Страница:
— А ты все знаешь о любви?
— Мужчины рано узнают о подобных вещах.
— В таком случае, — негодующе произнесла Арабелла, подбоченясь, — я тоже не желаю быть невеждой! Женщин на земле даже больше, чем мужчин!
— К моему неизменному удовольствию, — заверил Адам, ухмыляясь.
Арабелла задумчиво подняла брови:
— Интересно, ты по-прежнему захочешь спать с женщинами, когда станешь гораздо старше, как мать и отец?
— Старость — это еще не смерть! — расхохотался Адам.
В дверях появилась экономка Розина, и Адам пробормотал себе под нос:
— Замолчи, Белла! — И, быстро повернувшись к Розине, произнес: — Вы еще прекраснее, чем в наш последний приезд, синьора.
Розина вспыхнула, черные глаза радостно блеснули. Арабелла, привыкшая к тому, как действуют чары Адама на женщин, широко зевнула.
— Добро пожаловать домой, синьор, синьорина, — приветствовала экономка. — Ах, синьор, ваша сестрица — вот кто настоящая красавица! И эти золотистые волосы, совсем как у ее матушки!
— Моя сестра? Красавица? — с притворным удивлением охнул Адам.
— Негодяй! — прошипела Арабелла по-английски, награждая брата тычком.
— И как всегда, неукротима. Хорошо, что вы приехали. Синьор так одинок. И столько неприятностей! Ни мира, ни покоя с этим проклятым корсиканским дьяволом! — вздохнула Розина, заправляя в туго стянутый узел выбившуюся прядь тронутых сединой черных волос. — Когда Скарджилл сообщил о вашем приезде, я послала эту лентяйку Марину приготовить комнаты.
— Надеюсь, Марине не придет в голову ворваться в спальню родителей, — пробурчал Адам. — Розина, не приготовите ли нам по стакану вашего восхитительного лимонада? Мы с Арабеллой пойдем в сад.
Розина низко присела и вышла, шелестя накрахмаленными черными юбками. Арабелла подумала, что экономка готова на все, лишь бы угодить Адаму.
— Пойдем, Белла, посидим немного в тени, — позвал Адам. — Я что-то устал.
— Если бы ты стоял со мной у штурвала во время шторма, сейчас чувствовал бы себя куда бодрее, — парировала сестра. — Наверное, хочешь просто полюбоваться обнаженными статуями в саду, а вовсе не цветами.
Адам лениво улыбнулся и направился к выходу, зная, что она последует за ним. Он прошел через просторный холл, увешанный александрийскими гобеленами, к задней двери. В комнатах было больше цветов, чем мебели, и благоухание жасмина разлилось в воздухе. Адам вошел в безупречно ухоженный, расположенный тремя уступами сад. В нем работали три садовника, и благодаря их усилиям дом утопал в цветах. Адам немного побродил по дорожкам, радуясь, что расстался с подстриженными, высаженными по линеечке деревьями и кустами английских садов, и уселся на мраморную скамью в беседке, увитой розами.
— Как, по-твоему, когда мы будем ужинать? — осведомилась Арабелла, садясь и грациозно расправляя белые муслиновые юбки.
— Похоже, не скоро, — отозвался Адам. — Ожидание покажется чересчур долгим еще и потому, что придется провести все это время в твоем обществе, сестричка.
Арабелла не обратила внимания на язвительную реплику брата.
— Я тревожусь за то, что станется с этим городом, Адам, — прошептала она. — Подписав Амьенский мирный договор, Англия лишилась всего! Как могли король и Эддингтон допустить это? Клянусь, у Англии остались только Тринидад и Цейлон! И Наполеон сможет вернуть себе Неаполь и Папскую область, когда ему заблагорассудится! Недолго нам осталось жить в Италии, Адам!
— Верно, — согласился тот, вытягивая длинные ноги. — Это скорее передышка как для Англии, так и для Франции перед началом очередной войны. По крайней мере у наших политиков хватило ума не отдавать Мальту рыцарям-тамплиерам! Русский царь умолял нас остаться! Благодарение Богу, Александр не так глуп, как его отец!
— Думаешь, Генуя кончит тем же, что Швейцария и Цизальпинская республика?
— Несомненно. Наполеон не успокоится, пока мы наконец его не похороним!
Арабелла задумчиво прикусила нижнюю губу, глянула на окно родительской спальни и неожиданно призналась:
— С тех пор как я познакомилась с Рейной, не перестаю гадать, что было бы, выйди мать замуж за Эдварда Линдхерста.
Адам насмешливо уставился на сестру:
— Пусть они выросли вместе, но мамочка была бы сущим наказанием для виконта Делфорда. Он всегда такой степенный и сдержанный! А мы… нас просто не было бы на свете!
— Слава Богу, что она встретила отца! — охнула Белла. — По-твоему, лорд Делфорд все еще любит маму?
— Во всяком случае, он вряд ли чахнет от тоски, имея пять сыновей и дочь. А, кроме того, виконтесса мало напоминает унылую мышку!
— Верно, — кивнула Арабелла, — как, впрочем, и ее единственная дочь! — И поскольку Адам отнесся к этому заявлению с полнейшим равнодушием, капризно надула губы. — Но почему виконт терпеть не может отца?
Адам пожал плечами:
— У меня создалось впечатление, что виконт не слишком одобряет всех нас. Согласись, он типичный твердолобый англичанин! И впал бы в ужас при одной мысли о том, что в жилах его детей может течь чужеземная кровь!
Арабелла, вновь подумав о виконте Эверсли, неожиданно спросила:
— Адам, у тебя есть любовница? — И, заметив, как прищурились глаза брата, быстро пояснила: — В конце концов тебе уже двадцать шесть, а ты еще не женат. Ведь тебя вовсе нельзя назвать монахом!
Темно-синие глаза Адама весело блеснули:
— Признаться, Белла, я так же разборчив, как отец.
— Но у отца нет любовниц!
— Нет, конечно, нет, ведь он женат на маме!
— А с каких пор они появились у тебя? — упрямо гнула свое Арабелла.
— Тебе следовало бы выйти замуж. Тогда мне не пришлось бы терпеть твои непристойные вопросы!
— Но поскольку я не замужем, придется! Мама никогда ничего не говорит, а отец только бросает грозные взгляды!
— Не помню, Белла. Лет с семнадцати, наверное.
— Спаситель небесный! А мне уже двадцать! И мне совсем не нравится, Адам, что ты разбираешься намного лучше в любовных делах! Это несправедливо!
Адам насмешливо покачал головой:
— Откуда такой внезапный интерес, Белла?
