- На кровати... Мертвая! - рыдала Софи.
После этого Софи пошла в бар и напилась, но легче не стало.
Было ясно, что Вирджинии тоже кто-то сказал, чем закончился побег ее отца. Может быть, тот же Антоневич.
Роберт молча гладил дрожащие плечи Софи. В груди жгло так, что трудно было дышать.
- Софи, - сказал он и голос его дрогнул. - Если бы у тебя была возможность, ты бы сбежала отсюда?
- Куда? - горько прошептала Софи. - Куда бежать?..
*
Черная пустота, окружавшая беспорядочно разбросанные точки звезд, была угрожающе красива. Она полностью отрицала замкнутость коридоров и каморок, она открыто заявляла о своей беспредельности, недоступности, непознаваемости. И суета маленьких людей у захудалой звездочки с хрупкими шариками планет ее нисколько не трогала, потому что была слишком краткой, слишком незаметной, слишком ничтожной для того, чтобы поколебать ее извечное спокойствие.
То, что снаружи казалось черной угловатой скалой, изнутри было обсерваторией. Вместо потолка над Робертом распростерлась пустота - таково было свойство материала, придуманного и созданного людьми. Роберт стоял, окруженный пустотой и погруженный в пустоту, в которой без следа растворялись все желания, надежды и огорчения и оставалось место лишь холодному спокойствию.
"Какие мы все-таки ничтожные букашки перед лицом этой бездны, - думал Роберт, как и миллионы людей до него в черном тепле африканской ночи и в холоде Крайнего Севера, в душной ядовито пахучей тишине ночной сельвы и мертвом мраке лунных кратеров. - Зачем человек среди этой пустоты? Не едино ли, в сущности, положение нас, которые здесь, и тех, которые там, не уравнивает ли нас безграничная пустота?"
В шестнадцать лет все мы немного философы, независимо от наших взглядов на мир...
В дальнем конце обсерватории, у огромной туши телескопа, светлел чей-то силуэт.
"Вот и еще кого-то всосала пустота", - равнодушно подумала статуя, бывшая когда-то Робертом Гриссомом.
От маленьких звезд порхнул к нему неясный шорох, сложившийся в непонятное, ничего не говорящее сердцу созвучие: "Гедда". Слово билось в обледеневших извилинах его мозга и что-то начало оттаивать, что-то сдвинулось и наполнило все его существо легкими шорохами, зазвучавшими в едином ритме: "Гед-да, Гед-да..."
Пустота нехотя отпустила его. Он вновь стал Робертом Гриссомом, одним из обитателей тесного мирка под названием "База".
Первой мыслью было уйти незамеченным. Но ноги решили иначе: они сами направили тело к светлому силуэту.
Гедда стояла в белом платье без украшений, сжимая в руке книгу. Она не обернулась, когда он замер позади, только тихо произнесла:
- Здравствуй, Роберт.
Он с благодарностью взглянул на нее и сглотнул горячий комок. И не ответил, потому что знал - у него пропал голос.
"Кто ты, загадочная Гедда? Я знаю, что тебе восемнадцать, и что ты постоянно читаешь книги в своей каморке. Я знаю, что ты разыскала где-то в глубинах Базы библиотеку, предназначенную явно только для самых высокопоставленных лиц военного персонала, потому что там есть книги этих коммунистических пророков Маркса, Энгельса и Ленина. Я знаю, что ты внимательно читала их, хотя непонятно, как их можно читать... Ты же знаешь, я честно пытался и у меня заболела голова от этих бесконечных "экспроприаторов", "средств производства", "прибавочных стоимостей"... Куда лучше смотреть микрофильмы или слушать говорящие книги, где все понятно и просто: вот враг, а вот наши бесстрашные ребята или вот выматывающий душу социализм с его людьми-винтиками и попранием элементарных человеческих прав, а вот наша славная гордая страна с великолепным автоматизированным производством, могучая, сказочно богатая страна равных возможностей, где каждый может стать президентом.
Кто ты, загадочная Гедда? Ты родилась на Базе и живешь одна, хотя твои родители не умерли. Их прошлое слишком обычно, чтобы докапываться до подробностей. Мы подружились с тобой, Гедда, очень давно, я даже не помню когда, и ты всегда казалась мне не такой, как другие, да ты и на самом деле не такая, как другие. Ты "вещь в себе", Гедда, я узнал, что это такое из книг, которые ты давала мне, хотя Канта я не смог осилить. И знаешь, Гедда, я одинаково не могу представить тебя как в этом змеином гнезде, так и в их коммунистическом эдеме. Кто ты, загадочная Гедда? И почему ты не стала такой, как другие, как Софи, Женевьева, Эдит, Вирджиния?.."
- Вирджиния отравилась, - неожиданно для самого себя сказал Роберт.
Гедда не шелохнулась. Только зябко повела плечами.
Здесь, в окружении черной пустоты, не существовало времени, поэтому он не знал, когда Гедда заговорила - то ли через пять минут, а то ли через годы.
- Мы перенесли сюда все пороки нашего общества. - Она по-прежнему не оборачивалась, словно говорила для себя. - Мы сами живое воплощение этих пороков.
- И ты?
Вместо ответа Гедда открыла книгу, полистала ее, повернув к свету, падавшему от светильника у телескопа, и медленно прочитала:
- "Рост преступности, наркомания, моральное загрязнение - это и многое другое делает людей менее гордыми за достижения страны в момент, который должен был бы стать радостным юбилеем". - Она помолчала. - Это писалось очень давно, в двухсотую годовщину Соединенных Штатов... Но разве не про нас?
Очарование пропало. На его место ворвалась злость.
- Пропаганда!
- Это писала буржуазная газета "Крисчен сайенс монитор", - ответила Гедда. - Буржуазная, не коммунистическая... Знаешь, что сказал когда-то один мудрец? "Чем больше я бываю среди людей, тем меньше чувствую себя человеком". И это тоже про нас...
- Зачем ты это говоришь?
Гедда, наконец, повернулась к нему. Ее лицо было очень серьезным и взрослым, даже ужасным в своей серьезности.
- Затем, чтобы еще раз попытаться доказать тебе, что такой строй был обречен. И те, кто до сих пор еще проливают по нему слезы, не очень подходят под разряд человека разумного. Когда-то русский царь Петр Великий распорядился открыть в своей столице Кунсткамеру для хранения всяких редкостей. Как писалось в указе, "человечьих, скотских и звериных уродов", разного старинного оружия и тому подобного. Тебе не кажется, что наша База и есть эта самая Кунсткамера, а мы экспонаты?
- Значит, тебе по душе коммунизм? - едва сдерживаясь, спросил Роберт.
Гедда задумчиво накрутила на палец прядь каштановых волос.
