Ветер пошевелил листву. Прошуршал... Звук был почти не слышен. Такой звук бывает, когда проводишь рукой по затянутой в капрон ноге... ты почти сходишь с ума от этого звука. И глаза смотрят на тебя в упор. Дерзкие глаза самой красивой девочки из десятого "а".
Ветер прошуршал по опавшим листьям. Я выщелкнул за окно окурок. Красный огонек прочертил в рассветном сумраке кривую траекторию, брызнул снопом искр... Желтое пятно в начале проспекта стремительно приблизилось, приобрело форму "Волги" с плафоном на крыше.
Тускло блестело лобастое стекло, блестел хромированный радиатор... там, за стеклом, сидела самая красивая девочка из десятого "а". Позавчера ей исполнилось тридцать семь. Я мигнул дальним светом.
"Волга" притормозила, заложила крутой поворот через разбитые трамвайные пути, остановилась в нескольких метрах от моей "копейки"... Самая красивая девочка поставила на асфальт ноги в дорогущих туфлях. Ноги, обтянутые шуршащим капроном... Двадцать лет назад ты поцеловал эти ноги. И дерзкие глаза смотрели так, что ты сходил с ума... Всего каких-то двадцать лет назад. "Нельзя,- сказала она, когда твои руки скользнули выше, коснулись кожи над резинкой чулка,- нельзя, Сережа... не надо".
Всего-то двадцать лет... семь с чем-то тысяч дней... полжизни.
...Тридцатисемилетняя женщина в дорогущем кожаном плаще стояла на пыльном асфальте, растерянно смотрела на меня. Желтая "Волга" рыкнула движком, уехала. Я вылез из своей развалюхи.
***
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- Я опоздала?
- Как всегда...
- Да... действительно... Пригласишь в машину? Зябко.
- А?.. Да. Конечно... да.
Ветер прошуршал по листве... зябко... бабье лето. Мы сели в машину. Я пустил движок.
- У тебя есть сигареты?
- Да, конечно... Не знал, что ты куришь...
- Я, собственно, почти не курю...
Щелчок зажигалки... ярко-алые губы, сжимающие сигарету... морщинка... Семье чем-то тысяч дней... "Ты во Внукове спьяну билета не купишь, чтоб хоть бы пролететь надо мной".
- Владик пропал, Сергей...
- Это я понял... Но чем я-то могу тебе помочь?
- Но ты же мент... то есть... ты же...
Сергей, помоги мне.
- Я бывший мент, Вера... И почему ты считаешь, что произошло нечто худое? Может, просто загулял?
- Его нет больше суток... его убили.
- В милиции ты уже была?
- Да... да. Там никому ничего не нужно. Там., они там... они... там...
И она заплакала... Она заплакала. Уронила сигарету и заплакала, как плачут бабы во всем мире. Вмиг ничего не осталось от облика аристократичной петербурженки... самая красивая девочка с дерзкими глазами рыдала взахлеб, текла по лицу косметика, дымилась на резиновом коврике сигарета. Серое небо над Наличной улицей клубилось облаками с Балтики... и плакала женщина.
***
Вот так началась для меня эта история... Впрочем, нет, началась она по-другому.
Вчера, когда я закончил возиться с бумагами, потянулся, закурил и подумал: хватит на сегодня,- в кабинет вошел Шеф.
- Хорошо, что ты на месте,- сказал Шеф.- Дело есть.
С Обнорским я познакомился в Нижнем Тагиле, но эта совсем другая история...
- Дело есть,- сказал Шеф.
- На миллион?- спросил я. Работать сегодня мне уже совершенно не хотелось.
- На сто баксов,- ответил он.- Пока... а потом, может, и побольше настучит.
- О'кей. А в чем дело?
- У меня сейчас дамочка сидит, жена нового одного. Так вот этот новый пропал. Ментам, сам понимаешь, наплевать.
Ей посоветовали обратиться к нам...
- Понятно,- вздохнул я.- Давно пропал?
- Сутки.
- Ну так, может, бухает где... мы-то при чем?
- При том, что есть возможность заработать сотню-другую долларов. Пойдем, познакомишься с тетей. Я ей отрекомендовал тебя в высшей степени.
- Ну пойдем... познакомимся. За сто баксов можно и познакомиться.
Мы прошли по опустевшим к вечеру коридорам Агентства и вошли в кабинет Шефа. У окна стояла женщина. Она стояла спиной к нам... я не видел ее почти семнадцать лет... но узнал сразу.
- Вот, Вера,- сказал Обнорский,- познакомьтесь...
Она обернулась, глаза встретились.
- ...А ты чего встал в дверях? Проходи, Серега... вот, познакомьтесь: один из лучших наших сотрудников, в прошлом опер уголовного розыска Сергей Ложкин.
У меня заколотилось сердце... как тогда... Глаза Верины смотрели на меня изумленно и спрашивали: ты? Это ты?
Кроваво горела рябина осенью семьдесят девятого... Это - ты?.. Да. А ты - это ты?
- А это, Сергей, Вера... У нее проблема, и ей нужно...
Обнорский посмотрел на Веру, осекся.
Потом посмотрел на меня и снова на нее... И что-то понял. Иногда меня пугает эта его способность понимать то, о чем еще не сказано.
- Вы знакомы?- спросил Обнорский с интересом.
- Немного,- сказал я. У меня пересохло горло... как с похмелья.
- Здравствуй, Сережа,- сказала Вера.
- Ну вот и отлично,- бодро произнес Андрей.- Вы тогда сами обо всем и поговорите. Договорчик на проведение журналистского расследования оформим завтра, деньги - в бухгалтерию.
Вера кивнула. И я узнал этот наклон головы... впрочем, я и не забывал его никогда... Андрюха еще что-то говорил. Вера кивала. Я стоял истуканом. За окном опускались сумерки.
Вот так для меня началась эта история.
Хотя... и это неправда. На самом деле она началась, когда...
***
...Двадцать лет назад, в семьдесят девятом, Владик Завьялов первым достал двойник "Пинк Флойд"... Это было круто!
У Владика все и всегда появлялось у самого первого. Папа у Владика был какой-то шишкарь. Чтобы Владик не фарцевал, папа все ему сам добывал. Джинсы, билеты в "Октябрьский", японские "Сейко", жевательную резинку...
- "Стена",- сказал Владик,- двойничок "Пинк Флойд". Папахен и мамахен сваливают на дачу... В восемнадцать ноль-ноль (Ах, "Сейко" на руке!), папрашу без опозданий!
- Я, наверно, опоздаю,- сказала самая красивая девочка.
- А когда ты не опаздывала, Верунчик?- сказал Владик.- Ждать не будем.
А я сказал:
- Я за тобой, Вера, зайду.
- На фиг,- сказал Владик,- вы с Сашкой обеспечиваете бухалово. На Карпинке у лесочка есть "Тамянка".
На Карпинке у лесочка мы с Сашкой взяли портвейна. Из экономии. Чего за "Тамянку" два тридцать платить? Мы взяли портвейна и пошли к Владику. Посудины "ноль семь" оттягивали карманы.
По дороге встретили Маринку, пошли вместе.
- Восемнадцать оборотов, Марина,- сказал Сашка, поглаживая себя по оттопыривающемуся карману.
- Опять вермуть какую-нибудь взяли?
