А в коридоре Агентства меня дожидался авторитетный предприниматель Рустам Голяк. Три дня назад на него было совершено уже 25-е покушение, и вновь неудачное - десяток пуль прошил его насквозь, не задев ни одного жизненно важного органа. Мы добросовестно отразили этот факт в своей сводке, наша информация прозвучала по нескольким радиостанциям и телеканалам. Но Голяку, очевидно, вновь что-то не понравилось...
- Ага!- закричал Голяк, размахивая костылем.- Вот кто назвал меня в своей заметке бывшим сутенером!
Черт возьми, кажется, действительно назвал...
- Рустам, но мне об этом рассказали в РУБОПе, да ты и сам не скрывал, что контролировал в гостинице работу проституток.
- В РУБОПе сидят такие же ущербные люди, как и в вашем Агентстве!истерически завопил Голяк.- Вы завидуете мне, моему таланту, моему везению... Вы никогда не задавались вопросом - почему я все время остаюсь жив, почему меня не берут ни пули, ни яды?
Да потому что Господь все видит и решает по справедливости! Я никогда не был сутенером, потому что я не получал от шлюх деньги...
- Ну хочешь,- подошел сзади Обнорский,- мы напишем статью под заголовком: "Голяк - не сутенер"?
- Вы только и можете меня подъебывать, потому что вы ущербные и жалкие лицемеры!- взвился Голяк, едва не рухнул на пол и, пойманный на лету дюжими охранниками, покинул Агентство с криком: - Вы еще узнаете, кто такой Голяк!
Час от часу не легче... Сидя перед компьютером, я глушил одну чашку кофе за другой. Но мысли витали вокруг вчерашних событий - встреча с Измаиловичем, сгоревший "пассат", разговор с операми в кафе. Если я знаю, где цыгане-люли разбили свой табор, то что мне мешает в очередной раз вспомнить о своей первой профессии - драматического актера? Почему бы не внедриться?.. Стоп-стоп, что за бред... Как - внедриться? Прикинуться цыганом-люли, отбившимся от табора?
Вовсе нет. Говорят, цыгане - гостеприимные люди и принимают в свои ряды кого угодно. Был даже фильм такой, "Гаджо", где музыкант в исполнении артиста Бехтерева покидал свою питерскую квартиру-трущобу, бросал работу и уходил в табор. Но то - наши цыгане, ромулы. А эти - таджикские, люли. Наши цыгане их вообще за цыган не считают. Вспомнить, как они с Измаиловичем себя повели... Менты к ним точно не сунутся. Во-первых, весь табор они задержать не смогут - места ни в одном изоляторе не хватит. Во-вторых, те сразу прикинутся, что русского языка не знают. А где у нас найдешь переводчика с люли?
Менты к ним не сунутся. А вот я...
Почему бы и нет! Где страсть актера к переодеванию? Она всегда при мне.
***
- Ты спятил, Соболин,- повторяла Аня, доставая из стенного шкафа в прихожей наши старые дачные шмотки.- Ну какой ты бродяга? Посмотрел бы на свой живот. И на щеки - со спины ж видать!
- Ну уж, не так чтобы со спины,- обескураженно оглядел я себя в зеркале.- И потом, я вовсе не бродяга. Просто я поссорился с женой, жить мне негде. Денег на гостиницу нет. И подумал - почему бы в таборе не перекантоваться?
- Ох, Соболин,- вздохнула жена.- Ну а зачем тебе это надо? Давно приключений не было? Вспомни, как тебя нелегкая понесла в клуб к братьям Карпенко. Чем дело закончилось? Больницей. А ты мне здоровый нужен, Володя...
Мне и Антошке.
- Знаешь, Анют, а вот что касается склонности к авантюризму, то еще неизвестно, кто из нас лидирует! Вспомни, как прошлой зимой ты для нас ночную экскурсию в Рыбацкое организовала... Как мы армян освобождали, Жоре Армавирскому зачем-то помогли. Зачем, спрашивается? Он на свободу вышел - и вот, говорят, Гиви Вертухадзе заказал.
- Это неправда,- тихо произнесла Аня и прикрыла глаза.
- Как неправда? Ань, ты опять что-то знаешь?
- Нет,- сказала жена после паузы.- Просто мне кажется, что это не он.
- Вот и я говорю, Аня, что это Дед Омар! Знаешь, почему?
Минут пять я развивал перед женой свою теорию о киллерах-огнепоклонниках, но она слушала вполуха.
- Нет, Соболин, не пущу,- решительно сказала она.
- Аня! Ну, Аня...- обнял я супругу.- Значит, так, Обнорскому объясни, что я беру три дня за свой счет.
С Шахом я договорился, он меня заменит. Если через три дня я не объявлюсь и не позвоню - ну тогда что ж...
Тогда докладывай обо всем Обнорскому.
- Поужинай как следует,- вздохнула Аня.
Уплетая котлеты, я вновь подумал - как мне все-таки повезло с женой. Умная, заботливая, красивая. А самое главное - верная. Господи, хоть бы изменила она мне разок, мне б не так стыдно было за все свои амурные похождения...
Но я быстро отогнал от себя нелепую мысль: верна - и слава Богу.
На мне были старые протертые джинсы, свитер, дождевик. В кармане - сто рублей. И никаких документов.
Аня помахала мне рукой из окна.
Я поднял руку в ответ. В груди защемило.
***
Худой изможденный люли в алом халате играл на губной гармонике, а парень с девушкой отплясывали вокруг костра. Женщины, дети, старики - все они весело хлопали и подпевали. Какой-то индийский мотив, что-то надоедливое, протяжное, нескончаемое...
Почему-то на меня не обратили внимания. Я стоял минут пятнадцать, хлопал в ладоши и выкрикивал танцующим ободряющие возгласы. Наконец мне дали шашлык на бумажной тарелке и пластиковый стакан с красным вином.
Я присел на краешек скамейки. Люли продолжали веселиться.
Появилась гитара. Пышноусый крепыш наяривал зажигательные мелодии.
Подпеть я не мог, поскольку не владел языками. Но когда невысокая стройная цыганка с распущенными волосами, с огромными миндалевидными глазами, запела вдруг по-русски: "Ехали на тройке с бубенцами..." - я понял, что наступил мой выход. Подхватил сперва негромко, затем сильнее - и вдруг у нас возник превосходный дуэт... Я давно не пел так вдохновенно. И главное, всегда попадал в мелодию, хотя часто грешу обратным. Нам аплодировали.
Цыганка смотрела на меня смеющимися глазами.
Зачерпнув из бочки черпаком, старик-люли налил мне в пластиковый стакан душистой жидкости. Я обжегся и поперхнулся - что-то среднее между самогоном и чачей. Мне дали гитару. Мы спели "Ночь светла". Спели "Очи черные". А затем цыганка жестом велела мне отдать гитару соседу и увела меня за руку в сторону от веселья. Спиной я чувствовал ненавистный взгляд пышноусого крепыша.
