— Так ты хочешь сделать меня богатым или мокрым?
   Она улыбнулась в ответ.
   — Значит ли это, Ник, что ты согласен нам помочь?
   Я совершенно не умел врать, но знал, что чересчур поспешное согласие будет малоубедительным. Пожав плечами, я начал вышагивать туда-сюда под деревьями и при этом говорил:
   — Я не знаю, Джилл-Бет. Честно говоря, я не разделяю вашей убежденности в том, что Беннистер виноват. Это меня и беспокоит. Он мне не нравится, но я все же не уверен, что этого достаточно, чтобы лишить его возможности попытать счастья в Сен-Пьере.
   Я старался побольше двигаться, но потом до меня дошло, что таким способом я постоянно отвожу от Джилл-Бет микрофон. И не то чтобы она много говорила, разве что вставляла отдельные замечания, но я все же остановился прямо напротив нее.
   Она вздохнула, словно ее раздражала моя бессмысленная трескотня.
   — Все, что от тебя требуется, Ник, это быть на борту его катера. Если ты согласен, ты сейчас же получишь сто тысяч долларов, а остальные триста тысяч — по завершении.
   — Но я уже сказал ему, что не поплыву с ним, — возразил я, как будто это был непреодолимый барьер.
   Она пожала плечами.
   — Поверит ли он тебе, если ты скажешь, что передумал?
   Под деревьями было очень-очень тихо. Шум дождя здесь почти не слышался, опавшая хвоя глушила все звуки, и наши голоса казались неестественно громкими.
   — Он поверит мне, — неохотно признал я.
   — Вот и скажи ему.
   — А если я этого не сделаю, — уточнил я как можно естественнее, — то Кассули лишит Британию рабочих мест?!
   Джилл-Бет рассмеялась:
   — Ты все понял. Но не только рабочих мест, Ник. Он заберет все свои капиталы и перенесет контракты в Европу. И тогда многим британским фирмам придется навсегда распрощаться с надеждами на американские контракты. Это жесткий подход, Ник, но ведь ты видел его. Он решительный человек, а потеря нескольких миллионов для Кассули — капля в море.
   Я молчал. Мне казалось, что Мики получил все, что ему было нужно, в этих нескольких фразах. И если все идет нормально, доказательства уже на пленке, оставалось поставить последние точки над "i".
   — А Кассули этого не сделает, если я поплыву на «Уайлдтреке»?
   — Правильно, — произнесла она ободряюще, как будто разговаривала с застенчивым учеником, которого надо слегка подтолкнуть, — нам нужна твоя помощь, Ник! Ты — наш шанс. Убеди Беннистера взять тебя на «Уайлдтрек» и можешь пересчитывать деньги!
   Странно, конечно, что со всеми своими миллионами Яссир Кассули может положиться лишь на меня, но, возможно, так оно и есть. Мой переезд в дом Беннистера был как нельзя кстати. Может, поэтому Джилл-Бет так настойчива. Я был бы весьма удобным орудием, если бы согласился.
   — Ну а что же конкретно от меня требуется?
   Я хотел, чтобы она все рассказала в микрофон.
   Джилл-Бет обладала незаурядным терпением:
   — Ты поведешь яхту по тому маршруту, который тебе укажут.
   — Какому маршруту?
   — О Господи! Да откуда мне знать? Все будет зависеть от погоды, понятно? Ты выйдешь на радиосвязь в указанное время, и все. Легче способа заработать четыреста тысяч не бывает, правда?
   Я улыбнулся.
   — Правда. — Мне было нелегко выговорить это слово, так как оно подразумевало согласие. Видимо, я удачно сыграл свою роль, хотя благодаря моим стараниям произносить каждое слово с максимальной естественностью речь моя звучала тяжеловесно и как раз неестественно. В то же время у меня возникло ощущение, что, пока я размышляю над следующим ходом, Джилл-Бет ведет себя несколько скованно и манерно. Я должен был обратить на это особое внимание, но вместо этого спросил: — А что случится, когда я буду вести «Уайлдтрек» по заданному маршруту?