- Обижаешь, Мариша,- солидно ответил Сашка,- три семерочки. Напиток интеллигентных людей.
- Ну ты стебок, Стариков,- сказала Маринка.- Я стебаюсь!
Алели рябины... как здорово алели рябины в сентябре семьдесят девятого года!
Я сорвал одну гроздь.
- О...- сказал Сашка,- рябина - это хорошая закусь.
- Ты что же думаешь? Он рябину на закусь сорвал?- сказала Маринка.Нет, Саня, он эту рябинку Верочке хочет принести... А Верочка не клеится... Верочка на Владика запала. Ой, круто запала!
Я ничего не ответил. Я начал ощипывать и бросать в рот ягоды. Они были горькими.
...А Вера почти не опоздала... мы даже не успели выпить. Маринка делала бутерброды, Владик сидел у пианино, тренькал, напевал: "Рок-энд-ролл мертв... а я еще нет... Рок-энд-ролл мертв..."
- Кстати,- сказал Сашка,- сегодня сорок дней.
- Чего сорок дней?
- Сорок дней, как погиб "Пахтакор".
Они одиннадцатого августа гробанулись.
- Ну ты стебок, Стариков... Я стебаюсь!
- А ведь точно,- сказал Владик, отрываясь от инструмента.- Сорок дней... надо за это вмазать.
Он снова положил руки на клавиатуру, спел:
- "Пахтакор" мертв... а я еще нет.
- Нуты стебок, Владик... Я стебаюсь.
В прихожей мелодично пропел гонг. Маринка сказала:
- Кажется, наша королева пришла... вдвоем открывать побежите, сопернички?
- Я открою,- сказал я.
- ...а я-а еще нет,- спел Владик.
Я вышел в прихожую. Снова пропел гонг. С календаря смотрела Пугачева, тренькало пианино... Я открыл дверь...
Самая красивая девочка десятого "а" сказала:
- Привет... я не опоздала?
Она сказала: привет... и у меня забилось сердце. До сентября двухтысячного года оставалось еще больше семи тысяч суток... но тогда я этого не знал. Не мог знать. А если бы мог - не поверил.
- ...Итак, дорогие товарищи,- торжественно произнес Владик,- зачем мы сегодня собрались?
- Бухать,- сказал Сашка.
- Ну, Стариков, ты стебок...- сказала Маринка.
- Нет, дорогой товарищ... Сегодня мы собрались, чтобы послушать альбомчик "Стена", написанный группой английских товарищей под руководством Коммунистической партии Советского Союза и Генерального секретаря Центрального Комитета дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева лично.
- Бурные, переходящие в овацию аплодисменты,- сказал Сашка.- Весь зал в едином порыве встает. Следует, конечно, добавить, что овация продолжалась несколько минут, но у нас на это времени нет. Потому как мы собрались бухать.
- Правильной дорогой идете, товарищи!
Из динамиков заморской стереосистемы "Филипс" пошла мощная волна звука.
Портвейн "Три семерки" прокатился по пищеводу. Нам было по шестнадцать... мы еще ничего не понимали. Я смотрел в дерзкие глаза на разрумянившемся от портвейна лице. Я погибал.
- Вот когда мы встретимся через год...
- Э-э... через год мы все будем в стройотрядах... штудиусы.
- Э-э, ребята, кстати... следующий год! Он же необычный. Он олимпийский!
- Ну и что? Этих олимпийских - каждые четыре года. Будет вам и восьмидесятый, и восемьдесят восьмой, и даже двухтысячный.
- Ну... до двухтысячного еще дожить надо.
- А в двухтысячном сколько же нам всем будет?
- Нам будет по тридцать семь.
- Ну ты стебок! По тридцать семь?
Я стебаюсь... сто ко не живут.
- Живут,- сказал Владик.- В двухтысячном году я буду человеком с положением... сделаю нормальную карьеру... все у меня будет.
- Ну ты стебок,- сказал Сашка Маринкиным голосом.
До двухтысячного года оставалось немногим больше семи тысяч суток. Всего половина жизни... мелочь.
***
- Хорошо,- сказал я.- Давай по порядку, Вера.
- А... с чего начать?
- Чем занимается твой выдающийся муж?
- А ты что - не знаешь?- спросила она с удивлением.
- Владик, конечно, великий человек... и я, разумеется, просто обязан знать о его биографии все... Но, понимаешь ли, Вера, последние пять лет я провел в Нижнем Тагиле, а тамошние газеты ничего о Владике не писали. Странно... не правда ли?
- Зачем ты так, Сергей?- спросила она. А потом без всякой логики добавила: - Я сильно состарилась? Страшная стала?
- Нет,- ответил я.- Ты самая красивая девочка из десятого "а".
- Ты все еще меня любишь?
- Нет... Так чем занимался Владик?- сказал я. Слава Богу, она не обратила внимания на то, что вопрос поставлен как о мертвом.
- Понимаешь, Сергей... после того, как все рухнуло... ну, развал Союза, ГКЧП это и прочее... Владик, как и все, стал заниматься бизнесом.
- Понятно... как и все - бизнесом.
- Наркотики? Оружие?
- Не надо, Сережа... не надо иронизировать. Это ты всегда был упертый, как танк. А нормальные люди хотят нормально жить, зарабатывать.
- Ну такой уж я стебок... А что за бизнес?
- Основное направление - автосервис.
Ремонт, запчасти, обслуживание. А сейчас ребята затеяли построить мощный автоцентр, взяли землю в аренду, вложили в это дело бабки.
- Много?
- Около трехсот тысяч баксов... для начала.
- Ого! Не слабо... Ты сказала: ребята. У него есть партнеры?
- Да, конечно... Костя и Казбек. Нормальные мужики.
- Костя и Казбек... понятно.
- Сережа, что тебе понятно? Что понятно? Позавчера вечером Владик вышел из дому, сказал - по делу... И все - нет.
Пропал. Вот это тебе понятно?
- Да... он сказал, куда поедет? К кому? Зачем?
- Нет.
- А ты не спросила?
Она беспомощно пожала плечами.
- Ясно... Знакомых, партнеров и так далее ты всех обзвонила?
- Да, конечно... никто ничего не знает.
- Он уехал на машине?
- Да... "форд-скорпио"... новый... номер...
Я задавал вопросы механически. Она механически отвечала. Я задавал положенные вопросы и думал о полоске кожи над резинкой чулка... Серые облака плыли над Наличной улицей. Расплывшаяся косметика превратила лицо в уродливую клоунскую маску... "Ты все еще меня любишь?" - "Да! Да, я безумно тебя люблю!"
- Скажи, Вера... а любовницы у Владика не было?
- Ты что, Сережа! Какая любовница?
Ты меня удивляешь.
- Да я и сам на себя порой удивляюсь... Извини, Вера, просто я такой вот циничный мент. И мой ментовский опыт подсказывает мне, что во всех этих делах есть три определяющих фактора: деньги, бабы, водка... В девяти случаях из десяти все бывает именно так.
- Ты,- сказала она,- ты просто ревнуешь... ты завидуешь ему.
"Завидовать-то, пожалуй, нечему",- подумал я.
И в этот момент в Вериной сумочке запиликал телефон.
А завидовать-то, пожалуй, и нечему.