То здесь, то там горели костры. Звучали песни. Лагерь состоял из дощатых построек (видно, давно брошенных владельцами), фургончиков на колесах и высоких шатров.
- Меня зовут Зейнаш,- сказала девушка, когда мы вышли на берег озера.
- Владимир,- представился я.- Можно мне с вами пожить немножко?
Веселый вы народ...
Зейнаш улыбнулась.
- Сейчас я отведу тебя к старшему, ты ему все расскажешь.
- К барону!- догадался я.
- Можно и так,- рассмеялась Зейнаш.
Я вошел в микроавтобус. Пожилой человек с хемингуэевской бородой в синем спортивном костюме "адидас" приподнял очки и оторвался от компьютера. Он сделал мне знак рукой, и я сел на ковер. Барон присел рядом, скрестив ноги, и стал внимательно на меня смотреть. Курилась чаша с благовониями.
Гудел обогреватель.
- Рассказывай,- негромко сказал барон.
И я начал говорить. О том, как поругался с женой и поэтому лишился жилья. И о том, как был бы рад пожить вместе с гостеприимным народом, объединяющим традиции цыганской и восточной культур...
- Кто ты по профессии?- спросил барон.
- Артист,- честно признался я.
Значит, работать сможешь,- произнес барон загадочную фразу.
После этого мальчик лет пятнадцати отвел меня в шатер, где лежало уже три спящих тела, и вручил спальный мешок. В сон я провалился быстро.
***
Весь следующий день я бродил по обезлюдевшему табору. На меня не обращали внимания. Один раз попросили помочь наколоть дров, с чем я блестяще справился, даже сам себе удивившись.
Один раз попросили принести с озера ведро воды. Дали тарелку кукурузной каши. Зейнаш не было видно. В автобус к барону зайти я постеснялся. Я не знал, у кого мне выведать информацию.
А к вечеру народ начал стягиваться.
Вновь зажглись костры, зазвучали песни. Но в этот раз петь мне не довелось.
- Тебе надо выспаться,- сказала мне Зейнаш.- Завтра мы работаем. Примерь этот халат и тюбетейку.
Я примерил. Оказалось, в самый раз - Зейнаш даже захлопала в ладоши.
Что мне предстоит делать, я до сих пор не представлял. Но знал, что вместе с Зейнаш пойду куда угодно.
***
- Люди добрые,- успел я произнести, но тут же осекся. С хохотом навстречу мне шел журналист Толик Мартов из "Смены".
- Ну вы там с Обнорским вообще рехнулись!- воскликнул он, хлопнув меня по плечу.- Называется: журналист меняет профессию, да?
- Дядя, помагице, пжал-ста,- вцепились в штанины Толика наши пацаны.
- Э-э! Мой кошелек! завопил Мартов и рванул вслед за пацанами...
- Люди добрые,- начал я по новой.
И опять замолчал. Посверкивая очками, ко мне через весь вагон медленно шел Спозаранник.
- Я не понял, Владимир Альбертович, кто вам позволил разблокировать дисководы?- угрожающе произнес Глеб.
- Почему ты в метро, Глеб? Где твоя "Нива"?- растерянно произнес я.
- Вай, какой мужчина, загляденье!- Зейнаш надела на Спозаранника тюбетейку и чмокнула растерянного Глеба в щеку, оставив яркий отпечаток губ.
- С этими людьми невозможно договариваться,- вскочил с места Григорий Яковлевич Измаилович и тряхнул седоватой гривой.- Они не настоящие цыгане!почему-то при этом он тыкал пальцем в Спозаранника.
Грянул оркестр, затянул "цыганочку"...
- Эх-ма!- выскочил в середину прохода Рустам Голяк и, отбросив костыли, пустился в пляс.- Да Голяк цыганочку лучше вас всех танцует! А вы ущербные и завистливые люди! Надо же такое написать: Голяк - сутенер!
Вокруг Рустама Голяка, весело перемигиваясь, отплясывали полковники Барахта, Груздев и Лейкин.
- Молчать, цыганские рожи!- крикнул опер Муравин. Но музыка зазвучала громче.
- Памагице, пжал-ста,- тянули Муравина за китель цыганята.
Зейнаш кружила по узкому проходу, сцепившись локтями с Барсовым и Езидовым. Леня и Макс были в восторге.
Через весь вагон прыгал вприсядку зампрокурора Мельничук.
- Почему здесь посторонние?- холодно взглянула на меня Лариса Павловна Смирнова.
И веселье оборвалось...
***
Я со стоном перевернулся на бок.
Сено кололось. Ребра ныли. Запястья сдавливали наручники. И никаких поводов для радости не было - безнадега полная.
Лязгнул затвор. Чья-то тень метнулась ко мне. "Ну вот и все..." прикрыл я глаза.
Тень отомкнула "браслеты" и прошептала мне голосом Зейнаш:
- А ну-ка, вставай....
Мы молча бежали по лесу, изредка застывая и прячась за деревья. Табор остался вдалеке.
- Сейчас мы выйдем на шоссе, а дальше ты сам доберешься, Володя...
Я остановился и взял Зейнаш за плечи:
- Так ты знаешь, кто убил Гиви?
- Этих людей уже нет в таборе. Ахмат, Заур и Бекматжан вчера улетели в Одессу.
- А где их мотоциклы, "харлеи"?
- На дне озера, к которому ты ходил за водой.
- Скажи самое главное. Кто заказал Вертухадзе - Армавирский или Дед Омар?
- Я не знаю этих людей,- искренне ответила Зейнаш.- Я знаю только, что Гиви недавно кинул наших земляков - таджиков. Они вместе торговали гашишем, Гиви был их представителем в Питере. Гиви утаил целую партию гашиша, сказал, что его менты конфисковали. Таджики поручили троим нашим ребятам проверить эту информацию и разобраться с Гиви. Вот они и разобрались... Но Файзулло, наш барон, узнав об этом, потребовал, чтобы они покинули табор. Мы не хотим быть связанными с криминалом.
- У этих троих есть паспорта, фамилии, отчества?
- Вот, здесь все написано,- протянула мне Зейнаш клочок бумажки.Теперь ты сможешь получить повышение по службе.
- Но я не мент, Зейнаш, я журналист...
- Не ври мне, Володя.- Ее смеющиеся глаза блеснули во тьме.
Я припал к губам Зейнаш и почувствовал, что никуда не поеду... Но поцелуй был недолгим.
- Все, Володя, уходи. Деньги на попутную машину есть?
- Кажется, да. Позвонишь мне как-нибудь?
- Ни к чему это.
Но я на всякий случай продиктовал свой телефон.
- Зейнаш, а ты не боишься? Тебя не накажут за то, что ты выпустила меня и наговорила мне лишнего?
- Нет, потому что Файзулло - мой отец... Прощай, Володя!
Зейнаш исчезла, я даже не услышал ее шагов. Была - и нету.
