Костин Сергей. Повелители Тьмы

   Пьер! Я послал мысль во все стороны, но ответа не получил. Или варркан мёртв, или он слишком далеко от меня. Теперь надо открыть глаза и определить, что со мной, где я и кому свернуть шею.
   Превозмогая колоссальную боль, я продрал глаза и занялся осмотром помещения. Странно. Но ничего нового для себя не увидел. Всё тот же зал. Я был прикован к серой стене. Рядом со мной стояли два боболока с обнажёнными мечами. На противоположной стене, как это ни странно, был приторочен Пьер, который, похоже, находился в худшей кондиции, чем я.
   Глаза варркана были закрыты, а из уголка рта вытекала тоненькая струйка крови.
   Если кровь капает, то человек ещё жив, вспомнил я и немного повеселел. Радость отозвалась новой болью в голове, и я не смог сдержать стона.
   – Разве варрканы чувствуют боль?
   Я попытался развернуть свои глаза в сторону говорившего, это мне удалось, и в сфокусированном объективе моих зрачков появилась несравненная Шимес. Я открыл рот. Губы почему-то растрескались и плохо слушались.
   – Как ты нас накрыла?
   Красавица сидела в кресле, которое было подвинуто поближе ко мне. За её спиной стояли довольный Милах и несколько десятков нелюдей. Шимес, внимательно глядя на меня, крутила на своём пальце кольцо с изображением Предвечного. Наконец, после недолгого молчания, она соизволила раскрыть свой ротик и показать кончик соблазнительно влажного языка.
   – Все очень просто, варркан. Теперь я сильнее тебя. У меня есть власть.
   – Что ты с ней будешь делать? – я продолжал смотреть на кончик розового языка Шимес и думал, какого чёрта в голову лезет всякая ерунда.
   – Что можно сделать с властью, варркан?
   Все! Я вернусь в империю, и народ признает меня королевой. А потом я наведу порядок в этой грязной стране.
   – Шимес. Послушай, детка, что скажет тебе старый сержант.
   Глаза Шимес удивлённо округлились, но она ничего не произнесла, давая мне время сказать то, что я считал нужным.
   – За свою долгую жизнь я видел очень много людей, желающих обладать властью. Я также видел очень много людей, кто сумел заполучить эту власть. Я видел с десяток королей и не менее дюжины императоров…
   – Короче, варркан, что ты хочешь сказать обо мне?
   – Короче? Почему бы и нет. За всю свою жизнь я не видел большей идиотки, чем ты. Ты просто маньячка.
   А в следующую секунду на меня обрушились здоровенные кулаки Милаха, который подскочил ко мне слишком быстро, гораздо быстрее, чем если бы я был свободен.
   Старался он вовсю. И, как всегда, зря. Глупец тот, кто думает, что можно так просто избить варркана. Существует только несколько болевых точек, попадание в которые заставляет нашего брата недовольно морщиться. А всё остальное – мелочь. Тело гасило удары, и я боюсь, что больно было только кулакам Милаха.
   Единственная неприятность, несколько раз он врезал мне по голове, что заставило меня закрыть глаза.
   Но когда я снова открыл их, то даже моё, неспособное ничему удивляться сознание удивилось. Очевидно, от ударов по голове там чтото сдвинулось с места, и боль, до этого буквально пронизывающая меня, исчезла. Я чуть было не сказал Милаху спасибо, но вовремя одумался. Вдруг ему захочется поставить все обратно.
   Тяжело дыша, жлоб отвалил за кресло Шимес, и она снова завела свою волынку.
   – Теперь тебе, наверное, очень хорошо?
   Если бы она знала, как близка к истине.
   Но для истинного удовольствия мне не хватало совсем немногого – свободы. Что я и решил исправить.
   Напрягшись, я постарался вырвать своё тело из сжимающих его тисков и перебросить куда-нибудь в более интересное место. Например, поближе к Милаху, который в это время осматривал мой меч.