— Я начала гадать, из-за чего люди поднимают столько шума, с тех пор как Эверсли меня поцеловал. Не будь таким ханжой, Адам! Ты единственный, к кому я могу обратиться! Я пыталась поговорить об этом с Рейной Линдхерст, а она уставилась на меня, будто впервые услышала о чем-то подобном! Всякий мог бы посчитать, что, имея пятерых взрослых братьев, она уж что-нибудь да знает!
— С таким-то отцом? Сомневаюсь! А ее братья, вероятно, обращаются с ней, как с нежным весенним цветком. — Немного подумав, Адам добавил: — Поверь, я сочувствую человеку, который станет мужем Рейны… да и любой английской девушки. Придется проводить большую часть ночи, вытаскивая ее из-под кровати и вытирая ей слезы.
— Но ты даже не видел ее… сколько это… почти шесть лет! — Не обратив внимания на вялый кивок, Арабелла продолжала упорствовать: — Рейна стала очень хорошенькой, совсем не похожа на худенькую малышку, какой была когда-то! Но ты прав, она совсем как фарфоровая куколка… и, возможно, нуждается в мягком понимающем муже, который научит ее… всему.
И, поймав недоверчивый взгляд Адама, Белла поспешно заметила:
— Странно, но теперь я поняла, что ее отцу не нравится наша дружба. Он всегда исключительно вежлив как со мной, так и с отцом, но старается держаться на расстоянии. Ее мать, леди Делфорд, совершенно другая! Такая энергичная, веселая, полная жизни!
— Эдвард Линдхерст, вероятно, боится твоего влияния на Рейну. И ты расспрашивала бедняжку насчет любовных игр? Стыдись, Белла!
— Извини, — пробормотала девушка и взглянула на статую неизвестного ей греческого бога. — Мужчины тоже, бывают прекрасны. Однако сомневаюсь, чтобы Эверсли выглядел подобным образом. Ты — другое дело.
Адам покраснел. Чертовски неловко слышать подобные вещи от сестры!
— Да, мне говорили, — резко бросил он, не глядя на нее.
— Адам, ты, конечно, не захочешь…
— Белла!
— Нет, я просто так… полюбопытствовала. Кроме того, мне уже двадцать — настоящая старая дева! А ты прекрасен!
Адам расплылся в улыбке и погрозил Арабелле пальцем.
— Постарайся не быть такой…
— Честной?
— Откровенной. И, Белла, научись не выказывать любопытства! Если ты выскажешь свои мысли какому-нибудь мужчине, он посчитает тебя распутным, развращенным созданием и станет обращаться с тобой соответственно, независимо от твоего положения и титула.
— Я не настолько глупа! — негодующе воскликнула девушка. — И прикончу любого, кто посмеет приблизиться ко мне!
— Я тебе верю, — сухо кивнул Адам. — Эверсли повезло, что пострадала лишь его нога.
Он снова взглянул на окно родительской спальни. Занавеси из золотистой парчи по-прежнему были задернуты.
— По-моему, давно пора ужинать!
— Наверное, надо переодеться, иначе отец встретит нас уничтожающим взглядом!
— Вы, как всегда правы, мадам, — ответил Адам и поднялся.
Розина подала ужин на заднюю веранду. По обеим сторонам стола сидели граф в строгом костюме черного бархата и графиня, в роскошном шелковом туалете, затканном золотыми нитями.
— Я так скучала по этому легкому фруктовому вину из наших виноделен, — сказала леди Кассандра. — И предлагаю тост за воссоединение семьи.
— Давай выпьем, дорогая, — мягко поправил ее граф, — за то, что мы снова вместе, и за этот чудесный вечер.
Адам поднес к губам бокал и, увидев нежные взгляды, которыми обменивались родители, привычно подумал, удастся ли ему найти женщину, которая станет всем в его жизни. Арабелла, однако, едва сдерживала нетерпение. Адам хорошо знал, что торопить отца не стоит, и поэтому постарался насладиться вкусными блюдами и прекрасным видом на море, открывавшимся с веранды. Арабелла же едва притронулась к сочным эскалопам и свежему салату. Как только на столе появились спелые апельсины и орехи, она воскликнула:
— Отец, объясни же в конце концов, что случилось?
Граф с легкой улыбкой раздавил орех длинными пальцами. Маленькая, вечно растрепанная девчонка стала прелестной молодой женщиной. Но прежними оставались ее прямота, откровенность, безудержное веселье, бьющее ключом, и неизменная честность… и это невероятно его радовало.
— Хорошо, Белла, — спокойно согласился он. — К этому дню мы потеряли уже два судна. Думаю, члены команды либо убиты, либо взяты в плен, а корабли сожжены. Я обнаружил грузы в Неаполе — точнее, при неаполитанском дворе.
— Но берберские пираты не сжигают захваченные суда, — удивился Адам.
— Да, и я тоже нахожу это крайне странным.
— При неаполитанском дворе, — повторил Адам, глядя на отца.
— Во всяком случае так утверждает Даниеле Барбаро. Похоже, что товары с «Беллы» были проданы во Францию кем-то из придворных неаполитанского короля. Если в этом повинны берберские пираты, причина мне неясна.
— Но сын Хар эль-Дина Хамил не стал бы нарушать наше соглашение, — вмешалась графиня.
— Ты права, дорогая, но несколько недель назад я узнал, что Хамил утонул во время шторма.
Арабелла, не спускавшая глаз с матери, резко сказала:
— Ты говоришь так, словно знала этого пирата Хар эль-Дина!
Графиня украдкой посмотрела на мужа:
— Твой отец знал его много лет. Хар эль-Дин был беем Орана, в Алжире.
— Тот, кто умер не с ятаганом в руках, — вставил граф, — а в собственной постели, в окружении жен. Хамил — его сын от первой жены, Забетты.
— А кто правит теперь, отец? — поинтересовался Адам.
— Второй его сын, Камал, молодой человек, с которым я еще не встречался. Удостоверившись, что корабли пропали, я, конечно, написал ему и недавно получил ответ. Камал отрицает свое участие в набегах и заверяет меня, что постарается все узнать.
— Отец, надеюсь, ты не веришь ни единому слову этих людей! — фыркнула Арабелла.
— Белла, ты несправедлива… по крайней мере, раньше им можно было доверять. Вряд ли так уж мудро со стороны берберов нарушать действующее столько времени соглашение о выплате дани! Кроме того, как верно заметил Адам, не в их обычаях жечь ценные корабли!
— Неаполитанский двор, — тихо произнес Адам. — Разгадка тайны именно там.
— Да, Адам, ты, скорее всего недалек от истины. Я сам намеревался отправиться в Неаполь, но, немного поразмыслив, решил, что это рискованно. Меня слишком хорошо знают там, и мое присутствие, возможно, заставит преступника скрыться. Поэтому я и позвал тебя. Никому не известно, что ты виконт Сент-Айвз, и, если станешь действовать под личиной богатого итальянского дворянина, наверняка получишь доступ ко двору и узнаешь имя человека, возымевшего столь непреодолимое желание завладеть нашими товарами.
