Спасением был супертанкер «Керак», принадлежащий Кассули, который с ярко светящимися огнями вынырнул из темноты. Я представил себе ужас, охвативший Беннистера, когда тот услышал по радио, кому принадлежит так кстати подвернувшееся судно.
Всю команду сняли, на яхте остались только Мульдер и Беннистер.
— Беннистер не уйдет отсюда живым, — сказал Мульдер.
«Да, все было сделано с умом», — мрачно подумал я. Беннистера оставили с единственным человеком, которому он доверял, с его помощником.
Беннистер и Мульдер расчистили палубу от остатков мачты, а затем на моторе пошли на запад. И в это время разразился шторм. Мульдер вел яхту на свет танкера, но в темноте «Уайлдтрек» получил пробоину, а может, его окатила поперечная волна, но в результате вода стала поступать в трюм. Электропроводка тут же отказала, мотор закашлялся и замолк. Мульдер попытался пробраться к мотору и завести его вручную, но по пути соскользнул с трапа и сломал ногу.
Они очутились в полной неизвестности. Танкер больше не появлялся. И вот на следующий день Мульдер перерезал Беннистеру глотку и таким образом выполнил свой контракт. Он надеялся на Кассули, но полузатопленный корпус вряд ли можно было разглядеть на экране радара, и Мульдер ждал напрасно. Он заснул, а когда проснулся, было уже темно, и он через большие интервалы времени стал посылать в небо сигнальные ракеты. Последние три я и заметил.
И вот теперь, съежившийся и промерзший, разбитый и дрожащий, я слушал этот жуткий рассказ Мульдера. Я массировал ногу и чувствовал, как в нее постепенно возвращается жизнь. Время от времени я видел, как Анжела с трудом продвигается все ближе к нам. Один раз я махнул ей рукой, и она в ответ махнула мне. Мне оставалось только молиться, чтобы «Уайлдтрек» не затонул прежде, чем «Сикоракс» подойдет к нам. Я подумал, а не пойти ли мне в каюту и не снять ли спасательный жилет с мертвеца? Но вспомнив о том, что придется еще раз взглянуть в эти пустые глаза и на эту перерезанную глотку, я отказался от своей затеи.
— Что случилось с Надежной? — спросил я Муль-дера.
Он уже считал допрос оконченным, и мне пришлось опять поднять левую ногу.
— Я не знаю! — завопил он.
— Знаешь, черт побери! — Я задержал свой каблук над его сломанной ногой.
— Меня не было на палубе. — Казалось, моя нога загипнотизирует его. — Беннистер выручил меня.
— На допросе ты этого не говорил.
— Беннистер запретил мне! Он заплатил мне, чтобы я сказал в суде, что это я стоял ночную вахту.
— Почему?! — крикнул я. Ветер пронзительно свистел и уносил наши голоса, а ледяная вода обрушивалась на наши сжавшиеся фигуры.
— Потому что он не был вахтенным капитаном. Яхтой управляли мы с Надежной, а не он! Но если бы кто-нибудь пронюхал, что его жена была шкипером, а он — просто членом команды, хана его имиджу.
Я пристально посмотрел на дрожащего Мульдера. Так вот где собака зарыта! Беннистер как моряк и в подметки не годился ни своей жене, ни Мулдьеру, но тщеславие заставляло его корчить из себя эксперта.
Мульдер принял мое молчание за недоверие.
— Господь свидетель. — Он дрожал от страха и холода. — Это все, о чем я умолчал! Клянусь! Я не знаю, что случилось. Я бы не смог ее убить, я ведь любил ее! — Я продолжал молчать, а для Мульдера в этом молчании таилась угроза. — Я любил ее! Мы были любовниками: она и я!
— Любовниками? — Я в недоумении уставился на него. Хотя, если вдуматься, вполне правдоподобно. Но сочетание красоты Надежны Беннистер с жестокостью Мульдера было по крайней мере удивительным. — А Беннистер об этом знал?
— Нет, не знал. — В голосе Мульдера проскользнуло некое подобие гордости. Хвастовство человека, одержавшего сексуальную победу. Бедный Беннистер, подумал я, ему наставляли рога одни матросы!
А вдруг Беннистер знал об их связи, тогда из-за ущемленного самолюбия он мог попытаться убить обоих.
— Это Беннистер убил свою жену? — спросил я.
— Не знаю, — прохныкал Мульдер, и голос его был еле слышен из-за свиста моря и ветра. — Клянусь Господом, господин Сендмен, я не знаю!
— Но ты сказал Кассули, что это он убил ее.
— Я сказал ему, что на допросе я солгал по просьбе Беннистера. — Мульдер из кожи лез, чтобы я поверил ему. — Это была идея господина Кассули, что Бенинстер убил Надежну, а не моя!
— А ты и не опровергал эту идею?
— Я сказал ему правду, что Беннистер ненавидел Надежну. За глаза он называл ее избалованной восточной сучкой, — пробормотал Мульдер. — Он боялся ее!
— Но ты точно знаешь, что это не он убил ее, так?
— А кто же еще?
— Ты, ублюдок, — сказал я. Вся эта каша заварилась из-за того, что Кассули неверно истолковал ответы.
И все это время этот чертов бур ничего не знал. Но продажность привела его сюда, на место убийства. Он продал за деньги одну ложь, а потом увидел, что, заложив Беннистера Кассули, можно получить еще, и вот теперь лежит в ознобе, со сломанной ногой, в тонущей яхте. И если я спасу его, то лишь затем, чтобы привести его в зал суда, а потом в тюрьму.
И этот план теперь казался вполне реальным, так как «Сикоракс» уже разрезала ближайшую волну. Я выбросил нож за борт и с трудом дотащился до поручней правого борта. Но тут новая волна опять разъединила нас. Теперь я видел только верхушку грот-мачты над неистово бурлящей бездной. Я продолжал крепко держаться за поручни, когда очередная волна накрыла «Уайлдтрек». Но вот вода схлынула, и «Сикоракс» очутилась совсем близко, даже чересчур. Она возвышалась над нами, и с ее ватерштага капала вода и падали водоросли. Корпус «Уайлдтрека» опустился в провал между волнами, но «Сикоракс» шла быстрее по вспененному склону волны. Я даже видел медную обшивку на форштевне.
— Отворачивай! Отворачивай! — в страхе заорал я, почувствовав, что «Уайлдтрек» подо мной начал медленно вздыматься на волне. Мне стало ясно, что «Сикоракс» вот-вот опустится на нас, и тут Анжела увидела опасность. Но было слишком поздно. Я отпрянул от планшира, и в этот момент нос «Сикоракс» врезался в корпус «Уайлдтрека». Мне показалось, что я тону в стремительном водовороте, и я скорее услышал, чем увидел столкновение двух яхт. Я заставил себя подняться и увидеть, как деревянный корпус «Сикоракс» со скрежетом отходит от меня. Я поставил кранец слишком близко к корме.
— Ник! — услышал я крик Анжелы и понял, что она не сможет сделать второй заход. Я глубоко вдохнул воздух, оттолкнувшись изо всех сил, и прыгнул. Я ухватился за перила и повис между палубой и морем, переводя дыхание. Если бы, не приведи Господь, я упал между корпусами, меня искрошило бы, как в мясорубке. Я обхватил локтем поручни, подтянул левую ногу к их основанию и висел так, оглохнув от шума ветра, скрежета дерева и от яростно бурлящего моря.
