Страница:
России, желающей иметь высокоэффективные части и подразделения специального назначения, а в идеале войска как самостоятельный вил ВС, следует по примеру большинства государств позаботиться об оснащении этих войск собственными вертолетами, чтобы исключить возможность повторения специальных операций, сорванных из-за «ведомственной» разобщенности, а таких примеров в нашей новейшей истории более чем предостаточно.
С. Козлов
Предыстория
Военная хитрость, и не только против противника
Подготовка к операции
Путь к… победе?
Все хуже и хуже
Низкий поклон пилотам
Уносим ноги, считаем потери
С. Козлов
Карера: новый взгляд
Материал, приведенный ниже, написан по воспоминаниям четырех участников операции в Карере. Двое из них – майоры А. З-н и А. П-ц (фамилии не указаны в связи с тем, что эти люди служат в Вооруженных Силах России) – были в то время в составе 500-го отряда спецназа
(500-й или пятый отряд – афганская открытая нумерация 334-го отдельного отряда специального назначения, который был введен на территорию Афганистана в марте 1985 года. Пункт постоянной дислокации – Асадобад. 100-й или первый – аналогичный номер 154-го ооСпН, дислоцированного в Джелалабаде),а майоры запаса Н. Зубков и В. Особенко – в 100-м отряде занимали должности оперативного дежурного-заместителя начальника штаба и начальника разведки отряда соответственно. Схема действий составлена по воспоминаниям участников и на топографическую достоверность не претендует.
Ущелье Карера в провинции Кунар, в 20 километрах юго-западнее Асадобада, было пунктом постоянной дислокации исламского полка имени Абдул Вакиля. Укрепрайон располагался на пограничном хребте в непосредственной близости от пограничной заставы Пакистана. Со стороны Пакистана к нему вели подъездные пути, со стороны Афганистана его окружала труднопроходимая местность. В укрепрайоне постоянно находились 500 боевиков, из состава которых выделялись диверсионные группы для минирования дорог, нападения на воинские гарнизоны, устройства засад и проведения других диверсионно-террористических актов.
Ущелье Карера в провинции Кунар, в 20 километрах юго-западнее Асадобада, было пунктом постоянной дислокации исламского полка имени Абдул Вакиля. Укрепрайон располагался на пограничном хребте в непосредственной близости от пограничной заставы Пакистана. Со стороны Пакистана к нему вели подъездные пути, со стороны Афганистана его окружала труднопроходимая местность. В укрепрайоне постоянно находились 500 боевиков, из состава которых выделялись диверсионные группы для минирования дорог, нападения на воинские гарнизоны, устройства засад и проведения других диверсионно-террористических актов.
Предыстория
До января 1986 года командование отряда конкретными данными об укрепрайоне не располагало, за исключением того, что, по данным ОАГр
(ОАГр – оперативная агентурная группа),в этом районе имелась группировка моджахедов большой численности.
В августе 1985 года был организован разведвыход в ущелье Карера численностью 50 человек под командованием капитана Г. Быкова. Из-за отсутствия проводника и сложного рельефа отряд вышел в район поиска под утро, в результате чего был обнаружен. Принял бой, в ходе которого понес потери и отошел, тем не менее, собрав информацию о количестве огневых точек и путях подхода к ним. После этого была разработана операция по налету на УР, но в связи с приказом командующего 40 ОА о запрещении боевых действий в пятикилометровой приграничной зоне разрешение на проведение операции получено не было.
Горя жаждой мести за погибших, командир 334-го ооСпН, несмотря на запрет, принял решение провести налет на укрепрайон в ущелье Карера. Для осуществления операции пришлось прибегнуть к хитрости.
В августе 1985 года был организован разведвыход в ущелье Карера численностью 50 человек под командованием капитана Г. Быкова. Из-за отсутствия проводника и сложного рельефа отряд вышел в район поиска под утро, в результате чего был обнаружен. Принял бой, в ходе которого понес потери и отошел, тем не менее, собрав информацию о количестве огневых точек и путях подхода к ним. После этого была разработана операция по налету на УР, но в связи с приказом командующего 40 ОА о запрещении боевых действий в пятикилометровой приграничной зоне разрешение на проведение операции получено не было.
Горя жаждой мести за погибших, командир 334-го ооСпН, несмотря на запрет, принял решение провести налет на укрепрайон в ущелье Карера. Для осуществления операции пришлось прибегнуть к хитрости.
Военная хитрость, и не только против противника
Для утверждения в штаб армии было отправлено решение о проведении засады на переправе через реку Кунар на выходе из ущелья Карера. Штаб дал «добро», и две роты общей численностью 45 человек в пешем порядке ночью выдвинулись в ущелье Карера. Выйдя на эти позиции, передали в Центр боевого управления отряда, что, находясь в засаде, вступили в бой с противником и, преследуя его, углубились в ущелье Карера. Зная, что противник значительно превосходит отряд в живой силе и вооружении (на вооружении гарнизона УР имелись минометы, безоткатные орудия, ДШК, зенитные горные установки), решили ограничиться налетом на два передовых поста моджахедов. Отряд разделился на три группы: первая осталась на хребте для обеспечения прикрытия и отхода, а вторая и третья должны были совершить налет на два поста.
В непосредственной близости от постов выяснилось, что к одному из них трудно подойти из-за сложной местности. Поэтому на ходу приняли новое решение: группа лейтенанта К. атаковала пост, имевший удобные пути подхода. После начала налета на втором посту охрана вышла из укрытий выяснить причину стрельбы – и подставила себя под огонь группы лейтенанта 3. Второй пост также захватили.
Посты были оборудованы по всем правилам военного искусства: заглубленные бункеры, склады с оружием и боеприпасами и продовольствием. Все предусмотрено для автономного ведения боевых действий. Как и положено, помимо радиосвязи была телефонная связь.
Весь налет занял 10 минут, после чего разведгруппы, забрав образцы вооружения и взорвав остальное, начали отход. Темное время суток и группа обеспечения, которая отвлекла на себя огонь остальных постов укрепрайона, позволили группам беспрепятственно отойти.
В непосредственной близости от постов выяснилось, что к одному из них трудно подойти из-за сложной местности. Поэтому на ходу приняли новое решение: группа лейтенанта К. атаковала пост, имевший удобные пути подхода. После начала налета на втором посту охрана вышла из укрытий выяснить причину стрельбы – и подставила себя под огонь группы лейтенанта 3. Второй пост также захватили.
