***
Временно я стал хозяином положения на стенде с микроскопом, отбиваясь от взбесившейся толпы.
– Пошли прочь, гидроцефальные лицемеры. Капля стерильного парафинового масла на каждый ваш череп значительно повысит ваши мыслительные способности! (Смотри "Инъекция минерального масла в лобную кость", "Научный журнал", 1969.) Назад, я говорю! Отправляйтесь в свои клетки, к которым вы приписаны! Разве вы не читали святого Павла? Бог не любит волов.
Я совершенно одинок в своей борьбе за спасение лаборатории. Каждый стал чересчур эмоциональным.
– Давайте, хватайте его и поместите в Проблемный ящик.
– А ну, отойдите от меня, вы, да как вы отважились подступиться ко мне, ученому доктору-безумцу, окончившему… пошли прочь…
Меня схватили и поволокли. Лейтенант, командовавший бунтовщиками, открыл входные дверцы в Проблемный ящик Фишбиндера. Они начали раскачивать меня за хвост и, в конце концов, бросили внутрь!
– Ах вы негодяи! Вам это так не пройдет!
Я влетел в ворота и проскользнул в дверь. Теперь я был заперт внутри. Как будто у меня было мало огорчений без этих дополнительных трудностей, которые ждали меня здесь.
Однако я припомнил, что в центре этого ящика есть "Целевая комната", где стояла чашка с прессованным печеньем. Кусочек завалявшегося печенья поднимет мой дух и восстановит силы.
Я крадучись перелез через сетку… перелез очень осторожно… направляясь в этот узкий канал. Они заплатят за это. Они еще пожалеют, что доктор Рэт по их милости оказался в этом загоне. (Сравните с: "Временное превосходство среди мышей", Перкинс и Морган.)
Прокладываю свой путь вдоль стимулирующего коридора, прямо к тому месту, где собственно и производится многовариантный эксперимент с дверями. Дверей всего две. Если я открываю не ту, которую нужно, то получаю сильный удар сжатым воздухом, который размажет меня вдоль стены. Я знаю, что подобный эксперимент помогает человечеству наилучшим образом разобраться с городской планировкой, но в настоящий момент я не стремлюсь испытывать это. Сейчас у меня свои собственные планы, которые требуют реализации. Поэтому я должен выбрать все правильно.
Помню эту дилемму еще с моей студенческой поры, когда медленно сходил с ума в различных лабиринтах. Мне уже доводилось решать эту задачу с входом. Да, конечно, нужная дверь была вот здесь, справа.
Ш-Ш-Ш-УХ-Х-Х!
ПАМ!
С глухим стуком я врезался в стену. Старый хрыч Фишбиндер так пукнул, что едва не расплющил меня.
Медленно я оторвался от стены. Поздравляю вас, профессор Фишбиндер, вы в очередной раз одурачили меня.
Хорошо, стало быть, это другая дверь. Я медленно приближаюсь к ней, мои колени подгибаются. Толкнув дверь носом, я вхожу внутрь Целевой комнаты. Да, да, я узнаю восхитительный запах прессованного печенья.
Но что это! Бунтовщики! В Целевой комнате! Они расселись здесь, в священном Психологическом центре, в самом сердце Ящика Фишбиндера. (Смотрите его статью "Необычные потребности крыс".)
– Пошли прочь отсюда, бездельники! Немедленно! Убирайтесь из Целевого центра, убирайтесь из Проблемного ящика!
Я перелезаю через сетку и вновь подвергаю себя опасности попасть под очередной залп пердуна Фишбиндера, потому что только таким путем могу добраться до прессованных вафель. Так где же они, вы, грязные крысиные подонки! Кто съел мое печенье! Вот узнает об этом Фишбиндер и спустит на вас весь свой гнев, почти как сам Клод Бернар.
– А ну присядь, док, и помолчи, если не хочешь, чтобы тебе перерезали глотку.
– Вы думаете, что меня можно испугать скальпелем? Меня, у которого все кишки соединены кровоостанавливающими зажимами?
– Или ты хочешь, чтобы тебе оторвали хвост?
– Нет, а почему вы спрашиваете об этом?
– Это можно устроить.
– Это не делает вам чести, так грозить ученому доктору-безумцу. Ведь я…
Удар по голове иногда бывает весьма просвещающим. Я медленно падаю в самый центр Проблемного ящика, после того как один из бунтовщиков размозжил мне голову, приведя в действие Фишбиндерово Падающее Окно под номером 2, которое он обрушил на меня. Остекленевшими глазами я вижу, как бунтовщики собрались вокруг мечущейся по кругу крысы. Я узнаю этого парня. Он получил серьезную мозговую травму. Мы организовали ее на прошлой неделе. Это повреждение превратило его в самую совершенную интуитивную среду. Он постоянно преследует свой хвост, ухватившись за него зубами. Беснующийся дервиш в Проблемном ящике! Его вращательное движение создает интуитивное поле, и вокруг него образуется вихрь из множества ярких цветов, расплавленных в желтом и красном. Сам он добавляет лишь зеленоватый оттенок к этой картине, как бы привнося в нее мох самой красивой разновидности. Желтизна медленно превращается в яркое солнце, сияющее над вершиной, увенчанной белым снегом. Разве мы собираемся извлекать прибыль из авиалиний? А это уже наш основной телеочерк? Выглядит, как лекция о путешествиях.
Что это за движение я вижу? Вон там, среди ущелий, рядом с самой вершиной. Неужели я обнаружил змею? Нет, не подходите близко к змее, братья-крысы. Она тут же съест вас!
– Пошли прочь, гидроцефальные лицемеры. Капля стерильного парафинового масла на каждый ваш череп значительно повысит ваши мыслительные способности! (Смотри "Инъекция минерального масла в лобную кость", "Научный журнал", 1969.) Назад, я говорю! Отправляйтесь в свои клетки, к которым вы приписаны! Разве вы не читали святого Павла? Бог не любит волов.
Я совершенно одинок в своей борьбе за спасение лаборатории. Каждый стал чересчур эмоциональным.
– Давайте, хватайте его и поместите в Проблемный ящик.
– А ну, отойдите от меня, вы, да как вы отважились подступиться ко мне, ученому доктору-безумцу, окончившему… пошли прочь…
Меня схватили и поволокли. Лейтенант, командовавший бунтовщиками, открыл входные дверцы в Проблемный ящик Фишбиндера. Они начали раскачивать меня за хвост и, в конце концов, бросили внутрь!
