Я откинулся в кресле "тойоты", прикрыл глаза. Время тянулось медленно. В дорожной сумке на заднем сиденье лежал миллион долларов США. Костин сказал: подлинные. Пусть проверяет сколько хочет.
К таксисту на "четверке" подошли две молодые женщины. Обе вызывающе накрашенные, обе на высоченных каблуках. Одна наклонилась к водителю, до меня доносились обрывки разговора: "...В Хельсинки..." - "А хоть в Стокгольм!.." - "Не, дорого. Давай половину натурой, минетом..." - "На хрен нужно, максай бабки..." - "Дорого..." - "Раха максетти {Платить деньги (искаж. фин.)}. Усекла?.." - "Ну скинь маленько..." и т. д. Я не слушал.
Через минуту обе девки сели в "четверку". Машина задним ходом выкатилась со стоянки, уехала. А на ее место лихо встала ржавая, дребезжащая "копейка". В водительском кресле сидел здоровый амбал с ломаными борцовскими ушами. Рядом "лейтенант Смирнов". Чистенький. В белой рубашке с мятым галстуком. Вот ведь как облагораживают человека большие деньги!
..."Лейтенант Смирнов" кивнул "господину Хайрату" и поманил пальцем. "Господин Хайрат" ухмыльнулся... Я подхватил сумку с миллионом баксов тяжеленькая!- и вышел из машины. Было очень душно. Два мужика в "копейке" смотрели на сумку внимательными глазами. ЖАДНЫМИ глазами. Я нажал кнопку на брелоке сигнализации. "Тойота" мигнула "габаритами".
- Принесли, господин Хайрат? спросил "лейтенант", когда я плюхнулся на заднее сиденье "Жигулей".
- А вы?- спросил я.
- Сначала бабки... Сначала пощупаем бабки.- "Смирнов" облизнул губы. Если бы я не знал, что меня прикрывают не менее двух десятков хорошо обученных сотрудников ФСБ, мне, наверно, было бы не очень уютно. Миллион долларов - большие деньги. Очень большие деньги.
- Бабки, господин лейтенант, в сумке. Садитесь ко мне, смотрите, щупайте.
И - без глупостей.
Зазвонил телефон. Я снял с пояса "Эриксон", услышал голос Костина и сказал в трубку:
- Але... да. Двое. "Копейка" белого цвета. Госномер... Второй - лет тридцать, светлые волосы, бывший борец. Джинсовая рубашка, белые шорты. ...Да, с нами Аллах, Фарид. Следуй за нами на дистанции двадцать метров. Если что - кончай всех, обо мне не думай. Аллах отведет от меня пули.
Мой монолог явно произвел впечатление на моих деловых партнеров.
- Ты что же, полк мусульманский за собой притащил?- спросил, ощерясь, "лейтенант Смирнов".
- Не ссы, лейтенант,- подмигнул я.- Ты что же думал, что я привезу миллион зеленых один, без страховки? Дураков нет, брат.
- Ладно, господин Хайрат,- сказал "брат".- Или грудь в крестах, или голова в кустах... Сейчас я возьму тысячу баксов. Выборочно, не подряд. И мы их проверим в валютнике. Если все путняком - через час мы привезем контейнер. Возьмешь свою пробу.
"Лейтенант" пересел ко мне на заднее сиденье. Сумка стояла между нами. Кожаные бока матово отсвечивали.
- Ну,- сказал "Смирнов".
- Что ну? Открывай. Смотри, считай, щупай.
Он посмотрел на меня растерянно. На лбу выступили бисеринки пота.
- Давай, давай,- подбодрил я,- они не кусаются, лейтенант.
Он неуверенно взялся за язычок "молнии". Облизнул губы... "молния" вжикнула. Пачки баксов лежали ровно, плотно, как патроны в обойме. Капля пота сорвалась со лба "лейтенанта Смирнова", упала на банковскую бандероль. Она как бы поставила точку под сомнениями "лейтенанта". Он схватил пачку, разорвал бандероль и вытащил стодолларовую купюру. Вторая пачка... третья... четвертая... У водителя с ломаными ушами побагровел затылок... пятая, шестая... десятая. Обрывки бандеролей летели под ноги.
- В валютник, Вадя,- сказал "Смирнов".
- А считать не будешь?- спросил Вадя.
- Потом... потом... не здесь,- ответил "Смирнов" и дернул узел галстука.
- Да не волнуйтесь вы так, господин лейтенант,- сказал я.
- А?
- Не волнуйтесь, говорю. Все будет о'кей.
Заскрежетав передачей, "копейка" тронулась. Через несколько секунд она уже катила по неровному булыжнику привокзальной площади. Вслед ей пристроилась "девятка" со смуглым черноволосым мужчиной за рулем. Видимо, он и есть Фарид.
Наш борец-водитель все время поглядывал в зеркала. Он нервничал. Впрочем, и я нервничал будь здоров.
...Пока "лейтенант Смирнов" проверял купюры в обменном пункте, мы с борцом сидели в душном салоне "копейки". Сумка с девятьюстами девяносто девятью тысячами долларов лежала у меня на коленях. Перед глазами маячила багровая шея Вадика... Интересно, есть у них оружие?
Из дверей валютника вышел потный "Смирнов", упал на заднее сиденье.
- Порядок,- сказал он,- баксы настоящие.
- А ты думал по-другому?- спросил я.
- Шутки дьявола бывают ужасны... Значит, слушай, Хайрат, сейчас мы тебя вернем обратно на вокзал, понял?
- Господин.
- Что?
- Господин Хайрат,- сказал я.
- А?.. Ну господин. А через час встречаемся возле "Харакири".
- Где-где?
- Кабак такой - "Харакири" называется. Знаешь - где?
- Нет,- ответил я, хотя отлично знал, где это самое "Харакири".
"Смирнов" подробно объяснил.
- Значит, через час. Вы, господин Хайрат, помните: меня тоже прикрывают.
Спецназ МВД. Так что... без глупостей.
- Да ладно. Все будет о'кей.
...Хорошее название "Харакири". Оптимистичное. Куллюна фи йад-улла {Все мы в руке Аллаха (арабск.)}... Или - уранового сатаны?
***
Воздух был густой и липкий. Время тоже было густым, липким и тягучим. Я проехал мимо Рыночной площади с Круглой башней, с толпой торговцев... мимо старинного Выборгского замка... по мосту над фиордом с неподвижной водой и валунами. Камни казались горбами чудовищ, дремлющих на дне. Я проехал мимо останков укреплений "Анненкрон"... теперь здесь теннисные корты.
Белесое выгоревшее небо над Финским заливом начало темнеть. Там, у горизонта, клубились черные облака. Я остановился у стоянки возле "Харакири"... Хорошее название, оптимистическое. Метрах в пятнадцати от меня встала "девятка" Фарида.