- Я не знаю, каков на практике коммунизм. Я не видела его. Но мне очень хотелось бы посмотреть...
- Так пожалуйста! - в ярости крикнул Роберт. - Подсказать, как незаметно удрать? Меня ткнули носом в лазейку! Ей можно воспользоваться, если будет совсем невмоготу! Меня ткнули носом, не спрашивая согласия! Главное - не форсировать двигатели, а стрелять они побоятся.
Он не заметил, что сказал "они", а не "мы".
- Я не умею управлять ботом, - просто ответила Гедда.
Роберт остолбенел.
- Ты умеешь, Роберт?
- H-нет... Ты все это серьезно?
Зеленые глаза Гедды потемнели, словно вобрали в себя черную пустоту.
- А как ты думаешь, Роберт?
- Да что это с вами со всеми? Леннокс, Энди, ты! Это все твои дурацкие пропагандистские книжки!
В лице Гедды произошла неуловимая перемена. Будто выключили освещение и лицо стало просто белым.
- А почему ты считаешь, что все, что тебе говорили о свирепом коммунизме, и что написано в тех книгах, которые читал ты, - она сделала ударение на "ты", - не пропаганда? А тебе не приходило в голову, что это и есть пропаганда, притом злобная, и ею занимаются те, кто в новом мире места себе не нашел или кого этот мир просто не может принять?.. Учись водить бот, Роберт, - неожиданно закончила Гедда. - Я тебя прошу.
Она заглянула в его растерянные глаза, слегка улыбнулась серьезной улыбкой и ушла.
Роберт даже не пытался разобраться в своих мыслях, предоставив им полную возможность беспорядочно кружиться в мозгу. Наконец суета мыслей утомила его и, так ничего и не решив, он побрел в свою каморку, чувствуя себя измотанным, как после просмотра трех боевиков подряд.
Еще не доходя до винтовой лестницы, ведущей на его ярус, он понял, что хочет идти не к себе, а в совсем другое место. И он не стал подниматься по лестнице, а пошел дальше, мимо каморок и подсобных помещений.
Голос О'Рэйли застал его почти в конце пути. Он невольно остановился и поднял лицо к невидимому динамику.
"Братья! - звучным голосом, в котором гремели похоронные колокола, вещал О'Рэйли. - Сегодня неумолимая смерть унесла от нас всеми любимую Вирджинию Грэхем. Ее чистая душа воспарила к богу, покинув нас, скорбящих о невосполнимой утрате. - О'Рэйли замолчал, а потом сказал другим тоном: Попрошу всех собраться завтра в десять в Круглом зале для обсуждения наших насущных вопросов".
О'Рэйли умолк. Из динамика донесся невнятный голос Каталинского, сказавшего с пьяным сожалением: "Такая девка-а!" - раздался звонкий щелчок и все стихло.
"Господи, нам скоро просто не хватит этих стальных ящиков!.." подумал Роберт.
Он достиг цели своего пути - каморки Софи - и остановился. В дверь стучал Антоневич. Он был всецело поглощен дверью и не заметил Роберта.
- Открой, Софи! - очевидно, не в первый раз безнадежно сказал Антоневич и подождал. - Открой, умоляю! Слышишь, у-мо-ля-ю! - в его голосе зазвучали жалобные нотки. - Молоденького ведь нет у тебя, я же знаю. Видели же его в коридоре. Открой, сука! - заорал он вдруг, изо всех сил осыпая дверь ударами. - Выломаю к черту!
Роберт шагнул к нему и молча оттолкнул от двери. Антоневич быстро повернулся и злобно нахохлился.
- А, ты опять здесь, гаденыш! - зашипел он, сжимая кулаки. - Опять мешаешь! Ни себе, ни другим?
Он неожиданно почти без замаха ударил Роберта в лицо. Роберт покачнулся, но устоял на ногах. Антоневич был чуть ли не в полтора раза выше, длиннорук и к тому же взбешен. Роберт отступил к стене и полез в карман за пистолетом. Теперь он все время носил пистолет.
Антоневич растерянно опустил руки и замер, с испугом глядя на пистолет.
- Иди отсюда! - сказал Роберт сквозь зубы. - Давай, Длинный!
Антоневич, не сводя глаз с пистолета, неуверенно попятился, быстро повернулся спиной, побежал, покачиваясь, и крикнул издали, из-за изгиба коридора:
- Я тебе это припомню, гаденыш!
Роберт спрятал пистолет.
- Роберт!
Софи открыла дверь и глядела на него испуганными заплаканными глазами. Она была в коротком халате, разрисованном яркими разноцветными спиралями. На ее лице не осталось никаких следов косметики и Роберт с удивлением отметил, что от этого Софи только похорошела, несмотря на припухшие глаза.
- У тебя кровь!
"У, Длинный! - Роберт осторожно потрогал разбитые губы. - До чего же костлявый кулак!"
- К тебе можно?
- Входи.
Софи отошла от двери и устало села на кровать. Роберт огляделся - все то же самое, что и у него, только намного больше порядка - и опустился в кресло.
- На, вытри! - Софи бросила ему полотенце, подождала, пока он кончит осторожно возить им по разбитым губам. - Ты что, Роберт?
Роберт пожал плечами.
- Так...
Губы Софи задрожали. Она упала головой на подушку и заплакала, и ее волосы черной волной потекли по плечам.
- Ко мне никто... так...
Роберт растерянно молчал. Наконец Софи затихла, только изредка порывисто вздыхала, совсем как ребенок.
Они расстались совсем недавно - Софи пошла к себе, а Роберт в обсерваторию, - но ему казалось, что прошло уже очень много времени с тех пор, как Софи рыдала в темном кинозале.
Софи подняла мокрое лицо и заглянула в овальное зеркало, висевшее на стене у изголовья.
- Ох, какая я страшная! - горько сказала она, отводя рукой упавшие на лоб волосы.
Роберт мягко улыбнулся, любуясь ею.
- Ты красивая, Софи.
- А-а!
Софи махнула рукой и покачнулась, и Роберт только сейчас заметил, что она все еще пьяна.
- Ты опять ходила в бар?
Он сказал эти слова и сразу пожалел об этом, потому что совался туда, куда его не просили, и Софи должна была ответить грубостью. Но Софи молча кивнула, достала из-под подушки скомканный платок и вытерла глаза.
- Я там такого наговорила, что одноухий скот грозился пристрелить... И пусть! - Софи упрямо мотнула головой. - Все равно разнесу к чертям! Все это скопище кобелиное! Вот только взрывчатку достану...
Она неожиданно замолчала, поднесла ко рту прядь длинных черных волос и стала задумчиво перебирать их губами. Ее широко раскрытые глаза невидяще уставились в пол.
"А ведь это, наверное, выход, - устало подумал Роберт. - Может и в самом деле на том свете всем нам будет лучше?.."