Через полчаса мне удалось остановить "КамАЗ", и за сотню рублей я добрался до города. Как раз к открытию метро.
- Слава Богу,- появилась на пороге заспанная Аня. Ощупав меня, она повисла на моей шее.- Жив, невредим... Прежде чем пойдешь в душ, признайся крутил романы с цыганками?
- Пытались меня соблазнить, Анюта,- улыбнулся я.- Ох, как пытались...
Анька издала негодующий возглас и дернула меня за ухо:
- Они же все грязные, немытые...
Сейчас побежишь к венерологу за справкой!
- ...Но я не поддался! Чист я перед тобой, Анюта.
На душе было легко оттого, что не пришлось врать.
***
- Володя,- схватила меня за руку в коридоре Агеева.- Это был ты, в метро, или нет?
- Как вы молодо выглядите, Марина Борисовна,- ловко ушел я от ответа.
Агеева так и просияла:
- Да, представь себе, золотое армирование пошло мне на пользу! А заодно мы с Зудинцевым и Кашириным разоблачили хирурга-афериста...
- Мои поздравления,- отвесил я поклон.
- Володя, я не успокоюсь,- продолжала Агеева теребить меня за рукав.Ведь это ты просил милостыню в метро?
- Да, понимаете ли, зарплата кончилась решил малость подработать...признался я.
- Я сойду с ума,- прошептала Агеева.- Такое сходство!
- Вай, люди добрые, сами мы не местные!- воскликнул я.
- Я сойду с ума,- оглянувшись, повторила Марина Борисовна.
Навстречу попался хмурый Обнорский.
- Так, вернулся... В твое отсутствие Шах два убийства проморгал. Угадай-ка, Володя, кто за это будет отвечать?
"Может, надо было в таборе остаться?" - подумал я.
- Володя, Спозаранник снова заблокировал наши дисководы,- пожаловалась Завгородняя.
- Ничего, мы их опять разблокируем,- успокоил я Свету, садясь за компьютер.
Заглянул Спозаранник:
- Владимир Альбертович, я знаю от оперов, что вам удалось продвинуться в расследовании убийства Вертухадзе... Считаю, что мы должны совместными силами подготовить материал для "Явки с повинной"
- Так точно, Глеб Егорыч,- согласился я, не отрывая взгляд от экрана.
И что, интересно, я опишу в материале? Как мы с 3ейнаш ходили по вагонам метро?
- Володя, тебя,- протянула мне трубку Света.
Это был Макс Езидов. Сегодня они вместе с опергруппой приехали в Шушары, но табора уже не было - остались одни угли от костров. Я предложил Езидову пошарить на дне озера - авось найдет что-то интересное.... А заодно продиктовал ему данные трех киллеров - цыган-люли, вылетевших два дня назад в Одессу.
Езидов отнесся к моей информации с недоверием, но на всякий случай записал ее.
***
Пошарить на дне озера опера смогли только через пару недель - до этого у них не было времени. Три "харлея-дэвидсона" лежали там, как новенькие, будто только что из магазина.
А через месяц прокурор Степан Степанович Цымбалюк созвал пресс-конференцию.
- Благодаря высокому профессионализму наших оперативников из УУР, РУБОП и УССМ на прошлой неделе в Одессе были задержаны трое преступников, граждан Таджикистана, подозреваемых в тройном убийстве у гостиницы "Прибалтийская"...
Минут десять Степан Степанович нахваливал работу оперативно-следственной бригады, а также коллег из прокуратур Украины и Таджикистана.
- Степан Степанович, можно вопрос?- поднялась бойкая девочка с телевидения.- А что известно о заказчиках убийства Гиви Вертухадзе, и правда ли, что следствие разрабатывает версию о причастности к этому убийству предпринимателя Гурджиева?
- Я обещаю, что в скором времени имена заказчиков будут названы,обнадежил Цымбалюк.- Не исключено, что мы предъявим обвинение именно Гурджиеву.
Я тихо встал и направился к выходу.
Ничего интересного здесь я больше не услышу...
***
Когда Аня и Антошка уже спали, а я сидел на кухне, листая свои бумаги, зазвонил телефон. Был час ночи.
- Улыбочку ты у меня просил, я поняла, меня ты не узнал...- услышал я знакомый голос.
- Зейнаш!- вскрикнул я.
В трубке зазвучал звонкий переливчатый смех, а затем раздались гудки.
ДЕЛО О ВЗБЕСИВШЕМСЯ ВРАЧЕ
Рассказывает Максим Кононов
"Кононов Максим Викторович, 1967 года рождения, разведен, имеет на иждивении дочь 9 лет.
До работы в Агентстве занимался коммерцией, знаком со структурой мелкого бизнеса, неплохо ориентируется в теневой экономике. Склонен к нестандартному мышлению, неплохо владеет журналистским стилем, правда, присутствует некий крен в "желтизну". Иногда злоупотребляет спиртными напитками, однако на рабочей дисциплине это серьезным образом пока не отражалось..."
Из служебной характеристики
Кое-как выбравшись из переполненного вагона, я поспешил к эскалатору. "Блин, вот обязательно надо этому Спозараннику, чтобы я был в Агентстве ни свет ни заря!- клокотало в душе.- Ну какая разница, приеду я к 10.00 или на час позже. Ведь ничего же не случилось! Да даже если бы и случилось, это проблема репортеров, а не расследователей! Вот зануда!"
Я все-таки опоздал. На целых семь минут! Спозаранник, наверное, караулил меня у входа в Агентство. Потому что первый, кого я увидел, входя в наш офис на улице Зодчего Росси, был именно Глеб Егорыч.
- Вы опоздали, Максим Викторович,- без всяких эмоций констатировал Глеб,- хотя я вас в пятницу предупреждал. Мне придется составить докладную записку руководству.
- Глеб, ну что ты придираешься?
Не так уж я и опоздал, всего на пять минут.- Я еще старался сдерживаться, чтобы не высказать Спозараннику все, что я думаю о нем самом, о его занудстве, идиотизме, педантичности и о его дурацких записках.
Глеб ничего не ответил, развернулся и ушел в свой кабинет, наверное, писать очередную кляузу. Ну и хрен с ним. Я зашел в кабинет расследователей, поздоровался с ребятами и пошел в репортерский отдел узнать, что новенького случилось в городе за минувшие выходные. В репортерском царила обычная утренняя суета: Соболин с всклокоченными волосами носился от одного телефона к другому, Завгородняя, сидя на столе с задранной чуть ли не до пояса юбкой и покачивая ножкой, ворковала с каким-то ментовским чином, Шах что-то строчил на компьютере, стажерка Оксана, чуть не сбив меня с ног, умчалась в коридор с криком:
"У меня в районе заказуха! Срочно надо ехать! Где машина?!!" В общем, все как обычно. Кроме репортеров в кабинете сидел Гвичия, задумчиво созерцая коленки Завгородней.
- Привет, Князь,- подошел я к бывшему десантнику.- Ты решил перейти к репортерам?
