Кортес Донн. Ангел-истребитель

   Нет. Думать, как Гурман...

* * *

   К счастью для Джека, Гурман прострелил чужую голову.
   Когда тот закончил свою тираду, Джек уже знал, что за этим последует. Решив, что кулинарные пристрастия Гурмана не позволят ему выстрелить пленнику в лоб, он поднял голову Дорожного Патруля на уровень груди.
   От выстрела голова с силой ударила в его солнечное сплетение, повалив Джека навзничь. Внезапное движение рук стало мучением; ему очень хотелось закричать, но не хватило для этого воздуху.
   Он лежал на столе, гадая, цел ли еще череп Дорожного Патруля.
   Он лежал, гадая, сколько осталось жить ему самому.

* * *

   Гурман не стал тратить драгоценного времени на второй выстрел в пленника; быстро и тихо он выскользнул из кухни в мастерскую, испуганный и в то же время оживившийся. Патрон? Здесь?
   Пусть Джинн-Икс был создателем "Волчьих угодий", зато первенство Патрона было неоспоримо. Гурман, конечно, знал, что рано или поздно съест его, но...
   Он не был уверен, что готов к встрече. Ведь это же Патрон, господи ты боже мой. Его тщательно продуманные сценарии, внимание к мелочам, особая манера умножать атмосферу кошмара... все это – с нечеловечески точным расчетом. Если они с Джинном-Икс и вправду объединили усилия, тогда шансов на выживание у него почти не осталось.
   Вот только... Они явились сюда, на его территорию. Его угодья.
   Улыбаясь, он распахнул дверцу электрического щитка на стене мастерской и щелкнул тремя переключателями – теми, что были помечены красным.

* * *

   Никки слишком поздно вспомнила о том, что Гурман обожал ловушки.
   Ее внимание привлек громогласный "щелк!", прозвучавший в передней части ангара Стальной прут рухнул вниз и, угодив в специально для него предназначенный паз, перекрыл выход из зверинца. Верхний свет погас, вместо него ожил и замигал целый ряд цветных прожекторов за аквариумом с осьминогами. Помещение поочередно окрашивалось синим, красным, зеленым.
   И раздался звук. Ритмичная басовая пульсация, которую Никки почувствовала собственными костьми. Динамики, подвешенные где-то наверху.
   "Здравствуйте, – донесся бесплотный голос все из тех же динамиков. – Известно ли вам, что слоны могут общаться друг с другом на огромных расстояниях?"
   Ни с того ни с сего шимпанзе вдруг принялся кричать. Он издавал дикие, отчаянные вопли, душераздирающие и пугающие. Обезьяна начала метаться по клетке, со всей силы врезаясь в проволочную сетку и явно позабыв о собственной безопасности.
   "Они делают это при помощи ультранизких частот, неразличимых человеческим ухом. Французы ставили опыты над людьми, используя тот же тип волн, и обнаружили, что те вызывают широчайший спектр реакций: дезориентацию, тошноту, приступы тревоги и страха".
   Сердце Никки бешено стучало. Басовый пульс зазвучал тише и в то же время глубже – она впитывала его словно всем телом, не только ушами. Желудок панически сжался, заболела голова.
   "Разумеется, животные из отряда толстокожих более чувствительны к этим волнам. Я собственноручно провел несколько экспериментов. Когда интенсивность сигнала достигает определенного уровня, они становятся довольно активными. Чтобы понять, что бедные животные при этом чувствуют, представьте себе Вселенную, орущую что есть мочи прямо вам в мозг..."
   Слон снова затрубил, гораздо громче прежнего. Раздался щелчок, и Никки увидела, как с задней ноги животного свалился обруч, удерживавший его на месте. Слон, в чьих глазах горело безумие, неуклюже двинулся к ней.
   Никки сделала первое, что пришло ей в голову. Выстрелила в аквариум с осьминогами.
   Передняя стенка рухнула под напором воды, щупалец и битого стекла Никки уже бежала – не прочь от слона, а к нему. Она вильнула в сторону, пригнувшись под серой морщинистой дубинкой хобота, сделала кувырок вперед и завершила всю комбинацию отчаянным прыжком.
   Она оказалась на тюках с сеном как раз в тот миг, когда их достигла волна. Вода ударила в сено и потекла дальше – туда, где лежал обруч, свалившийся со слоновьей ноги.
   Он был прикреплен к стене тонким изолированным проводом.
   На какой-то миг Никки почудилось, что она ошиблась в своих расчетах. Слон повернул голову, рифленый канат мускулов потянулся к ее шее... и тогда раздался громкий треск, сопровождаемый оглушительным криком боли. Цветные лампы погасли, динамики отключились.
   Звук падающего слона был похож на звук, с которым водяной матрас вываливается с третьего этажа. Никки была права; обруч оказался электрическим, вода закоротила его. Разряд был достаточно мощным, чтобы обездвижить слона, но по его неровному дыханию Никки могла судить, что тот еще жив. Шимпанзе перестал вопить, псы – лаять; она надеялась, что не убила их, но так зверушки, по крайней мере, не достанутся на обед социопату. Никки слышала, как хлюпают по полу осьминоги.
   Она осторожно слезла с тюков, надеясь, что электричество не включится опять. Холодная вода сразу же промочила ей обувь. Стараясь не подходить близко к слоновьей туше, она вновь начала подбираться в темноте к той двери в дальней стене ангара.
   Одолев примерно половину пути, Никки услышала скрип дверных петель.

