Страница:
и старался не думать о том, что где-то совсем рядом лежит труп
девушки, с которой я только вчера танцевал.
- Что мне удалось узнать, - Эдгар положил руки на стол, - она выбросилась из окна в шесть утра. Кто-то из соседей вызвал "скорую". Тяжелая травма черепа, позвоночника... Она очень искалечилась.
- А травма черепа... в каком месте?
- Что?
- Эдгар удивленно посмотрел на меня.
- Ах да, ты об этом... Лицо тоже изуродовано... Хотя, какая теперь разница? Вскрытие будет завтра. Конечно, кровь для анализа уже взяли... Ты меня не слушаешь?
- Засасывает, как в болото. И самое смешное - нет выбора... Мне его не оставили.
- Послушай моего совета, - Эдгар почесал переносицу. - Уезжай...
- Отвяжись ты... Лучше скажи, можно сейчас установить - не была ли она под действием наркотиков?
- Довольно приблизительно можно.
- Попробуй, а?
- Хорошо, подожди меня здесь.
Я допил остывший кофе. Ощущение было такое, что я еще не проснулся. Вещи вокруг меняли свои очертания, и время буксовало на месте. Я закрыл глаза и откинулся на стуле, весь уйдя в назойливый гул, который преследует меня с утра. Гул рождается где-то в затылке и, вибрируя, растекается по всему телу. Казалось, я слышу ток крови в жилах. Когда вернулся Эдгар, мне
немного полегчало.
- Пойдем, - сказал он, - в мой зверинец.
Я нехотя поднялся и пошел следом в соседнее помещение.
- Мне нужна мышь, - Эдгар зачем-то подмигнул.
- Мышь?
- Вот именно, - наконец он выбрал одну и, протянув ее мне за хвост попросил. - Подержи, пожалуйста.
Я без особого энтузиазма выполнил. Он достал из кармана шприц и впрыснул ей несколько капель темной жидкости.
- Бросай сюда, - Эдгар показал шприцем на пустой маленький аквариум.
Мышь забегала вдоль стенок.
- Что ты ей ввел?
- Кровь. Кровь погибшей. Утром законсервировали. Для экспертизы.
Меня это покоробило.
Мышь продолжала носиться по аквариуму.
- Зачем?
- Это проба на морфий. Кури, если хочешь.
Мы помолчали. Мышь не успокаивалась.
- А что будет? - спросил я.
- Если в крови морфий, мышь сейчас околеет.
- Вроде не собирается?
- В том-то и дело, - Эдгар задумчиво склонился над аквариумом.
Скрипнула дверь. Мы обернулись, и я невольно улыбнулся. После истории с вахтером я стал относиться к лаборантке Марине значительно лучше.
- Не помешаю? - она посмотрела на меня.
- Отнюдь, - Эдгар слегка расправил плечи. - Только в выходной могли бы отдыхать. Мне вовсе не хочется, чтобы меня считали эксплуататором.
- Просто забыла записную книжку. А она мне срочно нужна, - легкий поворот головы.
- А может... Нет, конечно... -, мой товарищ замялся.
- Раз я вам не нужна, - лаборантка подошла поближе к аквариуму с мышью и заглянула в него, - то пойду?
- Ну конечно, - Эдгар кивнул.
Она скользнула к двери и вышла. Дальше случилось невероятное. Мы оба вдруг оказались возле двери, словно она протащила нас следом за собой на поводке.
- Вот видишь, - сказал Эдгар, грустно улыбнувшись. - И как это получается, до сих пор не пойму.
- Ведьма, наверное? - предположил я.
- Что? А пожалуй, - согласился друг.
Мышь как ни в чем не бывало продолжала бегать. Может, только чуть медленнее.
- Значит, перед гибелью Громова не принимала морфий? - я посмотрел на Эдгара.
- Не в том дело, - он подошел к окну. - В организме наркомана морфий присутствует всегда. Иначе начнутся явления абстиненции...
- А по-русски?
- Ну, наркотического голода, понимаешь? У наркомана быстро возникает привыкание к препаратам, и он должен постоянно увеличивать дозу. Без морфина организм просто не может
функционировать. А пока мы наблюдаем полное отсутствие морфия.
Или почти полное...
- Ты уверен, что она употребляла именно морфий?
- Я видел ампулы.
- Ну, в ампулах может быть, что угодно. Когда я работал в Боткинской, у нас поймали медсестру... Она отламывала кончик ампулы, выкачивала из нее шприцем морфий, вместо него - димедрол. И потом на спичке снова запаивала ампулу, так что следа не оставалось. Сам не видел, но рассказывали.
Мышь присела в углу и внимательно слушала Эдгара, не отрывая от него бусинок глаз.
- Все равно не та картина, - Эд мотнул головой. - Где ампулы, которые ты перехватил?
- В номере гостиницы.
- Тогда быстро - туда и обратно. Проверим, что в них.
Когда я выходил из лаборатории, Эдгар склонился над аквариумом и о чем-то говорил с мышью.
Вахтер кивнул мне, как старому знакомому. Но до самых дверей я чувствовал на себе его взгляд...
* * *
Я взял у администратора ключи и поднялся в свой номер.
В голове была путаница. Выпрыгнула ли девушка из окна сама, или же ее сбросили оттуда? И если сбросили, то что с ней сделали перед этим? Установить это может только экспертиза, но вряд ли Сухоручко поделится со мной ее результатами. Если не будет на то веских причин. Если не будет... И почему анализ,
который только что сделал Эдгар, оказался отрицательным?
Я открыл дверь и сначала прошел в ванную, выпил воды из-под крана. Саднило горло, и я боялся, что простудился. Аптечка осталась в машине.
В комнате во время моего отсутствия подмели пол и поменяли воду в графине. Я это сразу заметил. Открыл шкаф и достал сумку. В боковой карман я вчера положил ампулы. Расстегиваю молнию и делаю немаловажное открытие. Карман пуст.
Машинально открываю другие отделения сумки - там я храню всякие мелочи: запасную зажигалку "Zippo", фляжку с отличным бурбоном, фотоаппарат, диктофон размером с пачку сигарет. Вещи достаточно привлекательные для мелкого воришки, но они в полной сохранности.
Я снова и снова проверяю содержимое сумки. И убеждаюсь - исчезли только ампулы. Но каким образом? Во всяком случае, дело принимает скверный оборот.
Я снова спускаюсь к администратору. Она встречает меня, улыбаясь.
- Какие-нибудь проблемы?
- Да... - я замялся, - мне хотелось. бы знать, кто только что убирался в моем номере?
- У вас претензии к уборщице?
- Ничего страшного, - я начал врать. - Просто, боюсь, она выбросила один клочок бумаги, а у меня там нужный адрес...
- Ах, вот оно что. Тогда, конечно, спросите у нее. Мусор еще не выносили, это я наверняка знаю - ей пришлось бы взять ключи от черного хода.
- Отлично, где она сейчас?
- Поищите, убирает на этажах...
