Страница:
Тем временем нравы тоталитарного государства смягчались. Полуофициально было признано, что народные беды могут зависеть и от пороков знати. У людей появился интерес к личной жизни, но рос и спрос за нее. Особое положение заняла партийно-хозяйственная номенклатура, в распоряжении которой имелись все блага: спецраспределители и "Кремлевка", особые дачи и санатории, барская охота и банные застолья в тесном партийном кругу. Правоохранительным органам было запрещено вести оперативную разработку лиц, занимающих номенклатурные должности. Для привлечения к уголовной ответственности члена партии требовалось согласие райкома, ну, а если речь шла об ответственном работнике, то санкцию мог дать только первый секретарь горкома или обкома. Однако именно при Хрущеве, в 1962 году, была вновь введена смертная казнь за получение взятки.
Пятидесятые и шестидесятые годы, как не составит труда вспомнить нашим читателям, были временами тотального дефицита на все и вся. Вокруг этого дефицита и разворачивались основные сюжеты, связанные с коррумпированностью представителей власти. Опять же не надо уточнять, какой именно. Поскольку власть принадлежала исключительно партийным органам, то и задействованы в этих преступлениях были работники районных и городских структур КПСС, причем выступали они как простыми сообщниками, так и организаторами самых различных махинаций и афер.
Ветераны правоохранительных органов припоминают следующую, довольно типичную для того времени историю. Как-то сотрудники уголовного розыска задержали одного известного им квартирного вора, которого тогда как раз подозревали в совершении квартирной кражи и сбыте краденого на территории вещевого рынка.
У этого рынка, расположенного на набережной Обводного канала, была дурная репутация места сбыта краденых либо похищенных вещей, а также вещей темного происхождения. Оперативные сотрудники правоохранительных органов длительное время наблюдали за завсегдатаями рынка и периодически задерживали интересующие их преступные элементы. Этот, задержанный ими вор, нес под мышкой нечто, завернутое в простыни. Однако, к удивлению оперативников, в свертке оказались совершенно новые вещи, никоим образом не напоминавшие им те, что значились в списках краденного. Из объяснений воришки стало ясно, что эти вещи ему передала знакомая для продажи на этом рынке. Преступник и ранее выполнял подобные поручения этой дамочки.
Через этого воришку оперативники и вышли на целую преступную группу, руководство которой осуществлял некий Квятковский. Группа была хорошо организована. В ней были и перекупщики, и сбытчики, и наблюдатели, и водители. На группу были завязаны торговые работники - кладовщики, продавцы, заведующие отделами магазинов и даже заместитель директора одного из крупнейших универмагов города, "Фрунзенского". Группа действовала по хорошо отлаженной схеме: привезенные в магазин дефицитные товары поступали в продажу в столь малых количествах, что раскупались в течение одного дня. Остальная же часть товаров передавалась перекупщикам. Они свозили товары на некую базу, находившуюся в пригороде Ленинграда. Именно оттуда товары перебрасывались сбытчикам на рынок. Цена на товары, естественно, была завышенной, вещи продавались втридорога.
Накопленный оперативниками материал позволил сделать вывод о том, что главным действующим лицом этой преступной группы был не Квятковский, а некий заместитель директора универмага "Фрунзенский". Однако предпринимать какиелибо решительные действия сотрудники БХСС, которым было поручено расследование этого дела, не спешили. У членов группировки и, в частности, у ее руководителя явно был какой-то высокопоставленный покровитель из партийной номенклатуры. На протяжении всего следствия практически каждый шаг оперативников сопровождался вызовами в райком партии либо к одному из инструкторов, либо к самому первому секретарю Фрунзенского райкома партии Цветкову. Цветков неоднократно интересовался в угрозыске и в БХСС причинами задержания тех или иных деятелей торговли. После ареста заместителя директора универмага "Фрунзенский" Цветков позвонил начальнику отдела БХСС и в крепких выражениях пояснил, что они задержали человека из номенклатуры. В те времена как возбуждение уголовного дела, так и проведение оперативных и следственных мероприятий что в отношении номенклатурных работников, что просто членов КПСС могли проводиться только с личного разрешения и после тщательного изучения оперативных материалов самим первым секретарем райкома.
Неоднократно в пикетах милиции, куда доставлялись задержанные "мафиози", словно по мановению волшебной палочки возникали инструкторы Фрунзенского РК КПСС, пытавшиеся выяснить мотивы задержания преступников. Оперативники понимали, что они на верном пути, и продолжали выполнять свой долг, задерживая все новых и новых членов группы. При обысках на их квартирах обнаруживались те самые дефицитные товары, приобретение которых для простых смертных в те времена было огромной проблемой. На квартире одного высокопоставленного торгового работника, за которого так хлопотал Цветков, было обнаружено большое количество денег, ювелирных изделий, украшений из золота, ковров, антикварных вещей. Оперативники начали подозревать, что интерес Цветкова вызван не столько желанием соблюсти законность на этапе оперативных разработок, сколько его личной заинтересованностью и причастностью к деятельности группы.
Всего за время следствия были задержаны и арестованы около 30 человек, участвовавших в операциях так называемой "группы Квятковского". Но никто из арестованных не оказался на скамье подсудимых. Цветкова все-таки сняли, а с 1983 по 1992 годы он, по иронии судьбы, работал директором Ленинградского музея милиции.
Как полагают занимавшиеся этим расследованием сотрудники, из-за того, что в деле фигурировали крупные суммы, а среди обвиняемых были представители номенклатуры, дело перекинули из милиции в КГБ, где оно и кануло в небытие. Кто именно распорядился прекратить дело, оперативникам оставалось только догадываться.