   — С тобой и командой — ничего.
   — А с Беннистером?
   — То, чего захочет Яссир. — Она произнесла это медленно и вызывающе и ждала моей реакции.
   Несколько секунд я молчал. В ее словах мне почудился скрытый намек на убийство, но я решил, что на большую откровенность она не пойдет. Думаю, она ожидала взрыва негодования, но вместо этого я только пожал плечами, словно все, что связано с местью, меня не касалось.
   — И вся эта затея основывается лишь на предположении, что Беннистер убил свою жену? — спросил я с искренним сомнением.
   — Ты все правильно понял, Ник. Деньги возьмешь сейчас?
   Я должен был ответить «да», я должен был забрать их, но медлил. Я шел на необходимый обман, но чувствовал себя последним подонком.
   — Ради Бога, Ник! Так да или нет? — Джилл-Бет протянула мне сумку. — Ты берешь деньги или мы просто зря тратим время?
   Я уже протянул руку, чтобы забрать это последнее, неопровержимое доказательство, как вдруг за моей спиной раздался сдавленный крик.
   Я вздрогнул и повернулся, но тут моя правая нога онемела, и я упал, а Джилл-Бет пробежала мимо. Чертыхаясь, я встал на колени и заставил себя подняться. Я выпрямил ногу руками и полухромая-полу-вприпрыжку пошел от дерева к дереву. Черт возьми: неужели моя нога будет всегда подводить меня в ключевой момент?
   Я увидел Джилл-Бет в двенадцати ярдах впереди. Она склонилась над кем-то, и я уже знал над кем.
   Свежая кровь залила ему голову, мокрую одежду и руки. Он был жив, но без сознания, и дыхание его было редким. Его сильно ранили. Лежащая рядом с ним сумка была открыта, и я увидел там радиоприемник, а магнитофон пропал. Тот, кто огрел Мики по голове, украл все доказательства.
   — Это ты его привел? — с укором спросила она.
   — Вызови «скорую»! — гаркнул я, как будто отдавал военный приказ.
   — Это ты привел...
   — Беги! Набери 999! Торопись! — Она могла бежать вдвое быстрее меня. — И принеси одеяло из кафе!
   Она побежала. Я опустился на колени рядом с Мики и укрыл его своим пиджаком. Кровь текла ручьем, и я оторвал полоску от своей рубашки и промокнул ее. Раны на голове всегда сильно кровоточат, но я опасался, что это не просто порез. Его стукнули очень сильно, и я подозревал, что сломана скула. Коричневая хвоя, залитая кровью, казалась черной в сгущающихся сырых сумерках. Я погладил Мики по руке и прислушался, не едет ли помощь.
   Я был зол и растерян. Я оберегал «Сикоракс», но мне и в голову не пришло, что оберегать надо Мики. Чья же это работа? Кассули? Может, Джилл-Бет тоже привела подкрепление? Могла ли она подозревать, что я веду двойную игру? «Черт возьми! — подумал я. — А вызовет ли она вообще „скорую“?» Оставив Мики на несколько секунд, я доковылял к опушке и посмотрел в сторону деревни. Моя правая нога дрожала, а спину сверлила пульсирующая боль. Я не был уверен, что смогу дохромать до деревни, но если Джилл-Бет подведет, то придется попытаться.
   Я проклинал свою ногу, массировал ее, а выпрямившись, увидел свет фар, высветивших бегущих по мосту. Я пошел обратно к Мики. Он еще дышал, слегка похрюкивая.
   Послышались торопливые шаги. Знающие профессионалы, специализирующиеся на спасении затерявшихся в болотах путешественников, пришли на помощь Мики. Не надо было дожидаться «скорой» — рядом стоял их «лендровер», который отвезет его в больницу. Мики осторожно положили на носилки, закутали в одеяло и установили капельницу с солевым раствором.
   Я дошел с ними до «лендровера» и проводил взглядом до дороги. Кто-то вызвал полицию и спрашивал меня, не дождусь ли я ее. Я ответил, что поеду в больницу, а потом вспомнил, что ключи от машины остались у Мики.