Медленно текли минуты. Мимо каморки неторопливо прошел кто-то, насвистывая странный, очень знакомый мотив. Роберт сидел опустошенный, не думая ни о чем, механически повторяя про себя этот стихающий в глубине коридоров медленный мотив, удивительно знакомый, словно услышанный когда-то во сне.
Софи внезапно вздрогнула и очнулась от тяжелого оцепенения.
- Что это?
Она испуганно посмотрела на Роберта блестящими глазами.
- Что? - не понял Роберт.
- Там, в коридоре...
Роберт пожал плечами.
- Не знаю. Свистит кто-то.
- А! - Софи неестественно, словно через силу, засмеялась. - Что-то знакомое...
- И ты слышала? - удивленно спросил Роберт.
Софи молча кивнула. Странно знакомый, очень знакомый мотив стих в коридоре, но продолжал звучать в голове Роберта.
Софи внезапно сказала:
- Знаешь, мне вдруг почудилось, что это мой папочка.
Ее глаза заблестели еще больше. Она показала на стенной шкаф и заговорила громким прерывистым шепотом:
- Иногда проснусь... когда одна... а там, у шкафа, стоит... Заберусь с головой под одеяло, притаюсь... И все равно чувствую, что он там стоит... Стоит, ждет, когда подойду... А я боюсь!
- Кто "он"? - спросил Роберт тоже почему-то шепотом.
Ему вдруг стало жутко. Наверное, в этом виноваты были полные ужаса огромные глаза Софи.
- Человек! - прошептала Софи. - Мужчина... Мой папочка! С разбитой головой. Ждет, когда перевяжу... А я не могу! Страшно... У него же нет ползатылка!
- Брось, Софи! - Роберт нервно рассмеялся.
Но Софи продолжала шептать:
- Он приходит и думает, что я перевяжу... А я боюсь... Даже швырнула в него однажды флаконом. Видишь?
Роберт резко обернулся. На белой дверце стенного шкафа действительно виднелись царапины.
- Ты бы посоветовала ему лучше ходить в медцентр, там перевяжут!
- Не смейся! - Софи укоризненно покачала головой.
- Ну хочешь, я буду спать у тебя? - предложил Роберт и добавил торопливо: - В кресле. Угощу его пулей, как только сунется! - Роберт похлопал по карману, где лежал пистолет.
- Нет-нет, Роберт! - испуганно зашептала Софи. - Это же мой папочка! И потом, в призраков стрелять бесполезно, я знаю.
- А ты сама не обращалась в медцентр? - мягко спросил Роберт. Хочешь, сходим со мной?
И опять Софи отрешенно уставилась в пол.
- Взорвать к чертям! - после долгого молчания повторила она и закрыла лицо руками.
"Ох, как плохо! - подумал Роберт. - Милая Софи, как же тебе плохо... Как же всем нам плохо..."
- Бобби, тебе не кажется, что кто-то подслушивает за дверью?
Ну, это уже предел! Роберт поколебался немного, раздумывая, стоит ли суетиться, прислушался, потом встал и рывком распахнул дверь. Неясная тень метнулась в боковой коридорчик, ведущий к энергоприемникам, но это ведь могло и показаться. Глаза просто не успели освоиться с резким переходом от света к синеватому полумраку. Роберт на всякий случай заглянул в боковой коридорчик - там было совсем темно. Он немного постоял, прислушиваясь, но не услышал ничего, кроме далекого ровного гула энергоприемников.
- Никого, - успокоил он Софи, вернувшись в каморку. - Тебе показалось.
- Ох, не показалось! - прошептала Софи и добавила громко и упрямо: Все равно взорву!
- А тебе меня не жалко?
- Жалко! - Софи вздохнула. - Но тебе же лучше будет, милый!
"Может быть, ты и права," - еще раз подумал он.
- А себя?
- Как голова кружится! - простонала Софй, не ответив на его вопрос. Я лягу, наверное... Только бы эти скоты не стучали!
Она обессиленно упала на подушку, свернулась клубком и закрыла глаза.
- Я пойду, - сказал Роберт.
- Угу! - сонно отозвалась Софи. - Спасибо, милый! Я давно заметила, что ты золотой парень. Золотой... парень... - тихо повторила она, словно в полусне.
Роберт несколько секунд молча смотрел на нее. Софи вздохнула, не открывая глаз, закрыла рукой лицо и затихла, будто окаменела.
Роберт погасил свет. Тишина. Ни движения, ни звука. Не было слышно даже дыхания Софи. Он вышел из каморки, осторожно закрыл дверь, но уходить не спешил. Он убеждал себя, что должен позаботиться о покое Софи, отшить любого, кто попробует сунуться к ней, но причина его задержки была другой, он просто не хотел себе в этом признаваться. Ведь он остался, чтобы остановить Софи, остановить у той двери, к которой она пойдет, он был уверен, что пойдет, остановить, чтобы она не тратила сил, потому что дверь надежно заперта. Ему было очень жалко Софи... Да, он должен пойти за ней, и увести ее оттуда. И успокоить, хотя бы на время...
Он зачем-то нащупал пистолет под плотной тканью комбинезона и огляделся. Боковой коридорчик подходил для незаметного наблюдения за дверью Софи, но Роберт пошел не туда, а к умывальным комнатам, расположенным наискосок от каморки.
Свет там не горел и в темноте, отражаясь в зеркалах, смутно белели раковины умывальников. Роберт закрыл дверь, оставив лишь щелку для наблюдения, и снял тяжелые ботинки. Осторожно поставив их под раковину, он стал ждать. Он был уверен, что ждать придется недолго.
Так и оказалось. Не прошло и десяти минут, как дверь каморки Софи тихо отворилась и она вышла оттуда в том же разноцветном халате. Ее черные волосы были распущены по плечам, лицо бледным овалом вырисовывалось в синем коридорном свете, и Роберту показалось, что на нем застыло горькое выражение отвращения и усталости. Софи немного поколебалась и неуверенной походкой направилась в его сторону. Роберт отскочил от своей смотровой щели, втиснулся в угол между раковиной и стеной и замер. Что если Софи просто хочет намочить голову, чтобы протрезветь?
Но Софи прошла мимо и когда Роберт, выглянув, убедился в том, что она свернула в боковой коридорчик за складом скафандров, у него почти не осталось сомнений в ее намерениях. Он хотел было покинуть свое укрытие и идти за ней, но тут же отпрянул. Из узкого прохода, расположенного по другую сторону от каморки Софи, выскользнула тень, превратившаяся в Одноухого Майкла. Майкл прокрался мимо, он тоже был без ботинок, и Роберт даже различил его обычную, словно прилипшую к физиономии, жестокую ухмылку.
