Страница:
- Я так и знал! Что-нибудь в этом роде должно было произойти, - первым нарушил тишину Ласкер.
Партия кончилась, и все трое откинулись на спинки кресел.
- А почему, доктор? - спросил Земиш. Он был замкнут, неразговорчив - наверное, болезнь наложила отпечаток на его характер, но сейчас и он оживился.
- Только потому, что он проиграл предыдущую, одиннадцатую партию. Точнее, как ее проиграл.
Экс-чемпион вспомнил, какое сильное впечатление произвела на него эта победа Алехина над Капабланкой. Даже он, Ласкер, был поражен глубиной и смелостью замыслов Алехина, точностью его маневров.
- Да, партия высокого класса, - вмешался в разговор Ауес. - Недаром кубинец заявил одному корреспонденту: «Я такие партии выигрывать не умею!»
- Почтенный сеньор Капабланка забыл добавить: «Я и проигрывать такие партии не умею», - сведя густые седые брови, добавил Ласкер.
- Как это понять, доктор?
- А так, что проигрыш в подобном стиле для Капабланки смерти подобен. Такие поражения выбивают его из равновесия.
- Тогда понятно, почему вы предсказывали победу Алехину в двенадцатой партии.
В кабинет вошла фрау Марта Ласкер, маленькая женщина с широким добродушным лицом и короткими волосами. С первого взгляда запоминался ее большой лоб и маленький вздернутый нос. Она поздоровалась с гостями и, не желая им мешать, сразу же ушла к себе.
Глядя на эту партию, трудно представить, что ее играл Капабланка, - продолжал разговор Ауес. - Грубая ошибка, элементарный просчет. Чемпион мира не видел, что теряется ладья!
- А это играл не Капабланка, - озадачил собеседников Ласкер.
- Позвольте, доктор! - почти одновременно воскликнули оба.
- Нет, ходы, конечно, делал Капабланка, но это был совсем иной Капабланка. Не тот, к которому мы привыкли.
- Это, конечно, интересно, но… я ничего не понимаю, - сознался Земпш.
- Вам приходилось когда-нибудь видеть матч боксеров? - спросил Ласкер.
- Да, я очень люблю бокс, - кивнул Ауес.
- Так вот, иногда во время боя один из боксеров наносит вдруг противнику сильнейший удар. Не нокаут, не такой, чтобы сбить с ног, но все же удар достаточно сильный.
- А кто разберет: когда удар сильный, когда нет? - развел руками Земиш. - Я знаю одно: упадет и до счета десять не поднимется - значит, получил удар достаточно сильный.
- Это нокаут, конец боя, - продолжал Ласкер, - но бывают незаметные на вид, несильные удары, а боксер от них качается, еле держится на ногах. Перед глазами все плывет: и ринг и зрители.
- Это так называемое состояние «грогги»: пьяный, еле держащийся на ногах, - подтвердил Ауес.
- Да, да! Такое же состояние «грогги» бывает и у шахматиста. Проигрыш партии - сильнейший удар по психике мастера. Он тоже качается, проигрыш выбивает его из колеи. Спортивная стойкость шахматиста, как боксера, определяется тем, насколько быстро он сумеет выйти из такого состояния.
Действительно, шахматное «грогги»…- задумался Земиш. - Вы правы, доктор. Кто проигрывал несколько партий подряд, одну за другой, тот уже не в состоянии выйти из такого «грогги».
- Шахматы - борьба нервов, - продолжал экс-чемпион, - и побеждает только тот, кто умеет хорошо выигрывать, но, что не менее важно, и хорошо проигрывать.
- О, это многие умеют! - воскликнул Ауес.
- Нехитрое искусство, - поддержал его Земиш.
- В том-то и дело, что очень, очень хитрое. К сожалению, психология шахматной борьбы совсем еще не разработана. Пока изучают лишь теоретические варианты. Нет, это тоже нужно, - поспешил добавить экс-чемпион, вспомнив, что Земиш является отличным знатоком именно теории дебютов, - но я верю, что будущее поколение шахматистов начнет уделять самое серьезное внимание психологии шахмат.
Хозяин поднялся с кресла. Кончилась сигара, а без нее он не мог жить ни минуты. Достал из шкафа маленький полированный ящик, вынул из него сигару. Когда крышка ящичка открылась, комнату наполнили звуки неаполитанской песни. Ласкер рассказал, что эту шкатулку ему подарили итальянские шахматисты.