— Но не грозит ли Адаму опасность?! — воскликнула графиня.
— Нет, конечно, — мрачно улыбнулся Адам, — особенно если я никого не стану посвящать в свои планы.
— Адам прав, сага. Даже кричи мальчик на всех углах, что он мой сын, негодяи скорее всего постарались бы убраться как можно дальше. Однако я посылаю в Неаполь Даниеле с тремя людьми, на случай необходимости. Адам, ты знаком с положением в Неаполе?
— Я знаю, — вмешалась Арабелла, подавшись вперед, — что вся власть в руках королевы Марии Каролины, а король Фердинанд — просто шут гороховый, без капли мозгов в голове.
— Нередкое явление, — вздохнула графиня.
— Похоже, таково будущее рода человеческого, — заявила Арабелла, улыбаясь брату.
— Ты перебиваешь нас, Белла, — заметал Адам, положив подбородок на сложенные руки. — Королева — сестра Марии Антуанетты, не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил граф. — И поэтому ее столь ненавидят якобинцы и Наполеон. Убийство сестры и Людовика так подействовало на нее, что Мария Каролина поклялась не позволить французам захватить королевство Двух Сицилии. Но она осталась в одиночестве. Испанские Бурбоны беспомощны, а австрийцы того гляди переметнутся к противникам. Только Амьенский договор спасает Неаполь от лап французов, но этого недостаточно. Даже сейчас Мария Каролина с Фердинандом должны плясать под дудку Наполеона, чтобы выжить.
— Все это прекрасно, отец, — резко напомнила Арабелла, — но при дворе так много людей! С чего должен начать Адам?
— Твоя сестра, — сказал с улыбкой граф, — ужасает меня. Всегда идет прямо к цели с упорством мула. Так вот, Белла, Даниеле выяснил, что один из французских эмигрантов при королевском дворе, граф де ла Валль, молодой человек весьма сомнительной морали и принципов, знает о судьбе нашего карибского рома гораздо больше, чем следовало бы. Он играет роль оторванного от родины, преданного короне аристократа, принят при дворе и находится в милости у королевы. Кроме того, тебе нелишне знать о нем еще кое-что, Адам. Помнишь, лет двадцать пять назад в Англии существовал клуб «Хеллфайр»[5]?
— Поклонники сатаны? — фыркнул Адам.
— Это омерзительное увлечение пока не сильно захватило Неаполь. Но, как выяснилось, граф де ла Валль — участник одной из подобных сект, Les Diables Blancs, Белые дьяволы, как они себя называют. Он сумел вовлечь в секту нескольких молодых итальянских аристократов.
— Кажется — задумчиво протянул Адам, — очаровательный граф де ла Валль неотразимо притягивает и меня тоже.
— Адам — белый дьявол, — проворковала Арабелла. — Очень подходит тебе, братец.
— Да уж, мне будет не до скуки, — согласился Адам.
— Тут есть одна проблема, отец, — неожиданно встрепенулась Арабелла, подняв черные брови, — но решить ее не так уж сложно.
Сердце девушки заколотилось от волнения, но она приняла равнодушный вид и заставила себя не торопиться. Поспешность может все испортить.
— О чем ты, дорогая?
— Линдхерсты скоро приедут в Неаполь. Рейна говорила, что министр королевы наконец-то убедил Эддингтона послать ее отца к неаполитанскому двору в качестве военного советника английского посла, сэра Хью Эллиота.
— Рейна сопровождает родителей? — осведомился граф и, дождавшись кивка дочери, пробормотал: — Не понимаю, почему Делфорду взбрело в голову везти дочь за границу в такое тревожное время?
— Отчего ты не сказала раньше, Белла? — упрекнул Адам.
Девушка пожала плечами:
— Мама знала, а тебя, Адам, это, по-моему, нисколько не интересовало. Теперь же у тебя могут возникнуть трудности.
— Слабо сказано, Белла! Господи Боже, да Линдхерсты знают, меня с самого рождения и, конечно, сразу же разоблачат!
— Не могли бы вы написать Эдварду, милорд, — предложила графиня, — и попросить заехать сюда по пути в Неаполь? Вы все ему объясните и предупредите не выдавать Адама.
— Разумеется, могу, — сардонически хмыкнул граф, — хотя сомневаюсь, что виконт Делфорд очень уж обрадуется.
— Но ты забываешь о Рейне, — вставила Арабелла, радуясь своему умению выбрать подходящий момент. —
Она тоже может узнать Адама, хотя не видела его много лет. Поэтому я нашла идеальное решение.
— А именно? — осторожно поинтересовался граф.
— Да-да, отец, вот увидишь! — Девушка глубоко вздохнула и, скрестив пальцы на счастье, бросилась вперед, очертя голову: — Я поеду в Неаполь с Линдхерстами под видом их гостьи, и, если Рейне Адам покажется знакомым и она заподозрит неладное, легко смогу убедить ее в обратном. — Она картинно пожала плечами. — И кто знает? Возможно, я помогу Адаму выяснить, кто за всем этим стоит.
«К тому же, — добавила девушка про себя, крайне собой довольная, — я сделаю так, чтобы лучшая подруга встретилась с моим братом!»
— Черта с два! — взорвался Адам.
— Только потому, что ты мужчина, Адам… Граф властно поднял руку, призывая к молчанию:
— Я хотел бы хорошенько все это обдумать. Вы оба можете спорить сколько душе угодно, как только мы с матерью удалимся. — Он легонько ущипнул Арабеллу за подбородок. — Каникулы в Неаполе, дочь моя? Не уверен, выдержат ли придворные натиск такого урагана. Завтра еще раз поговорим об этом.
Граф поднялся, улыбнулся детям и предложил руку графине.
Не успели родители уйти с веранды, как Адам объявил:
— Арабелла, я не желаю видеть тебя в Неаполе.
— Осмелюсь спросить: почему? У меня куда больше шансов выведать нужные сведения, чем у тебя, братец.
— Это не игра, Белла.
— Ах, вы совсем не изменились, — вздохнул Скарджилл, появляясь на веранде. — Вечно готовы сцепиться друг с другом.
Он выпустил из трубки облако дыма и задумчиво наблюдал, как оно подымается к небу.
— Адам, — возразила Арабелла, — всегда стремится взять верх, Скарджилл!
Адам лукаво ухмыльнулся:
— Спрашивается, на что нужны сестры, Скарджилл? — осведомился он в свою очередь. — Поскольку эта дурочка — моя сестра, приходится волей-неволей защищать ее!