Посты были оборудованы по всем правилам военного искусства: заглубленные бункеры, склады с оружием и боеприпасами и продовольствием. Все предусмотрено для автономного ведения боевых действий. Как и положено, помимо радиосвязи была телефонная связь.
Весь налет занял 10 минут, после чего разведгруппы, забрав образцы вооружения и взорвав остальное, начали отход. Темное время суток и группа обеспечения, которая отвлекла на себя огонь остальных постов укрепрайона, позволили группам беспрепятственно отойти.
Подготовка к операции
В январе 1986 года органами безопасности Афганистана отряду был передан «язык» из укрепрайона Карера, который подтвердил имеющуюся информацию и дал дополнительные сведения о численности личного состава, вооружения и расположении исламского полка имени Абдул Вакиля. Командованием 334-го и 154-го отрядов специального назначения, дислоцированных в Асадобаде и Джелалабаде соответственно, был разработан план проведения совместного налета на УР Карера.
Вспоминает майор Н. Зубков: «За неделю до операции приезжает Рома (командир 154-го ооСпН к-н Роман Абзалимов) и говорит: „Готовьте операцию на Кареру. Чуть позже Гриша подъехал (командир 334-го ооСпН к-н. Г. Быков). А надо сказать, что после Гошты, когда мы двумя батальонами при содействии ДШБ из 66-й мотострелковой бригады взяли укрепрайон, у всех была сильная эйфория, потому что там столько взяли трофеев… Короче, опираясь на положительный опыт, решили проводить совместные налеты. Гришкиному батальону к такой войне не привыкать, они вообще только в составе отряда воевали и в этой Карере с переменным успехом не раз бывали, мы же воевали иначе. Ходили в основном в налеты на объекты в „зеленой зоне“ по наводке МГБ ДРА: высадился, полтора-два часа отработал и на «вертушках“ обратно. Это потом, в ходе действий, сказалось.
Ну начали планировать операцию, подготовили карту. Комбриг с комбатами решение принимают, я на карту наношу то, что мне Рома говорит. Отработали взаимодействие с 66-й омсБр. Из огневых средств придали нам огневой взвод 122-мм гаубиц Д-ЗО и «Града» одну машину. По задумке, Гриша с батальоном выдвигался по одному хребту, где они бывали ранее, чтобы отвлечь духов на себя, а мы должны были скрытно выдвинуться по другому. К утру следовало соединиться на главном хребте Спина в районе вершины Спинацука. В ходе движения планировалось уничтожить противника и его укрепления, захватить оружие и боеприпасы, после соединения день держаться и отойти под покровом темноты.
Как назло, в то время в батальоне была вспышка желтухи, и народу, даже когда в строй поставили поваров, хлеборезов и прочих, наскребли для войны сотни полторы от силы. Самая полнокровная была 3-я рота Олега Мартьянова: человек семьдесят, вторая по численности была 3-я рота, которой командовал замкомроты Удовиченко, а от 2-й роты, которая шла вместе с управлением батальона, оставалось всего две группы.
Вспоминает майор Н. Зубков: «За неделю до операции приезжает Рома (командир 154-го ооСпН к-н Роман Абзалимов) и говорит: „Готовьте операцию на Кареру. Чуть позже Гриша подъехал (командир 334-го ооСпН к-н. Г. Быков). А надо сказать, что после Гошты, когда мы двумя батальонами при содействии ДШБ из 66-й мотострелковой бригады взяли укрепрайон, у всех была сильная эйфория, потому что там столько взяли трофеев… Короче, опираясь на положительный опыт, решили проводить совместные налеты. Гришкиному батальону к такой войне не привыкать, они вообще только в составе отряда воевали и в этой Карере с переменным успехом не раз бывали, мы же воевали иначе. Ходили в основном в налеты на объекты в „зеленой зоне“ по наводке МГБ ДРА: высадился, полтора-два часа отработал и на «вертушках“ обратно. Это потом, в ходе действий, сказалось.
Ну начали планировать операцию, подготовили карту. Комбриг с комбатами решение принимают, я на карту наношу то, что мне Рома говорит. Отработали взаимодействие с 66-й омсБр. Из огневых средств придали нам огневой взвод 122-мм гаубиц Д-ЗО и «Града» одну машину. По задумке, Гриша с батальоном выдвигался по одному хребту, где они бывали ранее, чтобы отвлечь духов на себя, а мы должны были скрытно выдвинуться по другому. К утру следовало соединиться на главном хребте Спина в районе вершины Спинацука. В ходе движения планировалось уничтожить противника и его укрепления, захватить оружие и боеприпасы, после соединения день держаться и отойти под покровом темноты.
Как назло, в то время в батальоне была вспышка желтухи, и народу, даже когда в строй поставили поваров, хлеборезов и прочих, наскребли для войны сотни полторы от силы. Самая полнокровная была 3-я рота Олега Мартьянова: человек семьдесят, вторая по численности была 3-я рота, которой командовал замкомроты Удовиченко, а от 2-й роты, которая шла вместе с управлением батальона, оставалось всего две группы.
Путь к… победе?
Ночью выехали на броне и к утру прибыли к переправе через реку Кунар. Начали переправляться. Броня и артиллерия остались, а остальные пошли на другой берег. Вся переправа заняла часа четыре: дохленький паром способен был вместить не больше группы. Сразу за Кунаром начиналось плато, недалеко стоял кишлачок, и дальше шли горы. Подъем там очень крутой: с 600 м на плато до 2000 м над уровнем моря в горном укрепрайоне. До 1000 метров горы лысые, а выше – «волосатые»: деревья, альпийские луга.
Когда переправлялись, откуда-то появилась информация, что плато до гор заминировано. Поехали искать, кто минировал. Искали до темноты, но, так и не найдя никого, двинулись в горы. И никто не подорвался. У командира второй группы 1-й роты после гепатита печень разыгралась. По согласованию с комбатом я возглавил эту группу. «Ласку-2» (наш позывной) усилили двадцатью ХАДовцами и поставили в арьергард.