- Спасибо, - я отошел, но потом вернулся. - Простите, а как ее имя-отчество?
- Да зовите ее просто Вера. Она молоденькая. Вера Громова,
- администратор сняла трубку зазвонившего телефона, и прикрыв ее ладонью, добавила, - ее бытовка на втором этаже, в конце коридора.
Я подождал, пока женщина поговорит по телефону. Наконец она повесила трубку и вопросительно посмотрела на меня:
- Что-нибудь еще?
- А вы видели сегодня Громову? - спросил я с нехорошим предчувствием.
Администраторша пожала плечами.
- Ясно... - я кивнул.
В шесть утра Громова была мертва. В этом городе творится что-то не то.
Я поднялся на второй этаж. Комната уборщицы, как и предполагал, закрыта. Вернулся в номер и позвонил Эдгару.
- Старик, - сказал я, - ампулы пропали.
- Понял, - ответил он. - У меня тоже кое-какие новости. Точнее, предположения. В два часа жду тебя... Помнишь кафе, где мы сидели в день приезда?
- Помню.
- А пока... постарайся поменьше высовываться.
- Почему?
- Ты слишком любопытен. У меня такое предчувствие: кому-нибудь это, может, уже не нравится.
- Ладно, посмотрим. Мне здесь кое-что тоже не по вкусу.
* * *
По дороге к Бессоновой я заехал в гараж, где в пятницу оставил свою машину. Но там на двери висел огромный замок, и из будки вылезла, звеня цепью, черная овчарка. Она беззвучно скалила зубы и следила за мной. Цепь на вид была достаточно длинной, и я не стал искушать судьбу. Только окликнул несколько раз кого-нибудь из сторожей, но мой голос завяз среди ржавеющих остовов битых машин.
Овчарка угрожающе зарычала. Я на прощанье помахал ей рукой. Будем надеяться, что она охраняет и мое имущество.
Дом Бессоновых безмолвен. Я подождал некоторое время у двери, надавив на звонок, потом обошел вокруг. За окнами было пусто и темно.
Чертова непоседа.
Насморк усилился, и оставаться под моросящим дождем было рискованно. Я вспомнил про старушку. Ту самую, в доме с резными наличниками. Сейчас самое время воспользоваться ее приглашением. Тем более, как мне кажется, оно было искренним.
Выпить горячего чая. И подождать.
Только горячего чая мне сейчас не хватает, подумал я со злостью...
* * *
- Эге, - сказала старушка, пропуская меня в комнату, - да вы совсем простужены. Садитесь возле печки, я натопила. День
больно сырой.
- Спасибо, я где-то подхватил насморк.
- Я всегда считала, - старушка поджала губы, - что эти рыбалки до добра не доводят. Разве так можно - целый день у воды просидеть. Я бы вас чаем с малиной напоила, но тогда на улицу выходить нельзя. Лучше дам с собой баночку, а вы обещайте, что вечером обязательно ее употребите. Договорились?
- Спасибо.
- Хорошо, что зашли, - продолжала старушка, хлопоча, - а я как раз оладушки напекла. С ними-то лучше, чем с хлебом. Только мука все равно не та, что раньше. Пшеницу ведь на удобрениях выращивают. А когда не по природе растет, ничего путного не выйдет. Вот акселераты нынешние...
- А они-то почему не по природе? По-моему, самым что ни на есть естественным путем.
- Так ведь растут на искусственном. И пьют искусственное, и едят искусственное, и в искусственное одеваются. Что им остается?
- Проблематично, - я высморкался. Старушка вышла на кухню, а я прижался спиной к печке, впитывая внутренностями тепло нагретых изразцов.
Дом был хороший, простой и уютный. Без всяких там современных штучек, вроде декоративных каминов и закопченных паяльной лампой стен. В общем дом, где нет ничего лишнего. Мой дед всегда мечтал о таком. И даже ездил к друзьям поработать в саду. Просто так, ради собственного удовольствия. Насколько я помню, у него это здорово получалось, как и все, за что он брался.
После него осталось несколько тетрадок записей и две курительные трубки. Почерневшие от времени и пахнущие ароматными заморскими табаками... А дома он так и не нажил. Да и мне, наверное, не удастся. Может, гены?
И тут я заметил нечто такое, что никак не вязалось с моими представлениями о старушке. Капкан. Большой черный капкан, новенький, лоснящийся от смазки. Из тех, что продаются в охотничьих магазинах. Зачем старушке медвежий капкан?
Она вернулась с горкой оладьев, и мы сели пить чай. Чай был с мятой.
- На днях мне приснилось, - рассказывала старушка, - будто попала я в ад. И нет там ни котлов, ни костров. Только серая мгла, ни дерева, ни камня. Лишь туман стелется. И встречает меня служитель ада. Тоже серый какой-то, но прилично одетый, при галстуке. Похож на какого-нибудь банкира. И как-то между прочим говорит: "Ох, трудно нынче работать стало. Вон сколько грешников поступает". Я смотрю - и правда. Огромная очередь стоит. Маленьких таких человечков. "А что вы с ними делаете?" - спрашиваю. "Как очередь доходит, - отвечает служитель, рубим их на куски - и в ящик. Только вот беда - емкости у нас все переполненные". "Как это?". Он молча открывает ящик, вроде как от письменного стола. А там вперемешку - разные части тела. И все это на моих глазах копошиться начинает, между собой срастаться... "Не волнуйтесь, - успокаивает служитель, из-за тесноты мы их на день обратно отпускаем. Но души все равно здесь остаются". А человечки между тем уже на края ящика вылезают, прыгают вниз и разбегаются...
- Мне тоже иногда кошмары снятся, - вставил я.
- Не в этом дело, - встрепенулась старушка, - просто я в холодном поту проснулась: сколько же между нами людей без души ходит?
- Ну да, - я усмехнулся, - грешник с душой - просто славный малый. А вот без души...
- Это-то и страшно, - покачала головой старушка.
- Пока мы вместе - кто нас разберет? А настанет час - и судим будет каждый по делам своим.
По-моему, она процитировала.
Я допил чай и посмотрел на часы. Или Бессонова уже пришла, или у Сухоручко появятся новые проблемы. У меня, кстати, тоже.
И немаленькие.
- Вам пора? - спросила старушка.
- К сожалению.
У двери я обернулся.
- Откуда это у вас? - и показал на капкан.
- На пустыре нашла, - старушка неодобрительно покосилась на железки . Кто-то поставил. Знаете, там много бегает бездомных.
Я еще раз взглянул на капкан. Что-то здесь не так.
Какая-то бессмыслица...
* * *
Подходя к дому Бессоновых, я увидел у ворот машину. Мой знакомый сыщик стоял, облокотившись на открытую дверцу, и наблюдал, как я обхожу лужи.
- Никак нам с вами не расстаться, - сказал Сухоручко и захлопнул дверцу. Мне невтерпеж посмотреть на эту куртку.
- Хозяйки нет? - я старался не выдать голосом тревогу. Из-за насморка у меня это неплохо получилось.
