— Гляди, колодец! — удивился Андрей. — Зачем же в озере колодец?
— Это садок, — сказала Элла. — Там у нас всегда живая рыба: окуни, щуки, хариусы.
Она подошла к садку, взяла лежавший тут же подсачник на длинной ручке и вытащила окуня и щуку. Рыбины изогнулись в подсачнике, окунь растопырил колючие плавники. Элла снова пустила их в садок.
— И много их там? — поинтересовался Ваня.
— Не считала, — улыбнулась Элла. — У нас рыба круглый год.
— Ты ловила когда-нибудь вот таких щук? — развел руки Андрей.
— Ловила, — ответила Элла. — На жерлицу.
— А таких? — еще больше развел в стороны руки Андрей.
— У меня есть щука с тебя ростом, — сказала Элла.
— В садке? — спросил Ваня.
— Может быть, я вам ее покажу, — пообещала Элла. — Кроме меня, ее никто еще не видел.
— Фантастика! — сказал Андрей.
Мальчишки забрались в карбас. Элла отвязала канат и, оттолкнувшись от дна длинным веслом, развернула лодку носом в сторону плеса. Крутнула ногой несколько раз педаль стартера, мотор негромко и добродушно заурчал.
— Можно, я сяду за руль? — попросил Андрей.
Элла молча уступила свое место. Сияющий Андрей уселся на корму и взялся за кривую железяку.
— Резко не поворачивай, — предупредил ревниво наблюдающий за ним Ваня, — опрокинемся.
— Что я, в первый раз? — усмехнулся Андрей. — Если мне память не изменяет, то опрокинул нас на Неве…
— Прямо по носу топляк, — сказал Ваня.
Это был, конечно, не город, — обыкновенный рыбацкий хутор. Назывался он Белоозерск. Дома еще крепкие, каждое крыльцо чисто вымыто дождем и подметено ветром. В скобы дверей вставлены почерневшие палки. Так деревенский хозяин, уходя на работу, закрывает свой дом до вечера. На некоторых окнах белеют занавески. На вешалах у воды трепыхаются обрывки старых сетей. В ячеях какие-то маленькие паучки свили паутину. Одиноко стоит магазин с закрытыми ставнями, а сразу за ним до половины забрались в воду две баньки. Белый катер с рубкой очутился в заросшем лопухами огороде. Видно, давно еще могучая волна будто щепку выбросила его на берег, да так и оставила здесь доживать свой век пенсионером. Небольшие, непохожие на морских чайки поселились на хуторе. Они летали у берега, разгуливали по улице, дремали на крышах.
Кроме чаек, здесь ни души. Жуткая прозрачная пустота и тишина. Лишь слышно, как на зеленом травянистом пригорке шумят, поскрипывают приземистые сосны да тоненько посвистывает ветер в чердачных окошках. Андрей и Ваня, привыкшие к большому шумному городу, особенно остро чувствовали эту гнетущую тишину и запустение. В лесу тоже не шумно, но там на каждом шагу ощущается биение жизни, здесь же — медленное умирание. Один заколоченный дом вызывает грусть, а здесь их — около двух десятков. Белый мертвый хутор.
— Куда же люди подевались? — тихо спросил Андрей. — В первый раз вижу дома без людей.
— Тут даже мышей-тараканов нет, — сказал Ваня.
— А комары есть, — заметил Андрей, прихлопывая сразу штук десять, атаковавших его.
Элла рассказала, что несколько лет назад неожиданно повысился уровень воды в озере и затопил хутор. Прекратилось всякое сообщение с районом. Люди ездили в магазин и друг к другу в гости на лодках. С полгода пожили они так, а потом совсем уехали. Говорят, через десять лет уровень опять понизится — и тогда здесь снова можно будет жить, а пока тут мертвое царство.
— Летом, в июле, я сюда часто приезжаю, — сказала Элла. — Лишь в июле воды не бывает в поселке. Хотите, покажу мой дом?
Она привела их к небольшому дому с тюлевыми занавесками на окнах. Крыльцо до половины облеплено зеленой засохшей тиной. Это весеннее половодье оставило свой след. И другие дома до третьего венца в побуревшей тине. Дверь с тягучим скрипом отворилась, и они вошли в сумрачные, с сырым запахом сени. Крыша в нескольких местах просвечивала. На длинной скамейке вдоль стены — ведра, жестяные банки и даже заржавевший керогаз. Цинковое корыто тускло блеснуло в углу. В комнате обжитой вид: застланный чистой скатертью квадратный стол у окна, пестрые домотканые половики на полу, кушетка с прибитым над ней простым ковриком. На стенах много прикноплено рисунков карандашом и красками. На них изображены озеро, мертвый поселок, белый катер, согнувшиеся от ветра сосны на пригорке, вялившаяся на веревке крупная рыба. И ни одного человека не было на рисунках.
— Это ты все нарисовала? — спросил Ваня, внимательно разглядывая рисунки.
— Плохо, да?
— Да нет, ничего, — сказал Ваня.
— Ничего, — фыркнул Андрей. — Нам с тобой так в жизнь не нарисовать!
— Мне ведь тоже нравится, — сказал Ваня.
— Подари мне один на память? — попросил Андрей.
— Ты серьезно? — спросила Элла. — Бери любой.
— Я тоже возьму, — сказал Ваня. — Вон тот, где катер.
— Мне нравится мой Белый город, — сказала Элла. — Я однажды два дня здесь прожила. Началась буря, волны прыгали в окна домов… Озеро и я. Больше никого. Да еще чайки кричали.
— А отец? — спросил Андрей. — Отпустил тебя одну?
— Он был на острове… И потом, он знает, что со мной ничего не случится.
— Нам таких бы родителей, — усмехнулся Ваня.
— Я ведь здесь родилась, — сказала Элла.
— А где ты спала? — спросил Ваня. — Ведь был потоп?
— На чердаке есть раскладушка и рваный тулуп.
— А это… привидений ты не боишься? — спросил Андрей.
— В Белом городе нечистая сила не водится, — сказала Элла.
— Нарисуй нас, — помолчав, предложил Андрей.
— Я людей не умею. И потом… я рисую для себя. Эти рисунки еще никто не видел. Только — вы.
— А стихи ты не сочиняешь? — спросил Андрей. — Про природу?
Элла посмотрела на него и не сразу ответила.
— Я вас привезла сюда потому… потому что вы из Ленинграда. И еще, я не люблю, когда надо мной смеются.
— Я и не думал смеяться, — горячо сказал Андрей. — Просто я почему-то подумал, что ты и стихи сочиняешь. Про природу… Я и сам один раз попробовал…
— Я наизусть помню его гениальные стихи, — сказал Ваня. — Слушай: «Туру-туру-туру-туру, мы идем на физкультуру…» Андрюша решил, что его стихотворение новое слово в поэзии, и… послал их в «Пионерскую правду»… Что тебе ответили, Андрюша?
— Зачем ты такую чепуху в газету послал? — спросила Элла.