- А?- попытался отвлечься Зураб от ножек Завгородней.- Конечно, пойдем покурим!
Покурить нам не удалось: в дверях появился Спозаранник, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
- Максим Викторович, вам придется срочно ехать в порт,- безапелляционно заявил Глеб Егорович.- Ваша задача выяснить, сколько получили докеры за то, чтобы объявить о начале забастовки.
- А если им никто не платил? Вдруг они сами так решили?- попытался я отмазаться от не очень приятной поездки.
- Не говорите ерунду,- поморщился Спозаранник,- докеры и так получают около тысячи долларов в месяц.
Чтобы они забастовали - профсоюзам явно заплатили изрядную сумму. По нашим сведениям, забастовка напрямую связана с переделом порта. Леха Склеп и так уже имеет там изрядный процент, но он мечтает получить единоличный контроль над портом. Вместо того, чтобы пререкаться, вам бы следовало уже быть там. Мне эти сведения нужны как можно быстрее.
Делать нечего, придется ехать. При мысли о том, что мне опять придется спускаться в этот ад, именуемый "Петербургским метрополитеном", появилось острое желание принять на грудь граммов этак триста. Мысль, конечно, заслуживала внимания, но пришлось ее временно отложить, а то могли появиться и другие мысли, к примеру - на фига мне эти докеры, Спозаранник и его дурацкие задания. А это уже попахивало не просто докладной...
За всеми этими размышлениями я и не заметил, как подошел к станции "Гостиный двор". Подумав немного, решил идти на станцию "Невский проспект", авось там народу поменьше.
Однако и здесь толпа была изрядная.
Плюнув на возможность потерять пуговицы на рубашке, я протолкался к самому краю, чтобы уж наверняка попасть в вагон.
Непрерывно сигналя, из-за поворота показался поезд. Стоящие у кромки люди инстинктивно попытались слегка отодвинуться. И в этот момент кто-то резко ударил меня под коленки, а затем толкнул вперед.
Потеряв равновесие, я не смог удержаться и рухнул вниз. На мое счастье, до поезда оставалось еще несколько метров, и я успел скатиться и лечь между рельс. Сверху, истошно визжа тормозами, меня накрыл поезд. Проехав еще немного, он остановился. Сверху слышались крики.
Сколько я пролежал под поездом - не знаю. Время как будто остановилось.
Но что самое странное, я не ощущал ни страха, ни ужаса, да и вообще ничего не ощущал. Лежал себе, как в могиле (ну и сравненьице, однако...). Наконец поезд медленно сдал назад, и я опять увидел яркий свет.
- Живой? услышал я чей-то голос.
- Еще не знаю,- ответил я и попытался повернуться.
- Лежи, не двигайся,- тут же раздалось над головой,- сейчас врач подойдет.
Но лежать мне не хотелось, к тому же начала болеть нога, и мне необходимо было срочно выяснить, не сломана ли она. Какое-то время я безуспешно пытался встать, не опираясь на ноющую коленку. Кое-как поднялся и посмотрел наверх. У места, где я стоял до тех пор, пока кто-то не решил, что я могу очень натурально сыграть Анну Каренину, образовалось небольшое свободное пространство. Там стоял милиционер и смотрел на меня. Впрочем, на меня смотрели все. На некоторых лицах читалось разочарование: ну вот, мол, ни крови, ни мозгов наружу... И почему людей так тянет поглазеть на чью-то смерть?
Впрочем, если бы они не были столь любопытны, если б не читали с патологическим интересом о зверствах маньяков или репортажи с мест боев (как в горячих точках, так и на городских улицах) - мы бы остались без работы. "Ну, нашел время философствовать!" - одернул я себя и взялся руками за бордюр перрона. Мент, видя, что лежать я не собираюсь, благородно протянул руку помощи. Вскоре я уже стоял наверху.
Тут же откуда-то появился мужик - белый как мел, но в синей форме. "Машинист",- догадался я.
- Ты цел?- почти шепотом спросил он и зачем-то начал меня ощупывать.
- Да цел,- пробурчал я,- и не цапай ты меня! Голубой, что ли?
Машинист перестал меня ощупывать, его лицо понемногу начало приобретать природный цвет.
- Ты какого хера под колеса сигаешь? Надоело жить - пошел бы да повесился! А мне из-за тебя в тюрьму?- Мужика слегка потряхивало, но во взгляде читалось отчетливое желание съездить мне по морде, и только присутствие стража порядка удерживало его от этого поступка.
А вокруг уже становилось тесно от обилия работников метро. Чуть ли не каждый о чем-то спрашивал, кричал машинист, что-то говорил мент. Но я ничего не слышал. Теперь трясти стало уже меня. Очень живо перед глазами встала картина - окровавленные куски мяса, когда-то бывшие моим телом, мозги на рельсах и колесах поезда, газетные полосы с описанием самоубийства подающего надежды инвестигейтора, похороны, речи коллег у свежевырытой могилы... Меня кто-то взял за руку и потащил за собой. Что удивительно, я даже не пытался вырваться, шел, как баран на бойню. Через некоторое время, миновав толпу, мы поднялись на эскалаторе в пункт милиции.
Здесь уже сидели какие-то товарищи в погонах с двумя просветами.
- Рассказывай,- заявил один, видимо, старший.
- "Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел..." - начал я.
- Ты че Ваньку валяешь? Ты говори, какого хрена под колеса сиганул?
Частое общение с представителями правоохранительных органов - это большой опыт. Мне сразу стало ясно, что "глухарь" этим господам не нужен, а значит, если я скажу, что отнюдь не сам "сигал" под колеса, меня начнут убеждать, что мне все показалось. А очень хотелось выпить, трясучка не отпускала. В это время в пункт, где и так было не развернуться, вошел молодой парень в "гражданке".
"Дознаватель",- понял я. Парень не спеша достал бланк протокола, пристроился у краешка стола и приготовился записывать.
- Фамилия, имя, отчество, место работы,- лениво начал он.
- Да пошли вы со своими отчествами!- не сдержался я.- Вот моя визитка, вызывайте завтра и поговорим, а сегодня я не в духе. Все! Мне выпить надо, я пошел.
Чины из милиции, чуть не столкнувшись лбами, склонились над визиткой.
- Агентство журналистских расследований,- прочитал один.- Это "Золотая пуля", что ли?
- Да, "Пуля"!- заорал я.- Долго вы меня здесь мурыжить будете? У меня, может быть, стресс, и мне срочно требуется принять лекарство!
- Ага, под названием "Столичная",- хмыкнул следователь.
Это вы "Столичную" пьете, а я "Флагман" предпочитаю. Все, я пошел.
- И куда это ты, интересно, пошел?- лениво поинтересовался один из начальников.
- К едрене фене!- Я все больше заводился, краем сознания понимая, что этого делать не стоит, но ничего с собой поделать не мог.- А что вы сделаете? Задержите? Вперед на мины!
