- Да ладно тебе, - сказал Дыбов, - чего там... ну всякое бывает... вот только селедок с тремя молоками не бывает... но, конечно, на то мы и приставлены, чтоб следить во земле... а без нас какой же порядок?... формальность одна и неразбериха, кто чего и как...
- Скажите, пожалуйста, господа, - печально проговорил сэр Суер-Выер, ответьте честно: неужели за каждым человеком чего-нибудь и водится такое, о чем допрашивать и в могиле надо?
- Ишь ты... - ухмыльнулся Дыбов, - стесняешься... а ты не тушуйся... мы, конечно, сейчас рюмку осушаем, но если уж нас к тебе пошлют...
- Да нет, - успокоительно мигнул Жипцов. - Иной, если сознается и греха невеликие, так просто - под микитки, в ухо - и валяйся дальше, другому зубы выбьешь. Бывают и такие, которым сам чикушку принесешь, к самым-то простым нас не посылают, там другие ползут. Там, у них, своя арифметика. Чего знаем - того знаем, а чего не знаем... про то... но бывает, и целыми фамильями попадаются, прямо косяком идут: папаша, сынок, внучик, а там поперли племяннички, удержу нет, и все воры да убивцы. А сейчас новую моду взяли: гармонистов каких-то завели. Ужас, к которому ни пошлют - гармонист.
- Много, много нынче гармонистов, - подтвердил и Дыбов. - Ух, люблю молоки!
- Но это не те гармонисты, что на гармони наяривают да частушки орут, а те, что гармонию устраивали там, наверху. Нас-то с Дыбовым ко многим посылали... мы уж думали, кончились они, ан нет, то тут, то там - опять гармонист.
К этому моменту разговора мы осушили, наверно, уже с дюжину бутылок, но и тема была такая сложная, что хотелось ее немного разнообразить.
- Сткж-стюк-сткж-сткж... - послышался вдруг странный звук, и мы увидели за стеклом птичку. Это была простая синица, она-то и колотила клювиком об стекло.
- Ух ты! - сказал Дыбов и залпом осушил рюмку.
- Ну вот и все, кореша, - сказал и Жипцов, надевая кепку. - Спасибо за конпанию. Это - Жилдобин.
- Это? - вздрогнул лоцман, указывая на синицу.
- Да нет, - успокоил Жипцов. - Это - птичка, от Жилдобина привет.
- Рожу зря мыли... - ворчал Дыбов, - морду скребли... Ладно... - И они прямо с табуретов утекли в погреб.
Глава LXXXI. Бескудников
- Ну вот и открыли островок, - мрачно констатировал Суер. - Вот с какими упырями приходится пить.
- Бывало и другое, кэп, - сказал я. - Бывало, чокались и с их клиентами.
- Ну и рожи, - сказал Кацман. - А брови-то, брови! Такими действительно только землю буровить.
- Чу! - сказал Пахомыч. - Чу, господа... прислушайтесь... из погреба.
Из-под крышки погреба, которую Жипцов с Дыбовым второпях неплотно прикрыли, слышались односложные железные реплики, судя по всему, указания Жилдобина. Речь шла о каком-то, который многих угробил, потом говорилось, как к нему подползти: "...от Конотопа возьмете левее, увидите корень дуба, как раз мимо гнилого колодца...", слышно было неважно, но когда Жипцов дополз, стало все пояснее. Слушать было неприятно, но...
- Ну и ты что же? - спрашивал Жипцов, чиркая где-то далеко спичкой и закуривая. - Всех-всех людей хотел перебить?
- Всех, - отвечал испытуемый. - Но не удалось.
- А если б всех уложил, к кому бы тогда в гости пошел?
- Нашли время по гостям ходить. Уложил бы всех и сидел бы себе дома, выпивал, индюшку жарил. Но вот видите, не успел всех перебить. Расстреляли, гады. Лежу теперь в могиле, успокоился.
- Э-ке-ке, - сказал Жипцов. - Неужто наверху еще расстреливают? А я и не знал. Но тебе это только так кажется, что ты успокоился. Вслед за мною-то ползет Дыбов.
- А что Дыбов?
- Ничего особого... Дыбов как Дыбов... Как твое фамилие-то? Ваганьков? Востряков? Ага... Вертухлятников... так вот, господин Вертухлятников, за ваши прегрешения и убиения живых человеков - а убивали вы и тела, и души в районах Средней Азии и Подмосковья - вам полагается разговор с господином Дыбовым... Толя? Ты чего там? Ползешь?
- Да погоди, - послышалось из недр. - Тут одному попутно яйцо нафарширую... а кто там у тебя?
- Да этот, по бумагам Вертухлятников...
- Ты его пока подготовь, оторви чего-нибудь для острастки...
Вдруг там под землей что-то захрустело, заклокотало, послышался грохот выстрела и крик Жипцова:
- Брось пушку, падла, не поможет!
- Чего там за шум? - спросил Дыбов.
- Да этот в гроб с собой браунинг притащил, отстреливается... да в кого-то из родственников попал, а тот - повешенный... умора, Толик! Ползи скорей, поглядишь.
- Погоди, сейчас венский кисель закончу, а ты червяков-то взял?
- Взял.
- Да ты, небось, только телесных взял. А задушевных взял червяков?
- С десяток.
- Напусти на него и на его потомство.
- На потомство десятка не хватит.
- А брал бы больше. С тобой, Жипцов, выпивать только хорошо, а работать накладно. Все самому делай. Ты только допрашиваешь, а мне - в исполнение приводи. В другой раз побольше бери задушевных червяков, а также
сердечно-печеночных,
херовых-полулитровых,
аховых,
разболтанных,
пердоколоворотных по полсотни на клиента,
по два десятка для потомства по линии первой жены, два десятка по линии потомства последней жены, по десятку на промежуточных, если таковые имеются...
- Моя фамилия Бескудников! - взвыл вдруг испытуемый. - Бескудников! Я лег вместо Вертухлятникова! Не я убивал! Он! Дал мне по миллиону за кубический сантиметр могилы! По миллиону! Ну, я и взял! А он-то еще по земле ходит!
- Что ж ты, падла, и под землей прикидываешься? - Из погреба послышались такие звуки, как будто с трактора скидывали бревна. - Слышь, Дыбов! Это - Бескудников. Что там про него записано?
- Погоди... - послышался тяжкий вздох Дыбова. - Передохну... мне тут такая сволочь попалась, жалко, что его не сожгли, прошел бы по молекульному ведомству, сунули бы в бонбу... Бескудников, говоришь? А-а. Его тут давно ждут. Большая гадина. Что говорит - все врет. Он родился в тысяча девятьсот...
- Хватит, - сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер и захлопнул крышку погреба. - Открыли остров, но закроем люк. Думаю, что все эти беседы под землей проходят однообразно и кончаются одинаково, иначе на это дело не брали бы таких долдонов, как Дыбов.
- Пора на "Лавра", - сказал старпом. - Хочется напоследок осушить еще рюмочку, да не знаешь, за чье тут здоровье пить. За хозяев как-то не тянет.
- Можно выпить за здоровье лоцмана, - предложил вдруг я.
- За меня? - удивился Кацман. - С чего это? Почему? Это что - намек на что-нибудь? Зачем ты это сказал?? Нет-нет-нет! Не надо за меня пить!
