— Пожалуйста, — невозмутимо ответила Надя, даже не взглянув на него.
— Вы свободны, — сказала учительница.
Мрачнее тучи брели приятели по набережной. Солнце зарылось в клубящихся облаках, которые все плотнее обкладывали небо со всех сторон. Накренившийся красный с желтым буй на Неве взлетал на высоких волнах с белыми гребешками и с тяжелым всплеском опускался. Чайки молчаливо качались на черной, как деготь, воде. Подул холодный, с редкими дождевыми каплями ветер. Маленький черномазый буксир тянул длинную ржавую баржу. На корме одиноко сидел большой желтый пес. Ветер взъерошивал на его загривке косматую шерсть. Зачем забрался на старую пустую баржу желтый пес? И куда он плывет?
— Неохота домой, — проводив взглядом баржу с собакой, сказал Ваня.
— И мне, — вздохнул Андрей.
— Пойдем в Зоологический музей? — предложил Ваня. — Поглядим на скелет кашалота?
— Мы ведь зимой ходили.
— Пошли, — сказал Ваня.
В музее они слонялись по залам часа три. Глядя на гигантские скелеты китов и мамонтов, на заспиртованных в банках и пробирках морских и земноводных гадов, на чучела птиц и зверей, они забыли про свои беды-заботы. Глядя на серые кости, окаменелости, пролежавшие в толщах почвы миллионы лет, мальчишки почувствовали себя совсем маленькими. Корабль, бочки, неприятный разговор в классе — все это будто ушло в далекое и нереальное прошлое…
Вот сидят первобытные люди у костра. Один из дикарей задумчиво смотрит на огонь.
— Жили ведь люди на земле, — с завистью сказал Ваня. — Ни школы, ни заданий на дом… Убили мамонта, содрали шкуру — сиди у костра и жарь мясо… Золотой век!
— Какой же это золотой? — возразил Андрей. — Каменный. Посмотри, какие у них топоры.
— Да я не об этом, — с досадой сказал Ваня.
Не может Андрей понять приятеля с полуслова. Сколько дней пришлось его уговаривать. «А зачем бежать? — удивлялся Андрей. — Подождем, когда занятия в школе закончатся, придем к твоему дяде и попросимся на корабль. Не возьмет — уедем на автобусе на Вуоксу и будем рыбу ловить… А бежать куда-то — это глупо». И все-таки Ваня уговорил его. Действительно, случай подвернулся на редкость удачный. И если бы не эта записка в кастрюле, бороздили бы они сейчас Атлантический океан… Дядя и рад был бы их отправить домой, да не на чем. Не так уж часто корабли в океане встречаются…
И все-таки Андрей настоящий друг. Не стал в трудную минуту все сваливать на Ваню, как это сделал бы Пирамида.
— Ну и пасть! — уж в который раз поразился Ваня. — Автобус въедет.
— Какой автобус? — спросил Андрей.
— Обыкновенный.
— Большой не войдет, — прикинув на глаз, уверенно заметил Андрей. — Разве, что «рафик».
— Вскочит как миленький, — нарочно подзадорил приятеля Ваня.
— Автобус будет метра три в высоту и, примерно, двенадцать в длину, а пасть кашалота, дай бог, два с половиной метра в высоту и метра четыре в длину… Как ты, интересно, автобус туда всунешь?
— Ты, наверное, не поверишь, что один человек в море попал в желудок к кашалоту и пробыл там больше часа, а потом, когда огромную рыбину…
— Киты — млекопитающие, — перебил Андрей.
— Ты отлично поладишь с Надькой Краснопевцевой… — ядовито заметил Ваня. — Так вот, когда млекопитающего кашалота выволокли на палубу и разрезали брюхо, то оттуда преспокойненько вышел матрос.
— И с дымящейся трубкой во рту? — усмехнулся Андрей. — Это ты сейчас придумал?
— Я так и знал — не поверишь, — сказал Ваня. — Возьми за этот год журнал «Техника — молодежи» и прочитай.
— В каком же это номере?