Арабелла, швырнув в Адама салфеткой, вскочила.
— Не тебе решать, дорогой братец. Отец не настолько неблагоразумен! Вот увидишь, я поеду в Неаполь с Линдхерстами!
Камердинер снова затянулся и покачал лохматой седой головой.
— Принести дуэльные пистолеты?
— Я предпочла бы шпагу, — заявила Арабелла, — и легко насадила бы его на острие!
— Господи, — с отвращением произнес Адам, — мне жаль человека, которому придется укрощать тебя!
— Укрощать! А как насчет бедных женщин, которым приходится выносить твои смехотворные капризы?
— Но, девочка, — вмешался Скарджилл, взмахивая трубкой, — ты могла бы по крайней мере позволить мужчинам думать, что они настояли на своем!
— Мужчин, — фыркнула Арабелла, распрямляя плечи и глядя на брата, — следовало бы выстроить у стены и расстрелять.
— Мужчины, дорогая сестрица, — издевательски протянул Адам, — тоже на что-то годятся, как ты непременно усвоишь, если когда-нибудь станешь взрослой и настоящей женщиной.
Перед глазами Арабеллы всплыло лицо Эверсли, и девушка покраснела.
— Мне мужчины ни к чему, — отрезала она, однако румянец предательски залил шею, поскольку девушка прекрасно понимала: брат видит ее насквозь.
— Думаю, Скарджилл, — вздохнул Адам, откидываясь на спинку стула, — что на этот раз последнее слово осталось за мной.
— В таком случае удирай поскорее, парень, пока твоя сестрица не пришла в себя, — посоветовал Скарджилл, исчезая в саду.
Глава 3
— Мужчины рано узнают о подобных вещах.
— В таком случае, — негодующе произнесла Арабелла, подбоченясь, — я тоже не желаю быть невеждой! Женщин на земле даже больше, чем мужчин!
— К моему неизменному удовольствию, — заверил Адам, ухмыляясь.
Арабелла задумчиво подняла брови:
— Интересно, ты по-прежнему захочешь спать с женщинами, когда станешь гораздо старше, как мать и отец?
— Старость — это еще не смерть! — расхохотался Адам.
В дверях появилась экономка Розина, и Адам пробормотал себе под нос:
— Замолчи, Белла! — И, быстро повернувшись к Розине, произнес: — Вы еще прекраснее, чем в наш последний приезд, синьора.
Розина вспыхнула, черные глаза радостно блеснули. Арабелла, привыкшая к тому, как действуют чары Адама на женщин, широко зевнула.
— Добро пожаловать домой, синьор, синьорина, — приветствовала экономка. — Ах, синьор, ваша сестрица — вот кто настоящая красавица! И эти золотистые волосы, совсем как у ее матушки!
— Моя сестра? Красавица? — с притворным удивлением охнул Адам.
— Негодяй! — прошипела Арабелла по-английски, награждая брата тычком.
— И как всегда, неукротима. Хорошо, что вы приехали. Синьор так одинок. И столько неприятностей! Ни мира, ни покоя с этим проклятым корсиканским дьяволом! — вздохнула Розина, заправляя в туго стянутый узел выбившуюся прядь тронутых сединой черных волос. — Когда Скарджилл сообщил о вашем приезде, я послала эту лентяйку Марину приготовить комнаты.
— Надеюсь, Марине не придет в голову ворваться в спальню родителей, — пробурчал Адам. — Розина, не приготовите ли нам по стакану вашего восхитительного лимонада? Мы с Арабеллой пойдем в сад.
Розина низко присела и вышла, шелестя накрахмаленными черными юбками. Арабелла подумала, что экономка готова на все, лишь бы угодить Адаму.
— Пойдем, Белла, посидим немного в тени, — позвал Адам. — Я что-то устал.
— Если бы ты стоял со мной у штурвала во время шторма, сейчас чувствовал бы себя куда бодрее, — парировала сестра. — Наверное, хочешь просто полюбоваться обнаженными статуями в саду, а вовсе не цветами.
Адам лениво улыбнулся и направился к выходу, зная, что она последует за ним. Он прошел через просторный холл, увешанный александрийскими гобеленами, к задней двери. В комнатах было больше цветов, чем мебели, и благоухание жасмина разлилось в воздухе. Адам вошел в безупречно ухоженный, расположенный тремя уступами сад. В нем работали три садовника, и благодаря их усилиям дом утопал в цветах. Адам немного побродил по дорожкам, радуясь, что расстался с подстриженными, высаженными по линеечке деревьями и кустами английских садов, и уселся на мраморную скамью в беседке, увитой розами.
— Как, по-твоему, когда мы будем ужинать? — осведомилась Арабелла, садясь и грациозно расправляя белые муслиновые юбки.
— Похоже, не скоро, — отозвался Адам. — Ожидание покажется чересчур долгим еще и потому, что придется провести все это время в твоем обществе, сестричка.
Арабелла не обратила внимания на язвительную реплику брата.
— Я тревожусь за то, что станется с этим городом, Адам, — прошептала она. — Подписав Амьенский мирный договор, Англия лишилась всего! Как могли король и Эддингтон допустить это? Клянусь, у Англии остались только Тринидад и Цейлон! И Наполеон сможет вернуть себе Неаполь и Папскую область, когда ему заблагорассудится! Недолго нам осталось жить в Италии, Адам!
— Верно, — согласился тот, вытягивая длинные ноги. — Это скорее передышка как для Англии, так и для Франции перед началом очередной войны. По крайней мере у наших политиков хватило ума не отдавать Мальту рыцарям-тамплиерам! Русский царь умолял нас остаться! Благодарение Богу, Александр не так глуп, как его отец!
— Думаешь, Генуя кончит тем же, что Швейцария и Цизальпинская республика?
— Несомненно. Наполеон не успокоится, пока мы наконец его не похороним!
Арабелла задумчиво прикусила нижнюю губу, глянула на окно родительской спальни и неожиданно призналась:
— С тех пор как я познакомилась с Рейной, не перестаю гадать, что было бы, выйди мать замуж за Эдварда Линдхерста.
Адам насмешливо уставился на сестру:
— Пусть они выросли вместе, но мамочка была бы сущим наказанием для виконта Делфорда. Он всегда такой степенный и сдержанный! А мы… нас просто не было бы на свете!
— Слава Богу, что она встретила отца! — охнула Белла. — По-твоему, лорд Делфорд все еще любит маму?
— Во всяком случае, он вряд ли чахнет от тоски, имея пять сыновей и дочь. А, кроме того, виконтесса мало напоминает унылую мышку!
— Верно, — кивнула Арабелла, — как, впрочем, и ее единственная дочь! — И поскольку Адам отнесся к этому заявлению с полнейшим равнодушием, капризно надула губы. — Но почему виконт терпеть не может отца?