Широкую известность среди осведомленных людей, а затем и среди прочих горожан, приобрело дело 1961 года о взятках в Ленминводторге, которое и по сей день остается, по всей видимости, самым крупным за всю историю Питера. На скамье подсудимых оказались более 50 взяткодателей и взяткополучателей. Среди них - директора магазинов, работники городской торговой инспекции, милицейские чины, члены руководства городской торговли и даже ответственный секретарь комсомольской газеты "Смена". За взятки руководители разных уровней покрывали нечестных работников прилавка, обманывавших и обвешивавших покупателей. О размерах мзды можно судить по множеству бидончиков с золотом, бриллиантами и валютой, изъятых только у одного из подсудимых - начальника областной торговой базы Зуйкова. Прятал свои сокровища он, кстати, в могиле родной дочери на Охтинском кладбище. Взятками было повязано множество сотрудников ОБХСС, от рядового опера до начальника отдела. Тянулись ниточки и в Ленгорисполком. В материалах дела имелись показания подследственных, изобличавшие в получении взяток самого председателя исполкома Ленсовета Николая Смирнова. К ответственности его привлечь не удалось - еще во время следствия Смирнов разбился на машине, управляя ею в нетрезвом состоянии. Таким образом, разоблачения не коснулись его имени, которым впоследствии было названо Ланское шоссе.
Это был настоящий урок и для взяточников, и для правоохранительных органов, а, главное, для властей. В последующие десятилетия о применении данных статей УК никто и не помышлял, вплоть до кампании, начатой Андроповым. Следователи же поняли, что не стоит всерьез воспринимать партийную риторику о "моральном кодексе строителя коммунизма". Некоторые из них, особо непонятливые, постигали диалектику житейских реалий в глубинке, не надеясь на возвращение в город трех революций. Высокопоставленные же взяточники, с одной стороны, увидели свою неуязвимость, а с другой осознали необходимость вовлечения в свои ряды как можно больше тех, кто в случае непредвиденных обстоятельств смог бы им помочь.
Свою лепту в историю лихоимства внесли и доблестные ленинградские милиционеры. Известно дело начальника уголовного розыска Куйбышевского района майора Никульцева и его заместителя Чубарова, еще на заре 1960-х сколотивших настоящую банду из шести агентов утро, судимых ранее за кражи. Сам Никульцев и давал своим "орлам" наводки на богатые квартиры, продавал эти наводки и другим грабителям. В банду были вовлечены еще 18 человек. Награбленное делили поровну. Излишне говорить, что подручным Никульцева и Чубарова милицейская погоня не грозила, а вот процент раскрываемости на их участке был высочайшим. За что оборотни и поощрялись неоднократно государством. Возможно, это - первый пример сращивания сотрудников милиции и уголовников, а результаты этого процесса мы и наблюдаем сегодня.
Дело майора Никульцева и его подручных по времени следует за делом Ленминводторга. Однако связь между ними не ограничивается только хронологической близостью. Очевидцы событий утверждают, что руководству города были необходимы в тот момент громкие и шумные дела, разоблачающие расхитителей и взяточников, в том числе в милицейских погонах. Вероятно, яркие и запоминающиеся примеры успешной борьбы со злоупотреблениями требовались для того, чтобы продемонстрировать их общественности и отрапортовать о проделанной работе в Москву.
По делу Ленминводторга были осуждены более 50 человек, а по делу Никульцева - 26. Пресса не скупилась на похвалы в адрес бдительной и расторопной прокуратуры. А вот об обратном процессе - возвращении из мест заключения невинно осужденных по этим делам и их реабилитации, - газеты не сообщали. В своих прежних должностях были восстановлены опера ОБХСС, в вину которым ранее вменялись обеды в ресторанах. Следствие полагало, что этими обедами расплачивались с милиционерами за их услуги работники Ленминводторга. Сами же услуги документально не подтверждались.
По делу же начальника УТРО Куйбышевского района был реабилитирован Василий Храбров, успевший, впрочем, отсидеть свыше трех лет. Его восстановили в прежней должности начальника уголовного розыска Дзержинского района, с которой позже Василий Андреевич и ушел на пенсию. В материалах обвинительного заключения по делу Храброва фигурировал всего лишь один эпизод - ужин в ресторане непонятно за чей счет, о котором в прокуратуру сообщил... Никульцев. Следователь требовал от него все новых имен взяточников в погонах и грозил суровым приговором, вплоть до смертной казни.
Причины, по которым Никульцев выбрал для оговора именно Храброва, по-человечески вполне объяснимы. Занимая равноценные должности, они поддерживали между собою дружеские контакты и помогали друг другу по службе. Например, обменивались оперативной информацией в отношении интересовавших их объектов, совместно занимались расследованием совершаемых на подведомственных им соседних участках преступлений. По-видимому, Никульцев, оказавшись в следственном изоляторе по обвинению в преступлениях, за совершение которых ему грозил расстрел, просто позавидовал своему честному коллеге.
Падение начальника УГРО Куйбышевского района не было внезапным. Сам будучи хорошим спортсменом, членом спортивного общества "Динамо", он принимал активное участие в расследовании преступлений, совершаемых динамовцами. Среди этих спортсменов, кроме безобидных пьяниц, были и фарцовщики, и карманники. Кому-то из них Никульцев помог избежать ответственности (за согласие работать на органы), кто-то в благодарность пригласил его в ресторан... Каждый оперативник подвергается риску не устоять перед соблазнами (а иногда и угрозами) среды, в которой он работает, и майору Никульцеву эта задача оказалась не по плечу.
По признанию работников прокуратуры, все уголовные дела с участием более или менее значимых должностных лиц удавалось доводить до их логического конца (приговора суда) лишь потому, что сами обвиняемые по каким-либо причинам становились неугодными своим начальникам. В этом отношении характерен пример с квартирой дочери тогдашнего министра культуры Екатерины Фурцевой - ставшую неугодной министершу "протащили" по всем возможным комиссиям и заставили заплатить смехотворные суммы за ремонт квартиры, сделанный за казенный счет. Скандал положил конец карьере Фурцевой.
Секретарь Ленинградской партийной организации Фрол Козлов, имевший неосторожность нагрубить Хрущеву по телефону, вскоре был скомпрометирован "вовремя" подвернувшимся делом о золото-валютных махинациях ленинградских мошенников (следы этих махинаций терялись на подступах к обкому партии). Зарвавшихся, или позабывших поделиться номенклатурщиков не жаловали. Надзор же за деятельностью не в меру честных и ретивых работников прокуратуры и милиции, как впрочем, и всех остальных, осуществлял Отдел административных органов обкома КПСС. Жалобы с мест стекались в канцелярию Суслова, бессменного "серого кардинала" тогдашнего Политбюро, владевшего компроматом на тысячи партийцев. В крайнем случае, если дело не удавалось спустить на тормозах, следователя заставляли переквалифицировать состав преступления. Если же он не соглашался, дело передавалось более сговорчивому. Так что формально взяточников в Стране Советов не было. Попытки возбуждать дела по коррупционным статьям пресекались странным, по нынешним временам, вопросом: "Вы что, хотите сказать, что у нас есть взяточники?"