   — Я довезу тебя, — сказала Джилл-Бет.
   Я колебался.
   — Ради Бога, Ник! — Она разозлилась, что я не доверяю ей, и протянула мне ключи от машины. — Хочешь, поезжай сам?
   Я позволил ей отвезти меня.
   — Кто это? — спросила она.
   — Репортер из газеты.
   — Ты дурак, — заявила она презрительно.
   — Не я! — рявкнул я. — А ты чертова дура! То, что Кассули богат, не значит, что он прав!
   — Его дочь убили!
   — А кто сделал с Мики вот это? — Я махнул в сторону «лендровера», который ехал на милю впереди нас. — Это ты привела с собой своих ублюдков, ведь так?
   — Нет, — запротестовала она.
   — Тогда кто это сделал, черт побери?!
   Она немного подумала и спросила:
   — Ты ехал сюда из Лондона?
   — Нет. Я приехал... — Я осекся. Я видел, что Фанни Мульдер вернулся, и мне даже не пришла в голову мысль проверить, не следит ли кто-нибудь за нами. — О Боже! — проговорил я в отчаянии. — Мульдер!
   Джилл-Бет пожала плечами, словно хотела сказать, что я сам накликал это несчастье на свою голову. До больницы мы доехали молча. У входа в травматологическое отделение уже стоял «лендровер», а перед ним пустая полицейская машина с зажженными фарами.
   Джилл-Бет заглушила мотор.
   — Насколько я понимаю, это значит, что ты нам не помощник?
   — Я не собираюсь таскать для вас каштаны из огня.
   — Так тебе не нужны деньги?
   — Нет.
   Джилл-Бет пожала плечами.
   — Мы не предполагали, что все так получится, Ник.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Американцы против британцев, хотя на самом деле это не так. Кассули уверен, что его дочь убили. Если ты разделяешь это мнение, то ты поможешь нам.
   Я открыл дверь машины.
   — Это не Америка против нас, — произнес я, — а просто дело старомодной чести, вот и все. У вас нет доказательств. У вас нет ничего, кроме подозрений. Вы играете в эти игры, чтобы осчастливить богача, а будь он беден, никто из вас и пальцем бы не шевельнул.
   Она смотрела, как я вылезаю из машины.
   — До свидания, Ник.
   Я не ответил. Она завела мотор, включила скорость и унеслась.
* * *
   В больнице пахло карболкой, и этот запах вызвал у меня нежелательные воспоминания. Я сидел под плакатами, призывающими делать детям прививки и информирующими о том, что венерические болезни заразны, и ждал новостей. Наконец ко мне подошел молоденький констебль и сообщил, что у господина Хардинга черепно-мозговая травма и перелом трех ребер. Он без сознания. Чем вызван мой интерес к нему? Я ответил, что он — мой друг.
   — Вы видели, как все случилось?
   — Нет.
   — Вам известно, что господин Хардинг газетный репортер?
   — Да.
   — А сами вы из газеты?
   — Нет.
   — Вы вместе приехали в деревню?
   — Да.
   — Почему же вы не видели, как все произошло?
   — Да потому что в это время я отошел в кусты помочиться.
   — Вы знаете, кто напал на господина Хардинга?
   — Нет.
   Лично я был уверен, что это Мульдер, но доказать ничего не мог и поэтому продолжал все категорически отрицать.
   — Как вы добрались до больницы?
   — На машине друга.
   — Кто этот друг?
   — Это вас не касается.
   — Вы собираетесь обратиться в полицию и оставить заявление?
   — Нет, не собираюсь.
   Я не хотел вдаваться в объяснения, в противном случае пришлось обвинить одного из богатейших в мире людей в намерении объявить Британии экономическую войну.
   Внезапно я почувствовал усталость и страх. Если кассета попала в руки Мульдера, а тот уже на обратном пути к Беннистеру, значит, я должен срочно добраться до реки и остановить Терри Фебровера, который может убить Мульдера, так как тот почти наверняка станет искать меня на «Сикораксе». Поэтому сейчас мне меньше всего хотелось сидеть в полицейском участке, выдумывая всякую чепуху, из-за которой я вполне мог угодить в психушку.