– Ах вы негодяи! Вам это так не пройдет!
Я влетел в ворота и проскользнул в дверь. Теперь я был заперт внутри. Как будто у меня было мало огорчений без этих дополнительных трудностей, которые ждали меня здесь.
Однако я припомнил, что в центре этого ящика есть "Целевая комната", где стояла чашка с прессованным печеньем. Кусочек завалявшегося печенья поднимет мой дух и восстановит силы.
Я крадучись перелез через сетку… перелез очень осторожно… направляясь в этот узкий канал. Они заплатят за это. Они еще пожалеют, что доктор Рэт по их милости оказался в этом загоне. (Сравните с: "Временное превосходство среди мышей", Перкинс и Морган.)
Прокладываю свой путь вдоль стимулирующего коридора, прямо к тому месту, где собственно и производится многовариантный эксперимент с дверями. Дверей всего две. Если я открываю не ту, которую нужно, то получаю сильный удар сжатым воздухом, который размажет меня вдоль стены. Я знаю, что подобный эксперимент помогает человечеству наилучшим образом разобраться с городской планировкой, но в настоящий момент я не стремлюсь испытывать это. Сейчас у меня свои собственные планы, которые требуют реализации. Поэтому я должен выбрать все правильно.
Помню эту дилемму еще с моей студенческой поры, когда медленно сходил с ума в различных лабиринтах. Мне уже доводилось решать эту задачу с входом. Да, конечно, нужная дверь была вот здесь, справа.
Ш-Ш-Ш-УХ-Х-Х!
ПАМ!
С глухим стуком я врезался в стену. Старый хрыч Фишбиндер так пукнул, что едва не расплющил меня.
Медленно я оторвался от стены. Поздравляю вас, профессор Фишбиндер, вы в очередной раз одурачили меня.
Хорошо, стало быть, это другая дверь. Я медленно приближаюсь к ней, мои колени подгибаются. Толкнув дверь носом, я вхожу внутрь Целевой комнаты. Да, да, я узнаю восхитительный запах прессованного печенья.
Но что это! Бунтовщики! В Целевой комнате! Они расселись здесь, в священном Психологическом центре, в самом сердце Ящика Фишбиндера. (Смотрите его статью "Необычные потребности крыс".)
– Пошли прочь отсюда, бездельники! Немедленно! Убирайтесь из Целевого центра, убирайтесь из Проблемного ящика!
Я перелезаю через сетку и вновь подвергаю себя опасности попасть под очередной залп пердуна Фишбиндера, потому что только таким путем могу добраться до прессованных вафель. Так где же они, вы, грязные крысиные подонки! Кто съел мое печенье! Вот узнает об этом Фишбиндер и спустит на вас весь свой гнев, почти как сам Клод Бернар.
– А ну присядь, док, и помолчи, если не хочешь, чтобы тебе перерезали глотку.
– Вы думаете, что меня можно испугать скальпелем? Меня, у которого все кишки соединены кровоостанавливающими зажимами?
– Или ты хочешь, чтобы тебе оторвали хвост?
– Нет, а почему вы спрашиваете об этом?
– Это можно устроить.
– Это не делает вам чести, так грозить ученому доктору-безумцу. Ведь я…
Удар по голове иногда бывает весьма просвещающим. Я медленно падаю в самый центр Проблемного ящика, после того как один из бунтовщиков размозжил мне голову, приведя в действие Фишбиндерово Падающее Окно под номером 2, которое он обрушил на меня. Остекленевшими глазами я вижу, как бунтовщики собрались вокруг мечущейся по кругу крысы. Я узнаю этого парня. Он получил серьезную мозговую травму. Мы организовали ее на прошлой неделе. Это повреждение превратило его в самую совершенную интуитивную среду. Он постоянно преследует свой хвост, ухватившись за него зубами. Беснующийся дервиш в Проблемном ящике! Его вращательное движение создает интуитивное поле, и вокруг него образуется вихрь из множества ярких цветов, расплавленных в желтом и красном. Сам он добавляет лишь зеленоватый оттенок к этой картине, как бы привнося в нее мох самой красивой разновидности. Желтизна медленно превращается в яркое солнце, сияющее над вершиной, увенчанной белым снегом. Разве мы собираемся извлекать прибыль из авиалиний? А это уже наш основной телеочерк? Выглядит, как лекция о путешествиях.
Что это за движение я вижу? Вон там, среди ущелий, рядом с самой вершиной. Неужели я обнаружил змею? Нет, не подходите близко к змее, братья-крысы. Она тут же съест вас!
***
На пике Стервятников сидит орел. Я частенько наблюдаю за ним, вот отсюда, из моей норы среди камней. Он сидит вот так уже много дней, глядя на отдаленные вершины и посылая призывы из самой глубины своего сердца.
Там-м, там-м, там-м, дам-м, дам-м, дам-м… я зову вас, зову, зову, сюда, сюда, сюда.
Все его поведение было очень странным с тех самых пор, как он появился на этом пике. Он пребывал в неистовом волнении и отчаянии на этой гигантской вышине. На протяжение многих часов я слышал шум его крыльев и ощущал крайнюю важность его прилета сюда, потому что именно это место было так необходимо ему, вот эта высочайшая из вершин, достичь которую можно только собрав до последней капли все свое мужество и силу, потому что здесь дули сильные ветры и стоял лютый холод.
Но теперь он занял эту каменную террасу и сидит, посылая свои призывы, похожие на ритмичные удары барабана, через цепи заснеженных вершин. Это настоящий Орел-Властелин. Каждая частица его тела наполнена энергией. Именно вид этого орла заставил меня, скромно свернувшуюся кольцом змею, совершить столь долгий и трудный путь к этим вершинам. Я слышала, что это то самое место, где можно увидеть Властителя Жизни, и многие месяцы ползла сюда, а когда добралась, то не нашла ничего!
Но вот теперь он здесь! Сейчас он сидит на самой вершине, оглядывая пространство глазами охотника. Долго пришлось мне ждать, но в конце концов Король все-таки появился, принесенный сюда ветрами и преследуемый опасностью. Я видела их, этих охотящихся за ним призраков, вооруженных веревками и сетями. Они заставили его ускорить свой полет! И в тот самый момент, когда он достиг вершины и взглянул вниз, на зияющую там пропасть, его преследователи исчезли.