Фарид невозмутимо курил сигарету. Было очень душно, липла к телу сорочка... Черные тучи клубились, как живые. Надвигались. Часы показывали 13.15, "копейки" с моими партнерами все еще не было. На площадке возле ресторанчика стояли моя "тойота", "девятка" Фарида, "пежо" с финскими номерами и микроавтобус с немецкими. Четверо молодых немцев лениво гоняли футбольный мяч... И охота им в такую духоту? Удары по мячу гулко разносились в воздухе. Немцы были здоровые, румяные и беспечные. Немка лет двадцати снимала их видеокамерой. Над фиордом парили чайки.
"Копейка" вкатилась на площадку в 13.22. Она была основательно заляпана грязью. Видимо, мои партнеры катались по грунтовке, по лужам. Наружка в этой поездке их не сопровождала - боялись вспугнуть.
Духота сделалась совсем невыносимой.
Уже половина неба над заливом была затянута тучами. "Лейтенант Смирнов" вылез из машины. Левая штанина оказалась испачканной серой глиной... Гулко звучали удары по мячу. На плече "Смирнова" висела спортивная сумка. Оглядываясь по сторонам, из салона вылез Вадик... Один из немцев отпустил пошлую шуточку в адрес девицы. Немка фыркнула и назвала его свиньей. Остальные заржали. Слова зависали в тяжелом воздухе. Я слышал их, но не воспринимал. Они проходили мимо сознания.
"Смирнов" показал глазами на багажник "копейки". Я медленно подошел к ней. Колотилось сердце.
- Открывай, Валя,- сказал "Смирнов" глухо. На лбу у него блестела испарина. Борец вставил ключ в замок багажника.
Футбольный мяч свечой взмыл вверх и обрушился на крышу "копейки"... отскочил в сторону, запрыгал.
- Entschuldigen Sie mir bitte! {Пожалуйста, извините меня (нем.)} весело сказал губастый немец.
- Урод,- сказал Вадик,- недоносок фрицевский.
Немец довольно покивал головой, заулыбался белозубо.
- Открывай,- сказал я.
В черных тучах на западе сверкнуло.
Вадик повернул ключ, и крышка багажника медленно поползла наверх. "Смирнов" промокнул лоб несвежим носовым платком и опустил его в сумку... Крышка багажника поднялась. Измазанный в глине, внутри стоял похожий на кастрюлю-скороварку контейнер.
- Ну,- хрипло произнес "Смирнов", озираясь.
- Да,- ответил я.- Сейчас... сейчас.
Почему, черт возьми, так душно?
Я поднял руку и потянул вниз узел галстука... И мгновенно все пришло в движение: молодые немцы, Фарид и средних лет поджарый финн около щеголеватого "пежо".
Прогрохотал гром вдали.
- Стоять!- закричал по-русски губастый немец.
"Лейтенант Смирнов" окаменел. Зато борец Вадик вдруг подобрался, метнулся в сторону. Губастый немец прыгнул ему навстречу, ловко сбил с ног, заломил руку.
Двое других тут же подскочили, сели сверху, надели наручники.
Фарид и финн подошли к "лейтенанту Смирнову". Он так и стоял возле открытого багажника - бледный, потный, с рукой, опущенной в сумку.
- Руки, гражданин Козырев,- сказал Фарид.
- А? Что?
- Руки, говорю... вы задержаны, Козырев.
Смирнов-Козырев вдруг улыбнулся, поднял вверх левую руку как бы в нацистском приветствии. Правая оставалась в сумке. Было очень тихо. И в этой тишине из сумки раздался отчетливый металлический щелчок... Звук был знакомый. Очень хорошо знакомый... Я узнал его, но не смог сразу вспомнить, что он означает.
- Мудак!- выкрикнул Фарид и стремительно сорвал сумку с плеча Смирнова-Козырева.
Сатанист смотрел на него безумными глазами. Фарид размахнулся и швырнул сумку через дорогу, в воду... Я наконец вспомнил, что означает этот звук, этот четкий металлический щелчок... А сумка медленно-медленно летела над черной водой. Все замерли. Смеялся Смирнов-Козырев, кричали чайки.
Через две секунды сумка упала в воду, еще через какой-то промежуток времени вода вздыбилась, поднялась столбом. Казалось, столб хочет дорасти до черного клубящегося неба... Прошелестел водяной вихрь, просвистели осколки. И - тишина.
Фарид застегнул на прапорщике наручники. Немка снимала все происходящее видеокамерой. По воде расходилась волна.
Губастый немец рывком поставил Вадика на ноги.
- А ты говорил: недоносок фрицевский... говорил: урод,- сказал он Вадику.- Нехорошо это. Грубо.
Поджарый финн подошел к немке:
- Самое главное, Вера, в багажнике... сними крупным планом.
Вера кивнула, не отрываясь от камеры, подошла к машине.
Я полностью распустил узел галстука и прислонился к грязному боку "Жигулей".
Операция "Журналист" завершилась.
Так, по крайней мере, я тогда думал...
ДЕЛО О ЖЕНЩИНЕ-ВАМП
Рассказывает Алексей Скрипка
"Скрипка Алексей Львович, 30 лет, русский, заместитель директора Агентства по административно-хозяйственной части.
Высоко оценивает свои коммерческие и журналистские способности. Требователен к соблюдению сотрудниками Агентства правил внутреннего распорядка.
Семейное положение - холост.
...Коммуникабелен. Насколько достоверны рассказываемые им истории - не выяснялось.
...Любвеобилен. Точное количество связей не установлено. По имеющейся информации, в последнее время поддерживает тесные отношения с сотрудницей Агентства Горностаевой В. И.".
Из служебной характеристики
* 1 *
- Они говорят, что, если денег не будет, они меня посадят или убьют.
- А вы любите острую говядину с карри и жареным рисом?- прервал ее я.
Женщина, сидевшая на стуле напротив меня, уже пять минут рассказывала историю своих отношений с милицией. Пора было переходить к делу.
***
Она пришла в Агентство в десять утра и сказала, что хочет поговорить с Обнорским.
Обнорского не было. Он уехал читать лекции в Ставропольский край - в станицу то ли Социалистическую, то ли Коммунистическую. С собой он забрал не только своего заместителя Повзло, главного нашего детектива Спозаранника и юриста Лукошкину, но даже буфетчицу тетю Таню.
С некоторых пор Обнорский стал разъезжать по стране со своими лекциями о теории и практике независимого расследования. Это чем-то напоминало мне походы в народ членов "Земли и воли" и двадцатипятитысячников. Впрочем, эти поездки в провинцию нам были не в убыток, их финансировал один западный гуманитарный фонд, руководители которого, видимо, считали, что единственное, чего не хватает российскому народу,- это умения заниматься самостоятельными расследованиями. Впрочем, чаяния народа они угадали - провинциальный люд лекции Обнорского слушал с большим удовольствием.