* * *

   Гурман слышал выстрел, электрический треск, рев слона и его падение. Затем наступила зловещая тишина Он догадался, что произошло: донельзя напуганный незваный гость, видя, что вот-вот будет раздавлен, от отчаяния выстрелил в слона и, промахнувшись, попал в аквариум. Единственный выстрел значил, что слон сразу же расправился со стрелявшим. Вода вывела из строя электрические системы, вырубила животных и опрокинула слона.
   Так. Придется потрудиться, чтобы определить на хранение нужные органы.
   Гурман быстро нащупал в темноте фонарик, но не стал сразу же включать его. Открыв дверь, он пригнулся и прошмыгнул внутрь. В одной руке револьвер, фонарик – в другой. Признаться, он не рассчитывал, что в ангаре осталась хоть одна живая душа (будь злоумышленников больше, прозвучало бы несколько выстрелов), но осторожность никому не повредит.
   Он скорчился в темноте, прислушиваясь.

* * *

   Никки старалась не шелохнуться. Подняв пистолет, она наставила его туда, где, как ей казалось, притаился Гурман. Она ждала.
   Вспыхнул свет.
   У Никки было достаточно времени, чтобы разглядеть самое главное: это не Джек. И тогда она стала стрелять.

* * *

   Пули вонзились в тело Гурмана. Отшатнувшись, он выронил револьвер и фонарик, успев напоследок подумать: почему включился свет? Потом он умер.
   В дверном проеме показался Джек, который встретил взгляд Никки с ледяным спокойствием.
   – Ты его убила, – сказал он. – Черт!
   И лишь тогда упал.