Возглавлявший в 1970-е годы Ленинградский обком КПСС Григорий Васильевич Романов сам частенько давал сотрудникам отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности указания о проведении расследования в отношении того или иного чиновника.
Как-то раз Романов позвонил начальнику отдела БХСС ГУВД Ленинграда и попросил обратить внимание на деятельность одного из крупнейших предприятий Ленинграда. Необходимо было проверить сведения из анонимки, касающиеся совершаемых руководителями предприятия хищений.
В течение нескольких дней оперативники наблюдали за автомашинами, вывозившими продукцию предприятия, а затем и проверили одну из них. Внешне и по документам все было, вроде бы, в полном порядке. Однако внимательный осмотр позволил выявить пересортицу. Вместо указанных в документах товаров третьего сорта, в кузове автомашины находились и товары первого сорта.
Следующий этап расследования был поручен молодому сотруднику, которого на этом предприятии никто не знал. Именно поэтому ему удалось совершенно спокойно взять со стола директора его ежедневник с подробной информацией обо всех махинациях. В результате оперативных мероприятий были выявлены все участники преступной цепочки: организаторы, сбытчики, а также те, кто опекал и прикрывал деятельность преступников - партийные деятели районного звена. Вместе с оперативниками во всех следственных действиях участвовал и специально присланный Романовым инструктор обкома.
Несмотря на собранные доказательства, в том числе личные признания подследственных, никто из подозреваемых к уголовной ответственности привлечен не был. Во время передачи дела в суд вновь позвонил Романов и приказал прекратить дело, а материалы следствия направить в обком. Что с ними стало в дальнейшем - неизвестно.
Милиционеры полагали, что Романов использовал материалы расследования для шантажа партийцев из районных организаций. Прекратились ли хищения на предприятии - сотрудникам УБХСС установить уже не позволили.
Как же вообще тогда возникали уголовные дела по коррупции и взяточничеству? Известно, что их возбуждали по заявлениям отдельных граждан. Однако о том, как это происходило в действительности, следователи, работавшие в те годы, предпочитают умалчивать. Дело не в том, что они все еще кого-то боятся. Страха уже нет. Вопрос в том, что получить заявление от гражданина удавалось лишь после многочасовых бесед в прокуратуре, перемежавшихся намеками и на гражданский долг советского человека, и на возможные "хорошие и нехорошие" последствия, и прочими вариациями кнута и пряника. На многих подобная тактика оказывала свое воздействие, но гораздо больше было тех, кто по-настоящему опасался мести начальственных лихоимцев. В любом случае такой подход, по мнению самих следователей, не вполне был в ладах как с законом, так и с моралью. Увы, все, кто знаком с процессуальными нормами, знают, что представляет собой выбивание признания (заявления) от будущих свидетелей или обвиняемых. Интересно другое - данную тактику работы советских следователей, берущую свое начало в 1917 году, взяли на вооружение и безусловно честные люди ради достижения единственной цели - усадить взяточника за решетку.
А фактов коррупции становилось все больше. Общество развитого социализма поставило все на свои места - чего стоила одна только выплата государству небольшой суммы, после которой советский еврей мог спокойно отъехать на свою историческую родину! Трудно квалифицировать это иначе, нежели завуалированную форму вымогательства взятки за выполнение целым государством общепринятых правовых норм. В 1972 году в одном из районных судов Ленинграда слушалось дело сотрудника Пулковской таможни. Сметливый таможенник ловко использовал сложное положение отъезжавших на историческую родину советских евреев. Чтобы беспрепятственно вывезти честно нажитое с собой, им приходилось делиться с таможенником частью добра. Страж государственных интересов даже не утруждал себя внешним осмотром вывозимого багажа. Просто брал свою десятину. Поборы на границе завершились для него лагерным сроком и вынужденным отъездом в Сибирь.
По городу ползли слухи и об иных злоупотреблениях. В брежневские времена широкое распространение получила система торговли на сертификаты. Эти заветные бумажки (а на самом деле - просто настоящие деньги, действительно обеспеченные необходимой товарной массой) позволяли их счастливым обладателям вне очереди приобрести кооперативную квартиру, обзавестись импортным магнитофоном и модной одеждой. Столь неуклюжим образом (однако весьма выгодным для государства) отчасти решалась проблема тотального дефицита товаров и услуг - купить сертификаты, конечно, с рук, мог каждый, а к оплате их принимали не только в вожделенных для обывателей "Березках", но и во многих других магазинах города Ленинграда.
Одеждой на сертификаты торговали в ДЛТ, а модные тогда румынские гарнитуры можно было приобрести в Доме мебели на проспекте Маршала Говорова. Безусловно, этой исключительно выгодной ситуацией не могли не воспользоваться люди, через руки которых ежедневно проходили дефицитная мебель и сертификаты. В 1969 году с поличным взяли директрису Дома мебели, весьма импозантную даму с крайней степенью уверенности в себе. За деньги она прокручивала определенные манипуляции с сертификатами, часть которых шла мимо государственного кармана прямиком в карманы к желающим эти сертификаты приобрести. Во время обыска у нее дома, сразу же после задержания, работники прокуратуры и понятые были поражены обилием ценностей, львиную долю которых составляли золото и бриллианты.
На первом же допросе (все в тот же злополучный для дамы день - умели же работать правоохранительные органы!) директриса, то ли ошеломленная крахом своего беспечного житья и потерей несметных сокровищ, то ли под воздействием проникновенной беседы со следователем, призналась во всех грехах и подписала свои показания. Расчувствовался и следователь - дело почти готово! - и на радостях отпустил бедную женщину домой к больному ребенку до утра следующего дня, несмотря на имевшееся у него постановление об аресте, подписанное прокурором Кировского района. Как и следовало ожидать, коварная дама утром в прокуратуру не явилась. Зато ее муж отправился в горпрокуратуру с заявлением, что путем шантажа и угроз следователь вынудил его жену признаться Бог знает в чем. Благодаря этому трюку эпизоды почти состоявшегося дела уже не могли являться предметом судебного разбирательства деяний ловкой работницы прилавка. Следствию пришлось все начинать заново. Ситуация повторилась спустя всего несколько месяцев, но следователи уже были готовы к возможным проявлениям коварства со стороны ушлой дамочки. На этот раз ее задержание прошло без сучка и задоринки.