Роберт подождал, пока Майкл скроется за поворотом, и неслышно пошел следом.
"Какого черта мучился Сизиф, безнадежно таская в гору тяжелый камень? Чего ради, с какой целью? Не лучше ли было просто лечь на обратном пути, чтобы камень прокатился по голове, раздробил череп - и навсегда избавиться от мучений? Наверное, лучше".
Так они и шли в тишине по коридорам, Софи, Майкл и Роберт, и Роберт не удивился, когда Софи, наконец, остановилась у двери арсенала. Здесь было сравнительно светло - светилась сама дверь, поэтому Роберт, как и Майкл, остался в темном коридорчике.
У двери арсенала объекта "Фиалка" денно и нощно должны были стоять часовые. Но военный объект "Фиалка" превратился в Базу и никакие часовые нигде не стояли. И не знал Роберт, что совсем недавно Скотине Жоржу удалось-таки разладить дверной механизм, чтобы раздобыть себе автомат, потому что ключ ему не доверяли и находился этот ключ на хранении у кого-то из пятерых более или менее здравомыслящих парней, в число которых входил и Малютка Юджин. (Если, конечно, можно было считать их здравомыслящими).
Софи же, очевидно, знала, что дверь арсенала не заперта. И Майкл тоже знал.
Софи толкнула дверь, скрылась в арсенале и не появлялась очень долго.
"Вот это здорово! - Роберт растерянно грыз ноготь. - Вот это да... Жалко Гедду, Паркинсона... Себя жалко... И все-таки давай, Софи! Давай, взрывай к чертям, хуже никому не будет, это уж точно!"
Он думал так, и ему было страшно от этих мыслей, и он вдруг почувствовал себя опустошенным до предела... И все-таки не верил, не мог заставить себя поверить в происходящее...
Наконец Софи вышла, бережно держа перед собой небольшой пластмассовый ящик с взрывчаткой. Она снова постояла, словно раздумывая, и медленно пошла по коридору.
Легко думать о смерти, когда знаешь,что она еще далеко. Легко думать о смерти, когда знаешь, что ничего пока из этого выйти не может. Но когда исчезнет Одноухий Майкл, решать придется им двоим...
Роберт шел, все больше запутываясь в кошмарном хаосе мыслей, и наконец все они опустились куда-то в черную глубину и осталось одно вялое желание: скорее... Если так, то скорее...
А больше всего хотелось все-таки просто лечь на пол, прямо сейчас, лечь лицом вверх, к тусклым синим огням, и ни о чем не думать. Просто лежать, спокойно и долго, ловить прищуренными глазами синие лучики, лежать - и все...
И слабость в ногах. Он чуть не сел, но стиснул зубы и, прижимаясь к стене, двинулся дальше, за силуэтом Майкла.
Они дошли до конечной цели своего пути - регенерационных отсеков, жизненно важного узла Базы - и тут Одноухий Майкл вышел на сцену. Софи сдвинула тяжелый люк первого отсека, подняла ящик и замерла, оглушенная голосом Майкла:
- А ну положи!
Майкл приближался к Софи, превратившейся в соляной столб, и нашаривал что-то в кармане. Софи опустила голову и волосы упали ей на лицо.
- Я кому сказал: положи взрывчатку! - вкрадчиво повторил Майкл.
Софи молча втянула голову в плечи. Майкл подошел к ней вплотную, вырвал ящик и осторожно поставил у стены.
- Хотела всех угробить, стерва? Не зря болтала в баре, я чувствовал! А теперь слушай: сначала пойдешь со мной, а потом посмотрим.
Майкл отрывисто засмеялся, словно залаял, и замахнулся для удара. Роберт подобрался, как перед прыжком. Слабость в ногах пропала.
- Майкл! - громко сказал он, выходя на освещенное пространство.
Майкл быстро обернулся и с криком переломился пополам, потому что Роберт дважды выстрелил.
"Совсем как в кино", - подумал Роберт и вдруг его замутило.
Майкл, схватившись за грудь, осел на пол, к ногам неподвижной Софи, и не шевелился. Роберт поспешно наклонился, с трудом сдерживая обжегшую горло горечь. Где-то захлопали двери.
- Подожди, Софи! - давясь, простонал он. - Может быть, не надо?..
Софи изумленно посмотрела на него, потом на свой халат, по которому, поглощая разноцветные спирали, быстро расползалось темное пятно.
Роберт оцепенел. Софи поднесла руку к груди, открыла рот и начала медленно съезжать на пол, упираясь спиной в стену.
*
Когда Роберт вошел в Круглый зал, там было уже довольно многолюдно. Все сидели так тихо, что со стороны коридора, откуда была видна только высокая кафедра, Круглый зал казался пустым. Тишину нарушал лишь шорох одежды, да изредка всхлипывал во сне завернутый в одеяло ребенок на руках миссис Фелпс. В креслах сидели человек пятьдесят, настолько отвыкших от общения, что они как будто растерялись от того, что их здесь так много, что они вместе - локтем можно задеть соседа - и что всех их поймал в ловушку яркий свет.
Роберт подавленно сел рядом со старухой Седберг, дремавшей, грозно нахмурив густые брови. Ему очень хотелось заплакать. Или завыть и выть долго-долго, до беспамятства...
Малютка Юджин страдальчески тер виски. Братья Мариньо вполголоса переговаривались, поглядывая на вечно сонную Женевьеву. Отрешенная от мирской суеты мадемуазель Эмма опять что-то шептала себе под нос. Каталинский хрипел, уткнувшись лицом в плечо Эриха Майера. Сидели, съежившись, мальчик и девочка, дети Уиллитов. Рассеянно рассматривала свои ярко-красные ногти Эдит, и худющие ноги ее были покрыты синяками, совсем как у Вирджинии... Смотрел прямо перед собой Ялмар Боркман, а его жена Эльза, напротив, крутила головой во все стороны. Была она еще очень красива и сразу бросалось в глаза, что Гедда - ее копия. Гедды в зале не было.
Вирджил Форрестол и здесь что-то считал, подслеповато тыча в клавиши карманного вычислителя. Еще в зале сидели Паркинсон со своей тетрадью, супруги Макдивитты и другие обитатели бывшего объекта "Фиалка".
- Братья! - традиционно начал О`Рэйли.
Роберт перевел глаза на кафедру. Головы остальных тоже повернулись к О'Рэйли, только Каталинский продолжал спать.
- Приятно видеть, как единодушно откликнулись вы на призыв собраться здесь, чтобы совместно обсудить некоторые вопросы. Ни для кого не секрет, что в нашем доме творится неладное. Здесь завелась непрошеная гостья смерть. Наши ряды начали редеть катастрофически быстро. Я не говорю о внешних причинах, из-за которых с нами нет больше мистера Гриссома, Луиджи Альвезе...
