Корольков Юрий Михайлович. Кио ку мицу!

   "Сегодня мы стоим перед исключительно важным фактом того, что для спасения цивилизации мы должны развивать науку о человеческих взаимоотношениях - развивать способность всех людей жить вместе и трудиться на одной и той же планете в условиях мира", - собирался сказать Рузвельт.
   Это было совершенно противоположное тому, что исповедовал генерал-подрядчик Гровс, мечтающий припугнуть планету...
   Со смертью Рузвельта исчезло главное препятствие на пути сторонников атомного шантажа.
   Преемником Рузвельта стал бывший вице-президент Соединенных Штатов бесцветный человечек с маленьким птичьим лицом и таким же крохотным интеллектом, - Гарри Трумэн. Через несколько часов после смерти Рузвельта он принял присягу. Положив руку на библию, Трумэн как-то очень неуверенно сказал, что будет следовать курсу покойного Рузвельта. Об этом своем обещании новый президент помнил лишь несколько минут.
   Потрясенные несчастьем, соратники Рузвельта в молчании покидали зал. Седовласый военный министр Генри Стимсон задержался в дверях, потом вернулся и отвел Трумэна в сторону, к окну опустевшего зала.
   - Господин президент, - торжественно и негромко произнес он, - я должен посвятить вас в существующий тайный проект создания нового взрывчатого вещества почти невероятной разрушительной мощи. Речь идет об атомной бомбе, которая будет готова в ближайшие месяцы...
   - Я впервые слышу об этом! - воскликнул Трумэн.
   Рузвельт никогда не был высокого мнения о качествах своего заместителя и не посвящал его в наиболее важные государственные дела. Теперь Гарри Трумэн приобщался к столь тщательно охраняемой оранжевой тайне.
   - Если она взорвется, - продолжал Трумэн, - у нас будет отличная дубина, которая сыграет роль и в переговорах и в дальнейших отношениях с Советским правительством...
   Подготовка к испытаниям атомной бомбы заметно активизировалась. После разгрома фашистской Германии Япония уже не надеялась на победу. Она искала пути к мирным переговорам, чтобы закончить войну, - высший военный совет империи принял решение обратиться к Советскому правительству с просьбой о посредничестве в переговорах с Соединенными Штатами. Личное послание императора по этому поводу поручили доставить в Москву принцу Коноэ. Японскому посольству в Москве шифрованной радиограммой дали указания выяснить - согласны ли в Кремле принять императорского посланца принца Коноэ. Ответа не последовало - ни Сталина, ни Молотова в Москве не было, они уехали на совещание большой тройки в Потсдам.
   Американские криптографы перехватили и эту радиограмму, отправленную из Токио в Москву японскому послу. И Пентагон стал еще энергичнее настаивать на ускорении испытания атомной бомбы.
   Ее взорвали 16 июля 1945 года. На другой день открылась Потсдамская конференция... Трумэн вооружился атомной дубинкой, о которой говорил Стимсону в день, когда стал президентом.
   Испытание бомбы святотатственно назвали "Троицей" - триединым господом богом. В Лос-Аламосе готовили три бомбы: одну для испытания, две другие для Японии. Но пока на все три не хватало ядерного горючего.
   С вечера погода испортилась, шел дождь, и физики подумывали, не отложить ли испытания. Гровс запротестовал: бомбу надо взорвать во что бы то ни стало! У него есть приказ Пентагона. Итальянец Ферми мрачно предложил заключить пари - уничтожит ли взрыв только штат Нью-Мексико или весь мир. Ученые до конца не знали, каковы будут последствия взрыва. Оппенгеймер нервно расхаживал по блиндажу, выходил наружу, и Гровс ни на минуту не спускал с него глаз - кто знает, что он может выкинуть!