Больше трех суток вам меня не продержать, да и то вряд ли. А после выхода я вам такую пресс-конференцию устрою на тему прав человека и деятельности свободной прессы в Питере...
- А при чем здесь деятельность прессы?- искренне удивился подполковник.
- Ага!- закричал Голяк, размахивая костылем.- Вот кто назвал меня в своей заметке бывшим сутенером!
Черт возьми, кажется, действительно назвал...
- Рустам, но мне об этом рассказали в РУБОПе, да ты и сам не скрывал, что контролировал в гостинице работу проституток.
- В РУБОПе сидят такие же ущербные люди, как и в вашем Агентстве!истерически завопил Голяк.- Вы завидуете мне, моему таланту, моему везению... Вы никогда не задавались вопросом - почему я все время остаюсь жив, почему меня не берут ни пули, ни яды?
Да потому что Господь все видит и решает по справедливости! Я никогда не был сутенером, потому что я не получал от шлюх деньги...
- Ну хочешь,- подошел сзади Обнорский,- мы напишем статью под заголовком: "Голяк - не сутенер"?
- Вы только и можете меня подъебывать, потому что вы ущербные и жалкие лицемеры!- взвился Голяк, едва не рухнул на пол и, пойманный на лету дюжими охранниками, покинул Агентство с криком: - Вы еще узнаете, кто такой Голяк!
Час от часу не легче... Сидя перед компьютером, я глушил одну чашку кофе за другой. Но мысли витали вокруг вчерашних событий - встреча с Измаиловичем, сгоревший "пассат", разговор с операми в кафе. Если я знаю, где цыгане-люли разбили свой табор, то что мне мешает в очередной раз вспомнить о своей первой профессии - драматического актера? Почему бы не внедриться?.. Стоп-стоп, что за бред... Как - внедриться? Прикинуться цыганом-люли, отбившимся от табора?
Вовсе нет. Говорят, цыгане - гостеприимные люди и принимают в свои ряды кого угодно. Был даже фильм такой, "Гаджо", где музыкант в исполнении артиста Бехтерева покидал свою питерскую квартиру-трущобу, бросал работу и уходил в табор. Но то - наши цыгане, ромулы. А эти - таджикские, люли. Наши цыгане их вообще за цыган не считают. Вспомнить, как они с Измаиловичем себя повели... Менты к ним точно не сунутся. Во-первых, весь табор они задержать не смогут - места ни в одном изоляторе не хватит. Во-вторых, те сразу прикинутся, что русского языка не знают. А где у нас найдешь переводчика с люли?
Менты к ним не сунутся. А вот я...
Почему бы и нет! Где страсть актера к переодеванию? Она всегда при мне.
***
- Ты спятил, Соболин,- повторяла Аня, доставая из стенного шкафа в прихожей наши старые дачные шмотки.- Ну какой ты бродяга? Посмотрел бы на свой живот. И на щеки - со спины ж видать!
- Ну уж, не так чтобы со спины,- обескураженно оглядел я себя в зеркале.- И потом, я вовсе не бродяга. Просто я поссорился с женой, жить мне негде. Денег на гостиницу нет. И подумал - почему бы в таборе не перекантоваться?
- Ох, Соболин,- вздохнула жена.- Ну а зачем тебе это надо? Давно приключений не было? Вспомни, как тебя нелегкая понесла в клуб к братьям Карпенко. Чем дело закончилось? Больницей. А ты мне здоровый нужен, Володя...
Мне и Антошке.
- Знаешь, Анют, а вот что касается склонности к авантюризму, то еще неизвестно, кто из нас лидирует! Вспомни, как прошлой зимой ты для нас ночную экскурсию в Рыбацкое организовала... Как мы армян освобождали, Жоре Армавирскому зачем-то помогли. Зачем, спрашивается? Он на свободу вышел - и вот, говорят, Гиви Вертухадзе заказал.
- Это неправда,- тихо произнесла Аня и прикрыла глаза.
- Как неправда? Ань, ты опять что-то знаешь?
- Нет,- сказала жена после паузы.- Просто мне кажется, что это не он.
- Вот и я говорю, Аня, что это Дед Омар! Знаешь, почему?
Минут пять я развивал перед женой свою теорию о киллерах-огнепоклонниках, но она слушала вполуха.
- Нет, Соболин, не пущу,- решительно сказала она.
- Аня! Ну, Аня...- обнял я супругу.- Значит, так, Обнорскому объясни, что я беру три дня за свой счет.
С Шахом я договорился, он меня заменит. Если через три дня я не объявлюсь и не позвоню - ну тогда что ж...
Тогда докладывай обо всем Обнорскому.
- Поужинай как следует,- вздохнула Аня.
Уплетая котлеты, я вновь подумал - как мне все-таки повезло с женой. Умная, заботливая, красивая. А самое главное - верная. Господи, хоть бы изменила она мне разок, мне б не так стыдно было за все свои амурные похождения...
Но я быстро отогнал от себя нелепую мысль: верна - и слава Богу.
На мне были старые протертые джинсы, свитер, дождевик. В кармане - сто рублей. И никаких документов.
Аня помахала мне рукой из окна.
Я поднял руку в ответ. В груди защемило.
***
Худой изможденный люли в алом халате играл на губной гармонике, а парень с девушкой отплясывали вокруг костра. Женщины, дети, старики - все они весело хлопали и подпевали. Какой-то индийский мотив, что-то надоедливое, протяжное, нескончаемое...
Почему-то на меня не обратили внимания. Я стоял минут пятнадцать, хлопал в ладоши и выкрикивал танцующим ободряющие возгласы. Наконец мне дали шашлык на бумажной тарелке и пластиковый стакан с красным вином.
Я присел на краешек скамейки. Люли продолжали веселиться.
Появилась гитара. Пышноусый крепыш наяривал зажигательные мелодии.
Подпеть я не мог, поскольку не владел языками. Но когда невысокая стройная цыганка с распущенными волосами, с огромными миндалевидными глазами, запела вдруг по-русски: "Ехали на тройке с бубенцами..." - я понял, что наступил мой выход. Подхватил сперва негромко, затем сильнее - и вдруг у нас возник превосходный дуэт... Я давно не пел так вдохновенно. И главное, всегда попадал в мелодию, хотя часто грешу обратным. Нам аплодировали.
Цыганка смотрела на меня смеющимися глазами.
Зачерпнув из бочки черпаком, старик-люли налил мне в пластиковый стакан душистой жидкости. Я обжегся и поперхнулся - что-то среднее между самогоном и чачей. Мне дали гитару. Мы спели "Ночь светла". Спели "Очи черные". А затем цыганка жестом велела мне отдать гитару соседу и увела меня за руку в сторону от веселья. Спиной я чувствовал ненавистный взгляд пышноусого крепыша.
То здесь, то там горели костры. Звучали песни. Лагерь состоял из дощатых построек (видно, давно брошенных владельцами), фургончиков на колесах и высоких шатров.