После этого Софи пошла в бар и напилась, но легче не стало.
Было ясно, что Вирджинии тоже кто-то сказал, чем закончился побег ее отца. Может быть, тот же Антоневич.
Роберт молча гладил дрожащие плечи Софи. В груди жгло так, что трудно было дышать.
- Софи, - сказал он и голос его дрогнул. - Если бы у тебя была возможность, ты бы сбежала отсюда?
- Куда? - горько прошептала Софи. - Куда бежать?..
*
Черная пустота, окружавшая беспорядочно разбросанные точки звезд, была угрожающе красива. Она полностью отрицала замкнутость коридоров и каморок, она открыто заявляла о своей беспредельности, недоступности, непознаваемости. И суета маленьких людей у захудалой звездочки с хрупкими шариками планет ее нисколько не трогала, потому что была слишком краткой, слишком незаметной, слишком ничтожной для того, чтобы поколебать ее извечное спокойствие.
То, что снаружи казалось черной угловатой скалой, изнутри было обсерваторией. Вместо потолка над Робертом распростерлась пустота - таково было свойство материала, придуманного и созданного людьми. Роберт стоял, окруженный пустотой и погруженный в пустоту, в которой без следа растворялись все желания, надежды и огорчения и оставалось место лишь холодному спокойствию.
"Какие мы все-таки ничтожные букашки перед лицом этой бездны, - думал Роберт, как и миллионы людей до него в черном тепле африканской ночи и в холоде Крайнего Севера, в душной ядовито пахучей тишине ночной сельвы и мертвом мраке лунных кратеров. - Зачем человек среди этой пустоты? Не едино ли, в сущности, положение нас, которые здесь, и тех, которые там, не уравнивает ли нас безграничная пустота?"
В шестнадцать лет все мы немного философы, независимо от наших взглядов на мир...
В дальнем конце обсерватории, у огромной туши телескопа, светлел чей-то силуэт.
"Вот и еще кого-то всосала пустота", - равнодушно подумала статуя, бывшая когда-то Робертом Гриссомом.
От маленьких звезд порхнул к нему неясный шорох, сложившийся в непонятное, ничего не говорящее сердцу созвучие: "Гедда". Слово билось в обледеневших извилинах его мозга и что-то начало оттаивать, что-то сдвинулось и наполнило все его существо легкими шорохами, зазвучавшими в едином ритме: "Гед-да, Гед-да..."
Пустота нехотя отпустила его. Он вновь стал Робертом Гриссомом, одним из обитателей тесного мирка под названием "База".
Первой мыслью было уйти незамеченным. Но ноги решили иначе: они сами направили тело к светлому силуэту.
Гедда стояла в белом платье без украшений, сжимая в руке книгу. Она не обернулась, когда он замер позади, только тихо произнесла:
- Здравствуй, Роберт.
Он с благодарностью взглянул на нее и сглотнул горячий комок. И не ответил, потому что знал - у него пропал голос.
"Кто ты, загадочная Гедда? Я знаю, что тебе восемнадцать, и что ты постоянно читаешь книги в своей каморке. Я знаю, что ты разыскала где-то в глубинах Базы библиотеку, предназначенную явно только для самых высокопоставленных лиц военного персонала, потому что там есть книги этих коммунистических пророков Маркса, Энгельса и Ленина. Я знаю, что ты внимательно читала их, хотя непонятно, как их можно читать... Ты же знаешь, я честно пытался и у меня заболела голова от этих бесконечных "экспроприаторов", "средств производства", "прибавочных стоимостей"... Куда лучше смотреть микрофильмы или слушать говорящие книги, где все понятно и просто: вот враг, а вот наши бесстрашные ребята или вот выматывающий душу социализм с его людьми-винтиками и попранием элементарных человеческих прав, а вот наша славная гордая страна с великолепным автоматизированным производством, могучая, сказочно богатая страна равных возможностей, где каждый может стать президентом.
Кто ты, загадочная Гедда? Ты родилась на Базе и живешь одна, хотя твои родители не умерли. Их прошлое слишком обычно, чтобы докапываться до подробностей. Мы подружились с тобой, Гедда, очень давно, я даже не помню когда, и ты всегда казалась мне не такой, как другие, да ты и на самом деле не такая, как другие. Ты "вещь в себе", Гедда, я узнал, что это такое из книг, которые ты давала мне, хотя Канта я не смог осилить. И знаешь, Гедда, я одинаково не могу представить тебя как в этом змеином гнезде, так и в их коммунистическом эдеме. Кто ты, загадочная Гедда? И почему ты не стала такой, как другие, как Софи, Женевьева, Эдит, Вирджиния?.."
- Вирджиния отравилась, - неожиданно для самого себя сказал Роберт.
Гедда не шелохнулась. Только зябко повела плечами.
Здесь, в окружении черной пустоты, не существовало времени, поэтому он не знал, когда Гедда заговорила - то ли через пять минут, а то ли через годы.
- Мы перенесли сюда все пороки нашего общества. - Она по-прежнему не оборачивалась, словно говорила для себя. - Мы сами живое воплощение этих пороков.
- И ты?
Вместо ответа Гедда открыла книгу, полистала ее, повернув к свету, падавшему от светильника у телескопа, и медленно прочитала:
- "Рост преступности, наркомания, моральное загрязнение - это и многое другое делает людей менее гордыми за достижения страны в момент, который должен был бы стать радостным юбилеем". - Она помолчала. - Это писалось очень давно, в двухсотую годовщину Соединенных Штатов... Но разве не про нас?
Очарование пропало. На его место ворвалась злость.
- Пропаганда!
- Это писала буржуазная газета "Крисчен сайенс монитор", - ответила Гедда. - Буржуазная, не коммунистическая... Знаешь, что сказал когда-то один мудрец? "Чем больше я бываю среди людей, тем меньше чувствую себя человеком". И это тоже про нас...
- Зачем ты это говоришь?
Гедда, наконец, повернулась к нему. Ее лицо было очень серьезным и взрослым, даже ужасным в своей серьезности.
- Затем, чтобы еще раз попытаться доказать тебе, что такой строй был обречен. И те, кто до сих пор еще проливают по нему слезы, не очень подходят под разряд человека разумного. Когда-то русский царь Петр Великий распорядился открыть в своей столице Кунсткамеру для хранения всяких редкостей. Как писалось в указе, "человечьих, скотских и звериных уродов", разного старинного оружия и тому подобного. Тебе не кажется, что наша База и есть эта самая Кунсткамера, а мы экспонаты?
- Значит, тебе по душе коммунизм? - едва сдерживаясь, спросил Роберт.
Гедда задумчиво накрутила на палец прядь каштановых волос.
- Я не знаю, каков на практике коммунизм. Я не видела его. Но мне очень хотелось бы посмотреть...