   — Господин Хардинг — мой старый друг, — сказал я полицейскому. — Мы приехали в деревню на прогулку, и ничего больше.
   — В дождь?
   — Да, в дождь.
   Обязанный по роду своей работы быть подозрительным, полицейский с неприязнью посмотрел на меня:
   — Вы очень близкие друзья?
   — Послушай, отвали, сынок!
   Он закрыл блокнот.
   — Хотите вы этого или нет, но вам все же придется пройти в участок.
   — Нет, — ответил я, — я еду домой. А вам, думаю, следует позвонить инспектору Гарри Эбботу. Вы знакомы с ним? Скажите ему, что я очень торопился. И еще передайте, что началась новая англобурская война. Откройте-ка свою записную книжку и запишите мое имя — капитан Николас Сендмен. И не забудьте сказать о бурской войне. Выполняйте! — Последние слова я произнес так, будто вновь оказался в батальоне.
   Полицейский, видимо, читал слишком много триллеров.
   — Это особенное задание, сэр? — Он сделал ударение на слове «особенное».
   — Не ваше дело. Звоните ему, и немедленно.
   Я знал, что Эббот будет ругаться на чем свет стоит, но выпутается. Меня отвезли домой. Я попросил полицейского остановить машину на вершине холма, чтобы дойти до дома пешком.
   Мне было страшно. Мульдер вышел на тропу войны.
   Мики Хардинг без сознания.
   Все шло наперекосяк.
   Я остановился посередине лесистого склона. На реке начинался прилив. Дождь ослабел, но легкие порывы западного ветра стряхивали мне на голову воду с ветвей. Я вымок до нитки. В доме Беннистера горел свет, а в эллинге и возле моей яхты была сплошная темнота.
   Неслышно, как призрак, я спустился по склону. Это было нелегко, так как я давно уже здесь не ходил, да и больная нога делала меня неуклюжим. Но я шел так, словно находился в патруле и за каждым деревом меня подстерегал бандит с ружьем и кучей патронов. Я долго всматривался в тени за эллингом, но ничего не обнаружил, хотя на всякий случай и бросил комок земли в куст рододендронов, чтобы привлечь внимание спрятавшегося наблюдателя.
   Наконец я преодолел последний участок склона и спрятался в тени эллинга.
   — Терри, — позвал я.
   — Я уже десять минут прислушиваюсь к вашим шагам, босс.
   Я почувствовал облегчение.
   — Все в порядке?
   — Все тихо. А как у вас?
   — Все пропало. Мики Маус попал в мышеловку. Тебе надо было быть там, а не здесь. — Я забрался на палубу. — Бедняга в больнице. Пленка потеряна. А что творится здесь?
   — Через десять минут после вашего отъезда приехала машина. Еще одна подъехала час назад.
   Первая машина привезла Беннистера и Анжелу, а вторая — Мульдера. Я подозревал, что в данный момент Мульдер находится в доме с нашей кассетой и рассказывает Беннистеру и Анжеле о моей встрече с Джилл-Бет Киров. Отсюда вывод: я с самого начала что-то замышлял против Беннистера, и запись на пленке это подтвердит. Правда, послушав ее, Тони может отказаться от участия в Сен-Пьере, но в этот момент меня больше заботило, что подумает обо мне Анжела. Я скользнул взглядом по склону и увидел на фоне освещенного окна темный силуэт.
   — Я иду туда, Терри!
   — Я нужен?
   — Да, но без команды не высовывайся.
   Я должен был туда пойти, чтобы Анжела не считала меня предателем. Я хотел дать ей понять, что произошло на самом деле, и зачем я встречался с Джилл-Бет. Я бы все ей объяснил. И не только ей, но и Беннистеру тоже. Я вконец запутался, и пора было все расставить по своим местам. Преимущество правды в том, что в конце концов она пробивается сквозь любую ложь и неразбериху.
