Коркищенко Алексей. Внуки красного атамана

   У нас новости такие. Убрали кукурузу. Хорошо она уродила. Початки развезли на всякий случай в три места. Если в одном месте заберут фрицы, то в других початки останутся. Замаскировали кукурузные вороха скирдами соломы, чтоб не разворовали румыны на мамалыгу. Ты же знаешь, какая у нас кукуруза. Лучшие сорта в области: белая американка, сахарная, рисовая.
   Капитан Селищев уже выздоровел, окреп. Работает он тайно на той свиноферме, которую создали на старом таборе, помогает Фросе. Они там днюют и ночуют. Любят они друг друга, это точно. Я узнал, что они еще летом познакомились, когда полк у нас стоял. Фросю просто не узнать; красивей стала, чем была. Скажу тебе по секрету - я слышал ее разговор с Панётой забеременела она. А как на нее врал несчастный Афоня Господипомилуй!.. Прибавится, деда, у тебя внуков!
   Мой отряд (в нем Гриня, три Ивана, Васька Железный и Колька Трумэн) собирается в Федькином яру. У каждого из нас есть свой верховой конь, и мы быстро туда-сюда оборачиваемся. С нами Селищев проводит боевые занятия. Там, под кручами Федькиного яра, остались целыми хорошо замаскированные землянки и всякие ниши, где размещалось хозяйство полка Агибалова, Так вот там мы и храним свое оружие и боеприпасы. Семка и Кузьма, его фамилия Круг-лов, тоже бывают там. Мы, хлопцы, с их помощью освоили стрелковое оружие и миномет, научились обращаться с гранатами и взрывчаткой.
   Васютка просился в отряд, но мал он еще, и обещал я Тосе, что не буду вовлекать его в боевые дела. Смерть отца он пережил сильно, но держится молодцом, повзрослел, очень серьезным стал.
   Да, деда, заболел наш родич Витютя. Вот только что от него пришел. Он застудил легкие. Ему бы хорошего лекарства выпить, да где его взять? Пьет Витютя бабкин бальзам на сорока травках и корешках, но ему не лучше. Станичники приходят его проведывать, несут что повкуснее: кто меду, кто рыбки, кто каймаку...
   - Не слышим твоего свисту и крику по утрам, - говорят они, - скучно нам без такой музыки. Вот зашли узнать, в чем дело?.. Оказывается, ты болеешь. А разве можно болеть генералам?
   И Витютя юмора не теряет.
   - Не беспокойтесь! - отвечает. - Не возьмут меня черти, а богу я не нужен - старый грешник. Дождусь наших. Вон уже, слышал я, гремят они котелками за буграми. - И начинает Витютя командовать гостям:
   - А ну-ка давайте выпьем энтого бальзаму во славу русского оружия!
   Выпьют раз, выпьют два. Витютя разогреется, начинает давать команды:
   - Зачинай нашенскую - игривую-гульливую!
   И так заведут гости-проведыватели такую "игривую-гульливую", хоть святых из хаты выноси. А Витютя радуется, сидит на кровати, руками размахивает и тоже подпевает, да только голос у него совсем пропал.
   ...Да, хотел я тебе еще сказать, все наши коровы - стельные! Если все будет хорошо, сразу четыре рогатые головы пойдут весной из нашего двора в колхозный коровник. И с других дворов пойдут. Сбережем и буренок колхозных и свиней. И бугаев, младших Чепуров, надежно припрятали.
   Миня, дорогой мой дед, возвращайся скорее!"
   "15 декабря 1942 года.
   Уважаемый дед Михаил Ермолаевич!
   Печальные новости сообщаю тебе в этом письме.
   Умер Виталий Севастьянович. Не стало нашего замечательного родича Витюти, геройского казака. Пока живы - будем помнить его. Вся станица провожала своего генерала в последний путь. И старые и малые шли за гробом...
   И такие новости еще пришли к нам: в Старозаветинской опять на днях казнили колхозных активистов. Восьмерых повесили и человек пятьдесят расстреляли в кучугурах...