   Дождь продолжался. Над горами нависли грозовые тучи, иссеченные вспышками отдаленных молний. Из микрофонов неслись над полигоном раздражающие звуки джазовой танцевальной музыки, прерываемые краткими сообщениями о предстоящих испытаниях... Испытания все же пришлось отложить из-за погоды на полтора часа.
   На испытание допустили только одного постороннего человека журналиста Лоуренса. Гровс держал его в Лос-Аламосе как летописца, требовал от него записывать все с начала и до конца выполнения Манхеттенского проекта. Для потомства. В записях Лоуренса генерал Гровс был главным героем.
   До взрыва оставалось три секунды. В небо поднялась зеленая ракета. Диктор отсчитывал: "Три... Два... Один... Ноль!" Взрыва еще не было слышно, и только ослепительно-белый, во много крат ярче, чем солнечный, свет расколол темноту ночи. Было 5 часов 30 минут утра по вашингтонскому времени.
   Журналист-летописец записал:
   "Это был такой солнечный восход, которого еще не видел мир; огромное зеленое суперсолнце, за какую-то долю секунды поднявшееся на высоту более трех километров и продолжавшее подниматься еще выше, пока оно не коснулось облаков, с поразительной яркостью осветило вокруг себя землю и небо. Через несколько секунд раздался оглушительный грохот взрыва.
   Пылающий огненный шар все увеличивался в размере, достиг полутора километров в диаметре и все еще продолжал шириться".
   Кто-то воскликнул в панике: "Бог мой, они потеряли контроль над цепной реакцией!!"
   В небе на высоте двенадцати километров расплывался гриб атомного взрыва...
   Несколько танков, выложенных внутри толстыми свинцовыми плитами, чтобы предохранить экипажи от радиации, помчались к месту взрыва. Им предстояло пройти шестнадцать километров по каменистой пустыне, снова погрузившейся во мрак ночи.
   В радиусе полутора километров от вышки, на которой укрепили бомбу, лежала мертвая, выжженная земля. Песок спекся в стекловидную зеленую корку. Тридцатиметровая железная башня испарилась...
   Итальянец Ферми подошел к Гровсу.
   - Теперь-то война кончится! - воскликнул он.
   - Да, но только после того, как мы сбросим еще две бомбы на Японию, - жестко ответил Гровс.
   Роберт Оппенгеймер, скрестив на груди руки, молчаливо глядел на результаты своего труда. Журналист Лоуренс спросил его:
   - Роберт, что вы чувствовали во время взрыва?
   Оппенгеймер печально посмотрел на него и ответил фразой из священной книги индусов, называемой Бхагавад Гит:
   - Я становлюсь Смертью, Потрясателем миров...
   Но смертью становился не Оппенгеймер, а генерал Гровс. Ему поручили утвердить объекты для бомбардировки в Японии, потому что даже объединенная группа начальников штабов еще не знала о смертоносном оружии. Подрядчик-строитель начинал руководить атомной стратегией. Он остановился на четырех целях - японских городах Кокура, Хиросима, Киото и Ниигата.
   Военный министр Стимсон возразил по поводу Киото - ведь это центр древней японской культуры, вместилище исторических ценностей... Когда Стимсон был генерал-губернатором Филиппин, он посетил этот город, и Киото поразил его своими храмами, памятниками древней культуры...
   - Построят заново, - возразил подрядчик Гровс. - Киото стоит на открытом месте, занимает большую площадь, и это поможет нам лучше определить разрушительную силу бомбы!..
   Авиационный полк тяжелых бомбардировщиков давно уже перебазировали на остров Тиниан, заброшенный в просторах Тихого океана, откуда "летающие крепости" должны были взять курс на Японию.
   Бомбы отправили на быстроходном крейсере "Индианаполис", а недостающий урановый заряд дослали следом на самолете.
   Крейсер "Индианаполис", доставив секретный груз на остров Тиниан, повернул обратно и был торпедирован японской подводной лодкой. Погибла вся команда - больше тысячи человек. Две атомные бомбы - "Малыш" и "Толстяк", изготовленные в проклятом индейскими племенами Лос-Аламосе, уже несли людям гибель.