И вот послышался его зов: там-м, там-м, там-м, там-м, сюда, сюда, сюда. Эта мысль, должно быть, родилась у него, когда он бежал от своих преследователей, потому что как только он приземлился, то не терял ни минуты и хотел, чтобы встреча произошла немедленно.
Какая удача, что я смогла завершить свой подъем как раз в это время! Сейчас, когда вспоминаю ту борьбу, которую мне пришлось совершить при подъеме сюда, сквозь пески и болота, через джунгли и реку, через долины и высокие скалистые утесы, когда думаю о том, как скользила, получая болезненные язвы и надрывая свой живот, я могу лишь рассмеяться и сказать, что все это стоило того, потому что я здесь, а Орел-Повелитель созывает на встречу.
Сюда, сюда, сюда!
Там-м, там-м, там-м, дам-м, дам-м, дам-м… я зову вас, зову, зову, сюда, сюда, сюда.
Все его поведение было очень странным с тех самых пор, как он появился на этом пике. Он пребывал в неистовом волнении и отчаянии на этой гигантской вышине. На протяжение многих часов я слышал шум его крыльев и ощущал крайнюю важность его прилета сюда, потому что именно это место было так необходимо ему, вот эта высочайшая из вершин, достичь которую можно только собрав до последней капли все свое мужество и силу, потому что здесь дули сильные ветры и стоял лютый холод.
Но теперь он занял эту каменную террасу и сидит, посылая свои призывы, похожие на ритмичные удары барабана, через цепи заснеженных вершин. Это настоящий Орел-Властелин. Каждая частица его тела наполнена энергией. Именно вид этого орла заставил меня, скромно свернувшуюся кольцом змею, совершить столь долгий и трудный путь к этим вершинам. Я слышала, что это то самое место, где можно увидеть Властителя Жизни, и многие месяцы ползла сюда, а когда добралась, то не нашла ничего!
Но вот теперь он здесь! Сейчас он сидит на самой вершине, оглядывая пространство глазами охотника. Долго пришлось мне ждать, но в конце концов Король все-таки появился, принесенный сюда ветрами и преследуемый опасностью. Я видела их, этих охотящихся за ним призраков, вооруженных веревками и сетями. Они заставили его ускорить свой полет! И в тот самый момент, когда он достиг вершины и взглянул вниз, на зияющую там пропасть, его преследователи исчезли.
И вот послышался его зов: там-м, там-м, там-м, там-м, сюда, сюда, сюда. Эта мысль, должно быть, родилась у него, когда он бежал от своих преследователей, потому что как только он приземлился, то не терял ни минуты и хотел, чтобы встреча произошла немедленно.
Какая удача, что я смогла завершить свой подъем как раз в это время! Сейчас, когда вспоминаю ту борьбу, которую мне пришлось совершить при подъеме сюда, сквозь пески и болота, через джунгли и реку, через долины и высокие скалистые утесы, когда думаю о том, как скользила, получая болезненные язвы и надрывая свой живот, я могу лишь рассмеяться и сказать, что все это стоило того, потому что я здесь, а Орел-Повелитель созывает на встречу.
Сюда, сюда, сюда!
***
– Прежде всего, нужно разобрать стенд для полостных инъекций…
– Затем следует разбить пневмотораксный индикатор…
– Приятели-крысы, пожалуйста, помните, что этот индикатор - федеральная собственность, а уничтожение его будет считаться преступлением на федеральном уровне.
– Заткнись, Рэт, пока мы не пригвоздили тебя к полу.
Я заполз в самый угол Целевой Комнаты и, обернувшись своим любимым хвостом, уселся там, чтобы подумать.
Бунтовщики сновали туда-сюда, таская из комнаты драгоценное печенье и рассовывая его где попало. Колеса передвижных клеток уже не могут прокручиваться от этой еды. А они все тащат, тащат… мотор вентилятора только что заклинился, забитый прессованным печеньем.
Как мне хотелось схватить нескольких лидеров этих бунтовщиков и провести несколько показательных кровавых уроков посредством отсечения головы. Возможно, вам доводилось видеть мою статью "Отруби им головы", "Научный сборник", 1974. Декапитация (обезглавливание) - самый лучший способ получения крови от зародышевой или только что родившейся крысы. И я просто обязан отрубить голову этой только что народившейся революции.
– …займитесь стерилизационной комнатой…
– …нам надо отправить кого-нибудь в клетку, где проводятся опыты по обмену веществ…
Я знаю, где находится наиболее зловредная саркома, та, что действительно способна нанести удар. Эх, если бы я только мог проткнуть дырки в нескольких из этих революционных головах, а затем сунуть в это отверстие зловредную опухоль. Я видел, кк наш ученый-профессор многократно делал это.
– Нам удалось захватить горелку Эройла, капитан.
– Хорошо. Используйте ее, чтобы открыть остальные клетки.
Горелка Эройла (номер 99) дает пламя в 200 градусов! Нужно сказать, что эти бунтовщики добыли очень мощное оружие анархии! Мне необходимо что-то предпринять, иначе… смотри "Пролом головы у крысы": снимается верхняя часть черепа, и мозговые полушария вычерпываются ложкой.
Но этот проклятый революционизирующий дервиш вновь начал кружиться, закусив кончик собственного хвоста. Он движется и движется по кругу, гипнотизируя всех нас. Я пытаюсь смотреть в сторону, но бунтовщики хватают меня за голову и силой принуждают смотреть на него. Вращающийся дервиш расплывается в моих глазах, а из самого центра этого водоворота проецируется интуитивная картина.
Осторожно! Это опять та самая ужасная змея!
– Затем следует разбить пневмотораксный индикатор…
– Приятели-крысы, пожалуйста, помните, что этот индикатор - федеральная собственность, а уничтожение его будет считаться преступлением на федеральном уровне.
– Заткнись, Рэт, пока мы не пригвоздили тебя к полу.
Я заполз в самый угол Целевой Комнаты и, обернувшись своим любимым хвостом, уселся там, чтобы подумать.
Бунтовщики сновали туда-сюда, таская из комнаты драгоценное печенье и рассовывая его где попало. Колеса передвижных клеток уже не могут прокручиваться от этой еды. А они все тащат, тащат… мотор вентилятора только что заклинился, забитый прессованным печеньем.