- Меня зовут Зейнаш,- сказала девушка, когда мы вышли на берег озера.
- Владимир,- представился я.- Можно мне с вами пожить немножко?
Веселый вы народ...
Зейнаш улыбнулась.
- Сейчас я отведу тебя к старшему, ты ему все расскажешь.
- К барону!- догадался я.
- Можно и так,- рассмеялась Зейнаш.
Я вошел в микроавтобус. Пожилой человек с хемингуэевской бородой в синем спортивном костюме "адидас" приподнял очки и оторвался от компьютера. Он сделал мне знак рукой, и я сел на ковер. Барон присел рядом, скрестив ноги, и стал внимательно на меня смотреть. Курилась чаша с благовониями.
Гудел обогреватель.
- Рассказывай,- негромко сказал барон.
И я начал говорить. О том, как поругался с женой и поэтому лишился жилья. И о том, как был бы рад пожить вместе с гостеприимным народом, объединяющим традиции цыганской и восточной культур...
- Кто ты по профессии?- спросил барон.
- Артист,- честно признался я.
Значит, работать сможешь,- произнес барон загадочную фразу.
После этого мальчик лет пятнадцати отвел меня в шатер, где лежало уже три спящих тела, и вручил спальный мешок. В сон я провалился быстро.
***
Весь следующий день я бродил по обезлюдевшему табору. На меня не обращали внимания. Один раз попросили помочь наколоть дров, с чем я блестяще справился, даже сам себе удивившись.
Один раз попросили принести с озера ведро воды. Дали тарелку кукурузной каши. Зейнаш не было видно. В автобус к барону зайти я постеснялся. Я не знал, у кого мне выведать информацию.
А к вечеру народ начал стягиваться.
Вновь зажглись костры, зазвучали песни. Но в этот раз петь мне не довелось.
- Тебе надо выспаться,- сказала мне Зейнаш.- Завтра мы работаем. Примерь этот халат и тюбетейку.
Я примерил. Оказалось, в самый раз - Зейнаш даже захлопала в ладоши.
Что мне предстоит делать, я до сих пор не представлял. Но знал, что вместе с Зейнаш пойду куда угодно.
***
- Люди добрые,- успел я произнести, но тут же осекся. С хохотом навстречу мне шел журналист Толик Мартов из "Смены".
- Ну вы там с Обнорским вообще рехнулись!- воскликнул он, хлопнув меня по плечу.- Называется: журналист меняет профессию, да?
- Дядя, помагице, пжал-ста,- вцепились в штанины Толика наши пацаны.
- Э-э! Мой кошелек! завопил Мартов и рванул вслед за пацанами...
- Люди добрые,- начал я по новой.
И опять замолчал. Посверкивая очками, ко мне через весь вагон медленно шел Спозаранник.
- Я не понял, Владимир Альбертович, кто вам позволил разблокировать дисководы?- угрожающе произнес Глеб.
- Почему ты в метро, Глеб? Где твоя "Нива"?- растерянно произнес я.
- Вай, какой мужчина, загляденье!- Зейнаш надела на Спозаранника тюбетейку и чмокнула растерянного Глеба в щеку, оставив яркий отпечаток губ.
- С этими людьми невозможно договариваться,- вскочил с места Григорий Яковлевич Измаилович и тряхнул седоватой гривой.- Они не настоящие цыгане!почему-то при этом он тыкал пальцем в Спозаранника.
Грянул оркестр, затянул "цыганочку"...
- Эх-ма!- выскочил в середину прохода Рустам Голяк и, отбросив костыли, пустился в пляс.- Да Голяк цыганочку лучше вас всех танцует! А вы ущербные и завистливые люди! Надо же такое написать: Голяк - сутенер!
Вокруг Рустама Голяка, весело перемигиваясь, отплясывали полковники Барахта, Груздев и Лейкин.
- Молчать, цыганские рожи!- крикнул опер Муравин. Но музыка зазвучала громче.
- Памагице, пжал-ста,- тянули Муравина за китель цыганята.
Зейнаш кружила по узкому проходу, сцепившись локтями с Барсовым и Езидовым. Леня и Макс были в восторге.
Через весь вагон прыгал вприсядку зампрокурора Мельничук.
- Почему здесь посторонние?- холодно взглянула на меня Лариса Павловна Смирнова.
И веселье оборвалось...
***
Я со стоном перевернулся на бок.
Сено кололось. Ребра ныли. Запястья сдавливали наручники. И никаких поводов для радости не было - безнадега полная.
Лязгнул затвор. Чья-то тень метнулась ко мне. "Ну вот и все..." прикрыл я глаза.
Тень отомкнула "браслеты" и прошептала мне голосом Зейнаш:
- А ну-ка, вставай....
Мы молча бежали по лесу, изредка застывая и прячась за деревья. Табор остался вдалеке.
- Сейчас мы выйдем на шоссе, а дальше ты сам доберешься, Володя...
Я остановился и взял Зейнаш за плечи:
- Так ты знаешь, кто убил Гиви?
- Этих людей уже нет в таборе. Ахмат, Заур и Бекматжан вчера улетели в Одессу.
- А где их мотоциклы, "харлеи"?
- На дне озера, к которому ты ходил за водой.
- Скажи самое главное. Кто заказал Вертухадзе - Армавирский или Дед Омар?
- Я не знаю этих людей,- искренне ответила Зейнаш.- Я знаю только, что Гиви недавно кинул наших земляков - таджиков. Они вместе торговали гашишем, Гиви был их представителем в Питере. Гиви утаил целую партию гашиша, сказал, что его менты конфисковали. Таджики поручили троим нашим ребятам проверить эту информацию и разобраться с Гиви. Вот они и разобрались... Но Файзулло, наш барон, узнав об этом, потребовал, чтобы они покинули табор. Мы не хотим быть связанными с криминалом.
- У этих троих есть паспорта, фамилии, отчества?
- Вот, здесь все написано,- протянула мне Зейнаш клочок бумажки.Теперь ты сможешь получить повышение по службе.
- Но я не мент, Зейнаш, я журналист...
- Не ври мне, Володя.- Ее смеющиеся глаза блеснули во тьме.
Я припал к губам Зейнаш и почувствовал, что никуда не поеду... Но поцелуй был недолгим.
- Все, Володя, уходи. Деньги на попутную машину есть?
- Кажется, да. Позвонишь мне как-нибудь?
- Ни к чему это.
Но я на всякий случай продиктовал свой телефон.
- Зейнаш, а ты не боишься? Тебя не накажут за то, что ты выпустила меня и наговорила мне лишнего?
- Нет, потому что Файзулло - мой отец... Прощай, Володя!
Зейнаш исчезла, я даже не услышал ее шагов. Была - и нету.
Через полчаса мне удалось остановить "КамАЗ", и за сотню рублей я добрался до города. Как раз к открытию метро.
- Слава Богу,- появилась на пороге заспанная Аня. Ощупав меня, она повисла на моей шее.- Жив, невредим... Прежде чем пойдешь в душ, признайся крутил романы с цыганками?