Начался подъем. Нам всем без привычки было тяжело, но больше всех досталось арьергарду. В горах первым идти нормально, последним же приходится «лошадью скакать». Но оказалось, что еще хуже нас к восхождению были готовы местные жители – «ХАДовцы». Они первыми начали «сдыхать». Постоянно останавливались без команды, делали привалы. Бросить я их не мог, но не мог и отставать от главных сил. Когда эти воины меня вконец достали, я связался с Романом и доложил ситуацию. Рома, долго не размышляя, приказал: «Бросай их на х…!», что я дословно и с удовольствием передал нашим «афганским друзьям». Перемены произошли разительные. Жалобы прекратились, и ХАДовцы полезли вверх наравне с нами.
Рельеф был сложный. В некоторых местах для преодоления рубежа приходилось вставать друг другу на плечи.
Несмотря на то, что нам дали проводника из асадобадского батальона, мы в темноте все же заблудились и стали подниматься по другому хребту, правее. Как оказалось, к лучшему, поскольку асадобадцы по своему хребту продвигались с боем. Духи, по опыту зная, что те будут неотвратимо идти вперед, долбили их из ДШК и ЗГУ и на направлении их движения, и с хребта, по которому предстояло подниматься нам.
Своими впечатлениями о работе 334-го отряда делится майор В. Особенко: «На хребте, по которому шли асадобадцы, около полуночи разгорелся бой. Из кишлака работали безоткатные орудия, ЗГУ, ДШК. Радиостанции и у нас, и у 500-го отряда для связи внутри подразделения были одинаковые, Р-392, и мы прослушивали их переговоры. Если можно так сказать, асадобадцы шли красиво. В переговорах – никакой нервозности, суеты, – чисто рабочие моменты. Не знаю, кто у них шел в головном дозоре, но как сейчас помню его фразы: „Первый, я Второй. По мне работает ДШК, попробую подойти поближе…“. Пауза. Потом: „Первый, я Второй, работаем гранатами…“. Пауза. Опять: „Первый, я Второй, идем дальше“. И вот такая спокойная работа в море огня.
С хребта, по которому мы поднимались, весь бой был как на ладони, и было до слез обидно, что мы ничем не можем помочь мужикам. Так получилось, что духи увлеклись 500-м отрядом и занялись только им. Ну, а оттуда, где мы поднимались, нас и вовсе никто не ждал…».
Так же, как и воевали, по-деловому сухо, описывают эти события асадобадцы майоры А. П-ц и А. З-н:
334-й отряд с наступлением темноты по мосту в районе населенного пункта Новобад перешел на левый берег реки Кунар и, пройдя по течению 10 км, начал подъем по северному по отношению к укрепрайону отрогу пограничного хребта. Задача 334-го отряда была: подняться на господствующую высоту 2170 Спинацука и закрепиться там. При подходе к высоте 1917 головной дозор обнаружил выносной пост противника с флангов, зажимая его в тиски. Оставив безоткатное орудие и двух убитых, духи отошли на 50 метров на оборудованные запасные позиции. С огневых точек укрепрайона был открыт огонь из безоткатных орудий и крупнокалиберных пулеметов. Тем не менее, 334-й отряд продолжил силами трех групп сбивать противника с хребта и неуклонно продвигался к высоте 2170. В это время 154-й ооСпН вышел незамеченным к укрепрайону и обнаружил работающие огневые точки…». Снова майор Н. Зубков: «Когда лезли в горы, было темно, а вышли на хребет – и глазам открылась совершенно непривычная картина: вся долина в огнях, вдалеке самолеты какие-то летают, на посадку заходят. Здесь XIV век, а там XX. Хребет, на который мы поднялись, назывался Спина. Когда мы на него залезли, справа от нас осталась господствующая высота, которую Роме предложили занять, но он по непонятным причинам отказался.
Дополняет майор запаса В. Особенко:
Незадолго до рассвета наконец выбрались на хребет Гулирай (по схеме Сухолесского, а в действительности на хребет Спина). Сидим, решаем, что дальше… Спор зашел из-за того, что командир 1-й роты Мартьянов предложил оставить одну группу на высоте, Абзалимов же уперся и сказал, что взять мы ее всегда сможем. Именно с этой высоты нас потом духи долбили из минометов.
…Сидим, кумекаем. Как вдруг прямо над ухом заорал мулла. Сначала не поняли, в чем дело, а потом дошло, что это громкоговоритель: наступило время утреннего намаза. Нас здесь по-прежнему никто не ждал. 3-я рота пошла на штурм огневых точек, выявленных ночью, а мы тем временем стали перекрывать хребет Спина. Выдвинулись, закрепились, сидим. Тихо и спокойно. Вскоре вышла на связь 3-я рота: «Задача выполнена. Сидим дальше.
Н. Зубков:
3-я рота захватила бункер с ДШК. ДШК вмурован в пол. Бункер полон цинков с боеприпасами, от бункера идут ходы сообщения и траншеи бетонированные. Это была суббота, и поэтому духи в основном были у жен в кишлаке… И мы, и асадобадцы к 4.00 утра 30.03.86 в основном свои задачи выполнили. Результаты оказались вполне приличные: захвачены и ДШК, и ЗГУ, и РПГ, и большое количество стрелкового оружия. Доложили командиру бригады и запросили дальнейших указаний.
В. Особенко:
Начинало рассветать. Уходить поздно. Решили закрепиться, то есть действовать по прежнему плану. Ближе к концу подъема Зуб (Н. Зубков) передал группу мне, так как после желтухи чувствовал себя нездорово. Группу принял я. Посоветовались с О. Мартьяновым и решили, что нам лучше выдвинуться на высоту, что на схеме Сухолесского обозначена «красная» под цифрой 6. Это уже – территория Пакистана, но именно с этой высоты можно было контролировать все подходы к укрепрайону со стороны Пакистана. Благо дело, недалеко, метров 700.
Рассвело. Тишина, солнышко припекает. Примерно где-то в 7.30 Вася Войцеховский (заместитель командира группы) толкает меня и говорит: «Товарищ лейтенант, духи!». Смотрю – точно, из Пакистана прямо на нас поднимаются по тропочке мужики, человек сорок. Связываюсь с комбригом: «Идут! Что делать?». Он мне: «Бей!». А мужики, кстати сказать, шли расслабленно: кто автомат на плечо положил и держал за ствол, у кого и вовсе оружие за спиной болталось. Идут, треплются между собой. Они и не думали, что в укрепрайоне может быть кто-то, кроме своих. В общем, подпустили мы их метров на 70 и дали из всех стволов. Кто попадал, кто успел за камни прыгнуть. Снова тишина. Комбриг запрашивает: «Ну что?». Я говорю: «Нормально, человек 15 завалили». В общем, духи соображали минут сорок. Смотрю, в Пакистане засуетились. Несколько грузовиков из кишлака пошли в сторону хребта, на котором мы сидели. Опять связываюсь с Бабушкиным (по приказу комроты я работал напрямую с ним), говорю: «Тут народ собирается». Комбриг спрашивает: «Артиллерию навести сможешь?». – «Смогу!». – «Ну, давай!». Я и дал. И полетели снаряды на пакистанскую территорию, и вроде бы удачно.