— Для юмора.
— Ты думаешь, там, в «Пионерской правде», им делать нечего?
— Об этом ему и написали, — ввернул Ваня. — На газетном бланке.
— А тебе лишь бы подковырнуть товарища, — неодобрительно взглянула на него Элла.
— Что, получил? — рассмеялся Андрей.
Элла вышла в сени и вернулась с ведром и тряпкой. Половики ногами отодвинула к порогу.
— Вы, пожалуйста, не смейтесь надо мной, — сказала Элла. — Я сейчас буду полы мыть.
— Это еще зачем? — удивился Ваня. — Тут ведь никто не живет.
— Тут живут пыль и плесень, — сказала Элла. — Неделю всего я здесь не была, а поглядите, сколько пыли. — Она провела указательным пальцем по буфету — палец стал серым, а на буфете образовалась полоса. — А там, под окном, плесень, видите?
— Это называется мартышкин труд, — сказал Ваня. — Ты стираешь пыль, моешь полы и уезжаешь, а потом через неделю заявляешься сюда — и все надо начинать по новой.
— Зачем мыть полы, если тут нет людей? — пожал плечами и Андрей.
— А вы разве не люди? Неужели вам приятно видеть эту грязь?
— Мы сейчас уйдем, — сказал Андрей.
— Уходите, а я буду мыть.
— Все понятно, — усмехнулся Ваня. — В этом доме живут привидения.
— Чистоплотные привидения, — прибавил Андрей.
Помочив тряпку в воде, она нагнулась и стала мыть пол. Мальчишки озадаченно смотрели на нее. Им почему-то стало неловко.
— Ну идите же! — сказала она.
Мальчишки вышли на крыльцо.
— Чего это она вздумала? — сказал Ваня.
— Может, это ее хобби.
— Моя мать тоже любит посуду мыть, — сказал Ваня. — Берет из серванта чистую и заново начинает мыть. Говорит, что это здорово нервы успокаивает.
— Неудобно все-таки — человек работает, а мы сидим, — сказал Андрей. — Давай хоть половики выколотим?
— Давай, — пожал плечами Ваня.
Когда они вошли, Элла обернулась и одернула подоткнутое спереди платье.
— Комары искусали? — спросила она. Полкомнаты уже было вымыто, крашеные половицы влажно блестели.
— Наверное, в половиках пуд пыли, — сказал Андрей, сграбастывая пестрый ворох.
— Чтобы привидения ножки не запачкали… — улыбнулся Ваня и поднял с пола второй половик.
На лужайке каждый взялся за свой конец и одновременно взмахнули. Раздался громкий хлопок, поднялась пыль. Это им понравилось. Второй хлопок получился еще громче, а на третий раз половик с треском лопнул как раз посередине.
— Ничего, — сказал Андрей. — Был один — стало два.
Элла вымыла сени, крыльцо, хотя оно и без того было чистое. Мальчишки приносили воду. Тряпку девочка выжала и повесила на перекладину. Остатки из ведра выплеснула на заросшую бурьяном грядку.
— Мне понравилось наводить порядок в твоем Белом городе, — сказал Андрей. — Давайте так по порядку и будем мыть полы во всех домах?
— Сейчас я вам покажу мою тетю Катю, — не обратив внимания на его слова, заявила Элла. — Ваня, принеси, пожалуйста, из лодки садок, он на корме, рядом с черпаком.
— Тетя Катя — это говорящая ворона, — сказал Андрей. — Или скворец?
— Нет, — улыбнулась Элла.
На щеке у девочки, чуть повыше шрама, коричневое пятнышко. Это после мытья полов.
— Тетя Катя — это бездомная киса, — сказал Ваня и похлопал по цинковому садку. — Мы ей живую рыбку привезли.
Элла отрицательно покачала головой.
— Тетя Катя… — повторил Андрей. — Дикая коза?
— Белка?
— Белки рыбу не едят, — заметил Андрей.
— Крыса?
— Мышь?
— Обезьяна? Крокодил? Гиппопотам?
— Не старайтесь, все равно не угадаете, — рассмеялась Элла.
Тетей Катей оказалась огромная темно-зеленая щука. Жила она в небольшом пруду. Когда выглядывало солнце, неглубокий пруд просвечивал до дна, и тогда у самого берега смутно зеленело толстое округлое полено. Щука неподвижно стояла на одном месте — возле черной коряги — и, наверное, отчаянно скучала. Кроме нее, в неприветливом пустом пруду никого не было. Даже водоросли не росли. Еще издалека увидев Эллу с белым садком, тетя Катя, не пошевелив даже плавником, бесшумно и стремительно, будто торпеда, отошла от коряги и остановилась в тени от дерева посередине пруда. Длинная хищная пасть чуть приоткрылась, показав великое множество зубов, и снова захлопнулась. Казалось, тетя Катя улыбнулась девчонке.
— Здравствуй, тетя Катя! — серьезно сказала Элла и достала из садка плотвицу. Щука с интересом следила за ней. И взгляд ее круглых темных глаз был осмысленным.
— Я еще таких не видел! — восхищенно ахнул Андрей. — Царица!
— Эх, не взяли спиннинг… — сокрушенно покачал головой Ваня. — Так ее разве поймаешь?
Элла взглянула на них, и лицо ее снова стало замкнутым, как в доме, когда Андрей спросил, сочиняет ли она стихи.
— Мой дядя плавает машинистом на торговом судне, — сказала она. — В прошлом году был в одном американском портовом городе и зашел в зоопарк. Над одной закрытой клеткой надпись: «Самый страшный хищник на земле!». Дядя заплатил деньги и вошел в отдельное помещение. Ему захотелось посмотреть на этого ужасного хищника… И кого вы думаете он там увидел?
— Льва, конечно, — не раздумывая, ответил Андрей. — Или тигра?
Ваня промолчал.
— Он увидел себя в зеркале… Оказывается, самый страшный хищник на земле — это человек.
— Американцы всегда чего-нибудь выдумают, — смутился Андрей.
— Щука тоже хищник, — сказал Ваня.
— Тетя Катя живет здесь с весеннего паводка, когда был нерест. Вода ушла, а она осталась в этой луже… С весны она не съела и трех десятков рыбин. Иногда по неделе ничего в рот не берет.
— А на вид совсем не дистрофик, — заметил Андрей.
— Щука ест только больную или покалеченную рыбу, — сказала Элла. — Вот смотрите, я сначала брошу здоровую, а потом чуть живую.
Элла бросила в пруд плотвицу. Серебристая рыбка молнией юркнула в тень от дерева. Тетя Катя и глазом не повела. В пруд полетела полудохлая рыбешка. Перевернувшись на бок, она всплыла наверх. Щука не спеша подплыла к ней и, чуть не зацепив плавником, прошла мимо.
— Даже больную не взяла, — сказала Элла. — Неделю ничего не ела. Скучает она. Привыкла жить в озере, а тут — как в тюрьме.