С лекций Обнорский обычно приезжал уставший, говорил, как это тяжело без домашнего уюта, женской ласки и любимой "Нивы" нести свет просвещения в глубинку. Поэтому в этот раз, кроме юриста Лукошкиной, которая, наверное, олицетворяла в глазах Обнорского женскую ласку, с ним на Ставрополье отправилась наша буфетчица-повариха Татьяна Петровна. Видимо, она должна была обеспечить домашний уют. Может быть, Спозаранник заменял Обнорскому "Ниву"?
Я не участвовал в просветительской деятельности Обнорского по двум причинам.
Во-первых, однажды я все же имел честь оказаться в команде лекторов имени Обнорского и, можно сказать, не оправдал надежд.
Мне было поручено прочитать лекцию на тему: "Специфика независимого журналистского расследования в сфере мясного и молочного животноводства". Тогда Обнорским владела идея приближения расследования к нуждам населения, а поскольку мы прибыли на Вологодчину, где вроде бы - если верить оберткам от масла - водились коровы, он и поручил мне подготовить доклад на эту животрепещущую тему. Однако я этой лекции не подготовил - то ли времени не хватило, то ли материала не нашел - не помню.
И прочел слушателям не менее интересный доклад. Я его озаглавил так: "Специфика проведения независимого внутреннего расследования".
Раскрывая тему, я рассказал, что очень часто даже в самых дружных и сплоченных коллективах пропадают вещи - карандаши, ручки, расчески, гигиенические прокладки и прочие необходимые каждому человеку предметы. Далее на конкретных примерах из жизни нашего Агентства я продемонстрировал методы проведения независимого внутреннего расследования. Например, сказал я, когда у Светы Завгородней год назад из сумки исчезла пачка "тампаксов" и она подняла дикий скандал, следственную бригаду возглавил лично Глеб Егорович Спозаранник. И хотя сначала подозрение пало на одну из женщин (а именно Марину Агееву, которая тогда по малопонятному для меня поводу конфликтовала с Завгородней), Спозаранник все же установил истинного виновника трагедии. Им оказался наш же сотрудник Шаховский, который каким-то образом использовал личную собственность Завгородней в своем автомобиле...
Обнорскому мой доклад не понравился. Он кричал, что я своими рассказами ухудшил имидж нашего замечательного Агентства.
В общем, это первая причина, по которой меня не берут в народ.
А во-вторых, надо же на кого-то Агентство оставлять! Как-то на хозяйстве оставили Спозаранника. За какие-то три дня он умудрился выпустить "Инструкцию для сотрудников Агентства об использовании помещений Агентства и инвентаря Агентства". В соответствии с этой инструкцией все двери, окна, шкафы и сейфы в Агентстве были опечатаны. И не только опечатаны, но и заклеены скотчем. Снимать печать разрешалось только с письменного разрешения Спозаранника. По инструкции, сразу после использования двери или шкафа его надлежало сразу же заклеить и запечатать обратно. Поскольку Спозаранник опечатал и дверь туалета, очередь к нему за разрешением попользоваться агентским унитазом выстраивалась длинная. А сколько денег он угрохал на скотч и пластилин...
Так что теперь Спозаранник ездит с лекциями, а я остаюсь на хозяйстве.
***
Итак, эта женщина пришла, как говорят охранники, около десяти. Потребовала Обнорского. "Нету такого",- сказали ей. Но она не ушла.
В одиннадцать появился я и вот уже пять минут слушал ее историю.
Удивительно, и не слишком молода - скорее всего, за тридцать, и ноги как ноги, и грудь как грудь, и глаза как глаза, а общее впечатление потрясающее. В общем, эта посетительница чего-то там такое пробудила во мне. Может, это любовь, подумал я.
И решил, что надо срочно пригласить потенциальную любовь в ресторан.
- Вы острую говядину любите?
- Я люблю рыбу, раков, устрицы и прочие морепродукты,- быстро ответила она.- Неужели то, что я рассказываю, вам неинтересно?
- Жутко интересно. Но я предпочел бы выслушать вас в более спокойной обстановке.
* 2 *
Я заказал острую говядину, рис и жареные пельмени. Она - жутко дорогих кальмаров в кисло-сладком соусе и салат из какого-то другого морского хлама.
Ее звали Инга. Она была одета в очень пристойный брючный костюм, хотя, по ее словам, нигде официально не работала.
- А вы знаете, Инга, один мой знакомый, кстати, как и вы, безработный, однажды решил, что у него мало мозгов - ну, в общем, все вокруг умные, а он как-то не дотягивает. И решил поумнеть. Но книжки читать ему было лень. И он стал есть рыбу, потому что в ней много фосфора, а от этого якобы мозгов становится больше. У него было ежедневное шестиразовое рыбное питание. А по четвергам рыбный день - девятиразовое поедание рыбы. И что вы себе думаете умнее он не стал. Я считаю потому, что голова у него была маленькая и мозгам просто по определению было некуда расти.
Инга слушала меня с интересом. Надо бы, наверное, все-таки поговорить о деле.
- Итак, вы говорите, что сотрудники УБЭП вымогают у вас взятку?
- Да.
- И угрожают уголовным делом?
- Да.
- Что это за сотрудники УБЭП?
- Майор Лишенко и еще один молодой человек, видимо, его подчиненный мне его представили как Александра Петровича.
- И в чем вас могут обвинить?
- Они считают, что я была участницей одной аферы с фиктивной партией кофе.
Якобы некие мошенники предложили одному предпринимателю - Белов его фамилия - купить кофе по довольно низкой цене. Он согласился. Ему показали всякие документы - из таможни, со склада, еще какие-то. Продемонстрировали кофе. Общая сумма сделки была около ста тысяч долларов. В общем, в итоге деньги у него забрали, а партия кофе оказалась чужой.
Он приехал на склад, и тут выяснилось, что документы на товар липовые.
- Обычная история.
- А Лишенко мне теперь говорит: с тебя половина суммы, и ты чиста, как стекло.
- То есть с вас требуют пятьдесят тысяч долларов?
- Да.
- А вы участвовали в этом деле?
- Нет.
- Чем же они вас шантажируют?
- Я была знакома с пострадавшим - с Беловым.
- Откуда у вас пятьдесят тысяч, если вы нигде не работаете?
- У меня их и нет.
- А на что вы живете?
- Я три раза была замужем. Мои мужья были очень не бедными людьми. Они мне помогают чем могут. К тому же у меня много друзей.
- А почему вы обратились к нам, а не в РУБОП?
- Я боюсь их всех. Этот майор - Лишенко - говорит, чтобы я не дергалась и никуда не жаловалась, а то он меня засунет в камеру, а потом навесит еще пару дел. Кроме того, недавно ко мне домой позвонил мужчина, не назвался. Сказал, что, если я не отдам деньги, вопрос может быть решен и внесудебными методами.