Тем временем «мужики», которых мы вначале пугнули, перегруппировались, усилились – и началось… Плотность огня была такой, что головы не поднять. Лежим с Войцеховским ничком и чисто наугад, высовывая автомат за камни, огрызаемся. Остальные бойцы также.
Наверное, все же есть внутренний голос. Что-то меня заставило посмотреть в щель между камнями. А там, метрах в 30 от нас, духовский гранатометчик на колене, труба в мою сторону смотрит, а второй номер в трубу гранату заталкивает. Тут как что-то подхватило. Высунулся по пояс и ударил из автомата навскидку: к счастью, попал.
Дальше – больше. Чувствую, что уже невмоготу становится, патроны тю-тю, огонь по нам шквальный. Связался с Мартьяновым, говорю: «Теперь, Олег, я тебя понимаю». В феврале 1985 группа Олега была окружена «Черными аистами» и практически полностью уничтожена. В живых остались только Олег, замкомандира группы и раненый радист. В общем, попрощались мы с ним. Звоню комбригу: «Давай артиллерию на меня!». Он мне: «Ты что, обалдел?!». Я ему матом. Секунд 20 в эфире тишина, а потом севший голос: «Ну, сынок, лови!». Артиллерия начала работать по нам, а мы решили испытать свой последний шанс. Сначала мы с Войцеховским перебрались на вершину сопки (до того сидели метрах в двадцати). На вершине, само собой, огонь еще сильнее. Добавляют духи с высоты, которую асадобадцам так и не удалось взять. Принимаю решение отходить. Говорю Войцеховскому: «Васька, бери одного человека и отходи». Он мне: «Нет, Вадим, ты первый». Так мы «беседовали» минуты три. Потом вижу, что, если я не пойду, никто не пойдет, так здесь все и ляжем. Звоню Олегу: «Прикрой!». А как он может прикрыть? До нас метров 700. Короче, побежали мы перебежками. Дистанция приличная, да еще на подъем. Где-то на середине по нам уже пристрелялись хорошо. Боковым зрением вижу: бойца рядом убили. Помочь ничем не могу. Местность абсолютно голая, ни кустика, ни камня крупнее куриного яйца. Так вот и бежал. Метров 20-30 пробежишь – падаешь. И не просто, а со всего разбегу, раскинув руки, чтобы подумали, что попали… Олег потом рассказывал, что несколько раз сам думал: «Все, не встану. Попали». Но все-таки добежал. Олег с еще живым тогда переводчиком роты Розыковым (царство ему небесное), укрывшись за каменной стеной, как могли, прикрывали мой отход огнем. Я буквально свалился на них. Олег: «Иди в дувал, оклемайся!». Я ему: «Группу вытаскивать надо». Тут мне Олег сообщил, что группа отходит по лощине с Войцеховским. Забежал я в дувал, там бойцов человек пять раненых и семеро живых. Вбежали еще несколько бойцов, радист Мартьянова, бригадный медик. Думаю, пойду к Олегу, группа на связь не выходит. Выбежал – и попал под сильный огонь. Лежит переводчик, Олега нет. Я за скалу – там духи, я – обратно. Еле проскочил. Олега духи вынудили отойти. Лежим в дувале, считаем патроны. Картина получается грустная.
Когда переправлялись, откуда-то появилась информация, что плато до гор заминировано. Поехали искать, кто минировал. Искали до темноты, но, так и не найдя никого, двинулись в горы. И никто не подорвался. У командира второй группы 1-й роты после гепатита печень разыгралась. По согласованию с комбатом я возглавил эту группу. «Ласку-2» (наш позывной) усилили двадцатью ХАДовцами и поставили в арьергард.
Начался подъем. Нам всем без привычки было тяжело, но больше всех досталось арьергарду. В горах первым идти нормально, последним же приходится «лошадью скакать». Но оказалось, что еще хуже нас к восхождению были готовы местные жители – «ХАДовцы». Они первыми начали «сдыхать». Постоянно останавливались без команды, делали привалы. Бросить я их не мог, но не мог и отставать от главных сил. Когда эти воины меня вконец достали, я связался с Романом и доложил ситуацию. Рома, долго не размышляя, приказал: «Бросай их на х…!», что я дословно и с удовольствием передал нашим «афганским друзьям». Перемены произошли разительные. Жалобы прекратились, и ХАДовцы полезли вверх наравне с нами.
Рельеф был сложный. В некоторых местах для преодоления рубежа приходилось вставать друг другу на плечи.
Несмотря на то, что нам дали проводника из асадобадского батальона, мы в темноте все же заблудились и стали подниматься по другому хребту, правее. Как оказалось, к лучшему, поскольку асадобадцы по своему хребту продвигались с боем. Духи, по опыту зная, что те будут неотвратимо идти вперед, долбили их из ДШК и ЗГУ и на направлении их движения, и с хребта, по которому предстояло подниматься нам.
Своими впечатлениями о работе 334-го отряда делится майор В. Особенко: «На хребте, по которому шли асадобадцы, около полуночи разгорелся бой. Из кишлака работали безоткатные орудия, ЗГУ, ДШК. Радиостанции и у нас, и у 500-го отряда для связи внутри подразделения были одинаковые, Р-392, и мы прослушивали их переговоры. Если можно так сказать, асадобадцы шли красиво. В переговорах – никакой нервозности, суеты, – чисто рабочие моменты. Не знаю, кто у них шел в головном дозоре, но как сейчас помню его фразы: „Первый, я Второй. По мне работает ДШК, попробую подойти поближе…“. Пауза. Потом: „Первый, я Второй, работаем гранатами…“. Пауза. Опять: „Первый, я Второй, идем дальше“. И вот такая спокойная работа в море огня.