***
...Портвейн кончился. И тогда Владик достал из бара модной мебельной стенки "Вега" бутылку виски.
- Вот,- сказал он,- виски! Папахену подарили... сейчас мы бухнем как белые люди!.. Это вам не "Три семерки".
- Ну ты стебок,- восхищенно сказала Маринка.
- Виски нужно пить с содовой,- сказала Вера.
- Ерунда... настоящие ковбойцы пьют в чистом виде,- сказал Сашка.Слабо, Владик?
- Нет, Шурик, не слабо... Учитесь, пока я жив, детишки.
Владик отвернул винтовую пробку с непривычного вида бутылки... Девочка с дерзкими глазами сказала:
- И я тоже... я тоже выпью чистого.
- А остальные члены нашей комсомольской организации?- спросил Владик. Я пожал плечами: наливай. Сашка кивнул: наливай. И только Маринка сказала:
- Я не буду.
- Четверо - за, воздержавшихся - один. Па-а-ехали.
Владик налил в фужер коричневатую жидкость. Я бросил в свой фужер ягодку рябины.
- А за что пьем?- спросил Сашка.
- За дам,- ответил Владик.- Попрошу джентльменов встать.
Шел семьдесят девятый год. Нам было по шестнадцать, мы казались себе взрослыми, умными и очень крутыми... Мы - джентльмены - встали. Девочка с дерзкими глазами смотрела на Владика. Красная ягода рябины в фужере с виски...
- За дам!
- Ну вы ва-а-ще стебки!
Рябинника скользнула в пищевод... дыхание у меня перехватило. Прямо напротив меня стоял с раскрытым ртом Сашка. Вид у него был изумленный... наверное, у меня тоже. И у Владика. И у Веры... но все же мы не умерли. Мы закусили и выжили.
- Ну, как виски?- спросила Маринка.
- Ничего виски,- ответил Владик.
- Ага,- сказал Сашка,- ничего особенного... виски - оно и есть виски. А, Серега?
- Да,- сказал я. Меня уже накрывала какая-то горячая волна. И голоса ребят как бы плыли, отодвигались...
- Ну,- сказал Владик,- как говорят у нас в Шотландии: между первой и второй перерывчик небольшой. Предлагаю повторить. Есть возражения?.. Нет. Па-аехали.
Он снова налил виски.
- Хи-хи-хи,- захихикал Сашка и потер руки.- Ты, Владик, стебок.
- Нормально?
- Ну!
Мы выпили. И стали закусывать рябиной.
- А что ты отцу скажешь, Владик?- спросила Маринка.- Про виски?
- Папахену-то? А... придумаю чего-нибудь... испарилось, скажу.
- Хи-хи-хи... испарилось! Хи-хи-хи... ну ты стебок.
- Испарилось! Нормально?
- Ну!
Я тоже смеялся. И Вера смеялась своим глубоким сопрано. Нам было хорошо... мы были пьяны. Рябина казалась безумно вкусной.
- Надо будет побольше рябины запасти на зиму,- сказал Сашка.
- Ага... рябина хорошо под виски идет,- согласился Владик.- Сейчас мы пойдем запасать рябину... Мы только вмажем по третьей и все пойдем запасать рябину.
- Я не буду,- сказал я.
- И я не буду,- сказала Вера.- И ты, Владик, не пей.
- Все будут пить! Сила советской комсомолии в кол-лек-ти-визме!
Владик начал разливать виски. Я накрыл свой фужер рукой.
- Ты чего, Серый? Это же виски!
- Я не буду... И тебе не надо.
- Ты чего, учить меня будешь?
- Нет, не буду.
- А мне кажется: ты собрался меня поучить. Так?
Я промолчал.
- Давай сюда, Верка, свою посудину,- сказал Владик.- Налью.
- Влад, не надо.
- Еще и ты будешь меня учить?
Влад пьянел на глазах... Взгляд его сделался стеклянным, движения резкими. Таким я его еще не видел.
- Ладно,- сказал Влад.- Ладно... хрен с вами. Я сам выпью. Мы вот с Саней выпьем. Да, Саня?
И они с Саней выпили. И Влада понесло:
- А на хрен вы тут сидите, раз не пьете?
- Мы можем уйти,- сказал я. Вера кивнула.
- Ты-то можешь, а вот ее я не отпускаю.
- Влад, что ты несешь?
- Я не несу... я раз-го-ва-ри-ваю... я тебя, Верка, предупреждаю! Чего ты из себя тут корчишь? Рассказать, что было на даче?
- Влад!- выкрикнула Вера.
- А... Влад! Ну, рассказать, как мы в постельке барахтались?
- А ты подонок, Влад,- сказал я.
- Ну ты стебок,- сказала Маринка непонятно про кого.
- Подонок? Я подонок? А ну пошел вон из моей квартиры, урод. Валите все отсюда, кроме Сани...
- Ну и слава Богу,- сказала вдруг Вера.- Пойдемте, ребята?
- Все валите,- заорал Влад и ударил кулаком по столу. Попал по фужеру. Тонкое стекло лопнуло, из руки обильно хлынула кровь. Вскрикнула Маринка.
- Во, кровь!- сказал Саня.
- Нужно перевязать,- сказала Вера.
- Вали, вали... без сопливых скользко... Саня перевяжет.
И мы ушли. На улице было уже темно, сыпался мелкий дождь. Листва блестела в свете дождя. Мы остановились под фонарем. Настроение было гнусное. Как будто тебе плюнули в лицо.
- Ладно,- сказала Маринка,- я пошла... пока, стебки.
И она ушла, засунув руки в карманы куртки.
- Погуляем?- спросил я неуверенно.
- Дождь,- пожала плечами Вера.- И, если честно, нет настроения.
- Давай пойдем на площадку... спрячемся в "теремке".
- А у тебя сигареты есть?
- Есть... кажется.- Я пошарил по карманам и достал пачку "Родопи". Выяснилось, что сигарета последняя.- Во!
Есть... ты же не куришь.
- Вот и хочу попробовать...
- Как знаешь,- ответил я.
И мы пошли на детскую площадку с песочницей, уродливой горкой и теремком. Теплый сентябрьский вечер на излете бабьего лета сочился дождем, а рядом со мной сидела самая красивая девушка на свете. Я прикурил сигарету и передал ей. Тогда, в семьдесят девятом, я еще не слышал "Окурочка", и слова "...сам пьянел от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком" были мне неизвестны. Но именно так я ощущал...
"...Я пьянел от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком..."
Дым сигареты смешивался с ароматом духов, лицо и губы освещались при неумелых затяжках... Я пьянел! И даже сейчас, через двадцать лет, через семь с половиной тысяч дней, мне все еще кажется, что я сижу рядом с ней в этом теремочке... шуршат листья, дымится последняя в пачке сигарета.
...Из подъезда Владиковой кооперативной девятиэтажки вышли Владик и Сашка. Оба покачивались, оба несли по ведру.
Правая рука Владика была кое-как перебинтована.
- У-у, там места рябиновые,- горячо и громко говорил Сашка.
- Точно рябиновые?- строго спросил Владик.
- Рябиновые! А ягода, знаешь, какая крупная?
- Ну... какая, например?
- Во!- Сашка показал рукой нечто размером с картошину.
- Это нам подходит,- сказал Владик.