Я уверена, что эти менты связаны с бандитами. Меня могут просто убить.
- А сроки выплаты денег назывались?
- Пока нет. Что вы мне посоветуете?
- Во-первых, есть больше устриц.
Знаете, когда их ешь, они пищат. Правда, я лично никогда не слышал, но знающие люди уверяют, что это так. Один мой знакомый - он, кстати, на мясокомбинате работает директором по безопасности - считает, что человек по своей природе хищник и поэтому должен питаться не падалью, а живыми существами. Только слопав что-нибудь живое, у него на душе наступает гармония и покой. И когда этот мой знакомый вгрызается в устрицу, а она под его зубами пищит, у него происходит что-то вроде оргазма. Попробуйте, не пожалеете. Ну а во-вторых, дайте мне пару дней на изучение вашей истории.
- У меня есть доказательства,- быстро сказала Инга.- Я записала наш разговор с Лишенко на диктофон. И еще у меня есть фото: этот Лишенко вместе с бандитами.
- Чего ж вы раньше не сказали. Где они у вас?
- Дома. Если хотите, мы заедем сейчас.
- Конечно, хочу.
* 3 *
В Агентство в тот день я не вернулся. Инга жила на четвертом этаже очень пристойного дома на Московском.
Обстановка квартиры - сплошной модерн. Кровать - водяная. Губы мягкие.
Комплексов - никаких.
Утром я вышел из ее дома с аудиокассетой и распечатанной на принтере фотографией, на которой были изображены три мужика.
Горностаева уже стояла возле моего кабинета. Не обойти. Я как можно более радушно сказал: "Привет, Горностаева",- и поставил ей на вид, что она курит всякую дрянь в неположенном месте. Она не отреагировала. По глазам было видно, что не спала и разговор предстоит жесткий.
Она спросила, где я был. Она искала меня всю ночь. А моя труба на ее звонки не реагировала.
- Аккумулятор сел,- ответил я.- И вообще, Валя, ты знаешь, как я к тебе отношусь.
- Как?
- Хорошо,- со стопроцентной искренностью в голосе сказал я.
- Ты хоть презервативом пользовался?- продолжала допытываться Горностаева.
- Один мой знакомый, кстати, он тоже журналист, никак не мог выговорить слово "презерватив". Ну не получалось у него, хотя все остальные слова выговаривал нормально. И вот когда он приходил в аптеку, начиналась полная неразбериха. У него раздраженно спрашивали: "Чего-чего вам, молодой человек?" Он в ответ мычал что-то невразумительное и показывал пальцем то куда-то в сторону, то почему-то в направлении пола. "А, так вам презерватив!" - наконец кричали ему на всю аптеку обрадованные фармацевты. В общем, так и погубили они человеку всю личную жизнь...
- Так ты с этой бабой был?
- Какой такой бабой?
- Которая вчера утром тут торчала.
- Ах, с бабой! У меня с ней была короткая деловая встреча. И вот что, Горностаева, давай не смешивай личное с общественным. Наши с тобой отношения - это личное. А то, где ты куришь, и то, с кем я встречаюсь,- это общественное.
Я решительно открыл дверь в свой кабинет и скрылся от злобной Горностаевой.
В общем и целом Горностаева была девушкой неплохой. Ноги вполне пристойные, если в мини-юбке, и работает хватко.
В Агентстве до недавнего времени были уверены, что она или розовая, или вообще никакая. В том смысле, что она не только ни с кем не встречалась, но и на мужиков внимания не обращала. Я так долго гонял ее за курение в не отведенных для этого местах и разбрасывание грязных кофейных чашек на всех подоконниках Агентства, что наши отношения естественным порядком дошли до постели. Вернее, сначала до кресла в моем кабинете, потом до стола в ее комнатке. Горностаева узнала, что такое любовь. Оказалось, что любовь - это я.
Это было очень почетно, временами даже приятно, но некоторые сложности в мою жизнь вносило.
Обнорский нашим романом живо интересовался. Особенно его беспокоило, чтобы это не отразилось на потенциале Агентства. "Ты, Леха, смотри,- говорил он,- делай с Горностаевой что хочешь, но чтоб никаких, понимаешь, декретов".
* 4 *
Надо было поработать над делом Инги. Я позвал к себе Родиона Каширина.
- Значит, так, Родион. Надо бы узнать все про одну женщину. Зовут ее Инга, фамилия Корнеевская. Живет на Московском проспекте. Она говорит, что проходит по уголовному делу о мошенничестве, которое ведет УБЭП. Хорошо бы выяснить, что это за дело и кто такой майор Лишенко. Да, вот еще фотография - здесь якобы этот самый майор с какими-то бандитами.
Попробуй установить, кто это.
Я стал слушать взятую у Инги кассету с записью ее разговора с сотрудниками УБЭП. В общем, его содержание примерно соответствовало тому, что говорила мне Корнеевская. Речь шла о каком-то уголовном деле. Мужской голос довольно противного тембра говорил Инге, что она может сесть, и сесть надолго. Ну на год-то - до суда - уж точно. А изолятор - не сахар. Потом заговорили о каких-то тысячах долларов, которые неплохо было бы вернуть. Так что, с одной стороны, это действительно напоминало вымогательство майором милиции крупной взятки, а с другой - мало чем, на мой взгляд, отличалось от обычных методов работы сотрудников милиции с подозреваемыми.
У них так всегда: попугают - авось расколется. Но Инга держалась крепко.
На этом обвинение майора не построишь, сказал я сам себе и решил на время забыть о деле Инги Корнеевской. К приезду Обнорского надо было разработать проект инструкции о форме одежды для сотрудников "Золотой пули".
Внешнему виду подчиненных Обнорский уделял особое внимание. Видимо, это осталось у него от службы в армии.
Периодически у Обнорского появлялась идея пошить всем форму. Что-то типа: черный верх, белый низ. Или наоборот.
Но нам с Повзло до сих пор удавалось охладить управленческий пыл Обнорского. Во-первых, говорили мы, у многих сотрудников Агентства работа непубличная, и нечего им светиться в новой форме с галунами и аксельбантами. А во-вторых, добавлял я, это ж денег стоит. А финансовое положение Агентства - не ах, чтоб так разоряться.
Обнорский аргументам внял. Но частично - предоставить сотрудникам полную свободу в выборе одежды натура не позволяла. И я должен был быстренько в письменном виде попытаться удовлетворить армейские ухватки Обнорского, не слишком ограничив при этом журналистов в их праве носить то, что хочется и что позволяют средства.
Первый пункт инструкции я изложил быстро. "Сотрудники Агентства обязаны ходить на работу в начищенной обуви".
Я знал, что для всех бывших военных главное - это начищенные сапоги. Теперь надо прикинуть, сколько нужно будет закупить щеток и кремов. Ну четыре щетки, пожалуй, хватит. Жалко только, что обувь у народа не одного цвета. Была бы черная - купил бы пятикилограммовую банку гуталина: на полгода хватит. А тут опять расходы...