* * *

   Джек пришел в себя на диване. Огляделся по сторонам; похоже, он в трейлере.
   – Никки? – прокаркал он.
   Она вошла из кухни со стаканом воды. Попыталась вручить стакан Джеку, но тот не смог поднять руки. Поднеся воду к его губам, она напоила Джека сама.
   – Джек, – сказала она – Что за чертовщина тут творится?
   – Я расчувствовался. Гурман отследил мои подключения к сайту, вышел на мотель, устроил слежку. Привязался ко мне в городе.
   – Да? А как он упустил меня?
   – Он ничего не упустил. Решил, что ты – обычная проститутка, которую я собираюсь замочить... Он считал меня Джинном-Икс.
   – Каков гений. Впрочем, тебе от него здорово досталось.
   Джек опустил взгляд на свои пестрые руки в зеленых, багровых и желтых пятнах; они почти казались руками существа, прилетевшего с другой планеты.
   – Верно. Если бы не GPS-передатчик, то у меня в груди зияла бы еще и дыра от пули. На мое счастье, он спешил и не стал тратить времени на контрольный выстрел.
   – Ну, а я была бы сейчас размазней под слоновьими ногами, если бы не закоротила электрический поводок Джумбо. – Никки быстро пересказала, как ей удалось обезвредить слона. – Наверное, Гурман подвел к поводку электричество, чтобы шибать слона током всякий раз, когда тому вздумается пройтись... иначе провод ни за что не удержал бы его на месте.
   – Ошибаешься.
   – В смысле?
   – Детенышей слонов приковывают крепкими цепями... они пробуют их разорвать, но ничего не получается. Слоны взрослеют с мыслью, что убежать не выйдет. А люди меняют толстую цепь на тонкую, а потом и на простую веревку. Слон знает, что все попытки вырваться на волю ни к чему не приведут, а потому и не рыпается. Электрическим там был только замок. Гурман мог освободить слона на расстоянии.
   – Угу. Если подумать, я вообще ничего не знаю о слонах. Вот черт, я даже не видела тот детский фильм...
   Морщась от боли, Джек поднялся на ноги.
   – Пошли. Надо убраться отсюда.
   – Ты думаешь, сюда могут заявиться дружки Гурмана?
   – Нет. Сомневаюсь, что у него были друзья. – Джек протиснулся мимо Никки, направляясь к выходу.
   – Но... разве мы не должны порыться в его вещах, пока мы здесь? Поискать какие-то записи, трофеи...
   – Нет смысла. Все кончено.
   – Господи, Джек, ты не должен сейчас сдаваться.
   – Сдаваться? – Обернувшись, он уставился на Никки. – Нам нечего сдавать. Мы проиграли. Как ты не понимаешь? Теперь мы можем только запутать следствие: мы не сможем сделать ничего такого, чего бригада экспертов не сделала бы лучше. Я отправлю полицейским подборку файлов Гурмана из архива «Волчьих угодий» и буду уповать на то, что он был достаточно самонадеян, чтобы писать честно. Если нет, нам никогда не узнать всей правды. Ты поняла? Никогда не узнать.
   – А что мне оставалось делать, Джек? Позволить этому засранцу пристрелить меня?
   – Нет. Тебе оставалось выполнить свою работу.
   – Да что ты? Сложная задача, если твой партнер вдруг исчезает посреди долбаной ночи.
   – Я не исчез бы, если б ты не полезла мне в душу...
   – Ты запутался сам в себе! Кому-то ведь надо было прочистить тебе башку, и никто из твоих дружков-убийц не спешил на помощь!
   – Мои дружки, – сказал Джек, – сообщают мне все, что необходимо. Не более того.
   Боль была адской, но Джек заставил себя схватиться за ручку двери и повернуть ее. Выйдя под безжалостное солнце Невады, он подумал: мне повезло остаться в живых.
   Он почти верил этому.

* * *

   Они уничтожили как можно больше следов своего пребывания на участке, хотя снова войти в зверинец не отважились. Никки слышала, как бродит внутри слон, и сомневалась, что тот пребывает в прекрасном настроении. Вместо этого они взломали заднюю дверь, чтобы забрать обломки GPS-передатчика.
   – А как насчет головы Дорожного Патруля? – спросила Никки. – Того, что от нее осталось...
   – Брось, – сказал Джек. – Когда мы заберем коробку, власти решат, что он – просто очередная жертва.
   – Когда эта история попадет в газеты – с чертовым слоном и всем прочим, – Патрон догадается о том, что произошло, – сокрушалась Никки.
   – Да. Отныне "Волчьи угодья" – только он да я...
   На арендованной Никки машине они вернулись в Рено. По дороге почти не разговаривали. Добравшись до мотеля, Джек принял сразу четыре таблетки болеутолителя и, обессиленный, рухнул на одну из кроватей. Не прошло и минуты, как он уже спал.
   Когда он проснулся, Никки рядом не было.