- Так пожалуйста! - в ярости крикнул Роберт. - Подсказать, как незаметно удрать? Меня ткнули носом в лазейку! Ей можно воспользоваться, если будет совсем невмоготу! Меня ткнули носом, не спрашивая согласия! Главное - не форсировать двигатели, а стрелять они побоятся.
Он не заметил, что сказал "они", а не "мы".
- Я не умею управлять ботом, - просто ответила Гедда.
Роберт остолбенел.
- Ты умеешь, Роберт?
- H-нет... Ты все это серьезно?
Зеленые глаза Гедды потемнели, словно вобрали в себя черную пустоту.
- А как ты думаешь, Роберт?
- Да что это с вами со всеми? Леннокс, Энди, ты! Это все твои дурацкие пропагандистские книжки!
В лице Гедды произошла неуловимая перемена. Будто выключили освещение и лицо стало просто белым.
- А почему ты считаешь, что все, что тебе говорили о свирепом коммунизме, и что написано в тех книгах, которые читал ты, - она сделала ударение на "ты", - не пропаганда? А тебе не приходило в голову, что это и есть пропаганда, притом злобная, и ею занимаются те, кто в новом мире места себе не нашел или кого этот мир просто не может принять?.. Учись водить бот, Роберт, - неожиданно закончила Гедда. - Я тебя прошу.
Она заглянула в его растерянные глаза, слегка улыбнулась серьезной улыбкой и ушла.
Роберт даже не пытался разобраться в своих мыслях, предоставив им полную возможность беспорядочно кружиться в мозгу. Наконец суета мыслей утомила его и, так ничего и не решив, он побрел в свою каморку, чувствуя себя измотанным, как после просмотра трех боевиков подряд.
Еще не доходя до винтовой лестницы, ведущей на его ярус, он понял, что хочет идти не к себе, а в совсем другое место. И он не стал подниматься по лестнице, а пошел дальше, мимо каморок и подсобных помещений.
Голос О'Рэйли застал его почти в конце пути. Он невольно остановился и поднял лицо к невидимому динамику.
"Братья! - звучным голосом, в котором гремели похоронные колокола, вещал О'Рэйли. - Сегодня неумолимая смерть унесла от нас всеми любимую Вирджинию Грэхем. Ее чистая душа воспарила к богу, покинув нас, скорбящих о невосполнимой утрате. - О'Рэйли замолчал, а потом сказал другим тоном: Попрошу всех собраться завтра в десять в Круглом зале для обсуждения наших насущных вопросов".
О'Рэйли умолк. Из динамика донесся невнятный голос Каталинского, сказавшего с пьяным сожалением: "Такая девка-а!" - раздался звонкий щелчок и все стихло.
"Господи, нам скоро просто не хватит этих стальных ящиков!.." подумал Роберт.
Он достиг цели своего пути - каморки Софи - и остановился. В дверь стучал Антоневич. Он был всецело поглощен дверью и не заметил Роберта.
- Открой, Софи! - очевидно, не в первый раз безнадежно сказал Антоневич и подождал. - Открой, умоляю! Слышишь, у-мо-ля-ю! - в его голосе зазвучали жалобные нотки. - Молоденького ведь нет у тебя, я же знаю. Видели же его в коридоре. Открой, сука! - заорал он вдруг, изо всех сил осыпая дверь ударами. - Выломаю к черту!
Роберт шагнул к нему и молча оттолкнул от двери. Антоневич быстро повернулся и злобно нахохлился.
- А, ты опять здесь, гаденыш! - зашипел он, сжимая кулаки. - Опять мешаешь! Ни себе, ни другим?
Он неожиданно почти без замаха ударил Роберта в лицо. Роберт покачнулся, но устоял на ногах. Антоневич был чуть ли не в полтора раза выше, длиннорук и к тому же взбешен. Роберт отступил к стене и полез в карман за пистолетом. Теперь он все время носил пистолет.
Антоневич растерянно опустил руки и замер, с испугом глядя на пистолет.
- Иди отсюда! - сказал Роберт сквозь зубы. - Давай, Длинный!
Антоневич, не сводя глаз с пистолета, неуверенно попятился, быстро повернулся спиной, побежал, покачиваясь, и крикнул издали, из-за изгиба коридора:
- Я тебе это припомню, гаденыш!
Роберт спрятал пистолет.
- Роберт!
Софи открыла дверь и глядела на него испуганными заплаканными глазами. Она была в коротком халате, разрисованном яркими разноцветными спиралями. На ее лице не осталось никаких следов косметики и Роберт с удивлением отметил, что от этого Софи только похорошела, несмотря на припухшие глаза.
- У тебя кровь!
"У, Длинный! - Роберт осторожно потрогал разбитые губы. - До чего же костлявый кулак!"
- К тебе можно?
- Входи.
Софи отошла от двери и устало села на кровать. Роберт огляделся - все то же самое, что и у него, только намного больше порядка - и опустился в кресло.
- На, вытри! - Софи бросила ему полотенце, подождала, пока он кончит осторожно возить им по разбитым губам. - Ты что, Роберт?
Роберт пожал плечами.
- Так...
Губы Софи задрожали. Она упала головой на подушку и заплакала, и ее волосы черной волной потекли по плечам.
- Ко мне никто... так...
Роберт растерянно молчал. Наконец Софи затихла, только изредка порывисто вздыхала, совсем как ребенок.
Они расстались совсем недавно - Софи пошла к себе, а Роберт в обсерваторию, - но ему казалось, что прошло уже очень много времени с тех пор, как Софи рыдала в темном кинозале.
Софи подняла мокрое лицо и заглянула в овальное зеркало, висевшее на стене у изголовья.
- Ох, какая я страшная! - горько сказала она, отводя рукой упавшие на лоб волосы.
Роберт мягко улыбнулся, любуясь ею.
- Ты красивая, Софи.
- А-а!
Софи махнула рукой и покачнулась, и Роберт только сейчас заметил, что она все еще пьяна.
- Ты опять ходила в бар?
Он сказал эти слова и сразу пожалел об этом, потому что совался туда, куда его не просили, и Софи должна была ответить грубостью. Но Софи молча кивнула, достала из-под подушки скомканный платок и вытерла глаза.
- Я там такого наговорила, что одноухий скот грозился пристрелить... И пусть! - Софи упрямо мотнула головой. - Все равно разнесу к чертям! Все это скопище кобелиное! Вот только взрывчатку достану...
Она неожиданно замолчала, поднесла ко рту прядь длинных черных волос и стала задумчиво перебирать их губами. Ее широко раскрытые глаза невидяще уставились в пол.
"А ведь это, наверное, выход, - устало подумал Роберт. - Может и в самом деле на том свете всем нам будет лучше?.."