   Атомная смерть нависла над японскими островами...
   ФИНАЛ
   Эшелоны шли на восток... Война закончилась, и солдаты возвращались домой. Не на побывку - совсем. А очень многие еще продолжали служить в армии и тоже ехали на восток.
   Воинские эшелоны тесно стояли на полустанках. Узловые станции были забиты поездами, вобравшими в себя батальоны, полки, дивизии, целые армии с их громоздким хозяйством. Эти составы пропускали в первую очередь. Получив "зеленую улицу", они шли один за другим на пассажирской скорости.
   В теплушках, распахнутых настежь, открытых солнцу и теплому ветру, шли неторопливые солдатские разговоры, питаемые слухами самыми разными. Конечно, больше говорили о том, куда и зачем их везут. Не иначе - в Сибирь, может, на Дальний Восток. Там разгрузят, подержат, пока разъедутся старшие возрасты, потом демобилизуют и остальных. Если сразу распустить армию, получится столпотворение - ведь вся Россия была под ружьем, когда воевали с Гитлером. На душе было радостно - вон какого врага свалили! Теперь по домам... Но солдатам пришлось еще воевать...
   Полевой госпиталь, в котором работала Ирина Микулина, тоже перебрасывали на Дальний Восток. Куда - неизвестно. Ирина заведовала эпидемиологическим отделением, но только формально - за всю войну в их армии почти не было заболеваний по ее специальности. Поэтому с началом каждого наступления "эпидемичку" превращали в обычное хирургическое отделение. Войну Ирина провела на Северо-Западном фронте, сначала под Парфином на фанерном заводе, потом на Валдайских высотах, в Риге, под конец стояли в Рыбинске. Здесь и застал их приказ подготовиться к эвакуации госпиталя. Куда, зачем - не знали. Только указывалось: к такому-то сроку своим ходом прибыть на такую-то станцию. Времени дали неделю, и Ирина упросила начальника госпиталя отпустить ее ненадолго в Москву.
   Дома Ирина не была четыре года, мать, единственный человек, с которым она переписывалась, писала не часто. Остальных растеряла. В середине войны мелькнул где-то Юрий Ерохин и снова исчез. Мать писала: заходил Юрашка, расспрашивал, взял адрес. Но от Ерохина ничего не получила. Может быть, затерялось письмо. А может, его уже нет - война! Может быть, и Вадима давно нет в живых... Ирина самой себе не могла бы признаться, что ради него и поехала она в Москву.
   Остановилась Ирина на Оружейном переулке, у сестры покойного отчима. Полночи проговорили, а утром пошла в город, сказала - по разным делам.
   Пешком прошла к центру. Миновала один автомат, другой, все не решаясь снять трубку. Она на память заучила телефон Вадима, хранившийся давным-давно в записной книжке.
   Рядом с "Метрополем" телефонная будка была свободна. Ирина прикрыла за собой стеклянную дверь и, чтобы не передумать, быстро набрала номер.
   - Слушаю! - услышала она мужской голос.
   - Можно попросить кого-нибудь из Губановых?
   - Ирина!! Ты?!.. - Это был почти крик, радостный и удивленный.
   Она тоже узнала голос Вадима, какие-то секунды растерянно молчала.
   - Ирина!.. Ты где? Я сейчас тебя встречу! Я так хочу тебя видеть.
   - Я тоже, Вадим... Очень.
   - Давай встретимся сейчас на телеграфе.
   - Хорошо... А где там?
   - У окна, где выдают письма до востребования.
   - Я рядом здесь, приезжай.
   - Буду, буду через пятнадцать минут!..
   Он почти бежал ей навстречу. Двумя ладонями схватил протянутую руку.
   - Ирина!.. Как хорошо! Ты нашлась!..