Как мне хотелось схватить нескольких лидеров этих бунтовщиков и провести несколько показательных кровавых уроков посредством отсечения головы. Возможно, вам доводилось видеть мою статью "Отруби им головы", "Научный сборник", 1974. Декапитация (обезглавливание) - самый лучший способ получения крови от зародышевой или только что родившейся крысы. И я просто обязан отрубить голову этой только что народившейся революции.
– …займитесь стерилизационной комнатой…
– …нам надо отправить кого-нибудь в клетку, где проводятся опыты по обмену веществ…
Я знаю, где находится наиболее зловредная саркома, та, что действительно способна нанести удар. Эх, если бы я только мог проткнуть дырки в нескольких из этих революционных головах, а затем сунуть в это отверстие зловредную опухоль. Я видел, кк наш ученый-профессор многократно делал это.
– Нам удалось захватить горелку Эройла, капитан.
– Хорошо. Используйте ее, чтобы открыть остальные клетки.
Горелка Эройла (номер 99) дает пламя в 200 градусов! Нужно сказать, что эти бунтовщики добыли очень мощное оружие анархии! Мне необходимо что-то предпринять, иначе… смотри "Пролом головы у крысы": снимается верхняя часть черепа, и мозговые полушария вычерпываются ложкой.
Но этот проклятый революционизирующий дервиш вновь начал кружиться, закусив кончик собственного хвоста. Он движется и движется по кругу, гипнотизируя всех нас. Я пытаюсь смотреть в сторону, но бунтовщики хватают меня за голову и силой принуждают смотреть на него. Вращающийся дервиш расплывается в моих глазах, а из самого центра этого водоворота проецируется интуитивная картина.
Осторожно! Это опять та самая ужасная змея!
***
И вот теперь я вижу, как они приближаются, далекие маленькие точки за грядой снежных вершин. Вижу, как они летят прямо на наш пик Стервятников со всех четырех сторон, будто отталкиваются от неба своими темными крыльями.
Орел-Повелитель сидит словно император на своей террасе, наблюдая за их приближением, его сверкающие глаза вспыхивают золотом, озаряя снега.
Мне следует отползти чуть-чуть подальше. Не думаю, что в стремительном движении крыльев и ветра Властелин и его новый двор смогут заметить маленькую свернувшуюся кольцом змею. Да, вот так будет лучше, теперь я могу отчетливо видеть их всех. Вот в западной части неба описывает круги Орел-Принц, готовясь приземлиться, и обменивается пламенным взглядом с сидящим на скале Властелином. И будто смыкаются две молнии, наполняя окружающее звуками освобождающейся силы. Радуйся и трепещи, вершина!
Прилетевший с запада орел приземлился на террасе, держась на почтительном расстоянии от Властелина. Порывы ветра вздымают их черное сверкающее оперенье и тонкие белые перья, венчающие их короны. Орлы усаживаются, продолжая следить за тем, как остальные птицы начинают снижаться над террасой.
В самом ее центре, на единственном огромном камне, который возвышает его над остальными, восседает Орел-Властелин. Его глаза излучают огонь великого осознания, потому что сейчас он владеет всем, что заключено среди этих вершин, раскинувшихся перед ним, со всем их холодом и величественным блеском, где можно принимать своих приближенных. Но его взор будто прожигал эти вершины, устремляясь дальше, отыскивая что-то далеко внизу, далеко, далеко внизу.
Птицы в черном оперенье, составлявшие его свиту, были заняты таким же созерцанием, их глаза так же блестели, будто охваченные лихорадкой от той борьбы, которую им пришлось вести, чтобы прибыть, и от исступления, что им удалось сделать это. Вот почему, когда даже я, скромная свернувшаяся кольцом змея, поднялась на эту высоту, я танцевала на кончике хвоста!
А стук их сердец! Теперь сердце каждого из них билось и выстукивало: сюда-сюда-сюда! Королевские сердца бились как одно сердце, в едином ритме: сюда-сюда-сюда!
Давным-давно, далеко внизу, около деревень мне доводилось слышать, как люди собирались и проводили праздники. Должна признаться, что была очарована музыкой и буквально загипнотизирована флейтами, которые производили переливающийся, будто вьющийся, и тем самым похожий на змею, звук. Много раз я слышала эти праздники, засыпая под барабанный бой, доносившийся из деревни.
Но в этот полдень барабан стучал в орлином сердце, а флейту заменял орлиный клекот: кайрриииииииииииииииии… Он разносился над просторами, и его эхо отражалось среди скалистых ущелий: кайрриииииииииииииииииии. Никогда еще я не встречала праздника, подобного этому, когда так призывно кричали орлы, поднимаясь на вершины. Чуть подрагивающий занавес опустился над нашей террасой и, вобрав в себя множество удивительных оттенков, расширился изящной дугой, образуя огромной круг, который полз по небу и сиял, напоминая радугу или разноцветный дождь, рожденный от огромного напряжения атмосферы, которое возникло здесь, где сидели и кричали предводители орлов, чьи голоса теперь сливались в один голос - кайрриииииииииииииииииии!
Орел-Повелитель сидит словно император на своей террасе, наблюдая за их приближением, его сверкающие глаза вспыхивают золотом, озаряя снега.
Мне следует отползти чуть-чуть подальше. Не думаю, что в стремительном движении крыльев и ветра Властелин и его новый двор смогут заметить маленькую свернувшуюся кольцом змею. Да, вот так будет лучше, теперь я могу отчетливо видеть их всех. Вот в западной части неба описывает круги Орел-Принц, готовясь приземлиться, и обменивается пламенным взглядом с сидящим на скале Властелином. И будто смыкаются две молнии, наполняя окружающее звуками освобождающейся силы. Радуйся и трепещи, вершина!
Прилетевший с запада орел приземлился на террасе, держась на почтительном расстоянии от Властелина. Порывы ветра вздымают их черное сверкающее оперенье и тонкие белые перья, венчающие их короны. Орлы усаживаются, продолжая следить за тем, как остальные птицы начинают снижаться над террасой.
В самом ее центре, на единственном огромном камне, который возвышает его над остальными, восседает Орел-Властелин. Его глаза излучают огонь великого осознания, потому что сейчас он владеет всем, что заключено среди этих вершин, раскинувшихся перед ним, со всем их холодом и величественным блеском, где можно принимать своих приближенных. Но его взор будто прожигал эти вершины, устремляясь дальше, отыскивая что-то далеко внизу, далеко, далеко внизу.