К моменту передачи дела в суд подозреваемая нашла общий язык со следователями и даже принесла свои извинения за прошлый инцидент. Директрису приговорили к внушительному сроку и запретили занимать в дальнейшем материально-ответственные должности в системе торговли. По оглашении приговора дама благополучно отбыла в один из вологодских лагерей и вернулась оттуда спустя пять лет. Но и ранее ошеломленные работники правоохранительных органов сталкивались с ней на ленинградских проспектах властью начальника лагеря ей предоставлялись отпуска, скажем, чтобы навестить вновь захворавшего сына... То ли в лагере она стала "агнцем Божьим", то ли не все сокровища подверглись конфискации, то ли еще по какой причине, но этой поблажкой она пользовалась достаточно регулярно. Так или иначе, в ее карьере директора торгового предприятия была поставлена жирная точка.
В конце шестидесятых годов сотрудники ленинградского УБХСС занимались еще одним делом, связанным с предметами дефицита. Из агентурных источников поступила информация о том, что в Ленинграде действует организованная группа, занимающаяся хищениями "фондов" в особо крупных размерах. Фонды представляли собой определенные количества дефицитных материалов, направляемых по строго определенным адресам.
Группа занималась вывозом выделенных в фонды материалов из Ленинграда в Краснодарский край. Руководил группой бывший сотрудник Комитета государственной безопасности. Не являясь работником партаппарата или руководителем какого-либо предприятия, он пользовался своими связями и наладил поставки остродефицитных запчастей и стройматериалов в районные центры и станицы Краснодарского края. Желающих получить фондируемые изделия было так много, что в специальном поиске покупателей не было необходимости. Руководители районных и областных центров платили крупные суммы денег только за то, что "фонды" поступали именно к ним, одновременно, впрочем, оплачивая и сами товары по завышенным ценам.
Оперативники выявили участников группы, действовавших в Ленинграде, и их связи в Краснодарском крае. Вставала задача получения документов, подтверждающих известные следствию факты хищений. Это можно было сделать только в тех районных центрах и станицах, куда поступали дефицитные товары. Двое бывалых оперов выехали в Краснодарский край. Из показаний основного подозреваемого (чиновника, распоряжавшегося "фондами") им было известно о хорошо организованном прикрытии деятельности преступников со стороны не только партийных органов, но и местных теневых деятелей и воровских элементов. Однако обэхаэсэсовцы тогда еще не осознавали всей опасности предстоящей поездки.
Направившихся в Краснодарский край милиционеров там уже ждали. Нужные люди были заранее оповещены о приезде оперов из Ленинграда, хотя информация об этой поездке хранилась в глубокой тайне. Преступники полагали, что смогут договориться с ленинградской милицией полюбовно, и поэтому не предприняли никаких мер по сокрытию следов своих преступлений. Операм удалось изъять необходимые документы и вывезти их в надежное место. На встречу с ценным для следствия свидетелем они выехали в одну из станиц. Для возвращения в город им пришлось воспользоваться "Волгой" одного из районных руководителей. В машине же находились преступники, предполагавшие, что изъятые документы опера возят с собой. Только чудом милиционерам удалось добраться до города и вылететь затем в Ленинград. Подследственные удивлялись тому, что оперативники сумели выбраться из Краснодарского края живыми, с документами и показаниями свидетелей.
Собранные материалы были переданы руководству БХСС, которое готовилось отчитаться по результатам расследования. Обратно в отдел дело уже не вернулось. Оперативники, занимавшиеся этим делом, припоминают, что никто из подследственных не был привлечен к уголовной ответственности. Вероятно, проявило заинтересованность к личности руководителя преступной группы то ведомство, в котором до этого он работал.
Сами милиционеры высказывали такое мнение об этом деле. Без налаженных преступниками поставок фондируемых материалов из Ленинграда в колхозы и совхозы Краснодарского края могли возникнуть серьезные проблемы со сбором урожая и, тем самым, пострадали бы государственные интересы. Получателями "фондов" руководило не стремление к личной выгоде, а своеобразно понимаемый долг перед государством и обществом.
Основой для следующего дела эпохи развитого социализма (1970-е годы) вновь послужили деяния ленинградских стражей порядка. В очередной раз "органы оказались не правы". На скамью подсудимых попали три представителя славной ленинградской милиции. Возглавлял группу майор, секретарь парторганизации 7-го отделения милиции. Вместе с ним по делу проходили старший оперуполномоченный и просто оперуполномоченный из того же отделения. Уже позже, когда настоящая эпопея борьбы следователя прокуратуры со всесильными тогда органами закончилась отъездом группы в места весьма отдаленные, выяснилось, что и причины-то настоящей для этого нашумевшего тогда дела никакой не было. Завязка была проста. Некий гражданин, возвращаясь с работы, слегка расслабился с приятелями, а придя домой, завалился спать. Поутру в состоянии горького похмелья он подвергся жесткому допросу своей супруги по поводу вчерашних событий. Не в его пользу говорил факт утраты перчаток, судьба которых так взволновала жену. Чтобы отвязаться от назойливой женщины, а может быть, и вызвать ее сочувствие, гражданин поведал ей тут же сочиненную жуткую историю о страшных ночных грабителях, отобравших у него перчатки. Конечно, он вел себя героически, и добычей негодяев стали только жалкие перчатки, а не пальто или тем паче кошелек. Жена, возбужденная мужественным поведением супруга и стремясь, вероятно, к торжеству справедливости, немедленно поволокла его в 7-е отделение милиции, где ему ничего не оставалось, кроме как написать заявление о якобы имевшем место грабеже. К счастью, угрызения совести заставили его позже забрать свое заявление. Но дело уже приняло крутой оборот, ибо в тот же день доблестные стражи порядка задержали троих чем-то вызвавших их раздражение подростков. Путем длившихся несколько часов избиений, сопровождаемых угрозами и шантажом, парторг 7-го отделения выбил у мальчишек признание в ограблении гражданина. Томиться бы несчастным подросткам в колонии для малолеток, да, на счастье, одному из них удалось сообщить о произволе в прокуратуру. Там к сигналу отнеслись серьезно.