   Но, как ни странно, ничего не получилось.
   Я оставался там, где не должен оставаться. То есть в цепях, прикованный к стене. Ладно, попробуем вырваться с помощью грубой мужской силы. Не так эффектно, зато действенно. Я рванул цепи, но в ответ вместо характерного звука рвущегося металла, до моих ушей донёсся смех Шимес и Милаха.
   – Файон, ты мог бы спросить меня, что произошло, прежде чем пробовать освободиться.
   Ладно, я не гордый. Тем более, что мне абсолютно непонятно, почему я, раньше свободно перемещавшийся по пространству и рвавший не такие цепочки, совершенно беспомощен.
   – Так что же произошло? – разбитые Милахом губы еле шевелились.
   – А ты посмотри в себя, и увидишь, что произошло.
   Последуем совету Шимес, тем более, что мне давно уже хотелось посмотреть на неполадки в моей внутренней системе. Я закрыл глаза и обратил все своё внимание на сознание.
   Господи! Что здесь произошло? Я метался по извилинам мозга и, вскрывая ячейки одну за другой, всюду видел любопытную руку Шимес. Пока я был без сознания, она славно поработала в моей голове. Казалось, все моё сознание оплетено тоненькими ниточками разума ведьмы. Теперь становилось понятно, почему я не смог освободиться. Моё сознание было заблокировано сознанием Шимес, и я ничего не мог сделать без её ведома. Все мои знания в один миг стали бесполезны.
   – Как тебе это нравится? – голос Шимес проникал в меня и звучал прямо в моей голове.
   Я раскрыл глаза и зло уставился на ведьму, которая выглядела весьма довольной.
   – Вообще-то в моём лексиконе есть одно слово, но думаю, ты не захочешь выслушать его.
   – Если ты боишься Милаха, то он тебя не тронет. Говори, я хочу слышать, что обо мне думает человек, чей разум находится у меня в подчинении.
   Ну, я и сказал всё, что думал по этому поводу. А что?
   Шимес побледнела, вскочила на ноги и остановила бросившегося ко мне мордоворота Милаха.
   – Нет, Милах!
   Милах, как и положено дисциплинированному любовнику, раздул свои бычьи ноздри, но на месте остался.
   Шимес соскользнула с кресла и неторопливо приблизилась ко мне.
   – Я не хотела напоминать тебе, Файон, но придётся. Надеюсь, ты не забыл, как выставил меня на посмешище перед моими людьми в горном замке? И сейчас. Тебя ничему не научили кулаки Милаха, но тебя научу я.
   Я только успел подставить щеку. Удар был такой силы, что голова моя метнулась в сторону и врезалась в стену. И, кажется, на щеке, кроме памятного для меня отпечатка остались четыре глубоких царапины от ногтей Щимес.
   Я выплюнул два зуба, облизал губы и проглотил обиду.
   – Ну и паскуда же ты!
   Шимес резко остановила рукой слишком ретивого Милаха и только после того, как удостоверилась, что я смотрю ей в глаза, прошептала:
   – А знаешь, варркан, ты мне нравишься!
   Ха, нормально. Сначала бац по морде, а потом ещё и нравлюсь.
   – Тебе не нравятся мои слова?
   – Нравятся, че не нравятся-то. Только зубы жалко. Наверное, без них я не очень симпатичный. Шимес! Слушай! Хорош цирк устраивать.
   Если я проиграл, убей меня. Если нет, то отпусти, и мы все начнём сначала. Погоняемся друг за другом. А, Шимес?!
   Я думал, Милах взорвётся на своём месте за креслом. Его глаза отчётливо говорили мне, что, будь его воля, он бы сделал со мной что-то ужасное. Но это "что-то" ужасное сделала сама Шимес.
   Сначала я подумал, что она собирается оторвать мне уши. Она схватила их, резко и надёжно, затем рванула на себя моё лицо, а в следующее мгновение я почувствовал, как её язык, которым я не далее десяти минут назад любовался, раздвигает мои зубы и проталкивается к моему ошалевшему языку.
