого-нибудь из моих генералов не удастся избежать, прошу Вас, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся мне по известному Вам каналу связи.
…Я продолжаю надеяться на нашу встречу в июле. Искренне Ваш, Адольф Гитлер. 14 мая 1941 года».
К сожалению, появившись в публикациях, этот текст не имел ссылок, объясняющих его происхождение. Но о том, что подобный документ должен существовать, было известно давно. Об этом свидетельствовали уже противоречивые «рассказы» Жукова. Сталин показывал начальнику Генштаба этот документ, и Жуков упоминал о том, что Гитлер объяснял сосредоточение своих войск на советско-немецкой границе подготовкой к вторжению в Англию.
И если это не очередная фальшивка, публикации которых уже в наше время стали «нормой», то открытое появление этого документа почти сенсационно. Он напрочь перечеркивает все выдумки и домыслы недалеких и недобросовестных людей, называющих себя историками. В свете этого обращения все последующие действия Сталина приобретают совершенно осмысленный четкий характер, не допускающий никаких кривотолков.
У несведующего человека может возникнуть вопрос: как же Сталин мог поверить Гитлеру? Это детский вопрос. Странным было бы другое – если бы он не поверил. Не поверил этому заявлению, в котором один руководитель страны клянется другому руководителю «честью главы государства» в отсутствии агрессивных намерений.
Какими бы целями ни руководствовались главы государств, но в общепринятой мировой практике было неписаным правилом объявление войны. Это проявление нравственной стороны человеческих отношений. Без предупреждения на жертву нападают только звери.
Низость Гитлера заключается в том, что он поступил хуже зверя, напавшего из засады. Вместо рыцарского объявления войны он солгал, как мелкий мошенник, и при этом поклялся «честью главы государства». Правда, честь либо есть, либо ее нет. У Сталина честь была. И еще какая честь! Он скрупулезно соблюдал обязательства, принятые СССР.
И не поверить такому заявлению Гитлера было нельзя. В противном случае вообще никакие договоры и соглашения, заключаемые в мировой практике, не могут приниматься на веру. За любым из них следует предполагать вероломство. Но личное доверительное послание одного главы государства другому выше официальных договоров.
Надо было быть очень большим негодяем и рассчитывать на абсолютную безнаказанность, чтобы, написав подобное, совершить противоположные действия. Гитлер потерял свою «честь». И возмездие за негодяйство настигло Гитлера, когда он в мае 1945 года «подавился» ампулой цианистого калия в подвале своего бункера. Собаке—собачья смерть…
Безусловно и то, что, получив такое предупреждение, Сталин оказался в невероятно сложной ситуации. Как он должен был поступить? Очевидно, что могло быть три варианта реакции на обращение главы нацистского государства.
Первое: не поверить и объявить в стране всеобщую мобилизацию. Но такой прецедент в истории уже был. Поводом для объявления Германией 1 августа 1914 года войны России стало проведение Николаем II мобилизации. Повторение такого сценария было бы непростительной ошибкой. Сталин не мог не понимать, что «только дураки повторяют ошибки других».
Второе: не поверить и нанести Гитлеру упреждающий удар. Но была ли уверенность, что после этого удара германская армия «побежит»?
Зато существовала абсолютная гарантия, что после этого опрометчивого шага весь мир яростно обрушится на Советский Союз как на агрессора, чтобы за его счет урегулировать свои взаимные противоречия. Гесс уже стал «пленником Черчилля» – «камнем за пазухой», который британский премьер таскал чуть не до конца войны.
В случае удара по немцам все газеты мира опубликовали бы это обращение Гитлера к Сталину, указывая на то, что глава немецкого народа предупреждал о возможной провокации. И весь «цивилизованный» мир в один голос взвыл бы, называя большевиков агрессорами, желающими уничтожить человечество.
Конечно, в практике своих действий Сталин не мог официально ссылаться на совершенно секретное, конфиденциальное послание Гитлера. Но он не скрыл содержание этого важнейшего обращения от наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова. Он был вынужден предупредить своих командиров о необходимости не давать совершенно никакого повода для возможных провокаций.
Но можно ли было не учитывать просьбу Гитлера? Как бы выглядел Сталин в глазах современников и истории, если бы Гитлер не был лжецом? Мог ли Сталин допустить, чтобы игнорирование такого предупреждения привело к возникновению кровопролитной войны?
Особенно в случае, если от главы Рейха действительно поступило оправданное предостережение о возможности такой провокации. Впрочем, стремление Сталина не дать повода для начала войны было лишь одним из инструментов его концепции. Это были совершенно правильные и полностью осмысленные действия.
