Страница:
***
— Можешь вывести меня отсюда? — спросил Родион, поигрывая обломком напильника. С запястья свисали наручники. — Могу, — сказал Заец. — Я бы и так вас отпустил.— Как Горделадзе? — Заец молчал. Родион подождал несколько секунд и сказал:
— Если выведешь нас отсюда — разошлись краями. Я тебя не знаю, ты нас не знаешь. Понял?
— Это нереально. Все зашло уже слишком далеко.
— Есть другой вариант: сейчас я забаррикадирую дверь и начну пилить тебя этим напильничком, пока ты не скажешь, где мы сейчас находимся. Через пару часов здесь будет вся украинская ментура и СБУ… Тебя это больше устроит?
Родион говорил с напором, но сам себе не очень верил.
— Дай сигарету, — попросил Заец. Родион сунул ему в рот сигарету, щелкнул зажигалкой. Заец затянулся. Было очевидно, что он сосредоточенно что-то обдумывает. Что-то очень важное.
— Ну? — сказал Родя.
— Предлагаю размен.
— Это какой же размен? Что разменивать будем?
— У нас есть крепкий компромат на вас…
— Какой? — быстро спросил Родя.
— Не важно… Важно, что вы оба по уши в дерьме. По три статьи УК на каждого, — устало сказал Заец.
— Какой компромат? — повторил Родион. — Колись быстро, пан Заец.
— Предположим, вы изнасиловали ту деваху…
— Какую? — удивился Родион.
— Ах да… ты же спал. Ту, что вас тормознула. Расстегни рубашку и посмотри на свою кожу.
— Зачем? — спросил Родион, холодея.
— Посмотри, посмотри… сам все поймешь. Каширин расстегнул рубашку и сразу увидел красные полосы — следы от ногтей… Вот, значит, как! Ловко. Ловко, сволочи, обули.
— А еще у меня есть свидетели, которые подтвердят, что вы силой тащили Танюшу в «ниссан». Есть масса отпечатков ваших пальцев и обуви в салоне. Ваши волосы, следы на теле потерпевшей и, разумеется, ее собственное заявление.
— Слабовато, — сказал Родя бодро. На самом деле он не был в этом уверен. Захотят закрыть — закроют. Да еще по изнасилованию!
— Хватит, — сказал Заец. — Вам — хватит.
— Значит, вот так ты собирался нас отпустить? А, пан Заец?
— Ладно, не пыли… Мы вас сюда не звали. Вы сами пришли.
— Здорово! Так в чем твой размен?
Заец отшвырнул в сторону окурок. Фильтр был окрашен кровью.
— Я, — сказал он, — забуду про «изнасилование», а вы забудете, что были здесь. Что ты меня сделал.
— Идет. Но мне нужны гарантии, что мы выйдем отсюда живыми.
— Я прикажу своим. Никто вас пальцем не тронет.
— Э-э, нет. Сейчас мы выйдем отсюда вдвоем. Снаружи есть охрана?
— Дед-сторож у ворот. Вечно бухой. Какая из него охрана?
— А где наша машина?
— Во дворе.
— Сейчас мы с тобой выйдем отсюда как Шерочка с Машерочкой, сядем в машинку и уедем. Потом вызвоним Андрюху. Если будут какие-то фокусы — я тебя заколю вот этой хреновиной. И это, пан Заец, будет самообороной.
— Ладно, не пыли…
Родион подошел к двери… приложил к ней ухо. Нервы были напряжены до предела. Он долго слушал тишину за дверью, потом кивнул Зайцу: пошли. Заец кивнул: пошли.
Родион повернул ключ в двери. Звук показался ему чудовищно громким. Еще десять минут назад дверь представлялась ему весьма ненадежной защитой. Теперь ему предстояло выйти из-за двери, а делать это страшно не хотелось. Дверь теперь казалась надежной, укрывающей его от стаи вооруженных убийц. Выходить не хотелось. Мелькнула мысль: к черту! К черту это все.
Можно же, в конце-то концов, вынудить этого Зайца — угрозами, пытками… не важно как — назвать адрес и вызвать сюда «Беркут». И сидеть здесь, за надежной дверью, пока не приедут бойцы группы захвата… Родион вытер пот со лба, обернулся к пленнику:
— Ты все понял? — Заец кивнул. — Ты понял, что теперь наша жизнь для тебя — высшая ценность? В Киеве уже знают, что нас захватил Заец Константин Григорьевич. И если что-то с нами случится — тебе жопа.