   Вадим был в форме полковника. Он почти не изменился, был такой, как там, на вокзале, когда вышел из-за клумбы высоких цветов. Только на лице - от щеки к подбородку - появился глубокий шрам.
   - Куда мы пойдем? - спросила Ирина.
   - Куда угодно!.. Посидим в "Артистическом" кафе, а потом...
   - Потом я должна уезжать, Вадим. Я ведь в Москве проездом.
   - Так ведь я тоже проездом... Вот счастье!
   Было начало дня, почти все столики в кафе пустовали. Прошли в глубину зала.
   - Ну, рассказывай, Ирина!.. Ты все такая же... Скажи, куда ты исчезла?
   - Ты куда исчез? Я писала тебе до востребования письма, и они возвращались обратно... Не женился?
   - Некогда было, воевал, - отшутился Вадим. - Решил отложить свадьбу до пенсии. Теперь скоро... У нас война год за два считается... Я и не помню, когда жили без войны - то одна, то другая...
   - Год за два?.. А мне кажется, что каждый год надо считать за четверть века, не меньше. Для тех, кто пережил. Я столько насмотрелась, Вадим.
   - И все же теперь это в прошлом. Помнишь: "Еще не поздно все начать сначала, нас научила этому война"... Правда, Ирина, не поздно?
   - Не знаю, - задумчиво ответила она.
   Вадим рассказал, что он тоже получил назначение на Дальний Восток. Записал номер ее полевой почты, адрес матери.
   - Теперь не потеряешься!.. Ты знаешь, - признался он, - когда я бежал к телеграфу, я страшно боялся, что тебя там не найду... Боялся потерять еще раз.
   Через две недели Ирина была в Забайкалье. Вот когда пришлось ей поработать в своем эпидемиологическом отделении госпиталя! Поступил приказ: личному составу армии сделать профилактические прививки от инфекционных заболеваний, и в первую очередь от пастеурелла пестис легочной чумы, вспышки которой могут возникнуть на территории Северного Китая. Такой приказ разослали по всем дальневосточным армиям, которым предстояло вести боевые действия в Маньчжурии.
   Сразу же после испытания атомной бомбы Гровс подготовил приказ от имени генерального штаба Соединенных Штатов. Строитель-подрядчик уже составлял приказы главнокомандования!
   "509-й комплексный авиаполк доставляет первую специальную бомбу сразу же после 3 августа, как только позволят метеорологические условия, к одной из следующих целей: Хиросима, Кокура, Ниигата и Нагасаки. Для доставки военного и штатского научного персонала, который будет наблюдать и фиксировать результаты взрыва бомбы, выделяется дополнительный самолет, сопровождающий самолет-доставщик.
   Право распространения любой информации, касающейся использования этого вида оружия против Японии, имеют только военный министр и президент США..."
   Порт Нагасаки генерал Гровс включил только в последний момент, взамен древней японской столицы Киото. Гровсу доложили: в Нагасаки расположен большой лагерь английских и американских военнопленных. Если сбросить бомбу на этот город, они погибнут.
   - Будем бомбить, - безапелляционно заявил Гровс.
   Одержимый своей смертоносной идеей атомщик обрекал на атомную смерть сотни американских солдат и офицеров.
   Исходной базой для авиационного полка первоначально наметили остров Гуам, к тому времени уже отбитый у японцев американскими десантными войсками. Но Гровс изменил дислокацию полка тяжелых бомбардировщиков. Он предложил разместить их в другом месте - на тропическом островке Тиниан, с буйной растительностью, коралловыми рифами и пологими конусами потухших вулканов. Остров Тиниан расположен на сотню миль ближе к цели, чем остров Гуам. Это очень важно.
   Питеру Флемингу Тиниан напоминал Гавайские острова - так же далеко заброшенные в океане, с чудесными деревьями, дурманящими запахами цветов, зарослями бананов и сахарного тростника, с прозрачной синевой теплого моря. Райский уголок, который вскоре должен был сделаться исчадием ада. Но Пит ничего не знал, так же как и другие летчики авиационного полка. Они продолжали тренировки, бросали в океане бомбы странного вида, громоздкие, неуклюжие. Для них пришлось расширять бомбовые люки. Но взрывались они, как обычно, потому что снаряжены были нормальной взрывчаткой.