Птицы в черном оперенье, составлявшие его свиту, были заняты таким же созерцанием, их глаза так же блестели, будто охваченные лихорадкой от той борьбы, которую им пришлось вести, чтобы прибыть, и от исступления, что им удалось сделать это. Вот почему, когда даже я, скромная свернувшаяся кольцом змея, поднялась на эту высоту, я танцевала на кончике хвоста!
А стук их сердец! Теперь сердце каждого из них билось и выстукивало: сюда-сюда-сюда! Королевские сердца бились как одно сердце, в едином ритме: сюда-сюда-сюда!
Давным-давно, далеко внизу, около деревень мне доводилось слышать, как люди собирались и проводили праздники. Должна признаться, что была очарована музыкой и буквально загипнотизирована флейтами, которые производили переливающийся, будто вьющийся, и тем самым похожий на змею, звук. Много раз я слышала эти праздники, засыпая под барабанный бой, доносившийся из деревни.
Но в этот полдень барабан стучал в орлином сердце, а флейту заменял орлиный клекот: кайрриииииииииииииииии… Он разносился над просторами, и его эхо отражалось среди скалистых ущелий: кайрриииииииииииииииииии. Никогда еще я не встречала праздника, подобного этому, когда так призывно кричали орлы, поднимаясь на вершины. Чуть подрагивающий занавес опустился над нашей террасой и, вобрав в себя множество удивительных оттенков, расширился изящной дугой, образуя огромной круг, который полз по небу и сиял, напоминая радугу или разноцветный дождь, рожденный от огромного напряжения атмосферы, которое возникло здесь, где сидели и кричали предводители орлов, чьи голоса теперь сливались в один голос - кайрриииииииииииииииииии!
***
Как бы я был рад состряпать на скорую руку хорошенькую, на все сто процентов летальную дозу чего-нибудь, и пройтись с ней по всей лаборатории, чтобы сделать отличную дезинфекцию этой паршивой шайке. Метиловый спирт, разведенный в питьевой воде, вполне подошел бы для этой цели. Объема в 22 кубических сантиметра было бы достаточно, чтобы вызвать кому, и через несколько часов они все подохли бы. (Подробное обсуждение вопроса о летальных дозах можно найти в работах гг. Джилла, Джонсона и Брауна. Эти джентльмены вполне успешно уничтожали целые лаборатории, и не один раз, и могут быть признаны в качестве вполне надежных экспертов. Вот они, фатальные конвульсии, ура, ура, ура! Весьма важные для отечества! Вот это зрелище, почище футбола!)
Я терплю аварию в этом проклятом ящике Фишбиндера. Грядет ужасный апоплексический удар, я могу чувствовать, как его зловещая пульсация ползет по моей спине, как только я начинаю озабоченно глодать кончик собственного хвоста, с беспокойством щелкая зубами и сгорая от желания иметь при себе немного ДДТ (дихлордифенилтрихлорэтан), чтобы утопить этих крыс в мученьях, в повторяющихся циклах поэтических пристрастий, в симптомах психотической активности и склонности к бесконечному рифмованию строк, в последствиях от воздействия лабиринтов категорий D и E, а этот дервиш все вращается вокруг меня, и я прошу вас, Пул, Брум и Хелвик, помогите мне, пожалуйста, кто-нибудь помогите, взгляните на мою родословную: Альбинос, номер 243, доктор психологии, сыпь, бородавки, маленькая козлиная бородка, эксперт по лоботомии, шесть опытов на шимпанзе, о, сладкая земля свободы, Боже мой, это агония, а вот уже одна из подсемейства ядовитых змей уже пришла за мной!
Я терплю аварию в этом проклятом ящике Фишбиндера. Грядет ужасный апоплексический удар, я могу чувствовать, как его зловещая пульсация ползет по моей спине, как только я начинаю озабоченно глодать кончик собственного хвоста, с беспокойством щелкая зубами и сгорая от желания иметь при себе немного ДДТ (дихлордифенилтрихлорэтан), чтобы утопить этих крыс в мученьях, в повторяющихся циклах поэтических пристрастий, в симптомах психотической активности и склонности к бесконечному рифмованию строк, в последствиях от воздействия лабиринтов категорий D и E, а этот дервиш все вращается вокруг меня, и я прошу вас, Пул, Брум и Хелвик, помогите мне, пожалуйста, кто-нибудь помогите, взгляните на мою родословную: Альбинос, номер 243, доктор психологии, сыпь, бородавки, маленькая козлиная бородка, эксперт по лоботомии, шесть опытов на шимпанзе, о, сладкая земля свободы, Боже мой, это агония, а вот уже одна из подсемейства ядовитых змей уже пришла за мной!
***
Орлы один за другим улетели в долину. Я же последую туда своим путем, на животе, по камням. Надеюсь, что буду там вовремя и поспею к началу большого сбора, который они планируют провести в этом месте. Ведь спускаться вниз гораздо легче, чем подниматься наверх. Итак, я отправляюсь вниз, через бревна и камни. Может быть, некоторым змеям было бы гораздо приятней лежать весь день на солнце и никуда не ходить, но только не мне. Происходит что-то замечательное. У орлов есть очень смелый план, но нельзя сказать, сработает ли он. Сейчас я вижу, как они устремились вниз, далеко, далеко, за вершины деревьев, поднимающихся над джунглями, и их крик наполняет воздух.
Они парят на ветру, взывая к джунглям: "Сюда, сюда!"
Орлы, я иду, я тоже иду!
За мной, змеи! Идите, присоединяйтесь к нам в джунглях для большого… сбора…
Они парят на ветру, взывая к джунглям: "Сюда, сюда!"
Орлы, я иду, я тоже иду!
За мной, змеи! Идите, присоединяйтесь к нам в джунглях для большого… сбора…
***
– Выглядит так, будто на наше счастье старый док Рэт совсем потерял голову.
– Я и раньше видел его в таком состоянии. Отнесите его в термостат и подержите некоторое время на льду. Но только не спускайте с него глаз. Он всегда склонен выкинуть что-нибудь.
– …парадектомия щитовидной железы… Журнал токсикологии… имеем судороги… сравнительная психология… спасибо, спасибо… я рад поблагодарить за вот эти дополнительные стимулы, полученные мной в лабиринте, за этот апоплексический удар, и особенно доктора Гальваническая Активность и профессора Взаимосвязь, соответственно…
– Замолчи пожалуйста, док.
– Вот и правильно, хватай его за хвост.