— Давайте ее снова пустим в озеро? — предложил Ваня.
— Я хотела, да ее разве поймаешь.
— Вычерпаем воду из пруда, — сказал Андрей. — Два дня работы.
— Ты иногда как-то странно говоришь, — сказала Элла. — То ли нарочно, то ли всерьез?
— Другого выхода не вижу, — буркнул Андрей. — Придумайте что-нибудь пооригинальнее.
— Сейчас мы ее, голубушку, заарканим! — Ваня бегом бросился к лодке и вернулся с удочкой. Достал из садка маленькую плотвицу и пропустил через жабры крючок. Раз десять подводил он рыбку к самому носу щуки, и та наконец не выдержала и схватила. Немного подождав, Ваня резко подсек и вместе с удилищем стал пятиться от пруда. Тонкая жилка натянулась. Против их ожидания, щука спокойно позволила себя вытащить из воды и лишь на суше, завращав глазами, выгнулась толстой дугой и забила скользким хвостом. Рыбка с крючком сама вылетела у нее изо рта. Ребята завернули тяжеленную щуку в Ванину куртку и бегом потащили к озеру. Это метров сто. Прежде чем пустить ее в воду, Ваня кончиком перочинного ножа осторожно нацарапал на окостеневшем щучьем носу одно слово: «Элла». Тетя Катя спокойно выдержала эту процедуру и даже не сделала попытки цапнуть мальчишку за руку.
— Мы перекрестили ее в Эллу, — сказал Ваня. — Ну, плыви, Элла…
Они осторожно пустили щуку в мелкую воду. Бывшая тетя Катя, а отныне Элла некоторое время стояла на одном месте, словно не веря такому счастью. Ваня вошел в воду и продвинул щуку на более глубокое место. Элла шевельнула хвостом и стремительно рванулась вперед. Снова остановилась, немного развернулась в их сторону, раскрыла и закрыла зубастую пасть, будто поблагодарила, затем всплыла наверх и наискосок, чиркнув по поверхности черным плавником, в последний раз блеснув желтым змеиным брюхом, красиво ушла в синюю глубину.
— Расскажи кому-нибудь, что я держал в руках полупудовую щуку — не поверят, — сказал Ваня.
— А ты не рассказывай таким людям, которые тебе не верят, — сказала Элла.
— Я думал, только ловить приятно, — философски заметил Андрей. — А оказывается, выпускать на волю в тыщу раз приятнее.
— Прощай, тетя Катя, — сказала Элла, задумчиво глядя на озеро.
— Элла, — поправил Ваня.
17. ПРОИСШЕСТВИЕ НА ГЛУХОЙ ЛАМБИНЕ
— Это садок, — сказала Элла. — Там у нас всегда живая рыба: окуни, щуки, хариусы.
Она подошла к садку, взяла лежавший тут же подсачник на длинной ручке и вытащила окуня и щуку. Рыбины изогнулись в подсачнике, окунь растопырил колючие плавники. Элла снова пустила их в садок.
— И много их там? — поинтересовался Ваня.
— Не считала, — улыбнулась Элла. — У нас рыба круглый год.
— Ты ловила когда-нибудь вот таких щук? — развел руки Андрей.
— Ловила, — ответила Элла. — На жерлицу.
— А таких? — еще больше развел в стороны руки Андрей.
— У меня есть щука с тебя ростом, — сказала Элла.
— В садке? — спросил Ваня.
— Может быть, я вам ее покажу, — пообещала Элла. — Кроме меня, ее никто еще не видел.
— Фантастика! — сказал Андрей.
Мальчишки забрались в карбас. Элла отвязала канат и, оттолкнувшись от дна длинным веслом, развернула лодку носом в сторону плеса. Крутнула ногой несколько раз педаль стартера, мотор негромко и добродушно заурчал.
— Можно, я сяду за руль? — попросил Андрей.
Элла молча уступила свое место. Сияющий Андрей уселся на корму и взялся за кривую железяку.
— Резко не поворачивай, — предупредил ревниво наблюдающий за ним Ваня, — опрокинемся.
— Что я, в первый раз? — усмехнулся Андрей. — Если мне память не изменяет, то опрокинул нас на Неве…
— Прямо по носу топляк, — сказал Ваня.
Это был, конечно, не город, — обыкновенный рыбацкий хутор. Назывался он Белоозерск. Дома еще крепкие, каждое крыльцо чисто вымыто дождем и подметено ветром. В скобы дверей вставлены почерневшие палки. Так деревенский хозяин, уходя на работу, закрывает свой дом до вечера. На некоторых окнах белеют занавески. На вешалах у воды трепыхаются обрывки старых сетей. В ячеях какие-то маленькие паучки свили паутину. Одиноко стоит магазин с закрытыми ставнями, а сразу за ним до половины забрались в воду две баньки. Белый катер с рубкой очутился в заросшем лопухами огороде. Видно, давно еще могучая волна будто щепку выбросила его на берег, да так и оставила здесь доживать свой век пенсионером. Небольшие, непохожие на морских чайки поселились на хуторе. Они летали у берега, разгуливали по улице, дремали на крышах.
Кроме чаек, здесь ни души. Жуткая прозрачная пустота и тишина. Лишь слышно, как на зеленом травянистом пригорке шумят, поскрипывают приземистые сосны да тоненько посвистывает ветер в чердачных окошках. Андрей и Ваня, привыкшие к большому шумному городу, особенно остро чувствовали эту гнетущую тишину и запустение. В лесу тоже не шумно, но там на каждом шагу ощущается биение жизни, здесь же — медленное умирание. Один заколоченный дом вызывает грусть, а здесь их — около двух десятков. Белый мертвый хутор.
— Куда же люди подевались? — тихо спросил Андрей. — В первый раз вижу дома без людей.
— Тут даже мышей-тараканов нет, — сказал Ваня.
— А комары есть, — заметил Андрей, прихлопывая сразу штук десять, атаковавших его.
Элла рассказала, что несколько лет назад неожиданно повысился уровень воды в озере и затопил хутор. Прекратилось всякое сообщение с районом. Люди ездили в магазин и друг к другу в гости на лодках. С полгода пожили они так, а потом совсем уехали. Говорят, через десять лет уровень опять понизится — и тогда здесь снова можно будет жить, а пока тут мертвое царство.
— Летом, в июле, я сюда часто приезжаю, — сказала Элла. — Лишь в июле воды не бывает в поселке. Хотите, покажу мой дом?
Она привела их к небольшому дому с тюлевыми занавесками на окнах. Крыльцо до половины облеплено зеленой засохшей тиной. Это весеннее половодье оставило свой след. И другие дома до третьего венца в побуревшей тине. Дверь с тягучим скрипом отворилась, и они вошли в сумрачные, с сырым запахом сени. Крыша в нескольких местах просвечивала. На длинной скамейке вдоль стены — ведра, жестяные банки и даже заржавевший керогаз. Цинковое корыто тускло блеснуло в углу. В комнате обжитой вид: застланный чистой скатертью квадратный стол у окна, пестрые домотканые половики на полу, кушетка с прибитым над ней простым ковриком. На стенах много прикноплено рисунков карандашом и красками. На них изображены озеро, мертвый поселок, белый катер, согнувшиеся от ветра сосны на пригорке, вялившаяся на веревке крупная рыба. И ни одного человека не было на рисунках.