Адам пожал плечами:
— У меня создалось впечатление, что виконт не слишком одобряет всех нас. Согласись, он типичный твердолобый англичанин! И впал бы в ужас при одной мысли о том, что в жилах его детей может течь чужеземная кровь!
Арабелла, вновь подумав о виконте Эверсли, неожиданно спросила:
— Адам, у тебя есть любовница? — И, заметив, как прищурились глаза брата, быстро пояснила: — В конце концов тебе уже двадцать шесть, а ты еще не женат. Ведь тебя вовсе нельзя назвать монахом!
Темно-синие глаза Адама весело блеснули:
— Признаться, Белла, я так же разборчив, как отец.
— Но у отца нет любовниц!
— Нет, конечно, нет, ведь он женат на маме!
— А с каких пор они появились у тебя? — упрямо гнула свое Арабелла.
— Тебе следовало бы выйти замуж. Тогда мне не пришлось бы терпеть твои непристойные вопросы!
— Но поскольку я не замужем, придется! Мама никогда ничего не говорит, а отец только бросает грозные взгляды!
— Не помню, Белла. Лет с семнадцати, наверное.
— Спаситель небесный! А мне уже двадцать! И мне совсем не нравится, Адам, что ты разбираешься намного лучше в любовных делах! Это несправедливо!
Адам насмешливо покачал головой:
— Откуда такой внезапный интерес, Белла?
— Я начала гадать, из-за чего люди поднимают столько шума, с тех пор как Эверсли меня поцеловал. Не будь таким ханжой, Адам! Ты единственный, к кому я могу обратиться! Я пыталась поговорить об этом с Рейной Линдхерст, а она уставилась на меня, будто впервые услышала о чем-то подобном! Всякий мог бы посчитать, что, имея пятерых взрослых братьев, она уж что-нибудь да знает!
— С таким-то отцом? Сомневаюсь! А ее братья, вероятно, обращаются с ней, как с нежным весенним цветком. — Немного подумав, Адам добавил: — Поверь, я сочувствую человеку, который станет мужем Рейны… да и любой английской девушки. Придется проводить большую часть ночи, вытаскивая ее из-под кровати и вытирая ей слезы.
— Но ты даже не видел ее… сколько это… почти шесть лет! — Не обратив внимания на вялый кивок, Арабелла продолжала упорствовать: — Рейна стала очень хорошенькой, совсем не похожа на худенькую малышку, какой была когда-то! Но ты прав, она совсем как фарфоровая куколка… и, возможно, нуждается в мягком понимающем муже, который научит ее… всему.
И, поймав недоверчивый взгляд Адама, Белла поспешно заметила:
— Странно, но теперь я поняла, что ее отцу не нравится наша дружба. Он всегда исключительно вежлив как со мной, так и с отцом, но старается держаться на расстоянии. Ее мать, леди Делфорд, совершенно другая! Такая энергичная, веселая, полная жизни!
— Эдвард Линдхерст, вероятно, боится твоего влияния на Рейну. И ты расспрашивала бедняжку насчет любовных игр? Стыдись, Белла!
— Извини, — пробормотала девушка и взглянула на статую неизвестного ей греческого бога. — Мужчины тоже, бывают прекрасны. Однако сомневаюсь, чтобы Эверсли выглядел подобным образом. Ты — другое дело.
Адам покраснел. Чертовски неловко слышать подобные вещи от сестры!
— Да, мне говорили, — резко бросил он, не глядя на нее.
— Адам, ты, конечно, не захочешь…
— Белла!
— Нет, я просто так… полюбопытствовала. Кроме того, мне уже двадцать — настоящая старая дева! А ты прекрасен!
Адам расплылся в улыбке и погрозил Арабелле пальцем.
— Постарайся не быть такой…
— Честной?
— Откровенной. И, Белла, научись не выказывать любопытства! Если ты выскажешь свои мысли какому-нибудь мужчине, он посчитает тебя распутным, развращенным созданием и станет обращаться с тобой соответственно, независимо от твоего положения и титула.
— Я не настолько глупа! — негодующе воскликнула девушка. — И прикончу любого, кто посмеет приблизиться ко мне!
— Я тебе верю, — сухо кивнул Адам. — Эверсли повезло, что пострадала лишь его нога.
Он снова взглянул на окно родительской спальни. Занавеси из золотистой парчи по-прежнему были задернуты.
— По-моему, давно пора ужинать!
— Наверное, надо переодеться, иначе отец встретит нас уничтожающим взглядом!
— Вы, как всегда правы, мадам, — ответил Адам и поднялся.
Розина подала ужин на заднюю веранду. По обеим сторонам стола сидели граф в строгом костюме черного бархата и графиня, в роскошном шелковом туалете, затканном золотыми нитями.
— Я так скучала по этому легкому фруктовому вину из наших виноделен, — сказала леди Кассандра. — И предлагаю тост за воссоединение семьи.
— Давай выпьем, дорогая, — мягко поправил ее граф, — за то, что мы снова вместе, и за этот чудесный вечер.
Адам поднес к губам бокал и, увидев нежные взгляды, которыми обменивались родители, привычно подумал, удастся ли ему найти женщину, которая станет всем в его жизни. Арабелла, однако, едва сдерживала нетерпение. Адам хорошо знал, что торопить отца не стоит, и поэтому постарался насладиться вкусными блюдами и прекрасным видом на море, открывавшимся с веранды. Арабелла же едва притронулась к сочным эскалопам и свежему салату. Как только на столе появились спелые апельсины и орехи, она воскликнула:
— Отец, объясни же в конце концов, что случилось?
Граф с легкой улыбкой раздавил орех длинными пальцами. Маленькая, вечно растрепанная девчонка стала прелестной молодой женщиной. Но прежними оставались ее прямота, откровенность, безудержное веселье, бьющее ключом, и неизменная честность… и это невероятно его радовало.
— Хорошо, Белла, — спокойно согласился он. — К этому дню мы потеряли уже два судна. Думаю, члены команды либо убиты, либо взяты в плен, а корабли сожжены. Я обнаружил грузы в Неаполе — точнее, при неаполитанском дворе.
— Но берберские пираты не сжигают захваченные суда, — удивился Адам.
— Да, и я тоже нахожу это крайне странным.
— При неаполитанском дворе, — повторил Адам, глядя на отца.
— Во всяком случае так утверждает Даниеле Барбаро. Похоже, что товары с «Беллы» были проданы во Францию кем-то из придворных неаполитанского короля. Если в этом повинны берберские пираты, причина мне неясна.
— Но сын Хар эль-Дина Хамил не стал бы нарушать наше соглашение, — вмешалась графиня.