   В авиационном полку Пит сдружился с командиром своего воздушного корабля веселым парнем Клодом Изерли.
   За месяцы, проведенные в авиационной группе, они хорошо узнали друг друга. Клод был на несколько лет моложе Пита, но ему повезло - в двадцать пять лет он стал майором, командиром "летающей крепости", хотя не имел даже среднего образования. Это давало Клоду основание подшучивать над своими менее удачливыми товарищами.
   - В век повышенных скоростей, - рассуждал он, - не нужно долго протирать штаны за партой... Мы смыкаемся с пещерными людьми, только у нас вместо дубины взрывчатка и скорость. Разве не так? А зачем нужны знания пещерному человеку? Нажать гашетку - это труд обезьяны... Вот ты, - обращался Клод к кому-нибудь из приятелей, - ты закончил колледж и подвешиваешь бомбы, а я ничего не кончал и командую кораблем. И какая тебе разница - подвешиваешь ли "тыкву" или обычную фугаску. Кому же нужны твои знания?.. Давайте лучше выпьем, пещерные люди!
   Этому человеку, майору Изерли, выпала доля руководить атомным бомбовым ударом. Экипаж его самолета уже несколько раз летал в разведку к японским берегам. На задание ходили в одиночку, чтобы не привлекать внимания противника. Иногда бросали "тыквы", те самые неуклюжие бомбы, поступившие на вооружение авиационной группы. Перед экипажами ставили обязательное требование - бомбить с определенной высоты, днем и только совершенно определенные, видимые цели. Несколько городов, в том числе Хиросиму и Нагасаки, бомбить запрещалось. Летчики недоумевали, но подчинялись. Они не знали, что генерал Гровс решил не совершать налетов на обреченные города, чтобы не нарушить эффекта атомной бомбардировки. Жители радовались - боги хранят их от несчастий войны. Кругом падают бомбы, горят и рушатся города, а Хиросима стоит нетронутым цветущим оазисом...
   В ночь на шестое августа 1945 года бомбардировщик "Б-29" под командованием майора Изерли поднялся с острова Тиниан и взял курс на север к берегам Японии. Экипажу предстояло совершить путь в 2 320 километров до города Хиросима. Перед отлетом экипаж присутствовал на богослужении, молились за успех боевого рейса. Молебствие совершали перед другим самолетом - такой же "летающей крепостью", что стояла рядом на взлетной дорожке. На его борту была выведена надпись: "Энола Гэн" - имя и фамилия матери полковника Тиббетса, которому поручили доставить к цели специальную бомбу. В чрево самолета еще с вечера загрузили "тыкву", на этот раз снабженную атомным зарядом. Вот перед этой бомбой, как перед богом, католический священник и воздевал руки к небесам, моля о ниспослании удачи...
   Через несколько часов майор Клод Изерли благополучно достиг берегов Японии. Над Хиросимой было ясное небо. С высоты в десять тысяч метров были отчетливо видны улицы, городские кварталы, парки, блестевшая на солнце водная гладь каналов... Изерли поддерживал связь по радио с самолетом полковника Тиббетса. Командир авиационного полка шел сзади в сотне километров. Майор Изерли передал ему только одно слово: "Действуйте!" Это был сигнал - можно сбрасывать бомбу. Еще добавил: "Видимость отличная". - И повторил: "Действуйте!"
   Изерли повернул самолет на обратный курс. Свое задание он выполнил.
   Полковник Тиббетс, назвавший свою "летающую крепость" именем матери, Энолы Гэй, вел подробную запись в бортовом журнале, по часам и минутам. Он диктовал Парсонсу, отвечавшему за безотказное действие атомной бомбы:
   "6 августа 1945 года. 2 часа 45 минут.