— Это ты все нарисовала? — спросил Ваня, внимательно разглядывая рисунки.
— Плохо, да?
— Да нет, ничего, — сказал Ваня.
— Ничего, — фыркнул Андрей. — Нам с тобой так в жизнь не нарисовать!
— Мне ведь тоже нравится, — сказал Ваня.
— Подари мне один на память? — попросил Андрей.
— Ты серьезно? — спросила Элла. — Бери любой.
— Я тоже возьму, — сказал Ваня. — Вон тот, где катер.
— Мне нравится мой Белый город, — сказала Элла. — Я однажды два дня здесь прожила. Началась буря, волны прыгали в окна домов… Озеро и я. Больше никого. Да еще чайки кричали.
— А отец? — спросил Андрей. — Отпустил тебя одну?
— Он был на острове… И потом, он знает, что со мной ничего не случится.
— Нам таких бы родителей, — усмехнулся Ваня.
— Я ведь здесь родилась, — сказала Элла.
— А где ты спала? — спросил Ваня. — Ведь был потоп?
— На чердаке есть раскладушка и рваный тулуп.
— А это… привидений ты не боишься? — спросил Андрей.
— В Белом городе нечистая сила не водится, — сказала Элла.
— Нарисуй нас, — помолчав, предложил Андрей.
— Я людей не умею. И потом… я рисую для себя. Эти рисунки еще никто не видел. Только — вы.
— А стихи ты не сочиняешь? — спросил Андрей. — Про природу?
Элла посмотрела на него и не сразу ответила.
— Я вас привезла сюда потому… потому что вы из Ленинграда. И еще, я не люблю, когда надо мной смеются.
— Я и не думал смеяться, — горячо сказал Андрей. — Просто я почему-то подумал, что ты и стихи сочиняешь. Про природу… Я и сам один раз попробовал…
— Я наизусть помню его гениальные стихи, — сказал Ваня. — Слушай: «Туру-туру-туру-туру, мы идем на физкультуру…» Андрюша решил, что его стихотворение новое слово в поэзии, и… послал их в «Пионерскую правду»… Что тебе ответили, Андрюша?
— Зачем ты такую чепуху в газету послал? — спросила Элла.
— Для юмора.
— Ты думаешь, там, в «Пионерской правде», им делать нечего?
— Об этом ему и написали, — ввернул Ваня. — На газетном бланке.
— А тебе лишь бы подковырнуть товарища, — неодобрительно взглянула на него Элла.
— Что, получил? — рассмеялся Андрей.
Элла вышла в сени и вернулась с ведром и тряпкой. Половики ногами отодвинула к порогу.
— Вы, пожалуйста, не смейтесь надо мной, — сказала Элла. — Я сейчас буду полы мыть.
— Это еще зачем? — удивился Ваня. — Тут ведь никто не живет.
— Тут живут пыль и плесень, — сказала Элла. — Неделю всего я здесь не была, а поглядите, сколько пыли. — Она провела указательным пальцем по буфету — палец стал серым, а на буфете образовалась полоса. — А там, под окном, плесень, видите?
— Это называется мартышкин труд, — сказал Ваня. — Ты стираешь пыль, моешь полы и уезжаешь, а потом через неделю заявляешься сюда — и все надо начинать по новой.
— Зачем мыть полы, если тут нет людей? — пожал плечами и Андрей.
— А вы разве не люди? Неужели вам приятно видеть эту грязь?
— Мы сейчас уйдем, — сказал Андрей.
— Уходите, а я буду мыть.
— Все понятно, — усмехнулся Ваня. — В этом доме живут привидения.
— Чистоплотные привидения, — прибавил Андрей.
Помочив тряпку в воде, она нагнулась и стала мыть пол. Мальчишки озадаченно смотрели на нее. Им почему-то стало неловко.
— Ну идите же! — сказала она.
Мальчишки вышли на крыльцо.
— Чего это она вздумала? — сказал Ваня.
— Может, это ее хобби.
— Моя мать тоже любит посуду мыть, — сказал Ваня. — Берет из серванта чистую и заново начинает мыть. Говорит, что это здорово нервы успокаивает.
— Неудобно все-таки — человек работает, а мы сидим, — сказал Андрей. — Давай хоть половики выколотим?
— Давай, — пожал плечами Ваня.
Когда они вошли, Элла обернулась и одернула подоткнутое спереди платье.
— Комары искусали? — спросила она. Полкомнаты уже было вымыто, крашеные половицы влажно блестели.
— Наверное, в половиках пуд пыли, — сказал Андрей, сграбастывая пестрый ворох.
— Чтобы привидения ножки не запачкали… — улыбнулся Ваня и поднял с пола второй половик.
На лужайке каждый взялся за свой конец и одновременно взмахнули. Раздался громкий хлопок, поднялась пыль. Это им понравилось. Второй хлопок получился еще громче, а на третий раз половик с треском лопнул как раз посередине.
— Ничего, — сказал Андрей. — Был один — стало два.
Элла вымыла сени, крыльцо, хотя оно и без того было чистое. Мальчишки приносили воду. Тряпку девочка выжала и повесила на перекладину. Остатки из ведра выплеснула на заросшую бурьяном грядку.
— Мне понравилось наводить порядок в твоем Белом городе, — сказал Андрей. — Давайте так по порядку и будем мыть полы во всех домах?
— Сейчас я вам покажу мою тетю Катю, — не обратив внимания на его слова, заявила Элла. — Ваня, принеси, пожалуйста, из лодки садок, он на корме, рядом с черпаком.
— Тетя Катя — это говорящая ворона, — сказал Андрей. — Или скворец?
— Нет, — улыбнулась Элла.
На щеке у девочки, чуть повыше шрама, коричневое пятнышко. Это после мытья полов.
— Тетя Катя — это бездомная киса, — сказал Ваня и похлопал по цинковому садку. — Мы ей живую рыбку привезли.
Элла отрицательно покачала головой.
— Тетя Катя… — повторил Андрей. — Дикая коза?
— Белка?
— Белки рыбу не едят, — заметил Андрей.
— Крыса?
— Мышь?
— Обезьяна? Крокодил? Гиппопотам?
— Не старайтесь, все равно не угадаете, — рассмеялась Элла.