– …лопнуть со смеха, какой гротеск, все, что я знаю, должно иметь вес, Рэт не должен запутать процесс, он с радостью выдержит прессы пресс, ведь последний наш опыт имел несомненный прогресс, все студенты на отдыхе - вот же эксцесс, здесь есть лишь шимпанзе, уже впавшая в стресс, и все лишь потому что ей сделали легких разрез…
– Несколько чокнутых вздрогнули и свалились на пол, но этот псих…
– …да, мои ученые коллеги, я проткнул кошку и заставил ее визжать, нет, вы не должны задавать этот вопрос "почему", о, спросите лучше "зачем"…
– …думает, что он поэт-песенник.
– …а затем и глаза ей проткнули, чтобы грант получить к середине июля, итак, мои дорогие питомцы, если вы классифицируете бабочек, и дружно колыбельную конгрессу затянули, вы получите степень которая сможет вас поддержать, чтоб в воду кипящую кошку сажать, снять с нее мясо, язык оторвать, при этом не следует вам забывать, особенно, занимаясь подобным мучением, о том, что вы можете предсказать что будет в старом Шанхае с его населением, а все для того чтоб себя восхвалять, и еще постоянно всех поучать: животные - ваш кусок пирога, режь их на части, и вся недолга…
– Поднимай его. Хватай его за хвост, вот так, а я возьму за уши.
– … столбенеть и цепенеть, составлять и выяснять, систематизировать и фальсифицировать, но прежде всего, вам не надо упрощать, чтобы грант в июле получать, не беспокойтесь вы о кошках, ими будут вас снабжать, и не бойтесь идентификации, у вас хорошая квалификация, вы получите совершенное алиби, так что вас уличат едва ли, можете смело кошку брать, чтобы щелок на ней испытать, верно, щелок лучше для глаз применять, а всякий раз, когда кошка будет страдать, ваш декан факультета санкционирует это, если же визг будет слышен кому, вы просто соврите про это ему, и успокоится добрый декан, отправится спать на свой старый диван, я верю, что это хороший пример, как можно уже по студенту узнать, годится ли он чтобы засесть в кабинет и окостеневать…
– Поднимаем… поднимаем… Поднимаем!
Они подбросили меня вверх, достаточно высоко, швырнув прямо в воздух, и я собрался уже расставаться с жизнью, опускаясь в термостат, да, да, да-а-а-а!
Однако и холодновато же здесь, черт-вас-побери! Зубы так и по-с-с-ст-т-тукивают. Но, слава богу, мой у-ж-ж-асный повтор-р-рный курс завершен.
– Я и раньше видел его в таком состоянии. Отнесите его в термостат и подержите некоторое время на льду. Но только не спускайте с него глаз. Он всегда склонен выкинуть что-нибудь.
– …парадектомия щитовидной железы… Журнал токсикологии… имеем судороги… сравнительная психология… спасибо, спасибо… я рад поблагодарить за вот эти дополнительные стимулы, полученные мной в лабиринте, за этот апоплексический удар, и особенно доктора Гальваническая Активность и профессора Взаимосвязь, соответственно…
– Замолчи пожалуйста, док.
– Вот и правильно, хватай его за хвост.
– …лопнуть со смеха, какой гротеск, все, что я знаю, должно иметь вес, Рэт не должен запутать процесс, он с радостью выдержит прессы пресс, ведь последний наш опыт имел несомненный прогресс, все студенты на отдыхе - вот же эксцесс, здесь есть лишь шимпанзе, уже впавшая в стресс, и все лишь потому что ей сделали легких разрез…
– Несколько чокнутых вздрогнули и свалились на пол, но этот псих…
– …да, мои ученые коллеги, я проткнул кошку и заставил ее визжать, нет, вы не должны задавать этот вопрос "почему", о, спросите лучше "зачем"…
– …думает, что он поэт-песенник.
– …а затем и глаза ей проткнули, чтобы грант получить к середине июля, итак, мои дорогие питомцы, если вы классифицируете бабочек, и дружно колыбельную конгрессу затянули, вы получите степень которая сможет вас поддержать, чтоб в воду кипящую кошку сажать, снять с нее мясо, язык оторвать, при этом не следует вам забывать, особенно, занимаясь подобным мучением, о том, что вы можете предсказать что будет в старом Шанхае с его населением, а все для того чтоб себя восхвалять, и еще постоянно всех поучать: животные - ваш кусок пирога, режь их на части, и вся недолга…
– Поднимай его. Хватай его за хвост, вот так, а я возьму за уши.
– … столбенеть и цепенеть, составлять и выяснять, систематизировать и фальсифицировать, но прежде всего, вам не надо упрощать, чтобы грант в июле получать, не беспокойтесь вы о кошках, ими будут вас снабжать, и не бойтесь идентификации, у вас хорошая квалификация, вы получите совершенное алиби, так что вас уличат едва ли, можете смело кошку брать, чтобы щелок на ней испытать, верно, щелок лучше для глаз применять, а всякий раз, когда кошка будет страдать, ваш декан факультета санкционирует это, если же визг будет слышен кому, вы просто соврите про это ему, и успокоится добрый декан, отправится спать на свой старый диван, я верю, что это хороший пример, как можно уже по студенту узнать, годится ли он чтобы засесть в кабинет и окостеневать…
– Поднимаем… поднимаем… Поднимаем!
Они подбросили меня вверх, достаточно высоко, швырнув прямо в воздух, и я собрался уже расставаться с жизнью, опускаясь в термостат, да, да, да-а-а-а!
Однако и холодновато же здесь, черт-вас-побери! Зубы так и по-с-с-ст-т-тукивают. Но, слава богу, мой у-ж-ж-асный повтор-р-рный курс завершен.
***
Я - гигант волн и супруга величайшего из королей течений, чей плавник величественно выступает из морской пены. Мы плаваем в Атлантике, и наша любовь так велика, что разносится эхом над волнами, подобно громовой песне.
– А-мооооооооооооооооооо! А-моооооооооооооооооо!- зову я его, и поэтому он воспринимает меня как Амоо, белобрюхую, красивую, когда мы плаваем и ныряем на самое дно, к песку, где лежим среди мерцающих зеленым светом водорослей.
Вот так мы и лежим в теплом Гольфстриме, предаваясь мечтам. Морские глубины - наша любовь, могущество - наша мечта. Все окружающее в океане восхищает нас, потому что наши тела огромны, и столь же велика сила нашего разума.