Пятидесятые и шестидесятые годы, как не составит труда вспомнить нашим читателям, были временами тотального дефицита на все и вся. Вокруг этого дефицита и разворачивались основные сюжеты, связанные с коррумпированностью представителей власти. Опять же не надо уточнять, какой именно. Поскольку власть принадлежала исключительно партийным органам, то и задействованы в этих преступлениях были работники районных и городских структур КПСС, причем выступали они как простыми сообщниками, так и организаторами самых различных махинаций и афер.
Ветераны правоохранительных органов припоминают следующую, довольно типичную для того времени историю. Как-то сотрудники уголовного розыска задержали одного известного им квартирного вора, которого тогда как раз подозревали в совершении квартирной кражи и сбыте краденого на территории вещевого рынка.
У этого рынка, расположенного на набережной Обводного канала, была дурная репутация места сбыта краденых либо похищенных вещей, а также вещей темного происхождения. Оперативные сотрудники правоохранительных органов длительное время наблюдали за завсегдатаями рынка и периодически задерживали интересующие их преступные элементы. Этот, задержанный ими вор, нес под мышкой нечто, завернутое в простыни. Однако, к удивлению оперативников, в свертке оказались совершенно новые вещи, никоим образом не напоминавшие им те, что значились в списках краденного. Из объяснений воришки стало ясно, что эти вещи ему передала знакомая для продажи на этом рынке. Преступник и ранее выполнял подобные поручения этой дамочки.
Через этого воришку оперативники и вышли на целую преступную группу, руководство которой осуществлял некий Квятковский. Группа была хорошо организована. В ней были и перекупщики, и сбытчики, и наблюдатели, и водители. На группу были завязаны торговые работники - кладовщики, продавцы, заведующие отделами магазинов и даже заместитель директора одного из крупнейших универмагов города, "Фрунзенского". Группа действовала по хорошо отлаженной схеме: привезенные в магазин дефицитные товары поступали в продажу в столь малых количествах, что раскупались в течение одного дня. Остальная же часть товаров передавалась перекупщикам. Они свозили товары на некую базу, находившуюся в пригороде Ленинграда. Именно оттуда товары перебрасывались сбытчикам на рынок. Цена на товары, естественно, была завышенной, вещи продавались втридорога.
Накопленный оперативниками материал позволил сделать вывод о том, что главным действующим лицом этой преступной группы был не Квятковский, а некий заместитель директора универмага "Фрунзенский". Однако предпринимать какиелибо решительные действия сотрудники БХСС, которым было поручено расследование этого дела, не спешили. У членов группировки и, в частности, у ее руководителя явно был какой-то высокопоставленный покровитель из партийной номенклатуры. На протяжении всего следствия практически каждый шаг оперативников сопровождался вызовами в райком партии либо к одному из инструкторов, либо к самому первому секретарю Фрунзенского райкома партии Цветкову. Цветков неоднократно интересовался в угрозыске и в БХСС причинами задержания тех или иных деятелей торговли. После ареста заместителя директора универмага "Фрунзенский" Цветков позвонил начальнику отдела БХСС и в крепких выражениях пояснил, что они задержали человека из номенклатуры. В те времена как возбуждение уголовного дела, так и проведение оперативных и следственных мероприятий что в отношении номенклатурных работников, что просто членов КПСС могли проводиться только с личного разрешения и после тщательного изучения оперативных материалов самим первым секретарем райкома.
Неоднократно в пикетах милиции, куда доставлялись задержанные "мафиози", словно по мановению волшебной палочки возникали инструкторы Фрунзенского РК КПСС, пытавшиеся выяснить мотивы задержания преступников. Оперативники понимали, что они на верном пути, и продолжали выполнять свой долг, задерживая все новых и новых членов группы. При обысках на их квартирах обнаруживались те самые дефицитные товары, приобретение которых для простых смертных в те времена было огромной проблемой. На квартире одного высокопоставленного торгового работника, за которого так хлопотал Цветков, было обнаружено большое количество денег, ювелирных изделий, украшений из золота, ковров, антикварных вещей. Оперативники начали подозревать, что интерес Цветкова вызван не столько желанием соблюсти законность на этапе оперативных разработок, сколько его личной заинтересованностью и причастностью к деятельности группы.
Всего за время следствия были задержаны и арестованы около 30 человек, участвовавших в операциях так называемой "группы Квятковского". Но никто из арестованных не оказался на скамье подсудимых. Цветкова все-таки сняли, а с 1983 по 1992 годы он, по иронии судьбы, работал директором Ленинградского музея милиции.
Как полагают занимавшиеся этим расследованием сотрудники, из-за того, что в деле фигурировали крупные суммы, а среди обвиняемых были представители номенклатуры, дело перекинули из милиции в КГБ, где оно и кануло в небытие. Кто именно распорядился прекратить дело, оперативникам оставалось только догадываться.
Широкую известность среди осведомленных людей, а затем и среди прочих горожан, приобрело дело 1961 года о взятках в Ленминводторге, которое и по сей день остается, по всей видимости, самым крупным за всю историю Питера. На скамье подсудимых оказались более 50 взяткодателей и взяткополучателей. Среди них - директора магазинов, работники городской торговой инспекции, милицейские чины, члены руководства городской торговли и даже ответственный секретарь комсомольской газеты "Смена". За взятки руководители разных уровней покрывали нечестных работников прилавка, обманывавших и обвешивавших покупателей. О размерах мзды можно судить по множеству бидончиков с золотом, бриллиантами и валютой, изъятых только у одного из подсудимых - начальника областной торговой базы Зуйкова. Прятал свои сокровища он, кстати, в могиле родной дочери на Охтинском кладбище. Взятками было повязано множество сотрудников ОБХСС, от рядового опера до начальника отдела. Тянулись ниточки и в Ленгорисполком. В материалах дела имелись показания подследственных, изобличавшие в получении взяток самого председателя исполкома Ленсовета Николая Смирнова. К ответственности его привлечь не удалось - еще во время следствия Смирнов разбился на машине, управляя ею в нетрезвом состоянии. Таким образом, разоблачения не коснулись его имени, которым впоследствии было названо Ланское шоссе.
