Костюченко Евгений. Блюз для винчестера

   — А теперь уносим ноги, — весело крикнул Степан, убедившись, что противник не отвечает огнем на огонь. — Всем держаться за канат! Пустите меня вперед! И — бегом марш!
   Он бежал по воде, в одной руке — "спрингфилд", в другой — веревка, за которую он тянул за собой Милли. Больше всего ему хотелось бросить винтовку, поднять девчонку на руки и… Что дальше? Например, взмыть в небо, взять курс на север и спокойно набирать высоту, плавно взмахивая могучими крыльями.
   Он забежал за выступ скалы и увидел впереди на реке что-то длинное, серое, стоящее на одном месте, но слегка качающее кормой вправо-влево. Кормой, потому что это была лодка.
   От носа лодки к берегу протянулся шнур. Он заканчивался несколькими витками вокруг запястья Харви Дрейка. Сам Харви лежал лицом вниз. Но даже издалека Степан узнал его рыжие непокорные кудри.

40. НА КАНОЭ ПО ПОСЛЕДНЕЙ РЕКЕ

   — Стивен, это ты? Милли с тобой? — спросил Харви Дрейк, не открывая глаз, когда Степан перевернул его на спину.
   — Да, Харви, все в порядке. Ты ранен?
   — Стивен, привяжи ее к себе. Береги девочку… Дальше река кончается. Но еще дальше шумит вода. Ты уйдешь по реке. Привяжи ее к себе, Стивен.
   Он бормотал, не открывая глаз, и лицо его было серым, как галька, на которой он лежал.
   Вместе с Фарбером Степан перенес друга в каноэ, где уже сидели женщины. Вдвоем они столкнули лодку с галечника и едва успели забраться в нее на быстром течении.
   Голова Дрейка покоилась на коленях Роситы.
   — Он просит пить, — жалобно проговорила негритянка.
   — Не давать! — крикнул профессор, яростно выгребая коротким веслом, чтобы развернуть нос по течению. — Питерс, табань!
   Стоя на коленях и перегнувшись над кормой, Степан изо всех сил работал веслом. Каноэ нехотя развернулось и понеслось бортом на отвесную стену.
   — Отталкивай!
   Фарбер успел подставить свое весло одновременно с Гончаром, и вдвоем они оттолкнулись от гранита. Дальше лодку вынесло на середину потока, и она заскользила по течению.
   Оливия Фарбер и Мелисса вычерпывали воду из-под ног своими шляпами.
   — О, Боже, здесь кости! — вскрикнула Милли.
   — За борт! — невозмутимо приказал профессор. — Питерс, корму вправо! Впереди камень! Выгребаем к левому берегу!
   Неповоротливая тяжелая лодка все же чиркнула бортом о гладкий валун, над которым переливалась радужная пленка, но дальше пошла ровно, потому что ущелье опять раздалось в стороны и река вдруг успокоилась. На ее зеленой глади уже не было ни гребешков, ни оспинок водоворотов, и шум воды становился все мягче.
   А за поворотом, оттолкнувшись от крутой скалы, Степан увидел широкий сверкающий плес между отвесными стенами.
   Здесь кончалась Последняя река.
   Каноэ вынесло носом на крупную гальку. Вода тут бурлила, словно кипяток, и накатывалась на пологий берег прозрачными длинными волнами.
   — Прыгайте на берег с носа! — командовал Фарбер. — Неизвестно, какая тут глубина у берега, весло не достает! Это козырек! Река уходит под землю!
   На берегу лежали еще три лодки, серые, с зияющими дырами, через которые проглядывали прутья каркаса, словно ребра скелета.
   Вытянув свое каноэ до середины на берег, они смогли осторожно вытащить Харви.
   — Кровь, много крови, — проговорила Росита. — Сэр, он истекает кровью.
   Оливия Фарбер разодрала рубашку на спине Дрейка и, сорвав с себя нашейный платок, приложила его к ране между лопатками.
   — Его ударили ножом в спину, — сказала она. — Это чудо, что он до сих пор жив.