* * *

   Дорогой Джек,
   я жизнь тебе спасла, скотина.
   Ты, конечно, много раз спасал мою – но я хотя бы говорила «спасибо», когда ты не позволял очередному маньяку распотрошить меня, как рыбешку. Теперь мы квиты, но ты чем-то недоволен.
   Джек, я больше так не могу.
   Я все еще верю в то, чем мы занимались. Правда. Кто-то может сказать, что мы спятили, что мы сильно рискуем, что рано или поздно нас поймают. Чихать я на это хотела. Я знаю, мы многого достигли, мы спасли десятки людей, а других избавили от страданий, очень многим вернули вкус к жизни.
   У меня рука не поднимается написать такое, Джек. Я ухожу, потому что больше тебе не верю.
   Ты стремишься к поражению. Я уже видела этот взгляд раньше, у других людей с улицы: они просто перестают верить во что-то, кроме смерти. Они знают, смерть уже рядом, но им хочется, чтобы она пришла поскорее.
   Я не хочу умирать. Очень долго я вообще не знала, чего мне хочется... может, и теперь еще толком не знаю... но этого я определенно не хочу. Я пыталась поговорить с тобой, но ты не слышишь. Вряд ли это письмо что-то изменит.
   Прости меня, Джек. Надеюсь, ты способен угонять, что калечишь себя, даже если не готов это признать. Делай, что считаешь нужным, не мне тебя судить. Желаю удачи.
   Никки

Часть третья
Реакция критики

   ...Там ты воздвигнешь алтари и крылья развернешь, И слову одному сто тысяч мук найдешь...

Джон Драйден. «Королева-девственница»