- Ну ладно, - сказал я, - выпьем тогда за старпома.
- Что же это ты так сразу от меня отказываешься? - обиделся Кацман Сам предложил - сразу отказался. Так тоже не делают.
- Ну давай вернем тост, выпьем за лоцмана.
- Да не хочу я чтоб за меня пили! С чего это?!?
- Слушай, - сказал я, - скажи честно, чего ты хочешь?
- Молоки селедочной, - сразу признался Кацман. - Бело-розовой. Да ее всю Дыбов засосал.
Глава LXXXII. Лик "Лавра"
Средь сотен ошибок, совершенных мною в пергаменте, среди неточностей, нелепостей, умопомрачений и умышленных искажений зияет и немалый пробел отсутствие портрета "Лавра Георгиевича".
То самое, с чего многие описатели плаваний начинают, к этому я прибегаю только сейчас, и подтолкнули меня слова нашего капитана:
- Что-то я давно не вижу мичмана Хренова.
- Да как же, сэр, - ответил старпом. - Вы же сами сослали его за Сызрань оросительные системы ремонтировать.
Капитан а досаде хлопнул рюмку и попросил призвать мичмана поближе, а я решился немедленно все-таки описать наш фрегат. Верней, совершить попытку невозможного, в сущности, описания.
Как всякий парусный фрегат, наш любимый "Лавр Георгиевич" (был статен, величав, изыскан,
фееричен,
призрачен,
многозначен,
космично-океаничен,
волноречив,
пеннопевен,
легковетрен,
сестроречен
и семистранен.
Никогда и никто и никаким образом не сказал бы, глянув на "Лавра Георгиевича", что это - создание рук человеческих. Нет! Его создало все то, что его окружало - океан, небо, волны и облака, ветер и альбатросы,
восходящее солнце и заходящая луна, бред и воображение,
явь и сон,
молчание и слово.
Даже паруса или полоски на матросских тельняшках были его авторами никак не менее, чем человек, который в эту тельняшку вместительно помещался.
И в лоб, и анфас, и в профиль наш фрегат смотрелся как необыкновенное явление природы и вписывался в наблюдаемую картину так же естественно, как молния в тучу, благородный олень - в тень далеких прерий, благородный лавр в заросли катулл, тибулл и проперций.
Три мачты - Фок, Грот и Бизань, оснащенные пампасами и парусами, во многом определяли лик "Лавра" и связывали все вокруг себя, как гениальное слово "ДА" связывает два других гениальных слова - "ЛЕОНАРДО" и "ВИНЧИ".
Тремя главнейшими мачтами облик "Лавра", однако, не исчерпывался, и наш капитан сэр Суер-Выер, когда имел желание, добавлял к Фоку - Строт, ко Гроту - Эск, с Бизанью же устраивались еще большие сложности.
Если капитан хотел кого-то наказать, он ссылал куда-нибудь "а сенокос или на уборку картофеля именно за Бизань, а если этого ему казалось мало, ставил тогда за Бизанью дополнительную мачту - Рязань, а если уж не хватало и Рязани, ничего не поделаешь - Сызрань.
Высоту мачт с самого начала мы решили слегка ограничить, могли их, конечно, удлинить, но до каких-то человеческих размеров, ну, короче, не до страто же сферы. Что до подводной части, тоже немного играли - туды-сюды, чтоб на рифы не нарваться. Вот почему ватерлиния все время и скрипела. Ну да мы ее смазывали сандаловым спиртом, мангаловым мылом, хамраями, шафраном и сельпо.
- Ну так что там Хренов? - спросил капитан. - Почему не видно его?
- Никак не может из-под Сызрани выбраться, - доложил старпом. - Дожди, дороги размыло, грязи по колено.
- Ну ладно, - сказал наш отходчивый капитан. - Разберите пока что Сызрань, а заодно и Рязань, только Бизань не трогать.
Матросы быстро выполнили все команды, и мичман Хренов оказался в кают-компании, весь в глине, небритый, в резиновых сапогах.
- А восемь тыщ они мне так и не отдали, - сказал он неизвестно про кого, но, наверно, про кого-то под Сызранью.
Глава LXXXIII. Некоторые прерогативы боцмана Чугайло
После острова особых веселий капитан наш ни за что не хотел открывать ничего нового.
- Утомление открывателя, - объяснял он, полулежа в креслах. Повременим, передохнем, поплаваем вольно.
Но поплавать вольно нам особенно не удавалось, потому что все время мы натыкались на острова самые разнообразные, как в прямом, так и в переносном смысле.
Ну вот, скажем, в прямом смысле наткнулись мы на остров, на котором двигательную любовную энергию превращали в электрическую.
- Это что ж, половую, что ли? - спросил вдруг тогда боцман Чугайло.
- Да что вы, ей-богу, боцман, - недовольно прервал старпом. - Сказано двигательную любовную - и хорош!
Да, так вот у каждого домика там, на этом острове стоял врытый электрический столб, на котором висел фонарь. Кой-где фонарики светились вовсю, где тускло мерцали, а где и не горели вовсе.
- Это уж такой практицизм, что дальше некуда, - неудовольствовал сэр Суер-Выер. - Нет для них ничего святого. Не стану открывать этот остров.
- Но все-таки, капитан, - допытывался изящный в эту минуту лоцман, если б вы открыли остров, то в какой бы домик вошли?
- Где фонари горят! - влез неожиданно боцман Чугайло. - Чтоб горели ярче! Люблю свет! Долой тьму!
- Боцман! - прикрикнул старпом. - Замри!
- Да нет, мне просто интересно, - оправдывался Чугайло, - как они ее превращают, системой блоков или приводными ремнями?
- А я бы пошел туда, где не горит, - внезапно сказал мичман Хренов.
- Это еще почему же? - спросил Суер, недовольный, кажется, тем, что слишком рано вызвал мичмана из-под Сызрани.
- Объясняю, кэп, - с некоторой фамильярностью сказал мичман. - Там, где не горит, там скорей всего выпивают. Выпили бы по маленькой и фонарик зажгли.
- Эх, молодость, - отвечал на это сэр Суер-Выер. - Как для вас все просто, все ясно. А ведь настоящая любовь должна мерцать... манить издали, внезапно загораться и снова тлеть, то казаться несбыточной, то ясной и доступной... как светлячок... звездочка... бабочка...
Сэр Суер-Выер слегка размечтался, в глазах его появилось было... впрочем, ничему особенному появиться он не позволил.
- Остров открывать не будем, - твердо сказал он. - Я вовсе не уверен, что мы кому-нибудь там нужны. Да нас просто-напросто и на порог не пустят. Полный вперед!
- Эх, жалко! - плюнул боцман. - А мне так хотелось ну хоть бы часть своей половой энергии превратить в электрическую.
А потом попался нам остров ведомых Уем. И мы даже вначале не поняли, что это за такое?!?!
Вошли в бухту, шарахнули по песку салютом, вдруг - на берег вылетают с десяток непонятных каких-то фигур. Вроде люди как люди, а впереди у них что-то вроде пушки на колесах приделано.
- Вы кто такие? - они орут. - Откуда?
- А вы-то кто? - боцман в ответ орет.
- А мы - ведомые Уем.