Мы наблюдаем настоящий танец жизни, струящийся, исчезающий в глубине, и как раз сейчас я уже ношу внутри себя его семя, и поэтому у меня неуемный аппетит. Мы поднимаемся со дна мелководья и направляемся подальше от берега, чтобы догнать огромный косяк серебристых рыб, заглатывая на ходу большое число их. Я прокладываю себе путь сквозь них мощным плавником, мой рот постоянно открыт. Косяк поворачивает к берегу. Я по-прежнему следую за ними в поблескивающей воде, пока не ударяюсь о песчаную отмель.
И глаза, и плавник, и часть моего тела выскакивают из воды, но мой живот застревает в песке. Одним мощным рывком я бросаюсь вперед, прямо в небольшой залив.
Я медленно плаваю там по кругу и пытаюсь выбраться назад, так же, как и вошла сюда, через ту самую песчаную отмель. За ней плавает мой король, поднимая в воздух огромные массы воды. Я ударяюсь об отмель и сползаю назад. Я пытаюсь перепрыгнуть ее, но она отбрасывает меня. Я зову его через разделяющую нас воду. Сигнал, который он посылает в ответ, звучит зловеще и настойчиво, и я вновь наскакиваю на мель, поскольку мое стремление к нему и к открытому морю подталкивает и ускоряет биение моего сердца, которое проявляется в быстрых и нервных выбросах из моего дыхала. Тщетно я борюсь с песком и камнем.
В ловушке. Огромная беда настигла меня.
– Нам следует дождаться прилива, - говорит он, пытаясь оставаться спокойным, ради спасения того крошечного, что находится внутри меня. Перед моим взором проходят все самые идиллические картины моря, пока я болтаюсь на мели, вся романтическая история любви кита и дельфина, зловещее нападение прячущихся змей, и безжалостная погоня за нами жестокой обезьяны.
День тянется медленно. Ночь должна принести с собой лунный прилив. И вместе с ним я обрету свободу под звездами. С этого времени мы будем держаться подальше от берега и оставаться на глубине, куда не может проникнуть никто, кроме королей. Мой дурацкий голод, моя отчетливо видимая тень.
– Берегись, - предупреждает он. - Зло совсем близко.
Я уже слышу и вижу, как маленькие лодки отчаливают от берега. Прямо ко мне направляются обезьяны. Я опускаюсь вниз, но не могу оставаться там долго. Я поднимаюсь на поверхность, прямо во враждебный мне круг. Громкий звук наполняет мои уши, а тело, в самых разных местах, пронзает боль от жгучих ран, которые появляются одна за одной, при каждой очередной сверкающей громоподобной вспышке, извергаемой окружившими меня обезьянами.
Я вновь погружаюсь и лежу на дне, переживая свое горе. Я чувствую, как мой малыш бьется внутри. Мои раны не смертельны. Если бы только наступила ночь! Я поднимаюсь в дикой ярости на поверхность, чтобы глотнуть воздуху, и получаю новую порцию боли, которая прознает все мое тело.
Еще раз опускаюсь на дно и ощущаю привкус крови во рту. Я уже не могу чувствовать, бьется ли внутри меня мой малыш. Вода темнеет. Я всплываю на закате дня, а они еще раз обрушивают на меня боль. Когда наступает ночь, они освещают воду сверкающими как бриллианты глазами. И я плыву сквозь них прямо к отмели.
– Иди ко мне, - говорит он. - Иди.
Мои силы кончились. Мой хвост больше не направляет меня. Слабо и неуверенно я плыву к отмели под светом бриллиантовых глаз, а боль моя все возрастает.
– Мы должны плыть подальше отсюда, - уговаривает он меня.
Я сползаю с отмели на дно, где лежу, уставившись в темноту. Много-много лет назад мы оказались запертыми в болотах, и все-таки нам удалось выползти к морю. Я в исступлении ползу по дну, подгребая песок плавниками. Луна освещает мои залитые кровью глаза, а я мечтаю о тропических морях, где мы впервые встретились с ним, плавая кругами вокруг друг друга около ослепительных коралловых рифов.
– А-моооо! - зовет он. - А-моооо!
Морская звезда ползет надо мной. Я переворачиваюсь на бок. Потребность в воздухе невыносима. Идиллия моря сменяется ужасом. Кругом кишат акулы, и распухшие трупы наводняют мое сердце. Мое тело дрожит. Я задыхаюсь, глотая воду залива. Огромные расстояния и глубины не страшны для нас. Смотри, я могу плыть через этот шторм, перекатываясь через темные волны.
– А-мооооооооооооооооооо! А-моооооооооооооооооо!- зову я его, и поэтому он воспринимает меня как Амоо, белобрюхую, красивую, когда мы плаваем и ныряем на самое дно, к песку, где лежим среди мерцающих зеленым светом водорослей.
Вот так мы и лежим в теплом Гольфстриме, предаваясь мечтам. Морские глубины - наша любовь, могущество - наша мечта. Все окружающее в океане восхищает нас, потому что наши тела огромны, и столь же велика сила нашего разума.
Мы наблюдаем настоящий танец жизни, струящийся, исчезающий в глубине, и как раз сейчас я уже ношу внутри себя его семя, и поэтому у меня неуемный аппетит. Мы поднимаемся со дна мелководья и направляемся подальше от берега, чтобы догнать огромный косяк серебристых рыб, заглатывая на ходу большое число их. Я прокладываю себе путь сквозь них мощным плавником, мой рот постоянно открыт. Косяк поворачивает к берегу. Я по-прежнему следую за ними в поблескивающей воде, пока не ударяюсь о песчаную отмель.
И глаза, и плавник, и часть моего тела выскакивают из воды, но мой живот застревает в песке. Одним мощным рывком я бросаюсь вперед, прямо в небольшой залив.
Я медленно плаваю там по кругу и пытаюсь выбраться назад, так же, как и вошла сюда, через ту самую песчаную отмель. За ней плавает мой король, поднимая в воздух огромные массы воды. Я ударяюсь об отмель и сползаю назад. Я пытаюсь перепрыгнуть ее, но она отбрасывает меня. Я зову его через разделяющую нас воду. Сигнал, который он посылает в ответ, звучит зловеще и настойчиво, и я вновь наскакиваю на мель, поскольку мое стремление к нему и к открытому морю подталкивает и ускоряет биение моего сердца, которое проявляется в быстрых и нервных выбросах из моего дыхала. Тщетно я борюсь с песком и камнем.