С хребта, по которому мы поднимались, весь бой был как на ладони, и было до слез обидно, что мы ничем не можем помочь мужикам. Так получилось, что духи увлеклись 500-м отрядом и занялись только им. Ну, а оттуда, где мы поднимались, нас и вовсе никто не ждал…».
Так же, как и воевали, по-деловому сухо, описывают эти события асадобадцы майоры А. П-ц и А. З-н:
334-й отряд с наступлением темноты по мосту в районе населенного пункта Новобад перешел на левый берег реки Кунар и, пройдя по течению 10 км, начал подъем по северному по отношению к укрепрайону отрогу пограничного хребта. Задача 334-го отряда была: подняться на господствующую высоту 2170 Спинацука и закрепиться там. При подходе к высоте 1917 головной дозор обнаружил выносной пост противника с флангов, зажимая его в тиски. Оставив безоткатное орудие и двух убитых, духи отошли на 50 метров на оборудованные запасные позиции. С огневых точек укрепрайона был открыт огонь из безоткатных орудий и крупнокалиберных пулеметов. Тем не менее, 334-й отряд продолжил силами трех групп сбивать противника с хребта и неуклонно продвигался к высоте 2170. В это время 154-й ооСпН вышел незамеченным к укрепрайону и обнаружил работающие огневые точки…». Снова майор Н. Зубков: «Когда лезли в горы, было темно, а вышли на хребет – и глазам открылась совершенно непривычная картина: вся долина в огнях, вдалеке самолеты какие-то летают, на посадку заходят. Здесь XIV век, а там XX. Хребет, на который мы поднялись, назывался Спина. Когда мы на него залезли, справа от нас осталась господствующая высота, которую Роме предложили занять, но он по непонятным причинам отказался.
Дополняет майор запаса В. Особенко:
Незадолго до рассвета наконец выбрались на хребет Гулирай (по схеме Сухолесского, а в действительности на хребет Спина). Сидим, решаем, что дальше… Спор зашел из-за того, что командир 1-й роты Мартьянов предложил оставить одну группу на высоте, Абзалимов же уперся и сказал, что взять мы ее всегда сможем. Именно с этой высоты нас потом духи долбили из минометов.
…Сидим, кумекаем. Как вдруг прямо над ухом заорал мулла. Сначала не поняли, в чем дело, а потом дошло, что это громкоговоритель: наступило время утреннего намаза. Нас здесь по-прежнему никто не ждал. 3-я рота пошла на штурм огневых точек, выявленных ночью, а мы тем временем стали перекрывать хребет Спина. Выдвинулись, закрепились, сидим. Тихо и спокойно. Вскоре вышла на связь 3-я рота: «Задача выполнена. Сидим дальше.
Н. Зубков:
3-я рота захватила бункер с ДШК. ДШК вмурован в пол. Бункер полон цинков с боеприпасами, от бункера идут ходы сообщения и траншеи бетонированные. Это была суббота, и поэтому духи в основном были у жен в кишлаке… И мы, и асадобадцы к 4.00 утра 30.03.86 в основном свои задачи выполнили. Результаты оказались вполне приличные: захвачены и ДШК, и ЗГУ, и РПГ, и большое количество стрелкового оружия. Доложили командиру бригады и запросили дальнейших указаний.
В. Особенко:
Начинало рассветать. Уходить поздно. Решили закрепиться, то есть действовать по прежнему плану. Ближе к концу подъема Зуб (Н. Зубков) передал группу мне, так как после желтухи чувствовал себя нездорово. Группу принял я. Посоветовались с О. Мартьяновым и решили, что нам лучше выдвинуться на высоту, что на схеме Сухолесского обозначена «красная» под цифрой 6. Это уже – территория Пакистана, но именно с этой высоты можно было контролировать все подходы к укрепрайону со стороны Пакистана. Благо дело, недалеко, метров 700.
Рассвело. Тишина, солнышко припекает. Примерно где-то в 7.30 Вася Войцеховский (заместитель командира группы) толкает меня и говорит: «Товарищ лейтенант, духи!». Смотрю – точно, из Пакистана прямо на нас поднимаются по тропочке мужики, человек сорок. Связываюсь с комбригом: «Идут! Что делать?». Он мне: «Бей!». А мужики, кстати сказать, шли расслабленно: кто автомат на плечо положил и держал за ствол, у кого и вовсе оружие за спиной болталось. Идут, треплются между собой. Они и не думали, что в укрепрайоне может быть кто-то, кроме своих. В общем, подпустили мы их метров на 70 и дали из всех стволов. Кто попадал, кто успел за камни прыгнуть. Снова тишина. Комбриг запрашивает: «Ну что?». Я говорю: «Нормально, человек 15 завалили». В общем, духи соображали минут сорок. Смотрю, в Пакистане засуетились. Несколько грузовиков из кишлака пошли в сторону хребта, на котором мы сидели. Опять связываюсь с Бабушкиным (по приказу комроты я работал напрямую с ним), говорю: «Тут народ собирается». Комбриг спрашивает: «Артиллерию навести сможешь?». – «Смогу!». – «Ну, давай!». Я и дал. И полетели снаряды на пакистанскую территорию, и вроде бы удачно.
Тем временем «мужики», которых мы вначале пугнули, перегруппировались, усилились – и началось… Плотность огня была такой, что головы не поднять. Лежим с Войцеховским ничком и чисто наугад, высовывая автомат за камни, огрызаемся. Остальные бойцы также.
Наверное, все же есть внутренний голос. Что-то меня заставило посмотреть в щель между камнями. А там, метрах в 30 от нас, духовский гранатометчик на колене, труба в мою сторону смотрит, а второй номер в трубу гранату заталкивает. Тут как что-то подхватило. Высунулся по пояс и ударил из автомата навскидку: к счастью, попал.