- Чего-чего? - говорит боцман. - Ничего не ясно! А это что за штука, впереди-то у вас приделана?
- А это и есть - Уй! - островитяне орут. - Куда прикажет - туда и бежим.
- Неужто удержаться не можете?
- Не можем.
- Капитан, - недовольно сказал тут лоцман, - почему вы отдали боцману прерогативу разговора с этими ведомыми Уем?
- Да пусть берет себе эту прерогативу, - сказал капитан. - Мне еще только этой прерогативы не хватало.
- Эй, ребята, - орал по-прежнему боцман, держа свою прерогативу. - А почему Уй-то ваш вроде пушки?
- Да как почему? Стреляет!
Тут какой-то из Уев на берегу заволновался, куда-то нацелился, и вдруг все островитяне унеслись вскачь, ведомые своими Уями.
- Уй-ю-юй! - кричали они.
Все это напомнило мне весенний московский ипподром, гонку орловских рысаков на таратайках.
Короче, и этот остров сэр Суер-Выер решил не открывать.
- Не понимаю, в чем дело, сэр, - сказал я. - Я бы все-таки открыл этот островок, немного пообщался с туземцами.
- Тебе-то это зачем?
- В интересах пергамента. Все-таки остров ведомых Уем, это могло бы привлечь к пергаменту внимание прессы и пристальный общественный интерес.
- А вдруг да под прицелом этих чудовищ окажется кто-нибудь из экипажа или, не дай Бог, сам фрегат, разнесут же в щепки своими Уями.
- Да что вы говорите! Помилуйте, сэр! Фрегат вряд ли может быть предметом любопытства такого рода.
- Кто знает, друг - ответствовал капитан. - Я все должен предусмотреть. Лично я встречал человека, которого приводила в неистовство выхлопная труба немецкого автокара "Мерседес-Бенц".
- Под газом или без? - спросил неожиданно боцман Чугайло.
- Старпом, - ответил на это капитан, не глядя на боцмана, - мне кажется, что боцман слишком уж растягивает данные ему прерогативы. Этот остров мы уже миновали, ну, а следующий... следующий пусть открывает боцман Чугайло.
Глава LXXXIV. Остров боцмана Чугайло
- Я? Мне?!?! За что? - немедленно подпрыгнул боцман. - Зачем это мне нужно что-то открывать? Хватит с меня сухой груши! Набегался вдоволь!
- Да нет, боцман, не волнуйтесь, - сказал капитан. - Сухая груша - это была просто шутка. А тут уж мы подберем остров вам по нраву, по душе. Вы только подумайте и скажите, какой бы вам остров хотелось открыть. Может быть, вам понравился какой-нибудь из уже открытых нами островов?
- Что? - завопил боцман, боднув полубак. - Понравился?!?! Да провались они, все ваши острова! Видал я их!
- Ну а какой бы остров вам хотелось?
- Кому? Мне? А вы что, позволите?
- Позволим.
- Открыть самому?
- Ну конечно.
- По рукам?
- По рукам.
- Прекрасно, - сказал боцман. - Давайте мне остров сокровищ.
- Гм... - гмыкнул сэр Суер-Выер. - Гм... но ведь неизвестно, на каком из островов зарыто сокровище. Вон, скажем, виднеется какой-то остров, но кто скажет, есть на нем сокровище или нет? Неизвестно.
- Вон на том, что ли, где стоит этот развалившийся сарай и баба сено огребает? На этом? Уж на этом-то ясно, что нету.
- Это почему же? А вдруг под сараем зарыто сокровище?
- Под сараем? - вытаращился боцман. - Под тем сараем?
Он тупо глядел то на капитана, то на сарай, возле которого действительно какая-то баба огребала сено.
- Ну да, под тем сараем, - пояснил капитан и для пущей точности указал пальцем на сарай.
- Это у которого крыша дырявая и дверь отвалилась? На одной петле висит?
- Там один сарай, - все более раздражался сэр. - Про него мы и говорим.
- И под ним сокровище зарыто?
- Да я не знаю, - сказал Суер. - Но почему бы нет?
- Так что - копнуть, что ли?
- Ну не знаю, боцман, это - ваше дело, ваш шанс.
- Ну что ж, копну, пожалуй.
- Валяйте.
- Дайте мне лопату.
- Это кто должен вам давать лопату? Я?!?!
- О, простите, сэр! Это я вообще так, не сообразил. Где лопата?
- Какая лопата?
- Ну, которой мне копать.
- Я должен вам подавать лопату?
- О, простите, сэр... я как-то растерялся... сарай... баба... Эй, кто-нибудь, принесите сюда лопату.
- А где она? - встрял килевой Кляссер, который в этот момент чистил киль. - Я ее давно ищу - киль чистить.
- А чем же ты киль чистишь, рожа? - рявкнул боцман.
- Акульей челюстью, босс.
Эй, Вампиров! - крикнул боцман. - Где лопата?
- Какая лопата?
- Ты что, дурак? Нормальная лопата.
- Которой копают?
- Ну конечно, дубина! Давай сюда лопату!
- Да где ж я ее возьму?
- У тебя что? Нету лопаты?
- Конечно, нету. На кой мне на фрегате лопата?
- Молчать! Не ори! Дубина! Пупок! Говори: где лопату взять?
- Может, кузнец скует?
- Эй, кузнец! Где кузнец? Тащи сюда кузнеца! Слышь, кузнец, етит твою мать, где лопата? Где, говори, говорю, лопата? Что молчишь, чугун?! Котел!! Что ты там вообще делаешь? Гондон! Ендова!
- Я-я-я-я... - дрожал корабельный кузнец, вытащенный из трюма на палубу первый раз в жизни, - я-я-я-я... корякую.
- Корякаешь, пердило? Куй лопату! Скорее! Давай-давай-давай! Куй!
- Эй, мужики! - послышался вдруг голос с берега. Баба, которая огребала сено, глядела на фрегат, отмахиваясь от слепней:
- Вы чего там, лопату, что ли, ищете?
- Ну да, лопату! - заорал боцман. o - Так здесь есть лопата.
- Где она? Где?
- Да эвон там - в сарае стоит.
Глава LXXXV. Затейливая надпись
- Не надо мне! - орал боцман. - Никаких матросов. Сам справлюсь! Догребу! Баба! Где лопата? В сарае?
- Ага, - отвечала с берега баба.
Боцман спрыгнул в ялик и быстро дорвал весла до берега.
- Давай, баба, давай! Ну давай, говори, дура, где лопата?! Показывай, показывай скорей!
- Да вон там...
- Показывай, - орал боцман, увлекая бабу в сарай, - тут, что ли?
- Да не тут...
- Ага, вот она, лопата... так-так-так... слушай, а ведь хорошая лопата попалась, а?. лопата, говоришь, а я-то думаю, ну где же тут лопата? А она... вот-вот-вот... так-так-так...
И больше мы боцмана не слышали, хотя и с немалым любопытством смотрели на сарай. Сарай, грубо говоря, не шевелился, но и баба из него, честно говоря, не выходила.
Прошел час.
Баба наконец вышла из сарая и, не глянув на фрегат, сказала как бы в воздух:
- Червей копат... на рыбалку, што ль, собрался?.. Ой, - зевнула она, прям, и не знаю, какая щас рыба?.. - И она продолжала огребать сено.