И все-таки Сталин НЕ ПОВЕРИЛ Гитлеру. Тщательно процеживая информацию и соблюдая принцип осмотрительности, он пошел на риск приближения вооруженных сил к арене предстоявшей войны. Под покровом строжайшей секретности многочисленные составы поездов двинулись к западным рубежам, везя на своих платформах зачехленные танки и орудия, минометы и пулеметы, мотоциклы и автомобили, бойцов стрелковых дивизий. То были дополнительные силы к уже сосредоточенным у границ частям Красной Армии.
Сталин принял меры для усиления сил на западе. А.М. Василевский пишет, что уже «с середины мая 1941 года по директивам Генерального штаба началось продвижение ряда армий – всего 28 дивизий – из внутренних округов в приграничные, положив тем самым начало к выполнению плана сосредоточения и развертывания советских войск на западной границе…
В мае – июне1941 года по железной дороге на рубеж рек Западная Двина и Днепр были переброшены 19-я, 21-я, 22-я армии из Северо-Кавказского, Приволжского и Уральского военных округов, а также 16-я армия из Забайкальского военного округа на Украину в состав Киевского особого военного округа. 27 мая Генштаб дал западным приграничным округам указания о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов».
Действительно, из глубины страны на запад перебрасывались пять армий: 16-я под командованием М.Ф. Лукина, 19-я под командованием И. С. Конева, 20-я под командованием генерала Ф.Н. Ремизова, 21-я под командованием В.Ф. Герасименко, 22-я под командованием генерала Ф.А. Ершакова.
Выдвижение заранее отмобилизованных войск, армий прикрытия началось за три недели до начала войны. «Еще в Москве, – вспоминал И. Конев, – я получил задачу от Тимошенко. Указав районы сосредоточения войск 19-й армии, он подчеркнул: «Армия должна быть в полной боевой готовности и в случае нападения немцев на юго-западном театре военных действий, на Киев, нанести удар и загнать немцев в Припятские болота».
О подготовке к отражению нападения говорят все писавшие на эту тему крупные военачальники. «В начале мая, – свидетельствовал Баграмян, – мы получили оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определяла задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну…
В первом эшелоне, как и предусматривалось планом, готовились к развертыванию стрелковые корпуса, а во втором – механизированные (по одному на каждую из четырех армий). Стрелковые дивизии должны были во что бы то ни стало остановить агрессора на линии приграничных укреплений, а прорвавшиеся его силы уничтожить решительными массированными ударами механизированных корпусов и авиации»[28].
Впрочем, действия Сталина даже не могли быть иными. Гитлер сам признавал сосредоточение войск у советской границы. Получив его послание, Сталин потребовал обобщенной информации. И 15 мая начальник Разведуправления Генерального штаба Красной Армии генерал-лейтенант Голиков разослал Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Жданову, Жукову, Буденному спецсообщение за № 660477.
В нем отмечалось: «Перегруппировка немецких войск за первую половину мая характеризуется продолжающимся усилением группировки против СССР на протяжении всей западной границы, включая и Румынию…
Общее количество немецких войск против СССР достигает 114—119 дивизий… Увеличение войск на границе продолжается». Это сообщение подвигло Тимошенко и Жукова к тому, чтобы в этот же день предложить Сталину начать стратегическое развертывание. Из стремления задним числом оправдать себя и Тимошенко в своих «сочинениях» Жуков передвинул диалог на эту тему на месяц позже, но сама логика говорит, что в действительности он состоялся 15 мая.
И хотя Жуков вообще сомнительный источник информации, приведем эту беседу в литературной интерпретации авторов его «сочинения»: «—Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас все войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы или нет?» – вспылил Сталин».
Тимошенко понял, о чем говорит Сталин. Повторим, что он имел в виду прецедент объявления мобилизации Николаем II летом 1914 года, ставшей поводом для начала Первой мировой войны.
«– Нам все ясно, – продолжал Тимошенко, – но мы отвечаем за готовность войск к обороне.
Затем Сталин все же спросил: – Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?
Мы доложили, что в составе четырех западных приграничных военных округов 1 июля (июня. – К. Р.) будет 149 дивизий…
– Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, – сказал Сталин».
Видимо, при этой встрече Сталин и ознакомил руководителей военного ведомства с письмом Гитлера. Однако нарком обороны и начальник Генерального штаба не были политиками. Они мыслили более простыми категориями солдат и, конечно, не учитывали всех нюансов мирового противостояния. Того, что прекрасно понимал Сталин. Того, что уже сам сценарий начала войны определял глобальную расстановку сил на мировой арене.
Сегодня известно, что до «Директивы № 21» немецкие военные специалисты разработали два документа – «Проект плана Ост» и «Этюд Лоссберга». Автором первого являлся начальник штаба 18-й германской армии генерал Эрих Маркс. Параллельно с ним работу по разработке основ «Русского похода» в оперативном отделе штаба Верховного командования выполнял полковник Бернхард фон Лоссберг. Независимо друг от друга германские стратеги исходили из одинаковых предпосылок возможных вариантов военных действий русских. В «Этюде Лоссберга», завершенном 15 сентября 1940 года, указывалось:
«Первый вариант. Русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредотачиваться у границы немецким войскам.