Пошатываясь, наши одноклассники прошли мимо нас.
- Там рябиновые места,- продолжал рассуждать Сашка.- Крупная ягода! А вкус!
- Да... каков у нее вкус?
- И-зу-мительный,- торжественно сказал Сашка, побрякивая оцинкованным ведром.- Раз попробуешь - потом тебя за уши не оттянешь. Это у нас строго!
- Эх, надо было рюкзак взять.- сказал Владик.
- Зачем?- спросил Сашка и икнул.
- Как - зачем?- удивился Владик.- Мы бы набрали по ведру, пересыпали в рюкзак и еще набрали бы по ведру.
Шаги, голоса, бряцанье ведер потихоньку стихали.
Места там рябиновые.
***
В сумочке у Веры заверещал телефон.
И я вдруг подумал: а что, если это звонит Владик?.. Теперь уже, конечно, не Владик, а Владислав Игоревич. И все вопросы отпадут автоматом.
И Вера, видимо, подумала то же самое.
Она посмотрела на меня своими огромными глазами. Оттуда, из глубины двора на Гражданке. Я посмотрел на часы - 6.32.
Если телефон звонит в седьмом часу утра... что-то ведь это означает?
Она откинула крышку сумочки, взяла изящную, миниатюрную трубку. Снова растерянно посмотрела на меня. Я пожал плечами.
- Алло! сказала Вера в трубку.
И лицо ее изменилось, потускнело. Я понял, что чуда не произошло. Чудеса вообще случаются очень редко. Один раз на одну человеческую жизнь. Или чуть-чуть реже... Один раз на миллиард человеческих жизней.- Где?спросила Вера.- Спасибо... спасибо, едем.
Она выключила телефон и повернулась ко мне:
- Машина нашлась... наш "форд".
Стоит на стоянке возле бассейна "Спартак".
- Поехали,- сказал я.- Посмотрим.
Я включил передачу, и мы поехали.
- Быстрее можно?- нервно спросила она. Я подумал, что спешить-то нам особо некуда... но не сказал.
- Кто нашел машину?
- Костик... Костя Базаров. Он в тех местах по утрам бегает. Он - один из партнеров мужа.
- Рановато Костик Базаров бегает.
- Какое это имеет значение?
- Возможно, никакого... Машина, как я понимаю, закрыта?
- Не знаю. Это не важно - ключи у меня есть. Специально взяла... как чувствовала.
- Хорошо.
- Чего же хорошего-то, Сережа? Мне не машина эта сраная нужна... мне муж нужен.
Утром, по пустому городу, мы доехали быстро.
Здоровенный, почти двухметровый, Костик Базаров с маленькой таксой на поводке встретил меня подозрительным взглядом. Он был в шикарном спортивном костюме и, как и положено бизнесмену, с сотовым... Моя "копейка" со сгнившими порогами, моя потертая кожаная куртка явно господину Базарову не очень понравились. Такса была настроена более дружелюбно, виляла своим куцым хвостом.
Вера представила нас друг другу:
- Константин. Партнер и друг Владика... Сергей, наш общий с Владиком друг... еще со школы... милиционер.
- Бывший,- добавил я.
Константин сказал: очень приятно. Но, кажется, приятно ему было не очень.
Черный, новенький "форд-скорпио" за спиной бизнесмена выглядел игрушечкой. Мигала красная точка на "торпеде" - сигнализация. На переднем сиденье лежал сотовый телефон - неосторожно. Запросто разобьют стекло и украдут.
- Открывай, Вера.
Она вытряхнула на капот моих "Жигулей" все содержимое сумочки: косметическую дребедень, ключи от квартиры, телефон и прочее, прочее, прочее.
- Вот!- она протянула мне брелок.
Руки у нее слегка дрожали.
Я взял, нажал... "форд" дважды пискнул, мигнул "габаритами", щелкнул центральный замок... и я распахнул дверцу.
- Вообще-то, в таких случаях требуется участие эксперта-криминалиста,сказал я.- Будем вызывать?
- Не будем,- устало выдохнула Вера.
- Ну-ну... телефончик его?- спросил я.
- Наверно, его... это легко проверить.
- Да, конечно... ну-ка, наберите его номер.
Константин быстро пробежался по клавиатуре своего телефона... лежащий на переднем сиденье "Эриксон" бизнесмена Завьялова начал наигрывать какую-то мелодию. Вера смотрела на мурлыкающий "Эриксон" немигающими глазами... Звонок на ТОТ СВЕТ? Очень даже вероятно... очень.
Телефон мурлыкал. Три человека и собака смотрели на него.
- Прекратите,- выкрикнула Вера.
***
Наши замечательные одноклассники с ведрами удалились - держись, рябина! Мы смотрели им вслед... или мы не смотрели им вслед.
- Оставь докурить,- негромко сказал я.
- А... да. Не пойму, чего хорошего в этой отраве?- ответила она и протянула мне сигарету. Упал, рассыпался столбик пепла.
Я взял сигарету в губы и - ощутил привкус губной помады. И тогда я действительно чуть не сошел с ума. Сердце у меня заколотилось часто-часто... или, наоборот, остановилось?.. Этого я не помню.
- Вера,- позвал я хрипло.
- Что?
- Я тебя люблю.
Сколько раз потом я пожалел, что сказал эти слова. Но тогда я их сказал... мои слова рассыпались, как пепел... "Я пьянел от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком..."
- Я знаю, Сережа,- ответила она, когда пепел уже рассеялся.
- Выйдешь за меня замуж?- сказал я очередную глупость, а она взъерошила мне волосы и ответила:
- Сережка, нам с тобой по шестнадцать лет... О чем ты?
- Не сейчас... а потом, когда положено...
- Вот потом и разговор будет.
- А Владик?
- Что Владик?
- Владик спрашивал у тебя?
- Возможно...
- И что ты ему ответила?
- Серега, Серега,- покачала она головой,- запомни, что ревность мужчину не украшает.
Я вдруг понял, что она значительно старше меня, умнее... ОПЫТНЕЙ. От этого стало не по себе... неуютно. Несказанное вслух "нет!" не прозвучало, но оно ПОДРАЗУМЕВАЛОСЬ. От этого было тоскливо. У шестнадцатилетних свои катастрофы... они огромны.
- Я хочу тебя поцеловать,- сказал я.
- Утешительный приз? Конфетка для мальчика?- сказала девочка с дерзкими глазами. И засмеялась, и добавила: - Я тоже хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Сколько потом было у меня женщин? Влюбленностей и Любовей... Приключений... Интрижек... Романов. Внебрачных половых связей, как пишут в медицинских памятках "Венерические заболевания". ...Их было немало. Но никогда я не любил так, как в шестнадцать. Искренне, страстно и обжигающе. Впрочем, все это - пепел. Не надо, не надо, не надо бередить! И бредить - не надо. Все - пепел.
...И пьянеть от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком.
***
Кроме телефона в "форде" мы обнаружили полотенце и плавки. И то и другое - влажное... Что ж - рядом бассейн Под креслом я обнаружил еще одну штуковину... но о ней я Вере пока не стал говорить.
- А вы, Константин, каждый день здесь бегаете?
- В общем, да, по возможности...
- Значит, вчера вы "форда" здесь не заметили?
- А вот вчера я как раз не бегал... дождь шел.