Заец снова кивнул. Родион повернул ключ второй раз, подождал секунду и рванул дверь — в коридоре было пусто. Удерживая Зайца за свободный конец ремня, как за собачий поводок, Родион вышел в коридор.
— Куда? — шепнул он, и Заец тоже шепотом ответил:
— Налево.
На улице было темно, косо летел мокрый снег. Бок о бок стояли «девятка», на которой приехали Обнорский с Кашириным, микроавтобус «ниссан» и темно-вишневый «лэндкрузер». Родя сунулся в «девятку», но она оказалась заперта.
— Где ключи? — спросил он.
— Не знаю, — ответил Заец.
— … твою мать! — сказал Родя зло. Рванул дверцу «ниссана» — она оказалась открыта, в замке торчали ключи с брелоком в виде боксерской перчатки.
— Залезай, — скомандовал Каширин, помог пленнику забраться в машину, потом нагнулся и подпер обломком напильника колесо «лэндкрузера».
Родион включил стартер, и дизелек сразу затарахтел.
— Ворота! Где ворота? — спросил Каширин, обводя взглядом бетонный забор. Каждой клеточкой он ощущал чудовищное нервное напряжение.
— За углом, — ответил сквозь зубы Заец. Родя тронул «ниссан» и поехал вдоль корпуса. Протекторы печатали на снегу две четких дорожки. За углом действительно были ворота и маленькая будка возле них. Нетрезвый сторож вышел, покачиваясь, открыл ворота и по-военному отдал честь, приложив руку к «пустой голове».
Взревев движком, «ниссан» выскочил наружу. На повороте его занесло, заднее правое колесо едва не влетело в канаву. Но Родя топил газ, движок ревел, и микроавтобус летел по засыпанной снегом дороге. От нервов Родион забыл включить фары, забывал переключать передачи. На правой руке болтался наручник.
***
Николай посмотрел на часы, буркнул:— Что-то действительно долго нет шефа. Пойду посмотрю.
Он встал, двинулся к двери. В этот момент зазвенел его мобильный. Николай поднес трубку к уху:
— Але.
— Слушай меня внимательно, Коля, — произнес голос Зайца. — План изменился.
— Да, шеф.
— План изменился. Немедленно освободи Араба. Верни все вещи, деньги, документы… ключи от машины… дай ключи от наручников.
— Я не понял, шеф.
— Не перебивай, — почти закричал Заец. — Немедленно освободи. — Он замолчал, потом произнес уже спокойней:
— Обстоятельства переменились, Коля… Ты понял меня?
— Да, — ответил Николай обескуражено.
— Пусть садится в свою «девятку» и по выезде из ворот едет направо… Понял?
— Да, пусть едет направо, — повторил Николай.
— А теперь дай-ка ему трубку… Я сам с ним поговорю.
***
Обнорский нашел «ниссан» метрах в трехстах. Микроавтобус стоял на обочине с выключенными фарами, возле него стоял Родион Каширин. Снег падал на его непокрытую голову.***
К воротам завода Заец вернулся пешком, в мокром от снега пиджаке, со стянутыми ремнем руками. В распахнутых воротах стоял поддомкраченный «лэндкрузер», Леша Туз менял колесо.Его встретили напряженные взгляды подчиненных. Заец чувствовал себя мерзко во всех отношениях: и в физическом — болела голова, и в психологическом… Он шел медленно, сознавая всю паскудность и унизительность ситуации. Сквозь косой штрих-пунктир летящего снега на него смотрели мрачные глаза подчиненных.
Он подошел, протянул Николаю руки: развяжи. Николай никак не отреагировал на слова Зайца — смотрел, курил, молчал.
— Развяжи, — сказал Заец.
— А надо ли, Костя? — ответил Николай.
…Когда Заец позвонил и приказал немедленно освободить Араба, Николай ничего не понял, но приказ выполнил… А чуть позже он понял все. Обнорский уехал, а Николай с бойцами спустились вниз. Обнаружили пустую «камеру», перепиленную спинку кровати, кровь на полу и окровавленную шапочку Зайца… Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что здесь произошло. Разумеется, они не знали деталей, но в целом картинка была ясна: Каширин каким-то образом сумел перепилить трубу спинки, освободился и неожиданно напал на Зайца. А потом заставил его отдать приказ на освобождение Араба. Ситуация была скверной. Очень скверной. Особенно для Николая. Именно он отвечал за провал. Его бойцы проворонили напильник, и эта маленькая оплошность позволила Каширину освободиться, что повлекло за собой цепочку последующих событий. Ситуация была вдвойне скверной потому, что Николай уже провалил предыдущую операцию, упустил Обнорского на Почтовой площади.