   Обычно, если я попадаю в подобные ситуации, то стараюсь, чтобы они были приятными.
   Как я себя чувствовал в тот момент, это другая тема и совсем не интересная. Я зажмурился и ответил на этот весьма странный поцелуй. Скажу честно, мне понравилось. Весьма и весьма своеобразно. Может быть, это просто от необычности обстановки. Ну кто, когда и где целовался так, как я? Если добавить ко всему этому Милаха, который едва удерживался, чтобы не оторвать Шимес от меня, то получится замечательная и очень живописная картина.
   Шимес прекратила свои шуры-муры и отстранилась. Таких безумных глаз я ещё не видал. Это были глаза даже не маньячки, а суперманьячки.
   Она резко повернулась и, дойдя до кресла, опустилась в него. Опершись о подлокотник, она закрыла глаза ладонью и замерла. Вместе с нею, замер весь зал. Боболоки даже закрыли свои носовые отверстия. Через минуту напряжённой тишины, Шимес отвела руку от глаз и медленно встала:
   – Слушайте все! Этот человек, варркан и наш враг, после прохождения церемонии будет со мной обвенчан., Я ожидал всего, чего угодно. Я был готов к смерти. Я даже был готов к тому, что меня скушают. Но такого!!! Во влип! И за кого?! За Шимес!!!
   Среди присутствующих неправильно среагировал только Милах. Он брякнулся перед ведьмой на колени и завопил что-то там о любви до гроба, о каких-то обещаниях. Шимес оттолкнула его ногой и приблизилась ко мне.
   – Я знаю, варркан, что ты можешь быть несогласен, но я так хочу, и так будет!
   Эта женщина знала, чего она хочет.
   – Но я в некотором смысле уже обвенчан, попробовал я надавить на слабую женскую струну.
   – Эта девчонка? Она умрёт!
   Шимес дотронулась до моей щеки.
   – Я тебя ранила? Извини, но ты был груб со мной.
   Её горячая ладонь проскользила по моей шее, перешла на грудь, затем на живот. Заметив, что Шимес не собирается останавливаться и что в её глазах появляется знакомый голодный блеск, я заикаясь попробовал отвлечься от ненужных мыслей.
   – А-а мой друг, он останется жить?
   Где вы видели танк, который можно остановить выстрелом из ружья? Я тоже не видел.
   Мне пришлось только стиснуть зубы и заняться вычислением квадрата третьей степени из трёхсот двадцати семи тысяч девятьсот пятидесяти одного. И скажу без лишней гордости, что это мне удалось через тринадцать секунд.
   Меня оставили прикованным к стене, без каких бы то ни было поблажек, на которые я мог рассчитывать в роли жениха. Вокруг меня нервно расхаживал Милах, который время от времени, озираясь по сторонам, отвешивал мне весьма недвусмысленные удары. Я только стиснул зубы, представляя себе пытки, которые я применю к этому уроду.
   Шимес куда-то исчезла, заверив меня, что никаких отсрочек не будет. Моё умение вычислять квадратные корни из шестизначных чисел подстегнуло её желание поскорее выйти за меня замуж.
   Я только мог гадать, как такая мысль могла прийти в голову этой ведьме. Лично для себя я пока что не видел ничего хорошего. Мои мысли были опутаны паутиной Шимес, и я с ужасом представлял, во что могу превратиться при, такой интересной жене.
   К чёрту подобные мысли. Я не собирался жениться на Шимес, даже если для этого мне придётся пожертвовать жизнями Илонеи и Пьера. Где это видано, чтобы варркан такого класса, как я, сдавался без боя. Мне бы только освободиться от пут.
   Не обращая внимания на редкие, но довольно неприятные удары Милаха, я ещё раз проверил своё сознание. Ничего утешительного.