   Вот так расправляются с нашим народом комендант Трюбе - "любитель и знаток истории донского казачества" - и его подручные. В разных станицах района похватали немало людей, которых ты лично знал, с которыми вместе воевал за Советскую власть и создавал колхозы.
   И я думаю вот о чем: останься в живых Гордей Ненашков, его проклятый брат Пауль, Афоня и другая недобитая сволота, сколько бы еще нашего станичного народу пропало!...
   Хорошо, что мы их к ногтю взяли, не дали им воли, паразитам!
   И хорошо, что есть у нас в станице такие умные, мужественные, верные люди, как Пантюша, как Ригорашев, как были дед Евтюхов, кузнец Кудинов...
   ...Дописываю письмо через два дня. Гитлеровцы начали грабить наше хозяйство. Военные транспорты вывезли пшеницу из ближнего табора, часть проса и подсолнуха, которые мы специально держали тут. Забрали половину отбракованного скота, того, что был в коровнике. Вовремя мы спрятали сортовую пшеницу и породистый скот..."
   Вышло так, что Егор больше ни одного письма не написал деду Мине после этого, так как чередом пошли всякие захватывающие события.
   В субботу выпал первый снег, крепко приморозило. Народ повеселел: на рассвете многие слышали орудийную канонаду - значит, наши приблизились, скоро будут.
   И вот под вечер Анюте Овсяной пришло в голову отблагодарить Гриню за спасение Кузьмы. Принесла она ему опатранного гусака и сулею с вишневой настойкой. А Кузьма от себя - литр бальзама. Гриня захохотал, когда они появились у него с подарками такими.
   - Чего смеешься?! - обиделась Анюта. - Мы к тебе с душой, а ты...
   - Вы к Егору идите! - стал пояснять Гриня. - Я тут ни при чем. То Егор, мой командир, приказал мне завернуть полицаев с арестованными в атаманскую управу. Я выполнил приказ командира, только и всего!
   - Да вы, я вижу, ребята непростые! - сказал Кузьма. - Ну тогда пошли все скопом к Егору.
   Егор гостей принял, не стал отказываться от угощения, только предложил:
   - Я еще гостей позову. Посидим поговорим, помянем погибших станичников.
   Егор пригласил Фросю с Селищевым - они в тот день. были дома, их подменили на свиноферме - и за Дашей забежал.
   Только сели они за стол в натопленной передней, как услышали негромкий дробный стук в окно с глухой стороны. Егор вскинулся: так мелодию гопака мог выстукивать только старшина Конобеев. Рывком отдернул занавеску. За окном, кося глазами на запеченного гусака и смешно, по-кошачьи облизываясь, стоял Конобеев, а за его плечами то же самое делали Белоусов и Алексеенко. Егор едва сдержал радостный крик.
   - С-смот-три-т-те, т-там н-на-аши-и! - вымолвил он, заикаясь, и, махнув им рукой, выбежал во двор,
   За ним кинулись Гриня и Селищев. В темноте бросились друг к другу. Егор рычал от счастья, обнимая и целуя разведчиков. От их одежды - ватных крестьянских лапсердаков и разномастных шапок - пахло дымом чернобыла, полыни и махорки.
   - Ну, как там мой дед? Жив-здоров он? - с ходу спросил Егор, не утерпев.
   - Потом, потом, - ответил Конобеев, заходя в дом. Ухнуло сердце у Егора: а если что недоброе случилось с дедом?
   Сняв шапку, с порога поклонился Конобеев хозяйке дома:
   - Глубокий поклон вам, Панёта Николаевна, oт сестрицы вашей, Феклы Николаевны.
   - Спасибо, спасибо... Жива-здорова она? - Панёта руки к груди прижала, в волнении ожидая вести о другом дорогом человеке.
   - Жива-здорова Фекла Николаевна, и вам того желает, - с наигранной степенностью отвечал Конобеев. - А тебе Егорша, от нее горячий привет...
   - Значит, были вы у Феклуши! - воскликнул Егор. - Запомнила она мой пароль?
   - Крепко помнила. Твой пароль сработал прекрасно. Тетя встретила нас, как родных. Но мы, Егорша, об этом погодя поговорим еще. Дай мне еще один поклон передать Панёте Николаевне...