Дальше – больше. Чувствую, что уже невмоготу становится, патроны тю-тю, огонь по нам шквальный. Связался с Мартьяновым, говорю: «Теперь, Олег, я тебя понимаю». В феврале 1985 группа Олега была окружена «Черными аистами» и практически полностью уничтожена. В живых остались только Олег, замкомандира группы и раненый радист. В общем, попрощались мы с ним. Звоню комбригу: «Давай артиллерию на меня!». Он мне: «Ты что, обалдел?!». Я ему матом. Секунд 20 в эфире тишина, а потом севший голос: «Ну, сынок, лови!». Артиллерия начала работать по нам, а мы решили испытать свой последний шанс. Сначала мы с Войцеховским перебрались на вершину сопки (до того сидели метрах в двадцати). На вершине, само собой, огонь еще сильнее. Добавляют духи с высоты, которую асадобадцам так и не удалось взять. Принимаю решение отходить. Говорю Войцеховскому: «Васька, бери одного человека и отходи». Он мне: «Нет, Вадим, ты первый». Так мы «беседовали» минуты три. Потом вижу, что, если я не пойду, никто не пойдет, так здесь все и ляжем. Звоню Олегу: «Прикрой!». А как он может прикрыть? До нас метров 700. Короче, побежали мы перебежками. Дистанция приличная, да еще на подъем. Где-то на середине по нам уже пристрелялись хорошо. Боковым зрением вижу: бойца рядом убили. Помочь ничем не могу. Местность абсолютно голая, ни кустика, ни камня крупнее куриного яйца. Так вот и бежал. Метров 20-30 пробежишь – падаешь. И не просто, а со всего разбегу, раскинув руки, чтобы подумали, что попали… Олег потом рассказывал, что несколько раз сам думал: «Все, не встану. Попали». Но все-таки добежал. Олег с еще живым тогда переводчиком роты Розыковым (царство ему небесное), укрывшись за каменной стеной, как могли, прикрывали мой отход огнем. Я буквально свалился на них. Олег: «Иди в дувал, оклемайся!». Я ему: «Группу вытаскивать надо». Тут мне Олег сообщил, что группа отходит по лощине с Войцеховским. Забежал я в дувал, там бойцов человек пять раненых и семеро живых. Вбежали еще несколько бойцов, радист Мартьянова, бригадный медик. Думаю, пойду к Олегу, группа на связь не выходит. Выбежал – и попал под сильный огонь. Лежит переводчик, Олега нет. Я за скалу – там духи, я – обратно. Еле проскочил. Олега духи вынудили отойти. Лежим в дувале, считаем патроны. Картина получается грустная.
Все хуже и хуже
Н. Зубков:
Особенко вызвал огонь на себя. Одновременно с этим на горку, которую мы не заняли, вышли духи и начали долбить наш КП сверху. В результате нам пришлось перемещаться по хребту в сторону 500-го отряда. Прилетевший «борт» сообщил, что «Ласки-2» больше нет. Там все лежат и не шевелятся… Но «Ласка-2» была жива…
Все это время духи продолжали долбить по нашему КП. Две группы 2-й роты, прикрывавшие КП, начали работать по этой вершине, одновременно передав 3-й роте команду комбата перебросить две группы для помощи, 3-я рота даже не дернулась. Не знаю, кто виноват, Удовиченко или заместитель комбата Вася Ф., но команду комбата даже никто и не пытался выполнить. На плечах отходящей «Ласки-2» духи ворвались на позиции 1-й роты и через 2,5 часа ее как боевой единицы не стало. В разрыв между нашим и 5-м батальоном также вклинились духи.
Связь КП с подразделениями была утрачена, и Роман послал меня и еще одного бойца за 3-й ротой. От помощи бойца я отказался: если с ним что-то случится, то я его не брошу, и тогда мы оба не дойдем. Одному проще.
Меня прикрыли огнем, и я побежал в сторону 3-й роты. Нарвался на духов, которые погнались за мной. Петлял, как заяц. В конце концов они прижали меня огнем. Пришлось укрыться за огромным валуном. Отстреливался. Когда духи поняли, что меня так просто не взять, стали долбить из РПГ-7 по камню. Сначала вроде бы ничего: камень надежно прикрывает, но через несколько выстрелов из ушей пошла кровь, стал плохо соображать. От валуна отойти некуда, дальше обрыв… Последнее, что помню: лечу с этого обрыва.
Очнулся – несут. Пригляделся – свои. Притащили меня на пункт сбора на базе 3-й роты. К этому времени духи уже по нему долбили. «Вертушки», вызванные для эвакуации, сесть не могли, так как им пришлось бы садиться между нами и духами, а это всего-то метров 200—250. Активного противодействия там не было, просто сидели духовские снайперы и методично долбили, добивая раненых. Некоторые из них уже на пункте сбора получили еще по 2-3 ранения.
Особенко вызвал огонь на себя. Одновременно с этим на горку, которую мы не заняли, вышли духи и начали долбить наш КП сверху. В результате нам пришлось перемещаться по хребту в сторону 500-го отряда. Прилетевший «борт» сообщил, что «Ласки-2» больше нет. Там все лежат и не шевелятся… Но «Ласка-2» была жива…
Все это время духи продолжали долбить по нашему КП. Две группы 2-й роты, прикрывавшие КП, начали работать по этой вершине, одновременно передав 3-й роте команду комбата перебросить две группы для помощи, 3-я рота даже не дернулась. Не знаю, кто виноват, Удовиченко или заместитель комбата Вася Ф., но команду комбата даже никто и не пытался выполнить. На плечах отходящей «Ласки-2» духи ворвались на позиции 1-й роты и через 2,5 часа ее как боевой единицы не стало. В разрыв между нашим и 5-м батальоном также вклинились духи.
Связь КП с подразделениями была утрачена, и Роман послал меня и еще одного бойца за 3-й ротой. От помощи бойца я отказался: если с ним что-то случится, то я его не брошу, и тогда мы оба не дойдем. Одному проще.
Меня прикрыли огнем, и я побежал в сторону 3-й роты. Нарвался на духов, которые погнались за мной. Петлял, как заяц. В конце концов они прижали меня огнем. Пришлось укрыться за огромным валуном. Отстреливался. Когда духи поняли, что меня так просто не взять, стали долбить из РПГ-7 по камню. Сначала вроде бы ничего: камень надежно прикрывает, но через несколько выстрелов из ушей пошла кровь, стал плохо соображать. От валуна отойти некуда, дальше обрыв… Последнее, что помню: лечу с этого обрыва.
Очнулся – несут. Пригляделся – свои. Притащили меня на пункт сбора на базе 3-й роты. К этому времени духи уже по нему долбили. «Вертушки», вызванные для эвакуации, сесть не могли, так как им пришлось бы садиться между нами и духами, а это всего-то метров 200—250. Активного противодействия там не было, просто сидели духовские снайперы и методично долбили, добивая раненых. Некоторые из них уже на пункте сбора получили еще по 2-3 ранения.