   Я люблю правду.
   Мы с Терри вскарабкались по крутому склону и вышли на широкую террасу. Терри тихо присвистнул, когда разглядел через окно роскошно обставленную комнату.
   — Черт побери, босс, у нее есть вкус.
   Да, вкус у Анжелы был. Она выглядела умопомрачительно в дорогих черных брюках и лиловой блузке. Она сидела на диване, с опущенной головой, и, очевидно, что-то внимательно слушала. Я видел, как вращается катушка магнитофона, который был частью музыкального центра. Беннистер стоял позади дивана, а Мульдер и два члена команды почтительно примостились поодаль.
   — Затаись, Терри, — шепнул я.
   Раздвижные двери не были заперты, и, когда я рывком отодвинул одну половинку, все находившиеся в комнате от неожиданности подскочили. Я услышал собственный голос, записанный на пленку, затем Анжела наклонилась и выключила магнитофон с помощью дистанционного пульта.
   Присутствующие уставились на меня. Все это напоминало сцену из детективной пьесы, где в последнем действии все собираются в гостиной, сгорая от нетерпения услышать имя преступника. Увидев меня, они застыли, как на фотографии. Первым эту немую сцену нарушил Мульдер, который решительно направился ко мне.
   — Оставь его! — Внезапный окрик Беннистера остановил Мульдера, и тому пришлось пока удовлетвориться грозным взглядом, смешанным с иронией. Беннистера передернуло, как будто даже разговор со мной внушал ему отвращение.
   — Какого черта ты здесь?
   — Я пришел, чтобы все объяснить. — Капли дождя стекали с моей одежды на дорогой ковер.
   — Вряд ли мы нуждаемся в твоих объяснениях. — Беннистер щелкнул пальцами и обратился к Анжеле. — Перемотай, пожалуйста, пленку, чтобы капитан Сендмен мог послушать ее. — Он помолчал, а потом с презрением добавил: — Ас войны, кавалер ордена...
   — Я знаю, что на пленке... — начал было я.
   — Заткнись! — прикрикнул Беннистер. Смелость, которой недоставало ему в прошлом, в избытке проявилась сейчас, что было вызвано услышанным на пленке.
   Но если Беннистер обнаружил какую-то новую черту своего характера, манера поведения Анжелы была такой же, как и до нашего сближения, кстати, именно в этой комнате. Ее бледное лицо представляло из себя сплошную маску презрения.
   Я перехватил ее взгляд, но не нашел в нем и намека на то, что она узнает меня. Она подалась вперед, и я услышал, как перематывается пленка, затем последовал щелчок, и всю комнату заполнил энергичный, дружелюбный голос Джилл-Бет с явным американским акцентом:
   "... — Но нам нужна твоя помощь, Ник! Ты — наша надежда. Убеди Беннистера взять тебя на «Уайлдтрек» и можешь пересчитывать деньги!
   — Ну а что конкретно от меня требуется?
   — Ты поведешь яхту по тому маршруту, который тебе укажут.
   — Какому маршруту?
   — О Господи, да откуда мне знать?! Все будет зависеть от погоды, понятно? Ты выйдешь на радиосвязь в указанное время, и все. Легче способа заработать четыреста тысяч не бывает, правда?
   — Правда".
   Здесь была пауза, пока я не заговорил вновь:
   " — ...А что случится, когда я буду вести «Уайлдтрек» по заданному маршруту?
   — С тобой и командой — ничего.
   — А с Беннистером?
   — То, чего захочет Яссир.
   — И вся эта затея основывается лишь на предположении, что Беннистер убил свою жену?
   — Ты все правильно понял, Ник. Деньги возьмешь сейчас?"
   Голос Джилл-Бет прозвучал резко, а затем было слышно только шипение пленки.
   Анжела выключила магнитофон и встала:
   — Ублюдок! — и, отвернувшись от меня, вышла из комнаты.
   — Это совсем не то...