- Отчего же? Только что пришла. Роскошная женщина. Сердце радуется.
- Тогда почему ждете у ворот? - спросил я. - В такую-то погоду?
- Вас хотел встретить, - Сухоручко хитро прищурился. - Откуда знали, что я появлюсь?
- А куда ж вам деваться? Так и будем мокнуть под дождем?
- Не будем.
- Кстати, - сказал Сухоручко, пока мы шли от ворот к крыльцу, - вам передавала привет барменша. Из дискотеки.
- Польщен. Когда узнают официанты и таксисты - это ли не слава? Только я ничего великого не совершил.
- Ну, ни скромничайте, - Сухоручко продолжал мило улыбаться, - а ловкость, проявленная на пожарной лестнице? Это ж ночью, да со спутницей...
Я понял, что этот человек любит мягко стелить.
- Надеюсь, я не нарушил ничего такого? - пробормотал я.
- Ну что вы, нормальная осторожность ввиду риска встретиться с не в меру ретивым ухажером... Вы ведь именно так хотели мне все объяснить?
- Представьте себе! - сказал я и почувствовал себя глупее, чем был минуту назад.
* * *
Мы сидим в гостиной бессоновского дома. Нина выглядит усталой, но такой же красивой. Прошло меньше суток, но я почему-то радуюсь встрече. И все время куда-то плыву. Или возношусь. Состояние ненормальное.
За окном дождь.
- Я тут побеседовал с вашими соседями, - говорит
Сухоручко. - У вас очень любознательные соседи, честное слово.
Рассказывают, что живете вы дружно, а вот недавно...
Н и н а: А, вы о той нашей ссоре? Неприятно, что об этом все знают. Я не смогла сдержаться в начале, потом, сами понимаете, слово за слово. Раньше мы молча ссорились.
С у х о р у ч к о: Насколько я знаю, в тот же вечер ваш муж ушел из дома.
Н и н а: Не пойму, какое вам до этого дело. Может, с ним что-нибудь случилось? Или на нас соседи пожаловались?
С у х о р у ч к о: Нет, тут все в порядке. Ваш муж мне нужен, видите ли, для того, чтобы помочь в одном деле, которым я сейчас занимаюсь. А из-за чего вы разругались?
Н и н а: Как вам объяснить?.. Он зачем-то взял у меня кольцо. Тайком. Небольшое колечко, с бриллиантиком...
С у х о р у ч к о: Как и когда вы узнали о пропаже кольца?
Н и н а: Его увидели у Бессонова... На работе... И предупредили меня...
С у х о р у ч к о: А больше ни о чем не предупреждали?
Н и н а: Я вас не понимаю...
С у х о р у ч к о: Ну, например, сказали, что он собирается продать...
Н и н а: Да...
С у х о р у ч к о: А деньги, предположим, ему потребовались в связи с сердечным увлечением?
Н и н а: Почему я должна обсуждать это с вами?
Голоса уходят все дальше, становятся тише, исчезают совсем. На какие-то минуты я погружаюсь в забытье, полусон. Кто-то трясет меня за плечо. Я просыпаюсь и вижу очень близко от себя серые глаза Нины.
- Кажется, я задумался, - говорю я независимо.
- Этот тип все время бросал на вас пронзительные взгляды, - говорит Нина, еле сдерживая смех. - По-моему, он считает, что мы с вами давно заодно. Но вы все время сидели с отсутствующим видом. А потом вдруг захрапели. Я думаю, он был бы меньше ошарашен, если бы под креслом взорвалась бомба.
- Неужели я так опростоволосился?
- Вы были просто потрясающи...
Кресла стоят так близко, что наши колени соприкасаются.
Она смотрит на меня настороженно, а я не хочу ее разочаровывать.
В любви у меня никогда не было счастья и вряд ли будет, я уже говорил об этом. Причиной всему слишком крутые повороты и большие скорости, когда женщина не в состоянии удержать руль. Короче, я склонен винить во всем одну автомобильную аварию.
...Это произошло много лет назад, очень далеко отсюда и будто в другой жизни, но не отпускает меня по сей день. Наверное, потому, как говорил один мой знакомый, что там присутствовало нечто большее, чем взаимоотношения.
Мне часто снится то время. И я скулю во сне, будто побитая собака.
...И все же я наклоняюсь к Бессоновой и беру ее за
руку. Тонкие пальцы холодны и на миг неподвижны. Потом она
пытается выдернуть ладонь.
- Кажется, чайник закипел, - говорит она.
- Ну и черт с ним.
Она делает еще одну попытку вырваться и вдруг отвечает на мое пожатие. Потом она просит сигарету.
Немного удивленный, протягиваю пачку. Нина закуривает, и я вижу, что пальцы у нее дрожат. Затягивается она очень неумело, держа сигарету, словно живое существо.
- У вас отвратительный табак, - Нина стряхнула пепел.
- Просто слишком крепкий. Зато пахнет приятно.
- Да, пахнет приятно, - соглашается она.
Правая рука ее снова на коленях. Я дотрагиваюсь, но теперь она сразу отстраняется.
- Никогда не знаешь, что будет дальше, - произносит женщина.
- Верно, - я кивнул. - Только поначалу об этом не думаешь.
- Мне-то уже пора думать. Бабий век короток.
- Перестаньте, - бросаю я. - Очень пессимистично. На днях я видел, как на улице упал старик. Он не мог встать и полз на четвереньках до стены дома. Когда я помог ему, он вдруг заплакал. "Жизнь прошла, - повторял он, - жизнь прошла..."
- Не рассказывайте мне такое никогда, - просит она.
- Хорошо.
- И так тошно, понимаете?
- Кажется, понимаю.
- Что мне делать, а?
- Вы свободны сегодня вечером?
- Это похоже - приглашение на свидание?
- Считайте, что да.
- Вы занятный. Меня никогда не приглашали столь витиевато. - она улыбнулась. - Что будем делать?
- Там посмотрим.
- Чертовски любопытно. Мне не устоять.
Она закидывает ногу на ногу... Довольно эффектно, особенно когда это делает женщина, которая вам нравится.
* * *
С Эдгаром я встретился под полосатым тентом кафе. Увидев меня, он поднялся из-за столика.
Кафе не работало, Эд был там один среди пустынных белых стульев и увядших ромашек в вазочках на столах.
- Прогуляемся, - предложил он.
- Хорошо.
Мы дошли до реки, спустились к набережной и остановились на площадке под мостом. От дождя мы спрятались, но сырость была такая, что уютнее нам не стало. Воздух казался жидким.
- Как-то я чуть не прыгнул с этого моста, - Эдгар задрал голову.
- Была причина? - я столкнул в воду камешек.
- Причина всегда найдется. От этого могут удержать четыре вещи. Жалость к близким, предчувствие перемен, религия и стыд. Все остальные мотивы так или иначе связаны с этими. Меня в тот раз удержало последнее. Как представил вытаскивают грязного и мокрого.
- А теперь?