   ("Старт", - записал он, как только самолет лег на курс.)
   3 часа 00 минут. Начата окончательная сборка устройства.
   (Было решено привести бомбу в готовность только в воздухе, чтобы избежать риска атомного взрыва при взлете.)
   6 часов 05 минут. Пройдя остров Иводзима, взяли курс на империю.
   7 часов 30 минут. Введены красные стержни взрывателя.
   7 часов 41 минута. Стали набирать заданную высоту. Согласно сообщениям майора Изерли, погода в районе цели благоприятная.
   8 часов 38 минут. Набрали высоту одиннадцать тысяч метров.
   8 часов 47 минут. Проверена исправность электронных взрывателей.
   9 часов 04 минуты. Идем прямо на запад.
   9 часов 09 минут. Видна цель - Хиросима.
   9 часов 15,5 минуты. Бомба сброшена".
   Полковник Тиббетс круто развернул самолет и со снижением начал удаляться от цели. Пока бомба падала почти десять тысяч метров, перед тем как взорваться, Самолет "Энола Гэй" успел отлететь в сторону километров на двадцать. Взрывная волна через пятьдесят секунд нагнала бомбардировщик и толкнула его в сторону. Громадная темно-серая туча атомным грибом нависла над городом.
   Самолет-наводчик майора Изерли был уже далеко от места взрыва, когда экипаж увидел мощную вспышку света. Пит Флеминг бросился к иллюминатору в хвостовой отсек. Позади них над Хиросимой висел клубящийся огненный шар, который через секунду превратился в пламенеющий столб дыма. Столб поднимался все выше, уперся в небосвод и, расплываясь, приобрел зловещую форму живого, шевелящегося гриба... Прильнув к стеклам, экипаж с ужасом глядел на результаты преступления, соучастниками которого они были.
   - Кажется, мы совершили дьявольское дело, ребята! - выдавил из себя потрясенный Клод Изерли.
   Самолет уходил все дальше от Хиросимы. Верхушка гриба отделилась от основания, превратилась в бурлящее облако, а столб дыма снова принял грибообразную форму. Бомбардировщик пролетел километров семьсот, а дымовой столб атомного взрыва все еще был виден в небе над японскими островами.
   В это время генерал Гровс играл в теннис. Он посадил к телефону, установленному на кортах, дежурного офицера и приказал ему через каждые пятнадцать минут докладывать - нет ли каких известий.
   Закончив игру, Гровс отправился с женой и дочерью обедать в армейский клуб. Сюда и передали ему первое сообщение: "Результаты полностью соответствуют расчетам. Полный успех. Видимые последствия больше, чем в Нью-Мексико".
   Прервав обед, Гровс поехал готовить отчет для президента Трумэна. В тот день президент Соединенных Штатов сделал заявление по радио, которое транслировали все американские станции.
   "Шестнадцать часов назад, - говорил Трумэн, - американский самолет сбросил атомную бомбу над городом Хиросима - важнейшей базой сухопутных войск в Японии. Сброшенная бомба обладает мощью, равной двадцати тысячам тонн тринитротолуола. Нанесенный удар дает нам невиданную в истории мощь..."
   Но американский президент говорил неправду - в Хиросиме не было двадцатипятитысячного войска, о чем сообщалось по радио. Гарнизон в Хиросиме насчитывал всего лишь два батальона японских солдат...
   В продолжение нескольких часов в Токио не знали о постигшей Хиросиму катастрофе. Только к вечеру этого дня в генеральном штабе получили странную телеграмму:
   "Город Хиросима в одно мгновение полностью уничтожен одной бомбой..."
   Это казалось непостижимым. Но дополнительные сведения подтверждали первое сообщение. Город Хиросима разрушен, продолжает гореть, пострадало сто пятьдесят тысяч жителей, половина из них убиты... На город сброшена атомная бомба.