   — Штерн, — проговорил Харви. — Ничего толком не умеет этот ваш белоручка… Я думал, он хочет помочь… Он пырнул меня тесаком и столкнул с моста. Пить, дайте хоть глоток воды…
   Она профессора приложила горлышко фляги к его серым губам и тут же отняла, как только Харви сделал глоток.
   — Вам нельзя много пить. Росита, дай что-нибудь!
   Степан уже стянул с себя рубашку и, свернув, подал Оливии Фарбер. Она обвязала ее вокруг груди Дрейка.
   — Вот мы вас и перевязали, теперь дело пойдет на поправку. Главное — остановить кровотечение.
   — Стивен, привяжи Милли к себе… — прохрипел Харви Дрейк и обессиленно опустил голову.
   Степан прошелся по берегу, осматриваясь. За старыми опрокинутыми лодками он увидел несколько человеческих скелетов. Он вытряхнул кости из тонкой кожаной рубахи с бахромой и надел ее на себя.
   — Это кладбище индейцев? — спросила Милли, с ужасом глядя на него. — Что вы делаете, Стивен?
   — Одеваюсь. Под горным солнцем нельзя ходить с голой кожей. Да, это кладбище. Жаль, что индейцы не давали своим покойникам в дорогу запасов еды. Но я не могу понять, как Харви выбрался отсюда, да еще с тяжелой лодкой на привязи.
   Дрейк поднял голову и произнес:
   — Вдоль скалы. Там мелко. А лодка вовсе не тяжелая. Прутики да кора. Стивен, ты догнал Штерна?
   — Не уйдет, не волнуйся. Ты еще и сам с ним разберешься.
   Из глубины ущелья послышался голос профессора:
   — Питерс! Идите сюда, да поскорее!
   Его не было видно, потому что галечник сначала круто поднимался кверху, а потом так же круто спускался, и Фарбер стоял на склоне. Подойдя к нему, Степан увидел, что дальше ущелье раздваивается. Острая грань черной отвесной скалы разделяла осыпь на две неравные части. Справа от нее вдалеке блестела вода, а между скалами были видны небо и далекие зеленые склоны гор. Слева, стиснутый черными стенами, клубился туман.
   — Там выход, — показал вправо профессор. — На карте тут обозначен исток Змеиной реки, но теперь понятно, что никакой это не исток, а продолжение Последней реки. Дотащим каноэ волоком, лишь бы не продырявить кору. И сплавимся до порогов, а дальше я знаю дорогу. От порогов до моего лагеря не больше десяти миль через горы. Мы спасены, Питерс.
   — Подождите, док. Зачем вам возвращаться в лагерь? Вас ждут в Денвере, вот и отправляйтесь туда, — сказал Степан. — А в лагере будет засада, я почти уверен. Нам нужно выбраться на железную дорогу. Остановим поезд, и вы без лишних проволочек поедете к своему Кларенсу Кингу.
   — Разумно, — согласился доктор Фарбер. — Но мне все-таки хочется сначала заглянуть вот сюда.
   Он показал на левое ответвление, где завивались клочья тумана.
   — Интересно, там что-то горит, или это испарения от подземной реки? Я видел нечто подобное в бедлендах Дакоты. Там глубоко под землей тлеет каменный уголь, и край горящего пласта, видимо, граничит с подземным водяным слоем. Очень интересное явление. Видите, какие черные здесь стены? Словно антрацит. Но это не уголь. Это гранит, покрытый вековой сажей. Как думаете, Питерс, можем мы потратить полчаса, чтобы спуститься туда, пониже?
   "Еще одно ущелье Туманов", — подумал Степан, глядя, как профессор осторожно спускается по гальке вдоль отвесной черной стены. Он шагнул следом и почувствовал, какая зыбкая и ненадежная здесь осыпь.
   — Стойте, док! — приказал он. — Ни шагу дальше! Прижимайтесь спиной к стенке и медленно двигайтесь назад!
   — Да-да, — дрогнувшим голосом ответил Фарбер. — Пожалуй, спуститься-то мы сможем… а вот подняться…
   Он осторожно, приставным шагом, выбрался обратно, и Степан подал ему руку, чтобы подтянуть к себе. Ладони профессора были мокрыми и черными.