Тетей Катей оказалась огромная темно-зеленая щука. Жила она в небольшом пруду. Когда выглядывало солнце, неглубокий пруд просвечивал до дна, и тогда у самого берега смутно зеленело толстое округлое полено. Щука неподвижно стояла на одном месте — возле черной коряги — и, наверное, отчаянно скучала. Кроме нее, в неприветливом пустом пруду никого не было. Даже водоросли не росли. Еще издалека увидев Эллу с белым садком, тетя Катя, не пошевелив даже плавником, бесшумно и стремительно, будто торпеда, отошла от коряги и остановилась в тени от дерева посередине пруда. Длинная хищная пасть чуть приоткрылась, показав великое множество зубов, и снова захлопнулась. Казалось, тетя Катя улыбнулась девчонке.
— Здравствуй, тетя Катя! — серьезно сказала Элла и достала из садка плотвицу. Щука с интересом следила за ней. И взгляд ее круглых темных глаз был осмысленным.
— Я еще таких не видел! — восхищенно ахнул Андрей. — Царица!
— Эх, не взяли спиннинг… — сокрушенно покачал головой Ваня. — Так ее разве поймаешь?
Элла взглянула на них, и лицо ее снова стало замкнутым, как в доме, когда Андрей спросил, сочиняет ли она стихи.
— Мой дядя плавает машинистом на торговом судне, — сказала она. — В прошлом году был в одном американском портовом городе и зашел в зоопарк. Над одной закрытой клеткой надпись: «Самый страшный хищник на земле!». Дядя заплатил деньги и вошел в отдельное помещение. Ему захотелось посмотреть на этого ужасного хищника… И кого вы думаете он там увидел?
— Льва, конечно, — не раздумывая, ответил Андрей. — Или тигра?
Ваня промолчал.
— Он увидел себя в зеркале… Оказывается, самый страшный хищник на земле — это человек.
— Американцы всегда чего-нибудь выдумают, — смутился Андрей.
— Щука тоже хищник, — сказал Ваня.
— Тетя Катя живет здесь с весеннего паводка, когда был нерест. Вода ушла, а она осталась в этой луже… С весны она не съела и трех десятков рыбин. Иногда по неделе ничего в рот не берет.
— А на вид совсем не дистрофик, — заметил Андрей.
— Щука ест только больную или покалеченную рыбу, — сказала Элла. — Вот смотрите, я сначала брошу здоровую, а потом чуть живую.
Элла бросила в пруд плотвицу. Серебристая рыбка молнией юркнула в тень от дерева. Тетя Катя и глазом не повела. В пруд полетела полудохлая рыбешка. Перевернувшись на бок, она всплыла наверх. Щука не спеша подплыла к ней и, чуть не зацепив плавником, прошла мимо.
— Даже больную не взяла, — сказала Элла. — Неделю ничего не ела. Скучает она. Привыкла жить в озере, а тут — как в тюрьме.
— Давайте ее снова пустим в озеро? — предложил Ваня.
— Я хотела, да ее разве поймаешь.
— Вычерпаем воду из пруда, — сказал Андрей. — Два дня работы.
— Ты иногда как-то странно говоришь, — сказала Элла. — То ли нарочно, то ли всерьез?
— Другого выхода не вижу, — буркнул Андрей. — Придумайте что-нибудь пооригинальнее.
— Сейчас мы ее, голубушку, заарканим! — Ваня бегом бросился к лодке и вернулся с удочкой. Достал из садка маленькую плотвицу и пропустил через жабры крючок. Раз десять подводил он рыбку к самому носу щуки, и та наконец не выдержала и схватила. Немного подождав, Ваня резко подсек и вместе с удилищем стал пятиться от пруда. Тонкая жилка натянулась. Против их ожидания, щука спокойно позволила себя вытащить из воды и лишь на суше, завращав глазами, выгнулась толстой дугой и забила скользким хвостом. Рыбка с крючком сама вылетела у нее изо рта. Ребята завернули тяжеленную щуку в Ванину куртку и бегом потащили к озеру. Это метров сто. Прежде чем пустить ее в воду, Ваня кончиком перочинного ножа осторожно нацарапал на окостеневшем щучьем носу одно слово: «Элла». Тетя Катя спокойно выдержала эту процедуру и даже не сделала попытки цапнуть мальчишку за руку.
— Мы перекрестили ее в Эллу, — сказал Ваня. — Ну, плыви, Элла…
Они осторожно пустили щуку в мелкую воду. Бывшая тетя Катя, а отныне Элла некоторое время стояла на одном месте, словно не веря такому счастью. Ваня вошел в воду и продвинул щуку на более глубокое место. Элла шевельнула хвостом и стремительно рванулась вперед. Снова остановилась, немного развернулась в их сторону, раскрыла и закрыла зубастую пасть, будто поблагодарила, затем всплыла наверх и наискосок, чиркнув по поверхности черным плавником, в последний раз блеснув желтым змеиным брюхом, красиво ушла в синюю глубину.
— Расскажи кому-нибудь, что я держал в руках полупудовую щуку — не поверят, — сказал Ваня.
— А ты не рассказывай таким людям, которые тебе не верят, — сказала Элла.
— Я думал, только ловить приятно, — философски заметил Андрей. — А оказывается, выпускать на волю в тыщу раз приятнее.
— Прощай, тетя Катя, — сказала Элла, задумчиво глядя на озеро.
— Элла, — поправил Ваня.
17. ПРОИСШЕСТВИЕ НА ГЛУХОЙ ЛАМБИНЕ
Глухая ламбина — большое лесное озеро — находилась в четырех километрах от лагеря. Ламбина не соединялась с Вял-озером. Днем Иван Николаевич отвез туда по заросшей лесной дороге Виктора Викторовича, Ваню и Андрея. Откинув задний борт, выгрузили легкую фанерную лодку, мотор «Чайку» и с километр новеньких капроновых сетей. Это было последнее лесное озеро, которое ихтиологам необходимо было обследовать.
Иван Николаевич долго щупал тонкие зеленые сети, перебирал белые пенопластовые поплавки.
— Сколько же каждая стоит? — спросил он у Виктора Викторовича.
— Такие не купишь, — рассмеялся тот. — А вообще государственная цена всех этих сетей… как бы не соврать… — Нахмурив лоб, он стал про себя высчитывать. — Примерно тысячу рублей.
— Добра-то сколько! — Иван Николаевич любовно погладил зеленый ворох и, вздохнув, отошел к машине.
Пока они ставили сети, шофер курил на берегу. Виктор Викторович перегородил ламбину почти пополам. Сеть скрутилась под водой, лишь у самого берега, в осоке, белели продолговатые поплавки. Когда стали заводить мотор, лопнул пусковой трос. Пришлось пересекать всю ламбину на веслах. Делать больше здесь было нечего. Виктор Викторович спрятал лодку в камыши, а мотор положил в кузов.
— Оттарахтела наша «Чаечка», — сказал он. — Ее уже давно пора было выбросить.
— Что же вы сетки-то оставляете без надзора? — спросил Иван Николаевич.
— Какие в этой глухомани воры? — Виктор Викторович подвернул голенища резиновых сапог и скомандовал: — По местам, рыбачки!
— Вот что значит государственное добро, — проворчал Иван Николаевич. — Была бы своя сеть, не бросил бы так.