Глава 11

   Чарли Холлоуэй стоял на крыше своей галереи и смотрел ввысь. Октябрьский день близился к вечеру, было уже около пяти часов, и серое небо над Ванкувером усыпали тысячи черных штрихов. Вороны, летящие на юго-восток, в трущобы Барнэби, куда они привычно направляются на исходе дня. Чарли знал, порой о воронах говорят: "их было убийственно много". Интересно, как бы вы назвали вот это? "Резней"? "Холокостом"?
   Еще несколько минут Чарли наблюдал за тем, как мимо проносились, в попытке опередить падавшее за горизонт солнце, отставшие вороны, а потом снова выбрался на пожарную лестницу и спустился в аллею. Его ассистент Фальми стоял, прислонившись к стене у распахнутой двери черного выхода, покуривая ароматизированную гвоздикой сигарету. Сегодня его готический прикид особенно вычурен: торчащие пучки черных волос благодаря какому-то колдовскому лаку превращены в твердые шипы, каждый сантиметр открытой кожи отливает мертвенной белизной, а в носу, в бровях и в нижней губе блестят колечки или серьги. Джинсы в обтяжку сшиты из черного латекса, а блуза – из лохматых обрезков ярко-оранжевого промышленного пластика. В соски и пупок продеты серебряные гантельки. Черные ботинки на высоком каблуке аккуратно зашнурованы до колена. На правом предплечье красуется свежая татуировка – обнаженная женщина, распростершаяся на оскаленном клыкастом черепе.
   – А ворон-то и отсюда видать, – заметил Фальми своим тонким голосом.
   – Да, но отсюда не видно, как они заполняют все небо, – объяснил Чарли. – Пространство, перспектива – вот это мне по душе.
   – Доходы да нажива, вот что тебе по душе, – не согласился Фальми. Он выронил из пальцев гвоздичную сигарету и тщательно растоптал ее толстой подошвой ботинка.
   Чарли хохотнул. Фальми прекрасно знал, что Чарли держит его при себе ради имиджа, а язвительность в этот имидж входила.
   – Все готово? – спросил Чарли, когда они зашли внутрь.
   – Уже заканчивают расставлять съестное, – ответил Фальми. – Можно начинать.
   Чарли суетился, проверял последние мелочи. Он ожидал, что на сегодняшний фуршет по случаю открытия выставки явится цвет бомонда и множество журналистов; эту публику следовало вволю накормить, чтобы настроить ее поблагодушнее.
   В парадную дверь постучали.
   – Мы еще не открыты, – объявил Чарли, подходя к стеклу. Стоявший по ту сторону мужчина с затуманенным взором и недельной щетиной на подбородке выглядел неряшливо. Видимо, бродяга, пришедший в надежде урвать пару бесплатных бутербродов и стаканчик вина...
   И тогда Чарли узнал его.
   – Бог ты мой! – сказал он. – Джек?
   Быстренько отперев дверь, он приоткрыл ее.
   – Привет, Чарли, – поздоровался Джек. – Найдется минутка-другая для старого клиента?
   – Конечно-конечно, – сказал Чарли. – У нас тут открытие, но оно еще только через час, и до тех пор мне нечем заняться.
   Джек вошел внутрь. Чарли подумал, что он ужасно выглядит, но вслух этого не сказал. Он знал, через какие потрясения прошел Джек.
   – Давненько от тебя не было вестей, – сказал Чарли. – Как идут дела?
   – Признаться, не очень хорошо. Я вроде как... скитался.
   Чарли закивал.
   – Ну да. Давай-ка мы с тобой присядем, выпьем вина, поделимся новостями. У Фальми все под контролем.
   Джек перевел взгляд на секретаря и помощника Чарли, который одарил его ответным взглядом, окрашенным то ли радушной, то ли презрительной ухмылкой.
   – Давай, – согласился Джек. – Звучит заманчиво.
   Чарли провел его в галерею. Фуршетный стол вдоль одной из стен был уставлен деликатесами: копченые устрицы, пате, жареная во фритюре восточноиндийская пакора. Проходя мимо бара, Чарли кивнул бармену и прихватил бутылку красного вина и два бокала.
   – Открой еще одну, Пауло, пусть подышит, – сказал Чарли. – Это для нас.
   Размашистым шагом Чарли углубился в галерею и присел на краешек обитого темно-зеленым бархатом дивана в форме полумесяца Джек сел напротив. Между ними стоял небольшой столик со столешницей в виде звезды из травленого металла; поставив на него бокалы, Чарли разлил вино им обоим.
   – Ты все здесь обновил, – заметил Джек.
   – Дела идут неплохо, – ответил ему Чарли. – Мы сейчас выставляем местного художника, но я прочу ему большое будущее.
   Оглядевшись вокруг, Джек кивнул. Постарался улыбнуться, но это было все равно что сражаться с волной, рвущейся прочь от берега; улыбка застыла на губах, а затем впиталась в кожу, слишком вымученная, чтобы достичь глаз.
   – А ты? – тихо спросил Чарли. – Чем ты занимался?
   Джек уставился ему в глаза. Открыл рот, захлопнул снова. Опустил взгляд на руки, безжизненно лежащие на коленях.
   – Проводил одно исследование.
   Чарли усмехнулся. У них с Джеком это было старой шуткой: Джек вечно заявлял, что, поскольку каждый аспект жизни так или иначе влияет на творчество, художнику следует позволить списывать все траты на "исследовательские издержки".
   – Надеюсь, ты сберег чеки?
   – Э... да. – Казалось, вопрос сбил Джека с толку, словно легкая светская беседа была чужим для него языком, который он перестал понимать. Теперь он не сводил с собеседника невыразительного, безучастного взгляда.
   Чарли пригубил вино.
   – О чем же ты хотел со мной поговорить?
   – Да так, ни о чем. Я просто... – Умолк на полуслове.
   – Что "просто", Джек?
   – Я просто хотел... наладить старые связи. – Джек сделал глоток из бокала – Понимаешь?
   Под притворной небрежностью вопроса Чарли расслышал мольбу.
   – Еще бы, Джек. Ты же знаешь, тебе здесь всегда рады. Прости мое любопытство, но...
   Джек поднял ладонь, останавливая его.
   – Прошу тебя, Чарли. Не надо вопросов, не сейчас. В последнее время их было слишком много...
   Довольно странное замечание, но Чарли промолчал. Он заметил, что Фальми пытается привлечь его внимание посредством выгнутой брови и выразительного взгляда.
   – Подожди секунду... Кажется, мой юный протеже немного растерян. – Поставив бокал на стол, Чарли поднялся на ноги. – Сейчас вернусь.
   – Конечно, – сказал Джек.
   Уверенности в его голосе не было.