В ловушке. Огромная беда настигла меня.
– Нам следует дождаться прилива, - говорит он, пытаясь оставаться спокойным, ради спасения того крошечного, что находится внутри меня. Перед моим взором проходят все самые идиллические картины моря, пока я болтаюсь на мели, вся романтическая история любви кита и дельфина, зловещее нападение прячущихся змей, и безжалостная погоня за нами жестокой обезьяны.
День тянется медленно. Ночь должна принести с собой лунный прилив. И вместе с ним я обрету свободу под звездами. С этого времени мы будем держаться подальше от берега и оставаться на глубине, куда не может проникнуть никто, кроме королей. Мой дурацкий голод, моя отчетливо видимая тень.
– Берегись, - предупреждает он. - Зло совсем близко.
Я уже слышу и вижу, как маленькие лодки отчаливают от берега. Прямо ко мне направляются обезьяны. Я опускаюсь вниз, но не могу оставаться там долго. Я поднимаюсь на поверхность, прямо во враждебный мне круг. Громкий звук наполняет мои уши, а тело, в самых разных местах, пронзает боль от жгучих ран, которые появляются одна за одной, при каждой очередной сверкающей громоподобной вспышке, извергаемой окружившими меня обезьянами.
Я вновь погружаюсь и лежу на дне, переживая свое горе. Я чувствую, как мой малыш бьется внутри. Мои раны не смертельны. Если бы только наступила ночь! Я поднимаюсь в дикой ярости на поверхность, чтобы глотнуть воздуху, и получаю новую порцию боли, которая прознает все мое тело.
Еще раз опускаюсь на дно и ощущаю привкус крови во рту. Я уже не могу чувствовать, бьется ли внутри меня мой малыш. Вода темнеет. Я всплываю на закате дня, а они еще раз обрушивают на меня боль. Когда наступает ночь, они освещают воду сверкающими как бриллианты глазами. И я плыву сквозь них прямо к отмели.
– Иди ко мне, - говорит он. - Иди.
Мои силы кончились. Мой хвост больше не направляет меня. Слабо и неуверенно я плыву к отмели под светом бриллиантовых глаз, а боль моя все возрастает.
– Мы должны плыть подальше отсюда, - уговаривает он меня.
Я сползаю с отмели на дно, где лежу, уставившись в темноту. Много-много лет назад мы оказались запертыми в болотах, и все-таки нам удалось выползти к морю. Я в исступлении ползу по дну, подгребая песок плавниками. Луна освещает мои залитые кровью глаза, а я мечтаю о тропических морях, где мы впервые встретились с ним, плавая кругами вокруг друг друга около ослепительных коралловых рифов.
– А-моооо! - зовет он. - А-моооо!
Морская звезда ползет надо мной. Я переворачиваюсь на бок. Потребность в воздухе невыносима. Идиллия моря сменяется ужасом. Кругом кишат акулы, и распухшие трупы наводняют мое сердце. Мое тело дрожит. Я задыхаюсь, глотая воду залива. Огромные расстояния и глубины не страшны для нас. Смотри, я могу плыть через этот шторм, перекатываясь через темные волны.
***
А теперь мне предстоит забраться на самый верх этого заполненного льдом т-т-термостата и с-с-смываться отсюда.
Однако какие скользкие бока у этой проклятой штуки! Но доктор Рэт з-з-знаком с основами движения. (Сравните с: "Стимуляция участков мозговой коры по методу Викерса".) Нужно взбодрить себя, привести в действие все основные двигательные центры, а раздражение, страх и ярость, соединенные вместе помогут сделать… гигантский прыжок на самый верх термоса! Но вы только взгляните теперь на этих бунтовщиков!
Пританцовывая, выстроившись цепочками, они движутся к экспериментальному музыкальному проигрывателю. Офицер-бунтовщик щелкает выключателем, обмотав его хвостом, а кое-кто из сопровождающих его уже роются в лабораторной музыкальной коллекции, извлекая оттуда диск.
Они кладут диск на проигрыватель, опускают звукосниматель и настраивают громкость. Теперь я могу видеть и название пластинки. Это так называемые песни горбачей, или горбатых китов. Всего лишь набор бессмысленных звуков, сформированных в их ротовой полости. Да, звучат они громко, но чрезвычайно грубо. Киты очень полезны для парфюмерии, для пищи комнатных животных, иногда их используют для производства корсетов, но, пожалуйста, не впадайте в заблуждение и не принимайте их за разумных существ. Это всего лишь крупные базовые модели.
Но мои приятели-крысы просто восхищены этими громкими, я бы сказал непристойными, напоминающими пуканье звуками, которые издают киты. Я уже начинаю видеть, сколь грубы и неотесаны эти революционеры. Дайте им любую недозрелую дурацкую идею, и они раздуют из нее слона.
Однако какие скользкие бока у этой проклятой штуки! Но доктор Рэт з-з-знаком с основами движения. (Сравните с: "Стимуляция участков мозговой коры по методу Викерса".) Нужно взбодрить себя, привести в действие все основные двигательные центры, а раздражение, страх и ярость, соединенные вместе помогут сделать… гигантский прыжок на самый верх термоса! Но вы только взгляните теперь на этих бунтовщиков!
Пританцовывая, выстроившись цепочками, они движутся к экспериментальному музыкальному проигрывателю. Офицер-бунтовщик щелкает выключателем, обмотав его хвостом, а кое-кто из сопровождающих его уже роются в лабораторной музыкальной коллекции, извлекая оттуда диск.
Они кладут диск на проигрыватель, опускают звукосниматель и настраивают громкость. Теперь я могу видеть и название пластинки. Это так называемые песни горбачей, или горбатых китов. Всего лишь набор бессмысленных звуков, сформированных в их ротовой полости. Да, звучат они громко, но чрезвычайно грубо. Киты очень полезны для парфюмерии, для пищи комнатных животных, иногда их используют для производства корсетов, но, пожалуйста, не впадайте в заблуждение и не принимайте их за разумных существ. Это всего лишь крупные базовые модели.
Но мои приятели-крысы просто восхищены этими громкими, я бы сказал непристойными, напоминающими пуканье звуками, которые издают киты. Я уже начинаю видеть, сколь грубы и неотесаны эти революционеры. Дайте им любую недозрелую дурацкую идею, и они раздуют из нее слона.