Виктор Викторович и мальчишки забрались в кузов. Никто не хотел ехать в кабине.
На следующий день после завтрака Виктор Викторович отозвал в сторонку мальчишек. Присев на замшелый пень, достал папиросы, закурил. Лицо у него было озабоченное.
— Запомнили дорогу на Глухую ламбину? — спросил он.
— Дорога одна, через лес, — сказал Ваня.
Светило солнце. Легкий ветерок раскачивал верхушки сосен и елей, и они ровно и мощно шумели. Даже комаров в это теплое утро не было видно. У берега, прогреваясь, трещали моторы, слышались голоса. Совсем рядом верещала какая-то птица.
— Начальник все мои планы нарушил, — сказал Виктор Викторович. — Сегодня утром мы должны были ехать проверять сети, а он чуть свет послал Ивана Николаевича и Вильмаламбину за хлебом и почтой, а меня снарядил на моторке на остров к ихтиологам. У них все припасы кончились. Нужно отвезти ребятам хлеб и консервы. Вернусь не раньше как через три часа.
— Мы подождем, — сказал Андрей.
Виктор Викторович задумчиво посмотрел на него.
— Вот какое дело-то. Нельзя ждать. Нужно побыстрее на Глухую ламбину идти. Сами понимаете, новые сети, мало ли что… А у нас поплавки видны с берега. А ну, как нагрянут браконьеры из поселка? Озеро-то глухое, рыбное. И главное, никто не помешает браконьерничать. Заодно и сети проверите.
— Как же мы без мотора-то? — спросил Ваня. — На веслах не догрести.
— Мотор я вам дам. Новенький «Салют».
— И мы на себе его потащим? — удивился Андрей.
— Он и весит-то всего двенадцать килограммов. Пушинка! Лодка в камышах, а канистра с бензином рядом в кустах спрятана.
Ваня взглянул на приятеля, улыбнулся.
— Сейчас надо идти?
— Вот спасибо, ребята! — обрадовался Виктор Викторович. — Гора с плеч… Отвезу продукты — и сразу к вам!
Виктор Викторович проводил их до повертки. Маленький белоголовый мотор он нес под мышкой. Передав мотор Ване, припустил в лагерь, где его ждала моторка с продуктами и каким-то оборудованием. Чтобы свернуть на лесную дорогу, нужно было пройти по большаку с полкилометра. Навстречу им попался порожний грохочущий лесовоз. Неожиданно он резко затормозил — и из кабины на обочину резко выскочил (кто бы мог подумать!) Санька из города Умбы. Улыбаясь, он пошел навстречу приятелям.
Мотор тащили на себе по очереди. А тащить его нужно было ни мало ни много — три километра с гаком.
Заросшая травой и низенькими елками дорога петляла в негустом смешанном лесу. До чего же красив был этот северный лес! Листья на березах ярко-зеленые, а на осинах — матовые, с белой изнанкой. Высоко над головой заливаются птицы, но сколько ни задирай голову — ни одной не увидишь. Птицы-невидимки. Завернет откуда-нибудь из-за облаков ветер в лес — и залопочут, зашуршат листья, защелкает тонкая кора на березовых стволах, а с сосен и елей с нежным шумом посыплются вниз сухие желтые иголки. Но ветер долго не задерживается в лесу: нырнет в просеку и убегает по замшелым черным пням, низко пригибая зеленые метелки высокой травы.
Саня и Андрей идут и любуются природой, а Ване не до этого. Обливаясь потом, он тащит на плече мотор. Судя по всему, он уже прошел свой километр, но Ваня не останавливается. Лучше лишку пронести, чем потом выслушивать упреки друзей.
Наконец всем ясно, что Ваня давно перевалил за километр, и Андрей говорит:
— Остановись, славный богатырь Микула Селянинович, пришла очередь героя Добрыни Никитича…
— Я, конечно, млад Алеша Попович, — говорит широкоплечий Санька.
— Если хочешь, будь Соловьем-разбойником, — смеется Андрей.
Саня загорел: скулы коричневые, а шея красная. Белые волосы спускаются на воротник брезентовой куртки. Редкие ресницы смешно топорщатся в разные стороны.
Андрей долго и обстоятельно прилаживает на плечо завернутый в мешковину мотор, носком резинового сапога чертит на дороге черту.
— На обратном пути проверим, кто больше всех пронес, — поясняет он.
Метров через двести останавливается и начинает перекладывать мотор на другое плечо.
— Тащим такую тяжесть, а он возьмет и не заведется, — говорит он.
— Как это не заведется? — хорохорится Ваня. — А мы что — не специалисты?
— Если не заведется, я утоплю мотор в озере, — говорит Андрей.
— Одна тысяча триста один… — спотыкаясь, считал шаги вспотевший Андрей. — Все! — с облегчением произнес он. — Ровно километр. Можете рулеткой проверять. Ладно, так и быть, еще сто шагов пронесу, чтобы был километр с этим… гаком.
Наконец мотор взвалил на плечи Саня. Шаги он не считал, но когда, по Ваниным подсчетам, уже протопал с добрый километр, озера еще не было и видно. Андрей шагал рядом и посмеивался, а Ване стало жалко взмокшего Саньку. Но когда предложил сменить его, Саня не отдал мотор.
— Допру, — сказал он. — Я ведь здоровый.
Сами не понимая почему, мальчишки заговорили почти шепотом.
— Пойду лодку пригоню, — поднялся Ваня с травы.
— Я с тобой, — сказал Саня.
Поколебавшись, вслед за ними пошел и Андрей.
Вот и толстая сосна с расщепленным молнией стволом. Здесь, в камышах, они спрятали лодку. Все было на месте: и сосна, и примятые камыши, а лодки не было.
Андрей и Ваня переглянулись.
— Где же лодка? — спросил Саня.
— Вот здесь стояла, — показал Ваня. — Видишь, камыш поломан?
Саня запустил пятерню в всклокоченные белые волосы.
— Неужели сперли?
Ваня бросился в кусты и достал канистру.
— Бензин на месте, — сказал он.
Мальчишки с опаской посмотрели на настороженно притихшие берега. Камыш и прибрежные кусты шевелились, негромко скрипела расщепленная сосна, бормотала в осоке птица. И снова раздался вдалеке протяжный стон. Дерево стонало, как живое.
— Кто же ее угнал? — тихо сказал Андрей. — Так хорошо спрятали. Я еще с берега посмотрел — ничего не было видно.
— Браконьеры, кто же еще? — хмуро заметил Ваня.
— Не потопили же они лодку? — сказал Саня. — Где-нибудь бросили. Надо искать.
— Сети! — вспомнил Ваня. — А вдруг они сняли сети?
— Запросто, — сказал Андрей. — Поплавки-то видны были.
Подумав, Ваня предложил такой план: Андрей и Саня спрячутся в лесу, а он пойдет на разведку. Хотя берега у самого озера и заболоченные, можно до сетей дойти по кромке леса. Там он проберется к самому берегу и посмотрит, на месте ли сети.