— Ты права, дорогая, но несколько недель назад я узнал, что Хамил утонул во время шторма.
Арабелла, не спускавшая глаз с матери, резко сказала:
— Ты говоришь так, словно знала этого пирата Хар эль-Дина!
Графиня украдкой посмотрела на мужа:
— Твой отец знал его много лет. Хар эль-Дин был беем Орана, в Алжире.
— Тот, кто умер не с ятаганом в руках, — вставил граф, — а в собственной постели, в окружении жен. Хамил — его сын от первой жены, Забетты.
— А кто правит теперь, отец? — поинтересовался Адам.
— Второй его сын, Камал, молодой человек, с которым я еще не встречался. Удостоверившись, что корабли пропали, я, конечно, написал ему и недавно получил ответ. Камал отрицает свое участие в набегах и заверяет меня, что постарается все узнать.
— Отец, надеюсь, ты не веришь ни единому слову этих людей! — фыркнула Арабелла.
— Белла, ты несправедлива… по крайней мере, раньше им можно было доверять. Вряд ли так уж мудро со стороны берберов нарушать действующее столько времени соглашение о выплате дани! Кроме того, как верно заметил Адам, не в их обычаях жечь ценные корабли!
— Неаполитанский двор, — тихо произнес Адам. — Разгадка тайны именно там.
— Да, Адам, ты, скорее всего недалек от истины. Я сам намеревался отправиться в Неаполь, но, немного поразмыслив, решил, что это рискованно. Меня слишком хорошо знают там, и мое присутствие, возможно, заставит преступника скрыться. Поэтому я и позвал тебя. Никому не известно, что ты виконт Сент-Айвз, и, если станешь действовать под личиной богатого итальянского дворянина, наверняка получишь доступ ко двору и узнаешь имя человека, возымевшего столь непреодолимое желание завладеть нашими товарами.
— Но не грозит ли Адаму опасность?! — воскликнула графиня.
— Нет, конечно, — мрачно улыбнулся Адам, — особенно если я никого не стану посвящать в свои планы.
— Адам прав, сага. Даже кричи мальчик на всех углах, что он мой сын, негодяи скорее всего постарались бы убраться как можно дальше. Однако я посылаю в Неаполь Даниеле с тремя людьми, на случай необходимости. Адам, ты знаком с положением в Неаполе?
— Я знаю, — вмешалась Арабелла, подавшись вперед, — что вся власть в руках королевы Марии Каролины, а король Фердинанд — просто шут гороховый, без капли мозгов в голове.
— Нередкое явление, — вздохнула графиня.
— Похоже, таково будущее рода человеческого, — заявила Арабелла, улыбаясь брату.
— Ты перебиваешь нас, Белла, — заметал Адам, положив подбородок на сложенные руки. — Королева — сестра Марии Антуанетты, не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил граф. — И поэтому ее столь ненавидят якобинцы и Наполеон. Убийство сестры и Людовика так подействовало на нее, что Мария Каролина поклялась не позволить французам захватить королевство Двух Сицилии. Но она осталась в одиночестве. Испанские Бурбоны беспомощны, а австрийцы того гляди переметнутся к противникам. Только Амьенский договор спасает Неаполь от лап французов, но этого недостаточно. Даже сейчас Мария Каролина с Фердинандом должны плясать под дудку Наполеона, чтобы выжить.
— Все это прекрасно, отец, — резко напомнила Арабелла, — но при дворе так много людей! С чего должен начать Адам?
— Твоя сестра, — сказал с улыбкой граф, — ужасает меня. Всегда идет прямо к цели с упорством мула. Так вот, Белла, Даниеле выяснил, что один из французских эмигрантов при королевском дворе, граф де ла Валль, молодой человек весьма сомнительной морали и принципов, знает о судьбе нашего карибского рома гораздо больше, чем следовало бы. Он играет роль оторванного от родины, преданного короне аристократа, принят при дворе и находится в милости у королевы. Кроме того, тебе нелишне знать о нем еще кое-что, Адам. Помнишь, лет двадцать пять назад в Англии существовал клуб «Хеллфайр»[5]?
— Поклонники сатаны? — фыркнул Адам.
— Это омерзительное увлечение пока не сильно захватило Неаполь. Но, как выяснилось, граф де ла Валль — участник одной из подобных сект, Les Diables Blancs, Белые дьяволы, как они себя называют. Он сумел вовлечь в секту нескольких молодых итальянских аристократов.
— Кажется — задумчиво протянул Адам, — очаровательный граф де ла Валль неотразимо притягивает и меня тоже.
— Адам — белый дьявол, — проворковала Арабелла. — Очень подходит тебе, братец.
— Да уж, мне будет не до скуки, — согласился Адам.
— Тут есть одна проблема, отец, — неожиданно встрепенулась Арабелла, подняв черные брови, — но решить ее не так уж сложно.
Сердце девушки заколотилось от волнения, но она приняла равнодушный вид и заставила себя не торопиться. Поспешность может все испортить.
— О чем ты, дорогая?
— Линдхерсты скоро приедут в Неаполь. Рейна говорила, что министр королевы наконец-то убедил Эддингтона послать ее отца к неаполитанскому двору в качестве военного советника английского посла, сэра Хью Эллиота.
— Рейна сопровождает родителей? — осведомился граф и, дождавшись кивка дочери, пробормотал: — Не понимаю, почему Делфорду взбрело в голову везти дочь за границу в такое тревожное время?
— Отчего ты не сказала раньше, Белла? — упрекнул Адам.
Девушка пожала плечами:
— Мама знала, а тебя, Адам, это, по-моему, нисколько не интересовало. Теперь же у тебя могут возникнуть трудности.
— Слабо сказано, Белла! Господи Боже, да Линдхерсты знают, меня с самого рождения и, конечно, сразу же разоблачат!
— Не могли бы вы написать Эдварду, милорд, — предложила графиня, — и попросить заехать сюда по пути в Неаполь? Вы все ему объясните и предупредите не выдавать Адама.
— Разумеется, могу, — сардонически хмыкнул граф, — хотя сомневаюсь, что виконт Делфорд очень уж обрадуется.
— Но ты забываешь о Рейне, — вставила Арабелла, радуясь своему умению выбрать подходящий момент. —
Она тоже может узнать Адама, хотя не видела его много лет. Поэтому я нашла идеальное решение.
— А именно? — осторожно поинтересовался граф.
— Да-да, отец, вот увидишь! — Девушка глубоко вздохнула и, скрестив пальцы на счастье, бросилась вперед, очертя голову: — Я поеду в Неаполь с Линдхерстами под видом их гостьи, и, если Рейне Адам покажется знакомым и она заподозрит неладное, легко смогу убедить ее в обратном. — Она картинно пожала плечами. — И кто знает? Возможно, я помогу Адаму выяснить, кто за всем этим стоит.
