Сухоручко усмехнулся, - еще не значит участвовать в преступной деятельности. Тем более кое-кто настоятельно попросил не беспокоить заслуженного человека. У него и так большая потеря...
   - Что они имели в виду? - спросил Эдгар. - Потерю машины или любовницы?
   Сухоручко пожал плечами.
   - Странную подробность сейчас вспомнил, - сказал я. - Помните мою аварию на шоссе? Когда "Мерседес" меня обогнал, за минуту до столкновения я заметил - у него уже было помято крыло. И именно этим крылом он врезался в "Запорожец".
   - Любопытно, - Сухоручко прищурился и поправил очки.
   По документам "Мерседес" попадал только в одну аварию - ту самую, в которой участвовали и вы.
   - Искусственная была авария. Мне показалось, словно специально подстроенная.
   - Какие могут быть причины, чтобы таким образом скрыть первоначальную вмятину на крыле? - Сухоручко задумался. - Скажем, за этой вмятиной числится наезд. Положим. А по всему выходит, что так, - Бессонов убит. Сделал это Барин, то есть Афанасьева, в одиночку, без свидетелей. Как может хрупкая женщина справиться с мужиком? Быстро и без шума? Наезд. Собаку он выгуливал на пустыре, а для этого надо пройти сотню метров по дороге от дома. Вы ведь не шарахаетесь сразу в
   сторону, если слышите, что сзади едет машина? Не трамвай,
   объедет... А для нее - руль чуть в сторону, удар - и все кончено.
   Если так, то труп спрятан где-то поблизости. Нам бы его найти.
   Тогда можно установить, как погиб человек. И если замешана машина, то какая. - Сухоручко загибал пальцы. - И если это "Мерседес" Васнецова, то хозяина можно будет потревожить независимо от спортивного календаря нашей мэрии. Вдруг это и окажется та самая ниточка, которая поведет нас дальше? Подножие новой пирамиды?
   - Марина, убийство... - я замотал головой, - Распространение наркотиков куда ни шло...
   - Узнаете? - говорит вдруг Сухоручко, доставая из кармана целлофановый пакет, в котором лежит женский носовой платок.
   - Да... Я такой же нашел в кладовке в доме Бессонова...
   - Этот - из того же комплекта. Найден в вещах
   Афанасьевой.
   - Значит, ее... Значит, она пряталась в доме? .. Следила? ..
   - Да. Случайность. Потеряла платок, а вы его нашли. И предложили ей вытереть сопли этим платочком. Совпадение. Такое бывает чаще, чем нам кажется. А она подумала, что вы ее вычислили и теперь проверяете. Может, виду она и не подала - прекрасная была актриса, но судьбу вашу уже тогда решила. Не сунься вы в гараж - вас бы просто где-нибудь подловили. Не сегодня, так завтра.
   - Нет, - сказал я и вспомнил тот вечер, - не может быть. А кто... Если вы уж все знаете - кто выл под окнами? Жуткое дело, скажу вам, как выл.
   - Открою секрет, - Сухоручко наклонился вперед, а мы,
   инстинктивно, ему навстречу, - в саду бродил призрак. Можете
   смеяться сколько угодно, вы оба мне нравитесь, потому не
   обижусь. Это был призрак, призрак убийства. Человеческие
   отношения только с виду нематериальные. Вроде как свет, если
   человек - пламя свечи. Но зажгите свечи в темной комнате - и
   увидите, какие узоры рождает на стене тень. Эти узоры и есть
   призраки. Каждое наше действие порождает призрак, чем оно
   контрастнее, тем сильнее призрак. А что может быть сильнее,
   отличнее от естества, чем убийство себе подобного? Призрак
   преступления... Мы называем их по-разному - совесть, страх...
   Нет. Это они, призраки, терзают нас. Они мешают всем, даже тем, которые вроде ни при чем. Древние не забивали себе голову аминокислотами и сверхпроводимостью, потому видели все это.
   Для них преступление порождало вурдалаков, оборотней, и прочую нечисть.
   - Вы случайно не колетесь? - с улыбкой спросил Эдгар.
   - Не колюсь, - он подмигнул, - и не псих. Считайте, что просто пошутил.
   Я поднялся:
   - Пора в дорогу. С вами хорошо, как говорится, но... Когда понадоблюсь, вы знаете мой адрес, - я пожал руку Сухоручко.
   - Последнее напутствие, - он задержал мою ладонь.
   Простите, если оно не очень радужное. Вы ввязались в скверную историю, из таких сухими редко выходят. Свидетель вы для нас ценный, в этом-то вся и штука. Следствие продолжается, и неизвестно езде, к кому оно выведет. Неизвестно, кому еще мимоходом наступили на мозоль. У вас редкие к этому способности. Поэтому будьте осторожны. Эти ребята очень
   любят обрубать концы. Хотя бы для того, чтобы другим неповадно было...