* * *

   Никки сама не понимала, почему вернулась в Ванкувер. На Западном побережье Канады октябрь – месяц холодный и дождливый; лучше было остаться в Неваде или уехать в Калифорнию.
   Но настроение у Никки вовсе не было солнечным; видимо, поэтому она остановила свой выбор на Ванкувере.
   Она подыскала себе приличное жилье в Китцилано, всего в нескольких кварталах от пляжа. Тем же простором и новизной, какими отличалось ее последнее городское пристанище, новая квартира похвастать не могла, ведь у Никки уже не было прежних фондов. Она сама не знала пока, захочет ли вернуться на улицу. Если окажется, что прежнее ремесло опротивело ей окончательно, Никки придется привыкать к совершенно новому жизненному стилю; нет, к новой жизни.
   Ее это вполне устраивало. Последние два с половиной года, которые она провела с Джеком, изменили ее взгляды; все те занятия, что раньше заполняли ее свободное время, теперь казались бессмысленными. Она купила спальный футон и кое-какую кухонную утварь, но не потрудилась выбрать телевизор или стереосистему.
   Итак, чем же она будет заниматься?
   Никки подолгу бегала вдоль кромки пляжа, размышляя об этом. Свои пробежки она совершала на рассвете, когда пляж пустовал; она бежала, а дождь и холодные ветры с океана хлестали ее по лицу; она бежала, пока боль не сковывала легкие, а ноги не начинали гудеть от усталости. Бегая, Никки старалась ни о чем не думать, но порой терпела неудачу. Салли, Джанет и все прочие жертвы, с которыми она была знакома, одна за другой возникали в ее мыслях, подобно обломкам кораблекрушения, вымываемым на сушу. Она думала обо всех тех девушках, чью жизнь им с Джеком удалось спасти, – всех тех, кого они даже не встречали, и задавалась вопросом: удалось ли им изменить хоть что-то или же все "спасенные" в любом случае обречены покончить с собой или умереть от передозы?Быть унесенными в море в одиночку, никем не оплаканными?
   Ответа на этот вопрос она не знала. И продолжала бежать.