   — Видите, какая сажа? Очень интересное явление, — говорил доктор Фарбер испуганно.
   Они вернулись к реке, и Милли побежала навстречу. Она уткнулась мокрым лицом -в грудь профессора и всхлипнула:
   — Он умер, папа! Наш Харви, он умер! Как жалко его, папа! Он был такой… такой смелый, честный, добрый! Почему умирают только хорошие люди, папа?
   — Жаль Харви, — сказал Степан.
   Он подумал, что Дрейк своей смертью здорово облегчил их дальнейший путь. Харви молодец. Он все сделал правильно.
   Гончар встал на колени перед телом друга и сжал его холодную ладонь.
   — Ладно, брат. Я твой должник, — сказал он. — Я рассчитаюсь за тебя.
   Он поднял лицо к небу, пытаясь вспомнить слова молитвы. Ему часто приходилось хоронить, но он так и не запомнил ничего, что обычно говорили над могилой. "Господи, — подумал Степан Гончар. — Этот парень не был святым. Но он не брал чужого, не обижал слабых и не лжесвидетельствовал. Он не успел посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Но, по крайней мере, он успел подарить жизнь девушке, которую так любил. Да, он спас Мелиссу Фарбер и еще четыре души, которые были с ней рядом. Господи, зачти ему это, когда будешь рассматривать дело Харви Дрейка в последней инстанции".
   — Смотрите, смотрите! Что это?! — закричала Росита, показывая на реку.
   В волнах темнело что-то блестящее, длинное. С очередной волной к берегу приблизилось тело человека в длинном плаще. Полы задрались и заплелись, укрыв лицо.
   Степан ухватился за край плаща и подтянул труп поближе, на галечник. Откинул мокрый жесткий брезент и разглядел знакомое лицо. Длинные усы слиплись, как два крысиных хвоста.
   — Милли, вы ошиблись, — сказал он. — Умирают не только хорошие люди. Знаете, кого я подстрелил?
   Профессор тоже наклонился над покойником и проговорил:
   — Не думал, что мы когда-нибудь встретимся еще раз. Этот человек держал нас в пещере три года назад. Помнишь, Оливия, я тебе рассказывал?
   — Ты ничего такого не рассказывал, — сердито ответила жена профессора. — В какой пещере? Зачем?
   — Теперь это не имеет значения, — немного смутился доктор Фарбер. — Что будем делать с ним, Питерс? Мне кажется, он не достоин покоиться рядом с прахом мистера Дрейка.
   — Недолго ему тут покоиться, — сказала Оливия Фарбер. — Посмотрите на небо. Стервятники уже слетаются к нам.
   — Не к нам, а к нему. — И Степан Гончар снова укрыл брезентом лицо Остина Юдла.

41. ЧАЙКА ПО ИМЕНИ БЕН СМОКИ

   Они гребли вчетвером: Фарбер и его жена по левому борту, Росита и Степан — по правому. Милли сидела в корме, сразу за Гончаром, и держала в руках свой винчестер.
   "Вот мы и выбрались из ловушки, — думал Степан Гончар, глядя на зеленые берега. — И что дальше? А дальше — ничего хорошего. Лучше отстреливаться от наседающего врага, чем ожидать, когда он подкрадется к тебе и пырнет тесаком в спину. А ведь так оно и будет".
   — Что вы намерены теперь делать, док? — спросил он.
   Фарбер, сидящий на носу каноэ, долго не отвечал, равномерно погружая в воду короткое весло.
   — Что делать? Буду продолжать свои поиски рудных минералов.
   — То есть — работать на Рейнольдса?
   — Вы не совсем верно представляете себе систему наших взаимоотношений. Говард — просто друг нашей семьи. Он помогает нам, мы помогаем ему, но это не значит, что я на него работаю. Я не клерк из его многочисленных контор и не инженер с его фабрик. Он миллионер, а я просто честный специалист. Он занимается своим бизнесом, а я — наукой.