Николай Палыч Оськин — бывший майор милиции — отлично понимал, что две ошибки подряд, да еще в таком щекотливом деле, Хозяин ему не простит. Он решил перевести все стрелки на Зайца. Впрочем, сначала он хотел организовать погоню. Втроем (доктора оставили с Полиграф Полиграфычем) прыгнули в «лэндкрузер». В первую же секунду движения напильник, подпертый Родионом под колесо, пропорол шину, и к воротам джип подъехал на спущенном колесе. Пока «переобувались», стало ясно, что время упущено, что погоня бессмысленна.
Когда из косой штриховки снегопада вышел Заец, Николай Оськин мгновенно принял решение.
— Развяжи, — сказал Заец, протягивая руки.
— А надо ли, Костя? — ответил зам.
— Ты что это? — спросил Заец с угрожающими нотками в голосе.
Он отлично понимал, что ситуация непроста. Что операция провалена, и не просто провалена, а с непредсказуемыми последствиями. Кто-то должен за это ответить. Виноваты были все — Туз и Фомченко не осмотрели как следует помещение, Николай не проконтролировал, а Заец потерял бдительность и попал в капкан. Он, кстати, был виноват меньше всех, но после слов Николая Оськина стало ясно, что именно его, Зайца, готовят на роль козла отпущения.
— Ты что это? — строго, угрожающе произнес Заец.
— Залезай в машину, Костя, — буднично процедил Николай.
Заец посмотрел на Туза… на Фомченко… В их глазах было отторжение. Они были согласны с Николаем. Они, спасая себя, готовы были переложить всю вину на Зайца. Он понял, что если не переломит ситуацию сейчас, резко и решительно, то так все и будет. Он сделал шаг вперед, приблизился к Николаю вплотную и негромко сказал:
— Ты на кого тянешь?… Ты на кого тянешь, щегол?
Николай ударил его коленом в пах, схватил за мокрые лацканы пиджака и с силой швырнул лицом на машину.
— Осторожнее, — сказал Туз, — у меня тачка на домкрате.
Из сторожки таращил глаза испуганный сторож.
***
Вырвались. Вырвались — и это главное. Что там будет дальше. — не знает никто. Сейчас главное, что вырвались. «Девятка» мчалась по ночному шоссе, обгоняя редкие фуры, разрезая «дальним» светом интригу снегопада. Ехали молча — еще вибрировали нервы и время для слов еще не пришло…Повзло наполнил рюмки коньяком. Обнорский посмотрел на густую янтарную жидкость и даже взял рюмку в руку, но потом поставил ее обратно.
— Х…ня все это, — сказал он. — Налей-ка, Коля, стакан.
Коля налил Андрею и Родиону по чайной кружке коньяку. Обнорский повертел кружку в руке, понюхал и выпил до дна, только ходил кадык на горле. Выдохнул.
— Мощно, — сказал Повзло, подвинул Обнорскому блюдце с нарезанным лимоном.
Андрей махнул рукой, закурил. Родион тоже выпил кружку до дна. После всех произошедших за последние часы событий это было, пожалуй, именно то, что нужно. Выпили, закурили и замолчали. Коля хотел поскорей услышать подробности, но мужиков не торопил. Знал — нужно дать им немножко отойти. Плыл по кухне сизый дым, за окном брезжил серенький рассвет.
— А пожрать у нас чего-нибудь есть? — спросил Родион.
— Есть маленько, — сказал Коля, — я щас сварганю… Я мигом. А вы расскажите, как вам удалось вырваться.
Обнорский вдавил сигарету в пепельницу и сказал:
— Как удалось вырваться? Повезло. Родька — молодец. В Питер вернемся — премия с торжественным вручением на общем построении. А вот как нам удалось влететь? Вот в чем вопрос.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Коля. Он возился у холодильника, доставал сосиски.
— Он имеет в виду, что нас ждали… Что нас готовились встретить. То есть знали, что мы поедем в Таращу. А знали об этом только мы трое.
Коля так и замер у открытой дверцы, в руке болталась гирлянда сосисок. Он повернул голову к Каширину, изумленно спросил:
— Ты что, Родя? Ты что, хочешь сказать, что я…
— Коля, — произнес Обнорский, — Коля! Не сходи с ума. Никто тебя ни в чем не подозревает.