- А теперь я замахнулся на интересную проблему - создание искусственной крови. А раз кое-что выгорит - и в этом я уверен, - жалко бросать на полпути.
- Тут вокруг одни пессимисты. Честно говоря, мне это надоело. Если еще кто-нибудь начнет плакаться на жизнь - вдарю по челюсти.
- И загремишь на пятнадцать суток.
- Пусть. Там хотя бы все без комплексов.
- Отсутствие комплексов - тоже комплекс. Но не будем отвлекаться. Когда ты ушел, я кое-что перепроверил, - Эдгар поднял воротник плаща. - В крови присутствует наркотик, но в очень незначительном количестве. Какой именно установить невозможно - у нас такой аппаратуры нет. Может быть, это и морфин... Но уж слишком его мало для наркомана.
- Почему?
- Как у хронического алкоголика возникают приступы абстиненции, называемой в народе похмельем, так и у морфиниста. Организм уже настолько привыкает, чтобы его травили, что не может без этого. Я примитивно объясняю, для тебя.
- Спасибо.
- Не за что. Если эта девушка была наркоманка, и в ее крови присутствовало столько наркотика, сколько мы обнаружили, вряд ли тебе за несколько часов до этого удалось бы с ней поговорить, тем более танцевать. Ее бы мучили судороги, она бы металась, кричала, ее бы рвало. Удушье, сильнейшее сердцебиение... Настоящая агония.
- У нее было больное сердце.
-...Значит, возможно два варианта, Или Громова не была
морфинисткой, или погибла не она.
- Не она? Как же так?
- Главное слово скажет патологоанатом. По истории болезни установить, она ли это, легко.
- Опять глухая стена.
- Ты о чем?
- История болезни Громовой пропала. Я еще вчера это узнал.
- Да? А мне не сказал.
- Что ж теперь делать?
- Тебе? Не знаю. А вот на месте следователя я бы поискал того, второго, в комнате.
Я посмотрел на него подозрительно:
- С чего ты решил, что в комнате был второй?
- У меня была возможность осмотреть труп. На шее след недавнего укола. Наркоманы сюда колют иногда, если на руках вены ни к черту. Можно проделать это, конечно, глядя в зеркало, но - несподручно.
- У нее в квартире нет зеркал.
- Ты там был? - спросил подозрительно Эдгар.
- Нет. Она мне сама сказала. Мол, выбросила все зеркала. Сам понимаешь, в чердаке у нее уже было полно тараканов. Она достаточно долго кололась.
- Значит, ей кто-то сделал этот укол. - Эдгар кивнул.
- Ясное дело.
- Что тебе ясно?
- Этот другой побывал утром у меня в номере. И забрал ампулы. Он знал, что Громова на работу больше не выйдет... Если, конечно, тут не замешан призрак. Но мы ведь материалисты?
* * *
В гостиницу я попал только через два часа. Это было неизбежно, и действовал я не из дилетантских соображений утереть нос Сухоручко. Он профессионал, и, как я подозреваю, профессионал опытный. Но у меня есть одно преимущество. Я частное лицо, и со мной люди могут позволить себе такое, что с представителем закона немыслимо. Это мой козырь, и я должен его использовать, чтобы в дальнейшем моя жизнь была спокойнее. И не столько жизнь, сколько совесть. Но тут, кажется, я повторяюсь.
...Я поднялся на пятый этаж дома, у подъезда которого я вчера расстался с Верой. На лестничной площадке было три двери. Я позвонил в ту квартиру, где, судя по моим подсчетам, ночью светилось окно. Дверь открыла высокая девушка, в джинсах и мужской рубашке, завязанной узлом на животе.
- Я по поводу Веры Громовой, - начал я.
- Но Вера...
- Знаю. Громова погибла. И поэтому мне необходимо поговорить с вами. Есть несколько вопросов, на которые можете ответить только вы. Это очень важно.
Девушка продолжала смотреть на меня недоверчиво, но по глазам я понял, что в ней проснулось любопытство.
- Я затеяла уборку, - нерешительно сказала она. - У меня беспорядок...
- Пусть вас это не волнует. Я буквально на несколько минут.
- Хорошо, - кивнула она, - проходите.
Посреди комнаты стоял пылесос, на стенах - яркие плакаты и две-три черные иконы. Возле дивана - бронзовая пепельница, полная окурков, и большая лысая кукла. Хозяйка плюхнула свой обтянутый джинсами задик на диван и указала мне на стул.
- Вы хорошо знали Громову? - спросил я.
- Только как соседку. Она ведь здесь живет с полгода. А потом, понимаете, она из другого круга... Я учусь в гуманитарном колледже.
- Понимаю. Громова ведь снимала комнату?
- Да, у старухи. Прописана в той квартире одна старуха, но я ее очень редко вижу. Раз в месяц, не чаще. За деньгами, может, приходит. Неопрятная такая старуха и, по-моему, чокнутая. А где она живет де факто, не знаю.
"Де факто" я отнес за счет неоконченного высшего.
- А кто еще приходил к Громовой?
- Нет, у нее почти не бывало гостей. Я имею в виду компаний. Она тихо жила. Ходил тут один, приличный такой. Довольно часто. Что их связывало? Но уж это не мое дело, правда? Может, еще кто бывал, только я ведь не сижу круглые сутки на лестничной площадке.
Занимательная была бы картинка, подумал я.
- Да, вспомнила! - девушка хлопнула себя по лбу. - Как-то встретила паренька на лестнице, он от Веры выходил. Вертлявый такой паренек.
- Не могли бы его описать?
- Это ж давно было. Ах да, меня что удивило: он как со мной столкнулся как-то голову в сторону... Вроде потупился. А одет попсово. Такие наоборот - как девушку встретят, так
рассматривать начинают, словно под юбку лезут. Я даже пришла к
себе - сразу к зеркалу - неужели крокодилом стала?
- Ну а лицо, фигура?
- Нет, этого не опишу. Очки темные в руках были - он их потом надел. Сам стройненький, худенький. Хорошенький, но, будь мне шестнадцать, я бы с ним не стала - что-то в нем порочное было. Больше его не видела.
- А теперь давайте о недавних событиях. Вчера поздно легли спать, верно?
- Да. К занятиям готовилась. В понедельник. Семинар по логике мужик один ведет - ну прямо сексуальный маньяк... Над всеми девчонками измывается на экзаменах. Без короткой юбки можно не приходить. А у меня парень ревнивый. Вот и приходится зубрить.
- Сочувствую. Вы одна живете?
- Родители челноками в Стамбул мотаются, изредка видимся, А так - все время одна.
- Можно закурить? - спросил я.
- Конечно.
Любезно протягиваю ей пачку.
- Нет, не курю, - она машет рукой. - После сигарет изо рта плохо пахнет
- Ну и правильно, - я киваю. - А теперь расскажите, что вы слышали? Вы что-нибудь слышали? Ну, как дверь хлопнула?
- Нет, ничего.
- Совсем?
- Совсем...
- А твой парень? Он тоже ничего не слышал?