   Конобеев опять низко поклонился Панёте:
   - Низкий поклон вам, Панёта Николаевна, от нашего полкового комиссара, а вашего - мужа, Михаила Ермолаевича... А тебе, Егорша, от него горячий привет.
   - Жив деда! Жив наш Миня! - в радости восклицал Егор, обнимая Конобеева. Спасибо тебе за добрые вести.
   И Панёта, утирая счастливые слезы, тоже сердечно поблагодарила старшину, поцеловала его.
   За ужином бойцы рассказали, как через фронт к своим перебирались. Они перед этим сделали налет на штаб немецкой части, добыли очень важные сведения. Кандыба и еще двое бойцов, - вечная им память! - погибли в схватке...
   - В первый же день встретились мы с Михаилом Ермолаевичем, рассказали ему про дела в родной станице, про жизнь станичников в оккупации. - Конобеев взъерошил чуприну Егору. - Ну и, ясное дело, в точности доложили нашему комиссару о поведении его внуков. Доволен остался Михаил Ермолаевич. "Так оно и должно быть!" - сказал. Ещё мне хочется добавить, Егорша, вот что... В числе других бойцов вашего отряда ты представлен к правительственной награде за разгром вражеской базы горючего.
   - Ну-у! - вырвалось у Егора.
   Даша, сидевшая обок, подтолкнула Егора, шепнула:
   - Поздравляю, Ёрка. Но смотри не зазнавайся. Панёта все порывалась о чем-то спросить Конобеева и наконец решилась:
   - Ну а здоровье-то как у Ермолаевича? А тот почему-то замялся, отвел глаза и тут же наигранно-бодро ответил:
   - Да ничего, здоровье отличное! Настроение боевое... Только ранен он, правду сказать...
   - Господи, что с ним? - обеспокоилась она.
   - Ничего страшного, Панёта Николаевна. В ногу ранен осколком... В госпитале пока находится. Ходит уже. На костыльках прохаживается.
   - Где же его так угораздило? Разведчики, не сдержавшись, рассмеялись.
   - Да разве на фронте негде, Панёта Николаевна? - извинительно произнес Белоусов. - Михаил Ермолаевич не раз самолично водил нас в штыковую атаку...
   - Ну зачем ты рассказываешь ей о таких подробностях! - -упрекнул его Конобеев.
   - Ох, разве я не знаю Ермолаевича! - сказала она. - Всегда такой был. И на фронт его никто не призывал - сам призвался... Совесть призвала.
   Стали чай пить, настоенный на вишневых веточках, спокойнее повели беседу. Конобеев подробно рассказал о положении на фронтах. В заключение добавил:
   - В общем, бьют фашистов на всех направлениях. Наши бойцы пришли в себя, закалились, стоят крепко. Под Сталинградом отсекли огромную гитлеровскую армию, и теперь готовится широкое наступление по всему нашему Донскому фронту... Ну, а мы вот получили боевое задание хорошенько присмотреться к нынешнему, уже битому фрицу с тыла. А тебе, Егорша, такое задание от Михаила Ермолаевича: если Ригорашев по-прежнему состоит в атаманах, то через него добыть нужные документы для разведчиков.
   Капитану Селищеву старшина передал такие слова от командования: "Если здоровье позволяет - возглавьте группу дивизионной разведки". Здоровье ему уже позволяло, и он незамедлительно приступил к выполнению своих обязанностей.
   Кузьма Круглов и Семен Кудинов просились принять их в группу, но их не взяли: во-первых, группа разведчиков не должна быть большой; во-вторых, у Семки кость ноги неправильно срослась (он заметно хромал), а у Кузьмы еще плохо гнулась правая рука - оба могли стать обузой для разведчиков.
   - Вы тут, в станице, пригодитесь, - сказал им Конобеев.
   Имейте в виду: отступая, фрицы подрывают мосты, железные дороги, сжигают колхозные фермы, бригадные дворы, насильно угоняют людей. Этим занимаются сволочи из зондеркоманд, полицаи, предатели всякого рода. Вы должны организовать самооборону и дать этим гадам по рылу. Ясно? Оружия у вас достаточно. На хороший взвод хватит. Даже миномёт есть...