Прошло еще минут десять. Из сарая вышел боцман. Под мышкой он держал что-то черное, сильно смахивающее на матросский сундучок, облепленный навозом.
- Ну ладно, Настя, покедова, - сказал он. - Завтра жди об это же время, вернусь. С лещами.
- Червей-то накопал?
- Ага, - сказал боцман. - Полный сундук.
И он погрузился в ялик, бодро дочесал до фрегата и явился на борт.
- Порядок, сэр! - доложил он. - Остров открыл, так что можно плыть дальше. Все путем!
- А что в сундучке? - спросил лоцман.
- В каком сундучке?
- А вот в этом, который вы откопали.
- А, в этом? А это ведь мое дело. Это мой личный сундучок, господин лоцман, я ведь не знаю, что вы держите в своем сундучке.
- Но на остров вы поплыли без сундучка искать сокровище, и если вы его нашли - обязаны нам показать.
- Это так, - сухо подтвердил и старпом. - Уговор был только ОТКРЫТЬ остров, а про сокровище слов не было. Сокровище надо делить на всех!
- Сэр капитан! - вскричал боцман и обрушился на колени около сундучка. - Разве мы так договаривались?! Вы сами предложили МНЕ открыть остров и копнуть. Я открыл, копнул, а чего откопал - это мое дело. Правильно я думаю, сэр?
Наш капитан сэр Суер-Выер прошелся по мостику. Положение его было незавидным. Сокровищ тут явно хотелось многим и даже ему самому.
- Один мужик, - сказал он, - вышел рано утром на овсяное поле и увидел: стоит медведь и жрет овес, лапами так огребает, огребает и в рот сует. Мужик от удивления крякнул, медведь напугался и в лес убежал. И с тех пор мужик этот всем рассказывал, как медведь овес ест. Он приводил на это место всех своих сельчан и приезжих, но больше с тех пор медведя никогда в жизни не видал. Итак, боцман, сундучок - ваш, и пока я здесь капитан - никто его не отнимет. Но интересно, ЧТО в сундучке. Покажите. Я имею право глянуть, ведь я сказал, где копнуть.
- Отымут, сэр, - нервно икал боцман. - Отымут.
- Открывайте! Под мое слово!
- Слушаю, сэр! Сейчас, навоз отмою! Ковпак! Воды!
Кочегар Ковпак подал воды, сундучок окатили и сразу увидели, что вокруг замочка, верней, вокруг дырочки для ключа, вьется по золотой пластинке какая-то затейливая надпись. Что именно написано и на каком языке, было непонятно. Рядом же с надписью, уже алмазом по платине, выгравировано было что-то вроде рыбы и вроде бы кружка пивная с пеною вразлет.
Стали открывать сундучок. Совершенно естественно, он не открывался. Ключа никакого не было. Боцман ломал стамески и отвертки, требовал зубил, подцепливал крышку зубом - все без толку.
- Кузнец! Куй! Чугун! Лом! Перка! Коловорот!
Ни коловороту, ни перке стенки сундучка не поддавались, потому что сделаны были из металла черного дерева особой закалки, осмолки, пропитки и воронения.
- Надпись надо прочесть! Надпись! В ней ключ к отмычке!
Надпись терли пемзой и морскими губками, ворсом и траурными лентами и в конце концов все-таки оттерли. Она была гравирована особой фрезью, и буковки похожи были порою не только на жучков, но и на пирожки с капустой. Звучала надпись несколько издевательски, но все-таки в ней был и некоторый смысл:
Чем пить,
поедая отдельных лещей.
Купил бы ты лучше
нательных вещей.
Глава LXXXVI. Лещ
Даже удивительно, до чего же обиженно надулись губы у боцмана Чугайло.
- Кто?!? - заорал он. - Я купил? Нательных? Какой здесь ключ?!?
- Мда-с, - сказал и Суер-Выер, - ключа в этих стишках пока не видно. А вы как думаете, старпом?
- Пить надо меньше - вот что ясно. А будешь меньше пить - больше денег сэкономишь, и не надо тебе будет никаких сокровищ. Вот что я понял, читая эту идиотскую надпись. Все! Фор-марсовые, по вантам, товьсь!
- Ну а вы, лоцман?
- Видите ли, сэр, - пожал плечами лоцман, - автор этих стишков, конечно, и автор того содержимого, что в сундучке. Там, очевидно, много денег, и он предупреждает человека, который найдет сокровище, чтоб все не пропил, а купил хоть что-нибудь из обмундирования. Сундук надо открывать, но боцману - только, скажем, две доли.
- А ты что скажешь, мой друг? - И сэр Суер-Выер понимающе глянул на меня.
- Если вы не возражаете, сэр, интересно вначале выслушать мнение юнги. У него симпатичный ум, сэр, весьма симпатичный.
- Господин Ю, просим.
- Дорогой сэр! - вскричал юнга. - Я скажу вам, что эта надпись великолепные стихи! Мало того, я хотел бы прочитать еще хоть пару строк того же автора!
- Ясно, - процедил Суер. - Юнгу выслушали, - и он снова посмотрел на меня.
Я почувствовал себя зубром, загнанным в угол, и у меня был единственный шанс - бодаться.
- Не понимаю, сэр, почему я? Есть еще и мичман, и другие члены экипажа. У всех у них очень развитый, резкий, острый, едкий, проницательный...
- Хватит, хватит, - прервал Суер. - Спросим мичмана. Нам известен его острый, резкий, практичный, пахучий, безжалостный...
- Дело темное, - сказал мичман Хренов. - Автор, видно, был рыбак и не дурак выпить. Пропил, видно, все, но в сундучке кой-что на черный день оставил. После помер, ключ потерялся. Выход один - ломать. Матросам по рублю на водку, всем по доле, капитану две, боцману - полторы.
- Больше я никого слушать не намерен, - сказал сэр Суер-Выер и требовательнейшим образом посмотрел на меня. - Говори.
- Капитан! Осталась мадам Френкель!
- Мадам занята. Исполняет свой глагол. Толкуй!
- Что значит "толкуй"?! Я не знаю, как истолковать эту надпись, я бы сразу сказал, если б знал. Думать надо, черт подери! Принесите мне леща и нательную вещь.
Мне сразу принесли новую тельняшку, а вот копченого леща искали долго. Принесли, я говорю:
- Подлещик. А нужен именно ЛЕЩ. Принесли другого.
- Это, - говорю, - уже не подлещик, но еще и не ЛЕЩ. Это - ляпок.
Наконец принесли нормального леща, кила на полторы.
- На табличке, - поясняю экипажу, -: кружка с пеной над бортом. Не пиво ли?
- Пиво! Пиво! - загомонил экипаж.
- Прошу подать кружку с пеной в полгротмачты! Дали.
Ну что ж, я надел тельняшку. Сел попросту на палубу и стал неторопливо выламывать лещевые плавники, прихлебывая из кружки.
- В чем же смысл, - думал я, - в чем сногсшибательный смысл этого простецкого стихотворения:
Чем пить,
поедая отдельных лещей,
Купил бы ты лучше
нательных вещей.
Глава LXXXVII. Сергей и Никанор
Икра, хочу вам доложить, была неплохая. Икряной лещ попался, и я поначалу только с икрой и разбирался, даже горькие ее кончики, ну такие, вроде саночки детские, и те не выбросил. Ребра обсосал, а когда приступил к спинке, тут на меня стали наседать зрители.