— Но где-то у нас потекло, — сказал Родя. — Ты морозилку-то закрой — холоду напустишь… И вообще, ты говорил: я мигом спроворю.
— Чего спроворю?
— Насчет пожрать…
— А… это я щас…
…Кипела вода в кастрюльке с сосисками, питерская бригада сидела вокруг стола.
— Где-то у нас утечка, — сказал Родион. — Фактически вариантов немного: либо у них очень качественная наружка, которая засекла наш выезд и спрогнозировала конечную точку. Либо, что еще более вероятно, мы сами облажались. Давайте соображать. Каждый должен вспомнить: не говорил ли он кому о нашем намерении съездить в Таращу?… Кто-то ведь узнал.
Повзло сосредоточенно наморщил лоб. Обнорский взял сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил.
— Расслабьтесь, мужики, — сказал он, выпуская дым. — Это я…
— Что — ты?
— Это я нас сдал.
— Как? Кому?
— Галке… Галине Сомовой.
Андрей ткнул в пепельницу только что прикуренную сигарету, поднялся и вышел из кухни.
***
Из прессы:"Президент Бунчук отвергает все обвинения в свой адрес о причастности к исчезновению Георгия Горделадзе и даже заявляет, что к скандалу имеют отношение «иностранные спецслужбы». Вопрос о судьбе Горделадзе естественным образом встал во время встречи в Минске с президентом Грузии Эдуардом Думбадзе. «Это, — сказал Бунчук, — провокация. Возможно, с участием иностранных спецслужб. Каких спецслужб, еще предстоит разобраться». Президент Думбадзе добавил: "Или догадаться… " Между тем Верховная Рада уже внесла в повестку дня на следующую пленарную неделю специальное заседание по расследованию «дела Горделадзе».
Депутаты планируют пригласить на это заседание президента, министра внутренних дел, Генерального прокурора и начальника Службы безопасности Украины".
«Против лидера Соцпартии Александра Стужи возбуждено уголовное дело по факту клеветы в адрес президента Леонида Бунчука… На основании заявления из администрации президента Печерский районный суд Киева принял решение о возбуждении дела. Александр Стужа заявляет, что в суде он сумеет доказать свою правоту».
"Кассетный скандал на Украине развивается лавинообразно и грозит принять характер политической катастрофы. На Банковой улице царит паника…
Никто из обвиненных Стужей в причастности к исчезновению Г. Горделадзе так и не сказал: это ложь, никаких разговоров о силовой акции против журналиста не было.
Только спустя неделю (!) после скандального заявления Александра Стужи администрация президента все-таки собралась с силами… Для оглашения запоздалой реакции традиционно избрали Первый национальный канал. Выступая на ТВ, Бунчук заявил: «Развитие событий в последние дни свидетельствует, что Украину толкают к грани, за которой хаос, анархия, дезорганизация общественной жизни». Президент заявил также, что речь идет о «сознательно спровоцированной и четко спланированной политической провокации», целью которой является «выставить Украину в глазах мира как нецивилизованное государство, дикое и темное общество». «Я выступал и выступаю за свободу слова, против какого бы то ни было давления на средства массовой информации, за возможность свободного публичного выражения своего мнения». «Мне не в чем оправдываться… Я всегда действовал и буду действовать в правовом поле. На Украине и далее будут последовательно утверждаться демократические принципы. Бросить украинское общество в водоворот нездоровых страстей, принести в жертву его мир и спокойствие не удастся никому».
Многие политологи отметили, что выступление президента не принесло того результата, на который рассчитывали в администрации. Украинское общество в смятении, протестные настроения сильны необычайно, впереди президентскую администрацию ожидают серьезнейшие потрясения".
***
По Крещатику шла демонстрация, ветер трепал флаги, рвал на слоги лозунги «Украина без Бунчука!», «Бунчук — палач!» и прочие. Ветер рвал мощный мотив «Реве и стогне». Над высоким куполом Бессарабского рынка металась стая ворон.Обнорский, Повзло и Каширин смотрели на демонстрацию сквозь зеркальное стекло кафе.
— Это только начало, — сказал Повзло. — Главное — впереди. «Молодой Рух» собирается поставить палаточный городок на площади Независимости. Даже думаю, что…
— Позавтракали? — спросил Обнорский. — Пошли работать… Барышня, дайте, пожалуйста, счет.