К таксисту на "четверке" подошли две молодые женщины. Обе вызывающе накрашенные, обе на высоченных каблуках. Одна наклонилась к водителю, до меня доносились обрывки разговора: "...В Хельсинки..." - "А хоть в Стокгольм!.." - "Не, дорого. Давай половину натурой, минетом..." - "На хрен нужно, максай бабки..." - "Дорого..." - "Раха максетти {Платить деньги (искаж. фин.)}. Усекла?.." - "Ну скинь маленько..." и т. д. Я не слушал.
Через минуту обе девки сели в "четверку". Машина задним ходом выкатилась со стоянки, уехала. А на ее место лихо встала ржавая, дребезжащая "копейка". В водительском кресле сидел здоровый амбал с ломаными борцовскими ушами. Рядом "лейтенант Смирнов". Чистенький. В белой рубашке с мятым галстуком. Вот ведь как облагораживают человека большие деньги!
..."Лейтенант Смирнов" кивнул "господину Хайрату" и поманил пальцем. "Господин Хайрат" ухмыльнулся... Я подхватил сумку с миллионом баксов тяжеленькая!- и вышел из машины. Было очень душно. Два мужика в "копейке" смотрели на сумку внимательными глазами. ЖАДНЫМИ глазами. Я нажал кнопку на брелоке сигнализации. "Тойота" мигнула "габаритами".
- Принесли, господин Хайрат? спросил "лейтенант", когда я плюхнулся на заднее сиденье "Жигулей".
- А вы?- спросил я.
- Сначала бабки... Сначала пощупаем бабки.- "Смирнов" облизнул губы. Если бы я не знал, что меня прикрывают не менее двух десятков хорошо обученных сотрудников ФСБ, мне, наверно, было бы не очень уютно. Миллион долларов - большие деньги. Очень большие деньги.
- Бабки, господин лейтенант, в сумке. Садитесь ко мне, смотрите, щупайте.
И - без глупостей.
Зазвонил телефон. Я снял с пояса "Эриксон", услышал голос Костина и сказал в трубку:
- Але... да. Двое. "Копейка" белого цвета. Госномер... Второй - лет тридцать, светлые волосы, бывший борец. Джинсовая рубашка, белые шорты. ...Да, с нами Аллах, Фарид. Следуй за нами на дистанции двадцать метров. Если что - кончай всех, обо мне не думай. Аллах отведет от меня пули.
Мой монолог явно произвел впечатление на моих деловых партнеров.
- Ты что же, полк мусульманский за собой притащил?- спросил, ощерясь, "лейтенант Смирнов".
- Не ссы, лейтенант,- подмигнул я.- Ты что же думал, что я привезу миллион зеленых один, без страховки? Дураков нет, брат.
- Ладно, господин Хайрат,- сказал "брат".- Или грудь в крестах, или голова в кустах... Сейчас я возьму тысячу баксов. Выборочно, не подряд. И мы их проверим в валютнике. Если все путняком - через час мы привезем контейнер. Возьмешь свою пробу.
"Лейтенант" пересел ко мне на заднее сиденье. Сумка стояла между нами. Кожаные бока матово отсвечивали.
- Ну,- сказал "Смирнов".
- Что ну? Открывай. Смотри, считай, щупай.
Он посмотрел на меня растерянно. На лбу выступили бисеринки пота.
- Давай, давай,- подбодрил я,- они не кусаются, лейтенант.
Он неуверенно взялся за язычок "молнии". Облизнул губы... "молния" вжикнула. Пачки баксов лежали ровно, плотно, как патроны в обойме. Капля пота сорвалась со лба "лейтенанта Смирнова", упала на банковскую бандероль. Она как бы поставила точку под сомнениями "лейтенанта". Он схватил пачку, разорвал бандероль и вытащил стодолларовую купюру. Вторая пачка... третья... четвертая... У водителя с ломаными ушами побагровел затылок... пятая, шестая... десятая. Обрывки бандеролей летели под ноги.
- В валютник, Вадя,- сказал "Смирнов".
- А считать не будешь?- спросил Вадя.
- Потом... потом... не здесь,- ответил "Смирнов" и дернул узел галстука.
- Да не волнуйтесь вы так, господин лейтенант,- сказал я.
- А?
- Не волнуйтесь, говорю. Все будет о'кей.
Заскрежетав передачей, "копейка" тронулась. Через несколько секунд она уже катила по неровному булыжнику привокзальной площади. Вслед ей пристроилась "девятка" со смуглым черноволосым мужчиной за рулем. Видимо, он и есть Фарид.
Наш борец-водитель все время поглядывал в зеркала. Он нервничал. Впрочем, и я нервничал будь здоров.
...Пока "лейтенант Смирнов" проверял купюры в обменном пункте, мы с борцом сидели в душном салоне "копейки". Сумка с девятьюстами девяносто девятью тысячами долларов лежала у меня на коленях. Перед глазами маячила багровая шея Вадика... Интересно, есть у них оружие?
Из дверей валютника вышел потный "Смирнов", упал на заднее сиденье.
- Порядок,- сказал он,- баксы настоящие.
- А ты думал по-другому?- спросил я.
- Шутки дьявола бывают ужасны... Значит, слушай, Хайрат, сейчас мы тебя вернем обратно на вокзал, понял?
- Господин.
- Что?
- Господин Хайрат,- сказал я.
- А?.. Ну господин. А через час встречаемся возле "Харакири".
- Где-где?
- Кабак такой - "Харакири" называется. Знаешь - где?
- Нет,- ответил я, хотя отлично знал, где это самое "Харакири".
"Смирнов" подробно объяснил.
- Значит, через час. Вы, господин Хайрат, помните: меня тоже прикрывают.
Спецназ МВД. Так что... без глупостей.
- Да ладно. Все будет о'кей.
...Хорошее название "Харакири". Оптимистичное. Куллюна фи йад-улла {Все мы в руке Аллаха (арабск.)}... Или - уранового сатаны?
***
Воздух был густой и липкий. Время тоже было густым, липким и тягучим. Я проехал мимо Рыночной площади с Круглой башней, с толпой торговцев... мимо старинного Выборгского замка... по мосту над фиордом с неподвижной водой и валунами. Камни казались горбами чудовищ, дремлющих на дне. Я проехал мимо останков укреплений "Анненкрон"... теперь здесь теннисные корты.
Белесое выгоревшее небо над Финским заливом начало темнеть. Там, у горизонта, клубились черные облака. Я остановился у стоянки возле "Харакири"... Хорошее название, оптимистическое. Метрах в пятнадцати от меня встала "девятка" Фарида.