- Скажите, пожалуйста, господа, - печально проговорил сэр Суер-Выер, ответьте честно: неужели за каждым человеком чего-нибудь и водится такое, о чем допрашивать и в могиле надо?
- Ишь ты... - ухмыльнулся Дыбов, - стесняешься... а ты не тушуйся... мы, конечно, сейчас рюмку осушаем, но если уж нас к тебе пошлют...
- Да нет, - успокоительно мигнул Жипцов. - Иной, если сознается и греха невеликие, так просто - под микитки, в ухо - и валяйся дальше, другому зубы выбьешь. Бывают и такие, которым сам чикушку принесешь, к самым-то простым нас не посылают, там другие ползут. Там, у них, своя арифметика. Чего знаем - того знаем, а чего не знаем... про то... но бывает, и целыми фамильями попадаются, прямо косяком идут: папаша, сынок, внучик, а там поперли племяннички, удержу нет, и все воры да убивцы. А сейчас новую моду взяли: гармонистов каких-то завели. Ужас, к которому ни пошлют - гармонист.
- Много, много нынче гармонистов, - подтвердил и Дыбов. - Ух, люблю молоки!
- Но это не те гармонисты, что на гармони наяривают да частушки орут, а те, что гармонию устраивали там, наверху. Нас-то с Дыбовым ко многим посылали... мы уж думали, кончились они, ан нет, то тут, то там - опять гармонист.
К этому моменту разговора мы осушили, наверно, уже с дюжину бутылок, но и тема была такая сложная, что хотелось ее немного разнообразить.
- Сткж-стюк-сткж-сткж... - послышался вдруг странный звук, и мы увидели за стеклом птичку. Это была простая синица, она-то и колотила клювиком об стекло.
- Ух ты! - сказал Дыбов и залпом осушил рюмку.
- Ну вот и все, кореша, - сказал и Жипцов, надевая кепку. - Спасибо за конпанию. Это - Жилдобин.
- Это? - вздрогнул лоцман, указывая на синицу.
- Да нет, - успокоил Жипцов. - Это - птичка, от Жилдобина привет.
- Рожу зря мыли... - ворчал Дыбов, - морду скребли... Ладно... - И они прямо с табуретов утекли в погреб.
Глава LXXXI. Бескудников
- Ну вот и открыли островок, - мрачно констатировал Суер. - Вот с какими упырями приходится пить.
- Бывало и другое, кэп, - сказал я. - Бывало, чокались и с их клиентами.
- Ну и рожи, - сказал Кацман. - А брови-то, брови! Такими действительно только землю буровить.
- Чу! - сказал Пахомыч. - Чу, господа... прислушайтесь... из погреба.
Из-под крышки погреба, которую Жипцов с Дыбовым второпях неплотно прикрыли, слышались односложные железные реплики, судя по всему, указания Жилдобина. Речь шла о каком-то, который многих угробил, потом говорилось, как к нему подползти: "...от Конотопа возьмете левее, увидите корень дуба, как раз мимо гнилого колодца...", слышно было неважно, но когда Жипцов дополз, стало все пояснее. Слушать было неприятно, но...
- Ну и ты что же? - спрашивал Жипцов, чиркая где-то далеко спичкой и закуривая. - Всех-всех людей хотел перебить?
- Всех, - отвечал испытуемый. - Но не удалось.
- А если б всех уложил, к кому бы тогда в гости пошел?
- Нашли время по гостям ходить. Уложил бы всех и сидел бы себе дома, выпивал, индюшку жарил. Но вот видите, не успел всех перебить. Расстреляли, гады. Лежу теперь в могиле, успокоился.
- Э-ке-ке, - сказал Жипцов. - Неужто наверху еще расстреливают? А я и не знал. Но тебе это только так кажется, что ты успокоился. Вслед за мною-то ползет Дыбов.
- А что Дыбов?
- Ничего особого... Дыбов как Дыбов... Как твое фамилие-то? Ваганьков? Востряков? Ага... Вертухлятников... так вот, господин Вертухлятников, за ваши прегрешения и убиения живых человеков - а убивали вы и тела, и души в районах Средней Азии и Подмосковья - вам полагается разговор с господином Дыбовым... Толя? Ты чего там? Ползешь?
- Да погоди, - послышалось из недр. - Тут одному попутно яйцо нафарширую... а кто там у тебя?
- Да этот, по бумагам Вертухлятников...
- Ты его пока подготовь, оторви чего-нибудь для острастки...
Вдруг там под землей что-то захрустело, заклокотало, послышался грохот выстрела и крик Жипцова:
- Брось пушку, падла, не поможет!
- Чего там за шум? - спросил Дыбов.
- Да этот в гроб с собой браунинг притащил, отстреливается... да в кого-то из родственников попал, а тот - повешенный... умора, Толик! Ползи скорей, поглядишь.
- Погоди, сейчас венский кисель закончу, а ты червяков-то взял?
- Взял.
- Да ты, небось, только телесных взял. А задушевных взял червяков?
- С десяток.
- Напусти на него и на его потомство.
- На потомство десятка не хватит.
- А брал бы больше. С тобой, Жипцов, выпивать только хорошо, а работать накладно. Все самому делай. Ты только допрашиваешь, а мне - в исполнение приводи. В другой раз побольше бери задушевных червяков, а также
сердечно-печеночных,
херовых-полулитровых,
аховых,
разболтанных,
пердоколоворотных по полсотни на клиента,
по два десятка для потомства по линии первой жены, два десятка по линии потомства последней жены, по десятку на промежуточных, если таковые имеются...
- Моя фамилия Бескудников! - взвыл вдруг испытуемый. - Бескудников! Я лег вместо Вертухлятникова! Не я убивал! Он! Дал мне по миллиону за кубический сантиметр могилы! По миллиону! Ну, я и взял! А он-то еще по земле ходит!
- Что ж ты, падла, и под землей прикидываешься? - Из погреба послышались такие звуки, как будто с трактора скидывали бревна. - Слышь, Дыбов! Это - Бескудников. Что там про него записано?
- Погоди... - послышался тяжкий вздох Дыбова. - Передохну... мне тут такая сволочь попалась, жалко, что его не сожгли, прошел бы по молекульному ведомству, сунули бы в бонбу... Бескудников, говоришь? А-а. Его тут давно ждут. Большая гадина. Что говорит - все врет. Он родился в тысяча девятьсот...
- Хватит, - сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер и захлопнул крышку погреба. - Открыли остров, но закроем люк. Думаю, что все эти беседы под землей проходят однообразно и кончаются одинаково, иначе на это дело не брали бы таких долдонов, как Дыбов.
- Пора на "Лавра", - сказал старпом. - Хочется напоследок осушить еще рюмочку, да не знаешь, за чье тут здоровье пить. За хозяев как-то не тянет.
- Можно выпить за здоровье лоцмана, - предложил вдруг я.
- За меня? - удивился Кацман. - С чего это? Почему? Это что - намек на что-нибудь? Зачем ты это сказал?? Нет-нет-нет! Не надо за меня пить!
- Ну ладно, - сказал я, - выпьем тогда за старпома.