   Я собирался сказать, что правда вовсе не в том, что они услышали на пленке, но после вторичного прослушивания Беннистер пришел в ярость и крикнул мне, чтобы я заткнулся. Мульдер сделал угрожающий шаг ко мне, потирая руки от удовольствия. Два других члена экипажа явно нервничали, но были настроены решительно. Беннистер вздрогнул, когда Анжела хлопнула дверью, и повторил:
   — Ты ублюдок!
   — Я не принял предложения, — сказал я. — Я только хотел узнать их планы.
   — И ты думаешь, я в это поверю?
   — Не будь идиотом! — резко отпарировал я. — Спроси об этом Мики Хардинга, который валяется сейчас без сознания в больнице! Он репортер из газеты.
   — Он врет, — лаконично заметил Мульдер.
   — А откуда, черт побери, у вас эта пленка? — требовательно поинтересовался я.
   — Я следил за тобой, — холодно ответил Мульдер.
   — Зачем? — настаивал я. Мульдер молчал, а я продолжал наседать на него, надеясь перехватить инициативу. — А тогда для чего, черт побери, я делал эту запись? Зачем, черт побери, мне понадобилось рисковать, если я и так на их стороне?
   — Разумеется, ты хотел убедиться, что они не ведут двойную игру. — Мульдер говорил отрывисто, ледяным тоном.
   — Мики Хардинг — репортер из газеты, — сказал я, обращаясь к Беннистеру, — а твой головорез чуть не убил его.
   По лицу Беннистера было видно, что я напрасно трачу время. Он был из клана журналистов, и для него запись на пленке не могла лгать. Записи и пленки составляли его мир, и мое предательство было зафиксировано на магнитной ленте. Словно опасаясь, как бы я не выхватил эту проклятую катушку, он стоял между мной и магнитофоном.
   — С тобой все ясно, Сендмен.
   — Ты же знаешь Гарри Эббота, — произнес я, — позвони ему и спроси!
   Мульдер встал между мной и Беннистером.
   — А зачем ты ездил в Америку? — Он бросил мне вызов.
   Этот вопрос меня удивил, и я заколебался. Только Анжела знала правду, больше никто.
   Мое колебание приняли за признание, и Мульдер насмешливо улыбнулся.
   — Ты сказал, что у тебя мать при смерти. Еще одна ложь? — Он полез в карман и вынул оттуда сложенную газету, которую бросил на ковер к моим ногам. — Первая страница, ты, лгун!
   Это был пресс-релиз, выпускаемый фирмой Кассули в Нью-Йорке, и всю первую страницу занимала фотография в красной рамке, на которой красовались Джилл-Бет и я во время банкета в имении Кассули в Кейп-Коде. Тогда, помнится, я назвался фотографу неким Джоном Брауном, но подпись под фотографией гласила, что на банкете в летней резиденции господина Яссира Кассули мисс Джилл-Бет, дочь контр-адмирала военно-морского флота США Оскара Кирова, была в сопровождении капитана Николаса Сендмена, награжденного орденом Крест Виктории.
   — Ну что? — победоносно спросил Мульдер.
   — Кто, черт возьми, прислал это тебе?!
   — Не имеет значения. Прислали два экземпляра. — Он вынул из кармана еще одну газету и отдал ее Беннистеру.
   Беннистер разглядывал снимок, а я не знал, что мне делать дальше. Все мои доводы превратились в пыль после такого поворота дела. Мульдер сделал шаг ко мне.
   — Ты вконец изолгался, парень. В ту ночь ты спас эту американку и, похоже, ведешь игру на ее стороне. Что ты еще сотворил, Ник Сендмен? Испортил стяжную муфту? Обрезал перлини? Мне думается, ты потерял свою яхту, Сендмен. Как еще может господин Беннистер возместить свои потери?
   Беннистер поднял взгляд от газеты.
   — Что ты собирался сделать? Убить нас в море?
   — Я пытался спасти твою жалкую жизнь! — крикнул я, не обращая внимания на массивную фигуру Мульдера.
   — А где сто тысяч долларов? — спросил тот.