Это был настоящий урок и для взяточников, и для правоохранительных органов, а, главное, для властей. В последующие десятилетия о применении данных статей УК никто и не помышлял, вплоть до кампании, начатой Андроповым. Следователи же поняли, что не стоит всерьез воспринимать партийную риторику о "моральном кодексе строителя коммунизма". Некоторые из них, особо непонятливые, постигали диалектику житейских реалий в глубинке, не надеясь на возвращение в город трех революций. Высокопоставленные же взяточники, с одной стороны, увидели свою неуязвимость, а с другой осознали необходимость вовлечения в свои ряды как можно больше тех, кто в случае непредвиденных обстоятельств смог бы им помочь.
Свою лепту в историю лихоимства внесли и доблестные ленинградские милиционеры. Известно дело начальника уголовного розыска Куйбышевского района майора Никульцева и его заместителя Чубарова, еще на заре 1960-х сколотивших настоящую банду из шести агентов утро, судимых ранее за кражи. Сам Никульцев и давал своим "орлам" наводки на богатые квартиры, продавал эти наводки и другим грабителям. В банду были вовлечены еще 18 человек. Награбленное делили поровну. Излишне говорить, что подручным Никульцева и Чубарова милицейская погоня не грозила, а вот процент раскрываемости на их участке был высочайшим. За что оборотни и поощрялись неоднократно государством. Возможно, это - первый пример сращивания сотрудников милиции и уголовников, а результаты этого процесса мы и наблюдаем сегодня.
Дело майора Никульцева и его подручных по времени следует за делом Ленминводторга. Однако связь между ними не ограничивается только хронологической близостью. Очевидцы событий утверждают, что руководству города были необходимы в тот момент громкие и шумные дела, разоблачающие расхитителей и взяточников, в том числе в милицейских погонах. Вероятно, яркие и запоминающиеся примеры успешной борьбы со злоупотреблениями требовались для того, чтобы продемонстрировать их общественности и отрапортовать о проделанной работе в Москву.
По делу Ленминводторга были осуждены более 50 человек, а по делу Никульцева - 26. Пресса не скупилась на похвалы в адрес бдительной и расторопной прокуратуры. А вот об обратном процессе - возвращении из мест заключения невинно осужденных по этим делам и их реабилитации, - газеты не сообщали. В своих прежних должностях были восстановлены опера ОБХСС, в вину которым ранее вменялись обеды в ресторанах. Следствие полагало, что этими обедами расплачивались с милиционерами за их услуги работники Ленминводторга. Сами же услуги документально не подтверждались.
По делу же начальника УТРО Куйбышевского района был реабилитирован Василий Храбров, успевший, впрочем, отсидеть свыше трех лет. Его восстановили в прежней должности начальника уголовного розыска Дзержинского района, с которой позже Василий Андреевич и ушел на пенсию. В материалах обвинительного заключения по делу Храброва фигурировал всего лишь один эпизод - ужин в ресторане непонятно за чей счет, о котором в прокуратуру сообщил... Никульцев. Следователь требовал от него все новых имен взяточников в погонах и грозил суровым приговором, вплоть до смертной казни.
Причины, по которым Никульцев выбрал для оговора именно Храброва, по-человечески вполне объяснимы. Занимая равноценные должности, они поддерживали между собою дружеские контакты и помогали друг другу по службе. Например, обменивались оперативной информацией в отношении интересовавших их объектов, совместно занимались расследованием совершаемых на подведомственных им соседних участках преступлений. По-видимому, Никульцев, оказавшись в следственном изоляторе по обвинению в преступлениях, за совершение которых ему грозил расстрел, просто позавидовал своему честному коллеге.
Падение начальника УГРО Куйбышевского района не было внезапным. Сам будучи хорошим спортсменом, членом спортивного общества "Динамо", он принимал активное участие в расследовании преступлений, совершаемых динамовцами. Среди этих спортсменов, кроме безобидных пьяниц, были и фарцовщики, и карманники. Кому-то из них Никульцев помог избежать ответственности (за согласие работать на органы), кто-то в благодарность пригласил его в ресторан... Каждый оперативник подвергается риску не устоять перед соблазнами (а иногда и угрозами) среды, в которой он работает, и майору Никульцеву эта задача оказалась не по плечу.
По признанию работников прокуратуры, все уголовные дела с участием более или менее значимых должностных лиц удавалось доводить до их логического конца (приговора суда) лишь потому, что сами обвиняемые по каким-либо причинам становились неугодными своим начальникам. В этом отношении характерен пример с квартирой дочери тогдашнего министра культуры Екатерины Фурцевой - ставшую неугодной министершу "протащили" по всем возможным комиссиям и заставили заплатить смехотворные суммы за ремонт квартиры, сделанный за казенный счет. Скандал положил конец карьере Фурцевой.
Секретарь Ленинградской партийной организации Фрол Козлов, имевший неосторожность нагрубить Хрущеву по телефону, вскоре был скомпрометирован "вовремя" подвернувшимся делом о золото-валютных махинациях ленинградских мошенников (следы этих махинаций терялись на подступах к обкому партии). Зарвавшихся, или позабывших поделиться номенклатурщиков не жаловали. Надзор же за деятельностью не в меру честных и ретивых работников прокуратуры и милиции, как впрочем, и всех остальных, осуществлял Отдел административных органов обкома КПСС. Жалобы с мест стекались в канцелярию Суслова, бессменного "серого кардинала" тогдашнего Политбюро, владевшего компроматом на тысячи партийцев. В крайнем случае, если дело не удавалось спустить на тормозах, следователя заставляли переквалифицировать состав преступления. Если же он не соглашался, дело передавалось более сговорчивому. Так что формально взяточников в Стране Советов не было. Попытки возбуждать дела по коррупционным статьям пресекались странным, по нынешним временам, вопросом: "Вы что, хотите сказать, что у нас есть взяточники?"