- Пытались меня соблазнить, Анюта,- улыбнулся я.- Ох, как пытались...
Анька издала негодующий возглас и дернула меня за ухо:
- Они же все грязные, немытые...
Сейчас побежишь к венерологу за справкой!
- ...Но я не поддался! Чист я перед тобой, Анюта.
На душе было легко оттого, что не пришлось врать.
***
- Володя,- схватила меня за руку в коридоре Агеева.- Это был ты, в метро, или нет?
- Как вы молодо выглядите, Марина Борисовна,- ловко ушел я от ответа.
Агеева так и просияла:
- Да, представь себе, золотое армирование пошло мне на пользу! А заодно мы с Зудинцевым и Кашириным разоблачили хирурга-афериста...
- Мои поздравления,- отвесил я поклон.
- Володя, я не успокоюсь,- продолжала Агеева теребить меня за рукав.Ведь это ты просил милостыню в метро?
- Да, понимаете ли, зарплата кончилась решил малость подработать...признался я.
- Я сойду с ума,- прошептала Агеева.- Такое сходство!
- Вай, люди добрые, сами мы не местные!- воскликнул я.
- Я сойду с ума,- оглянувшись, повторила Марина Борисовна.
Навстречу попался хмурый Обнорский.
- Так, вернулся... В твое отсутствие Шах два убийства проморгал. Угадай-ка, Володя, кто за это будет отвечать?
"Может, надо было в таборе остаться?" - подумал я.
- Володя, Спозаранник снова заблокировал наши дисководы,- пожаловалась Завгородняя.
- Ничего, мы их опять разблокируем,- успокоил я Свету, садясь за компьютер.
Заглянул Спозаранник:
- Владимир Альбертович, я знаю от оперов, что вам удалось продвинуться в расследовании убийства Вертухадзе... Считаю, что мы должны совместными силами подготовить материал для "Явки с повинной"
- Так точно, Глеб Егорыч,- согласился я, не отрывая взгляд от экрана.
И что, интересно, я опишу в материале? Как мы с 3ейнаш ходили по вагонам метро?
- Володя, тебя,- протянула мне трубку Света.
Это был Макс Езидов. Сегодня они вместе с опергруппой приехали в Шушары, но табора уже не было - остались одни угли от костров. Я предложил Езидову пошарить на дне озера - авось найдет что-то интересное.... А заодно продиктовал ему данные трех киллеров - цыган-люли, вылетевших два дня назад в Одессу.
Езидов отнесся к моей информации с недоверием, но на всякий случай записал ее.
***
Пошарить на дне озера опера смогли только через пару недель - до этого у них не было времени. Три "харлея-дэвидсона" лежали там, как новенькие, будто только что из магазина.
А через месяц прокурор Степан Степанович Цымбалюк созвал пресс-конференцию.
- Благодаря высокому профессионализму наших оперативников из УУР, РУБОП и УССМ на прошлой неделе в Одессе были задержаны трое преступников, граждан Таджикистана, подозреваемых в тройном убийстве у гостиницы "Прибалтийская"...
Минут десять Степан Степанович нахваливал работу оперативно-следственной бригады, а также коллег из прокуратур Украины и Таджикистана.
- Степан Степанович, можно вопрос?- поднялась бойкая девочка с телевидения.- А что известно о заказчиках убийства Гиви Вертухадзе, и правда ли, что следствие разрабатывает версию о причастности к этому убийству предпринимателя Гурджиева?
- Я обещаю, что в скором времени имена заказчиков будут названы,обнадежил Цымбалюк.- Не исключено, что мы предъявим обвинение именно Гурджиеву.
Я тихо встал и направился к выходу.
Ничего интересного здесь я больше не услышу...
***
Когда Аня и Антошка уже спали, а я сидел на кухне, листая свои бумаги, зазвонил телефон. Был час ночи.
- Улыбочку ты у меня просил, я поняла, меня ты не узнал...- услышал я знакомый голос.
- Зейнаш!- вскрикнул я.
В трубке зазвучал звонкий переливчатый смех, а затем раздались гудки.
ДЕЛО О ВЗБЕСИВШЕМСЯ ВРАЧЕ
Рассказывает Максим Кононов
"Кононов Максим Викторович, 1967 года рождения, разведен, имеет на иждивении дочь 9 лет.
До работы в Агентстве занимался коммерцией, знаком со структурой мелкого бизнеса, неплохо ориентируется в теневой экономике. Склонен к нестандартному мышлению, неплохо владеет журналистским стилем, правда, присутствует некий крен в "желтизну". Иногда злоупотребляет спиртными напитками, однако на рабочей дисциплине это серьезным образом пока не отражалось..."
Из служебной характеристики
Кое-как выбравшись из переполненного вагона, я поспешил к эскалатору. "Блин, вот обязательно надо этому Спозараннику, чтобы я был в Агентстве ни свет ни заря!- клокотало в душе.- Ну какая разница, приеду я к 10.00 или на час позже. Ведь ничего же не случилось! Да даже если бы и случилось, это проблема репортеров, а не расследователей! Вот зануда!"
Я все-таки опоздал. На целых семь минут! Спозаранник, наверное, караулил меня у входа в Агентство. Потому что первый, кого я увидел, входя в наш офис на улице Зодчего Росси, был именно Глеб Егорыч.
- Вы опоздали, Максим Викторович,- без всяких эмоций констатировал Глеб,- хотя я вас в пятницу предупреждал. Мне придется составить докладную записку руководству.
- Глеб, ну что ты придираешься?
Не так уж я и опоздал, всего на пять минут.- Я еще старался сдерживаться, чтобы не высказать Спозараннику все, что я думаю о нем самом, о его занудстве, идиотизме, педантичности и о его дурацких записках.
Глеб ничего не ответил, развернулся и ушел в свой кабинет, наверное, писать очередную кляузу. Ну и хрен с ним. Я зашел в кабинет расследователей, поздоровался с ребятами и пошел в репортерский отдел узнать, что новенького случилось в городе за минувшие выходные. В репортерском царила обычная утренняя суета: Соболин с всклокоченными волосами носился от одного телефона к другому, Завгородняя, сидя на столе с задранной чуть ли не до пояса юбкой и покачивая ножкой, ворковала с каким-то ментовским чином, Шах что-то строчил на компьютере, стажерка Оксана, чуть не сбив меня с ног, умчалась в коридор с криком:
"У меня в районе заказуха! Срочно надо ехать! Где машина?!!" В общем, все как обычно. Кроме репортеров в кабинете сидел Гвичия, задумчиво созерцая коленки Завгородней.
- Привет, Князь,- подошел я к бывшему десантнику.- Ты решил перейти к репортерам?
- А?- попытался отвлечься Зураб от ножек Завгородней.- Конечно, пойдем покурим!