- Я утверждаю, что в двенадцатой партии играл не Капабланка, - вернулся к прерванному разговору Ласкер. - В самом деле, посмотрите, какие ходы делали черные. Даже не верится, что это играл мастер.
- Вот именно. И это Капабланка, с его знаменитой интуицией, точностью, - поддержал хозяина Ауес.
- Завтра ои сам не узнает своих ходов, - продолжал эксчемпион, - не поверит, что это он так плохо играл. Но после поражения он просто не в состоянии делать хорошие ходы - все привычные качества шахматного борца у него пропали… Есть три категории шахматистов, - продолжал Ласкер после небольшой паузы. - Одни после проигрыша играют так, будто ничего не произошло. Сила игры их не падает, нервы целиком контролируются разумом. «Грогти» у таких шахматистов короткое, проходит быстро и на последующей игре не отражается.
- Кто, например, доктор?
- Такими были Стейниц, Шлехтер. Из живущих сейчас - Видмар. Думаю, что ваш покорный слуга также относится к этой же категории.
- Вы что, совсем не расстраиваетесь после поражения? - спросил хозяина Ауес. - Вам все равно: выиграли вы или проиграли?
- Конечно, расстраиваюсь. Кому приятно проигрывать? Но нужно уметь сдерживать себя, чтобы на следующий день играть с обычной силой и уверенностью. Такого равновесия мне, к счастью, удавалось добиться.
- А что Капа? - спросил Земшп. Многое из того, что говорил экс-чемпион, было известно Земишу по собственному опыту, однако и его заинтересовала эта своеобразная классификация мастеров.
- Капабланка редко проигрывает, в этом особенность его стиля, но, может быть, именно поэтому проигрыши сильно отражаются на его психике. В его практике редки случаи, когда он проигрывал две партии подряд, но это лишь потому, что на следующий день после поражения он, как правило, избегает боя и делает быструю ничью. Ему нужно время, чтобы прийти в себя.
- А к какой категории вы относите Алехина?
- Русский чемпион - редкий тип бойца. Он сумел воспитать в себе такие боевые качества, такую сильную волю, что, как ни странно, на следующий день после проигрыша он играет еще сильнее.
- Да, да, вы правы! - подтвердил Ауес. - Мне всегда говорили, что опаснее всего играть против Алехина, если он накануне потерпел поражение.
- Вспомните турнир четырнадцатого года в Петербурге. Алехин был совсем молод и, казалось, недостаточно устойчив. Что же происходит? В предварительном турнире молодой мастер проиграл мне. И что, расстроился? Как бы не так! На следующий день он громит Тарраша, а еще через день Маршалла. Двух гроссмейстеров, да еще каких!
- Деморализовался! - усмехнулся Земиш. - Расстроился!
- Во втором круге того же турнира, - продолжал Л аскер, - он вновь проиграл мне. И что же? Вновь громит Тарраша.
- Это уже по привычке, - пошутил Ауес.
- А какие партии сыграл! Обе Алехин потом поместил в числе своих лучших в специальном сборнике, - добавил Ласкер. - А в матче с Капабланкой какую волю проявил Алехин, какую выдержку! Вы читали о его болезни? Шесть зубов пришлось удалить. Рвали по вечерам, часу в одиннадцатом, а на следующий день он уже играл партию, иногда с повязкой. Не шутка!
Гости поднялись. Пора было уходить, они знали, что Ласкер уже много лет работает ночами. Расставаясь, Ауес спросил хозяина:
- Интересно, как теперь поступит Алехин? Бросится ли он в бурное наступление или будет ждать ошибок деморализованного чемпиона?
- Две победы подряд дали уже Алехину перевес на очко. Он найдет верный путь, - ответил Ласкер. - Русский чемпион не только блестяще освоил теорию шахмат. Он, кроме того, глубокий психолог шахматной борьбы.
Проводив гостей, Ласкер погасил люстру, сел за письменный стол и глубоко задумался. Густые пепельные волосы, большой горбатый нос, седые усы и резко очерченный подбородок придавали его внешности что-то таинственное. Тишина и безмолвие царили в этом убежище мыслителя, только дождь за окном, изредка ударяя в стекла, напоминал, что, кроме мира разума, есть еще реальный мир с его безрассудством, нелогичностью и случайностями.