- Какой парень? Вы что?
девушки, с которой я только вчера танцевал.
- Что мне удалось узнать, - Эдгар положил руки на стол, - она выбросилась из окна в шесть утра. Кто-то из соседей вызвал "скорую". Тяжелая травма черепа, позвоночника... Она очень искалечилась.
- А травма черепа... в каком месте?
- Что?
- Эдгар удивленно посмотрел на меня.
- Ах да, ты об этом... Лицо тоже изуродовано... Хотя, какая теперь разница? Вскрытие будет завтра. Конечно, кровь для анализа уже взяли... Ты меня не слушаешь?
- Засасывает, как в болото. И самое смешное - нет выбора... Мне его не оставили.
- Послушай моего совета, - Эдгар почесал переносицу. - Уезжай...
- Отвяжись ты... Лучше скажи, можно сейчас установить - не была ли она под действием наркотиков?
- Довольно приблизительно можно.
- Попробуй, а?
- Хорошо, подожди меня здесь.
Я допил остывший кофе. Ощущение было такое, что я еще не проснулся. Вещи вокруг меняли свои очертания, и время буксовало на месте. Я закрыл глаза и откинулся на стуле, весь уйдя в назойливый гул, который преследует меня с утра. Гул рождается где-то в затылке и, вибрируя, растекается по всему телу. Казалось, я слышу ток крови в жилах. Когда вернулся Эдгар, мне
немного полегчало.
- Пойдем, - сказал он, - в мой зверинец.
Я нехотя поднялся и пошел следом в соседнее помещение.
- Мне нужна мышь, - Эдгар зачем-то подмигнул.
- Мышь?
- Вот именно, - наконец он выбрал одну и, протянув ее мне за хвост попросил. - Подержи, пожалуйста.
Я без особого энтузиазма выполнил. Он достал из кармана шприц и впрыснул ей несколько капель темной жидкости.
- Бросай сюда, - Эдгар показал шприцем на пустой маленький аквариум.
Мышь забегала вдоль стенок.
- Что ты ей ввел?
- Кровь. Кровь погибшей. Утром законсервировали. Для экспертизы.
Меня это покоробило.
Мышь продолжала носиться по аквариуму.
- Зачем?
- Это проба на морфий. Кури, если хочешь.
Мы помолчали. Мышь не успокаивалась.
- А что будет? - спросил я.
- Если в крови морфий, мышь сейчас околеет.
- Вроде не собирается?
- В том-то и дело, - Эдгар задумчиво склонился над аквариумом.
Скрипнула дверь. Мы обернулись, и я невольно улыбнулся. После истории с вахтером я стал относиться к лаборантке Марине значительно лучше.
- Не помешаю? - она посмотрела на меня.
- Отнюдь, - Эдгар слегка расправил плечи. - Только в выходной могли бы отдыхать. Мне вовсе не хочется, чтобы меня считали эксплуататором.
- Просто забыла записную книжку. А она мне срочно нужна, - легкий поворот головы.
- А может... Нет, конечно... -, мой товарищ замялся.
- Раз я вам не нужна, - лаборантка подошла поближе к аквариуму с мышью и заглянула в него, - то пойду?
- Ну конечно, - Эдгар кивнул.
Она скользнула к двери и вышла. Дальше случилось невероятное. Мы оба вдруг оказались возле двери, словно она протащила нас следом за собой на поводке.
- Вот видишь, - сказал Эдгар, грустно улыбнувшись. - И как это получается, до сих пор не пойму.
- Ведьма, наверное? - предположил я.
- Что? А пожалуй, - согласился друг.
Мышь как ни в чем не бывало продолжала бегать. Может, только чуть медленнее.
- Значит, перед гибелью Громова не принимала морфий? - я посмотрел на Эдгара.
- Не в том дело, - он подошел к окну. - В организме наркомана морфий присутствует всегда. Иначе начнутся явления абстиненции...
- А по-русски?
- Ну, наркотического голода, понимаешь? У наркомана быстро возникает привыкание к препаратам, и он должен постоянно увеличивать дозу. Без морфина организм просто не может
функционировать. А пока мы наблюдаем полное отсутствие морфия.
Или почти полное...
- Ты уверен, что она употребляла именно морфий?
- Я видел ампулы.
- Ну, в ампулах может быть, что угодно. Когда я работал в Боткинской, у нас поймали медсестру... Она отламывала кончик ампулы, выкачивала из нее шприцем морфий, вместо него - димедрол. И потом на спичке снова запаивала ампулу, так что следа не оставалось. Сам не видел, но рассказывали.
Мышь присела в углу и внимательно слушала Эдгара, не отрывая от него бусинок глаз.
- Все равно не та картина, - Эд мотнул головой. - Где ампулы, которые ты перехватил?
- В номере гостиницы.
- Тогда быстро - туда и обратно. Проверим, что в них.
Когда я выходил из лаборатории, Эдгар склонился над аквариумом и о чем-то говорил с мышью.
Вахтер кивнул мне, как старому знакомому. Но до самых дверей я чувствовал на себе его взгляд...
* * *
Я взял у администратора ключи и поднялся в свой номер.
В голове была путаница. Выпрыгнула ли девушка из окна сама, или же ее сбросили оттуда? И если сбросили, то что с ней сделали перед этим? Установить это может только экспертиза, но вряд ли Сухоручко поделится со мной ее результатами. Если не будет на то веских причин. Если не будет... И почему анализ,
который только что сделал Эдгар, оказался отрицательным?
Я открыл дверь и сначала прошел в ванную, выпил воды из-под крана. Саднило горло, и я боялся, что простудился. Аптечка осталась в машине.
В комнате во время моего отсутствия подмели пол и поменяли воду в графине. Я это сразу заметил. Открыл шкаф и достал сумку. В боковой карман я вчера положил ампулы. Расстегиваю молнию и делаю немаловажное открытие. Карман пуст.
Машинально открываю другие отделения сумки - там я храню всякие мелочи: запасную зажигалку "Zippo", фляжку с отличным бурбоном, фотоаппарат, диктофон размером с пачку сигарет. Вещи достаточно привлекательные для мелкого воришки, но они в полной сохранности.
Я снова и снова проверяю содержимое сумки. И убеждаюсь - исчезли только ампулы. Но каким образом? Во всяком случае, дело принимает скверный оборот.
Я снова спускаюсь к администратору. Она встречает меня, улыбаясь.
- Какие-нибудь проблемы?
- Да... - я замялся, - мне хотелось. бы знать, кто только что убирался в моем номере?
- У вас претензии к уборщице?
- Ничего страшного, - я начал врать. - Просто, боюсь, она выбросила один клочок бумаги, а у меня там нужный адрес...
- Ах, вот оно что. Тогда, конечно, спросите у нее. Мусор еще не выносили, это я наверняка знаю - ей пришлось бы взять ключи от черного хода.
- Отлично, где она сейчас?
- Поищите, убирает на этажах...
- Спасибо, - я отошел, но потом вернулся. - Простите, а как ее имя-отчество?