Медленно текли минуты. Мимо каморки неторопливо прошел кто-то, насвистывая странный, очень знакомый мотив. Роберт сидел опустошенный, не думая ни о чем, механически повторяя про себя этот стихающий в глубине коридоров медленный мотив, удивительно знакомый, словно услышанный когда-то во сне.
Софи внезапно вздрогнула и очнулась от тяжелого оцепенения.
- Что это?
Она испуганно посмотрела на Роберта блестящими глазами.
- Что? - не понял Роберт.
- Там, в коридоре...
Роберт пожал плечами.
- Не знаю. Свистит кто-то.
- А! - Софи неестественно, словно через силу, засмеялась. - Что-то знакомое...
- И ты слышала? - удивленно спросил Роберт.
Софи молча кивнула. Странно знакомый, очень знакомый мотив стих в коридоре, но продолжал звучать в голове Роберта.
Софи внезапно сказала:
- Знаешь, мне вдруг почудилось, что это мой папочка.
Ее глаза заблестели еще больше. Она показала на стенной шкаф и заговорила громким прерывистым шепотом:
- Иногда проснусь... когда одна... а там, у шкафа, стоит... Заберусь с головой под одеяло, притаюсь... И все равно чувствую, что он там стоит... Стоит, ждет, когда подойду... А я боюсь!
- Кто "он"? - спросил Роберт тоже почему-то шепотом.
Ему вдруг стало жутко. Наверное, в этом виноваты были полные ужаса огромные глаза Софи.
- Человек! - прошептала Софи. - Мужчина... Мой папочка! С разбитой головой. Ждет, когда перевяжу... А я не могу! Страшно... У него же нет ползатылка!
- Брось, Софи! - Роберт нервно рассмеялся.
Но Софи продолжала шептать:
- Он приходит и думает, что я перевяжу... А я боюсь... Даже швырнула в него однажды флаконом. Видишь?
Роберт резко обернулся. На белой дверце стенного шкафа действительно виднелись царапины.
- Ты бы посоветовала ему лучше ходить в медцентр, там перевяжут!
- Не смейся! - Софи укоризненно покачала головой.
- Ну хочешь, я буду спать у тебя? - предложил Роберт и добавил торопливо: - В кресле. Угощу его пулей, как только сунется! - Роберт похлопал по карману, где лежал пистолет.
- Нет-нет, Роберт! - испуганно зашептала Софи. - Это же мой папочка! И потом, в призраков стрелять бесполезно, я знаю.
- А ты сама не обращалась в медцентр? - мягко спросил Роберт. Хочешь, сходим со мной?
И опять Софи отрешенно уставилась в пол.
- Взорвать к чертям! - после долгого молчания повторила она и закрыла лицо руками.
"Ох, как плохо! - подумал Роберт. - Милая Софи, как же тебе плохо... Как же всем нам плохо..."
- Бобби, тебе не кажется, что кто-то подслушивает за дверью?
Ну, это уже предел! Роберт поколебался немного, раздумывая, стоит ли суетиться, прислушался, потом встал и рывком распахнул дверь. Неясная тень метнулась в боковой коридорчик, ведущий к энергоприемникам, но это ведь могло и показаться. Глаза просто не успели освоиться с резким переходом от света к синеватому полумраку. Роберт на всякий случай заглянул в боковой коридорчик - там было совсем темно. Он немного постоял, прислушиваясь, но не услышал ничего, кроме далекого ровного гула энергоприемников.
- Никого, - успокоил он Софи, вернувшись в каморку. - Тебе показалось.
- Ох, не показалось! - прошептала Софи и добавила громко и упрямо: Все равно взорву!
- А тебе меня не жалко?
- Жалко! - Софи вздохнула. - Но тебе же лучше будет, милый!
"Может быть, ты и права," - еще раз подумал он.
- А себя?
- Как голова кружится! - простонала Софй, не ответив на его вопрос. Я лягу, наверное... Только бы эти скоты не стучали!
Она обессиленно упала на подушку, свернулась клубком и закрыла глаза.
- Я пойду, - сказал Роберт.
- Угу! - сонно отозвалась Софи. - Спасибо, милый! Я давно заметила, что ты золотой парень. Золотой... парень... - тихо повторила она, словно в полусне.
Роберт несколько секунд молча смотрел на нее. Софи вздохнула, не открывая глаз, закрыла рукой лицо и затихла, будто окаменела.
Роберт погасил свет. Тишина. Ни движения, ни звука. Не было слышно даже дыхания Софи. Он вышел из каморки, осторожно закрыл дверь, но уходить не спешил. Он убеждал себя, что должен позаботиться о покое Софи, отшить любого, кто попробует сунуться к ней, но причина его задержки была другой, он просто не хотел себе в этом признаваться. Ведь он остался, чтобы остановить Софи, остановить у той двери, к которой она пойдет, он был уверен, что пойдет, остановить, чтобы она не тратила сил, потому что дверь надежно заперта. Ему было очень жалко Софи... Да, он должен пойти за ней, и увести ее оттуда. И успокоить, хотя бы на время...
Он зачем-то нащупал пистолет под плотной тканью комбинезона и огляделся. Боковой коридорчик подходил для незаметного наблюдения за дверью Софи, но Роберт пошел не туда, а к умывальным комнатам, расположенным наискосок от каморки.
Свет там не горел и в темноте, отражаясь в зеркалах, смутно белели раковины умывальников. Роберт закрыл дверь, оставив лишь щелку для наблюдения, и снял тяжелые ботинки. Осторожно поставив их под раковину, он стал ждать. Он был уверен, что ждать придется недолго.
Так и оказалось. Не прошло и десяти минут, как дверь каморки Софи тихо отворилась и она вышла оттуда в том же разноцветном халате. Ее черные волосы были распущены по плечам, лицо бледным овалом вырисовывалось в синем коридорном свете, и Роберту показалось, что на нем застыло горькое выражение отвращения и усталости. Софи немного поколебалась и неуверенной походкой направилась в его сторону. Роберт отскочил от своей смотровой щели, втиснулся в угол между раковиной и стеной и замер. Что если Софи просто хочет намочить голову, чтобы протрезветь?
Но Софи прошла мимо и когда Роберт, выглянув, убедился в том, что она свернула в боковой коридорчик за складом скафандров, у него почти не осталось сомнений в ее намерениях. Он хотел было покинуть свое укрытие и идти за ней, но тут же отпрянул. Из узкого прохода, расположенного по другую сторону от каморки Софи, выскользнула тень, превратившаяся в Одноухого Майкла. Майкл прокрался мимо, он тоже был без ботинок, и Роберт даже различил его обычную, словно прилипшую к физиономии, жестокую ухмылку.