   Степан Гончар хорошо представлял себе, в чем заключался бизнес Говарда Рейнольдса. Этот миллионер делал деньги из денег, играя на бирже.
   Когда-то он сам копал землю. Потом научился торговать этой землей. Земельные спекуляции обогатили его, но и этот труд показался Рейнольдсу слишком тяжелым, слишком вещественным. Он смог исключить землю, это лишнее звено, из своих финансовых операций, работая только с бумагами. Различные сертификаты и ордера, сменив нескольких владельцев, возвращались к нему, заметно прибавив в цене. Но Рейнольде стремился к совершенству и в конце концов достиг его. Теперь он даже не прикасался ни к каким разноцветным бумажкам. Он только называл цену, по которой эти бумажки продавались и покупались. И каждая такая операция обогащала его. Наверно, это можно назвать идеальным бизнесом.
   Да, доктор Фарбер не был простым клерком. Он не получал жалованье от Рейнольдса. Но именно благодаря ему и сотням таких же честных и порядочных специалистов Говард Рейнольде мог заниматься своим идеальным бизнесом.
   Кстати, о честных специалистах.
   — А Штерн? — спросил Степан. — На кого работает Штерн?
   Профессор не ответил, полностью сосредоточившись на работе с веслом.
   — Фредерик был переводчиком, — печально, как о покойном, сказала Оливия Фарбер. — Мы познакомились в нашей первой африканской экспедиции. С тех пор он был с нами везде. Много раз его мужество и решительность спасали нас в безвыходных ситуациях. К тому же он был прекрасным переводчиком. Любой язык Фредерик мог освоить за пару недель. Незаменимый помощник.
   — Скажите, мэм, он как-то связан с Рейнольдсом?
   — В каком-то смысле. Как сотрудник Леопольда.
   — Ставлю вопрос иначе. Штерн и Рейнольде — они знакомы?
   — Да. Но какое это имеет значение?
   — Сейчас — уже никакого, — сказал Степан Гончар.
   — Я понимаю, на что вы намекаете, Питерс, — повернулся к Степану профессор. — Неужели вы подозреваете Фредерика в том, что он шпионил за мной?
   — Да какая разница, шпионил он или нет, — равнодушно ответил Гончар. — Я просто хочу знать, где мне его искать, вот и все. Кстати, он не шпионил. За вами следили совсем другие люди, и они едва не убили Штерна. Так что в этом смысле он чист.
   "А ведь те, кто стрелял, могли и не знать, в кого стреляют, — вдруг понял Степан. — Они следили за двумя всадниками, а потом напали на двух всадников. Могли и не знать, что стреляют не в тех, за кем следили. Черт, зря я тогда вмешался!" — Фредерик никогда не давал повода усомниться в его порядочности, — сказал профессор.
   — Но он убежал, прихватив то, что мы нашли. Вот я и думаю: куда он побежит с этими алмазами? К вашему Рейнольдсу или к кому-то еще? Может быть, он направится в Денвер, чтобы отдать находки Кларенсу Кингу?
   Степан пошутил, но Фарбер воспринял его слова всерьез.
   — Это было бы прекрасно, — заявил профессор. — Как только Кинг узнает правду о фальшивой россыпи, он оповестит всех. Слово Кинга слишком авторитетно, чтобы его не услышать. Тем более если это слово может спасти миллионы долларов.
   — Прекрасно? Я не ослышался? Вы сказали "прекрасно"? — Степан от злости чуть не выронил весло.
   — Возможно, Фредерик рассчитал, что в одиночку он легче оторвется от преследователей. И возможно, он прав. Он оторвется. Он достигнет Денвера. Поставленная задача будет решена, — твердо сказал Фарбер. — А это — самое главное.
   "Бесполезно спорить, — подумал Гончар. — Интересно, как бы запел профессор, если бы Штерн убил кого-нибудь другого, а не беднягу Харви?" — Но вы, док, так и не ответили на мой вопрос, — вспомнил Степан. — Вы-то что будете делать, когда вернетесь в Филадельфию? Вы будете по-прежнему дружить с Рейнольдсом? И по-дружески выполнять его маленькие просьбы? Ведь ему, наверно, не очень-то понравится, когда об афере с россыпью узнают вкладчики. Вряд ли он простит разоблачение даже самому близкому другу.