   - И пулемет "максим" имеется! - подхватил Егор. - Иван Свереда, парень из нашего отряда, прятал его. И пулеметные ленты есть. Пять коробок!
   Ночевали разведчики у Запашновых. А рано утром, еще до восхода солнца, побежал Егор к Ригорашеву домой Передал привет от деда Мини и его просьбу помочь разведчикам.
   Ригорашев растроганно ответил:
   - Рад я... вспомнил обо мне старый друг. Спасибо ему!..
   Он мне всегда верил... И верит...
   Он взял под мышку свой неразлучный портфель с нужными бумагами, и они пошли к разведчикам, к которым уже присоединился Селищев. Увидев его, Ригорашев засмеялся, что бывало с ним редко:
   - Ба, так здесь и капитан Селищев! Как здоровье? Вы, я вижу, меня не признали. А мы с вами с лета знакомы. Помните я на вас нечаянно набрел в Федькином яру? Вы как
   раз на коня Фросю подсаживали...
   - Помню, как же... Было такое дело, было. - Селищев смущенно улыбнулся.
   - Я с вами и осенью хотел встретиться, да, знаете, случай не подвернулся, - продолжал Ригорашев с добродушно-хитрой улыбкой.
   - Как?! - поразился Селищев. - Вы знали, что я обитаю в станице?
   - Раньше-то догадывался, а недавно точно выведал. Приезжаю однажды на ферму, что на забытом таборе, вижу, там кто-то умелую мужскую руку приложил: базы подправил, дверцы навесил правильно... Ну, у меня своя разведка работает - я быстро выяснил, кто из мужчин проявляет теплую заботу о нашем породистом свинопоголовье.
   Все от души рассмеялись.
   Ригорашев раскрыл портфель, выложил на стол разные бланки с печатями, показал Селищеву.
   - Этими бумажками недавно обеспечил меня полицмейстер Кузякин. На всякий случай.
   Селищев рассмотрел бланки, удовлетворенно сказал:
   - Отлично! Тут есть все, что нам надо.
   Разведчики отоспались днем и с наступлением ночи ушли.
   - Не горюйте, хлопцы, - сказал, прощаясь, Конобеев Егору и Грине. - После войны, если живы будем, я, как и капитан Селищев, сюда вернусь. Передай, Егорша, мой низкий поклон своей тетке Тосе, то есть Антонине Михайловне, а Васютке - горячий привет.
   Глава третья
   Третий день гуляла метель в степи, обметая бугры за станицей Ольховской. Снег серебристыми змеями струился со склонов, перегораживал улицы длинными сугробами. В затишках дворов и базов кружились белые карусели. С каждым днем все крепче жал мороз, и по ночам стали громко покряхтывать старые деревья в атаманском саду.
   Сидеть бы в такую погоду в теплой уютной хате да наблюдать из окна за тем, как вяжет метель кружевные козырьки под стрехой, но не тот был час. Егор со своими хлопцами и Васюткина "легкая кавалерия" поднимали верных людей:
   Ригорашев распорядился срочно разобрать по домам оставшийся на фермах здоровый скот, в первую очередь супоросных свиней, и хорошенько припрятать.
   Быков и лошадей угнали на дальний табор - там во главе с Пантюшей собрались старые красногвардейцы. Снарядили несколько санных упряжек перевезти отборных супоросных свиноматок из старого табора. Одну Егор завез Тосе, две - Фросе и одну - в свой двор. Прятали их в погреба.
   Только он разделся, сел у печки погреться, вернулась Панёта с ближней свинофермы, обеспокоенная.
   - Слышь, Егор, там Роскоха осталась, родоначальница английской породы. Тяжела она - центнера на два, ни поднять ее, ни погрузить на большие сани. А сама-то Роскоха идти не может, только на передние ноги и встает... А я придумала, как ее перевезти. Она умная, смирная свинюха, поймет, в чем дело, не будет противиться.