Второй вариант. Русские армии примут на себя удар немецких вооруженных сил, развернувшись вблизи границы, чтобы удержать в руках новые позиции, захваченные ими на обоих флангах…
Третий вариант. Русские используют метод, уже оправдавший себя в 1812 г., то есть отступят в глубину своего пространства, чтобы навязать наступающим армиям трудности растянутых коммуникаций и связанные с ними трудности снабжения, а затем, лишь в дальнейшем ходе кампании, нанесут контрудар».
И полковник, и генерал посчитали, что вариант, когда русские нанесут превентивный удар, маловероятен. Генерал Маркс даже пошутил: «Русские не окажут нам услуги своим нападением на нас». Благоприятным для немецкой армии генерал считал возможность разгрома Красной Армии в приграничных сражениях.
Он писал: «Мы должны рассчитывать на то, что русские сухопутные войска прибегнут к обороне, наступательно же будут действовать только авиация и военно-морские силы, а именно подводный флот».
Самым неблагоприятным для Германии генерал-майор Э. Маркс считал «Вариант 1812 года». Он разрушал идею «блицкрига». Но генерал был уверен, что его не смогут применить: «Русский не сможет, как в 1812 г., уклониться от любого решения на поле боя. Современные вооруженные силы, насчитывающие 100 дивизий, не смогут отказаться от источников своей силы».
Сталин не мог знать этих рассуждений. И замысел о нанесении первого удара в Генштабе был. Впрочем, после того как в середине марта на основе разведывательных данных специалисты Генерального штаба ознакомились с содержанием плана «Барбаросса», у них не могла не появиться идея о нанесении «упреждающего удара» по изготавливающимся к войне немцам.
Уже к середине мая подчиненные Жукова закончили новые «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Правда, в этом документе, хранившемся в сейфе Василевского, написанном от руки, с грифом «Только лично. Экземпляр единств.», нет ни числа, ни подписей и ни виз.
Но не будем легкомысленно отмахиваться от этого документа. Во-первых, он дает статистический материал для оценки германских и советских вооруженных сил на этот период. Во-вторых, он позволяет понять логику Генерального штаба, а поэтому и одну из стратегических причин неудачного начала войны со стороны Красной Армии.
Авторы соображений писали: «…На границах Советского Союза, по состоянию на 15. 04. 41 г., сосредоточено 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизированных, 8 воздушных и 1 кавалерийская дивизия, а всего 120 дивизий.
…Вероятнее всего главные силы немецкой армии в составе 76 пехотных, 11 танковых, 8 моторизированных, 2 кавалерийских и 5 воздушных, а всего 100 дивизий будут развернуты к югу от линии Брест – Демблин для нанесения удара в направлении – Ковель—Ровно—Киев.
Одновременно надо ожидать удара на севере из Восточной Пруссии на Вильно и Ригу, а также коротких концентрических ударов со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.
На юге надо ожидать ударов: а) в направлении Жмеринки, Румынской армии, поддержанной германскими дивизиями, б) в направлении Мунач—Львов и в) Санок– Львов.
Вероятные союзники Германии могут выставить против СССР – до 25 пд.
Всего Германия с союзниками может развернуть против СССР до 240 дивизий.
Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить(подч. в тексте) нас в развертывании и нанести внезапный удар.
Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить(подч. в тексте) противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет организовать фронт и взаимодействие родов войск»[29].
Итак, заготовившие этот документ нарком обороны С. Тимошенко и начальник Генштаба Г. Жуков предлагали Сталину нанести «упреждающий удар». Говоря иначе, начать войну.
Каким же видели начало войны авторы «соображений»?
Они предлагали: «II. Первой стратегической целью действия войск Красной Армии поставить разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест – Демблин и выход к 30-му дню начала операции на фронт Остроленка—р. Нарев—Лович—Лодзь—Крейцбург—Оппельн—Олмуц.
Последующей стратегической целью иметь наступлением из районов Катовице… овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии…
…а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков—Катовице, отрезав Германию от ее южных союзников…
Таким образом, Красная Армия начинает наступательные действия с фронта Чижев—Лютовиско силами 152 дивизий против 100 германских. На остальных участках активная оборона»[30].
Этот документ был доведен до Председателя Совнаркома. И, по-видимому, это произошло 19 мая. Вечером этого дня в кабинете Сталина прошло совещание с военными. Конечно, «основывающийся» сразу на двух «китах» – геополитической целесообразности и исторической ответственности за будущее, Сталин не хотел идти на развязывание войны в 1941 году. После советско-финской войны у него не было иллюзий ни в отношении талантов своих полководцев, ни в непобедимости своей армии.