   — Почему вас так беспокоят мои отношения с друзьями?
   — Потому что ваши друзья убивают моих друзей.
   Профессор надолго замолчал, и брызги из-под лопасти его весла стали вылетать с удвоенной силой. Вместо него в разговор вступила Оливия Фарбер:
   — Но Рейнольде вовсе не такой близкий друг, как вам кажется, Стивен. Когда-то мы были близки. Но теперь он отгородился от всех своими сейфами и маклерами. К тому же мы намерены перебраться из Филадельфии на Запад. Например, Мейер Гуггенхайм, наш друг и земляк, собирается вкладывать деньги в медь Колорадо. А это обеспечит нас работой на долгие годы. Еще один друг, Горацио Табор, надеется с нашей помощью отыскать новые залежи серебра. Мы останемся в Денвере, Стивен. А Рейнольде пусть и дальше проворачивает свои темные делишки в Филадельфии.
   — Навряд ли ты найдешь в денверских гостиницах номер с водопроводом, — сказал Фарбер.
   — Не страшно. Зато мы не найдем там ни одного биржевика.
   — Как видно, ты уже все решила? — сердито спросил профессор у жены.
   — Это жизнь все решила за нас.
   — Ну, знаешь…
   — Смотрите! — перебила их Росита. — Сэр, там лошади!
   Берега по обеим сторонам реки были покрыты зарослями ивы, но справа, выше по склону, на ровной зеленой лужайке виднелось пестрое пятно небольшого табуна. Под солнцем блестели рыжие, черные, пегие лошади, и несколько мулов с навьюченными мешками щипали траву поодаль.
   Степан положил весло на дно каноэ и взялся за винтовку. Профессор греб, разворачивая лодку к другому берегу. Все напряженно оглядывали склон, на котором не было видно никаких следов человека — ни костра, ни шалаша. Но табун не мог гулять тут сам по себе. К тому же в бинокль Степан разглядел, что некоторые из лошадей были оседланы.
   — В кустах, — тихо сказал профессор. — Они могут сидеть в кустах у самой воды. Милли, возьми весло! Гребите быстрее, милые леди.
   Но ничего нельзя было разглядеть за сплетением ивовых веток и дрожащих листьев. В бинокле снова промелькнули лошади, потом показались кудрявые макушки низкорослого кустарника выше по склону, а дальше, между черных узких елей, Степан увидел песок, изрытый множеством копыт.
   Лошади спустились с этих гор, понял он. Возможно, это и есть тот самый перевал, о котором говорил Бен Смоки. Так, может быть, это наши лошади? Но где же тогда сам Бен?
   — Поворачивайте к берегу, — сказал Степан. — Там никого, кроме лошадей. И это наши лошади.
   — Не будем рисковать, Питерс! Спустимся до порогов. В этих кустах может быть засада.
   — Это легко проверить.
   Степан Гончар стянул сапоги и переложил кольт в наплечную кобуру. Он перемахнул через борт лодки и поплыл к берегу. Уже через пару гребков его ноги коснулись илистого дна, и он проплыл еще немного, пока пальцы не зачерпнули прибрежный песок. Здесь он встал и, пригнувшись, побежал по воде к нависающим ивам.
   Он не верил, что на берегу может быть засада. Но и шагать, как на параде, почему-то не хотелось.
   Упав за низко склонившуюся толстую иву, Степан оглянулся на каноэ. Лодка уже пристала к другому берегу. Все, кто в ней был, пригнулись, спрятавшись за бортами. И только чья-то голова виднелась над кормой рядом с тонким стволом винчестера.
   "Если здесь засада, то они успеют уйти по реке. Или хотя бы скроются в горах, — подумал он. — А вдруг Фарбер захочет избавиться от меня?" Никакой засады. Заржала лошадь, и Степан узнал свою Тучку. Он свистнул, и она потрусила к нему, радостно взбрыкивая.