   Сделать что-либо было невозможно. Я чувствовал себя ватным Дедом Морозом. Красивая обёртка и имя, а внутри ничего, кроме ваты.
   Сознание по мере возможностей сделало анализ, и выводы оказались самыми неутешительными. Все, кроме моего собственного земного сознания, находилось под неусыпным контролем Шимес.
   Я снова вернулся из мира мыслей и увидел, что Милах внимательно разглядывает мой меч.
   Как и всегда в подобных случаях он больше походил на нож для открывания консервов. Ничего примечательного. Такой меч нормальному воину было бы противно взять в руки.
   – Ну ты, гад, – Милах с силой ткнул меня в грудь, – мне говорили, что этот меч рубит камень?
   – Угу! – кивок головой.
   – Но почему у меня он не рубит ничего?
   – Руки не из того места растут.
   Ещё один тычок в нос дал мне понять, что я слишком много болтаю.
   Милах поднёс "Лучший" к моему горлу и голосом убийцы-психопата прошептал:
   – Сейчас мы посмотрим, как будет действовать твоя игрушка.
   Вообще-то мне этого не хотелось. Я знал, что меч начинает действовать от прикосновения моей руки, но вот как он поведёт себя, если к нему присоединить моё горло.
   – Милах, корешок, – прохрипел я, стараясь не глотать обильную слюну, – а что на этот счёт скажет Шимес?
   Мои слова только ещё больше разозлили его.
   Он показал жёлтые зубы и пахнул мне в лицо каким-то чесночным соусом.
   – С Шимес я разберусь сам. После твоей смерти она снова захочет меня.
   – Почему ты так думаешь? – Господи, этот психопат действительно меня зарежет. Даже если меч останется обыкновенным, он снесёт мне голову одним ударом.
   Эти и другие неприятные мысли лезли мне в голову, когда Милах сделал короткий замах.
   Я вздохнул с облегчением, когда в дверях появилась Шимес. Честно говоря, я даже не думал, что когда-то буду так рад этой женщине.
   Увидев, что происходит, она замерла и, подавшись вперёд, крикнула:
   – Милах! Не сметь!
   Я поблагодарил Бога и Шимес, и нагло улыбнулся щербатым ртом. Не стоило мне этого делать. Милаха доконала моя наглость. Глухо ухнув, он вогнал мне в шею меч, и я даже почувствовал, как железо врезается в стену.
   Если кому-нибудь рубили голову, тот поймёт, что я чувствовал. Холодная сталь обожгла шею, прошла её насквозь и снова вышла по намеченному маршруту.
   Я захлопнул глаза и стал ждать, когда моя голова отделится от шеи и упадёт на холодный камень этого старого города. И будут люди слагать песни о безвременной кончине героя-варркана, павшего от руки подлого предателя человечества.
   Но что-то моя голова слишком долго падала. Я открыл глаза и увидел интересную композицию, с позволения сказать – натюрморт.
   Милах стоял в поднятым "Лучшим", с откинувшейся челюстью и скатившимися на щёки глазами. За его спиной, прижав ладонь к беззвучно раскрытому рту, с не менее выразительными глазами стояла Шимес. А на противоположной стене, прикованный и истёкший кровью, довольно щерился Пьер. Я моргнул, приходя в себя, и увидел немного изменившуюся картину. Милах готовился снова попытаться счастья, Шимес гневно вскинула руку, пытаясь остановить бывшего любовника, а Пьер снова висел без сознания. А может, он и не приходил в себя, а это всего лишь галлюцинации.
   Хотя я готов был поклясться, что я жив.
   Как ни странно, и как ни удивительно.
   Внезапно все сорвалось с места. Милах вспорол мечом мой живот, Шимес что-то закричала, а я снова в одно мгновение стал мертвецом. И, как опять оказалось, зря. Теперь я видел все до мельчайших подробностей. Меч в руках Милаха приблизился к моему животу, бережно распорол расстёгнутую куртку, затем, слегка обжигая, раздвинул кожу и вошёл внутрь. Если бы не серьёзность ситуации, я бы рассмеялся от счастья и щекотки. "Лучший" ничего не сделал своему хозяину. И это был приятно. Так приятно, что я плюнул в гнусную рожу Милаха всей своей накопившейся кровяной слюной.