В свободный день Капабланка с Кончитой пошли обедать в ресторан «Кабанья». Метрдотель с трудом нашел для них место в переполненном зале и, к их удивлению, усадил как раз рядом с Алехиным, пришедшим сюда с секундантом Даниелем Диллетайном. Хотя оба гроссмейстера не испытывали особого желания общаться друг с другом, элементарная вежливость требовала не показывать этого, тем более что присутствие Кончиты заставляло мужчин быть галантными.
Официант соединил вместе два столика. Некоторая неловкость неожиданной встречи вскоре прошла: все четверо занялись изучением меню и выбором блюд.
Посетители ресторана с интересом наблюдали знаменитых шахматистов, сидевших друг против друга не за шахматным, а за уставленным хрусталем столом ресторана. Некоторые шутили, что сегодня, дескать, выездной тур: ходы будут делаться ладьями-блюдами и пешками-бокалами. Немало пересудов вызвал туалет Кончиты: гладкое платье сиреневого цвета, серые туфли и длинные, по локоть, серые перчатки.
Алехин, оказывается, впервые посетил «Кабанью».
- Интересное место, не правда ли? - обратился он к Капабланке.
- Я очень люблю этот ресторан, - ответил чемпион мира. - Правда, некоторые говорят, - посмотрел он на Кончиту, - что во время шахматного матча часто сюда ходить нельзя.
- Почему?
- Слишком острые и вкусные блюда требуют вина, а шахматистам вино и женщины во время турниров категорически запрещены.
- Да, да, конечно. Вы знаете, один мой знакомый дирижер назвал этот ресторан консерваторией для быков! Не правда ли, комично? - смеясь, спросила Кончита. При этом она указала на стены, где висели фотографии огромных баранов, когда-то бравших первые призы на выставках, и быков-рекордсменов.
- Я скорее назвал бы «Кабанью» не консерваторией, а крематорием для быков, - отозвался Капабланка. - Это больше похоже на правду.
У входа в ресторан была выставлена напоказ огромная зажаренная туша барана: сразу же за дверью по обеим сторонам горели два гигантских очага. Отсюда на улицу до прохожих доносился звук шипящего мяса и острый запах приготовленной пищи. Целые туши баранов, огромные куски говядины, несчетное количество дичи, различных сортов колбас - все это жарилось здесь же, на глазах, распаляя аппетит, завлекая даже тех, кто и не собирался сюда заходить.
Стены ресторана были отделаны в темные цвета. Темные абажуры и бра создавали в залах «Кабаньи» умиротворяющий полумрак, в котором мысли посетителя должны сосредоточиваться только на еде. Может быть, опять-таки для того, чтобы разжечь аппетит, на бесчисленных полках в оплетенных соломой бутылках стояли лучшие аргентинские и чилийские вина.
- А у них тоже соревнование! - воскликнула вдруг Кончита, показывая на фотографии быков. - Среди них тоже, наверное, есть чемпион мира. Может быть, вот этот? - показала она на короткорогого волосатого гиганта с маленькими злыми глазками. - Смотрите, какой красавец!
Алехин и Диллетайн промолчали, пропустив мимо ушей сомнительную остроту своей соседки. Что поделаешь - актриса! Но Капабланка обиделся.
- Я всегда считал, что у вас хороший вкус, - хмуро ответил он.
В ресторан вбежал голосистый назойливый мальчишка-газетчик. Он скорее насильно всучил, чем продал, свой товар. Некоторое время за столом длилось молчание - все были заняты разглядыванием газет и журналов. Вдруг тишина прервалась раскатистым смехом Кончиты.
- Ой, как хорошо! Просто прелесть! - заливалась она. - Смотрите, какие вы смешные!
На карикатуре были изображены Алехин и Капабланка за шахматным столиком. Талантливый художник верно схватил черты, удачно подчеркнув характерные особенности их лиц. У обоих противников были длинные черные бороды, спускавшиеся куда-то под стол. Надпись гласила: «Такими будут Алехин и Капабланка в конце матча».
- Острят насчет ничьих, - объяснил Диллетайн. - Художник показывал мне эту карикатуру, он рисовал в клубе…
- А знаете, дон Хосе, с бородой вы мне больше нравитесь! - воскликнула Кончита.
- Рад слышать, дорогая. Сегодня же куплю средство для ращения волос.