   Поймав босой ногой стремя, Гончар забрался в седло и поехал к табуну. Он уже узнал пятнистую кобылу Бена Смоки. Подъехав ближе, увидел в ее соломенной гриве слипшиеся красные волосы. Белая холка тоже была залита кровью. Свежей, красной и блестящей кровью.
   — А где Бен? — спросил Степан у кобылы, но она только встряхнула ушами, продолжая выщипывать травинки под ногами.
   Он повернулся к реке и увидел, что каноэ пересекает ее под углом, приближаясь к берегу.
   Ему пришлось еще долго кружить по склону, разглядывая следы. Он нашел тропу, по которой табун пришел сюда из-за гор. Где-то вдалеке, в сплошной стене отрога, скрывался невидимый отсюда проход, и Бен Смоки воспользовался им, чтобы оторваться от погони. Но там, где прошел табун, всегда останутся следы, как бы ты ни пытался их скрыть. Значит, преследователи рано или поздно придут сюда.
   Нашел Степан и две латунные гильзы пятидесятого калибра. Они валялись в песке под низкорослой и широкой елью. "Отсюда из своего "шарпса" стрелял Штерн, — подумал Гончар. — Но куда? Где мог быть Бен в этот момент? И как же Смоки прозевал выстрел? Так-так. Кровь на гриве… Штерн стрелял в спину".
   Он вспомнил старину Эрни, который ненавидел оружие. Как он говорил? Какой-нибудь мозгляк с револьвером может лишить жизни мужчину, который в сто раз сильнее. Да, а тут был не револьвер, а "шарпс". И его пуля не оставляет шансов.
   Он пошел к берегу, чтобы помочь женщинам выбраться из лодки, и на песке увидел параллельные полосы — такие обычно остаются от веток, которыми заметают следы. Кто-то очень хотел скрыть свои следы на песке, но, наверно, слишком спешил. Степан присел, чтобы лучше видеть эти полоски, — и заметил, что они ведут к реке. У самой воды он увидел кровь на траве и все понял.
   Песчаное дно еще хранило отпечатки каблуков Штерна. Вот здесь он втащил тело Бена в воду и оттолкнул его от берега, и оно поплыло по течению. И было это совсем недавно — следы под водой только наполовину заполнились илом.
   Фредерик Штерн был большим педантом. К тому же к нему, очевидно, было применимо правило, о котором говорил профессор, — преступник не может изменить почерк. Убив Бена Смоки, Штерн сбросил его тело в воду точно так же, как он поступил с Дрейком.
   "Я еще могу его догнать, — подумал Степан Гончар. — Похоже, он прихватил с собой пару сменных лошадей. Следов будет много. Он не уйдет".
   — Что вы ищете в воде, Стивен? — спросила Милли, подбегая к нему.
   — Уже ничего.
   — Все наши сумки пусты, — сказала девушка. — И недостает трех лошадей.
   — Нам хватит остальных, чтобы добраться до Денвера. — Степан Гончар повернулся к Милли. — Говорят, это большой город. Мы с Харви давно туда собирались.
   — Может быть, Штерн и Смоки тоже направились в Денвер?
   — Штерн и Смоки? Может быть.
   Он последний раз посмотрел вдоль реки, но не увидел ничего, кроме одинокой чайки, которая парила высоко в небе, с каждым кругом поднимаясь все выше.
   Вместе с профессором они развернули карту на песке, и Фарбер обвел карандашом то место, где река уходила под землю.
   — При случае обязательно обследую участок с тлеющими пластами. Как вы намерены двигаться, Питерс?
   Степан провел пальцем вдоль извилистой линии реки:
   — Вниз по течению до холмов. Отсюда поворачиваем строго на восток и выходим на железную дорогу. Здесь подождем поезда. Остановим его, и вы поедете в Денвер. А я с лошадьми отправлюсь через перевал. Люди Даунвуда будут идти по моим следам, но в горах я от них оторвусь.
   — Вы снова спасли меня, — сказал профессор. — Не знаю, чем отблагодарить вас. Не говорите ничего, Питерс. Просто приезжайте к нам в Денвер. И привозите детей. У них будет школа не хуже, чем в Филадельфии. Приезжайте. Не пожалеете.