- Что же это ты так сразу от меня отказываешься? - обиделся Кацман Сам предложил - сразу отказался. Так тоже не делают.
- Ну давай вернем тост, выпьем за лоцмана.
- Да не хочу я чтоб за меня пили! С чего это?!?
- Слушай, - сказал я, - скажи честно, чего ты хочешь?
- Молоки селедочной, - сразу признался Кацман. - Бело-розовой. Да ее всю Дыбов засосал.
Глава LXXXII. Лик "Лавра"
Средь сотен ошибок, совершенных мною в пергаменте, среди неточностей, нелепостей, умопомрачений и умышленных искажений зияет и немалый пробел отсутствие портрета "Лавра Георгиевича".
То самое, с чего многие описатели плаваний начинают, к этому я прибегаю только сейчас, и подтолкнули меня слова нашего капитана:
- Что-то я давно не вижу мичмана Хренова.
- Да как же, сэр, - ответил старпом. - Вы же сами сослали его за Сызрань оросительные системы ремонтировать.
Капитан а досаде хлопнул рюмку и попросил призвать мичмана поближе, а я решился немедленно все-таки описать наш фрегат. Верней, совершить попытку невозможного, в сущности, описания.
Как всякий парусный фрегат, наш любимый "Лавр Георгиевич" (был статен, величав, изыскан,
фееричен,
призрачен,
многозначен,
космично-океаничен,
волноречив,
пеннопевен,
легковетрен,
сестроречен
и семистранен.
Никогда и никто и никаким образом не сказал бы, глянув на "Лавра Георгиевича", что это - создание рук человеческих. Нет! Его создало все то, что его окружало - океан, небо, волны и облака, ветер и альбатросы,
восходящее солнце и заходящая луна, бред и воображение,
явь и сон,
молчание и слово.
Даже паруса или полоски на матросских тельняшках были его авторами никак не менее, чем человек, который в эту тельняшку вместительно помещался.
И в лоб, и анфас, и в профиль наш фрегат смотрелся как необыкновенное явление природы и вписывался в наблюдаемую картину так же естественно, как молния в тучу, благородный олень - в тень далеких прерий, благородный лавр в заросли катулл, тибулл и проперций.
Три мачты - Фок, Грот и Бизань, оснащенные пампасами и парусами, во многом определяли лик "Лавра" и связывали все вокруг себя, как гениальное слово "ДА" связывает два других гениальных слова - "ЛЕОНАРДО" и "ВИНЧИ".
Тремя главнейшими мачтами облик "Лавра", однако, не исчерпывался, и наш капитан сэр Суер-Выер, когда имел желание, добавлял к Фоку - Строт, ко Гроту - Эск, с Бизанью же устраивались еще большие сложности.
Если капитан хотел кого-то наказать, он ссылал куда-нибудь "а сенокос или на уборку картофеля именно за Бизань, а если этого ему казалось мало, ставил тогда за Бизанью дополнительную мачту - Рязань, а если уж не хватало и Рязани, ничего не поделаешь - Сызрань.
Высоту мачт с самого начала мы решили слегка ограничить, могли их, конечно, удлинить, но до каких-то человеческих размеров, ну, короче, не до страто же сферы. Что до подводной части, тоже немного играли - туды-сюды, чтоб на рифы не нарваться. Вот почему ватерлиния все время и скрипела. Ну да мы ее смазывали сандаловым спиртом, мангаловым мылом, хамраями, шафраном и сельпо.
- Ну так что там Хренов? - спросил капитан. - Почему не видно его?
- Никак не может из-под Сызрани выбраться, - доложил старпом. - Дожди, дороги размыло, грязи по колено.
- Ну ладно, - сказал наш отходчивый капитан. - Разберите пока что Сызрань, а заодно и Рязань, только Бизань не трогать.
Матросы быстро выполнили все команды, и мичман Хренов оказался в кают-компании, весь в глине, небритый, в резиновых сапогах.
- А восемь тыщ они мне так и не отдали, - сказал он неизвестно про кого, но, наверно, про кого-то под Сызранью.
Глава LXXXIII. Некоторые прерогативы боцмана Чугайло
После острова особых веселий капитан наш ни за что не хотел открывать ничего нового.
- Утомление открывателя, - объяснял он, полулежа в креслах. Повременим, передохнем, поплаваем вольно.
Но поплавать вольно нам особенно не удавалось, потому что все время мы натыкались на острова самые разнообразные, как в прямом, так и в переносном смысле.
Ну вот, скажем, в прямом смысле наткнулись мы на остров, на котором двигательную любовную энергию превращали в электрическую.
- Это что ж, половую, что ли? - спросил вдруг тогда боцман Чугайло.
- Да что вы, ей-богу, боцман, - недовольно прервал старпом. - Сказано двигательную любовную - и хорош!
Да, так вот у каждого домика там, на этом острове стоял врытый электрический столб, на котором висел фонарь. Кой-где фонарики светились вовсю, где тускло мерцали, а где и не горели вовсе.
- Это уж такой практицизм, что дальше некуда, - неудовольствовал сэр Суер-Выер. - Нет для них ничего святого. Не стану открывать этот остров.
- Но все-таки, капитан, - допытывался изящный в эту минуту лоцман, если б вы открыли остров, то в какой бы домик вошли?
- Где фонари горят! - влез неожиданно боцман Чугайло. - Чтоб горели ярче! Люблю свет! Долой тьму!
- Боцман! - прикрикнул старпом. - Замри!
- Да нет, мне просто интересно, - оправдывался Чугайло, - как они ее превращают, системой блоков или приводными ремнями?
- А я бы пошел туда, где не горит, - внезапно сказал мичман Хренов.
- Это еще почему же? - спросил Суер, недовольный, кажется, тем, что слишком рано вызвал мичмана из-под Сызрани.
- Объясняю, кэп, - с некоторой фамильярностью сказал мичман. - Там, где не горит, там скорей всего выпивают. Выпили бы по маленькой и фонарик зажгли.
- Эх, молодость, - отвечал на это сэр Суер-Выер. - Как для вас все просто, все ясно. А ведь настоящая любовь должна мерцать... манить издали, внезапно загораться и снова тлеть, то казаться несбыточной, то ясной и доступной... как светлячок... звездочка... бабочка...
Сэр Суер-Выер слегка размечтался, в глазах его появилось было... впрочем, ничему особенному появиться он не позволил.
- Остров открывать не будем, - твердо сказал он. - Я вовсе не уверен, что мы кому-нибудь там нужны. Да нас просто-напросто и на порог не пустят. Полный вперед!
- Эх, жалко! - плюнул боцман. - А мне так хотелось ну хоть бы часть своей половой энергии превратить в электрическую.
А потом попался нам остров ведомых Уем. И мы даже вначале не поняли, что это за такое?!?!
Вошли в бухту, шарахнули по песку салютом, вдруг - на берег вылетают с десяток непонятных каких-то фигур. Вроде люди как люди, а впереди у них что-то вроде пушки на колесах приделано.
- Вы кто такие? - они орут. - Откуда?
- А вы-то кто? - боцман в ответ орет.
- А мы - ведомые Уем.
- Чего-чего? - говорит боцман. - Ничего не ясно! А это что за штука, впереди-то у вас приделана?
- А это и есть - Уй! - островитяне орут. - Куда прикажет - туда и бежим.