Покурить нам не удалось: в дверях появился Спозаранник, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
- Максим Викторович, вам придется срочно ехать в порт,- безапелляционно заявил Глеб Егорович.- Ваша задача выяснить, сколько получили докеры за то, чтобы объявить о начале забастовки.
- А если им никто не платил? Вдруг они сами так решили?- попытался я отмазаться от не очень приятной поездки.
- Не говорите ерунду,- поморщился Спозаранник,- докеры и так получают около тысячи долларов в месяц.
Чтобы они забастовали - профсоюзам явно заплатили изрядную сумму. По нашим сведениям, забастовка напрямую связана с переделом порта. Леха Склеп и так уже имеет там изрядный процент, но он мечтает получить единоличный контроль над портом. Вместо того, чтобы пререкаться, вам бы следовало уже быть там. Мне эти сведения нужны как можно быстрее.
Делать нечего, придется ехать. При мысли о том, что мне опять придется спускаться в этот ад, именуемый "Петербургским метрополитеном", появилось острое желание принять на грудь граммов этак триста. Мысль, конечно, заслуживала внимания, но пришлось ее временно отложить, а то могли появиться и другие мысли, к примеру - на фига мне эти докеры, Спозаранник и его дурацкие задания. А это уже попахивало не просто докладной...
За всеми этими размышлениями я и не заметил, как подошел к станции "Гостиный двор". Подумав немного, решил идти на станцию "Невский проспект", авось там народу поменьше.
Однако и здесь толпа была изрядная.
Плюнув на возможность потерять пуговицы на рубашке, я протолкался к самому краю, чтобы уж наверняка попасть в вагон.
Непрерывно сигналя, из-за поворота показался поезд. Стоящие у кромки люди инстинктивно попытались слегка отодвинуться. И в этот момент кто-то резко ударил меня под коленки, а затем толкнул вперед.
Потеряв равновесие, я не смог удержаться и рухнул вниз. На мое счастье, до поезда оставалось еще несколько метров, и я успел скатиться и лечь между рельс. Сверху, истошно визжа тормозами, меня накрыл поезд. Проехав еще немного, он остановился. Сверху слышались крики.
Сколько я пролежал под поездом - не знаю. Время как будто остановилось.
Но что самое странное, я не ощущал ни страха, ни ужаса, да и вообще ничего не ощущал. Лежал себе, как в могиле (ну и сравненьице, однако...). Наконец поезд медленно сдал назад, и я опять увидел яркий свет.
- Живой? услышал я чей-то голос.
- Еще не знаю,- ответил я и попытался повернуться.
- Лежи, не двигайся,- тут же раздалось над головой,- сейчас врач подойдет.
Но лежать мне не хотелось, к тому же начала болеть нога, и мне необходимо было срочно выяснить, не сломана ли она. Какое-то время я безуспешно пытался встать, не опираясь на ноющую коленку. Кое-как поднялся и посмотрел наверх. У места, где я стоял до тех пор, пока кто-то не решил, что я могу очень натурально сыграть Анну Каренину, образовалось небольшое свободное пространство. Там стоял милиционер и смотрел на меня. Впрочем, на меня смотрели все. На некоторых лицах читалось разочарование: ну вот, мол, ни крови, ни мозгов наружу... И почему людей так тянет поглазеть на чью-то смерть?
Впрочем, если бы они не были столь любопытны, если б не читали с патологическим интересом о зверствах маньяков или репортажи с мест боев (как в горячих точках, так и на городских улицах) - мы бы остались без работы. "Ну, нашел время философствовать!" - одернул я себя и взялся руками за бордюр перрона. Мент, видя, что лежать я не собираюсь, благородно протянул руку помощи. Вскоре я уже стоял наверху.
Тут же откуда-то появился мужик - белый как мел, но в синей форме. "Машинист",- догадался я.
- Ты цел?- почти шепотом спросил он и зачем-то начал меня ощупывать.
- Да цел,- пробурчал я,- и не цапай ты меня! Голубой, что ли?
Машинист перестал меня ощупывать, его лицо понемногу начало приобретать природный цвет.
- Ты какого хера под колеса сигаешь? Надоело жить - пошел бы да повесился! А мне из-за тебя в тюрьму?- Мужика слегка потряхивало, но во взгляде читалось отчетливое желание съездить мне по морде, и только присутствие стража порядка удерживало его от этого поступка.
А вокруг уже становилось тесно от обилия работников метро. Чуть ли не каждый о чем-то спрашивал, кричал машинист, что-то говорил мент. Но я ничего не слышал. Теперь трясти стало уже меня. Очень живо перед глазами встала картина - окровавленные куски мяса, когда-то бывшие моим телом, мозги на рельсах и колесах поезда, газетные полосы с описанием самоубийства подающего надежды инвестигейтора, похороны, речи коллег у свежевырытой могилы... Меня кто-то взял за руку и потащил за собой. Что удивительно, я даже не пытался вырваться, шел, как баран на бойню. Через некоторое время, миновав толпу, мы поднялись на эскалаторе в пункт милиции.
Здесь уже сидели какие-то товарищи в погонах с двумя просветами.
- Рассказывай,- заявил один, видимо, старший.
- "Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел..." - начал я.
- Ты че Ваньку валяешь? Ты говори, какого хрена под колеса сиганул?
Частое общение с представителями правоохранительных органов - это большой опыт. Мне сразу стало ясно, что "глухарь" этим господам не нужен, а значит, если я скажу, что отнюдь не сам "сигал" под колеса, меня начнут убеждать, что мне все показалось. А очень хотелось выпить, трясучка не отпускала. В это время в пункт, где и так было не развернуться, вошел молодой парень в "гражданке".
"Дознаватель",- понял я. Парень не спеша достал бланк протокола, пристроился у краешка стола и приготовился записывать.
- Фамилия, имя, отчество, место работы,- лениво начал он.
- Да пошли вы со своими отчествами!- не сдержался я.- Вот моя визитка, вызывайте завтра и поговорим, а сегодня я не в духе. Все! Мне выпить надо, я пошел.
Чины из милиции, чуть не столкнувшись лбами, склонились над визиткой.
- Агентство журналистских расследований,- прочитал один.- Это "Золотая пуля", что ли?
- Да, "Пуля"!- заорал я.- Долго вы меня здесь мурыжить будете? У меня, может быть, стресс, и мне срочно требуется принять лекарство!
- Ага, под названием "Столичная",- хмыкнул следователь.
Это вы "Столичную" пьете, а я "Флагман" предпочитаю. Все, я пошел.
- И куда это ты, интересно, пошел?- лениво поинтересовался один из начальников.
- К едрене фене!- Я все больше заводился, краем сознания понимая, что этого делать не стоит, но ничего с собой поделать не мог.- А что вы сделаете? Задержите? Вперед на мины!
Больше трех суток вам меня не продержать, да и то вряд ли. А после выхода я вам такую пресс-конференцию устрою на тему прав человека и деятельности свободной прессы в Питере...
- А при чем здесь деятельность прессы?- искренне удивился подполковник.