«К тому же, — добавила девушка про себя, крайне собой довольная, — я сделаю так, чтобы лучшая подруга встретилась с моим братом!»
— Черта с два! — взорвался Адам.
— Только потому, что ты мужчина, Адам… Граф властно поднял руку, призывая к молчанию:
— Я хотел бы хорошенько все это обдумать. Вы оба можете спорить сколько душе угодно, как только мы с матерью удалимся. — Он легонько ущипнул Арабеллу за подбородок. — Каникулы в Неаполе, дочь моя? Не уверен, выдержат ли придворные натиск такого урагана. Завтра еще раз поговорим об этом.
Граф поднялся, улыбнулся детям и предложил руку графине.
Не успели родители уйти с веранды, как Адам объявил:
— Арабелла, я не желаю видеть тебя в Неаполе.
— Осмелюсь спросить: почему? У меня куда больше шансов выведать нужные сведения, чем у тебя, братец.
— Это не игра, Белла.
— Ах, вы совсем не изменились, — вздохнул Скарджилл, появляясь на веранде. — Вечно готовы сцепиться друг с другом.
Он выпустил из трубки облако дыма и задумчиво наблюдал, как оно подымается к небу.
— Адам, — возразила Арабелла, — всегда стремится взять верх, Скарджилл!
Адам лукаво ухмыльнулся:
— Спрашивается, на что нужны сестры, Скарджилл? — осведомился он в свою очередь. — Поскольку эта дурочка — моя сестра, приходится волей-неволей защищать ее!
Арабелла, швырнув в Адама салфеткой, вскочила.
— Не тебе решать, дорогой братец. Отец не настолько неблагоразумен! Вот увидишь, я поеду в Неаполь с Линдхерстами!
Камердинер снова затянулся и покачал лохматой седой головой.
— Принести дуэльные пистолеты?
— Я предпочла бы шпагу, — заявила Арабелла, — и легко насадила бы его на острие!
— Господи, — с отвращением произнес Адам, — мне жаль человека, которому придется укрощать тебя!
— Укрощать! А как насчет бедных женщин, которым приходится выносить твои смехотворные капризы?
— Но, девочка, — вмешался Скарджилл, взмахивая трубкой, — ты могла бы по крайней мере позволить мужчинам думать, что они настояли на своем!
— Мужчин, — фыркнула Арабелла, распрямляя плечи и глядя на брата, — следовало бы выстроить у стены и расстрелять.
— Мужчины, дорогая сестрица, — издевательски протянул Адам, — тоже на что-то годятся, как ты непременно усвоишь, если когда-нибудь станешь взрослой и настоящей женщиной.
Перед глазами Арабеллы всплыло лицо Эверсли, и девушка покраснела.
— Мне мужчины ни к чему, — отрезала она, однако румянец предательски залил шею, поскольку девушка прекрасно понимала: брат видит ее насквозь.
— Думаю, Скарджилл, — вздохнул Адам, откидываясь на спинку стула, — что на этот раз последнее слово осталось за мной.
— В таком случае удирай поскорее, парень, пока твоя сестрица не пришла в себя, — посоветовал Скарджилл, исчезая в саду.
Глава 3
Оран, алжирская провинция
Алессандро ди Феррари, известный в Алжире под именем Камал эль-Кадера, бея Оранского, опершись бронзовыми от солнца руками о выложенную мозаичными изразцами ограду дворцового сада, рассматривал две грозные крепости, одинаковые, как сестры-близнецы, расположенные по сторонам зеленой долины на высоких холмах. Пушки твердынь были направлены на гавань Орана, как бы предостерегая Европу и обещая защиту стоявшим на якоре кораблям. Сегодня там было не менее дюжины шебек, которые так ценят за скорость пираты и корсары. Среди них заметно выделялось неуклюжее торговое испанское судно; его хозяин явился заплатить ежегодную дань. До Камала доносились отрывистые команды — за крепостными стенами шло каждодневное обучение войска оранского бея. Погода была прекрасная, и безоблачное синее небо отражалось в гладкой поверхности Средиземного моря.
Теплый ветерок играл пшенично-золотистыми волосами Камала и сдувал мелкие капли пота у него со лба. Камал услышал нежное позвякивание колокольчиков, и лицо его озарилось улыбкой. Они напомнили ему о Елене, новой наложнице, подарке алжирского бея. Он вспомнил сегодняшнюю ночь, когда она лежала в его объятиях, мягкая и покорная, щекоча грудь смоляными прядями. Узнав, что она еще ребенком была захвачена людьми раиса[6] Хамили во время набега на итальянское побережье, Камал спросил девушку, не хочет ли она вернуться домой. Елена изумленно раскрыла глаза цвета темного шоколада и, поняв, что повелитель не шутит, разразилась слезами. Она почти не помнила ни родины, ни родителей. Милое, доброе дитя, но, как и остальные женщины гарема, необразованна, невежественна и с детства владеет только одним искусством — ублажать мужчин.
Камал невольно нахмурился, удивляясь собственным недобрым мыслям, и тяжело вздохнул. Гибель сводного брата, Хамила, тяжким бременем легла на душу, и, кроме того, он устал, поскольку лишь вчера вернулся из Алжира, где исполнял должность вакиля аль-хариди — министра иностранных дел при бее. Поскольку Камал много лет прожил в Европе и знал три европейских языка, именно на него была возложена обязанность принимать консулов. Они обычно прежде всего удивлялись тому, что мусульманин говорит на их языке без помощи толмача-еврея, потом следовали вкрадчивые жалобы на пиратские набеги берберов. Он отвечал им так же любезно, прекрасно сознавая, что пиратство не прекратится, пока европейцы не откроют порты берберским торговцам. Впрочем, даже эта мера не поможет. Для многих моряков это образ жизни, и к тому же набеги приносили немалое богатство ему самому и другим, включая бея. Его народ строго чтит традиции и вряд ли легко расстанется именно с этой.
Подобное умозаключение весьма тревожило Камала, поскольку можно было понять и европейцев, вынужденных в скором времени вступить в войну с Алжиром, Тунисом и Марокко… с тем миром, в котором он был рожден. При этой мысли его арабская кровь вскипела, однако Камал знал: западные страны больше не желают мириться с берберскими корсарами.
Он принял чужеземных консулов и, как всегда, направил их к хазандару, казначею бея, коварному старикашке, который, услышав отказ платить дань, просто улыбнулся, стараясь хорошенько запомнить непокорного.
Как и его сводный брат Хамил, Камал предпочитал иметь дело с частными лицами, такими, как итальянские торговцы, которые не могли обеспечить себе защиту военных кораблей. Они прекрасно понимали друг друга, и переговоры частенько заканчивались пиршеством, музыкой, а по ночам постели гостей согревали прелестные девушки. Зато богатые купцы твердо знали, что отныне находятся в безопасности даже от тунисских пиратов, чей повелитель забирал свою долю дани.