- Ага, понятно... шел дождь...
- А вы, простите, Сергей, в каком отделе или службе милиции работали раньше?
Ветер прошуршал по опавшим листьям. Я выщелкнул за окно окурок. Красный огонек прочертил в рассветном сумраке кривую траекторию, брызнул снопом искр... Желтое пятно в начале проспекта стремительно приблизилось, приобрело форму "Волги" с плафоном на крыше.
Тускло блестело лобастое стекло, блестел хромированный радиатор... там, за стеклом, сидела самая красивая девочка из десятого "а". Позавчера ей исполнилось тридцать семь. Я мигнул дальним светом.
"Волга" притормозила, заложила крутой поворот через разбитые трамвайные пути, остановилась в нескольких метрах от моей "копейки"... Самая красивая девочка поставила на асфальт ноги в дорогущих туфлях. Ноги, обтянутые шуршащим капроном... Двадцать лет назад ты поцеловал эти ноги. И дерзкие глаза смотрели так, что ты сходил с ума... Всего каких-то двадцать лет назад. "Нельзя,- сказала она, когда твои руки скользнули выше, коснулись кожи над резинкой чулка,- нельзя, Сережа... не надо".
Всего-то двадцать лет... семь с чем-то тысяч дней... полжизни.
...Тридцатисемилетняя женщина в дорогущем кожаном плаще стояла на пыльном асфальте, растерянно смотрела на меня. Желтая "Волга" рыкнула движком, уехала. Я вылез из своей развалюхи.
***
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- Я опоздала?
- Как всегда...
- Да... действительно... Пригласишь в машину? Зябко.
- А?.. Да. Конечно... да.
Ветер прошуршал по листве... зябко... бабье лето. Мы сели в машину. Я пустил движок.
- У тебя есть сигареты?
- Да, конечно... Не знал, что ты куришь...
- Я, собственно, почти не курю...
Щелчок зажигалки... ярко-алые губы, сжимающие сигарету... морщинка... Семье чем-то тысяч дней... "Ты во Внукове спьяну билета не купишь, чтоб хоть бы пролететь надо мной".
- Владик пропал, Сергей...
- Это я понял... Но чем я-то могу тебе помочь?
- Но ты же мент... то есть... ты же...
Сергей, помоги мне.
- Я бывший мент, Вера... И почему ты считаешь, что произошло нечто худое? Может, просто загулял?
- Его нет больше суток... его убили.
- В милиции ты уже была?
- Да... да. Там никому ничего не нужно. Там., они там... они... там...
И она заплакала... Она заплакала. Уронила сигарету и заплакала, как плачут бабы во всем мире. Вмиг ничего не осталось от облика аристократичной петербурженки... самая красивая девочка с дерзкими глазами рыдала взахлеб, текла по лицу косметика, дымилась на резиновом коврике сигарета. Серое небо над Наличной улицей клубилось облаками с Балтики... и плакала женщина.
***
Вот так началась для меня эта история... Впрочем, нет, началась она по-другому.
Вчера, когда я закончил возиться с бумагами, потянулся, закурил и подумал: хватит на сегодня,- в кабинет вошел Шеф.
- Хорошо, что ты на месте,- сказал Шеф.- Дело есть.
С Обнорским я познакомился в Нижнем Тагиле, но эта совсем другая история...
- Дело есть,- сказал Шеф.
- На миллион?- спросил я. Работать сегодня мне уже совершенно не хотелось.
- На сто баксов,- ответил он.- Пока... а потом, может, и побольше настучит.
- О'кей. А в чем дело?
- У меня сейчас дамочка сидит, жена нового одного. Так вот этот новый пропал. Ментам, сам понимаешь, наплевать.
Ей посоветовали обратиться к нам...
- Понятно,- вздохнул я.- Давно пропал?
- Сутки.
- Ну так, может, бухает где... мы-то при чем?
- При том, что есть возможность заработать сотню-другую долларов. Пойдем, познакомишься с тетей. Я ей отрекомендовал тебя в высшей степени.
- Ну пойдем... познакомимся. За сто баксов можно и познакомиться.
Мы прошли по опустевшим к вечеру коридорам Агентства и вошли в кабинет Шефа. У окна стояла женщина. Она стояла спиной к нам... я не видел ее почти семнадцать лет... но узнал сразу.
- Вот, Вера,- сказал Обнорский,- познакомьтесь...
Она обернулась, глаза встретились.
- ...А ты чего встал в дверях? Проходи, Серега... вот, познакомьтесь: один из лучших наших сотрудников, в прошлом опер уголовного розыска Сергей Ложкин.
У меня заколотилось сердце... как тогда... Глаза Верины смотрели на меня изумленно и спрашивали: ты? Это ты?
Кроваво горела рябина осенью семьдесят девятого... Это - ты?.. Да. А ты - это ты?
- А это, Сергей, Вера... У нее проблема, и ей нужно...
Обнорский посмотрел на Веру, осекся.
Потом посмотрел на меня и снова на нее... И что-то понял. Иногда меня пугает эта его способность понимать то, о чем еще не сказано.
- Вы знакомы?- спросил Обнорский с интересом.
- Немного,- сказал я. У меня пересохло горло... как с похмелья.
- Здравствуй, Сережа,- сказала Вера.
- Ну вот и отлично,- бодро произнес Андрей.- Вы тогда сами обо всем и поговорите. Договорчик на проведение журналистского расследования оформим завтра, деньги - в бухгалтерию.
Вера кивнула. И я узнал этот наклон головы... впрочем, я и не забывал его никогда... Андрюха еще что-то говорил. Вера кивала. Я стоял истуканом. За окном опускались сумерки.
Вот так для меня началась эта история.
Хотя... и это неправда. На самом деле она началась, когда...
***
...Двадцать лет назад, в семьдесят девятом, Владик Завьялов первым достал двойник "Пинк Флойд"... Это было круто!
У Владика все и всегда появлялось у самого первого. Папа у Владика был какой-то шишкарь. Чтобы Владик не фарцевал, папа все ему сам добывал. Джинсы, билеты в "Октябрьский", японские "Сейко", жевательную резинку...
- "Стена",- сказал Владик,- двойничок "Пинк Флойд". Папахен и мамахен сваливают на дачу... В восемнадцать ноль-ноль (Ах, "Сейко" на руке!), папрашу без опозданий!
- Я, наверно, опоздаю,- сказала самая красивая девочка.
- А когда ты не опаздывала, Верунчик?- сказал Владик.- Ждать не будем.
А я сказал:
- Я за тобой, Вера, зайду.
- На фиг,- сказал Владик,- вы с Сашкой обеспечиваете бухалово. На Карпинке у лесочка есть "Тамянка".
На Карпинке у лесочка мы с Сашкой взяли портвейна. Из экономии. Чего за "Тамянку" два тридцать платить? Мы взяли портвейна и пошли к Владику. Посудины "ноль семь" оттягивали карманы.
По дороге встретили Маринку, пошли вместе.
- Восемнадцать оборотов, Марина,- сказал Сашка, поглаживая себя по оттопыривающемуся карману.
- Опять вермуть какую-нибудь взяли?
- Обижаешь, Мариша,- солидно ответил Сашка,- три семерочки. Напиток интеллигентных людей.
- Ну ты стебок, Стариков,- сказала Маринка.- Я стебаюсь!
Алели рябины... как здорово алели рябины в сентябре семьдесят девятого года!
Я сорвал одну гроздь.
- О...- сказал Сашка,- рябина - это хорошая закусь.
- Ты что же думаешь? Он рябину на закусь сорвал?- сказала Маринка.Нет, Саня, он эту рябинку Верочке хочет принести... А Верочка не клеится... Верочка на Владика запала. Ой, круто запала!
Я ничего не ответил. Я начал ощипывать и бросать в рот ягоды. Они были горькими.
...А Вера почти не опоздала... мы даже не успели выпить. Маринка делала бутерброды, Владик сидел у пианино, тренькал, напевал: "Рок-энд-ролл мертв... а я еще нет... Рок-энд-ролл мертв..."
- Кстати,- сказал Сашка,- сегодня сорок дней.
- Чего сорок дней?
- Сорок дней, как погиб "Пахтакор".
Они одиннадцатого августа гробанулись.
- Ну ты стебок, Стариков... Я стебаюсь!
- А ведь точно,- сказал Владик, отрываясь от инструмента.- Сорок дней... надо за это вмазать.
Он снова положил руки на клавиатуру, спел:
- "Пахтакор" мертв... а я еще нет.
- Нуты стебок, Владик... Я стебаюсь.
В прихожей мелодично пропел гонг. Маринка сказала:
- Кажется, наша королева пришла... вдвоем открывать побежите, сопернички?
- Я открою,- сказал я.
- ...а я-а еще нет,- спел Владик.
Я вышел в прихожую. Снова пропел гонг. С календаря смотрела Пугачева, тренькало пианино... Я открыл дверь...
Самая красивая девочка десятого "а" сказала:
- Привет... я не опоздала?
Она сказала: привет... и у меня забилось сердце. До сентября двухтысячного года оставалось еще больше семи тысяч суток... но тогда я этого не знал. Не мог знать. А если бы мог - не поверил.
- ...Итак, дорогие товарищи,- торжественно произнес Владик,- зачем мы сегодня собрались?
- Бухать,- сказал Сашка.
- Ну, Стариков, ты стебок...- сказала Маринка.
- Нет, дорогой товарищ... Сегодня мы собрались, чтобы послушать альбомчик "Стена", написанный группой английских товарищей под руководством Коммунистической партии Советского Союза и Генерального секретаря Центрального Комитета дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева лично.
- Бурные, переходящие в овацию аплодисменты,- сказал Сашка.- Весь зал в едином порыве встает. Следует, конечно, добавить, что овация продолжалась несколько минут, но у нас на это времени нет. Потому как мы собрались бухать.
- Правильной дорогой идете, товарищи!
Из динамиков заморской стереосистемы "Филипс" пошла мощная волна звука.
Портвейн "Три семерки" прокатился по пищеводу. Нам было по шестнадцать... мы еще ничего не понимали. Я смотрел в дерзкие глаза на разрумянившемся от портвейна лице. Я погибал.
- Вот когда мы встретимся через год...
- Э-э... через год мы все будем в стройотрядах... штудиусы.
- Э-э, ребята, кстати... следующий год! Он же необычный. Он олимпийский!
- Ну и что? Этих олимпийских - каждые четыре года. Будет вам и восьмидесятый, и восемьдесят восьмой, и даже двухтысячный.
- Ну... до двухтысячного еще дожить надо.
- А в двухтысячном сколько же нам всем будет?
- Нам будет по тридцать семь.
- Ну ты стебок! По тридцать семь?
Я стебаюсь... сто ко не живут.
- Живут,- сказал Владик.- В двухтысячном году я буду человеком с положением... сделаю нормальную карьеру... все у меня будет.
- Ну ты стебок,- сказал Сашка Маринкиным голосом.
До двухтысячного года оставалось немногим больше семи тысяч суток. Всего половина жизни... мелочь.
***
- Хорошо,- сказал я.- Давай по порядку, Вера.
- А... с чего начать?
- Чем занимается твой выдающийся муж?
- А ты что - не знаешь?- спросила она с удивлением.
- Владик, конечно, великий человек... и я, разумеется, просто обязан знать о его биографии все... Но, понимаешь ли, Вера, последние пять лет я провел в Нижнем Тагиле, а тамошние газеты ничего о Владике не писали. Странно... не правда ли?
- Зачем ты так, Сергей?- спросила она. А потом без всякой логики добавила: - Я сильно состарилась? Страшная стала?
- Нет,- ответил я.- Ты самая красивая девочка из десятого "а".
- Ты все еще меня любишь?
- Нет... Так чем занимался Владик?- сказал я. Слава Богу, она не обратила внимания на то, что вопрос поставлен как о мертвом.
- Понимаешь, Сергей... после того, как все рухнуло... ну, развал Союза, ГКЧП это и прочее... Владик, как и все, стал заниматься бизнесом.
- Понятно... как и все - бизнесом.
- Наркотики? Оружие?
- Не надо, Сережа... не надо иронизировать. Это ты всегда был упертый, как танк. А нормальные люди хотят нормально жить, зарабатывать.
- Ну такой уж я стебок... А что за бизнес?
- Основное направление - автосервис.
Ремонт, запчасти, обслуживание. А сейчас ребята затеяли построить мощный автоцентр, взяли землю в аренду, вложили в это дело бабки.
- Много?
- Около трехсот тысяч баксов... для начала.
- Ого! Не слабо... Ты сказала: ребята. У него есть партнеры?
- Да, конечно... Костя и Казбек. Нормальные мужики.
- Костя и Казбек... понятно.
- Сережа, что тебе понятно? Что понятно? Позавчера вечером Владик вышел из дому, сказал - по делу... И все - нет.
Пропал. Вот это тебе понятно?
- Да... он сказал, куда поедет? К кому? Зачем?
- Нет.
- А ты не спросила?
Она беспомощно пожала плечами.
- Ясно... Знакомых, партнеров и так далее ты всех обзвонила?
- Да, конечно... никто ничего не знает.
- Он уехал на машине?
- Да... "форд-скорпио"... новый... номер...
Я задавал вопросы механически. Она механически отвечала. Я задавал положенные вопросы и думал о полоске кожи над резинкой чулка... Серые облака плыли над Наличной улицей. Расплывшаяся косметика превратила лицо в уродливую клоунскую маску... "Ты все еще меня любишь?" - "Да! Да, я безумно тебя люблю!"
- Скажи, Вера... а любовницы у Владика не было?
- Ты что, Сережа! Какая любовница?
Ты меня удивляешь.
- Да я и сам на себя порой удивляюсь... Извини, Вера, просто я такой вот циничный мент. И мой ментовский опыт подсказывает мне, что во всех этих делах есть три определяющих фактора: деньги, бабы, водка... В девяти случаях из десяти все бывает именно так.
- Ты,- сказала она,- ты просто ревнуешь... ты завидуешь ему.
"Завидовать-то, пожалуй, нечему",- подумал я.
И в этот момент в Вериной сумочке запиликал телефон.
А завидовать-то, пожалуй, и нечему.
***
...Портвейн кончился. И тогда Владик достал из бара модной мебельной стенки "Вега" бутылку виски.
- Вот,- сказал он,- виски! Папахену подарили... сейчас мы бухнем как белые люди!.. Это вам не "Три семерки".
- Ну ты стебок,- восхищенно сказала Маринка.
- Виски нужно пить с содовой,- сказала Вера.
- Ерунда... настоящие ковбойцы пьют в чистом виде,- сказал Сашка.Слабо, Владик?
- Нет, Шурик, не слабо... Учитесь, пока я жив, детишки.
Владик отвернул винтовую пробку с непривычного вида бутылки... Девочка с дерзкими глазами сказала:
- И я тоже... я тоже выпью чистого.
- А остальные члены нашей комсомольской организации?- спросил Владик. Я пожал плечами: наливай. Сашка кивнул: наливай. И только Маринка сказала:
- Я не буду.
- Четверо - за, воздержавшихся - один. Па-а-ехали.
Владик налил в фужер коричневатую жидкость. Я бросил в свой фужер ягодку рябины.
- А за что пьем?- спросил Сашка.
- За дам,- ответил Владик.- Попрошу джентльменов встать.
Шел семьдесят девятый год. Нам было по шестнадцать, мы казались себе взрослыми, умными и очень крутыми... Мы - джентльмены - встали. Девочка с дерзкими глазами смотрела на Владика. Красная ягода рябины в фужере с виски...
- За дам!
- Ну вы ва-а-ще стебки!
Рябинника скользнула в пищевод... дыхание у меня перехватило. Прямо напротив меня стоял с раскрытым ртом Сашка. Вид у него был изумленный... наверное, у меня тоже. И у Владика. И у Веры... но все же мы не умерли. Мы закусили и выжили.
- Ну, как виски?- спросила Маринка.
- Ничего виски,- ответил Владик.
- Ага,- сказал Сашка,- ничего особенного... виски - оно и есть виски. А, Серега?
- Да,- сказал я. Меня уже накрывала какая-то горячая волна. И голоса ребят как бы плыли, отодвигались...
- Ну,- сказал Владик,- как говорят у нас в Шотландии: между первой и второй перерывчик небольшой. Предлагаю повторить. Есть возражения?.. Нет. Па-аехали.
Он снова налил виски.
- Хи-хи-хи,- захихикал Сашка и потер руки.- Ты, Владик, стебок.
- Нормально?
- Ну!
Мы выпили. И стали закусывать рябиной.
- А что ты отцу скажешь, Владик?- спросила Маринка.- Про виски?
- Папахену-то? А... придумаю чего-нибудь... испарилось, скажу.
- Хи-хи-хи... испарилось! Хи-хи-хи... ну ты стебок.
- Испарилось! Нормально?
- Ну!
Я тоже смеялся. И Вера смеялась своим глубоким сопрано. Нам было хорошо... мы были пьяны. Рябина казалась безумно вкусной.
- Надо будет побольше рябины запасти на зиму,- сказал Сашка.
- Ага... рябина хорошо под виски идет,- согласился Владик.- Сейчас мы пойдем запасать рябину... Мы только вмажем по третьей и все пойдем запасать рябину.
- Я не буду,- сказал я.
- И я не буду,- сказала Вера.- И ты, Владик, не пей.
- Все будут пить! Сила советской комсомолии в кол-лек-ти-визме!
Владик начал разливать виски. Я накрыл свой фужер рукой.
- Ты чего, Серый? Это же виски!
- Я не буду... И тебе не надо.
- Ты чего, учить меня будешь?
- Нет, не буду.
- А мне кажется: ты собрался меня поучить. Так?
Я промолчал.
- Давай сюда, Верка, свою посудину,- сказал Владик.- Налью.
- Влад, не надо.
- Еще и ты будешь меня учить?
Влад пьянел на глазах... Взгляд его сделался стеклянным, движения резкими. Таким я его еще не видел.
- Ладно,- сказал Влад.- Ладно... хрен с вами. Я сам выпью. Мы вот с Саней выпьем. Да, Саня?
И они с Саней выпили. И Влада понесло:
- А на хрен вы тут сидите, раз не пьете?
- Мы можем уйти,- сказал я. Вера кивнула.
- Ты-то можешь, а вот ее я не отпускаю.
- Влад, что ты несешь?
- Я не несу... я раз-го-ва-ри-ваю... я тебя, Верка, предупреждаю! Чего ты из себя тут корчишь? Рассказать, что было на даче?
- Влад!- выкрикнула Вера.
- А... Влад! Ну, рассказать, как мы в постельке барахтались?
- А ты подонок, Влад,- сказал я.
- Ну ты стебок,- сказала Маринка непонятно про кого.
- Подонок? Я подонок? А ну пошел вон из моей квартиры, урод. Валите все отсюда, кроме Сани...
- Ну и слава Богу,- сказала вдруг Вера.- Пойдемте, ребята?
- Все валите,- заорал Влад и ударил кулаком по столу. Попал по фужеру. Тонкое стекло лопнуло, из руки обильно хлынула кровь. Вскрикнула Маринка.
- Во, кровь!- сказал Саня.
- Нужно перевязать,- сказала Вера.
- Вали, вали... без сопливых скользко... Саня перевяжет.
И мы ушли. На улице было уже темно, сыпался мелкий дождь. Листва блестела в свете дождя. Мы остановились под фонарем. Настроение было гнусное. Как будто тебе плюнули в лицо.
- Ладно,- сказала Маринка,- я пошла... пока, стебки.
И она ушла, засунув руки в карманы куртки.
- Погуляем?- спросил я неуверенно.
- Дождь,- пожала плечами Вера.- И, если честно, нет настроения.
- Давай пойдем на площадку... спрячемся в "теремке".
- А у тебя сигареты есть?
- Есть... кажется.- Я пошарил по карманам и достал пачку "Родопи". Выяснилось, что сигарета последняя.- Во!
Есть... ты же не куришь.
- Вот и хочу попробовать...
- Как знаешь,- ответил я.
И мы пошли на детскую площадку с песочницей, уродливой горкой и теремком. Теплый сентябрьский вечер на излете бабьего лета сочился дождем, а рядом со мной сидела самая красивая девушка на свете. Я прикурил сигарету и передал ей. Тогда, в семьдесят девятом, я еще не слышал "Окурочка", и слова "...сам пьянел от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком" были мне неизвестны. Но именно так я ощущал...
"...Я пьянел от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком..."
Дым сигареты смешивался с ароматом духов, лицо и губы освещались при неумелых затяжках... Я пьянел! И даже сейчас, через двадцать лет, через семь с половиной тысяч дней, мне все еще кажется, что я сижу рядом с ней в этом теремочке... шуршат листья, дымится последняя в пачке сигарета.
...Из подъезда Владиковой кооперативной девятиэтажки вышли Владик и Сашка. Оба покачивались, оба несли по ведру.
Правая рука Владика была кое-как перебинтована.
- У-у, там места рябиновые,- горячо и громко говорил Сашка.
- Точно рябиновые?- строго спросил Владик.
- Рябиновые! А ягода, знаешь, какая крупная?
- Ну... какая, например?
- Во!- Сашка показал рукой нечто размером с картошину.
- Это нам подходит,- сказал Владик.
Пошатываясь, наши одноклассники прошли мимо нас.
- Там рябиновые места,- продолжал рассуждать Сашка.- Крупная ягода! А вкус!
- Да... каков у нее вкус?
- И-зу-мительный,- торжественно сказал Сашка, побрякивая оцинкованным ведром.- Раз попробуешь - потом тебя за уши не оттянешь. Это у нас строго!
- Эх, надо было рюкзак взять.- сказал Владик.
- Зачем?- спросил Сашка и икнул.
- Как - зачем?- удивился Владик.- Мы бы набрали по ведру, пересыпали в рюкзак и еще набрали бы по ведру.
Шаги, голоса, бряцанье ведер потихоньку стихали.
Места там рябиновые.
***
В сумочке у Веры заверещал телефон.
И я вдруг подумал: а что, если это звонит Владик?.. Теперь уже, конечно, не Владик, а Владислав Игоревич. И все вопросы отпадут автоматом.
И Вера, видимо, подумала то же самое.
Она посмотрела на меня своими огромными глазами. Оттуда, из глубины двора на Гражданке. Я посмотрел на часы - 6.32.
Если телефон звонит в седьмом часу утра... что-то ведь это означает?
Она откинула крышку сумочки, взяла изящную, миниатюрную трубку. Снова растерянно посмотрела на меня. Я пожал плечами.
- Алло! сказала Вера в трубку.
И лицо ее изменилось, потускнело. Я понял, что чуда не произошло. Чудеса вообще случаются очень редко. Один раз на одну человеческую жизнь. Или чуть-чуть реже... Один раз на миллиард человеческих жизней.- Где?спросила Вера.- Спасибо... спасибо, едем.
Она выключила телефон и повернулась ко мне:
- Машина нашлась... наш "форд".
Стоит на стоянке возле бассейна "Спартак".
- Поехали,- сказал я.- Посмотрим.
Я включил передачу, и мы поехали.
- Быстрее можно?- нервно спросила она. Я подумал, что спешить-то нам особо некуда... но не сказал.
- Кто нашел машину?
- Костик... Костя Базаров. Он в тех местах по утрам бегает. Он - один из партнеров мужа.
- Рановато Костик Базаров бегает.
- Какое это имеет значение?
- Возможно, никакого... Машина, как я понимаю, закрыта?
- Не знаю. Это не важно - ключи у меня есть. Специально взяла... как чувствовала.
- Хорошо.
- Чего же хорошего-то, Сережа? Мне не машина эта сраная нужна... мне муж нужен.
Утром, по пустому городу, мы доехали быстро.
Здоровенный, почти двухметровый, Костик Базаров с маленькой таксой на поводке встретил меня подозрительным взглядом. Он был в шикарном спортивном костюме и, как и положено бизнесмену, с сотовым... Моя "копейка" со сгнившими порогами, моя потертая кожаная куртка явно господину Базарову не очень понравились. Такса была настроена более дружелюбно, виляла своим куцым хвостом.
Вера представила нас друг другу:
- Константин. Партнер и друг Владика... Сергей, наш общий с Владиком друг... еще со школы... милиционер.
- Бывший,- добавил я.
Константин сказал: очень приятно. Но, кажется, приятно ему было не очень.
Черный, новенький "форд-скорпио" за спиной бизнесмена выглядел игрушечкой. Мигала красная точка на "торпеде" - сигнализация. На переднем сиденье лежал сотовый телефон - неосторожно. Запросто разобьют стекло и украдут.
- Открывай, Вера.
Она вытряхнула на капот моих "Жигулей" все содержимое сумочки: косметическую дребедень, ключи от квартиры, телефон и прочее, прочее, прочее.
- Вот!- она протянула мне брелок.
Руки у нее слегка дрожали.
Я взял, нажал... "форд" дважды пискнул, мигнул "габаритами", щелкнул центральный замок... и я распахнул дверцу.
- Вообще-то, в таких случаях требуется участие эксперта-криминалиста,сказал я.- Будем вызывать?
- Не будем,- устало выдохнула Вера.
- Ну-ну... телефончик его?- спросил я.
- Наверно, его... это легко проверить.
- Да, конечно... ну-ка, наберите его номер.
Константин быстро пробежался по клавиатуре своего телефона... лежащий на переднем сиденье "Эриксон" бизнесмена Завьялова начал наигрывать какую-то мелодию. Вера смотрела на мурлыкающий "Эриксон" немигающими глазами... Звонок на ТОТ СВЕТ? Очень даже вероятно... очень.
Телефон мурлыкал. Три человека и собака смотрели на него.
- Прекратите,- выкрикнула Вера.
***
Наши замечательные одноклассники с ведрами удалились - держись, рябина! Мы смотрели им вслед... или мы не смотрели им вслед.
- Оставь докурить,- негромко сказал я.
- А... да. Не пойму, чего хорошего в этой отраве?- ответила она и протянула мне сигарету. Упал, рассыпался столбик пепла.
Я взял сигарету в губы и - ощутил привкус губной помады. И тогда я действительно чуть не сошел с ума. Сердце у меня заколотилось часто-часто... или, наоборот, остановилось?.. Этого я не помню.
- Вера,- позвал я хрипло.
- Что?
- Я тебя люблю.
Сколько раз потом я пожалел, что сказал эти слова. Но тогда я их сказал... мои слова рассыпались, как пепел... "Я пьянел от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком..."
- Я знаю, Сережа,- ответила она, когда пепел уже рассеялся.
- Выйдешь за меня замуж?- сказал я очередную глупость, а она взъерошила мне волосы и ответила:
- Сережка, нам с тобой по шестнадцать лет... О чем ты?
- Не сейчас... а потом, когда положено...
- Вот потом и разговор будет.
- А Владик?
- Что Владик?
- Владик спрашивал у тебя?
- Возможно...
- И что ты ему ответила?
- Серега, Серега,- покачала она головой,- запомни, что ревность мужчину не украшает.
Я вдруг понял, что она значительно старше меня, умнее... ОПЫТНЕЙ. От этого стало не по себе... неуютно. Несказанное вслух "нет!" не прозвучало, но оно ПОДРАЗУМЕВАЛОСЬ. От этого было тоскливо. У шестнадцатилетних свои катастрофы... они огромны.
- Я хочу тебя поцеловать,- сказал я.
- Утешительный приз? Конфетка для мальчика?- сказала девочка с дерзкими глазами. И засмеялась, и добавила: - Я тоже хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Сколько потом было у меня женщин? Влюбленностей и Любовей... Приключений... Интрижек... Романов. Внебрачных половых связей, как пишут в медицинских памятках "Венерические заболевания". ...Их было немало. Но никогда я не любил так, как в шестнадцать. Искренне, страстно и обжигающе. Впрочем, все это - пепел. Не надо, не надо, не надо бередить! И бредить - не надо. Все - пепел.
...И пьянеть от того, как курила ты "Тройку" с золотым на конце ободком.
***
Кроме телефона в "форде" мы обнаружили полотенце и плавки. И то и другое - влажное... Что ж - рядом бассейн Под креслом я обнаружил еще одну штуковину... но о ней я Вере пока не стал говорить.
- А вы, Константин, каждый день здесь бегаете?
- В общем, да, по возможности...
- Значит, вчера вы "форда" здесь не заметили?
- А вот вчера я как раз не бегал... дождь шел.
- Ага, понятно... шел дождь...
- А вы, простите, Сергей, в каком отделе или службе милиции работали раньше?