- Но почему они вам нарисовали черную бороду? - взялась актриса за Алехина. - Вы же блондин, вам больше подойдет небольшая русая бородка.
- Вам виднее, сеньорита, - отшутился Алехин. - Это по вашей части - находить грим и подбирать, кому какую носить бороду.
«И рога тоже», - хотел добавить Диллетайн, но вовремя сдержался.
- А ведь действительно вы будете делать ничьи до самой старости, - уверенно заявила Кончита. - Сколько вы уже их сделали?
- Пока немного, - ответил за партнеров Диллетайн. - Четырнадцать.
При этом он подумал, что ей-то, Кончите, неплохо бы помнить счет в самом важном сражении Капабланки.
- После двенадцатой партии было восемь рядовых ничьих, - сообщил секундант Алехина.
- Ну, вот видите, как много! И правда, у вас скоро отрастут бороды.
- Вот почему я и предложил доктору Алехину прервать матч, считать его ничейным. Через год можно сыграть новый, - безразличным тоном, обращаясь только к Кончите, произнес Капабланка.
Свою самую заветную мысль он высказал вскользь, между прочим, будто она его ничуть не интересовала. Чемпион мира еще ни разу не предлагал Алехину прекратить матч, но говорил так, чтобы облечь важное предложение в ничего не значащую шутку.
Однако Кончита поняла напускную легкость тона Капабланки. Два рядовых поражения подорвали веру чемпиона в свои силы, и он не раз уже говорил Кончите, что, по-видимому, ему не удастся спастись. Хосе Рауль стал задумчив, в последние дни часто грустил. Несмотря на предсказания Кончиты, он перестал верить в благополучный исход матча и даже послал телеграмму своему другу - президенту манхэттенского шахматного клуба Финну с просьбой организовать через два года матч-реванш с Алехиным.
Кончита решила поддержать Капабланку.
- Эти бесполезные ничьи только вас изнуряют, - тоном жалеющей матери произнесла она. - Бедный дон Хосе, он даже заснул во время шестнадцатой партии.
- Спать-то спал, да все видел! - засмеялся Алехин. - Как проснулся, так сразу разменял все фигуры.
С минуту за столом царило молчание.
Кончита решила еще раз вернуться к щекотливому вопросу.
- И такой закатим праздник, на весь Буэнос- Айрес. Весь театр «Батаклан» будет танцевать на банкете.
- Ради этого я согласен сделать все что угодно, - отшутился Алехин.
- Я тоже не возражаю, - присоединился чемпион мира.
- Прервать, конечно, можно, - продолжал Алехин, решив выяснить намерения своего противника. - А когда играть снова?
- Через год можно встретиться вновь, - предложил Капабланка. - Только на этот раз нужно подумать о ничьих. Может быть, проще ограничить число партий в матче?
- Я думаю, лучше доиграть до конца этот матч, - немного подумав, произнес Алехин. - Боюсь, мы с вами не скоро договоримся, и у нас действительно вырастут бороды, пока мы еще раз встретимся. Пусть уж они вырастают от ничьих!
Этот решительный отказ Алехина создал напряженность за столом. Капабланка сразу умолк, перестала шутить и Кончита. К счастью, обед к этому времени кончился, и можно было расходиться. Алехин и Диллетайн попросили разрешения подняться из-за стола и, распрощавшись, ушли.
Кончита видела, как сильно расстроился Капабланка. Да и у нее самой, пожалуй, впервые за все время матча появилось ощущение, что дон Хосе не сможет удержать титул, она уже не верила в собственные предсказания. И сердце ее не обманывало: ближайшее будущее принесло Капабланке новый чувствительный удар.
- Должен признаться: я изменил свое мнение о Капабланке. Он более достойный боец, чем я предполагал.
Слова Ласкера удивили Ауеса. Слишком уж часто ему приходилось слышать неодобрительные отзывы своего соотечественника об игре кубинца.
Он подумал: Капабланка скоро потеряет звание чемпиона мира, может быть, поэтому Ласкер стал к нему более снисходителен, простил прошлые высокомерные высказывания и статьи.
- Я говорил, что Капабланка легко деморализуется после проигрыша, что он нестойкий боец, - продолжал Ласкер. - Это было правильно: постоянные удачи, успех его избаловали. Но вот кубинец проиграл подряд две партии, одиннадцатую и двенадцатую. Под угрозой оказался титул шахматного короля. И, к чести Капабланки, в этот момент он преобразился. Его замечательные природные способности, огромный талант - все было мобилизовано для спасения матча. Не вина кубинца, что ему не удалось ничего сделать, таким великим оказался его противник!