- Неужто удержаться не можете?
- Не можем.
- Капитан, - недовольно сказал тут лоцман, - почему вы отдали боцману прерогативу разговора с этими ведомыми Уем?
- Да пусть берет себе эту прерогативу, - сказал капитан. - Мне еще только этой прерогативы не хватало.
- Эй, ребята, - орал по-прежнему боцман, держа свою прерогативу. - А почему Уй-то ваш вроде пушки?
- Да как почему? Стреляет!
Тут какой-то из Уев на берегу заволновался, куда-то нацелился, и вдруг все островитяне унеслись вскачь, ведомые своими Уями.
- Уй-ю-юй! - кричали они.
Все это напомнило мне весенний московский ипподром, гонку орловских рысаков на таратайках.
Короче, и этот остров сэр Суер-Выер решил не открывать.
- Не понимаю, в чем дело, сэр, - сказал я. - Я бы все-таки открыл этот островок, немного пообщался с туземцами.
- Тебе-то это зачем?
- В интересах пергамента. Все-таки остров ведомых Уем, это могло бы привлечь к пергаменту внимание прессы и пристальный общественный интерес.
- А вдруг да под прицелом этих чудовищ окажется кто-нибудь из экипажа или, не дай Бог, сам фрегат, разнесут же в щепки своими Уями.
- Да что вы говорите! Помилуйте, сэр! Фрегат вряд ли может быть предметом любопытства такого рода.
- Кто знает, друг - ответствовал капитан. - Я все должен предусмотреть. Лично я встречал человека, которого приводила в неистовство выхлопная труба немецкого автокара "Мерседес-Бенц".
- Под газом или без? - спросил неожиданно боцман Чугайло.
- Старпом, - ответил на это капитан, не глядя на боцмана, - мне кажется, что боцман слишком уж растягивает данные ему прерогативы. Этот остров мы уже миновали, ну, а следующий... следующий пусть открывает боцман Чугайло.
Глава LXXXIV. Остров боцмана Чугайло
- Я? Мне?!?! За что? - немедленно подпрыгнул боцман. - Зачем это мне нужно что-то открывать? Хватит с меня сухой груши! Набегался вдоволь!
- Да нет, боцман, не волнуйтесь, - сказал капитан. - Сухая груша - это была просто шутка. А тут уж мы подберем остров вам по нраву, по душе. Вы только подумайте и скажите, какой бы вам остров хотелось открыть. Может быть, вам понравился какой-нибудь из уже открытых нами островов?
- Что? - завопил боцман, боднув полубак. - Понравился?!?! Да провались они, все ваши острова! Видал я их!
- Ну а какой бы остров вам хотелось?
- Кому? Мне? А вы что, позволите?
- Позволим.
- Открыть самому?
- Ну конечно.
- По рукам?
- По рукам.
- Прекрасно, - сказал боцман. - Давайте мне остров сокровищ.
- Гм... - гмыкнул сэр Суер-Выер. - Гм... но ведь неизвестно, на каком из островов зарыто сокровище. Вон, скажем, виднеется какой-то остров, но кто скажет, есть на нем сокровище или нет? Неизвестно.
- Вон на том, что ли, где стоит этот развалившийся сарай и баба сено огребает? На этом? Уж на этом-то ясно, что нету.
- Это почему же? А вдруг под сараем зарыто сокровище?
- Под сараем? - вытаращился боцман. - Под тем сараем?
Он тупо глядел то на капитана, то на сарай, возле которого действительно какая-то баба огребала сено.
- Ну да, под тем сараем, - пояснил капитан и для пущей точности указал пальцем на сарай.
- Это у которого крыша дырявая и дверь отвалилась? На одной петле висит?
- Там один сарай, - все более раздражался сэр. - Про него мы и говорим.
- И под ним сокровище зарыто?
- Да я не знаю, - сказал Суер. - Но почему бы нет?
- Так что - копнуть, что ли?
- Ну не знаю, боцман, это - ваше дело, ваш шанс.
- Ну что ж, копну, пожалуй.
- Валяйте.
- Дайте мне лопату.
- Это кто должен вам давать лопату? Я?!?!
- О, простите, сэр! Это я вообще так, не сообразил. Где лопата?
- Какая лопата?
- Ну, которой мне копать.
- Я должен вам подавать лопату?
- О, простите, сэр... я как-то растерялся... сарай... баба... Эй, кто-нибудь, принесите сюда лопату.
- А где она? - встрял килевой Кляссер, который в этот момент чистил киль. - Я ее давно ищу - киль чистить.
- А чем же ты киль чистишь, рожа? - рявкнул боцман.
- Акульей челюстью, босс.
Эй, Вампиров! - крикнул боцман. - Где лопата?
- Какая лопата?
- Ты что, дурак? Нормальная лопата.
- Которой копают?
- Ну конечно, дубина! Давай сюда лопату!
- Да где ж я ее возьму?
- У тебя что? Нету лопаты?
- Конечно, нету. На кой мне на фрегате лопата?
- Молчать! Не ори! Дубина! Пупок! Говори: где лопату взять?
- Может, кузнец скует?
- Эй, кузнец! Где кузнец? Тащи сюда кузнеца! Слышь, кузнец, етит твою мать, где лопата? Где, говори, говорю, лопата? Что молчишь, чугун?! Котел!! Что ты там вообще делаешь? Гондон! Ендова!
- Я-я-я-я... - дрожал корабельный кузнец, вытащенный из трюма на палубу первый раз в жизни, - я-я-я-я... корякую.
- Корякаешь, пердило? Куй лопату! Скорее! Давай-давай-давай! Куй!
- Эй, мужики! - послышался вдруг голос с берега. Баба, которая огребала сено, глядела на фрегат, отмахиваясь от слепней:
- Вы чего там, лопату, что ли, ищете?
- Ну да, лопату! - заорал боцман. o - Так здесь есть лопата.
- Где она? Где?
- Да эвон там - в сарае стоит.
Глава LXXXV. Затейливая надпись
- Не надо мне! - орал боцман. - Никаких матросов. Сам справлюсь! Догребу! Баба! Где лопата? В сарае?
- Ага, - отвечала с берега баба.
Боцман спрыгнул в ялик и быстро дорвал весла до берега.
- Давай, баба, давай! Ну давай, говори, дура, где лопата?! Показывай, показывай скорей!
- Да вон там...
- Показывай, - орал боцман, увлекая бабу в сарай, - тут, что ли?
- Да не тут...
- Ага, вот она, лопата... так-так-так... слушай, а ведь хорошая лопата попалась, а?. лопата, говоришь, а я-то думаю, ну где же тут лопата? А она... вот-вот-вот... так-так-так...
И больше мы боцмана не слышали, хотя и с немалым любопытством смотрели на сарай. Сарай, грубо говоря, не шевелился, но и баба из него, честно говоря, не выходила.
Прошел час.
Баба наконец вышла из сарая и, не глянув на фрегат, сказала как бы в воздух:
- Червей копат... на рыбалку, што ль, собрался?.. Ой, - зевнула она, прям, и не знаю, какая щас рыба?.. - И она продолжала огребать сено.
Прошло еще минут десять. Из сарая вышел боцман. Под мышкой он держал что-то черное, сильно смахивающее на матросский сундучок, облепленный навозом.