Возглавлявший в 1970-е годы Ленинградский обком КПСС Григорий Васильевич Романов сам частенько давал сотрудникам отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности указания о проведении расследования в отношении того или иного чиновника.
Как-то раз Романов позвонил начальнику отдела БХСС ГУВД Ленинграда и попросил обратить внимание на деятельность одного из крупнейших предприятий Ленинграда. Необходимо было проверить сведения из анонимки, касающиеся совершаемых руководителями предприятия хищений.
В течение нескольких дней оперативники наблюдали за автомашинами, вывозившими продукцию предприятия, а затем и проверили одну из них. Внешне и по документам все было, вроде бы, в полном порядке. Однако внимательный осмотр позволил выявить пересортицу. Вместо указанных в документах товаров третьего сорта, в кузове автомашины находились и товары первого сорта.
Следующий этап расследования был поручен молодому сотруднику, которого на этом предприятии никто не знал. Именно поэтому ему удалось совершенно спокойно взять со стола директора его ежедневник с подробной информацией обо всех махинациях. В результате оперативных мероприятий были выявлены все участники преступной цепочки: организаторы, сбытчики, а также те, кто опекал и прикрывал деятельность преступников - партийные деятели районного звена. Вместе с оперативниками во всех следственных действиях участвовал и специально присланный Романовым инструктор обкома.
Несмотря на собранные доказательства, в том числе личные признания подследственных, никто из подозреваемых к уголовной ответственности привлечен не был. Во время передачи дела в суд вновь позвонил Романов и приказал прекратить дело, а материалы следствия направить в обком. Что с ними стало в дальнейшем - неизвестно.
Милиционеры полагали, что Романов использовал материалы расследования для шантажа партийцев из районных организаций. Прекратились ли хищения на предприятии - сотрудникам УБХСС установить уже не позволили.
Как же вообще тогда возникали уголовные дела по коррупции и взяточничеству? Известно, что их возбуждали по заявлениям отдельных граждан. Однако о том, как это происходило в действительности, следователи, работавшие в те годы, предпочитают умалчивать. Дело не в том, что они все еще кого-то боятся. Страха уже нет. Вопрос в том, что получить заявление от гражданина удавалось лишь после многочасовых бесед в прокуратуре, перемежавшихся намеками и на гражданский долг советского человека, и на возможные "хорошие и нехорошие" последствия, и прочими вариациями кнута и пряника. На многих подобная тактика оказывала свое воздействие, но гораздо больше было тех, кто по-настоящему опасался мести начальственных лихоимцев. В любом случае такой подход, по мнению самих следователей, не вполне был в ладах как с законом, так и с моралью. Увы, все, кто знаком с процессуальными нормами, знают, что представляет собой выбивание признания (заявления) от будущих свидетелей или обвиняемых. Интересно другое - данную тактику работы советских следователей, берущую свое начало в 1917 году, взяли на вооружение и безусловно честные люди ради достижения единственной цели - усадить взяточника за решетку.
А фактов коррупции становилось все больше. Общество развитого социализма поставило все на свои места - чего стоила одна только выплата государству небольшой суммы, после которой советский еврей мог спокойно отъехать на свою историческую родину! Трудно квалифицировать это иначе, нежели завуалированную форму вымогательства взятки за выполнение целым государством общепринятых правовых норм. В 1972 году в одном из районных судов Ленинграда слушалось дело сотрудника Пулковской таможни. Сметливый таможенник ловко использовал сложное положение отъезжавших на историческую родину советских евреев. Чтобы беспрепятственно вывезти честно нажитое с собой, им приходилось делиться с таможенником частью добра. Страж государственных интересов даже не утруждал себя внешним осмотром вывозимого багажа. Просто брал свою десятину. Поборы на границе завершились для него лагерным сроком и вынужденным отъездом в Сибирь.
По городу ползли слухи и об иных злоупотреблениях. В брежневские времена широкое распространение получила система торговли на сертификаты. Эти заветные бумажки (а на самом деле - просто настоящие деньги, действительно обеспеченные необходимой товарной массой) позволяли их счастливым обладателям вне очереди приобрести кооперативную квартиру, обзавестись импортным магнитофоном и модной одеждой. Столь неуклюжим образом (однако весьма выгодным для государства) отчасти решалась проблема тотального дефицита товаров и услуг - купить сертификаты, конечно, с рук, мог каждый, а к оплате их принимали не только в вожделенных для обывателей "Березках", но и во многих других магазинах города Ленинграда.
Одеждой на сертификаты торговали в ДЛТ, а модные тогда румынские гарнитуры можно было приобрести в Доме мебели на проспекте Маршала Говорова. Безусловно, этой исключительно выгодной ситуацией не могли не воспользоваться люди, через руки которых ежедневно проходили дефицитная мебель и сертификаты. В 1969 году с поличным взяли директрису Дома мебели, весьма импозантную даму с крайней степенью уверенности в себе. За деньги она прокручивала определенные манипуляции с сертификатами, часть которых шла мимо государственного кармана прямиком в карманы к желающим эти сертификаты приобрести. Во время обыска у нее дома, сразу же после задержания, работники прокуратуры и понятые были поражены обилием ценностей, львиную долю которых составляли золото и бриллианты.
На первом же допросе (все в тот же злополучный для дамы день - умели же работать правоохранительные органы!) директриса, то ли ошеломленная крахом своего беспечного житья и потерей несметных сокровищ, то ли под воздействием проникновенной беседы со следователем, призналась во всех грехах и подписала свои показания. Расчувствовался и следователь - дело почти готово! - и на радостях отпустил бедную женщину домой к больному ребенку до утра следующего дня, несмотря на имевшееся у него постановление об аресте, подписанное прокурором Кировского района. Как и следовало ожидать, коварная дама утром в прокуратуру не явилась. Зато ее муж отправился в горпрокуратуру с заявлением, что путем шантажа и угроз следователь вынудил его жену признаться Бог знает в чем. Благодаря этому трюку эпизоды почти состоявшегося дела уже не могли являться предметом судебного разбирательства деяний ловкой работницы прилавка. Следствию пришлось все начинать заново. Ситуация повторилась спустя всего несколько месяцев, но следователи уже были готовы к возможным проявлениям коварства со стороны ушлой дамочки. На этот раз ее задержание прошло без сучка и задоринки.