   Они положили на санки деревянное корыто, кинули в него ряднушку и пошли на свиноферму. Корыто положили прямо на полозья, сани поставили возле сидевшей на заду огромной добродушной Роскохи, взяли за ноги с одной стороны и перевернули в корыто; легла она на спину ногами вверх, плотно - не развернуться ей в сторону. Прикрыли ряднушкой и потянули домой. Едва дотянули. Хорошо, на помощь Пантюшиха с бабкой Меланьей прибежали, пособили.
   Дорогу к пустому катуху в снегу прокопали, соломы ч ватного старья туда набросали. И Роскоха сразу же, как только ее в квартиру из корыта вывернули, стала там себе гнездо мостить. Напоили свинячую родоначальницу теплыми помоями с макухой, она удовлетворенно похрюкала и завалилась спать.
   Вовремя управились станичники с этим делом. Точно угадал Ригорашев. Еще пуще заметелило на следующий день. И за метелями первыми безостановочно побежали румынские части, снявшиеся с фронта. За ними прошел вал всякого сброда - гитлеровские прихлебатели. Они подметали все, что еще оставалось в колхозных сараях. Грабить подворья побаивались: тут могли дать сдачи. Комендантский гарнизон еще держался на месте, а на правом берегу Донца в дотах и дзотах сидели немецкие боевые части.
   Вечером к Ригорашеву неожиданно нагрянул полицмейстер Кузякин. Атаман пригласил его к столу, крепкий самогон поставил. После третьей стопки разговорился неожиданный гость.
   - Драпать вместе будем, Алексей Арсентьевич, - говорил он, прыская нервным смехом. - Связаны мы с вами одной веревочкой, и нам надо одной земляческой кучкой держаться. А с немцами связались мы так, что теперь уж не развязаться... И здорово обложили нас советские войска: фронт взламывают аж до самого Воронежа, а под Сталинградом окружили трехсоттысячную армию. Бьют вздохнуть не дают... Да и на Донце герры не задержатся - тут линия обороны слабая. Наш комендант герр Трюбе уже утрамбовал свои чемоданы. Завтра наверняка драпанем, Алексей Арсентьевич. И, судя по всему, драпать будем без оглядки аж до самого Миус-фронта.
   - Далековато, - сказал Ригорашев.
   - Да, и потому перво-наперво должны мы сделать хороший запас продовольствия. Снарядите несколько подвод, набейте их свининой, говядиной. Сейчас крепкие морозы пошли - замороженное мясо надолго сохранится. Ну, положите еще что там есть в вашей кладовой: крупы, квашеной капусты бочку-две. К часу дня ваши подводы и люди должны быть готовы к отъезду... Комендант Трюбе назначил меня начальником зондеркоманды. Есть там и немцы-уголовники, старшим у них унтер-офицер Нудель. Еще та сволочь!.. Да, в общем, все мы в этой команде народ отпетый, крепко замаранный. И вот приказано моей команде при отступлении уничтожать колхозные постройки. И у вас здесь придется пустить красного петуха. Пускай ваши полицаи приготовятся это сделать...
   - Да сколько же их, моих, теперь! - озабоченно сказал Ригорашев. - Я докладывал вам: двоих - Басаляку и Климкова - герры в Шахтах мобилизовали. А вчера у двоих нервы не выдержали - сами драпанули. Всего четверо вместе с обер-полицаем осталось. Так они же помогут мне подводы продовольствием набить... - Ригорашев, обдумывая свой внезапно возникший замысел, налил Кузякину еще самогону. - Вот я подумал: вы со своей командой, едучи из райцентра, могли бы поехать тихой дорогой - через наш дальний табор...
   - Дельная мысль, Алексей Арсентьевич! Так и сделаем. Мы не поедем по шляху. У нас свой обоз, там добро всякое... А по шляху немцы катятся, могут затоптать нас, обоз разграбить. Голодные бегут, лошадей поели... По проселочным дорогам поедем, на ваш дальний табор завернем. Там скирды соломы и до черта всяких построек: долго гореть будут, дорогу геррам немцам освещать. Кузякин снова прыснул смехом. - А оттуда мы с обозом прямиком к вам в станицу...