Они вышли из кафе, постояли под порывами холодного ветра, провожая взглядом колонну. Потом вернулись домой, сели в кухне.
— Итак, — сказал Обнорский, — давайте смотреть, что получается.
— Херово получается, — буркнул Родион.
— Не согласен. У нас есть определенное движение. Итак, покойный Дон-Кихот зарабатывал на содержание своей газеты, размещая анонимный компромат на каких-то политиков… И в этом смысле он действительно был довольно бескорыстен — тратил большую часть денег не на себя, а на то, чтобы поддержать свою газету… При этом он даже не предполагал, что его используют втемную. А его втравливали в некую многоходовую комбинацию, финалом которой должно было стать то, что мы только что наблюдали на Крещатике: «Украина без Бунчука!». И, надо признать, пока у них все получается. Хотя мне почему-то кажется, что они не скинуть президента хотят, а ослабить, сделать ручным и покладистым. Хотя — хрен его знает, это все одни предположения. Коля, — обратился Андрей к Повзло, — удалось что-нибудь выяснить в Интернет-кафе?
— Нет. Только то, что Георгий бывал у них довольно часто… По грубым прикидкам, он мог дать штук пятнадцать-двадцать материалов. Но тексты, к сожалению, недоступны.
— Жаль. Конкретная фактурка не помешала бы. Возможно, по текстам мы смогли бы определить заказчика.
— Увы.
— Ладно. Поехали дальше. Мы с вами предполагали, что в деле задействована структура. После событий на спуске к Днепру это стало очевидно. А таращанские дела подтвердили это однозначно. Теперь мы точно знаем, где держали Горделадзе, и сможем это доказать.
— А найти это место вы сможете? — спросил Повзло.
— Это какой-то заводишко, фабричка или что-то подобное, — ответил Родион. — Адрес я, конечно, не посмотрел… Извините, но было не до того. Однако не так велика Тараща, чтобы эту точку не найти. Ворота и забор я запомнил, найдем легко. Никуда он не денется.
— Еще у нас есть на крючке некто Заец Константин Григорьевич. Надо изучить этого Зайчишку. Кто он? На кого работает? Надо проверить, что это за объект, где нас держали. Кому он принадлежит? Кто там заправляет? Не с этого ли объекта звонили Затуле? Узел завязался хороший… Теперь только распутывай. К финалу идем, ребята. Вот только — дойдем ли?… Сейчас по-настоящему стремные дела начнутся. Так что если кто решит в Питер вернуться — я пойму. И по человечески, и — по-служебному.
— А ты? — спросил Повзло. — Ты что же, один останешься воевать?
— Я просто отдам всю информацию в милицию.
— И они максимум что сделают — возьмут исполнителей. А про заказчиков никто никогда не узнает, — сказал Коля. — Я из дела выходить не собираюсь.
— А я тем более, — сказал Родя. — После этих таращанских приключений хрен я куда уеду, пока не разберусь, что к чему. Они хотят, чтобы мы свалили — именно поэтому сваливать мы не будем.
— Ну что ж… Все высказались, — подвел итог Обнорский. — Предлагаю обсудить один очень важный вопрос… Он называется «Галина Сомова». Факт утечки информации бесспорен. Нам сейчас очень важно понять: было ли это случайностью или моя гарная Галя — агент Рипус?
— Это нетрудно проверить, — сказал Повзло.
— Проверим, — кивнул Обнорский. — Такого рода проверка необходима с любой точки зрения. Если это случайность, то мы сможем выяснить, кому Галя проболталась про нашу поездку в Таращу. Это след. Если же это не случайность и мадам Сомова действительно агент, подведенный к нам, то получается еще интересней. У нас появляется возможность дезинформировать через нее наших противников… Предлагаю высказаться на эту тему, коллеги.
— Одну минуту, — сказал Родион. — Я хочу уточнить: ты, Андрей, сообщил Галине о нашей поездке в Таращу по телефону?
— Разумеется… А что?
— Я ведь как-никак связист. И я задаю себе вопрос: а нет ли утечки информации через каналы связи? Мне представляется, что это весьма вероятно.
— И давно тебя посетила эта мысль? — спросил Обнорский с иронией.
На самом деле он обрадовался предположению Родиона — Андрея угнетала мысль о том, что Сомова ведет двойную игру. Это казалось ему невероятным… или почти невероятным. Но засада под Таращой заставила задать себе жесткий вопрос: кто дал наводку? Логика подсказывала: Галина. Когда Андрей спокойно (внешне — спокойно) рассуждал о том, что Галина Сомова, возможно, чей-то агент и это открывает перспективы дезинформационных фокусов, на душе у него начали скрести кошки. И он готов был ухватиться за мысль Каширина о прослушивании телефона. Но не очень верил в это.