* * *

   Чарли удалился в подсобку вместе с Фальми. Джек сидел и пил вино, а когда бокал опустел, он налил себе другой. Руки еще ныли, но за те несколько недель, что прошли после его возвращения из Невады, синяки заметно побледнели.
   Он уже не знал, правильно ли сделал, что явился на открытие выставки. То есть он помнил, зачем пришел, но не был уверен, что задуманное удастся осуществить. Его прошлая, мирская жизнь теперь казалась сном, приснившимся кому-то другому, в какой-то иной реальности. Жена, ребенок, карьера – просто блестящая грунтовка, которую счистили, чтобы обнажить холодную стальную поверхность. Пытаться вернуть себе ту, прошлую, жизнь так же бесполезно, как и швырять камни в грозовые тучи.
   Но часть той жизни все еще была рядом, она все еще жила. Тот же Чарли. Он из тех редких людей, которые действительно слушают то, что им говорят. Джек всегда восхищался тем, как твердо Чарли стоит на ногах, как много знает об окружающем мире. Как раз это и делало его таким прекрасным агентом.
   Когда его бросила Никки, Джек уже не знал, что делать дальше Он прибыл в аэропорт, не имея представления, куда лететь; в итоге решил вернуться в Портленд – но лишь затем, чтобы забрать компьютерное оборудование. Вещей Никки там уже не оказалось.
   А потом, неожиданно для себя самого, он оказался в Ванкувере.
   Джек не бывал здесь ни разу после своего первого "допроса с пристрастием", своего первого убийства. Он давным-давно продал дом, вынес из студии имущество; здесь не оставалось ничего, кроме воспоминаний.
   Именно за этим он и пришел. Джек должен был понять, остается ли он по-прежнему человеком, а воспоминания – самая человеческая черта из всех, что в нем еще сохранились.
   Посидев еще немного, он поднялся на ноги и прошел по галерее, рассматривая экспонаты. Художника звали Ранжит Фиарра, и он работал в разных техниках: занимался фотоколлажами, скульптурой, писал маслом. Его работы в основном сводились к бесплотным, многократно наложенным друг на друга образам ангелов и солнечных затмений на фоне тщательно отполированного металла или экзотических пород дерева Довольно мило, но Джеку они казались неглубокими и безопасными, как детский надувной бассейн.
   Он не посещал "Волчьих угодий" со времен невадской истории. Джек не сомневался, что Патрон засыпет его насмешками, даст понять, что все случившееся произошло по его, Джека, вине. Патрон солгал, уверяя, что Гурман – его "второе "я"". Невзирая на всю похвальбу, Гурман попросту не был достаточно умен, чтобы оказаться Патроном.
   Значит, в Стае остался один Патрон. Заманить его в ловушку не выйдет – а без помощи Никки Джек вообще не мог охотиться. Если ему суждено бросить свое занятие, сейчас самое время.
   Если только есть куда возвращаться.
   Он разглядывал большую чашу, покрытую темно-синей глазурью и инкрустированную фотографиями тропических рыб и разрядов молнии. Легко провел пальцем по гладкому, плавно выгнутому ободку, постарался вообразить, что чувствовал Фиарра, работая над чашей. Быть может, это напоминание об отпуске, проведенном в тропиках? Океанская лазурь, блеск рыбьих стаек, внезапный треск расколовшегося надвое неба?
   За спиной запыхтел Чарли.
   – Извини, Джек. Последние приготовления, сам понимаешь, что это такое. Я сейчас распахну двери, но, если хочешь, оставайся. Поболтали бы еще немного.
   – Спасибо, – сказал Джек. – Останусь, наверное.
   Люди начали просачиваться внутрь. Джек заметил, что самыми первыми обычно входили одиночки; он решил, что им просто некуда больше податься. Затем начали прибывать парочки и, наконец, группы из трех или более человек, кучки друзей, встретившихся, вероятно, чуть раньше, за выпивкой или ужином. Здесь были все, кто обычно посещал открытия: безупречно одетый мужчина в возрасте, с седой шевелюрой, который с предельным вниманием рассматривал экспонаты; угрюмые с виду женщины с угловатыми фигурами, в деловых костюмах и коже; юноши и девушки в диких нарядах, с вызывающими прическами, со странным блеском в глазах.
   Все было таким знакомым. Джеку вспомнилось, как в последний раз открывали его собственную выставку: Джанин следила, чтобы ничей бокал не пустовал, сам Джек нервно наворачивал круги по залу и старался быть обаятельным. Все было совсем как сегодня – этот водоворот цвета, голосов и музыки; легкий джаз играл в динамиках стоявшего в углу "бумбокса", люди смеялись, разговаривали, обменивались впечатлениями, прихлебывали вино и угощались суши.
   Все было таким нормальным.
   Наполнив вином очередной бокал, Джек обошел выставочный зал. Ему встретилось несколько людей, с которыми он был знаком, но из хорошо знакомых – никого; Джек улыбался им, кивал и шел дальше.