   - Да не в самую станицу, а на ферму за станицей, - уточнил Ригорашев. Там мы будем держать наготове подводы с продовольствием - подальше от лишних глаз, а то мало ли чего может случиться.
   - Верная мысль, Алексей Арсентьевич! Незачем заезжать нам в станицу.
   - Там, на ферме, в хате, обед прощальный сварганим. Закусим как следует перед дорогой и покатим. Много ли наших едет с вами? На скольких питья-еды готовить? - как будто бы невзначай спросил Ригорашев, уже провожая Кузякина к двери.
   Тот, сыто икнув, ответил, вспоминая:
   - У меня двенадцать человек осталось да у Нуделя около пятнадцати. Но жрут, скажу я вам, как волки. Так Что всего побольше готовьте.
   - Наготовим, до отвала все наедятся, - пообещал атаман. Как только Кузякин ускакал из станицы, призвал Ригорашев к себе Егора, Гриню, Семена Кудинова и Пантелея Григорьевича, передал им содержание разговора с полицмейстером Кузякиным.
   - Ты, Арсентьевич, сам половину дела отломил, - похвалил его Пантелей Григорьевич. - Хитро направил команду зондерцев на дальний табор. Там удобней будет перепускать их.
   - На рассвете отправляйтесь на дальний табор, - предложил Ригорашев. Только все продумайте. Перед отъездом забеги, Семен, в кладовую и белые халаты для маскировки возьми. А то посреди степи в засаде сидеть - далеко видать.
   - А я шо буду робыть? - спросил Гриня.
   - А мы с тобой, племяш, в станице останемся. На всякий случай. Нельзя станицу без власти оставлять. А вдруг со шляха отступающие герры за кормом нагрянут?.. Нам с ними придется дело иметь, станичников защищать.
   - Со своими полицаями что будем делать? - спросил Семен.
   - Мы с Гриней сами с ними справимся. Кроме того, у меня есть тайный отряд отчаянных молодиц и бабок.
   К полудню на дальнем таборе все было готово к встрече. Каждый боец отряда самообороны точно знал, как ему действовать по сигналу тревоги. Семен Кудинов и Пантюша выбрали удобное место для засады неподалеку от табора, на загибе Федькиного яра.
   - Их надо прижать к яру со всех сторон, чтоб никто не вырвался, - давал последние наставления Кудинов - Если кто из них захочет кинуться с обрыва пускай кидается. Упадет на лед - костей не соберет. Как только выскачут на середину загиба, где лежит на дороге кучка соломы, я ударю из миномета. Дам команду по-немецки: "Фойер[17]!" - имейте в виду. Пусть они думают, что тут немцы засели. Должны запаниковать. Вы огонь открывайте после того, как я во второй раз крикну: "Фойер! Фойер!" Передайте мои команды от засады к засаде. А если скомандую "Стоп!" - прекращайте огонь.
   Никто не мог усидеть в теплой хате. Стояли на морозном ветру, который доносил звуки боя со стороны Старозаветинской.
   Егор, сидевший вместе с Иваном Свередой на высокой блоковой скирде, отвел от глаз бинокль обер-полицая Тадыкина, крикнул вниз:
   - Товарищ сержант! Вижу верховых. Человек тридцать. Вымчали на Теменной бугор. Несутся полным аллюром. А за ними - шесть подвод.
   - Принято! - ответил Кудинов. - Слазьте, хлопцы! Надеть маскхалаты. Все по местам!.. Помните: бить прицельно. И - спокойно! Без горячки.
   На тот конец изгиба яра в заросли черноклена побежали четверо: они запрут дорогу, если кто из врагов кинется назад. Три Ивана и Беклемищев засели в кучах металлолома, закрыв выходы в открытую степь. Пантюша с Кузьмой поставили пулемет "максим" у въезда на табор. На другой стороне, за сеялкой, расположился Семен Кудинов с минометом. Вторым номером у него был Васька Железный. Егор с автоматом забрался на чердак амбара, стоявшего неподалеку. Из окошка он хорошо видел дорогу до самого конца загиба. Ветер развернулся к тому времени, потянул с юга, стал срываться снег.