— И давно тебя посетила эта мысль? — спросил Обнорский.
— Нет, сегодня утром, — ответил Родион.
— А позволь узнать, Родион Андреич, что подтолкнуло тебя к этому?
— Замок в сортире, — сказал Родя.
— Что-что?
И Родя рассказал, что утром он пошел в туалет. Сидя на унитазе (прошу пардону за такую подробность) подумал, как, в сущности, немного нужно для счастья… Или, если угодно, для чего-то подобного. После «таращанского плена», наручников, холода, неопределенности — покой и защищенность. И вот — даже защелка замка работает. И нет нужды орать: занято.
Родя пощелкал фиксатором замка — работает. И вдруг его обожгла одна мысль: а с чего бы замок сам отремонтировался? То, что техника выходит из строя сама — это да, это запросто. Но чтобы она сама по себе ремонтировалась? Нет, не слыхал такого… Может быть, в квартире побывал хозяин? Пришел, обнаружил непорядок и отремонтировал замок? Могло такое быть? В принципе, могло. Но Родион своими глазами видел хозяина — такой не то что замок отремонтировать, гвоздя заколотить не сможет без того, чтобы не перебить себе пальцы… Но замочек-то работает! Щелк-щелк… Вполне исправно, между прочим. С чего бы это?
— Стоп! — сказал Обнорский. — Стоп, Родя. Ты хочешь сказать, что кто-то мог в наше отсутствие посетить квартиру и…
— …И этот «кто-то» мог, кстати, воспользоваться туалетом. И оказаться в ловушке. Но если человек сумел открыть замок входной двери, то, наверно, справиться с простеньким фиксатором он тоже смог, — Родион внимательно посмотрел на коллег. — Но ведь не ради посещения туалета он приходил.
— Глупости все это, — сказал Обнорский. Приложил палец к губам и взял лист бумаги, быстро стал писать. Одновременно продолжал говорить:
— Это у тебя, Родя, от нервов… По себе знаю. А вообще, скажу я вам, техника — это нечто непредсказуемое. Особенно это знают автомобилисты: то вдруг что-то забарахлит — беда, в ремонт надо. А пока соберешься в ремонт ехать — глядь, а все само прошло. Так что плюнь, Родя, и разотри.
Андрей перевернул лист бумаги так, чтобы текст был виден Коле и Родиону: «Возможно, Родька прав. Нужно поискать „жучков“. В первую очередь — в телефоне. Сможешь, Родя?»
Каширин кивнул: да, конечно. Он достал свой швейцарский ножичек и отправился в комнату, где стоял телефон. Обнорский с Колей остались за столом.
Мысль о том, что в квартире могут быть «жучки», угнетала. До сих пор квартира казалась относительно безопасной. На время командировки она стала их домом, что по определению означает — их крепостью. Теперь появилось подозрение, что в крепость проник враг. Маленький (не зря называют его «клопом»), не способный навредить в буквальном смысле слова, но подлый, как всякий шпион, и способный нанести вред.
Родион появился в дверях кухни минут через пять. Он поманил Обнорского и Повзло пальцем. Телефон со снятым корпусом стоял посреди стола, напоминал калеку, выглядел жалко. Андрей и Коля осторожно подошли. Ни слова не говоря, Родя ткнул концом отвертки в маленький электронный блочок.
Через несколько минут они покинули квартиру. Ушли по одному, с интервалом две-три минуты. Разошлись в разные стороны. С тем, чтобы встретиться через час в непрезентабельной пивнухе. Настроение было довольно паршивым… А какое может быть настроение у человека, который неожиданно узнает, что его подслушивают?
В пивнухе было довольно многолюдно, шумно. Большую часть посетителей составляла молодежь — очевидно, студенты. Они горячо обсуждали тему подлинности «пленок Стужи» и на трех мужиков за столиком в углу внимания не обращали.
Повзло и Каширин заказали себе пива, Обнорский — чай.
— Молодец, Родя, — сказал Обнорский. — Я, даже если бы и заглянул в телефонные потроха, ничего бы не понял — проводочки, пимпочки какие-то… Черт его знает — «жук» это или деталь телефона. Молодец, молодец. Объявляю официальную благодарность — уже вторую, заметь.