- Да зовите ее просто Вера. Она молоденькая. Вера Громова,
- администратор сняла трубку зазвонившего телефона, и прикрыв ее ладонью, добавила, - ее бытовка на втором этаже, в конце коридора.
Я подождал, пока женщина поговорит по телефону. Наконец она повесила трубку и вопросительно посмотрела на меня:
- Что-нибудь еще?
- А вы видели сегодня Громову? - спросил я с нехорошим предчувствием.
Администраторша пожала плечами.
- Ясно... - я кивнул.
В шесть утра Громова была мертва. В этом городе творится что-то не то.
Я поднялся на второй этаж. Комната уборщицы, как и предполагал, закрыта. Вернулся в номер и позвонил Эдгару.
- Старик, - сказал я, - ампулы пропали.
- Понял, - ответил он. - У меня тоже кое-какие новости. Точнее, предположения. В два часа жду тебя... Помнишь кафе, где мы сидели в день приезда?
- Помню.
- А пока... постарайся поменьше высовываться.
- Почему?
- Ты слишком любопытен. У меня такое предчувствие: кому-нибудь это, может, уже не нравится.
- Ладно, посмотрим. Мне здесь кое-что тоже не по вкусу.
* * *
По дороге к Бессоновой я заехал в гараж, где в пятницу оставил свою машину. Но там на двери висел огромный замок, и из будки вылезла, звеня цепью, черная овчарка. Она беззвучно скалила зубы и следила за мной. Цепь на вид была достаточно длинной, и я не стал искушать судьбу. Только окликнул несколько раз кого-нибудь из сторожей, но мой голос завяз среди ржавеющих остовов битых машин.
Овчарка угрожающе зарычала. Я на прощанье помахал ей рукой. Будем надеяться, что она охраняет и мое имущество.
Дом Бессоновых безмолвен. Я подождал некоторое время у двери, надавив на звонок, потом обошел вокруг. За окнами было пусто и темно.
Чертова непоседа.
Насморк усилился, и оставаться под моросящим дождем было рискованно. Я вспомнил про старушку. Ту самую, в доме с резными наличниками. Сейчас самое время воспользоваться ее приглашением. Тем более, как мне кажется, оно было искренним.
Выпить горячего чая. И подождать.
Только горячего чая мне сейчас не хватает, подумал я со злостью...
* * *
- Эге, - сказала старушка, пропуская меня в комнату, - да вы совсем простужены. Садитесь возле печки, я натопила. День
больно сырой.
- Спасибо, я где-то подхватил насморк.
- Я всегда считала, - старушка поджала губы, - что эти рыбалки до добра не доводят. Разве так можно - целый день у воды просидеть. Я бы вас чаем с малиной напоила, но тогда на улицу выходить нельзя. Лучше дам с собой баночку, а вы обещайте, что вечером обязательно ее употребите. Договорились?
- Спасибо.
- Хорошо, что зашли, - продолжала старушка, хлопоча, - а я как раз оладушки напекла. С ними-то лучше, чем с хлебом. Только мука все равно не та, что раньше. Пшеницу ведь на удобрениях выращивают. А когда не по природе растет, ничего путного не выйдет. Вот акселераты нынешние...
- А они-то почему не по природе? По-моему, самым что ни на есть естественным путем.
- Так ведь растут на искусственном. И пьют искусственное, и едят искусственное, и в искусственное одеваются. Что им остается?
- Проблематично, - я высморкался. Старушка вышла на кухню, а я прижался спиной к печке, впитывая внутренностями тепло нагретых изразцов.
Дом был хороший, простой и уютный. Без всяких там современных штучек, вроде декоративных каминов и закопченных паяльной лампой стен. В общем дом, где нет ничего лишнего. Мой дед всегда мечтал о таком. И даже ездил к друзьям поработать в саду. Просто так, ради собственного удовольствия. Насколько я помню, у него это здорово получалось, как и все, за что он брался.
После него осталось несколько тетрадок записей и две курительные трубки. Почерневшие от времени и пахнущие ароматными заморскими табаками... А дома он так и не нажил. Да и мне, наверное, не удастся. Может, гены?
И тут я заметил нечто такое, что никак не вязалось с моими представлениями о старушке. Капкан. Большой черный капкан, новенький, лоснящийся от смазки. Из тех, что продаются в охотничьих магазинах. Зачем старушке медвежий капкан?
Она вернулась с горкой оладьев, и мы сели пить чай. Чай был с мятой.
- На днях мне приснилось, - рассказывала старушка, - будто попала я в ад. И нет там ни котлов, ни костров. Только серая мгла, ни дерева, ни камня. Лишь туман стелется. И встречает меня служитель ада. Тоже серый какой-то, но прилично одетый, при галстуке. Похож на какого-нибудь банкира. И как-то между прочим говорит: "Ох, трудно нынче работать стало. Вон сколько грешников поступает". Я смотрю - и правда. Огромная очередь стоит. Маленьких таких человечков. "А что вы с ними делаете?" - спрашиваю. "Как очередь доходит, - отвечает служитель, рубим их на куски - и в ящик. Только вот беда - емкости у нас все переполненные". "Как это?". Он молча открывает ящик, вроде как от письменного стола. А там вперемешку - разные части тела. И все это на моих глазах копошиться начинает, между собой срастаться... "Не волнуйтесь, - успокаивает служитель, из-за тесноты мы их на день обратно отпускаем. Но души все равно здесь остаются". А человечки между тем уже на края ящика вылезают, прыгают вниз и разбегаются...
- Мне тоже иногда кошмары снятся, - вставил я.
- Не в этом дело, - встрепенулась старушка, - просто я в холодном поту проснулась: сколько же между нами людей без души ходит?
- Ну да, - я усмехнулся, - грешник с душой - просто славный малый. А вот без души...
- Это-то и страшно, - покачала головой старушка.
- Пока мы вместе - кто нас разберет? А настанет час - и судим будет каждый по делам своим.
По-моему, она процитировала.
Я допил чай и посмотрел на часы. Или Бессонова уже пришла, или у Сухоручко появятся новые проблемы. У меня, кстати, тоже.
И немаленькие.
- Вам пора? - спросила старушка.
- К сожалению.
У двери я обернулся.
- Откуда это у вас? - и показал на капкан.
- На пустыре нашла, - старушка неодобрительно покосилась на железки . Кто-то поставил. Знаете, там много бегает бездомных.
Я еще раз взглянул на капкан. Что-то здесь не так.
Какая-то бессмыслица...
* * *
Подходя к дому Бессоновых, я увидел у ворот машину. Мой знакомый сыщик стоял, облокотившись на открытую дверцу, и наблюдал, как я обхожу лужи.
- Никак нам с вами не расстаться, - сказал Сухоручко и захлопнул дверцу. Мне невтерпеж посмотреть на эту куртку.
- Хозяйки нет? - я старался не выдать голосом тревогу. Из-за насморка у меня это неплохо получилось.