Камал снова вспомнил о Хамиле, который был для него лучшим отцом, чем сам Хар эль-Дин. Хамил помог его матери, некогда итальянской графине, убедить Хар эль-Дина позволить мальчику получить образование во Франции и Италии. Хамил считал, что это лучше поможет алжирцам понять чужеземных дьяволов. Именно гибель Хамила во время сильного шторма неподалеку от побережья Сардинии вынудила его вернуться домой, чтобы занять место брата. Старшая жена Хамила, Лелла, носила его ребенка, и Камал намеревался сделать все, чтобы малыш не забыл отца, могучего правителя, мужественного, сильного человека.
— Повелитель.
Камал обернулся, услышав тихий голос Хасана-аги, своего визиря.
— Пора?
— Скоро, повелитель. Сегодня вам предстоит вынести всего четыре приговора. — Хасан помедлил, небрежно теребя рукав халата из мягкой белой шерсти. — Один богатый торговец пряностями пожелал выразить вам свое почтение с помощью золотых пиастров.
— И даже не попытался сделать это исподтишка?
— Нет, повелитель.
— Покажи его мне, чтобы я мог получше рассмотреть человека, считающего, будто правосудие можно купить.
— Да, повелитель. — Улыбнувшись, Хасан уже шагнул было прочь, но тут же озабоченно нахмурился. — Ваша иочтенная матушка желает поговорить с вами, повелитель.
Алессандро ди Феррари, известный в Алжире под именем Камал эль-Кадера, бея Оранского, опершись бронзовыми от солнца руками о выложенную мозаичными изразцами ограду дворцового сада, рассматривал две грозные крепости, одинаковые, как сестры-близнецы, расположенные по сторонам зеленой долины на высоких холмах. Пушки твердынь были направлены на гавань Орана, как бы предостерегая Европу и обещая защиту стоявшим на якоре кораблям. Сегодня там было не менее дюжины шебек, которые так ценят за скорость пираты и корсары. Среди них заметно выделялось неуклюжее торговое испанское судно; его хозяин явился заплатить ежегодную дань. До Камала доносились отрывистые команды — за крепостными стенами шло каждодневное обучение войска оранского бея. Погода была прекрасная, и безоблачное синее небо отражалось в гладкой поверхности Средиземного моря.
Теплый ветерок играл пшенично-золотистыми волосами Камала и сдувал мелкие капли пота у него со лба. Камал услышал нежное позвякивание колокольчиков, и лицо его озарилось улыбкой. Они напомнили ему о Елене, новой наложнице, подарке алжирского бея. Он вспомнил сегодняшнюю ночь, когда она лежала в его объятиях, мягкая и покорная, щекоча грудь смоляными прядями. Узнав, что она еще ребенком была захвачена людьми раиса[6] Хамили во время набега на итальянское побережье, Камал спросил девушку, не хочет ли она вернуться домой. Елена изумленно раскрыла глаза цвета темного шоколада и, поняв, что повелитель не шутит, разразилась слезами. Она почти не помнила ни родины, ни родителей. Милое, доброе дитя, но, как и остальные женщины гарема, необразованна, невежественна и с детства владеет только одним искусством — ублажать мужчин.
Камал невольно нахмурился, удивляясь собственным недобрым мыслям, и тяжело вздохнул. Гибель сводного брата, Хамила, тяжким бременем легла на душу, и, кроме того, он устал, поскольку лишь вчера вернулся из Алжира, где исполнял должность вакиля аль-хариди — министра иностранных дел при бее. Поскольку Камал много лет прожил в Европе и знал три европейских языка, именно на него была возложена обязанность принимать консулов. Они обычно прежде всего удивлялись тому, что мусульманин говорит на их языке без помощи толмача-еврея, потом следовали вкрадчивые жалобы на пиратские набеги берберов. Он отвечал им так же любезно, прекрасно сознавая, что пиратство не прекратится, пока европейцы не откроют порты берберским торговцам. Впрочем, даже эта мера не поможет. Для многих моряков это образ жизни, и к тому же набеги приносили немалое богатство ему самому и другим, включая бея. Его народ строго чтит традиции и вряд ли легко расстанется именно с этой.
Подобное умозаключение весьма тревожило Камала, поскольку можно было понять и европейцев, вынужденных в скором времени вступить в войну с Алжиром, Тунисом и Марокко… с тем миром, в котором он был рожден. При этой мысли его арабская кровь вскипела, однако Камал знал: западные страны больше не желают мириться с берберскими корсарами.
Он принял чужеземных консулов и, как всегда, направил их к хазандару, казначею бея, коварному старикашке, который, услышав отказ платить дань, просто улыбнулся, стараясь хорошенько запомнить непокорного.
Как и его сводный брат Хамил, Камал предпочитал иметь дело с частными лицами, такими, как итальянские торговцы, которые не могли обеспечить себе защиту военных кораблей. Они прекрасно понимали друг друга, и переговоры частенько заканчивались пиршеством, музыкой, а по ночам постели гостей согревали прелестные девушки. Зато богатые купцы твердо знали, что отныне находятся в безопасности даже от тунисских пиратов, чей повелитель забирал свою долю дани.
Камал снова вспомнил о Хамиле, который был для него лучшим отцом, чем сам Хар эль-Дин. Хамил помог его матери, некогда итальянской графине, убедить Хар эль-Дина позволить мальчику получить образование во Франции и Италии. Хамил считал, что это лучше поможет алжирцам понять чужеземных дьяволов. Именно гибель Хамила во время сильного шторма неподалеку от побережья Сардинии вынудила его вернуться домой, чтобы занять место брата. Старшая жена Хамила, Лелла, носила его ребенка, и Камал намеревался сделать все, чтобы малыш не забыл отца, могучего правителя, мужественного, сильного человека.
— Повелитель.
Камал обернулся, услышав тихий голос Хасана-аги, своего визиря.
— Пора?
— Скоро, повелитель. Сегодня вам предстоит вынести всего четыре приговора. — Хасан помедлил, небрежно теребя рукав халата из мягкой белой шерсти. — Один богатый торговец пряностями пожелал выразить вам свое почтение с помощью золотых пиастров.
— И даже не попытался сделать это исподтишка?
— Нет, повелитель.
— Покажи его мне, чтобы я мог получше рассмотреть человека, считающего, будто правосудие можно купить.
— Да, повелитель. — Улыбнувшись, Хасан уже шагнул было прочь, но тут же озабоченно нахмурился. — Ваша иочтенная матушка желает поговорить с вами, повелитель.