   — Сочтемся, док. Хорошая у вас карта. Не оставите? На память.
   Фарбер молча свернул карту и отдал ее Степану.
   "Пропуск в ущелье Туманов, — подумал Гончар. — Не помешает иметь его под рукой".
   Может быть, когда-нибудь он воспользуется этим пропуском. Но не в этот раз. Сначала надо посадить Мелиссу на поезд. И найти Штерна.
   Ему вспомнилась китайская притча о том, что незачем гоняться за врагом. Надо просто сидеть у реки, и рано или поздно течение пронесет мимо тебя его труп. Что ж, не врут китайцы.

42. ЗАКАЗНОЙ ЭКСПРЕСС

   Дым паровоза был заметен издалека. Поезд, огибая холмы, шел по дуге, а Степан направил свой табун напрямик и добрался до рельсов как раз вовремя. Он быстро развел костер прямо у полотна и подкладывал в огонь пучки травы, чтобы густым белым дымом привлечь внимание машиниста. Росита достала из узелка с вещами красную блузку, и Гончар привязал ее к стволу винчестера.
   Размахивая блузкой, как флагом, он стоял на рельсах, глядя на приближающийся локомотив.
   После длинных гудков поезд начал тормозить. Из будки выглянул пожилой машинист:
   — Что случилось? Опять полотно размыло?
   — Надо взять пассажиров, сэр, — вежливо, но твердо сказал Степан. — Профессор Фарбер и его экспедиция.
   — Мы не берем пассажиров! Это заказной экспресс, идем без остановок! За мной — обычный состав, он вас возьмет!
   — Кажется, я слишком тихо сказал, сэр, и вы не расслышали. Это не пассажиры. Это экспедиция федерального земельного управления. Федерального, сэр. Профессор Фарбер. И остановки нам не нужны. Его надо срочно доставить в Денвер.
   — Так бы сразу и сказал! — закричал машинист. — Живо полезайте в пассажирский вагон! Ну и компания подобралась! Сплошные шишки!
   Степан схватил Мелиссу за руку и побежал мимо локомотива, вдоль тендера и синего багажного вагона к зеленому пассажирскому. За распахнутой дверью стоял очень приличный джентльмен в бежевом костюме. Без лишних слов он подал руку девушке, и та вспорхнула на подножку. Степан подсадил жену профессора и Роситу. Фарбер, уже стоя на подножке, оглянулся:
   — Жду вас в Денвере, Питерс! Не откладывайте свой визит.
   Паровоз запыхтел чаще, стреляя паром во все стороны, большие колеса провернулись на месте, и весь состав дернулся с лязгом и скрежетом.
   Степан вдруг сообразил, что даже не попрощался с Мелиссой. Он пошел за вагоном, но тут же остановился. Слишком поздно.
   Мимо него медленно проплыл зеленый вагон, за ним — красный вагон для скота, и из щелей между досками потянуло запахом подгнившего сена и конского навоза. Дверь этого вагона была немного сдвинута в сторону, и два ковбоя стояли в проеме. Перед Степаном промелькнули их рыжие сапоги со шпорами и полы длинных плащей. Затем показалась открытая платформа с бухтами колючей проволоки, и еще один товарный вагон с лошадьми. Последним катился синий служебный вагон, где на площадке стоял тормозной кондуктор в черном мундире, облокотившись о задний бортик.
   Поезд медленно набирал ход на подъеме, и Степан шел за ним вдоль рельсов. Ничего страшного, что он не попрощался с этой разбойницей. Даже наоборот, получилось очень удачно. Он не смог бы подобрать нужных слов. Разве только сморозить какую-нибудь глупость насчет ее серебряной монеты, которую он всегда носил с собой, на счастье. В голове вертелся мотив французской песенки, которую напевала Милли сегодня ночью. Неужели это было только сегодня? Кажется, что прошла целая жизнь. Так оно и есть. В эти часы уместились ровно две жизни — Харви Дрейка и Вена Смоки. Юдл не в счет.