- Отчего же? Только что пришла. Роскошная женщина. Сердце радуется.
- Тогда почему ждете у ворот? - спросил я. - В такую-то погоду?
- Вас хотел встретить, - Сухоручко хитро прищурился. - Откуда знали, что я появлюсь?
- А куда ж вам деваться? Так и будем мокнуть под дождем?
- Не будем.
- Кстати, - сказал Сухоручко, пока мы шли от ворот к крыльцу, - вам передавала привет барменша. Из дискотеки.
- Польщен. Когда узнают официанты и таксисты - это ли не слава? Только я ничего великого не совершил.
- Ну, ни скромничайте, - Сухоручко продолжал мило улыбаться, - а ловкость, проявленная на пожарной лестнице? Это ж ночью, да со спутницей...
Я понял, что этот человек любит мягко стелить.
- Надеюсь, я не нарушил ничего такого? - пробормотал я.
- Ну что вы, нормальная осторожность ввиду риска встретиться с не в меру ретивым ухажером... Вы ведь именно так хотели мне все объяснить?
- Представьте себе! - сказал я и почувствовал себя глупее, чем был минуту назад.
* * *
Мы сидим в гостиной бессоновского дома. Нина выглядит усталой, но такой же красивой. Прошло меньше суток, но я почему-то радуюсь встрече. И все время куда-то плыву. Или возношусь. Состояние ненормальное.
За окном дождь.
- Я тут побеседовал с вашими соседями, - говорит
Сухоручко. - У вас очень любознательные соседи, честное слово.
Рассказывают, что живете вы дружно, а вот недавно...
Н и н а: А, вы о той нашей ссоре? Неприятно, что об этом все знают. Я не смогла сдержаться в начале, потом, сами понимаете, слово за слово. Раньше мы молча ссорились.
С у х о р у ч к о: Насколько я знаю, в тот же вечер ваш муж ушел из дома.
Н и н а: Не пойму, какое вам до этого дело. Может, с ним что-нибудь случилось? Или на нас соседи пожаловались?
С у х о р у ч к о: Нет, тут все в порядке. Ваш муж мне нужен, видите ли, для того, чтобы помочь в одном деле, которым я сейчас занимаюсь. А из-за чего вы разругались?
Н и н а: Как вам объяснить?.. Он зачем-то взял у меня кольцо. Тайком. Небольшое колечко, с бриллиантиком...
С у х о р у ч к о: Как и когда вы узнали о пропаже кольца?
Н и н а: Его увидели у Бессонова... На работе... И предупредили меня...
С у х о р у ч к о: А больше ни о чем не предупреждали?
Н и н а: Я вас не понимаю...
С у х о р у ч к о: Ну, например, сказали, что он собирается продать...
Н и н а: Да...
С у х о р у ч к о: А деньги, предположим, ему потребовались в связи с сердечным увлечением?
Н и н а: Почему я должна обсуждать это с вами?
Голоса уходят все дальше, становятся тише, исчезают совсем. На какие-то минуты я погружаюсь в забытье, полусон. Кто-то трясет меня за плечо. Я просыпаюсь и вижу очень близко от себя серые глаза Нины.
- Кажется, я задумался, - говорю я независимо.
- Этот тип все время бросал на вас пронзительные взгляды, - говорит Нина, еле сдерживая смех. - По-моему, он считает, что мы с вами давно заодно. Но вы все время сидели с отсутствующим видом. А потом вдруг захрапели. Я думаю, он был бы меньше ошарашен, если бы под креслом взорвалась бомба.
- Неужели я так опростоволосился?
- Вы были просто потрясающи...
Кресла стоят так близко, что наши колени соприкасаются.
Она смотрит на меня настороженно, а я не хочу ее разочаровывать.
В любви у меня никогда не было счастья и вряд ли будет, я уже говорил об этом. Причиной всему слишком крутые повороты и большие скорости, когда женщина не в состоянии удержать руль. Короче, я склонен винить во всем одну автомобильную аварию.
...Это произошло много лет назад, очень далеко отсюда и будто в другой жизни, но не отпускает меня по сей день. Наверное, потому, как говорил один мой знакомый, что там присутствовало нечто большее, чем взаимоотношения.
Мне часто снится то время. И я скулю во сне, будто побитая собака.
...И все же я наклоняюсь к Бессоновой и беру ее за
руку. Тонкие пальцы холодны и на миг неподвижны. Потом она
пытается выдернуть ладонь.
- Кажется, чайник закипел, - говорит она.
- Ну и черт с ним.
Она делает еще одну попытку вырваться и вдруг отвечает на мое пожатие. Потом она просит сигарету.
Немного удивленный, протягиваю пачку. Нина закуривает, и я вижу, что пальцы у нее дрожат. Затягивается она очень неумело, держа сигарету, словно живое существо.
- У вас отвратительный табак, - Нина стряхнула пепел.
- Просто слишком крепкий. Зато пахнет приятно.
- Да, пахнет приятно, - соглашается она.
Правая рука ее снова на коленях. Я дотрагиваюсь, но теперь она сразу отстраняется.
- Никогда не знаешь, что будет дальше, - произносит женщина.
- Верно, - я кивнул. - Только поначалу об этом не думаешь.
- Мне-то уже пора думать. Бабий век короток.
- Перестаньте, - бросаю я. - Очень пессимистично. На днях я видел, как на улице упал старик. Он не мог встать и полз на четвереньках до стены дома. Когда я помог ему, он вдруг заплакал. "Жизнь прошла, - повторял он, - жизнь прошла..."
- Не рассказывайте мне такое никогда, - просит она.
- Хорошо.
- И так тошно, понимаете?
- Кажется, понимаю.
- Что мне делать, а?
- Вы свободны сегодня вечером?
- Это похоже - приглашение на свидание?
- Считайте, что да.
- Вы занятный. Меня никогда не приглашали столь витиевато. - она улыбнулась. - Что будем делать?
- Там посмотрим.
- Чертовски любопытно. Мне не устоять.
Она закидывает ногу на ногу... Довольно эффектно, особенно когда это делает женщина, которая вам нравится.
* * *
С Эдгаром я встретился под полосатым тентом кафе. Увидев меня, он поднялся из-за столика.
Кафе не работало, Эд был там один среди пустынных белых стульев и увядших ромашек в вазочках на столах.
- Прогуляемся, - предложил он.
- Хорошо.
Мы дошли до реки, спустились к набережной и остановились на площадке под мостом. От дождя мы спрятались, но сырость была такая, что уютнее нам не стало. Воздух казался жидким.
- Как-то я чуть не прыгнул с этого моста, - Эдгар задрал голову.
- Была причина? - я столкнул в воду камешек.
- Причина всегда найдется. От этого могут удержать четыре вещи. Жалость к близким, предчувствие перемен, религия и стыд. Все остальные мотивы так или иначе связаны с этими. Меня в тот раз удержало последнее. Как представил вытаскивают грязного и мокрого.
- А теперь?