Низкий поклон пилотам
В. Особенко:
Лежим в дувале, тоскуем. Тут гремят вертолеты. Связался с ними – у меня же оказался радист Олега. Духи в это время всерьез занялись нашим убежищем. Пока снаряды попадали в стены, было более-менее ничего, но тут один из них влетел в окно и улетел вместе с углом стены, под которой я лежал. Потом мы так и ползали от стенки к стенке, периодически откапывая друг друга. Так вот, когда «вертушки» пришли, комбриг говорит: «Работай с „воздухом“ сам». Я – «крокодилам»: «Бейте так и так». Отвечают: «Не имею права, госграница». В общем, заходят на боевой, но не работают. И таких заходов было шесть или семь. Я уже не выдерживаю. И тут спокойный «отмороженный» голос: «Я борт 25-й, начинаю работу, укажи цель». Говорю: «Дувал видишь?». Он: «Духи где?». Я: «На крыше». – «А вы где?». – «Под крышей…». А духи и в самом деле забрались на крышу, «эфки» нам забрасывают. Перед входом – «ба-бах!». Слава богу – все целы. Кто-то из бойцов в ответ кидает гранату в окно, но граната, ударившись о стену, упала между нами. Навсегда запомнил этот момент… Крик: «Конец!». Лежу ничком и судорожно соображаю, что закрывать руками: лицо или пах.
Снова «ба-бах!». Опять все целы, только слегка поцарапало своими же осколками. Так и перекидывались, пока «вертушки» работать не начали, и работали не так, как писал Сухолесский, с верхнего предела, а по-нашему, как надо. Если бы не они, не писать бы мне эти строки… Они на боевой заходят – духи весь огонь на них, выходят – огонь на нас, и так по очереди.
Наводил «вертушки», пока мог, потом, ближе к концу дня, крыша начала ехать от разрывов, ударов и прочего. Отдал радиостанцию медику. Я, говорю, больше не могу. Он начал работать с авиацией, а мне дал таблеток каких-то, укол сделал, и я отрубился.
А почему летуны сразу не работали, я уже много позже узнал, когда в апреле руководящий состав обоих батальонов, бригады и авиаполка вызвали в Кабул «на ковер». Стоим на аэродроме в Джелалабаде в ожидании вертолета, перекуриваем, судачим о том, о сем. Ну, я и спрашиваю летчиков: «Мужики, что за козел у вас с бортовым номером 25 летает?». Смотрю, лица как-то изменились. А подполковник Целовальник говорит: «Вообще-то это я, а в чем проблема?». Я говорю: так, мол, и так, столько боевых заходов делал, а работать начал только через полчаса. Почему?
Тут он мне все и объяснил. Мы, говорит, только на перезарядку прилетели, а нас уже мужики с щитами и мечами в петлицах встречают. Говорят: «Объясните, подполковник, по какому праву вы вели боевые действия за пределами госграницы?». Летуны им – удивленные глаза: не может этого быть. А представители прокуратуры: «Так ведь группа за границей, а вы ее огнем прикрывали!». Не может такого быть, говорят, послушайте пленки объективного контроля. Проверили, а на них «запрос» – «отказ», снова «запрос» и снова «отказ»… То есть они сначала переговоры записали, а потом работать начали. Так что низкий мой поклон всем летчикам джелалабадского полка, принимавшим участие в той операции, за мудрость и снайперскую работу. Не просто, думаю, комполка было принять такое решение, но он это сделал.
Лежим в дувале, тоскуем. Тут гремят вертолеты. Связался с ними – у меня же оказался радист Олега. Духи в это время всерьез занялись нашим убежищем. Пока снаряды попадали в стены, было более-менее ничего, но тут один из них влетел в окно и улетел вместе с углом стены, под которой я лежал. Потом мы так и ползали от стенки к стенке, периодически откапывая друг друга. Так вот, когда «вертушки» пришли, комбриг говорит: «Работай с „воздухом“ сам». Я – «крокодилам»: «Бейте так и так». Отвечают: «Не имею права, госграница». В общем, заходят на боевой, но не работают. И таких заходов было шесть или семь. Я уже не выдерживаю. И тут спокойный «отмороженный» голос: «Я борт 25-й, начинаю работу, укажи цель». Говорю: «Дувал видишь?». Он: «Духи где?». Я: «На крыше». – «А вы где?». – «Под крышей…». А духи и в самом деле забрались на крышу, «эфки» нам забрасывают. Перед входом – «ба-бах!». Слава богу – все целы. Кто-то из бойцов в ответ кидает гранату в окно, но граната, ударившись о стену, упала между нами. Навсегда запомнил этот момент… Крик: «Конец!». Лежу ничком и судорожно соображаю, что закрывать руками: лицо или пах.
Снова «ба-бах!». Опять все целы, только слегка поцарапало своими же осколками. Так и перекидывались, пока «вертушки» работать не начали, и работали не так, как писал Сухолесский, с верхнего предела, а по-нашему, как надо. Если бы не они, не писать бы мне эти строки… Они на боевой заходят – духи весь огонь на них, выходят – огонь на нас, и так по очереди.
Наводил «вертушки», пока мог, потом, ближе к концу дня, крыша начала ехать от разрывов, ударов и прочего. Отдал радиостанцию медику. Я, говорю, больше не могу. Он начал работать с авиацией, а мне дал таблеток каких-то, укол сделал, и я отрубился.
А почему летуны сразу не работали, я уже много позже узнал, когда в апреле руководящий состав обоих батальонов, бригады и авиаполка вызвали в Кабул «на ковер». Стоим на аэродроме в Джелалабаде в ожидании вертолета, перекуриваем, судачим о том, о сем. Ну, я и спрашиваю летчиков: «Мужики, что за козел у вас с бортовым номером 25 летает?». Смотрю, лица как-то изменились. А подполковник Целовальник говорит: «Вообще-то это я, а в чем проблема?». Я говорю: так, мол, и так, столько боевых заходов делал, а работать начал только через полчаса. Почему?
Тут он мне все и объяснил. Мы, говорит, только на перезарядку прилетели, а нас уже мужики с щитами и мечами в петлицах встречают. Говорят: «Объясните, подполковник, по какому праву вы вели боевые действия за пределами госграницы?». Летуны им – удивленные глаза: не может этого быть. А представители прокуратуры: «Так ведь группа за границей, а вы ее огнем прикрывали!». Не может такого быть, говорят, послушайте пленки объективного контроля. Проверили, а на них «запрос» – «отказ», снова «запрос» и снова «отказ»… То есть они сначала переговоры записали, а потом работать начали. Так что низкий мой поклон всем летчикам джелалабадского полка, принимавшим участие в той операции, за мудрость и снайперскую работу. Не просто, думаю, комполка было принять такое решение, но он это сделал.