- Но, доктор, не рано ли вы хороните Капабланку? Его дела не так уж плохи, - запротестовал Ауес. - Счет пока четыре - три, кубинцу нужно выиграть одну партию, и счет уравняется.
- Нет, дело его безнадежно. Посмотрите последние партии матча, и вы убедитесь, что песенка его спета.
- Как раз это-то меня и не убеждает. Да и не только меня - многие теперь, как никогда, верят в звезду Капабланки. Ну, давайте посмотрим: двадцать девятую партию он выиграл, в двадцать седьмой лишь грубый просмотр не дал ему возможности довести до победы прекрасно играную партию. А в тридцать первой? Вы же сами только что сказали: случайная ничья, позиция Алехина была проигрышной. Вот как сейчас играет Капабланка! А что Алехин? Он выиграл последний раз три недели назад, с тех пор ничего не может сделать.
- Дорогой мой, все это видимость. Вот посмотрите - Капабланка выиграл двадцать девятую партию. А как выиграл? Лишь после грубой ошибки Алехина. Но вы учтите, как замечательно защищался русский, - это была изумительная оборона, только случайно не увенчавшаяся успехом. Знаете, что сказал один умный поклонник Капабланки? Он заявил: «После упущенной победы в двадцать седьмой партии я считал, что Капабланка еще сможет спасти матч, но после выигрыша им двадцать девятой я окончательно убедился, что дело его проиграно!» Блестяще сказано, с тонким пониманием психологии борьбы. И все же Капабланка - герой, - продолжал Ласкер. - Вспомните, как он нападал на Алехина с тринадцатой по двадцатую партию. Какие интересные новинки применял, с какой изобретательностью играл дебюты. Казалось, вот-вот кубинец достигнет успеха, но ему противостоял настоящий гений. В критические моменты Алехин делал чудеса, спасал партии, которые никто не смог бы спасти.
- Э, доктор! Вы скромничаете. Уж кто-кто, а вы-то в спасении трудных позиций навсегда останетесь непревзойденным.
- Это было давно, а теперь играют по-иному, - не принял похвалы экс-чемпион. - Знаете, какая еще партия расстроила Капабланку? Семнадцатая. В ней он делал все, что нужно: разбил неприятельские пешки, готовился собирать урожай. А Алехин на его технику отвечал выдумкой, да еще какой выдумкой! «Если уж я не смог выиграть эту партию, - заявил тогда Капабланка, - то я не выиграю матча».
- Я смотрю, вы следите за матчем, читаете все, что о нем пишут, - удивился Ауес. - Вы же сказали, что совсем бросили шахматы.
- Мало ли что я сказал. А слежу за матчем, очевидно, по тому, что все еще шахматист.
В это время пришел Земиш. Он сообщил, что, судя по аргентинской печати, напряжение достигло небывалого уровня. Североамериканцы все еще держат сторону своего любимца, но аргентинцы уже покорены искусством русского. Оба противника изрядно устали - еще бы: уж сыграно больше тридцати партий! Все ждут со дня на день окончания матча.
- Да, матч скоро кончится, - согласился Ласкер. - Алехин обращается с кубинцем, как с прирученным львом. В тридцать первой партии он дал ему все возможное для победы, но Капабланка не сумел выиграть. Воля Алехина одержала победу, дело кубинца проиграно!
- Признайтесь, доктор, а ведь вам жалко Капаблапку! Талантливый шахматист.
- Это настоящий шахматный гений! По силе интуиции, по умению быстро схватывать позиции и намечать верный путь игры Капабланке нет равных и не скоро будет. Но талант его распылился в серии легких успехов. Когда-то он был превосходным шахматистом - полным неистощимого огня, пламенной энергии, напора…
- Все это было, а теперь он скоро будет экс-чемпионом мира, - печально заметил Земиш.
- Мама миа! - воскликнул доктор Кастилио, войдя в клуб. - Сюда невозможно пробраться! Вы знаете, - обратился он к Надежде Алехиной, - иду в клуб - не пускают. Я им говорю: «Я доктор, лечу Алехина и Капабланку». А они смеются. «Капабланке, - кричат, - никакая медицина уже помочь не может, а Алехин и без врачей справится!»