Анжела повернула руль от себя, чтобы развернуть яхту, и вдруг до меня дошло, что сейчас она прибавит газу, не зная, что я привязан к Мульдеру. Когда веревка натянется, в море окажусь я, а не он. Фанни был очень тяжелый в своей промокшей одежде, а я едва держался слабеющей рукой за планшир «Сикоракс». Я крикнул Анжеле, чтобы она сбросила скорость, но ветер унес мои слова. Нож я выбросил, и тогда я сделал единственное, что было возможно в таком положении, — ухватился правой рукой за связывающую нас веревку, протянул ее под перилами и замотал вокруг крепежной планки. Я сделал один виток, второй и, когда веревка натянулась, услышал крик боли. Это Мульдера выдернуло из кубрика «Уайлдтрека». Петля, намотанная на планку, держалась, но постепенно разматывалась, и я дал ей возможность размотаться совсем, чтобы напряжением веревки меня забросило на борт яхты.
Наконец-то я был в безопасности. Меня сотрясали рыдания от холода и боли, из руки текла кровь, но останавливаться было нельзя. «Сикоракс» опустилась в яму, волна подтолкнула меня к грот-мачте, и там меня остановила натянутая веревка. С трудом удерживаясь на месте, я отвязал ее конец от талии и, встав на колени, привязал его к кофель-нагелю. Анжела смотрела на меня, и в ее глазах застыл ужас, но она быстро и четко выполняла все мои указания. Боль охватила все мое тело, из левой руки шла кровь, так как повязку из веревок смыло водой. Я пополз на четвереньках по шпигатам.
— Право руля! Быстрее! Выключай мотор!
Анжела повернулась и посмотрела на человека, которого яхта тянула за собой.
— Это Тони?
— Право руля! Выключи мотор! — Вода вокруг Мульдера пенилась и кипела.
Анжела повернула руль, перевела рычаг дросселя в нейтральное положение, и веревка, удерживающая Мульдера, ослабла. Я снова пошел вперед, взяв с собой моток веревки из кокпита «Сикоракс». Правая нога дрожала, но держала меня. Я пристегнул страховку, затем наклонился над перилами и привязал новую веревку к старой. Когда я закончил завязывать узел, он был весь в крови. Я отвязал веревку от кофель-планки и вернулся в кубрик. Ветер ревел, а может, это ревел я сам, так как боль во всем теле была такая, что я не мог сдержать рыдания. Я двигался, как монстр в фильмах ужасов, и, бормоча, давал сам себе указания. «Сикоракс» качало и бросало, и она была похожа на дикого стреноженного жеребца.
Я вытянул веревку на борт, развязал узел, перекинул канат, державший Мульдера, через блок, висящий на раме гика, и начал его вытягивать.
— Это Тони? — Анжела помогала мне тянуть.
— Нет, Мульдер.
— А где Тони?
— Мертв. — Я был не в состоянии смягчить удар и говорил отрывисто, потому что силы мои практически иссякли, и я не представлял себе, как можно в такой ситуации преподнести эту новость в мягкой форме.
Мульдер был слишком тяжел для нас. Мы подтянули его до планшира, и вдруг все застопорилось. Сначала мне показалось, что нам мешает его надувной спасательный жилет, и я попросил Анжелу принести нож и разрезать жилет. Когда Мульдер узнал Анжелу, на его лице отразилось сначала удивление, а потом испуг. Он отпрянул от ножа, но успокоился, увидев, что ему не грозит опасность. Она проколола жилет в нескольких местах, чтобы выпустить воздух.
— Тяни, — сказал я ей, и мы опять стали вместе тянуть, но Мульдер в мокрой одежде был очень тяжел, и мы никак не могли перетащить его через перила. Планшир качался вместе с яхтой, и Мульдер пытался подтянуться, но у него, как и у нас, не хватало сил.
— Держись! — крикнул я ему. Он кивнул и ухватился за стойку перил. Я зафиксировал веревку и отправился за болторезом. Если я срежу перила, то очередная волна, возможно, выбросит южноафриканца на шпигаты.
Я обрезал тросы и уже отвязывал веревку от крепежной планки, когда вдруг услыхал крик Анжелы.
Мульдер умер, подумал я, но дело оказалось гораздо хуже.
— Ник! Ник! — В ее голосе слышался настоящий ужас. Я повернулся и увидел гигантское судно, возникшее из белесо-серой мглы.
Это был супертанкер, огромный черный монстр. Его нос напоминал по форме луковицу. Я увидел на его трубе эмблему — желтая пустельга — фирменный знак Кассули.
Танкер разбивал океанские волны в пыль, как некое морское чудовище, как левиафан, вернувшийся для отмщения. Это был «Керак». Он шел без груза, обнажив алую полосу ниже ватерлинии, а невероятных размеров луковица-нос, напоминавший таран, был направлен прямо на «Сикоракс». Я вспомнил, как Мульдер говорил мне, что Кассули потопит нас, и сейчас, при виде этого огромного носа, раздвигающего волны, его угрозы показались мне весьма реальными.
— Ник! — опять заголосила Анжела.
— Держись крепче! — закричал я Мульдеру и, развернув руль, открыл дроссели. От ужаса меня прошиб холодный пот. Громадина двигалась полным ходом, и мне оставалось только в бессильной злобе посылать ей проклятия.
Мой крик, очевидно, донесся до «Керака», и нас заметили, потому что танкер немного изменил курс, а может, «Сикоракс» удалось сделать какой-то немыслимый поворот. Прямого столкновения мы избежали, но нас еще вполне могло затянуть под «Керак», и я инстинктивно положил руль влево, чтобы поставить яхту носом к огромной волне, поднятой танкером.
Я сделал поворот и тем самым убил Мульдера.
У меня и в мыслях этого не было, я даже и не знал, что так получится, но все-таки я убил его. А может быть, по милости Бога, Фанни умер до того, как я совершил свой маневр?
После того как я вырезал поручни, я начал освобождать веревку. Но из-за паники, вызванной появлением «Керака», я забыл про нее. На планке оставалась еще тройная петля, но сама веревка, сделанная из скользких синтетических волокон и не будучи зафиксирована, соскользнула. Когда «Сикоракс» рванулась вперед, Мульдер, видимо, не удержался и отпустил опору, а под его тяжестью петли дюйм за дюймом начали раскручиваться, и Мульдер опускался все ниже и ниже и все дальше от спасения. Когда я повернул влево, волна подняла корму, и его, очевидно, затянуло под яхту.
Я почувствовал это, когда услышал удары по днищу и корпус задрожал. Я тут же выключил мотор, но было поздно: позади нас тянулся кровавый шлейф. У меня волосы встали дыбом, когда на поверхность моря всплыло тело Мульдера, представляющее сплошное кровавое месиво. Я оторвал веревку и рванул яхту вперед, чтобы оставить этот ужас за кормой, чтобы его не увидела Анжела. Голова Мульдера попала под винт. Он был мертв.
Мимо нас на высокой скорости прошел «Керак», и его корпус, возвышающийся, как гора, закрыл от нас все небо на востоке. Лица, выглядевшие на такой высоте крошечными, прильнули к окнам, разглядывая нас. Одинокая фигура, стоящая на выступающей площадке мостика, швырнула нечто, показавшееся мне спасательным плотом, в сторону «Сикоракс», и, подхваченная ветром, эта штука перевернулась в воздухе, и из нее посыпались на серую воду красные розы. Это был венок, цветы для погибшей девушки.
Кильватерная струя от танкера была похожа на штормовую темную волну. Я резко развернул «Сикоракс» и уменьшил скорость. Так мы встретили первый вал — носом вперед. Нас подбросило, и вода с грохотом вырвалась из-под нашего корпуса, когда мы ринулись вниз. Вторая волна опять подняла нас, гик закачался, и я подумал, что подъемник наверху вот-вот сломается. В бессильной злобе я погрозил кулаком вслед уходящему танкеру.
— Что случилось? — спросила Анжела, увидев спиленные поручни в том месте, где раньше был Мульдер.
— Он погиб, — ответил я, — это моя вина.
Нос яхты пошел вниз в образовавшуюся в океане черную яму, и мы врезались в очередную волну.
Анжела зашаталась, но «Сикоракс» уже пробивалась вверх.
— Кто погиб? — спросила Анжела, и я понял, что у нее шок.
— Мульдер.
Ее глаза ничего не выражали.
— А Тони?
— Мне очень жаль, — проговорил я, не зная, что можно сказать в этом случае. Мне действительно было жаль и Анжелу, и ее мужа, и даже Мульдера, которому я полуразвязал страховочный ремень. Теперь это будет мучить меня по ночам... Человек потерял жизнь из-за того, что я ослабил веревку. Господи, еще один кошмарный сон в дополнение к тому, где человек кричал: «Мама!», когда я штыком протыкал ему живот.
«Керак» исчез в пенистом море. Волна улеглась. Я разворачивал «Сикоракс» и вздрогнул, услышав характерный свист. Я заставил Анжелу взять руль, спустился в каюту и склонился над приемником. Вики мяукнула со стола с картой, и я, пока брал микрофон, успел промямлить ей какие-то успокаивающие слова. Динамик ожил:
— Торговое судно «Керак» обращается к яхте «Сикоракс». Прием.
— Я «Сикоракс», — ответил я. Морская волна сотрясла нос яхты, захлестнула нас и даже обожгла мне лицо.
— Это капитан Сендмен? Прием. — Голос принадлежал Яссиру Кассули.
— А кто же еще?! — рявкнул я в ответ.
Наступило молчание.
— Я не видел людей на борту «Уайлдтрека». Может, вы подходили близко и разглядели там кого-нибудь? Прием.
— Я был там. — Меня уже не заботили правила хорошего тона. Я слишком устал, был ранен и продрог до костей.
В приемнике раздался свист. Анжела смотрела на меня абсолютно пустым взглядом.
— Вы были на борту? Прием, — спросил Кассули, и я уловил в его голосе нотку недоверия.
— А почему бы тебе просто не отвалить? — Но я не нажал кнопку, и он не услышал моих слов. Включив микрофон, я произнес: — Я был на «Уайлдтре-ке». Там нет ни одной живой души. Беннистер мертв. И Мульдер тоже.
Голос Кассули приобрел металлический оттенок:
— А что это было за тело, которое тянулось за вашей яхтой, капитан? Прием.
— Мульдер. Я пытался спасти его, но не смог.
— Что случилось? Прием, — настаивал Кассули.
— Мульдер умер. Просто умер, — проговорил я. Подняв голову, я поискал «Керак», но тот уже затерялся в вихрях ветра. Они видели меня на экране радара и в любой момент могли вернуться. — Это был несчастный случай, — сказал я в микрофон.
— А Беннистер? Прием.
Я колебался. Я должен был дать волю своему гневу и выложить Кассули все. Я должен был обвинить его в убийстве. Я должен был сказать ему, что его дочь никто не трогал. Я должен был объяснить, что его рафинированная принцесса выбрала себе в любовники этого зверя, бура, но почему-то посреди океана эта правда казалась неуместной. Было уже слишком много убийств, слишком много злобы, и пришло время положить всему этому конец.
Одна месть тянет за собой другую, а у меня был шанс оборвать эту зловещую цепочку.
— Вы меня слышите, «Сикоракс»? Прием.
— Беннистер погиб случайно, — соврал я и, лишь произнеся эти слова, подумал, что за моими аргументами стоит обычное стремление выжить. Ведь стоило мне только обвинить Кассули в убийстве, как он тут же развернул бы свой танкер и раздавил «Сикоракс», как спичечный коробок. — Все три смерти были случайностью, Кассули, все три.
Но мой неуклюжий намек повис в воздухе. Кассули молчал, и я слышал только шум ветра и моря и отголоски уходящего шторма. «Керак» исчез, и слабо потрескивало радио. Несколько минут я смотрел на север, но ничего не появилось из мрака. Кассули был удовлетворен и, наверное, считал, что отныне душа его дочери может скитаться там, где ей заблагорассудится. Вот и все.
Я заглушил мотор, спустил изорванный штормовой кливер, убрал рамы, Анжела помогла мне спуститься в каюту, и там я наконец сорвал с себя жесткий и мокрый разодранный костюм и занялся своими болячками. От холода и усталости меня била дрожь. Анжела нашла в себе силы сделать мне суп из бычьих хвостов, закутала меня в одеяла и крепко прижала к себе, словно хотела согреть меня теплом своего тела.
— Тони был уже мертв?
— Да.
— И это был несчастный случай? — уточнила она, и я понял, что Анжела слышала мой разговор по радио.
— Да, несчастный случай. — Я содрогнулся, вспомнив Беннистера с окровавленным горлом, но кровавый шлейф позади «Сикоракс» заслонил от меня ту картину. На секунду я закрыл глаза.
— Ник, пожалуйста, скажи мне правду... — Под ее тяжелым взглядом я смешался, но, черт побери, какую службу может сослужить сейчас эта самая правда? Допустим, я расскажу Анжеле все, но во что это выльется при ее-то импульсивной натуре? Нет уж, все кончено, и пусть она лучше остается в блаженном неведении. Я сделал попытку встать с койки, но Анжела не пустила меня.
— Ник!
— Мне нужно поставить курс на Сен-Джон, — сказал я.
— Ник, что случилось с Тони? — упрямо повторила она. По корпусу стучали волны, и яхту мотало из стороны в сторону.
— Они попали в аварию, — на ходу сочинял я, — Мульдер сломал ногу, а Тони ударился головой. Я не думаю, что Фанни уж очень старался его спасти, но все-таки это был несчастный случай. Беннистер потерял сознание. Наверное, он умер от переохлаждения. Его доконал холод. Ведь там было страшно холодно. — И я невольно поежился.
— Это тебе рассказал Мульдер? — недоверчиво спросила Анжела.
— Я сам видел тело. — Я закрыл глаза. — Это был несчастный случай.
Господи, хоть бы она поверила мне! Так будет лучше. Если рассказать ей правду, разве она удержится, чтобы не использовать ее? Она может попытаться вызвать Кассули в суд и уж наверняка сделает так, чтобы все узнали, кто был любовником ее дочери, а как бы ни сложилась ее жизнь, Анжеле совершенно ни к чему наживать себе такого врага. Так думал я, пытаясь хотя бы перед самим собой оправдать свою ложь.
Анжела пересела на другую койку и провела рукой по своим грязным волосам.
— Я хочу в ванну! Боже мой, как я хочу в ванну!
Металлический щелчок приемника заставил нас обоих вздрогнуть.
— Яхта «Сикоракс», ответьте торговому судну «Керак». Прием. — Голос был незнакомый, с ярко выраженным американским акцентом.
Анжела взяла микрофон.
— "Керак"? Это «Сикоракс». Прием.
Казалось, невидимый собеседник ничуть не удивился тому, что микрофон взяла женщина.
— Мы считаем, что корпус «Уайлдтрека» представляет опасность для судов. Вы можете подтвердить, что там никого не осталось?
Анжела взглянула на меня. Я кивнул.
— Живых там нет, — сухо произнесла она.
— Спасибо, «Сикоракс». Конец связи.
От этого разговора мне стало не по себе. Я задвинул обратно крышку кубрика и вскарабкался на палубу, Анжела — за мной. Мы не проронили ни слова, но подумали об одном и том же: неужели этот огромный танкер вернется, чтобы раздавить нас как неудобных свидетелей гнева свихнувшегося толстосума? Мы ждали минуты две, и вот из молочной мглы на севере начал вырисовываться силуэт. «Керак» возвращался.
Он вернулся, чтобы поставить точки над "i". От его носа расходились гигантские волны — танкер шел на полной скорости. Я поискал глазами «Уайлдтрек», но не увидел его среди волн. А вот на танкере его видели хорошо, и всю свою массу направили на эту несчастную полузатопленную яхту.
«Керак» нанес свой решающий удар, и я не сомневался, что эта махина даже не почувствовала толчка. Она подцепила полузатопленный корпус, как скрепер подцепляет плавающее бревно, и на секунду «Уайлдтрек» повис на носовом утолщении «Керака». Потом передо мной в последний раз мелькнула голубая полоска — елочная игрушка против огромной стальной стены, — и раздавленный «Уайлдтрек» скрылся под воду — туда, где покоились останки Надежны Беннистер, туда, где нет ни штормов, ни света, а есть только вечное молчание. Лицо Анжелы не выражало ничего.
— А тело Тони все еще там?
Я взял ее за руку.
— Да.
«Керак» с остервенением утюжил это место. Круглые окна ходовой рубки напоминали злобно горящие глаза. Внутри горел свет; были видны фигуры людей, наслаждающихся комфортом огромного судна.
И тут наконец Анжела заплакала. Она любила Беннистера настолько, что даже вышла за него замуж. Она украсила волосы цветами ради красивого и надежного мужчины, и вот теперь этот прекрасный сон исчезал под тысячами футов ледяной воды...
— О Боже! — всхлипнула Анжела, и это прозвучало, как молитва. Я ничего не сказал, просто стоял и смотрел, как танкер удаляется в серую пустоту океана. И только когда он совсем скрылся из виду, мы заговорили.
— А в Сен-Джоне есть аэропорт? — тихо спросила Анжела.
Я кивнул.
— Ник?
— Все в порядке, — ответил я. — Я понимаю. — Я хорошо знал, что Анжеле всегда будет страшно на маленькой яхте в огромном море, но все же лелеял какую-то надежду. А теперь надеяться было не на что, потому что Анжела возвращалась домой, и я направил «Сикоракс» на запад. На запад — в сторону Канады, на запад — навстречу расставанию, на запад — подальше от того места, где мертвые могут спокойно спать среди вечного безмолвия до тех пор, пока соль не разъест их кости, и тогда они будут скитаться, словно некая туманность самого моря, пока однажды солнце не высушит весь океан.
«Сикоракс» беспечно разрезала зеленоватые волны — она, по крайней мере, была у себя дома.
А мы с Анжелой плыли и молчали.
Эпилог
Всю команду сняли, на яхте остались только Мульдер и Беннистер.
— Беннистер не уйдет отсюда живым, — сказал Мульдер.
«Да, все было сделано с умом», — мрачно подумал я. Беннистера оставили с единственным человеком, которому он доверял, с его помощником.
Беннистер и Мульдер расчистили палубу от остатков мачты, а затем на моторе пошли на запад. И в это время разразился шторм. Мульдер вел яхту на свет танкера, но в темноте «Уайлдтрек» получил пробоину, а может, его окатила поперечная волна, но в результате вода стала поступать в трюм. Электропроводка тут же отказала, мотор закашлялся и замолк. Мульдер попытался пробраться к мотору и завести его вручную, но по пути соскользнул с трапа и сломал ногу.
Они очутились в полной неизвестности. Танкер больше не появлялся. И вот на следующий день Мульдер перерезал Беннистеру глотку и таким образом выполнил свой контракт. Он надеялся на Кассули, но полузатопленный корпус вряд ли можно было разглядеть на экране радара, и Мульдер ждал напрасно. Он заснул, а когда проснулся, было уже темно, и он через большие интервалы времени стал посылать в небо сигнальные ракеты. Последние три я и заметил.
И вот теперь, съежившийся и промерзший, разбитый и дрожащий, я слушал этот жуткий рассказ Мульдера. Я массировал ногу и чувствовал, как в нее постепенно возвращается жизнь. Время от времени я видел, как Анжела с трудом продвигается все ближе к нам. Один раз я махнул ей рукой, и она в ответ махнула мне. Мне оставалось только молиться, чтобы «Уайлдтрек» не затонул прежде, чем «Сикоракс» подойдет к нам. Я подумал, а не пойти ли мне в каюту и не снять ли спасательный жилет с мертвеца? Но вспомнив о том, что придется еще раз взглянуть в эти пустые глаза и на эту перерезанную глотку, я отказался от своей затеи.
— Что случилось с Надежной? — спросил я Муль-дера.
Он уже считал допрос оконченным, и мне пришлось опять поднять левую ногу.
— Я не знаю! — завопил он.
— Знаешь, черт побери! — Я задержал свой каблук над его сломанной ногой.
— Меня не было на палубе. — Казалось, моя нога загипнотизирует его. — Беннистер выручил меня.
— На допросе ты этого не говорил.
— Беннистер запретил мне! Он заплатил мне, чтобы я сказал в суде, что это я стоял ночную вахту.
— Почему?! — крикнул я. Ветер пронзительно свистел и уносил наши голоса, а ледяная вода обрушивалась на наши сжавшиеся фигуры.
— Потому что он не был вахтенным капитаном. Яхтой управляли мы с Надежной, а не он! Но если бы кто-нибудь пронюхал, что его жена была шкипером, а он — просто членом команды, хана его имиджу.
Я пристально посмотрел на дрожащего Мульдера. Так вот где собака зарыта! Беннистер как моряк и в подметки не годился ни своей жене, ни Мулдьеру, но тщеславие заставляло его корчить из себя эксперта.
Мульдер принял мое молчание за недоверие.
— Господь свидетель. — Он дрожал от страха и холода. — Это все, о чем я умолчал! Клянусь! Я не знаю, что случилось. Я бы не смог ее убить, я ведь любил ее! — Я продолжал молчать, а для Мульдера в этом молчании таилась угроза. — Я любил ее! Мы были любовниками: она и я!
— Любовниками? — Я в недоумении уставился на него. Хотя, если вдуматься, вполне правдоподобно. Но сочетание красоты Надежны Беннистер с жестокостью Мульдера было по крайней мере удивительным. — А Беннистер об этом знал?
— Нет, не знал. — В голосе Мульдера проскользнуло некое подобие гордости. Хвастовство человека, одержавшего сексуальную победу. Бедный Беннистер, подумал я, ему наставляли рога одни матросы!
А вдруг Беннистер знал об их связи, тогда из-за ущемленного самолюбия он мог попытаться убить обоих.
— Это Беннистер убил свою жену? — спросил я.
— Не знаю, — прохныкал Мульдер, и голос его был еле слышен из-за свиста моря и ветра. — Клянусь Господом, господин Сендмен, я не знаю!
— Но ты сказал Кассули, что это он убил ее.
— Я сказал ему, что на допросе я солгал по просьбе Беннистера. — Мульдер из кожи лез, чтобы я поверил ему. — Это была идея господина Кассули, что Бенинстер убил Надежну, а не моя!
— А ты и не опровергал эту идею?
— Я сказал ему правду, что Беннистер ненавидел Надежну. За глаза он называл ее избалованной восточной сучкой, — пробормотал Мульдер. — Он боялся ее!
— Но ты точно знаешь, что это не он убил ее, так?
— А кто же еще?
— Ты, ублюдок, — сказал я. Вся эта каша заварилась из-за того, что Кассули неверно истолковал ответы.
И все это время этот чертов бур ничего не знал. Но продажность привела его сюда, на место убийства. Он продал за деньги одну ложь, а потом увидел, что, заложив Беннистера Кассули, можно получить еще, и вот теперь лежит в ознобе, со сломанной ногой, в тонущей яхте. И если я спасу его, то лишь затем, чтобы привести его в зал суда, а потом в тюрьму.
И этот план теперь казался вполне реальным, так как «Сикоракс» уже разрезала ближайшую волну. Я выбросил нож за борт и с трудом дотащился до поручней правого борта. Но тут новая волна опять разъединила нас. Теперь я видел только верхушку грот-мачты над неистово бурлящей бездной. Я продолжал крепко держаться за поручни, когда очередная волна накрыла «Уайлдтрек». Но вот вода схлынула, и «Сикоракс» очутилась совсем близко, даже чересчур. Она возвышалась над нами, и с ее ватерштага капала вода и падали водоросли. Корпус «Уайлдтрека» опустился в провал между волнами, но «Сикоракс» шла быстрее по вспененному склону волны. Я даже видел медную обшивку на форштевне.
— Отворачивай! Отворачивай! — в страхе заорал я, почувствовав, что «Уайлдтрек» подо мной начал медленно вздыматься на волне. Мне стало ясно, что «Сикоракс» вот-вот опустится на нас, и тут Анжела увидела опасность. Но было слишком поздно. Я отпрянул от планшира, и в этот момент нос «Сикоракс» врезался в корпус «Уайлдтрека». Мне показалось, что я тону в стремительном водовороте, и я скорее услышал, чем увидел столкновение двух яхт. Я заставил себя подняться и увидеть, как деревянный корпус «Сикоракс» со скрежетом отходит от меня. Я поставил кранец слишком близко к корме.
— Ник! — услышал я крик Анжелы и понял, что она не сможет сделать второй заход. Я глубоко вдохнул воздух, оттолкнувшись изо всех сил, и прыгнул. Я ухватился за перила и повис между палубой и морем, переводя дыхание. Если бы, не приведи Господь, я упал между корпусами, меня искрошило бы, как в мясорубке. Я обхватил локтем поручни, подтянул левую ногу к их основанию и висел так, оглохнув от шума ветра, скрежета дерева и от яростно бурлящего моря.
Анжела повернула руль от себя, чтобы развернуть яхту, и вдруг до меня дошло, что сейчас она прибавит газу, не зная, что я привязан к Мульдеру. Когда веревка натянется, в море окажусь я, а не он. Фанни был очень тяжелый в своей промокшей одежде, а я едва держался слабеющей рукой за планшир «Сикоракс». Я крикнул Анжеле, чтобы она сбросила скорость, но ветер унес мои слова. Нож я выбросил, и тогда я сделал единственное, что было возможно в таком положении, — ухватился правой рукой за связывающую нас веревку, протянул ее под перилами и замотал вокруг крепежной планки. Я сделал один виток, второй и, когда веревка натянулась, услышал крик боли. Это Мульдера выдернуло из кубрика «Уайлдтрека». Петля, намотанная на планку, держалась, но постепенно разматывалась, и я дал ей возможность размотаться совсем, чтобы напряжением веревки меня забросило на борт яхты.
Наконец-то я был в безопасности. Меня сотрясали рыдания от холода и боли, из руки текла кровь, но останавливаться было нельзя. «Сикоракс» опустилась в яму, волна подтолкнула меня к грот-мачте, и там меня остановила натянутая веревка. С трудом удерживаясь на месте, я отвязал ее конец от талии и, встав на колени, привязал его к кофель-нагелю. Анжела смотрела на меня, и в ее глазах застыл ужас, но она быстро и четко выполняла все мои указания. Боль охватила все мое тело, из левой руки шла кровь, так как повязку из веревок смыло водой. Я пополз на четвереньках по шпигатам.
— Право руля! Быстрее! Выключай мотор!
Анжела повернулась и посмотрела на человека, которого яхта тянула за собой.
— Это Тони?
— Право руля! Выключи мотор! — Вода вокруг Мульдера пенилась и кипела.
Анжела повернула руль, перевела рычаг дросселя в нейтральное положение, и веревка, удерживающая Мульдера, ослабла. Я снова пошел вперед, взяв с собой моток веревки из кокпита «Сикоракс». Правая нога дрожала, но держала меня. Я пристегнул страховку, затем наклонился над перилами и привязал новую веревку к старой. Когда я закончил завязывать узел, он был весь в крови. Я отвязал веревку от кофель-планки и вернулся в кубрик. Ветер ревел, а может, это ревел я сам, так как боль во всем теле была такая, что я не мог сдержать рыдания. Я двигался, как монстр в фильмах ужасов, и, бормоча, давал сам себе указания. «Сикоракс» качало и бросало, и она была похожа на дикого стреноженного жеребца.
Я вытянул веревку на борт, развязал узел, перекинул канат, державший Мульдера, через блок, висящий на раме гика, и начал его вытягивать.
— Это Тони? — Анжела помогала мне тянуть.
— Нет, Мульдер.
— А где Тони?
— Мертв. — Я был не в состоянии смягчить удар и говорил отрывисто, потому что силы мои практически иссякли, и я не представлял себе, как можно в такой ситуации преподнести эту новость в мягкой форме.
Мульдер был слишком тяжел для нас. Мы подтянули его до планшира, и вдруг все застопорилось. Сначала мне показалось, что нам мешает его надувной спасательный жилет, и я попросил Анжелу принести нож и разрезать жилет. Когда Мульдер узнал Анжелу, на его лице отразилось сначала удивление, а потом испуг. Он отпрянул от ножа, но успокоился, увидев, что ему не грозит опасность. Она проколола жилет в нескольких местах, чтобы выпустить воздух.
— Тяни, — сказал я ей, и мы опять стали вместе тянуть, но Мульдер в мокрой одежде был очень тяжел, и мы никак не могли перетащить его через перила. Планшир качался вместе с яхтой, и Мульдер пытался подтянуться, но у него, как и у нас, не хватало сил.
— Держись! — крикнул я ему. Он кивнул и ухватился за стойку перил. Я зафиксировал веревку и отправился за болторезом. Если я срежу перила, то очередная волна, возможно, выбросит южноафриканца на шпигаты.
Я обрезал тросы и уже отвязывал веревку от крепежной планки, когда вдруг услыхал крик Анжелы.
Мульдер умер, подумал я, но дело оказалось гораздо хуже.
— Ник! Ник! — В ее голосе слышался настоящий ужас. Я повернулся и увидел гигантское судно, возникшее из белесо-серой мглы.
Это был супертанкер, огромный черный монстр. Его нос напоминал по форме луковицу. Я увидел на его трубе эмблему — желтая пустельга — фирменный знак Кассули.
Танкер разбивал океанские волны в пыль, как некое морское чудовище, как левиафан, вернувшийся для отмщения. Это был «Керак». Он шел без груза, обнажив алую полосу ниже ватерлинии, а невероятных размеров луковица-нос, напоминавший таран, был направлен прямо на «Сикоракс». Я вспомнил, как Мульдер говорил мне, что Кассули потопит нас, и сейчас, при виде этого огромного носа, раздвигающего волны, его угрозы показались мне весьма реальными.
— Ник! — опять заголосила Анжела.
— Держись крепче! — закричал я Мульдеру и, развернув руль, открыл дроссели. От ужаса меня прошиб холодный пот. Громадина двигалась полным ходом, и мне оставалось только в бессильной злобе посылать ей проклятия.
Мой крик, очевидно, донесся до «Керака», и нас заметили, потому что танкер немного изменил курс, а может, «Сикоракс» удалось сделать какой-то немыслимый поворот. Прямого столкновения мы избежали, но нас еще вполне могло затянуть под «Керак», и я инстинктивно положил руль влево, чтобы поставить яхту носом к огромной волне, поднятой танкером.
Я сделал поворот и тем самым убил Мульдера.
У меня и в мыслях этого не было, я даже и не знал, что так получится, но все-таки я убил его. А может быть, по милости Бога, Фанни умер до того, как я совершил свой маневр?
После того как я вырезал поручни, я начал освобождать веревку. Но из-за паники, вызванной появлением «Керака», я забыл про нее. На планке оставалась еще тройная петля, но сама веревка, сделанная из скользких синтетических волокон и не будучи зафиксирована, соскользнула. Когда «Сикоракс» рванулась вперед, Мульдер, видимо, не удержался и отпустил опору, а под его тяжестью петли дюйм за дюймом начали раскручиваться, и Мульдер опускался все ниже и ниже и все дальше от спасения. Когда я повернул влево, волна подняла корму, и его, очевидно, затянуло под яхту.
Я почувствовал это, когда услышал удары по днищу и корпус задрожал. Я тут же выключил мотор, но было поздно: позади нас тянулся кровавый шлейф. У меня волосы встали дыбом, когда на поверхность моря всплыло тело Мульдера, представляющее сплошное кровавое месиво. Я оторвал веревку и рванул яхту вперед, чтобы оставить этот ужас за кормой, чтобы его не увидела Анжела. Голова Мульдера попала под винт. Он был мертв.
Мимо нас на высокой скорости прошел «Керак», и его корпус, возвышающийся, как гора, закрыл от нас все небо на востоке. Лица, выглядевшие на такой высоте крошечными, прильнули к окнам, разглядывая нас. Одинокая фигура, стоящая на выступающей площадке мостика, швырнула нечто, показавшееся мне спасательным плотом, в сторону «Сикоракс», и, подхваченная ветром, эта штука перевернулась в воздухе, и из нее посыпались на серую воду красные розы. Это был венок, цветы для погибшей девушки.
Кильватерная струя от танкера была похожа на штормовую темную волну. Я резко развернул «Сикоракс» и уменьшил скорость. Так мы встретили первый вал — носом вперед. Нас подбросило, и вода с грохотом вырвалась из-под нашего корпуса, когда мы ринулись вниз. Вторая волна опять подняла нас, гик закачался, и я подумал, что подъемник наверху вот-вот сломается. В бессильной злобе я погрозил кулаком вслед уходящему танкеру.
— Что случилось? — спросила Анжела, увидев спиленные поручни в том месте, где раньше был Мульдер.
— Он погиб, — ответил я, — это моя вина.
Нос яхты пошел вниз в образовавшуюся в океане черную яму, и мы врезались в очередную волну.
Анжела зашаталась, но «Сикоракс» уже пробивалась вверх.
— Кто погиб? — спросила Анжела, и я понял, что у нее шок.
— Мульдер.
Ее глаза ничего не выражали.
— А Тони?
— Мне очень жаль, — проговорил я, не зная, что можно сказать в этом случае. Мне действительно было жаль и Анжелу, и ее мужа, и даже Мульдера, которому я полуразвязал страховочный ремень. Теперь это будет мучить меня по ночам... Человек потерял жизнь из-за того, что я ослабил веревку. Господи, еще один кошмарный сон в дополнение к тому, где человек кричал: «Мама!», когда я штыком протыкал ему живот.
«Керак» исчез в пенистом море. Волна улеглась. Я разворачивал «Сикоракс» и вздрогнул, услышав характерный свист. Я заставил Анжелу взять руль, спустился в каюту и склонился над приемником. Вики мяукнула со стола с картой, и я, пока брал микрофон, успел промямлить ей какие-то успокаивающие слова. Динамик ожил:
— Торговое судно «Керак» обращается к яхте «Сикоракс». Прием.
— Я «Сикоракс», — ответил я. Морская волна сотрясла нос яхты, захлестнула нас и даже обожгла мне лицо.
— Это капитан Сендмен? Прием. — Голос принадлежал Яссиру Кассули.
— А кто же еще?! — рявкнул я в ответ.
Наступило молчание.
— Я не видел людей на борту «Уайлдтрека». Может, вы подходили близко и разглядели там кого-нибудь? Прием.
— Я был там. — Меня уже не заботили правила хорошего тона. Я слишком устал, был ранен и продрог до костей.
В приемнике раздался свист. Анжела смотрела на меня абсолютно пустым взглядом.
— Вы были на борту? Прием, — спросил Кассули, и я уловил в его голосе нотку недоверия.
— А почему бы тебе просто не отвалить? — Но я не нажал кнопку, и он не услышал моих слов. Включив микрофон, я произнес: — Я был на «Уайлдтре-ке». Там нет ни одной живой души. Беннистер мертв. И Мульдер тоже.
Голос Кассули приобрел металлический оттенок:
— А что это было за тело, которое тянулось за вашей яхтой, капитан? Прием.
— Мульдер. Я пытался спасти его, но не смог.
— Что случилось? Прием, — настаивал Кассули.
— Мульдер умер. Просто умер, — проговорил я. Подняв голову, я поискал «Керак», но тот уже затерялся в вихрях ветра. Они видели меня на экране радара и в любой момент могли вернуться. — Это был несчастный случай, — сказал я в микрофон.
— А Беннистер? Прием.
Я колебался. Я должен был дать волю своему гневу и выложить Кассули все. Я должен был обвинить его в убийстве. Я должен был сказать ему, что его дочь никто не трогал. Я должен был объяснить, что его рафинированная принцесса выбрала себе в любовники этого зверя, бура, но почему-то посреди океана эта правда казалась неуместной. Было уже слишком много убийств, слишком много злобы, и пришло время положить всему этому конец.
Одна месть тянет за собой другую, а у меня был шанс оборвать эту зловещую цепочку.
— Вы меня слышите, «Сикоракс»? Прием.
— Беннистер погиб случайно, — соврал я и, лишь произнеся эти слова, подумал, что за моими аргументами стоит обычное стремление выжить. Ведь стоило мне только обвинить Кассули в убийстве, как он тут же развернул бы свой танкер и раздавил «Сикоракс», как спичечный коробок. — Все три смерти были случайностью, Кассули, все три.
Но мой неуклюжий намек повис в воздухе. Кассули молчал, и я слышал только шум ветра и моря и отголоски уходящего шторма. «Керак» исчез, и слабо потрескивало радио. Несколько минут я смотрел на север, но ничего не появилось из мрака. Кассули был удовлетворен и, наверное, считал, что отныне душа его дочери может скитаться там, где ей заблагорассудится. Вот и все.
Я заглушил мотор, спустил изорванный штормовой кливер, убрал рамы, Анжела помогла мне спуститься в каюту, и там я наконец сорвал с себя жесткий и мокрый разодранный костюм и занялся своими болячками. От холода и усталости меня била дрожь. Анжела нашла в себе силы сделать мне суп из бычьих хвостов, закутала меня в одеяла и крепко прижала к себе, словно хотела согреть меня теплом своего тела.
— Тони был уже мертв?
— Да.
— И это был несчастный случай? — уточнила она, и я понял, что Анжела слышала мой разговор по радио.
— Да, несчастный случай. — Я содрогнулся, вспомнив Беннистера с окровавленным горлом, но кровавый шлейф позади «Сикоракс» заслонил от меня ту картину. На секунду я закрыл глаза.
— Ник, пожалуйста, скажи мне правду... — Под ее тяжелым взглядом я смешался, но, черт побери, какую службу может сослужить сейчас эта самая правда? Допустим, я расскажу Анжеле все, но во что это выльется при ее-то импульсивной натуре? Нет уж, все кончено, и пусть она лучше остается в блаженном неведении. Я сделал попытку встать с койки, но Анжела не пустила меня.
— Ник!
— Мне нужно поставить курс на Сен-Джон, — сказал я.
— Ник, что случилось с Тони? — упрямо повторила она. По корпусу стучали волны, и яхту мотало из стороны в сторону.
— Они попали в аварию, — на ходу сочинял я, — Мульдер сломал ногу, а Тони ударился головой. Я не думаю, что Фанни уж очень старался его спасти, но все-таки это был несчастный случай. Беннистер потерял сознание. Наверное, он умер от переохлаждения. Его доконал холод. Ведь там было страшно холодно. — И я невольно поежился.
— Это тебе рассказал Мульдер? — недоверчиво спросила Анжела.
— Я сам видел тело. — Я закрыл глаза. — Это был несчастный случай.
Господи, хоть бы она поверила мне! Так будет лучше. Если рассказать ей правду, разве она удержится, чтобы не использовать ее? Она может попытаться вызвать Кассули в суд и уж наверняка сделает так, чтобы все узнали, кто был любовником ее дочери, а как бы ни сложилась ее жизнь, Анжеле совершенно ни к чему наживать себе такого врага. Так думал я, пытаясь хотя бы перед самим собой оправдать свою ложь.
Анжела пересела на другую койку и провела рукой по своим грязным волосам.
— Я хочу в ванну! Боже мой, как я хочу в ванну!
Металлический щелчок приемника заставил нас обоих вздрогнуть.
— Яхта «Сикоракс», ответьте торговому судну «Керак». Прием. — Голос был незнакомый, с ярко выраженным американским акцентом.
Анжела взяла микрофон.
— "Керак"? Это «Сикоракс». Прием.
Казалось, невидимый собеседник ничуть не удивился тому, что микрофон взяла женщина.
— Мы считаем, что корпус «Уайлдтрека» представляет опасность для судов. Вы можете подтвердить, что там никого не осталось?
Анжела взглянула на меня. Я кивнул.
— Живых там нет, — сухо произнесла она.
— Спасибо, «Сикоракс». Конец связи.
От этого разговора мне стало не по себе. Я задвинул обратно крышку кубрика и вскарабкался на палубу, Анжела — за мной. Мы не проронили ни слова, но подумали об одном и том же: неужели этот огромный танкер вернется, чтобы раздавить нас как неудобных свидетелей гнева свихнувшегося толстосума? Мы ждали минуты две, и вот из молочной мглы на севере начал вырисовываться силуэт. «Керак» возвращался.
Он вернулся, чтобы поставить точки над "i". От его носа расходились гигантские волны — танкер шел на полной скорости. Я поискал глазами «Уайлдтрек», но не увидел его среди волн. А вот на танкере его видели хорошо, и всю свою массу направили на эту несчастную полузатопленную яхту.
«Керак» нанес свой решающий удар, и я не сомневался, что эта махина даже не почувствовала толчка. Она подцепила полузатопленный корпус, как скрепер подцепляет плавающее бревно, и на секунду «Уайлдтрек» повис на носовом утолщении «Керака». Потом передо мной в последний раз мелькнула голубая полоска — елочная игрушка против огромной стальной стены, — и раздавленный «Уайлдтрек» скрылся под воду — туда, где покоились останки Надежны Беннистер, туда, где нет ни штормов, ни света, а есть только вечное молчание. Лицо Анжелы не выражало ничего.
— А тело Тони все еще там?
Я взял ее за руку.
— Да.
«Керак» с остервенением утюжил это место. Круглые окна ходовой рубки напоминали злобно горящие глаза. Внутри горел свет; были видны фигуры людей, наслаждающихся комфортом огромного судна.
И тут наконец Анжела заплакала. Она любила Беннистера настолько, что даже вышла за него замуж. Она украсила волосы цветами ради красивого и надежного мужчины, и вот теперь этот прекрасный сон исчезал под тысячами футов ледяной воды...
— О Боже! — всхлипнула Анжела, и это прозвучало, как молитва. Я ничего не сказал, просто стоял и смотрел, как танкер удаляется в серую пустоту океана. И только когда он совсем скрылся из виду, мы заговорили.
— А в Сен-Джоне есть аэропорт? — тихо спросила Анжела.
Я кивнул.
— Ник?
— Все в порядке, — ответил я. — Я понимаю. — Я хорошо знал, что Анжеле всегда будет страшно на маленькой яхте в огромном море, но все же лелеял какую-то надежду. А теперь надеяться было не на что, потому что Анжела возвращалась домой, и я направил «Сикоракс» на запад. На запад — в сторону Канады, на запад — навстречу расставанию, на запад — подальше от того места, где мертвые могут спокойно спать среди вечного безмолвия до тех пор, пока соль не разъест их кости, и тогда они будут скитаться, словно некая туманность самого моря, пока однажды солнце не высушит весь океан.
«Сикоракс» беспечно разрезала зеленоватые волны — она, по крайней мере, была у себя дома.
А мы с Анжелой плыли и молчали.
Эпилог
Стояла суровая зима. Морозы, туманы и стужа проникали в каждую клеточку тела. И все же это была суровая зима в хорошем месте. Я люблю Ньюфаундленд. Это прекрасное место, где честные люди выполняют свою честную работу.
Каркас «Сикоракс» не пострадал от столкновения с «Уайлдтреком». Оторвался только один медный лист, и потребовалось всего несколько минут, чтобы поставить его на место во время отлива. Я привел в порядок поручни, а из прочной парусины мне сделали новый штормовой кливер. На оплату паруса ушли мои последние сбережения, но Вики и я не голодали. Я нашел левую работу на причале.
Вики заметно подросла. На борт забежала крыса, но прожила она ровно столько, чтобы успеть пожалеть о своем переселении. Вики, впервые почувствовав вкус крови, пренебрегла моими поздравлениями и прошествовала по обледеневшим шпигатам, победно подняв хвост. Теперь она составляла мне компанию, она и фотография Анжелы, которую я повесил над койкой.
Я перебрал мотор, сварил радар-отражатель из металлолома и установил его под спредером. Итак, моя яхта была готова.
В начале весны я повел «Сикоракс» на север, и не прогулки ради, а чтобы испытать мотор и новый кливер. Мы плыли до тех пор, пока на небе не засверкали отраженные ото льда солнечные лучи. С северо-запада дул сильный холодный ветер, и задолго до появления коварных льдов, когда небо стало бесцветным и пропали облака, я закрепил стаксель и ослабил грот — и «Сикоракс» поплыла по воле волн.
Я уже раз десять перечитывал письмо Анжелы и теперь читал его в последний раз. Суд признал, что Беннистер и Мульдер погибли из-за слишком сильного напряжения в современных гонках в океане. Нигде не были упомянуты ни имя Кассули, ни его присутствие на месте гибели «Уайлдтрека». А моим письменным показаниям, нотариально заверенным, едва уделили внимание. Суд решил признать, что смерть наступила в результате несчастного случая. Анжела считала, что фильм обо мне можно было бы развить в целую программу минут на пятьдесят, и спрашивала, не могу ли я приплыть на «Сикоракс» в Англию, чтобы она смогла доснять концовку? Но она хотела, чтобы я вернулся домой не только ради этой концовки. Ей перешла компания Беннистера, и она надеялась на мою помощь. «Пожалуйста, Ник, — писала она, — возвращайся домой».
Я сидел, уставившись на сверкающий лед, и холод постепенно подбирался ко мне. Был велик соблазн вернуться домой и обменять медаль на комфорт, дружбу и благополучие. Но я должен был побороть его. Я всего лишь обычный работяга и не могу тягаться с теми блестящими людьми, которые делают телевидение и деньги. Если я вернусь, мне придется соперничать с яркими, острыми умами. Там, дома, был мир, в котором правят Кассули и подобные ему.
Но я уже сказал, что отправляюсь в Новую Зеландию. Определенной причины этому не было. В конце концов это могла быть и утопия — просто цель, которая удерживает меня в кубрике, и при этом я никому ничем не обязан. Год назад я смотрел из окна больницы и нашел звезду, которую поймал в зеркале секстанта, а теперь я был там, где звезда поймала меня. Я был один со своей морской кошкой и счастлив. Мне ни с кем не надо было конкурировать, я никому не завидовал и никому не желал зла. Здесь, в море, я мог быть честным, потому что море не терпит лжи. Здесь я не видел тяжелых снов, здесь по ночам меня не мучили военные кошмары, а моя нога, как и перебранный мотор, почти не подводила меня.
Значит, здесь я и останусь. Я освободил фок, и «Сикоракс» нырнула носом, пока делала поворот, а Вики вцепилась когтями в дрожащие листки письма Анжелы. Я поднял кошку и почесывал ей шейку, пока «Сикоракс» не поймала ветер и не поплыла вперед.
— Теперь, когда мы приехали, — сказал я, обращаясь к Вики, — куда мы отправимся?
Каркас «Сикоракс» не пострадал от столкновения с «Уайлдтреком». Оторвался только один медный лист, и потребовалось всего несколько минут, чтобы поставить его на место во время отлива. Я привел в порядок поручни, а из прочной парусины мне сделали новый штормовой кливер. На оплату паруса ушли мои последние сбережения, но Вики и я не голодали. Я нашел левую работу на причале.
Вики заметно подросла. На борт забежала крыса, но прожила она ровно столько, чтобы успеть пожалеть о своем переселении. Вики, впервые почувствовав вкус крови, пренебрегла моими поздравлениями и прошествовала по обледеневшим шпигатам, победно подняв хвост. Теперь она составляла мне компанию, она и фотография Анжелы, которую я повесил над койкой.
Я перебрал мотор, сварил радар-отражатель из металлолома и установил его под спредером. Итак, моя яхта была готова.
В начале весны я повел «Сикоракс» на север, и не прогулки ради, а чтобы испытать мотор и новый кливер. Мы плыли до тех пор, пока на небе не засверкали отраженные ото льда солнечные лучи. С северо-запада дул сильный холодный ветер, и задолго до появления коварных льдов, когда небо стало бесцветным и пропали облака, я закрепил стаксель и ослабил грот — и «Сикоракс» поплыла по воле волн.
Я уже раз десять перечитывал письмо Анжелы и теперь читал его в последний раз. Суд признал, что Беннистер и Мульдер погибли из-за слишком сильного напряжения в современных гонках в океане. Нигде не были упомянуты ни имя Кассули, ни его присутствие на месте гибели «Уайлдтрека». А моим письменным показаниям, нотариально заверенным, едва уделили внимание. Суд решил признать, что смерть наступила в результате несчастного случая. Анжела считала, что фильм обо мне можно было бы развить в целую программу минут на пятьдесят, и спрашивала, не могу ли я приплыть на «Сикоракс» в Англию, чтобы она смогла доснять концовку? Но она хотела, чтобы я вернулся домой не только ради этой концовки. Ей перешла компания Беннистера, и она надеялась на мою помощь. «Пожалуйста, Ник, — писала она, — возвращайся домой».
Я сидел, уставившись на сверкающий лед, и холод постепенно подбирался ко мне. Был велик соблазн вернуться домой и обменять медаль на комфорт, дружбу и благополучие. Но я должен был побороть его. Я всего лишь обычный работяга и не могу тягаться с теми блестящими людьми, которые делают телевидение и деньги. Если я вернусь, мне придется соперничать с яркими, острыми умами. Там, дома, был мир, в котором правят Кассули и подобные ему.
Но я уже сказал, что отправляюсь в Новую Зеландию. Определенной причины этому не было. В конце концов это могла быть и утопия — просто цель, которая удерживает меня в кубрике, и при этом я никому ничем не обязан. Год назад я смотрел из окна больницы и нашел звезду, которую поймал в зеркале секстанта, а теперь я был там, где звезда поймала меня. Я был один со своей морской кошкой и счастлив. Мне ни с кем не надо было конкурировать, я никому не завидовал и никому не желал зла. Здесь, в море, я мог быть честным, потому что море не терпит лжи. Здесь я не видел тяжелых снов, здесь по ночам меня не мучили военные кошмары, а моя нога, как и перебранный мотор, почти не подводила меня.
Значит, здесь я и останусь. Я освободил фок, и «Сикоракс» нырнула носом, пока делала поворот, а Вики вцепилась когтями в дрожащие листки письма Анжелы. Я поднял кошку и почесывал ей шейку, пока «Сикоракс» не поймала ветер и не поплыла вперед.
— Теперь, когда мы приехали, — сказал я, обращаясь к Вики, — куда мы отправимся?