Андрей и Саня забраковали этот план.
— Пойдем все вместе, — твердо сказал Андрей.
— Чего это мы в лесу сидеть будем? — поддержал его и Саня.
Ваня не стал спорить. Осторожно ступая по заболоченной почве и поминутно оглядываясь, они пошли вдоль озера. Иногда берег под ногами начинал дрожать, как студень, и приходилось отступать к лесу. Между горбатыми кочками росла красноватая, проржавевшая до дыр трава, кое-где поблескивали затянутые ряской болотные окна.
Первым машину увидел Андрей. Он чуть было не закричал от радости — машина была их, экспедиционная, — но вовремя прикусил язык: Ваня делал ему отчаянные знаки, чтобы молчал. Один Саня ничего не понимал: стоял на кочке и хлопал своими белыми ресницами. Ваня — он шел впереди — подошел к ним и прошептал:
— Там люди на берегу. Трое.
— Это же наша машина, — сказал Андрей.
— Машина наша, а люди чужие. Вместе с ними Иван Николаевич.
— А Виктор Викторович сказал, что он в Вильмаламбину поехал за хлебом и почтой, — растерянно произнес Андрей.
— Сидите здесь и не шевелитесь, — приказал Ваня. — Я подползу поближе, послушаю, что они говорят.
— А вдруг увидят? — спросил Андрей.
Ваня не ответил. Пригнулся и пропал в кустах.
— Ну чего суется на рожон? — вздохнул Андрей. — Треснет сучок — и сграбастают его как миленького. С браконьерами шутки плохи.
— Дружок-то у тебя отчаянный, — помолчав, сказал Саня. — Я бы ни за что не пошел к ним в гости.
— Я тоже, — признался Андрей.
Вернулся Ваня. Присел рядом на кочку. Лицо хмурое, озабоченное.
— Мы уж подумали, что ты с ними развлекаешься, — сказал Андрей. — Какие они на вид? Похожи на тех браконьеров, которых играли в кино Моргунов, Вицин и Никулин?
Неожиданно для всех Саня громко засмеялся. Ваня бешено округлил глаза и зажал ему рот рукой.
— Спятил?! — прошипел он.
— Я вспомнил, как они от собаки удирали, — смущенно оправдывался Саня. — Помните, когда у нее в зубах шашка с толом была? — И снова прыснул в кулак.
— Вот что, — сказал Ваня. — Дуй отсюда на берег и спрячь в кусты мотор. Там и посмеяться можешь вволю.
— Честное слово, больше не буду, — взмолился Саня. — Это хохотунчик на меня напал…
Иван Николаевич долго щупал тонкие зеленые сети, перебирал белые пенопластовые поплавки.
— Сколько же каждая стоит? — спросил он у Виктора Викторовича.
— Такие не купишь, — рассмеялся тот. — А вообще государственная цена всех этих сетей… как бы не соврать… — Нахмурив лоб, он стал про себя высчитывать. — Примерно тысячу рублей.
— Добра-то сколько! — Иван Николаевич любовно погладил зеленый ворох и, вздохнув, отошел к машине.
Пока они ставили сети, шофер курил на берегу. Виктор Викторович перегородил ламбину почти пополам. Сеть скрутилась под водой, лишь у самого берега, в осоке, белели продолговатые поплавки. Когда стали заводить мотор, лопнул пусковой трос. Пришлось пересекать всю ламбину на веслах. Делать больше здесь было нечего. Виктор Викторович спрятал лодку в камыши, а мотор положил в кузов.
— Оттарахтела наша «Чаечка», — сказал он. — Ее уже давно пора было выбросить.
— Что же вы сетки-то оставляете без надзора? — спросил Иван Николаевич.
— Какие в этой глухомани воры? — Виктор Викторович подвернул голенища резиновых сапог и скомандовал: — По местам, рыбачки!
— Вот что значит государственное добро, — проворчал Иван Николаевич. — Была бы своя сеть, не бросил бы так.
Виктор Викторович и мальчишки забрались в кузов. Никто не хотел ехать в кабине.
На следующий день после завтрака Виктор Викторович отозвал в сторонку мальчишек. Присев на замшелый пень, достал папиросы, закурил. Лицо у него было озабоченное.
— Запомнили дорогу на Глухую ламбину? — спросил он.
— Дорога одна, через лес, — сказал Ваня.
Светило солнце. Легкий ветерок раскачивал верхушки сосен и елей, и они ровно и мощно шумели. Даже комаров в это теплое утро не было видно. У берега, прогреваясь, трещали моторы, слышались голоса. Совсем рядом верещала какая-то птица.
— Начальник все мои планы нарушил, — сказал Виктор Викторович. — Сегодня утром мы должны были ехать проверять сети, а он чуть свет послал Ивана Николаевича и Вильмаламбину за хлебом и почтой, а меня снарядил на моторке на остров к ихтиологам. У них все припасы кончились. Нужно отвезти ребятам хлеб и консервы. Вернусь не раньше как через три часа.
— Мы подождем, — сказал Андрей.
Виктор Викторович задумчиво посмотрел на него.
— Вот какое дело-то. Нельзя ждать. Нужно побыстрее на Глухую ламбину идти. Сами понимаете, новые сети, мало ли что… А у нас поплавки видны с берега. А ну, как нагрянут браконьеры из поселка? Озеро-то глухое, рыбное. И главное, никто не помешает браконьерничать. Заодно и сети проверите.
— Как же мы без мотора-то? — спросил Ваня. — На веслах не догрести.
— Мотор я вам дам. Новенький «Салют».
— И мы на себе его потащим? — удивился Андрей.
— Он и весит-то всего двенадцать килограммов. Пушинка! Лодка в камышах, а канистра с бензином рядом в кустах спрятана.
Ваня взглянул на приятеля, улыбнулся.
— Сейчас надо идти?
— Вот спасибо, ребята! — обрадовался Виктор Викторович. — Гора с плеч… Отвезу продукты — и сразу к вам!
Виктор Викторович проводил их до повертки. Маленький белоголовый мотор он нес под мышкой. Передав мотор Ване, припустил в лагерь, где его ждала моторка с продуктами и каким-то оборудованием. Чтобы свернуть на лесную дорогу, нужно было пройти по большаку с полкилометра. Навстречу им попался порожний грохочущий лесовоз. Неожиданно он резко затормозил — и из кабины на обочину резко выскочил (кто бы мог подумать!) Санька из города Умбы. Улыбаясь, он пошел навстречу приятелям.
Мотор тащили на себе по очереди. А тащить его нужно было ни мало ни много — три километра с гаком.