Фарид невозмутимо курил сигарету. Было очень душно, липла к телу сорочка... Черные тучи клубились, как живые. Надвигались. Часы показывали 13.15, "копейки" с моими партнерами все еще не было. На площадке возле ресторанчика стояли моя "тойота", "девятка" Фарида, "пежо" с финскими номерами и микроавтобус с немецкими. Четверо молодых немцев лениво гоняли футбольный мяч... И охота им в такую духоту? Удары по мячу гулко разносились в воздухе. Немцы были здоровые, румяные и беспечные. Немка лет двадцати снимала их видеокамерой. Над фиордом парили чайки.
"Копейка" вкатилась на площадку в 13.22. Она была основательно заляпана грязью. Видимо, мои партнеры катались по грунтовке, по лужам. Наружка в этой поездке их не сопровождала - боялись вспугнуть.
Духота сделалась совсем невыносимой.
Уже половина неба над заливом была затянута тучами. "Лейтенант Смирнов" вылез из машины. Левая штанина оказалась испачканной серой глиной... Гулко звучали удары по мячу. На плече "Смирнова" висела спортивная сумка. Оглядываясь по сторонам, из салона вылез Вадик... Один из немцев отпустил пошлую шуточку в адрес девицы. Немка фыркнула и назвала его свиньей. Остальные заржали. Слова зависали в тяжелом воздухе. Я слышал их, но не воспринимал. Они проходили мимо сознания.
"Смирнов" показал глазами на багажник "копейки". Я медленно подошел к ней. Колотилось сердце.
- Открывай, Валя,- сказал "Смирнов" глухо. На лбу у него блестела испарина. Борец вставил ключ в замок багажника.
Футбольный мяч свечой взмыл вверх и обрушился на крышу "копейки"... отскочил в сторону, запрыгал.
- Entschuldigen Sie mir bitte! {Пожалуйста, извините меня (нем.)} весело сказал губастый немец.
- Урод,- сказал Вадик,- недоносок фрицевский.
Немец довольно покивал головой, заулыбался белозубо.
- Открывай,- сказал я.
В черных тучах на западе сверкнуло.
Вадик повернул ключ, и крышка багажника медленно поползла наверх. "Смирнов" промокнул лоб несвежим носовым платком и опустил его в сумку... Крышка багажника поднялась. Измазанный в глине, внутри стоял похожий на кастрюлю-скороварку контейнер.
- Ну,- хрипло произнес "Смирнов", озираясь.
- Да,- ответил я.- Сейчас... сейчас.
Почему, черт возьми, так душно?
Я поднял руку и потянул вниз узел галстука... И мгновенно все пришло в движение: молодые немцы, Фарид и средних лет поджарый финн около щеголеватого "пежо".
Прогрохотал гром вдали.
- Стоять!- закричал по-русски губастый немец.
"Лейтенант Смирнов" окаменел. Зато борец Вадик вдруг подобрался, метнулся в сторону. Губастый немец прыгнул ему навстречу, ловко сбил с ног, заломил руку.
Двое других тут же подскочили, сели сверху, надели наручники.
Фарид и финн подошли к "лейтенанту Смирнову". Он так и стоял возле открытого багажника - бледный, потный, с рукой, опущенной в сумку.
- Руки, гражданин Козырев,- сказал Фарид.
- А? Что?
- Руки, говорю... вы задержаны, Козырев.
Смирнов-Козырев вдруг улыбнулся, поднял вверх левую руку как бы в нацистском приветствии. Правая оставалась в сумке. Было очень тихо. И в этой тишине из сумки раздался отчетливый металлический щелчок... Звук был знакомый. Очень хорошо знакомый... Я узнал его, но не смог сразу вспомнить, что он означает.
- Мудак!- выкрикнул Фарид и стремительно сорвал сумку с плеча Смирнова-Козырева.
Сатанист смотрел на него безумными глазами. Фарид размахнулся и швырнул сумку через дорогу, в воду... Я наконец вспомнил, что означает этот звук, этот четкий металлический щелчок... А сумка медленно-медленно летела над черной водой. Все замерли. Смеялся Смирнов-Козырев, кричали чайки.
Через две секунды сумка упала в воду, еще через какой-то промежуток времени вода вздыбилась, поднялась столбом. Казалось, столб хочет дорасти до черного клубящегося неба... Прошелестел водяной вихрь, просвистели осколки. И - тишина.
Фарид застегнул на прапорщике наручники. Немка снимала все происходящее видеокамерой. По воде расходилась волна.
Губастый немец рывком поставил Вадика на ноги.
- А ты говорил: недоносок фрицевский... говорил: урод,- сказал он Вадику.- Нехорошо это. Грубо.
Поджарый финн подошел к немке:
- Самое главное, Вера, в багажнике... сними крупным планом.
Вера кивнула, не отрываясь от камеры, подошла к машине.
Я полностью распустил узел галстука и прислонился к грязному боку "Жигулей".
Операция "Журналист" завершилась.
Так, по крайней мере, я тогда думал...
ДЕЛО О ЖЕНЩИНЕ-ВАМП
Рассказывает Алексей Скрипка
"Скрипка Алексей Львович, 30 лет, русский, заместитель директора Агентства по административно-хозяйственной части.
Высоко оценивает свои коммерческие и журналистские способности. Требователен к соблюдению сотрудниками Агентства правил внутреннего распорядка.
Семейное положение - холост.
...Коммуникабелен. Насколько достоверны рассказываемые им истории - не выяснялось.
...Любвеобилен. Точное количество связей не установлено. По имеющейся информации, в последнее время поддерживает тесные отношения с сотрудницей Агентства Горностаевой В. И.".
Из служебной характеристики
* 1 *
- Они говорят, что, если денег не будет, они меня посадят или убьют.
- А вы любите острую говядину с карри и жареным рисом?- прервал ее я.
Женщина, сидевшая на стуле напротив меня, уже пять минут рассказывала историю своих отношений с милицией. Пора было переходить к делу.
***
Она пришла в Агентство в десять утра и сказала, что хочет поговорить с Обнорским.
Обнорского не было. Он уехал читать лекции в Ставропольский край - в станицу то ли Социалистическую, то ли Коммунистическую. С собой он забрал не только своего заместителя Повзло, главного нашего детектива Спозаранника и юриста Лукошкину, но даже буфетчицу тетю Таню.
С некоторых пор Обнорский стал разъезжать по стране со своими лекциями о теории и практике независимого расследования. Это чем-то напоминало мне походы в народ членов "Земли и воли" и двадцатипятитысячников. Впрочем, эти поездки в провинцию нам были не в убыток, их финансировал один западный гуманитарный фонд, руководители которого, видимо, считали, что единственное, чего не хватает российскому народу,- это умения заниматься самостоятельными расследованиями. Впрочем, чаяния народа они угадали - провинциальный люд лекции Обнорского слушал с большим удовольствием.