   "Это нам на руку! - подумал Егор. - Ветер и снег будут бить зондеровцам по глазам, по мордам. И они хорошо услышат Сёмкины команды на немецком". Его била нервная дрожь, забирало нетерпение: "Да где же они, собаки?!. Быстрей бы началось..."
   И пожалел вдруг Егор, что не зашел к Даше, не простился с ней, ничего не сказал...
   Они вынеслись из-за кустов, где укрылись четверо из отряда самообороны, и вдруг остановились, съехались в кучу. Подводы приблизились к всадникам.
   - Черт возьми, что они задумали?! - услышал Егор голос Кудинова.
   Там, в группе всадников, вспыхнул огонь. Зондеровцы зажгли факелы и, размахивая ими, по-разбойному вопя и посвистывая, галопом поскакали к табору.
   Кудинов взял в руки мину. Передние вот-вот достигнут места, где лежит солома, - до нее двести метров отсюда; он сам вымерял шагами расстояние. Опустил мину в ствол миномета. И в то мгновение, пока мина была еще в воздухе, летела по крутой траектории, Семен крикнул во всю силу своих здоровых легких:
   - Фойер!
   Скакавшие впереди зондеровцы услышали хлопок вышибного заряда мины и команду на немецком языке, осадили в панике коней. Задние всадники налетели на них. И тут прямо в их скоплении рванула мина. Зондеровцы полетели с седел, крича, и кони закричали страшно, падая и вздыбливаясь. Вторая мина взорвалась сразу же за первой и снова до оставшихся в живых зондеровцев донесся крик:
   - Фойер! Фоейр!
   По уцелевшим всадникам ударили с трех сторон из автоматов и пулемета. Семен бросал мины. Кони вырывались из огненного круга, убегали прочь. Двух всадников, пытавшихся ускакать в степь, тут же положили в снег. Четверо уцелевших ездовых пытались развернуть тяжело нагруженные подводы, но увязли в сугробе, и тогда двое из них, скатившись с бричек, поползли к яру, а двое побежали назад по-над обрывом. Этих встретила пулями засада в черноклене, а первые грохнулись на лед Ольховки.
   Спешенные зондеровцы залегли на дороге за трупами лошадей. Кричали:
   - Вир зайне! Найн шиссен[18]!
   - Стоп! - скомандовал Кудинов.
   Его команду передали по засадам. Стрельба прекратилась.
   - Вир зайне! Найн шиссен!.. - доносилось из кучи поверженных.
   - Аллес ауфштейн[19]! - подал команду Семен. И сказал
   своим потише: - Взять их на мушку. Поднялись четверо.
   - Цу мир[20]! - приказал Кудинов. Те подошли ближе.
   - Хальт! Вер зольхе[21]?
   - Вир - зондеркоманда[22]!..
   Семен положил ствол автомата на сеялку, прицелился.
   - Мы знаем, кто вы такие, гадюки! Получайте свое! - и нажал на спусковой крючок.
   И тотчас послали очереди Егор, Васька и Кузьма с Пантюшей.
   Зондеровцы сломились, как гнилой бурьян на жестком ветру, рухнули, наевшись свинца.
   Командир отряда самообороны молчал, не подавал никакой команды, чего-то выжидал.
   - Сержант, что теперь делать? - поднявшись во весь рост из-за станины трактора, спросил Иван Редюка.
   Семка не успел скомандовать: "Лежать!", как ударила автоматная очередь из-за убитой лошади на дороге, и оттуда выскочил зондеровец. Петляя, пригибаясь, он побежал к яру. Егор не видел, как упал Иван Редюка, он выстрелил по бегущему - хорошо на мушку принял. Тот выронил автомат, но продолжал бежать. И только на самом краю обрыва он судорожно изогнулся, завернул голову назад и рухнул на снег, скорчившись.
   - Видно, был самый ушлый из всех, - сказал Пантюша, сплюнув. - Всех думал перехитрить, сучий сын.
   - Редюку убило! - крикнул Иван Свереда. Командир отряда ругнулся: