Корольков Юрий Михайлович. Кио ку мицу!

   Время выступления пока неизвестно. Можно предположить, что развертывание войск продлится до середины августа. Генерал Окомота многократно говорил, что Япония выступит лишь после того, как германские войска возьмут Москву".
   Зорге сказал Крейчмеру:
   - На вашем месте я изложил бы подробнее содержание "Кан Току-эн", в Берлине едва ли знают, как он осуществляется. Ну, например, то, что в Квантунской группировке создаются самостоятельные фронты. Это нужно генералу Гальдеру, прежде всего.
   - Вы правы, доктор Зорге, и, конечно, надо показать задачи каждого фронта. Они любопытно придумали. Вот смотрите...
   Полковник Крейчмер достал штабную карту дальневосточных районов Советского Союза.
   О плане "Кан Току-эн", так же как и об ОЦУ - постоянно действующем плане войны с Советским Союзом, Рихарду удалось получить довольно подробную информацию. Автором нового варианта "Кан Току-эн" был генерал-лейтенант Томинага из японского генерального штаба. Ему поручили срочно разработать всесторонний план нападения на Советский Союз с учетом уже происходящей советско-германской войны. И мобилизация резервистов, и переход Квантунской армии на штаты военного времени - все это было частью плана "Кан Току-эн". Рихарду не было известно лишь направление ударов отдельных армий, теперь Крейчмер посвятил его в стратегические тайны японского генерального штаба.
   План "Кан Току-эн", утвержденный императором, хранился в оперативном отделе генерального штаба. Во исполнение его на маньчжурской границе накапливались японские войска. И все это было направлено против Советского Союза.
   Однако план, в общих чертах известный Рихарду Зорге, в действительности нес в себе еще большую угрозу, чем можно было представить по отрывочным сведениям, добытым группой Рамзая. И начальник генерального штаба японской армии готов был в любую минуту достать этот план из бронированного сейфа и превратить его в военно-стратегический путеводитель Кондо - движения миллионных армий по императорскому пути....
   План "Кан Току-эн" предусматривал:
   "Для внезапного наступления на противника сосредоточить в Восточной Маньчжурии главные вооруженные силы империи в составе тридцати пехотных дивизий...
   Первый фронт, в составе 3-й, 5-й и 20-й армий, наносит главный удар в направлении на Ворошилов.
   Второй фронт, в составе 4-й и 8-й армий, наносит удар на Свободный, Куйбышевка.
   На западном направлении отвлекающие действия ведете 6-я армия.
   Этапы боевых действий:
   Первый этап. 4-я армия Второго фронта с приданными ей частями демонстративно обстреливает советскую территорию, создавая видимость подготовки к наступлению на участке Суньу - Хейхэ.
   6-я армия удерживает позиции у Хайлара.
   В это время армии Первого фронта переходят в решительное наступление в Приморье.
   Первый этап боевых действий заканчивается захватом Ворошилова, Владивостока, всего Приморья. Обеспечивается безопасность Японии и Маньчжоу-го с воздуха, моря и суши.
   Второй этап. При успешном осуществлении первого этапа Первый фронт поворачивает на север вдоль железной дороги на Хабаровск. Второй фронт форсирует Амур, захватывает Благовещенск, Куйбышевку, Свободный, перерезает Сибирскую железную дорогу. Одна армия остается для прикрытия, а главные силы наступают на Хабаровск. Здесь войска Первого и Второго фронтов сжимают части Красной Армии, окружают и уничтожают их, захватывая Хабаровск.
   Третий этап. Армии Второго фронта поворачивают на запад. 6-я армия, взаимодействуя с войсками Второго фронта, начинает наступление от Хайлара на запад вдоль Сибирской железной дороги. Границу переходят в районе станции Маньчжурия - Трехречье. Захватывается Чита.
   На том же этапе осуществляется наступление через Баин-Тумень на Читу. Мотомеханизированные части идут от Калгана на Улан-Батор.
   Четвертый этап - захват Забайкалья.
   Действия военно-морского флота:
   Военно-морской флот империи имеет три задачи: осуществить десант в Петропавловске-на-Камчатке и Северном Сахалине; нанести удар по Тихоокеанскому флоту противника; блокировать с моря Владивосток и охранять Цусимский пролив".
   Действия отряда э 731, включенные в стратегический план "Кан Току-эн",- использование бактериологического оружия - планировались самостоятельно. Тайну тайн Японской империи не раскрывали даже в секретнейшем плане "Кан Току-эн". Генеральный штаб дал указания усилить подготовку бактериологической войны. В развитие стратегического плана генерал Умедзу приказал расширить изготовление бактериологических препаратов. Профессор Сиро пообещал командующему: вместо шестидесяти килограммов чумных блох - максимум, что удавалось получить в продолжение трех-четырех месяцев, теперь можно производить до двухсот килограммов. Приготовление бактериологической массы также может быть увеличено. Нужно только расширить производственную мощность отряда.
   - Имейте в виду, профессор, - сказал командующий Квантунской армией, - это особенно необходимо сделать, учитывая начавшуюся войну Германии с Советской Россией...
   - Заверяю вас, господин командующий! - воскликнул Сиро. - Как только начнется война, мы обрушим на голову противника огромные массы смертоносных бактерий! Мы изготовим их.
   Умедзу подписал приказ о создании четырех новых филиалов бактериологического центра и увеличил штат отряда э 731 еще на тысячу человек...
   Над советским Дальним Востоком нависла угроза эпидемии чумы. Она должна была уничтожить жителей и оставить в целости материальные ценности. Это было частью стратегического плана "Кан Току-эн".
   Но планы, как бы ни были они жестоко и хитроумно задуманы, оставались пока только планами. Не все еще зная, Рамзай ставил перед своими людьми задачу - сделать все, чтобы не допустить осуществления планов японской военщины. По мере развития событий Зорге все больше убеждался, что самоотверженная борьба советских людей на германо-советском фронте срывает замыслы японской военной клики, путает все расчеты.
   В августе к послу Отту приехал с визитом военный министр Тодзио, чтобы прощупать, как обстоят военные дела в Европе. Лысый генерал с широко поставленными бегающими глазами приехал к послу в штатском и походил сейчас на осмотрительного дельца, который, прежде чем вложить капитал в дело, с пристрастием выясняет, не прогорают ли его компаньоны.
   Рихард был переводчиком. Во время беседы он подробно переводил слова Отта, который из кожи лез, чтобы убедить генерала Тодзио, что будто на фронте дела идут отлично, судьба Москвы предрешена... Неуверенность ли в интонации Зорге, которую уловил Тодзио, или, быть может, чрезмерное бахвальство успехами, чему тоже немало способствовал своим переводом Рихард, но что-то насторожило Тодзио. Блицкриг-то у Гитлера не получился! Тодзио, видимо, усомнился в словах генерала Отта и уехал неудовлетворенным. Вскоре военный министр поручил Осима пообстоятельнее все разузнать в Берлине, что называется, из первых рук.
   Осима довольно быстро прислал ответ. Японский посол радировал из Берлина:
   "В начале августа мне стало известно о замедлении темпов наступления германских войск в России. Намеченные сроки наступления не выдерживаются. Москва и Ленинград не были взяты в намеченные сроки. По вашему поручению я обратился к господину министру фон Риббентропу, который пригласил на беседу господина фельдмаршала Кейтеля, начальника штаба верховного командования. Господин фельдмаршал разъяснил, что замедление темпов наступления вызвано растянутыми коммуникациями и отставанием тылов от передовых частей. Разрыв между планом и фактическим развитием операций составляет три недели, что в такой большой кампании не имеет существенного значения".
   Рихард понимал: судьба нашего Дальнего Востока, как и всей страны, решалась теперь на советско-германском фронте, на полях Подмосковья. Все зависело от стойкости советских войск, от способности совершить почти невозможное: остановить нацистские полчища, не допустить их в глубь Советской России. И вместе с тем он понимал, что судьба Москвы зависит от того, удастся ли советскому военному командованию снять какую-то часть войск с Дальнего Востока и перебросить их на запад. Но для этого в Советском Союзе должны были знать, намерена ли Япония начать войну с Россией в этой году.
   Намерения японской военщины прояснились в начале сентября. Сначала Рихард получил сигнал Одзаки - нужна встреча. Встретились днем в кафе "Империал". Одзаки уже сидел за столиком, когда Рихард появился в дверях. На улице было душно, но толстые стены сохраняли в кафе прохладу. Узкие окна-бойницы, закрытые оранжевыми шторами, скупо пропускали свет, и в помещении стоял приятный сумрак.
   Пили прохладный сок с джином, болтали о пустяках, вспомнили почему-то древних японских поэтов, и Одзаки стал на память читать элегии Хитомара:
   Опали листья алые у клена,
   И с веткой яшмовой гонец передо мной.
   Взглянул я на него
   И снова вспомнил
   Те дни, когда я был еще с тобой!..
   Рихард попросил огня, склонился над зажигалкой, Одзаки, будто продолжая декламировать, сказал вполголоса:
   - Тайный совет в присутствии императора определил направление экспансии. Слушайте...
   Одзаки начал приводить выдержки из решения Тайного совета. Он не пользовался записной книжкой - неоценимое качество разведчика!
   - "Япония сохраняет свою политику продвижения на юг". Это первое, - Ходзуми Одзаки громко прочел несколько стихотворных строк, потом заговорил снова, будто подчеркивая движением руки ударные слоги стихотворения. - Второе: "Если во второй половине октября мы лишимся надежды, что наши требования будут удовлетворены Соединенными Штатами, мы должны быть готовы к войне против Америки, Англии и Нидерландов". Третье: "Планы ОЦУ и "Кан Току-эн" соответственно отодвигаются". У меня все. Мияги подтверждает сведения о предстоящих действиях флота в направлении Южных морей. Я видел его вчера.
   Зорге закурил сигарету и распрощался. Информация шла вразрез с прежними сообщениями, поступавшими из военных и промышленных кругов, она нуждалась в тщательной перепроверке. Рихард неторопливо прошел через холл, рядом с подъездом на автомобильной стоянке взял у швейцара ключ от своей машины, втиснулся в старенький "опель" и поехал в посольство.
   - Ты слышал новость? - спросил он у Отта, входя без предупреждения в кабинет посла. - Японский флот меняет направление, он не будет высаживать десант на Камчатке...
   Посол Отт все уже знал.
   - На этот раз ты меня не опередил, - улыбнулся он. - Вот просмотри, что я написал в Берлин.
   Эйген Отт доносил фон Риббентропу:
   "Кабинет принца Коноэ решил провести широкую мобилизацию против Советского Союза. Вместе с тем премьер Коноэ значительно усилил в своем кабинете так называемые трезвые элементы, которые склонны поддержать точку зрения военно-морского флота - прежде всего решать проблему Южных морей. Это создает большие трудности для продвижения на север. Командование армии тоже не проявляет охоты к немедленному разрыву с СССР. Приводят доводы, что японская армия, занятая и ослабленная войной в Китае, не выдержит зимней кампании против Советской России. Учитывая стойкое сопротивление русских такой сильной армии, как германская, японский генеральный штаб сомневается, что можно достичь решающих успехов в России до наступления зимы.
   На мнение генерального штаба влияют также тяжелые воспоминания о номонганских событиях 1939 года, которые до сих пор живут в памяти Квантунской армии.
   Преувеличенный взгляд на мощь русской армии подкрепляют еще и тем, что даже в условиях разгрома Украинского фронта Советский Союз оказался способным бросить свои войска на Кавказский фронт для наступления на Иран1.
   1 В августе 1941 года, чтобы пресечь опасную деятельность гитлеровской агентуры, угрожавшую интересам Советской России и ее союзников в Иране, на иранскую территорию были введены советские, а также английские войска.
   Из достоверных источников я узнал, что императорская ставка в последнее время пришла к решению отложить на время действия против Советской России при условии, если не изменится военная ситуация и Россия не потерпит поражения на западе".
   Посол придавал этой телеграмме столь важное значение, что попросил Крейчмера также подписать ее. Рихарду тоже нельзя было медлить с такой информацией.
   Уже вечерело, когда Зорге приехал к себе на улицу Нагасаки и принялся за работу. Прежде всего он включил на своем столе лампу под абажуром с оранжевыми драконами, придвинул ее к окну - знак того, что нужна срочная связь. Это на тот случай, если Клаузен появится где-то рядом в своей машине. Возвращаясь к себе, Макс обычно проезжал мимо домика Рихарда.
   Зорге достал с полки изрядно потрепанный статистический справочник по Германии - "Ярбух - 1935 год", взглянул на календарь: 14 сентября 1941 года, перелистал, нашел нужную страницу. Старый справочник продолжал служить Зорге верой и правдой. Это был ключ к шифрованным передачам, совершенно оригинальный и безотказный, каждый раз новый и поэтому нераскрываемый. Такие же справочники были у радиста Клаузена, у Бранко Вукелича и, конечно, у дешифровалыциков в Хабаровске и Владивостоке. Нужно было только раскрыть страницу, соответствующую числу календаря. Дальнейшая зашифровка не составляла значительного труда, тем более что последние месяцы Рихард не посылал в эфир длинных телеграмм. Вот и сейчас всю массу важнейших информационных сведений он должен был сформулировать всего в нескольких строках. На листке бумаги появились пятизначные группы цифр. Зорге зашифровал важнейшую свою информацию:
   "Японское правительство решило не выступать против СССР. Однако вооруженные силы будут оставлены в Маньчжурии. Военные действия могут начаться весной будущего года, если произойдет поражение России. Рамзай".
   Зорге не дождался звонка и сам поехал к Максу Клаузену. Предварительно Рихард позвонил ему из автомата. Макс был на месте. У него все в порядке. Радиограмма Рамзая ушла в эфир раньше, чем посольские шифровальщики успели зашифровать пространную телеграмму генерала Отта и передать ее в Берлин министру иностранных дел фон Риббентропу.
   После сеанса Рихард возвратился на улицу Нагасаки. Настроение было приподнятое. Рихард вспомнил слова Одзакн о голландском художнике. Рембрандт... японские тени... Сегодня друзья хорошо поработали: они тоже высвечивают главное в тайных событиях...
   ПОСЛЕДНЕЕ ДОНЕСЕНИЕ РИХАРДА ЗОРГЕ
   Все последнее время Рамзай был внешне спокоен, но подсознательным чутьем опытного разведчика он все явственнее ощущал нарастающую опасность.
   Полковник Осака в бесплодных поисках обнаружить неуловимую радиостанцию, людей, посылающих нераскрываемые таинственные шифрограммы, уже готов был признать себя побежденным, но неожиданный случай помог ему восстановить душевное равновесие.
   В результате кропотливого многомесячного процеживания в списках потенциально подозреваемых лиц осталось несколько десятков фамилий. Среди них фамилия доктора Рихарда Зорге - помощника германского посла в Токио - и Ходзуми Одзаки - советника премьер-министра принца Коноэ, занимающего к тому же высокий пост в правлении Южно-Маньчжурской железной дороги.
   Были в списке полковника Осака еще Бранко Вукелич - руководитель французского телеграфного агентства Гавас, художник Мияги и еще несколько известных и уважаемых лиц. Но из этого никак не следовало, что можно было в чем-то подозревать такого человека, как доктор Зорге, того же Одзаки или принца Кинкадзу - внука недавно ушедшего в вечность императорского советника Сайондзи... От всех этих раздумий голова шла кругом!
   Полковник доложил о своих размышлениях шефу всеяпонской военной контрразведки генералу Накамура, который согласился с Осака и распорядился прекратить эту ненужную затею с процеживанием списков. Но случилось так, что в эти самые дни полковнику доложили: токкоко секретная полиция - взяла под наблюдение Томо Катабаяси, подозреваемую в связях с левыми элементами. В Токио она содержала школу кройки и шитья для молодых хозяек. На предварительном допросе назвала среди своих знакомых художника Мияги, которого знала еще по Сан-Франциско. Там она содержала пансион, в котором жили японцы левых убеждений, в том числе и Мияги.
   Чиновник из секретной полиции сам не придавал никакого значения тому, о чем докладывал, - просто служба есть служба. Подвернулась какая-то портниха... Но полковник Осака вдруг насторожился, услышав фамилию Мияги. "Мияги... Мияги - знакомая фамилия, - вспоминал полковник, - кажется, он фигурирует в списке?"
   Осака открыл папку. Так и есть: "Иотоку Мияги, художник, встречается с офицерами генерального штаба..."
   На всякий случай арестовали портниху Томо Катабаяси. Она не отрицала, что раньше действительно жила в Сан-Франциско, содержала пансион и потом вместе с мужем вернулась в Японию. Из старых своих постояльцев связи ни с кем не поддерживает. Единственно, кого она случайно встретила, - художник Мияги, который жил когда-то в ее пансионе.
   Полковник приказал доставить к нему арестованную Катабаяси, сам допросил ее и распорядился установить негласное наблюдение за художником Мияги и всеми другими лицами, с которыми он общается. Наблюдение за художником еще больше насторожило руководителя кемпейтай - выяснилось, что Мияги встречается с Ходзуми Одзаки, знаком с немецким журналистом доктором Зорге, с другими людьми, занесенными в секретный список...
   Это было как раз в то самое время, когда японская контрразведка активизировала свою работу по наблюдению за иностранцами, живущими в Японии. Приближались большие события, империя готовилась к войне, и военные стремились обеспечить свой тыл от возможных ударов. Начались превентивные аресты. Среди иностранцев, подвергшихся усиленной слежке, оказались Вукелич и доктор Зорге и еще английский корреспондент Джемс Кокс, часто встречавшийся с французским журналистом Бранко Вукеличем. Наблюдение за доктором Зорге поручили полицейскому агенту Хирано. За минувшие годы Хирано "выбился в люди", стал опытным осведомителем, и судьба снова свела его с Рихардом Зорге.
   Сначала осведомитель токкоко установил, где бывает Зорге: с утра, очень рано, он уезжает в посольство и проводит там весь день. Вечером едет в "Империал", оттуда в ресторанчик "Рейнгольд" на Гинзе, а иногда заглядывает ненадолго в "Фледермаус". Дольше всего Зорге задерживается в "Империале". Сидит всегда на одном и том же месте - у стены, в глубоком кресле, с кем-то разговаривает или просто дремлет.
   В полиции донесению филера не придали значения, но все же доложили полковнику в кемпейтай, и Осака распорядился установить в стене, возле которой садится Зорге, микрофон для записи его разговоров.
   Обычная слежка на улице, подслушивание телефонных разговоров не давали результатов, и Хирано решил проникнуть в дом на улице Нагасаки. Это было не слишком трудно сделать, так как днем в доме никого не бывало. Сначала Хирано устроился под верандой, потом под домом, чтобы узнать, кто бывает у Зорге, что здесь делают, о чем говорят. Хирано три дня и три ночи не вылезал из-под веранды, но ничего не добился. Гости у Зорге не появлялись, приходила только дважды молодая женщина, прибирала в доме и уходила снова.
   На третьи сутки Хирано проник в дом, все осмотрел и тоже не обнаружил ничего подозрительного. Магнитофонная запись в "Империале" тоже ничего не дала, - Зорге болтал с приятелями о какой-то чепухе, не было даже намека на какую-либо секретную информацию.
   Шел октябрь с затяжными моросящими дождями.
   Последнее время Рихарду часто нездоровилось, и он с трудом заставлял себя подниматься с постели. Ночью его мучили кошмары, и чаще один и тот же - снова, теряя последние силы, висел он на проволоке под Верденом. Потом он в госпитале, и кто-то склоняется над ним. Низко, низко...
   - Сестра! - зовет он и открывает глаза.
   С пробуждением исчезают кошмары прошлого. Нет ни Вердена, ни госпиталя. Рихард лежит на тахте в своей комнате на улице Нагасаки. Вдоль стен книги, древние манускрипты и восточные статуэтки, которые он собирает годами. Это комната ученого-ориентолога.
   Над ним склонилась преданная ему Митико. На ней нарядное кимоно, расшитое нежными оранжево-желтыми хризантемами, и широкий яркий пояс. Рихард знает - Митико оделась так для него. Он улыбается ей. Но почему она здесь? И лицо такое встревоженное.
   - Ики-сан, вы говорили что-то во сне и стонали, - говорит вполголоса Митико. - Вам нездоровится, Ики-сан? Я приготовила чай. Выпейте!..
   У Рихарда страшно болит голова, - видно, опять начинается грипп. Он потянулся за сигаретой. Митико взяла настольную зажигалку, высекла огонь и протянула Зорге.
   - Аригато, Митико!.. Спасибо! - Рихард глубоко затянулся сладковатым дымом, откинул плед и спустил ноги с тахты. Митико развела огонь. В хибачи горячо пылали угли, распространяя тепло. И все же поверх пижамы Зорге накинул халат, его знобило.
   Приятно, что Митико здесь... Но почему она нарушила их уговор?
   Исии Ханако жила теперь у матери и редко появлялась у Рихарда. Большую часть времени она проводила в пресс-центре - на Гинзе. Так решил Зорге после того, как Исии вызывали в полицию. Полицейский инспектор господин Мацунаги очень строго предупредил - она не должна общаться с "лохматыми". Мацунаги называл так всех европейцев, и еще он называл их стеблями, выросшими в темноте, - за белый цвет кожи. Инспектор выспрашивал у Исии - что делает Зорге, где он бывает, с кем встречается, просил, чтобы она принесла его рукописи. Митико сказала она ничего не знает. Мацунаги предупредил, что об этом разговоре в полиции - немцу ни слова.
   Исии робко спросила, как же ей быть, ведь она служит у господина Зорге. Полицейский инспектор ничего не ответил, только пробормотал себе под нос: "Знаем мы вашу службу..."
   Конечно, Митико в тот же вечер рассказала обо всем Ики-сан. Он сумрачно выслушал рассказ Митико и вдруг взорвался. Вот когда он походил на древнего японского божка из храма в Камакура, олицетворяющего ярость! Вскинутые брови, горящие глаза и жесткие складки около рта.
   - Хорошо!.. Если они запретят тебе бывать у меня, я отвечу им тем же! Добьюсь, что ни один японец в Германии не сможет встречаться с немками. Пусть это будет хотя бы сам посол Хироси Осима!.. Так и скажи им. Ты поняла меня?
   - Да, Ики-сан, я поняла, но какое это имеет значение, если мне запретят здесь работать...
   Зорге, прихрамывая, расхаживал по комнате, натыкаясь на книжные полки, и, зажигая одну за другой, без конца курил сигареты.
   - Видно, тебе все-таки придется уехать отсюда, Митико... немного успокоившись, сказал Рихард. - Скажи, ну что бы ты стала делать, если бы я, предположим, умер, разбившись тогда на мотоцикле?.. Это же могло случиться.
   За последнее время Рихард не раз заводил такие разговоры. Может быть, он просто хотел подготовить Исии к тому, что могло произойти. Он много думал о том, как оградить от опасности женщину, судьба которой не была ему безразлична.
   - Послушай, Митико, - сказал он в раздумье, - ты должна выйти замуж...
   - Нет, нет!.. Не надо так говорить, Ики-сан. - Митико вскинула руки, будто защищаясь. Глаза ее наполнились слезами. - Уж лучше на Михара...
   Михара - заснувший вулкан, в кратер которого бросаются женщины, отвергнутые любимым человеком. У Исии это сорвалось неожиданно. Она смутилась, потупилась.
   - При чем здесь вулкан Михара, Митико?.. Уж лучше поезжай на остров Миядшима. Ты слышала про этот остров, там, говорят, нет ни рождений, ни смерти. Только счастье. Там не рождаются, не умирают ни птицы, ни олени, ни единое существо... Об этом заботятся монахи, которые живут при храме в тени криптомерии... Жизнь - сказка, поедем туда! - Рихард заговорил о священном острове Миядшима, стараясь вызвать хотя бы улыбку на лице Ханако. Этого не получилось. Он заговорил снова: - Я думаю о твоем счастье, Митико... Если не хочешь на Миядшима, поезжай в Шанхай, поживи там, тем более что мне нужно кого-то послать туда по делам. Я тоже приеду, покажу тебе город, мы вместе поплывем по реке.
   - Но у меня нет паспорта, - возразила Исии. - Кто меня пустит в Шанхай? Потом... потом, я не хочу уезжать отсюда. Ведь вы не приедете в Шанхай, Ики-сан. Шанхай такая же сказка, как остров счастья Миядшима...
   - Но, понимаешь, здесь тебе нельзя оставаться...
   Этот разговор происходил в августе - два месяца назад. Теперь она редко бывала на улице Нагасаки. Но почему же сегодня?..
   - Что-нибудь случилось, Митико? - спросил он.
   - Не знаю, Ики-сан, возможно, все это пустяки, но у меня тревожно на сердце... Вчера опять вызывали в полицию. Я пришла рассказать... Здесь кто-то был, посмотрите... - указала Митико на деревянную стремянку, которой пользовался Зорге, доставая сверху нужные книги. На ступеньке виднелся неясный след резиновой подошвы. Такой обуви Зорге никогда не носил...
   Митико сказала, что такой же след она видела во дворе возле веранды. Что надо этому человеку от Ики-сан?!
   Рихард постарался успокоить встревоженную Исии: пустяки, вероятно, приходил электрик, это было на прошлой неделе. Конечно, он брал лестницу, чтобы дотянуться до проводов. Исии знала: в пятницу, когда она убирала комнату, этих следов не было... Но она не стала возражать Зорге, сделала вид, будто его слова успокоили ее. Зачем огорчать Ики-сан? У него и без того много забот. Ики-сан сам знает, что ему делать. Она только хотела предупредить его.