С лекций Обнорский обычно приезжал уставший, говорил, как это тяжело без домашнего уюта, женской ласки и любимой "Нивы" нести свет просвещения в глубинку. Поэтому в этот раз, кроме юриста Лукошкиной, которая, наверное, олицетворяла в глазах Обнорского женскую ласку, с ним на Ставрополье отправилась наша буфетчица-повариха Татьяна Петровна. Видимо, она должна была обеспечить домашний уют. Может быть, Спозаранник заменял Обнорскому "Ниву"?
Я не участвовал в просветительской деятельности Обнорского по двум причинам.
Во-первых, однажды я все же имел честь оказаться в команде лекторов имени Обнорского и, можно сказать, не оправдал надежд.
Мне было поручено прочитать лекцию на тему: "Специфика независимого журналистского расследования в сфере мясного и молочного животноводства". Тогда Обнорским владела идея приближения расследования к нуждам населения, а поскольку мы прибыли на Вологодчину, где вроде бы - если верить оберткам от масла - водились коровы, он и поручил мне подготовить доклад на эту животрепещущую тему. Однако я этой лекции не подготовил - то ли времени не хватило, то ли материала не нашел - не помню.
И прочел слушателям не менее интересный доклад. Я его озаглавил так: "Специфика проведения независимого внутреннего расследования".
Раскрывая тему, я рассказал, что очень часто даже в самых дружных и сплоченных коллективах пропадают вещи - карандаши, ручки, расчески, гигиенические прокладки и прочие необходимые каждому человеку предметы. Далее на конкретных примерах из жизни нашего Агентства я продемонстрировал методы проведения независимого внутреннего расследования. Например, сказал я, когда у Светы Завгородней год назад из сумки исчезла пачка "тампаксов" и она подняла дикий скандал, следственную бригаду возглавил лично Глеб Егорович Спозаранник. И хотя сначала подозрение пало на одну из женщин (а именно Марину Агееву, которая тогда по малопонятному для меня поводу конфликтовала с Завгородней), Спозаранник все же установил истинного виновника трагедии. Им оказался наш же сотрудник Шаховский, который каким-то образом использовал личную собственность Завгородней в своем автомобиле...
Обнорскому мой доклад не понравился. Он кричал, что я своими рассказами ухудшил имидж нашего замечательного Агентства.
В общем, это первая причина, по которой меня не берут в народ.
А во-вторых, надо же на кого-то Агентство оставлять! Как-то на хозяйстве оставили Спозаранника. За какие-то три дня он умудрился выпустить "Инструкцию для сотрудников Агентства об использовании помещений Агентства и инвентаря Агентства". В соответствии с этой инструкцией все двери, окна, шкафы и сейфы в Агентстве были опечатаны. И не только опечатаны, но и заклеены скотчем. Снимать печать разрешалось только с письменного разрешения Спозаранника. По инструкции, сразу после использования двери или шкафа его надлежало сразу же заклеить и запечатать обратно. Поскольку Спозаранник опечатал и дверь туалета, очередь к нему за разрешением попользоваться агентским унитазом выстраивалась длинная. А сколько денег он угрохал на скотч и пластилин...
Так что теперь Спозаранник ездит с лекциями, а я остаюсь на хозяйстве.
***
Итак, эта женщина пришла, как говорят охранники, около десяти. Потребовала Обнорского. "Нету такого",- сказали ей. Но она не ушла.
В одиннадцать появился я и вот уже пять минут слушал ее историю.
Удивительно, и не слишком молода - скорее всего, за тридцать, и ноги как ноги, и грудь как грудь, и глаза как глаза, а общее впечатление потрясающее. В общем, эта посетительница чего-то там такое пробудила во мне. Может, это любовь, подумал я.
И решил, что надо срочно пригласить потенциальную любовь в ресторан.
- Вы острую говядину любите?
- Я люблю рыбу, раков, устрицы и прочие морепродукты,- быстро ответила она.- Неужели то, что я рассказываю, вам неинтересно?
- Жутко интересно. Но я предпочел бы выслушать вас в более спокойной обстановке.
* 2 *
Я заказал острую говядину, рис и жареные пельмени. Она - жутко дорогих кальмаров в кисло-сладком соусе и салат из какого-то другого морского хлама.
Ее звали Инга. Она была одета в очень пристойный брючный костюм, хотя, по ее словам, нигде официально не работала.
- А вы знаете, Инга, один мой знакомый, кстати, как и вы, безработный, однажды решил, что у него мало мозгов - ну, в общем, все вокруг умные, а он как-то не дотягивает. И решил поумнеть. Но книжки читать ему было лень. И он стал есть рыбу, потому что в ней много фосфора, а от этого якобы мозгов становится больше. У него было ежедневное шестиразовое рыбное питание. А по четвергам рыбный день - девятиразовое поедание рыбы. И что вы себе думаете умнее он не стал. Я считаю потому, что голова у него была маленькая и мозгам просто по определению было некуда расти.
Инга слушала меня с интересом. Надо бы, наверное, все-таки поговорить о деле.
- Итак, вы говорите, что сотрудники УБЭП вымогают у вас взятку?
- Да.
- И угрожают уголовным делом?
- Да.
- Что это за сотрудники УБЭП?
- Майор Лишенко и еще один молодой человек, видимо, его подчиненный мне его представили как Александра Петровича.
- И в чем вас могут обвинить?
- Они считают, что я была участницей одной аферы с фиктивной партией кофе.
Якобы некие мошенники предложили одному предпринимателю - Белов его фамилия - купить кофе по довольно низкой цене. Он согласился. Ему показали всякие документы - из таможни, со склада, еще какие-то. Продемонстрировали кофе. Общая сумма сделки была около ста тысяч долларов. В общем, в итоге деньги у него забрали, а партия кофе оказалась чужой.
Он приехал на склад, и тут выяснилось, что документы на товар липовые.
- Обычная история.
- А Лишенко мне теперь говорит: с тебя половина суммы, и ты чиста, как стекло.
- То есть с вас требуют пятьдесят тысяч долларов?
- Да.
- А вы участвовали в этом деле?
- Нет.
- Чем же они вас шантажируют?
- Я была знакома с пострадавшим - с Беловым.
- Откуда у вас пятьдесят тысяч, если вы нигде не работаете?
- У меня их и нет.
- А на что вы живете?
- Я три раза была замужем. Мои мужья были очень не бедными людьми. Они мне помогают чем могут. К тому же у меня много друзей.
- А почему вы обратились к нам, а не в РУБОП?
- Я боюсь их всех. Этот майор - Лишенко - говорит, чтобы я не дергалась и никуда не жаловалась, а то он меня засунет в камеру, а потом навесит еще пару дел. Кроме того, недавно ко мне домой позвонил мужчина, не назвался. Сказал, что, если я не отдам деньги, вопрос может быть решен и внесудебными методами.
Я уверена, что эти менты связаны с бандитами. Меня могут просто убить.
- А сроки выплаты денег назывались?