   В генеральном штабе вспомнили об ученом Иосио Нисима, занимавшемся много лет проблемами ядерной физики. Его разыскали и глубокой ночью доставили в штаб.
   - Что вы можете сказать по этому поводу? - спросил начальник генерального штаба, ознакомив ученого с информацией, поступившей из Хиросимы.
   Даже среди низкорослых своих соотечественников Нисима отличался очень маленьким ростом. Он выглядел тщедушным и робким. Ученый всегда был в стороне от войны и политики. Теперь его просили спасти Японию. Лицо ученого стало пепельно-серым, когда он слушал начальника генерального штаба.
   - Да, очень возможно, что это правда, - непослушными побелевшими губами произнес он. - Вероятно, это действительно атомная бомба...
   - Сможете ли вы сделать нам такую же бомбу, ну хотя бы в течение полугода? Полгода мы смогли бы как-нибудь продержаться.
   - Нет, - отрицательно покачал головой Нисима, - для этого не хватит и шести лет. Прежде всего, у нас нет урана...
   - Но как же мы можем защитить себя от атомных ударов? Вы можете дать совет?
   - Совет? - горько усмехнулся Нисима. - Сбивайте каждый вражеский самолет, который только появится в японском небе. Что я могу вам еще посоветовать...
   Заседание дзусинов, всех бывших премьер-министров Японии, созвали в кабинете императора рядом с его библиотекой. Письменный стол убрали, и на месте императорского кресла возвышался трон Хирохито - сто двадцать четвертого императора страны Ямато. С высоты трона император взирал на сидящих перед ним советников с расстроенным лицом, слушал их разноречивые высказывания. Здесь были принц Коноэ, генерал Тодзио, Вакацуки, Окада, Хирото, действующий премьер Судзуки... Все, кто за эти годы стояли у власти. Со времени мукденского инцидента, когда правительство возглавлял генерал Танака, сменилось семнадцать кабинетов. Каждый из них нес свою долю ответственности за политику императорской Японии. Сейчас во дворце собрались все оставшиеся в живых бывшие премьеры, и император хотел выслушать их мнение.
   Две недели назад президент Соединенных Штатов Трумэн и премьер-министр Великобритании Черчилль опубликовали в Потсдаме декларацию, они требовали безоговорочной капитуляции Японии. Декларацию подписал еще и Чан Кай-ши, что особенно раздражало военные круги Японии. Ультиматум отклонили, но взрыв атомной бомбы в Хиросиме заставлял еще раз обсудить требования англосаксов.
   Лорд хранитель печати маркиз Кидо не был дзусином, но он взял слово первым. Кидо выразил глубочайшее соболезнование императору по поводу смерти принца Линчина, погибшего в Хиросиме, и сказал, что сейчас "не следует заставлять русских пить кипяток", то есть не надо их раздражать. Это позволит благополучно закончить войну на Тихом океане.
   Начальник генерального штаба генерал Умедзу, недавний командующий Квантунской армией, поддержал маркиза Кидо. Он считал, что атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, конечно, осложняет войну, но это событие еще не может решить ее исхода. Трумэн шантажирует Японию атомной бомбой. Умедзу доложил императору, что после капитуляции Германии Квантунская армия на границах Советской России перешла к оборонительной тактике. Должно пройти какое-то время, прежде чем империя снова вернется к плану "Кан Току-эн", к стратегическому продвижению на север, в пределы советских территорий на Дальнем Востоке; Если сейчас Квантунской армии не придется вести бои с советскими войсками в Маньчжурии, ее можно будет перебросить на острова Империи, и тогда неизвестно, смогут ли американцы одержать победу, несмотря на то что они обладают атомным оружием. Он добавил, что вооруженные силы Японии располагают сильнейшим бактериологическим оружием, которое не уступает по силе своего действия атомной бомбе. Квантунской армии даны указания готовиться к военным операциям большого масштаба в собственно Японии.