Заросшая травой и низенькими елками дорога петляла в негустом смешанном лесу. До чего же красив был этот северный лес! Листья на березах ярко-зеленые, а на осинах — матовые, с белой изнанкой. Высоко над головой заливаются птицы, но сколько ни задирай голову — ни одной не увидишь. Птицы-невидимки. Завернет откуда-нибудь из-за облаков ветер в лес — и залопочут, зашуршат листья, защелкает тонкая кора на березовых стволах, а с сосен и елей с нежным шумом посыплются вниз сухие желтые иголки. Но ветер долго не задерживается в лесу: нырнет в просеку и убегает по замшелым черным пням, низко пригибая зеленые метелки высокой травы.
Саня и Андрей идут и любуются природой, а Ване не до этого. Обливаясь потом, он тащит на плече мотор. Судя по всему, он уже прошел свой километр, но Ваня не останавливается. Лучше лишку пронести, чем потом выслушивать упреки друзей.
Наконец всем ясно, что Ваня давно перевалил за километр, и Андрей говорит:
— Остановись, славный богатырь Микула Селянинович, пришла очередь героя Добрыни Никитича…
— Я, конечно, млад Алеша Попович, — говорит широкоплечий Санька.
— Если хочешь, будь Соловьем-разбойником, — смеется Андрей.
Саня загорел: скулы коричневые, а шея красная. Белые волосы спускаются на воротник брезентовой куртки. Редкие ресницы смешно топорщатся в разные стороны.
Андрей долго и обстоятельно прилаживает на плечо завернутый в мешковину мотор, носком резинового сапога чертит на дороге черту.
— На обратном пути проверим, кто больше всех пронес, — поясняет он.
Метров через двести останавливается и начинает перекладывать мотор на другое плечо.
— Тащим такую тяжесть, а он возьмет и не заведется, — говорит он.
— Как это не заведется? — хорохорится Ваня. — А мы что — не специалисты?
— Если не заведется, я утоплю мотор в озере, — говорит Андрей.
— Одна тысяча триста один… — спотыкаясь, считал шаги вспотевший Андрей. — Все! — с облегчением произнес он. — Ровно километр. Можете рулеткой проверять. Ладно, так и быть, еще сто шагов пронесу, чтобы был километр с этим… гаком.
Наконец мотор взвалил на плечи Саня. Шаги он не считал, но когда, по Ваниным подсчетам, уже протопал с добрый километр, озера еще не было и видно. Андрей шагал рядом и посмеивался, а Ване стало жалко взмокшего Саньку. Но когда предложил сменить его, Саня не отдал мотор.
— Допру, — сказал он. — Я ведь здоровый.
* * *
Сосны и ели подступили к самой воде. Берега у озера пологие, заросшие осокой и камышом. Желтые кувшинки распластались в тихой неподвижной воде. На плесе играла крупная рыба. Огромные круги разбегались во все стороны. Где-то неподалеку стучал дятел. Через ровные промежутки жутковато крякало какое-то дерево. Будто кто-то делал ему больно. Над озером стояла тревожная тишина.Сами не понимая почему, мальчишки заговорили почти шепотом.
— Пойду лодку пригоню, — поднялся Ваня с травы.
— Я с тобой, — сказал Саня.
Поколебавшись, вслед за ними пошел и Андрей.
Вот и толстая сосна с расщепленным молнией стволом. Здесь, в камышах, они спрятали лодку. Все было на месте: и сосна, и примятые камыши, а лодки не было.
Андрей и Ваня переглянулись.
— Где же лодка? — спросил Саня.
— Вот здесь стояла, — показал Ваня. — Видишь, камыш поломан?
Саня запустил пятерню в всклокоченные белые волосы.
— Неужели сперли?
Ваня бросился в кусты и достал канистру.
— Бензин на месте, — сказал он.
Мальчишки с опаской посмотрели на настороженно притихшие берега. Камыш и прибрежные кусты шевелились, негромко скрипела расщепленная сосна, бормотала в осоке птица. И снова раздался вдалеке протяжный стон. Дерево стонало, как живое.
— Кто же ее угнал? — тихо сказал Андрей. — Так хорошо спрятали. Я еще с берега посмотрел — ничего не было видно.
— Браконьеры, кто же еще? — хмуро заметил Ваня.
— Не потопили же они лодку? — сказал Саня. — Где-нибудь бросили. Надо искать.
— Сети! — вспомнил Ваня. — А вдруг они сняли сети?
— Запросто, — сказал Андрей. — Поплавки-то видны были.
Подумав, Ваня предложил такой план: Андрей и Саня спрячутся в лесу, а он пойдет на разведку. Хотя берега у самого озера и заболоченные, можно до сетей дойти по кромке леса. Там он проберется к самому берегу и посмотрит, на месте ли сети.
Андрей и Саня забраковали этот план.
— Пойдем все вместе, — твердо сказал Андрей.
— Чего это мы в лесу сидеть будем? — поддержал его и Саня.
Ваня не стал спорить. Осторожно ступая по заболоченной почве и поминутно оглядываясь, они пошли вдоль озера. Иногда берег под ногами начинал дрожать, как студень, и приходилось отступать к лесу. Между горбатыми кочками росла красноватая, проржавевшая до дыр трава, кое-где поблескивали затянутые ряской болотные окна.
Первым машину увидел Андрей. Он чуть было не закричал от радости — машина была их, экспедиционная, — но вовремя прикусил язык: Ваня делал ему отчаянные знаки, чтобы молчал. Один Саня ничего не понимал: стоял на кочке и хлопал своими белыми ресницами. Ваня — он шел впереди — подошел к ним и прошептал:
— Там люди на берегу. Трое.
— Это же наша машина, — сказал Андрей.
— Машина наша, а люди чужие. Вместе с ними Иван Николаевич.
— А Виктор Викторович сказал, что он в Вильмаламбину поехал за хлебом и почтой, — растерянно произнес Андрей.
— Сидите здесь и не шевелитесь, — приказал Ваня. — Я подползу поближе, послушаю, что они говорят.
— А вдруг увидят? — спросил Андрей.
Ваня не ответил. Пригнулся и пропал в кустах.
— Ну чего суется на рожон? — вздохнул Андрей. — Треснет сучок — и сграбастают его как миленького. С браконьерами шутки плохи.
— Дружок-то у тебя отчаянный, — помолчав, сказал Саня. — Я бы ни за что не пошел к ним в гости.
— Я тоже, — признался Андрей.
Вернулся Ваня. Присел рядом на кочку. Лицо хмурое, озабоченное.
— Мы уж подумали, что ты с ними развлекаешься, — сказал Андрей. — Какие они на вид? Похожи на тех браконьеров, которых играли в кино Моргунов, Вицин и Никулин?
Неожиданно для всех Саня громко засмеялся. Ваня бешено округлил глаза и зажал ему рот рукой.
— Спятил?! — прошипел он.
— Я вспомнил, как они от собаки удирали, — смущенно оправдывался Саня. — Помните, когда у нее в зубах шашка с толом была? — И снова прыснул в кулак.
— Вот что, — сказал Ваня. — Дуй отсюда на берег и спрячь в кусты мотор. Там и посмеяться можешь вволю.
— Честное слово, больше не буду, — взмолился Саня. — Это хохотунчик на меня напал…