К моменту передачи дела в суд подозреваемая нашла общий язык со следователями и даже принесла свои извинения за прошлый инцидент. Директрису приговорили к внушительному сроку и запретили занимать в дальнейшем материально-ответственные должности в системе торговли. По оглашении приговора дама благополучно отбыла в один из вологодских лагерей и вернулась оттуда спустя пять лет. Но и ранее ошеломленные работники правоохранительных органов сталкивались с ней на ленинградских проспектах властью начальника лагеря ей предоставлялись отпуска, скажем, чтобы навестить вновь захворавшего сына... То ли в лагере она стала "агнцем Божьим", то ли не все сокровища подверглись конфискации, то ли еще по какой причине, но этой поблажкой она пользовалась достаточно регулярно. Так или иначе, в ее карьере директора торгового предприятия была поставлена жирная точка.
В конце шестидесятых годов сотрудники ленинградского УБХСС занимались еще одним делом, связанным с предметами дефицита. Из агентурных источников поступила информация о том, что в Ленинграде действует организованная группа, занимающаяся хищениями "фондов" в особо крупных размерах. Фонды представляли собой определенные количества дефицитных материалов, направляемых по строго определенным адресам.
Группа занималась вывозом выделенных в фонды материалов из Ленинграда в Краснодарский край. Руководил группой бывший сотрудник Комитета государственной безопасности. Не являясь работником партаппарата или руководителем какого-либо предприятия, он пользовался своими связями и наладил поставки остродефицитных запчастей и стройматериалов в районные центры и станицы Краснодарского края. Желающих получить фондируемые изделия было так много, что в специальном поиске покупателей не было необходимости. Руководители районных и областных центров платили крупные суммы денег только за то, что "фонды" поступали именно к ним, одновременно, впрочем, оплачивая и сами товары по завышенным ценам.
Оперативники выявили участников группы, действовавших в Ленинграде, и их связи в Краснодарском крае. Вставала задача получения документов, подтверждающих известные следствию факты хищений. Это можно было сделать только в тех районных центрах и станицах, куда поступали дефицитные товары. Двое бывалых оперов выехали в Краснодарский край. Из показаний основного подозреваемого (чиновника, распоряжавшегося "фондами") им было известно о хорошо организованном прикрытии деятельности преступников со стороны не только партийных органов, но и местных теневых деятелей и воровских элементов. Однако обэхаэсэсовцы тогда еще не осознавали всей опасности предстоящей поездки.
Направившихся в Краснодарский край милиционеров там уже ждали. Нужные люди были заранее оповещены о приезде оперов из Ленинграда, хотя информация об этой поездке хранилась в глубокой тайне. Преступники полагали, что смогут договориться с ленинградской милицией полюбовно, и поэтому не предприняли никаких мер по сокрытию следов своих преступлений. Операм удалось изъять необходимые документы и вывезти их в надежное место. На встречу с ценным для следствия свидетелем они выехали в одну из станиц. Для возвращения в город им пришлось воспользоваться "Волгой" одного из районных руководителей. В машине же находились преступники, предполагавшие, что изъятые документы опера возят с собой. Только чудом милиционерам удалось добраться до города и вылететь затем в Ленинград. Подследственные удивлялись тому, что оперативники сумели выбраться из Краснодарского края живыми, с документами и показаниями свидетелей.
Собранные материалы были переданы руководству БХСС, которое готовилось отчитаться по результатам расследования. Обратно в отдел дело уже не вернулось. Оперативники, занимавшиеся этим делом, припоминают, что никто из подследственных не был привлечен к уголовной ответственности. Вероятно, проявило заинтересованность к личности руководителя преступной группы то ведомство, в котором до этого он работал.
Сами милиционеры высказывали такое мнение об этом деле. Без налаженных преступниками поставок фондируемых материалов из Ленинграда в колхозы и совхозы Краснодарского края могли возникнуть серьезные проблемы со сбором урожая и, тем самым, пострадали бы государственные интересы. Получателями "фондов" руководило не стремление к личной выгоде, а своеобразно понимаемый долг перед государством и обществом.
Основой для следующего дела эпохи развитого социализма (1970-е годы) вновь послужили деяния ленинградских стражей порядка. В очередной раз "органы оказались не правы". На скамью подсудимых попали три представителя славной ленинградской милиции. Возглавлял группу майор, секретарь парторганизации 7-го отделения милиции. Вместе с ним по делу проходили старший оперуполномоченный и просто оперуполномоченный из того же отделения. Уже позже, когда настоящая эпопея борьбы следователя прокуратуры со всесильными тогда органами закончилась отъездом группы в места весьма отдаленные, выяснилось, что и причины-то настоящей для этого нашумевшего тогда дела никакой не было. Завязка была проста. Некий гражданин, возвращаясь с работы, слегка расслабился с приятелями, а придя домой, завалился спать. Поутру в состоянии горького похмелья он подвергся жесткому допросу своей супруги по поводу вчерашних событий. Не в его пользу говорил факт утраты перчаток, судьба которых так взволновала жену. Чтобы отвязаться от назойливой женщины, а может быть, и вызвать ее сочувствие, гражданин поведал ей тут же сочиненную жуткую историю о страшных ночных грабителях, отобравших у него перчатки. Конечно, он вел себя героически, и добычей негодяев стали только жалкие перчатки, а не пальто или тем паче кошелек. Жена, возбужденная мужественным поведением супруга и стремясь, вероятно, к торжеству справедливости, немедленно поволокла его в 7-е отделение милиции, где ему ничего не оставалось, кроме как написать заявление о якобы имевшем место грабеже. К счастью, угрызения совести заставили его позже забрать свое заявление. Но дело уже приняло крутой оборот, ибо в тот же день доблестные стражи порядка задержали троих чем-то вызвавших их раздражение подростков. Путем длившихся несколько часов избиений, сопровождаемых угрозами и шантажом, парторг 7-го отделения выбил у мальчишек признание в ограблении гражданина. Томиться бы несчастным подросткам в колонии для малолеток, да, на счастье, одному из них удалось сообщить о произволе в прокуратуру. Там к сигналу отнеслись серьезно.