   Он повернулся и стал уходить, седеющий, как-то ссутулившийся за последнее время. Я смотрел ему вслед и почему-то захотел окликнуть.
   - Пойдем, - Эдгар тронул меня за рукав, - слякотно. Подбросишь до института?
   Уже в машине он сказал:
   - У Сухоручко неприятности. Сегодня утром избили его жену. В подъезде, когда она шла на работу. И это были не призраки. Наверное, кто-то из бывших его клиентов. А может, из будущих. Сейчас она в больнице.
   * * *
   Прощание получилось грустным.
   В этом городе у меня осталось еще одно дело. На сей раз последнее.
   Я притормозил возле дома с резными наличниками. Вы, наверное, уже забыли про старушку? Я о ней помнил все время...
   - Уже уезжаете? - спросила она.
   - Да, пора. Как ваши кошки?
   - Мрут, бедненькие. Кто-то рассыпает отраву.
   - Вот живодеры.
   - А еще я нашла новый капкан на пустыре. Все, наверное, из-за пса.
   - Какого?
   - Бегает тут один. Небольшой, черный, курносый такой.
   Породистый вроде. Хороший с виду пес. Но воет как по ночам - волосы дыбом встают. Страшно воет. Лежит на асфальте и воет. И всегда на одном и том же месте лежит. Словно есть там что-то, под асфальтом. А взгляд - как у человека... Наверное, мешает это кому-то, спать не дает...
   - Пес? - я вздрогнул.
   В четверг Бессонов вышел прогулять собаку. И больше не вернулся. Всегда найдется свидетель. Нас слишком много на этой планете...
   Я стиснул зубы.
   - А скажите... Давно в том месте асфальт положили?
   - В пятницу. Я ведь редко дальше двора хожу, а тут как раз за электричество платить. Там гравий насыпали - еле выбралась.
   - Вот что, - я достал сложенный вчетверо листок с телефоном Сухоручко. Позвоните этому человеку. И все расскажите. Как мне сейчас. Думаю, ему будет интересно узнать, что там, под асфальтом.
   - Вы уверены?
   - И попросите его передать одному нашему общему знакомому, чтобы тот не оставлял без присмотра яд, которым травит приблудных крыс. Могут пострадать кошки, которые ни при чем.
   - Странное вы что-то говорите. Но раз просите - так и передам.
   Она вдруг грустно улыбнулась:
   - Очень жаль, что вы уезжаете. Я слишком стара, чтобы надеяться вас снова увидеть. А вы мне кого-то напоминаете, только не вспомню кого. Это давно было. Лет шестьдесят назад.
   Смешно, верно? Старая забывчивая мегера. Не старайтесь дожить до дряхлости. Поверьте, в этом нет ничего радостного...
   Она снова улыбнулась, и мне показалось, что из-под паутины морщин, вставных зубов и седых волос, из-под крылышек серой моли выглянула на мгновение молодая женщина с глазами, как две звезды.
   Потом звезды померкли.
   - Попробую, - пообещал я и вернулся к машине.
   * * *
   Денек был серый, и серое небо, казалось, вот-вот - и раздавит землю. Я еду и думаю о том, что тот, кто ставил капканы на рыжего пса, наверняка имеет и хорошее охотничье ружье. Что ему стоит выстрелить в мчащуюся по пустому шоссе машину? Ровным счетом ничего. Даже если водитель не будет убит сразу, он наверняка во что-нибудь врежется.
   Но все же меня сейчас заботит не это. Я достаю диктофон и решаю вспомнить события последних дней. Так, мысли вслух, отрывки как обрывки.
   Вспомнить все, с самого начала.
   Я еду спокойно, даже не обращаю внимания на своих спутников. По-мальчишески курит, стряхивая пепел прямо на пол, хорошенькая медсестра. Светловолосая девушка с тонким и нервным лицом сосредоточенно смотрит в окно. Почему-то тут же сидит Сухоручко и парень по кличке Гвоздь. Моя спутница, прекрасная и гордая, снова рядом, как во снах. Мы соприкасаемся плечами. Я знаю, что с ней уже ничего не случится, ведь главный поворот позади. Было тут и еще несколько человек, но я уже стал забывать их лица...
   Я притормозил у обочины, потому что глаза жгли слезы.
   Мимо проехала машина "Скорой помощи", и врач, сидевший рядом с водителем, посмотрел в мою сторону. Но какое ему было дело до плачущего мужчины, ведь ждали дела поважнее.
   Я снова завел мотор, и дальше машина шла все время в гору. Машина была так перегружена, что приходилось переходить на первую скорость. А это неминуемо увеличивало расход горючего, которого должно было хватить на весь рейс.
   Облака стали редеть, и надо мной вдруг раскрылись голубые хрустальные своды.
   Вот, собственно, и все.