- А теперь я замахнулся на интересную проблему - создание искусственной крови. А раз кое-что выгорит - и в этом я уверен, - жалко бросать на полпути.
- Тут вокруг одни пессимисты. Честно говоря, мне это надоело. Если еще кто-нибудь начнет плакаться на жизнь - вдарю по челюсти.
- И загремишь на пятнадцать суток.
- Пусть. Там хотя бы все без комплексов.
- Отсутствие комплексов - тоже комплекс. Но не будем отвлекаться. Когда ты ушел, я кое-что перепроверил, - Эдгар поднял воротник плаща. - В крови присутствует наркотик, но в очень незначительном количестве. Какой именно установить невозможно - у нас такой аппаратуры нет. Может быть, это и морфин... Но уж слишком его мало для наркомана.
- Почему?
- Как у хронического алкоголика возникают приступы абстиненции, называемой в народе похмельем, так и у морфиниста. Организм уже настолько привыкает, чтобы его травили, что не может без этого. Я примитивно объясняю, для тебя.
- Спасибо.
- Не за что. Если эта девушка была наркоманка, и в ее крови присутствовало столько наркотика, сколько мы обнаружили, вряд ли тебе за несколько часов до этого удалось бы с ней поговорить, тем более танцевать. Ее бы мучили судороги, она бы металась, кричала, ее бы рвало. Удушье, сильнейшее сердцебиение... Настоящая агония.
- У нее было больное сердце.
-...Значит, возможно два варианта, Или Громова не была
морфинисткой, или погибла не она.
- Не она? Как же так?
- Главное слово скажет патологоанатом. По истории болезни установить, она ли это, легко.
- Опять глухая стена.
- Ты о чем?
- История болезни Громовой пропала. Я еще вчера это узнал.
- Да? А мне не сказал.
- Что ж теперь делать?
- Тебе? Не знаю. А вот на месте следователя я бы поискал того, второго, в комнате.
Я посмотрел на него подозрительно:
- С чего ты решил, что в комнате был второй?
- У меня была возможность осмотреть труп. На шее след недавнего укола. Наркоманы сюда колют иногда, если на руках вены ни к черту. Можно проделать это, конечно, глядя в зеркало, но - несподручно.
- У нее в квартире нет зеркал.
- Ты там был? - спросил подозрительно Эдгар.
- Нет. Она мне сама сказала. Мол, выбросила все зеркала. Сам понимаешь, в чердаке у нее уже было полно тараканов. Она достаточно долго кололась.
- Значит, ей кто-то сделал этот укол. - Эдгар кивнул.
- Ясное дело.
- Что тебе ясно?
- Этот другой побывал утром у меня в номере. И забрал ампулы. Он знал, что Громова на работу больше не выйдет... Если, конечно, тут не замешан призрак. Но мы ведь материалисты?
* * *
В гостиницу я попал только через два часа. Это было неизбежно, и действовал я не из дилетантских соображений утереть нос Сухоручко. Он профессионал, и, как я подозреваю, профессионал опытный. Но у меня есть одно преимущество. Я частное лицо, и со мной люди могут позволить себе такое, что с представителем закона немыслимо. Это мой козырь, и я должен его использовать, чтобы в дальнейшем моя жизнь была спокойнее. И не столько жизнь, сколько совесть. Но тут, кажется, я повторяюсь.
...Я поднялся на пятый этаж дома, у подъезда которого я вчера расстался с Верой. На лестничной площадке было три двери. Я позвонил в ту квартиру, где, судя по моим подсчетам, ночью светилось окно. Дверь открыла высокая девушка, в джинсах и мужской рубашке, завязанной узлом на животе.
- Я по поводу Веры Громовой, - начал я.
- Но Вера...
- Знаю. Громова погибла. И поэтому мне необходимо поговорить с вами. Есть несколько вопросов, на которые можете ответить только вы. Это очень важно.
Девушка продолжала смотреть на меня недоверчиво, но по глазам я понял, что в ней проснулось любопытство.
- Я затеяла уборку, - нерешительно сказала она. - У меня беспорядок...
- Пусть вас это не волнует. Я буквально на несколько минут.
- Хорошо, - кивнула она, - проходите.
Посреди комнаты стоял пылесос, на стенах - яркие плакаты и две-три черные иконы. Возле дивана - бронзовая пепельница, полная окурков, и большая лысая кукла. Хозяйка плюхнула свой обтянутый джинсами задик на диван и указала мне на стул.
- Вы хорошо знали Громову? - спросил я.
- Только как соседку. Она ведь здесь живет с полгода. А потом, понимаете, она из другого круга... Я учусь в гуманитарном колледже.
- Понимаю. Громова ведь снимала комнату?
- Да, у старухи. Прописана в той квартире одна старуха, но я ее очень редко вижу. Раз в месяц, не чаще. За деньгами, может, приходит. Неопрятная такая старуха и, по-моему, чокнутая. А где она живет де факто, не знаю.
"Де факто" я отнес за счет неоконченного высшего.
- А кто еще приходил к Громовой?
- Нет, у нее почти не бывало гостей. Я имею в виду компаний. Она тихо жила. Ходил тут один, приличный такой. Довольно часто. Что их связывало? Но уж это не мое дело, правда? Может, еще кто бывал, только я ведь не сижу круглые сутки на лестничной площадке.
Занимательная была бы картинка, подумал я.
- Да, вспомнила! - девушка хлопнула себя по лбу. - Как-то встретила паренька на лестнице, он от Веры выходил. Вертлявый такой паренек.
- Не могли бы его описать?
- Это ж давно было. Ах да, меня что удивило: он как со мной столкнулся как-то голову в сторону... Вроде потупился. А одет попсово. Такие наоборот - как девушку встретят, так
рассматривать начинают, словно под юбку лезут. Я даже пришла к
себе - сразу к зеркалу - неужели крокодилом стала?
- Ну а лицо, фигура?
- Нет, этого не опишу. Очки темные в руках были - он их потом надел. Сам стройненький, худенький. Хорошенький, но, будь мне шестнадцать, я бы с ним не стала - что-то в нем порочное было. Больше его не видела.
- А теперь давайте о недавних событиях. Вчера поздно легли спать, верно?
- Да. К занятиям готовилась. В понедельник. Семинар по логике мужик один ведет - ну прямо сексуальный маньяк... Над всеми девчонками измывается на экзаменах. Без короткой юбки можно не приходить. А у меня парень ревнивый. Вот и приходится зубрить.
- Сочувствую. Вы одна живете?
- Родители челноками в Стамбул мотаются, изредка видимся, А так - все время одна.
- Можно закурить? - спросил я.
- Конечно.
Любезно протягиваю ей пачку.
- Нет, не курю, - она машет рукой. - После сигарет изо рта плохо пахнет
- Ну и правильно, - я киваю. - А теперь расскажите, что вы слышали? Вы что-нибудь слышали? Ну, как дверь хлопнула?
- Нет, ничего.
- Совсем?
- Совсем...
- А твой парень? Он тоже ничего не слышал?
- Какой парень? Вы что?