Роберт подождал, пока Майкл скроется за поворотом, и неслышно пошел следом.
"Какого черта мучился Сизиф, безнадежно таская в гору тяжелый камень? Чего ради, с какой целью? Не лучше ли было просто лечь на обратном пути, чтобы камень прокатился по голове, раздробил череп - и навсегда избавиться от мучений? Наверное, лучше".
Так они и шли в тишине по коридорам, Софи, Майкл и Роберт, и Роберт не удивился, когда Софи, наконец, остановилась у двери арсенала. Здесь было сравнительно светло - светилась сама дверь, поэтому Роберт, как и Майкл, остался в темном коридорчике.
У двери арсенала объекта "Фиалка" денно и нощно должны были стоять часовые. Но военный объект "Фиалка" превратился в Базу и никакие часовые нигде не стояли. И не знал Роберт, что совсем недавно Скотине Жоржу удалось-таки разладить дверной механизм, чтобы раздобыть себе автомат, потому что ключ ему не доверяли и находился этот ключ на хранении у кого-то из пятерых более или менее здравомыслящих парней, в число которых входил и Малютка Юджин. (Если, конечно, можно было считать их здравомыслящими).
Софи же, очевидно, знала, что дверь арсенала не заперта. И Майкл тоже знал.
Софи толкнула дверь, скрылась в арсенале и не появлялась очень долго.
"Вот это здорово! - Роберт растерянно грыз ноготь. - Вот это да... Жалко Гедду, Паркинсона... Себя жалко... И все-таки давай, Софи! Давай, взрывай к чертям, хуже никому не будет, это уж точно!"
Он думал так, и ему было страшно от этих мыслей, и он вдруг почувствовал себя опустошенным до предела... И все-таки не верил, не мог заставить себя поверить в происходящее...
Наконец Софи вышла, бережно держа перед собой небольшой пластмассовый ящик с взрывчаткой. Она снова постояла, словно раздумывая, и медленно пошла по коридору.
Легко думать о смерти, когда знаешь,что она еще далеко. Легко думать о смерти, когда знаешь, что ничего пока из этого выйти не может. Но когда исчезнет Одноухий Майкл, решать придется им двоим...
Роберт шел, все больше запутываясь в кошмарном хаосе мыслей, и наконец все они опустились куда-то в черную глубину и осталось одно вялое желание: скорее... Если так, то скорее...
А больше всего хотелось все-таки просто лечь на пол, прямо сейчас, лечь лицом вверх, к тусклым синим огням, и ни о чем не думать. Просто лежать, спокойно и долго, ловить прищуренными глазами синие лучики, лежать - и все...
И слабость в ногах. Он чуть не сел, но стиснул зубы и, прижимаясь к стене, двинулся дальше, за силуэтом Майкла.
Они дошли до конечной цели своего пути - регенерационных отсеков, жизненно важного узла Базы - и тут Одноухий Майкл вышел на сцену. Софи сдвинула тяжелый люк первого отсека, подняла ящик и замерла, оглушенная голосом Майкла:
- А ну положи!
Майкл приближался к Софи, превратившейся в соляной столб, и нашаривал что-то в кармане. Софи опустила голову и волосы упали ей на лицо.
- Я кому сказал: положи взрывчатку! - вкрадчиво повторил Майкл.
Софи молча втянула голову в плечи. Майкл подошел к ней вплотную, вырвал ящик и осторожно поставил у стены.
- Хотела всех угробить, стерва? Не зря болтала в баре, я чувствовал! А теперь слушай: сначала пойдешь со мной, а потом посмотрим.
Майкл отрывисто засмеялся, словно залаял, и замахнулся для удара. Роберт подобрался, как перед прыжком. Слабость в ногах пропала.
- Майкл! - громко сказал он, выходя на освещенное пространство.
Майкл быстро обернулся и с криком переломился пополам, потому что Роберт дважды выстрелил.
"Совсем как в кино", - подумал Роберт и вдруг его замутило.
Майкл, схватившись за грудь, осел на пол, к ногам неподвижной Софи, и не шевелился. Роберт поспешно наклонился, с трудом сдерживая обжегшую горло горечь. Где-то захлопали двери.
- Подожди, Софи! - давясь, простонал он. - Может быть, не надо?..
Софи изумленно посмотрела на него, потом на свой халат, по которому, поглощая разноцветные спирали, быстро расползалось темное пятно.
Роберт оцепенел. Софи поднесла руку к груди, открыла рот и начала медленно съезжать на пол, упираясь спиной в стену.
*
Когда Роберт вошел в Круглый зал, там было уже довольно многолюдно. Все сидели так тихо, что со стороны коридора, откуда была видна только высокая кафедра, Круглый зал казался пустым. Тишину нарушал лишь шорох одежды, да изредка всхлипывал во сне завернутый в одеяло ребенок на руках миссис Фелпс. В креслах сидели человек пятьдесят, настолько отвыкших от общения, что они как будто растерялись от того, что их здесь так много, что они вместе - локтем можно задеть соседа - и что всех их поймал в ловушку яркий свет.
Роберт подавленно сел рядом со старухой Седберг, дремавшей, грозно нахмурив густые брови. Ему очень хотелось заплакать. Или завыть и выть долго-долго, до беспамятства...
Малютка Юджин страдальчески тер виски. Братья Мариньо вполголоса переговаривались, поглядывая на вечно сонную Женевьеву. Отрешенная от мирской суеты мадемуазель Эмма опять что-то шептала себе под нос. Каталинский хрипел, уткнувшись лицом в плечо Эриха Майера. Сидели, съежившись, мальчик и девочка, дети Уиллитов. Рассеянно рассматривала свои ярко-красные ногти Эдит, и худющие ноги ее были покрыты синяками, совсем как у Вирджинии... Смотрел прямо перед собой Ялмар Боркман, а его жена Эльза, напротив, крутила головой во все стороны. Была она еще очень красива и сразу бросалось в глаза, что Гедда - ее копия. Гедды в зале не было.
Вирджил Форрестол и здесь что-то считал, подслеповато тыча в клавиши карманного вычислителя. Еще в зале сидели Паркинсон со своей тетрадью, супруги Макдивитты и другие обитатели бывшего объекта "Фиалка".
- Братья! - традиционно начал О`Рэйли.
Роберт перевел глаза на кафедру. Головы остальных тоже повернулись к О'Рэйли, только Каталинский продолжал спать.
- Приятно видеть, как единодушно откликнулись вы на призыв собраться здесь, чтобы совместно обсудить некоторые вопросы. Ни для кого не секрет, что в нашем доме творится неладное. Здесь завелась непрошеная гостья смерть. Наши ряды начали редеть катастрофически быстро. Я не говорю о внешних причинах, из-за которых с нами нет больше мистера Гриссома, Луиджи Альвезе...