   — У меня нет денег! Я не взял их.
   — Ты, дохлый ублюдок! — Фанни торжествовал. — Ты, подлый калека! Деньги у тебя на катере, признайся?
   — Заткнись! — Но это был слабый отпор. Я пытался найти аргумент, который убедил бы Беннистера в моей честности, но все улики были против меня.
   — Ты хочешь, чтобы я забрал деньги? — спросил Мульдер, обращаясь к Беннистеру.
   — Там их нет, ты, идиот! — Я двинулся к окну.
   — Останови его, Фанни! — потребовал Беннистер. — А потом обыщи его чертову яхту.
   Фанни бросился на меня, но я увернулся.
   — Пора! — крикнул я, и словно из-под земли вырос Терри Фебровер. Он двигался бесшумно и быстро. Очевидно, Терри заждался под окном и теперь находился в возбужденном состоянии. Никто не успел и рта раскрыть, а он уже очутился перед Мульдером. Тот хотел просто оттолкнуть его, но внезапно замер и издал пронзительный бабий вопль. Терри выпрямился, и я увидел, как Мульдер медленно опускается на колени.
   Его товарищи рванулись вперед, но я схватил мраморную статуэтку и, размахивая ею как короткой дубинкой, заставил их отступить. Беннистер застыл, как изваяние, изумленно созерцая развернувшуюся перед ним сцену холодной жестокости, которая принимала уже совершенно отвратительный оборот, потому что Терри повернулся и с разворота ударил правой ногой.
   Я услышал хруст — он перебил Мульдеру нос. Южноафриканец уже не представлял опасности, но в нашем полку никогда не останавливались на полумерах, и Терри добил Мульдера ударом в грудь. Тот рухнул, корчась от нестерпимой боли, а Терри повернулся к его матросам:
   — Ну, сосунки, вперед!
   Терри жестами приглашал их следовать за собой, но они в ужасе отпрянули, увидев, что он сделал с Мульдером. Беннистер побелел как полотно.
   — Пошли! — заорал я. Мне нельзя было называть его ни по имени, ни по званию. Ведь если узнают, кто он, Терри не отделается одним дисциплинарным взысканием. Он уже проявил свою небольшую, но злобную силу и поверг их в трепет быстротой и расчетливой жестокостью. Но теперь пора было сматываться, пока не запомнили наши лица. — Пошли! — Я поставил на место статуэтку. Мульдер корчился на полу, все лицо у него было в крови, а Терри и я осуществляли классический маневр — отстреливались и убегали. Отколоти ублюдка — и лети как стрела, пока не вызвали подкрепление.
   — Звони в полицию! — крикнул Беннистер.
   Но мы с Терри были уже на улице, и темнота поглотила нас. Я шел так быстро, как только позволяла моя хромота, а Терри держался чуть позади, прикрывая наш отход.
   — Я все правильно сделал, босс?
   — Еще бы!
   Но почему Беннистер не поверил мне? Неужели, черт побери, он дурак! А Анжела! В ее взгляде, когда она выходила из комнаты, было гораздо больше ненависти, нежели упрека, видимо, она полностью уверена, что я предал и Беннистера, и ее.
   Я поскользнулся на траве и весь облился холодным потом — неужели моя нога опять собирается подвести меня? Но это было просто такое скользкое место. Резкое движение вызвало боль в спине, но нога стояла крепко. Я обернулся — никто нас не преследовал: видать, Терри здорово нагнал на них страху. Сам он, возбужденный успешным боем, только хмыкнул:
   — Какие будут дальнейшие приказания, босс?
   — Мы сматываемся отсюда вместе с яхтой. Займись пружинами, а потом освободишь носовой перлинь.
   Терри уже плавал со мной и знал, что надо делать, но яхта стояла на приколе более полугода, и к тому же нужно было выводить ее в море при очень сильном ветре и против прилива. Я сдернул с грот-мачты чехол, поднял рангоут и теперь возился с подъемником. Я увидел, что на балкон спальни вышла Анжела. Она смотрела на меня.