   Милах, в свою очередь, выпустил меч из рук, шагнул назад, как-то медленно и неестественно опрокинул стоящую за ним Шимес, и оба они покатились по каменному полу.
   Шимес первая вскочила на ноги и бросилась ко мне.
   – Ты жив??
   Приятно чувствовать хоть какую-то заботу о своём здоровье.
   – Пока да, но хотел бы, чтобы меч вытащили из моего брюха.
   Я действительно ощущал некоторый дискомфорт от того, что меч торчал во мне. Словно ножик в рождественской индюшке. Хотя, честно говоря, я никогда не видел, как ножи точат из индюшек. Просто это сравнение показалось мне наиболее удачным.
   Шимес отважно, что, несомненно, было её плюсом, взялась за меч и, с силой потянув, вытащила его из меня. Одновременно мы посмотрели на то место, где только что побывал "Лучший" и, по всем признакам, должна была находиться колотая рана. Но там ничего не было. Ровным счётом ничего. Я не имею в виду мой пупок, который просто развязывался от смеха.
   – Ты смеёшься, варркан? – ошалевшая Шимес уже не знала, какие ей сделать глаза.
   Я ничего не ответил. Собственно, мне и говорить-то было нечего. Я понимал гораздо меньше, чем все они, вместе взятые.
   Шимес прикоснулась рукой к тому месту, откуда вышел меч, и я подумал, что всё начинается снова. Но ведьма сразу же отняла ладонь и замерла.
   – Я думала, что знаю тебя хорошо, но сейчас понимаю, что ты и впрямь очень велик.
   Я не стал её разубеждать. Как хочет, так пускай и думает.
   – Но ты всё равно будешь моим.
   Вот нашла на неё эта блажь. Хочется ей, и все тут!
   Я даже пожалел о своём поведении с Шимес в нашу первую встречу. Если бы я был с ней немного построже, то всё могло бы быть совсем иначе. А теперь мне придётся отдуваться.
   Шимес резко повернулась к Милаху и впилась в него своими глазищами.
   – Ты! Мразь! Как ты мог ослушаться меня?!
   Свою госпожу!
   С каждым словом ведьма делала шаг к Милаху, а он испуганно пятился назад, глядя, как Шимес дотрагивается до своего перстня.
   – Я уничтожу тебя сейчас же! Ариэс! Малщидал!
   – Шимес! – крикнул я.
   – Что тебе, варркан?
   Не знаю, что меня дёрнуло, но я подумал, что это важно:
   – Оставь его, Шимес.
   Ведьма внимательно посмотрела мне в глаза:
   – Почему я должна выполнять твою просьбу? Милах пытался убить моего будущего мужа и достоин смерти.
   – Все это правильно, но всё равно, пусть пока живёт.
   – Но почему?
   Потому, что я хочу сам посмотреть, что скажет Милах, когда я буду откручивать ему голову и ещё кое-что. Я это подумал, но сказал совершенно другое.
   – Потому что именно Милах будет подавать мне домашние тапочки.
   Шимес благосклонно отнеслась к моей просьбе.
   – Хорошо, варркан. Но пока он не подаёт тебе тапочки, и поэтому будет находиться в тюрьме. Убрать его.
   Боболокам не надо было повторять дважды.
   Они подхватили обмякшего Милаха, который действительно стал отставным любовником, и куда-то поволокли. Мне бы очень хотелось посмотреть, куда.
   – Скажи, Файон, – ладонь Шимес довольно бесцеремонно легла на мой пупок. Очевидно, ведьма уже представляла меня своим мужем. Как тебе удалось остаться в живых?