- Ну ладно, Настя, покедова, - сказал он. - Завтра жди об это же время, вернусь. С лещами.
- Червей-то накопал?
- Ага, - сказал боцман. - Полный сундук.
И он погрузился в ялик, бодро дочесал до фрегата и явился на борт.
- Порядок, сэр! - доложил он. - Остров открыл, так что можно плыть дальше. Все путем!
- А что в сундучке? - спросил лоцман.
- В каком сундучке?
- А вот в этом, который вы откопали.
- А, в этом? А это ведь мое дело. Это мой личный сундучок, господин лоцман, я ведь не знаю, что вы держите в своем сундучке.
- Но на остров вы поплыли без сундучка искать сокровище, и если вы его нашли - обязаны нам показать.
- Это так, - сухо подтвердил и старпом. - Уговор был только ОТКРЫТЬ остров, а про сокровище слов не было. Сокровище надо делить на всех!
- Сэр капитан! - вскричал боцман и обрушился на колени около сундучка. - Разве мы так договаривались?! Вы сами предложили МНЕ открыть остров и копнуть. Я открыл, копнул, а чего откопал - это мое дело. Правильно я думаю, сэр?
Наш капитан сэр Суер-Выер прошелся по мостику. Положение его было незавидным. Сокровищ тут явно хотелось многим и даже ему самому.
- Один мужик, - сказал он, - вышел рано утром на овсяное поле и увидел: стоит медведь и жрет овес, лапами так огребает, огребает и в рот сует. Мужик от удивления крякнул, медведь напугался и в лес убежал. И с тех пор мужик этот всем рассказывал, как медведь овес ест. Он приводил на это место всех своих сельчан и приезжих, но больше с тех пор медведя никогда в жизни не видал. Итак, боцман, сундучок - ваш, и пока я здесь капитан - никто его не отнимет. Но интересно, ЧТО в сундучке. Покажите. Я имею право глянуть, ведь я сказал, где копнуть.
- Отымут, сэр, - нервно икал боцман. - Отымут.
- Открывайте! Под мое слово!
- Слушаю, сэр! Сейчас, навоз отмою! Ковпак! Воды!
Кочегар Ковпак подал воды, сундучок окатили и сразу увидели, что вокруг замочка, верней, вокруг дырочки для ключа, вьется по золотой пластинке какая-то затейливая надпись. Что именно написано и на каком языке, было непонятно. Рядом же с надписью, уже алмазом по платине, выгравировано было что-то вроде рыбы и вроде бы кружка пивная с пеною вразлет.
Стали открывать сундучок. Совершенно естественно, он не открывался. Ключа никакого не было. Боцман ломал стамески и отвертки, требовал зубил, подцепливал крышку зубом - все без толку.
- Кузнец! Куй! Чугун! Лом! Перка! Коловорот!
Ни коловороту, ни перке стенки сундучка не поддавались, потому что сделаны были из металла черного дерева особой закалки, осмолки, пропитки и воронения.
- Надпись надо прочесть! Надпись! В ней ключ к отмычке!
Надпись терли пемзой и морскими губками, ворсом и траурными лентами и в конце концов все-таки оттерли. Она была гравирована особой фрезью, и буковки похожи были порою не только на жучков, но и на пирожки с капустой. Звучала надпись несколько издевательски, но все-таки в ней был и некоторый смысл:
Чем пить,
поедая отдельных лещей.
Купил бы ты лучше
нательных вещей.
Глава LXXXVI. Лещ
Даже удивительно, до чего же обиженно надулись губы у боцмана Чугайло.
- Кто?!? - заорал он. - Я купил? Нательных? Какой здесь ключ?!?
- Мда-с, - сказал и Суер-Выер, - ключа в этих стишках пока не видно. А вы как думаете, старпом?
- Пить надо меньше - вот что ясно. А будешь меньше пить - больше денег сэкономишь, и не надо тебе будет никаких сокровищ. Вот что я понял, читая эту идиотскую надпись. Все! Фор-марсовые, по вантам, товьсь!
- Ну а вы, лоцман?
- Видите ли, сэр, - пожал плечами лоцман, - автор этих стишков, конечно, и автор того содержимого, что в сундучке. Там, очевидно, много денег, и он предупреждает человека, который найдет сокровище, чтоб все не пропил, а купил хоть что-нибудь из обмундирования. Сундук надо открывать, но боцману - только, скажем, две доли.
- А ты что скажешь, мой друг? - И сэр Суер-Выер понимающе глянул на меня.
- Если вы не возражаете, сэр, интересно вначале выслушать мнение юнги. У него симпатичный ум, сэр, весьма симпатичный.
- Господин Ю, просим.
- Дорогой сэр! - вскричал юнга. - Я скажу вам, что эта надпись великолепные стихи! Мало того, я хотел бы прочитать еще хоть пару строк того же автора!
- Ясно, - процедил Суер. - Юнгу выслушали, - и он снова посмотрел на меня.
Я почувствовал себя зубром, загнанным в угол, и у меня был единственный шанс - бодаться.
- Не понимаю, сэр, почему я? Есть еще и мичман, и другие члены экипажа. У всех у них очень развитый, резкий, острый, едкий, проницательный...
- Хватит, хватит, - прервал Суер. - Спросим мичмана. Нам известен его острый, резкий, практичный, пахучий, безжалостный...
- Дело темное, - сказал мичман Хренов. - Автор, видно, был рыбак и не дурак выпить. Пропил, видно, все, но в сундучке кой-что на черный день оставил. После помер, ключ потерялся. Выход один - ломать. Матросам по рублю на водку, всем по доле, капитану две, боцману - полторы.
- Больше я никого слушать не намерен, - сказал сэр Суер-Выер и требовательнейшим образом посмотрел на меня. - Говори.
- Капитан! Осталась мадам Френкель!
- Мадам занята. Исполняет свой глагол. Толкуй!
- Что значит "толкуй"?! Я не знаю, как истолковать эту надпись, я бы сразу сказал, если б знал. Думать надо, черт подери! Принесите мне леща и нательную вещь.
Мне сразу принесли новую тельняшку, а вот копченого леща искали долго. Принесли, я говорю:
- Подлещик. А нужен именно ЛЕЩ. Принесли другого.
- Это, - говорю, - уже не подлещик, но еще и не ЛЕЩ. Это - ляпок.
Наконец принесли нормального леща, кила на полторы.
- На табличке, - поясняю экипажу, -: кружка с пеной над бортом. Не пиво ли?
- Пиво! Пиво! - загомонил экипаж.
- Прошу подать кружку с пеной в полгротмачты! Дали.
Ну что ж, я надел тельняшку. Сел попросту на палубу и стал неторопливо выламывать лещевые плавники, прихлебывая из кружки.
- В чем же смысл, - думал я, - в чем сногсшибательный смысл этого простецкого стихотворения:
Чем пить,
поедая отдельных лещей,
Купил бы ты лучше
нательных вещей.
Глава LXXXVII. Сергей и Никанор
Икра, хочу вам доложить, была неплохая. Икряной лещ попался, и я поначалу только с икрой и разбирался, даже горькие ее кончики, ну такие, вроде саночки детские, и те не выбросил. Ребра обсосал, а когда приступил к спинке, тут на меня стали наседать зрители.