Надя со своего места видела сквозь стеклянные двери, как волнуется у входа толпа, как яростно набрасываются болельщики с расспросами на каждого выходящего из клуба. Да и в самом турнирном помещении сегодня было тесновато, никогда до сих пор, даже в дни самых боевых встреч, не толпилось столько народу.
Все считали, что матч скоро кончится. Вчерашняя тридцать четвертая партия была отложена в тяжелой позиции для Капабланки, хотя некоторые рьяные сторонники кубинца еще надеялись, что техника его восторжествует и ему удастся спастись. Выиграй Александр эту партию - матч был бы окончен. Такая нужная, долгожданная шестая победа!
Последние дни Надю буквально осаждали зрители, и это всеобщее внимание утомляло ее, нервная обстановка последних дней заметно подорвала ее силы: она осунулась, стала раздражительной. Да и как было не волноваться!
После двадцати одной партии Саша одержал четыре победы, Капабланка - две. Казалось, все в порядке: Саше нужно выиграть всего две партии, чтобы стать чемпионом. И вдруг он проигрывает двадцать девятую! Хорошо, хоть тридцать вторая партия досталась Саше, теперь лишь одно решающее очко отделяет его от заветной цели.
Днем перед доигрыванием тридцать четвертой и, может быть, последней партии она спросила мужа:
- Как дела? Он ответил:
- Должен выиграть, хотя и не без труда. Саша даже не так уж долго анализировал отложенную позицию.
- Такие положения нужно решать за доской, - сказал он. - Все равно в домашнем анализе всего не увидишь.
В этой решающей позиции у Алехина была лишняя пешка. Вот она висит на демонстрационной доске, эта маленькая картонная фигурка, а сколько с ней связано горя и радости, сколько сердец она заставляет сейчас биться учащенно! «Исчезни она сейчас, - с ужасом подумала Надя, - допусти Александр просмотр, жизнь для Капабланки вновь будет полна счастья, надежд на спасение матча, удержание звания чемпиона… А Саша потеряет вместе с этим кусочком картона все, к чему стремился всю жизнь, чему отдал силы, здоровье, расстроенное в бессонных ночах. Как все-таки странно устроен мир!»
Но она и не думала исчезать, эта лишняя крайняя пешка. Она прочно вцепилась в белый квадрат и даже попыталась немного продвинуться вперед на соседнее черное поле. «Вперед, к счастью, сеньора Алехина!» - сказал Паулино об этом продвижении и вскоре еще более обрадовал Надю, принеся сообщение о том, что на доске разменены ферзи. Теперь победа Алехина не за горами. Надя чувствовала это и по настроению публики. В клуб прибыли важные лица, перед которыми расшаркивались администраторы. «Представители нашего президента, - сообщили Алехиной. - Приехали поздравлять нового чемпиона с победой!»
Но время шло, а Капабланка не сдавался. Он, видимо, решил упорно бороться до конца, использовать малейший шанс. Вдруг Надя испугалась - крайняя пешка Саши, за которой она так следила весь вечер, исчезла. Неужели что-нибудь просмотрел?! Однако Паулино успокоил ее, сообщив, что за отданную пешку сеньор Алехин получил две на другом фланге. Правда, пешки разбиты, но, к счастью, король противника далеко, и Алехин должен вот-вот победить.
Напряжение в клубе достигло предела. Комнаты переполнились зрителями, репортерами, фотографами. Привезли даже киноустановку, чтобы снять на пленку момент передачи высшей шахматной власти. С минуты на минуту ждали конца исторической битвы. Все боялись пропустить этот важный момент. Знатные гости ушли наверх, наиболее рьяные зрители залезли на верх лестницы и стояли там, ожидая капитуляции кубинца. «Ждут низвержения старого чемпиона, горят желанием поздравить нового, - подумала Надя. - Даже не скрывают своего восторга. Таковы люди: их пленяет только успех. Как жестоко это по отношению к Капабланке! Но ничего не поделаешь, такова жиз.нь». Ей стало жаль кубинца: в последние дни добрая женщина не раз замечала в его глазах печаль.
Вдруг по рядам зрителей пробежал ропот. «Не просмотрел ли Саша чего?» - по привычке подумала она в первую минуту. Но ее успокоили: Капабланка заявил судье, что хочет отложить партию. «Смена власти» была перенесена на завтра.