   Я дал волю своему разыгравшемуся воображению:
   – Всё дело в том, уважаемая…
   – Называй меня просто милой, – потребовала Шимес, и по её сжатым губкам, я понял, что мне придётся сделать это, если я хочу выбраться отсюда.
   – Хорошо… Милая. Так вот. Дело в том, что я не просто варркан. Я великий и могучий волшебник, который был послан Создателем, чтобы судить споры мирские между королями. Моя власть безгранична и ужасна. Я могу…
   – Дурашка, – Шимес потрепала меня по щеке, и я заткнулся. – Зачем ты говоришь мне неправду? Я же полностью изучила тебя и твоё сознание. Неужели ты думаешь, что я поверю в этот бред с Создателем?
   Я на это и не надеялся. Просто я полагал, что после такого живописного представления у Шимес появятся подозрения насчёт моей личности. Но обдурить её было непросто.
   Глаза ведьмы превратились в узкие щёлочки. Она собрала мой рот в один растрескавшийся бутон и снова впилась в него губами.
   Когда это неприятный, но в то же время сладкий миг прошёл, Шимес тихо сказала:
   – Никогда не говори мне неправды. Иначе…
   – Я всё понял, – поспешно заявил я, глядя на поднятую к моему носу руку с перстнем. Что тут непонятного?
   Шимес отстранилась, её взгляд снова стал бесцветен.
   – Церемония назначена на сегодняшний вечер. Будь готов.
   – А что, собственно, будет на этой церемонии?
   – Не все сразу, варркан. Ты все увидишь сам. А пока отдыхай.
   Шимес неспеша удалилась, отдав приказ, чтобы моего тела не касалась ничья рука.
   Хорошо сказано, отдыхай. Распят на стене, как Христос. И никто даже напиться не даст.
   – Эй ты, образина, – обратился я к стоящему неподалёку охраннику-боболоку, – принесика воды.
   Бедняга шарахнулся от одного звука моего голоса, только чёткий приказ Шимес заставил его остаться на месте. Так что я окончательно убедился – чем цивилизованнее люди, тем они пугливее. Мне пришлось страдать: от жажды в довольно неинтересной компании.
   – Файон!
   А, наконец-то приятель Пьер очухался.
   – Ну что, дружище? Как дела?
   Пьер оглядел себя с ног до головы и нашёл, что дела могли бы быть и получше. Ему не понравилось, что его место было на солнечной стороне.
   – Пьер, покопайся в своей башке и скажи, что у тебя там новенького?
   Несколько минут варркан висел неподвижно, закрыв глаза. Когда он снова пришёл в движение, то я сразу понял, что его дела не лучше моих.
   – По мне словно каток проехался, – произнёс мой дружок, и я сразу подхватил интересную тему.
   – Пьер. Мне кажется, что ты слишком часто употребляешь незнакомые этому миру слова. Где ты мог видеть каток? Ну-ка ответь мне! У варркана не было настроения отвечать на дурацкие вопросы.
   – Отстань! Ты уже достал меня своими подозрениями. Тебе мало, что я вишу напротив тебя и выгляжу словно подбитая собака.
   Хорошо. Если варркан не хочет отвечать на вопросы варркана, значит, на это есть причина. В данном случае, причина была вполне уважительная. Солнечная сторона.
   – Что тут происходило, пока я был без сознания? По твоему виду я сказал бы, что ты очухался гораздо раньше меня.
   – Ничего особенного. Пьер. Ничего, чтобы заслуживало твоего внимания.
   – Не темни, Файон. Твои зубы, валяющиеся на полу, говорят мне, что тобой немного позанимались.
   – Это Милах, решил проверить меня на прочность.
   – А ты, часом, не врёшь?
   Собственно, чего я скрываю события от Пьера? Какая разница, если он будет знать все.
   Может, правда раскроет его глаза?
   – Пьер, честное слово, здесь ничего не произошло. Просто Шимес решила выйти за меня замуж, а Милах попытался меня прикончить.