- Пока нет. Что вы мне посоветуете?
- Во-первых, есть больше устриц.
Знаете, когда их ешь, они пищат. Правда, я лично никогда не слышал, но знающие люди уверяют, что это так. Один мой знакомый - он, кстати, на мясокомбинате работает директором по безопасности - считает, что человек по своей природе хищник и поэтому должен питаться не падалью, а живыми существами. Только слопав что-нибудь живое, у него на душе наступает гармония и покой. И когда этот мой знакомый вгрызается в устрицу, а она под его зубами пищит, у него происходит что-то вроде оргазма. Попробуйте, не пожалеете. Ну а во-вторых, дайте мне пару дней на изучение вашей истории.
- У меня есть доказательства,- быстро сказала Инга.- Я записала наш разговор с Лишенко на диктофон. И еще у меня есть фото: этот Лишенко вместе с бандитами.
- Чего ж вы раньше не сказали. Где они у вас?
- Дома. Если хотите, мы заедем сейчас.
- Конечно, хочу.
* 3 *
В Агентство в тот день я не вернулся. Инга жила на четвертом этаже очень пристойного дома на Московском.
Обстановка квартиры - сплошной модерн. Кровать - водяная. Губы мягкие.
Комплексов - никаких.
Утром я вышел из ее дома с аудиокассетой и распечатанной на принтере фотографией, на которой были изображены три мужика.
Горностаева уже стояла возле моего кабинета. Не обойти. Я как можно более радушно сказал: "Привет, Горностаева",- и поставил ей на вид, что она курит всякую дрянь в неположенном месте. Она не отреагировала. По глазам было видно, что не спала и разговор предстоит жесткий.
Она спросила, где я был. Она искала меня всю ночь. А моя труба на ее звонки не реагировала.
- Аккумулятор сел,- ответил я.- И вообще, Валя, ты знаешь, как я к тебе отношусь.
- Как?
- Хорошо,- со стопроцентной искренностью в голосе сказал я.
- Ты хоть презервативом пользовался?- продолжала допытываться Горностаева.
- Один мой знакомый, кстати, он тоже журналист, никак не мог выговорить слово "презерватив". Ну не получалось у него, хотя все остальные слова выговаривал нормально. И вот когда он приходил в аптеку, начиналась полная неразбериха. У него раздраженно спрашивали: "Чего-чего вам, молодой человек?" Он в ответ мычал что-то невразумительное и показывал пальцем то куда-то в сторону, то почему-то в направлении пола. "А, так вам презерватив!" - наконец кричали ему на всю аптеку обрадованные фармацевты. В общем, так и погубили они человеку всю личную жизнь...
- Так ты с этой бабой был?
- Какой такой бабой?
- Которая вчера утром тут торчала.
- Ах, с бабой! У меня с ней была короткая деловая встреча. И вот что, Горностаева, давай не смешивай личное с общественным. Наши с тобой отношения - это личное. А то, где ты куришь, и то, с кем я встречаюсь,- это общественное.
Я решительно открыл дверь в свой кабинет и скрылся от злобной Горностаевой.
В общем и целом Горностаева была девушкой неплохой. Ноги вполне пристойные, если в мини-юбке, и работает хватко.
В Агентстве до недавнего времени были уверены, что она или розовая, или вообще никакая. В том смысле, что она не только ни с кем не встречалась, но и на мужиков внимания не обращала. Я так долго гонял ее за курение в не отведенных для этого местах и разбрасывание грязных кофейных чашек на всех подоконниках Агентства, что наши отношения естественным порядком дошли до постели. Вернее, сначала до кресла в моем кабинете, потом до стола в ее комнатке. Горностаева узнала, что такое любовь. Оказалось, что любовь - это я.
Это было очень почетно, временами даже приятно, но некоторые сложности в мою жизнь вносило.
Обнорский нашим романом живо интересовался. Особенно его беспокоило, чтобы это не отразилось на потенциале Агентства. "Ты, Леха, смотри,- говорил он,- делай с Горностаевой что хочешь, но чтоб никаких, понимаешь, декретов".
* 4 *
Надо было поработать над делом Инги. Я позвал к себе Родиона Каширина.
- Значит, так, Родион. Надо бы узнать все про одну женщину. Зовут ее Инга, фамилия Корнеевская. Живет на Московском проспекте. Она говорит, что проходит по уголовному делу о мошенничестве, которое ведет УБЭП. Хорошо бы выяснить, что это за дело и кто такой майор Лишенко. Да, вот еще фотография - здесь якобы этот самый майор с какими-то бандитами.
Попробуй установить, кто это.
Я стал слушать взятую у Инги кассету с записью ее разговора с сотрудниками УБЭП. В общем, его содержание примерно соответствовало тому, что говорила мне Корнеевская. Речь шла о каком-то уголовном деле. Мужской голос довольно противного тембра говорил Инге, что она может сесть, и сесть надолго. Ну на год-то - до суда - уж точно. А изолятор - не сахар. Потом заговорили о каких-то тысячах долларов, которые неплохо было бы вернуть. Так что, с одной стороны, это действительно напоминало вымогательство майором милиции крупной взятки, а с другой - мало чем, на мой взгляд, отличалось от обычных методов работы сотрудников милиции с подозреваемыми.
У них так всегда: попугают - авось расколется. Но Инга держалась крепко.
На этом обвинение майора не построишь, сказал я сам себе и решил на время забыть о деле Инги Корнеевской. К приезду Обнорского надо было разработать проект инструкции о форме одежды для сотрудников "Золотой пули".
Внешнему виду подчиненных Обнорский уделял особое внимание. Видимо, это осталось у него от службы в армии.
Периодически у Обнорского появлялась идея пошить всем форму. Что-то типа: черный верх, белый низ. Или наоборот.
Но нам с Повзло до сих пор удавалось охладить управленческий пыл Обнорского. Во-первых, говорили мы, у многих сотрудников Агентства работа непубличная, и нечего им светиться в новой форме с галунами и аксельбантами. А во-вторых, добавлял я, это ж денег стоит. А финансовое положение Агентства - не ах, чтоб так разоряться.
Обнорский аргументам внял. Но частично - предоставить сотрудникам полную свободу в выборе одежды натура не позволяла. И я должен был быстренько в письменном виде попытаться удовлетворить армейские ухватки Обнорского, не слишком ограничив при этом журналистов в их праве носить то, что хочется и что позволяют средства.
Первый пункт инструкции я изложил быстро. "Сотрудники Агентства обязаны ходить на работу в начищенной обуви".
Я знал, что для всех бывших военных главное - это начищенные сапоги. Теперь надо прикинуть, сколько нужно будет закупить щеток и кремов. Ну четыре щетки, пожалуй, хватит. Жалко только, что обувь у народа не одного цвета. Была бы черная - купил бы пятикилограммовую банку гуталина: на полгода хватит. А тут опять расходы...