Уносим ноги, считаем потери
Так вот, очнулся от того, что Рома меня по щекам бьет, спрашивает: «Вадим, живой? Живой?». Выполз из дувала – темень, слышно, что рядом много людей. Это наши собирали раненых и убитых. Голова гудит, всего трясет в ознобе. Забрался в соседнюю пещеру, там духи убитые лежат, растолкал их, улегся между ними и опять отрубился. Чисто случайно опять нашли, растолкали, начали отход. Встретил Войцеховского с остатками группы. Им повезло. Когда духи отвлеклись на мой отход, Васька сумел вывести оставшихся в живых по лощине ко 2-й роте».
Майоры А. З-н и А. П-ц: Лишь благодаря поддержке авиации и артиллерии 154-й отряд не был полностью уничтожен. Командир 334-го отряда запросил у руководителя операции подполковника Бабушкина разрешение частью отряда выдвинуться для оказания помощи 154-му отряду, но получил его только с наступлением темноты. Соединившись с джелалабадцами, сразу начали эвакуацию убитых и раненых на хребет с выходом на высоту 1917, где была подготовлена площадка для вертолета.
Вспоминает Н. Зубков: Ночью две роты асадобадцев начали нас вытаскивать. У них не хватало рук, чтобы нести нас по горам километров десять, к месту, где могут сесть вертушки. Полдороги меня на себе тащил Саша Кистень, пока я не оклемался и сам не пошел. Вышли на этот маленький пятачок – все равно, что на край крыши небоскреба… Внизу наша броня стоит… Вертушка сесть не могла, она цеплялась колесом, и в люк просто закидывали убитых и раненых. Асадобадцы разделились: одна рота нас прикрывала, так как уже рассвело, и духи могли помешать эвакуации, а другая искала убитых и раненых. Они еще более суток выполняли задачу и все там обыскали. Позже к ним высадился десантно-штурмовой батальон 66-й омсБр, но до вершины так и не смог дойти.
Асадобадцам в горах цены не было. Снова говорят майоры А. З-н и А. П-ц: Когда вытащили джелалабадцев к отметке 1917, пересчитались. Выяснилось, что четверо пропали без вести. Решили эвакуировать 154-й отряд вертолетным способом с одновременной высадкой на хребет дшб 66-й бригады. Наш батальон должен был находиться на отметке 1917 и с наступлением темноты вернуться в укрепрайон для поиска пропавших без вести. Движение приказано было начать после того, как дшб закрепится на хребте у подножья г. Спинацука. Еще наблюдая высадку, мы усомнились в возможности десантников, тяжело груженных различным вооружением, бронежилетами, касками и всевозможными боеприпасами, своевременно выйти на указанный рубеж. Поэтому было решено начать движение с наступлением темноты, не дожидаясь дшб. Весь день наводили артиллерию и авиацию на укрепрайон, чтобы воспрепятствовать возврату в него противника. С наступлением темноты начали поиск. Как и предполагалось, десантники в течение всей ночи брели по хребту, периодически запуская сигнальные ракеты, собирая отставших и заблудившихся. Ночью мы обнаружили раненого офицера и с ним солдата, который не бросил командира. Спрятавшись, они наблюдали, как, несмотря на огонь артиллерии и работу авиации, духи вернулись в укрепрайон и отошли лишь с приближением нашего отряда, не вступая в бой.
Майоры А. З-н и А. П-ц: Лишь благодаря поддержке авиации и артиллерии 154-й отряд не был полностью уничтожен. Командир 334-го отряда запросил у руководителя операции подполковника Бабушкина разрешение частью отряда выдвинуться для оказания помощи 154-му отряду, но получил его только с наступлением темноты. Соединившись с джелалабадцами, сразу начали эвакуацию убитых и раненых на хребет с выходом на высоту 1917, где была подготовлена площадка для вертолета.
Вспоминает Н. Зубков: Ночью две роты асадобадцев начали нас вытаскивать. У них не хватало рук, чтобы нести нас по горам километров десять, к месту, где могут сесть вертушки. Полдороги меня на себе тащил Саша Кистень, пока я не оклемался и сам не пошел. Вышли на этот маленький пятачок – все равно, что на край крыши небоскреба… Внизу наша броня стоит… Вертушка сесть не могла, она цеплялась колесом, и в люк просто закидывали убитых и раненых. Асадобадцы разделились: одна рота нас прикрывала, так как уже рассвело, и духи могли помешать эвакуации, а другая искала убитых и раненых. Они еще более суток выполняли задачу и все там обыскали. Позже к ним высадился десантно-штурмовой батальон 66-й омсБр, но до вершины так и не смог дойти.
Асадобадцам в горах цены не было. Снова говорят майоры А. З-н и А. П-ц: Когда вытащили джелалабадцев к отметке 1917, пересчитались. Выяснилось, что четверо пропали без вести. Решили эвакуировать 154-й отряд вертолетным способом с одновременной высадкой на хребет дшб 66-й бригады. Наш батальон должен был находиться на отметке 1917 и с наступлением темноты вернуться в укрепрайон для поиска пропавших без вести. Движение приказано было начать после того, как дшб закрепится на хребте у подножья г. Спинацука. Еще наблюдая высадку, мы усомнились в возможности десантников, тяжело груженных различным вооружением, бронежилетами, касками и всевозможными боеприпасами, своевременно выйти на указанный рубеж. Поэтому было решено начать движение с наступлением темноты, не дожидаясь дшб. Весь день наводили артиллерию и авиацию на укрепрайон, чтобы воспрепятствовать возврату в него противника. С наступлением темноты начали поиск. Как и предполагалось, десантники в течение всей ночи брели по хребту, периодически запуская сигнальные ракеты, собирая отставших и заблудившихся. Ночью мы обнаружили раненого офицера и с ним солдата, который не бросил командира. Спрятавшись, они наблюдали, как, несмотря на огонь артиллерии и работу авиации, духи вернулись в укрепрайон и отошли лишь с приближением нашего отряда, не вступая в бой.