   – Ну и что дальше? – похоже, мои признания не произвели на великана никакого впечатления.
   – А дальше ничего? Женюсь, и все.
   – Я тебя понимаю, дружище!
   Как же, понимаешь ты меня. Ни черта меня никто не понимает. Где-то в замке томится моя Илонея, а я вишу здесь и только и делаю, что целуюсь с Шимес и получаю мечом в брюхо.
   Моё состояние было и в самом деле не такое уж весёлое. Меня просто мучила беспомощность. Где найти в себе силы противостоять Шимес? Как порвать паутину, что оплела меня с ног до головы? Где выход? Я искал и не находил его. По-видимому, моя дорога оборвётся именно в этом потерянном и забытом людьми городе, расположенном в самом центре болот Чёрных Облаков. Неприятный вывод, но придётся с ним смириться.
   – Может быть, Аматия выступит со своей армией и спасёт нас?
   Пьер был оптимистом.
   – Аматия обещал выйти только через месяц, если мы не вернёмся. К этому времени мы будем или мертвы, или…
   – Что или?
   – Или ты будешь мёртв, а я буду мужем Шимес со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   – У тебя есть желание стать мужем?
   – Это желание есть у Шимес, и смею тебя заверить, что, контролируя наши сознания, она может сделать всё, что она захочет.
   Пьер понимающе покачал головой. Приятно иметь собеседника, которому не надо объяснять все по нескольку раз.
   – Ну и что мы будем делать?
   – Будем просто ждать и надеяться на чудо. Где оно, это чудо, в каком месте притаилось?
   – Файон, ты ждёшь чуда? Ты, такой великий герой, ждёшь помощи? Я тебя не понимаю.
   Разве ты потерял силы для борьбы? Ты сломлен?
   Я удивлённо посмотрел на варркана. Таким говорливым я его никогда не видел. И самое главное, он говорил правду. Я столько раз попадал в ситуации, из которых, казалось, не было никакого выхода, и всегда выбирался из них победителем. А сейчас? Неужели меня победит какая-то женщина? Да не бывать этому!
   – Я не сломлен. Я просто немного не в себе.
   Ничего, Пьер, будет и на нашей улице праздник. Рано или поздно я разберусь с Шимес.
   – Лучше бы попозже, и не при тех обстоятельствах, о которых ты говорил.
   В этом я был полностью согласен с Пьером.
   Двери распахнулись, и в зал молча, но торжественно стали заходить нелюди. На их мордах было какое-то скрытое торжество, маленькие глаза радостно блестели, и мне даже показалось, что все они посмотрели в мою сторону.' Не очень приятные взгляды, тем более, когда не знаешь их причины.
   Нелюди равномерно распределились по стенам и затихли в ожидании.
   Старый замок погружался во мрак. Солнце уже было не способно заглянуть в его окна и, посмотрев на Пьера в последний раз, исчезло.
   Слабые недолгие сумерки погрузили замок в мрачное состояние. Скоро и они поблекли, уступая место бесцеремонной ночи. Я почувствовал, как меня охватывает возбуждение, словно перед боем. Знакомое чувство по земным делам, но ровно настолько же незнакомое по делам варрканским. Что-то должно было произойти.
   Вся странность этой церемонии, как сказала Шимес, в её неизвестности. Можно было только гадать, что эта ведьма собирается сделать. Всё что угодно, начиная от, бр-р, кастрации и кончая посвящением меня в рыцари нелюдского ордена.
   Волна возбуждения достигла и нелюдей. Они качнулись и склонились в низком поклоне. По всем правилам, сейчас должна была появиться Шимес, чтобы возвестить о начале таинственной церемонии. И она действительно появилась.
   Волокуши – маленькие, беззлобные до поры до времени твари, поставили в середине зала уже не кресло, а самый настоящий трон. Они же бросились к дверям и принялись расстилать длинную дорожку бледного цвета.