— Поищи… — улыбнулся Ваня. Уж он-то знал своего приятеля! Теперь не успокоится, пока не найдет этот журнал и не прочитает статью. Да и то потом месяц будет сомневаться. Ему подавай только железные факты. Однажды он прочитал в «Пионере» статью про дирижабли и написал в редакцию, что в чем-то не согласен с автором. И через два месяца пришел ответ, что автор статьи допустил ошибку и редакция благодарит Андрея Пирожкова.
Солнечный с утра день окончательно испортился. Затянутое серыми облаками небо опустилось на мокрые железные крыши, заморосил мелкий неприятный дождь. Не дождь, а влажная пыль. Прохожие спрятались под зонтами и капюшонами. Мокрый асфальт шипел под колесами машин, дымился паром. Из водосточных труб брызгали тоненькие светлые струйки.
Выйдя из автобуса на Литейном, друзья дошли до гастронома. Парень с длинными до плеч волосами и в расклешенных брюках, задрав голову, пристально смотрел на верхнее окно пятиэтажного дома. По блестящим волосам и лицу скатывались капли. Одна блестела на кончике носа. Когда дождь попадал в глаза, парень быстро-быстро моргал редкими ресницами, ни на секунду не отрываясь от заветного окна.
Мальчишки встали рядом и тоже задрали головы. Может быть, пожар? Но из окон не валил дым, не высовывались длинные языки пламени. Окна все были одинаковы, с тюлевыми занавесками. Кое-где отворены форточки. Поглазев вместе с парнем на дом и не обнаружив ничего интересного, мальчишки разочарованно отвернулись.
— Ты чего вечером будешь делать? — спросил Андрей, слизывая языком с губ дождевые капли.
— Теперь я пай-мальчик, — сказал Ваня. — Пообедаю — и за уроки. Даже телевизор не разрешают смотреть, а сегодня «Зенит» с «Динамо» встречаются…
— У меня сегодня отец из командировки возвращается, — сказал Андрей.
— А-а, — понимающе кивнул Ваня.
— Вообще-то он не сторонник телесных наказаний…
— У меня все уже позади, — с облегчением вздохнул Ваня.
— Бить он не будет…
— Конечно, — сказал Ваня. — Ты же не в первом классе.
Помолчали. Сюда, во двор, едва доносился уличный шум. Журчала вода в водосточных трубах, с голых деревьев срывались дождевые капли и шлепались на асфальт.
— Дай мне почитать этот журнал… — сказал Андрей. — Ну, про матроса, который разгуливал в брюхе кашалота.
— Где я его возьму? — удивился Ваня.
— Я думал, вы выписываете «Технику — молодежи».
— Ладно, — улыбнулся Ваня. — Пойдем ко мне, поищем.
3. ДВА ДИОГЕНА В ОДНОМ КЛАССЕ
— Вы свободны, — сказала учительница.
Мрачнее тучи брели приятели по набережной. Солнце зарылось в клубящихся облаках, которые все плотнее обкладывали небо со всех сторон. Накренившийся красный с желтым буй на Неве взлетал на высоких волнах с белыми гребешками и с тяжелым всплеском опускался. Чайки молчаливо качались на черной, как деготь, воде. Подул холодный, с редкими дождевыми каплями ветер. Маленький черномазый буксир тянул длинную ржавую баржу. На корме одиноко сидел большой желтый пес. Ветер взъерошивал на его загривке косматую шерсть. Зачем забрался на старую пустую баржу желтый пес? И куда он плывет?
— Неохота домой, — проводив взглядом баржу с собакой, сказал Ваня.
— И мне, — вздохнул Андрей.
— Пойдем в Зоологический музей? — предложил Ваня. — Поглядим на скелет кашалота?
— Мы ведь зимой ходили.
— Пошли, — сказал Ваня.
В музее они слонялись по залам часа три. Глядя на гигантские скелеты китов и мамонтов, на заспиртованных в банках и пробирках морских и земноводных гадов, на чучела птиц и зверей, они забыли про свои беды-заботы. Глядя на серые кости, окаменелости, пролежавшие в толщах почвы миллионы лет, мальчишки почувствовали себя совсем маленькими. Корабль, бочки, неприятный разговор в классе — все это будто ушло в далекое и нереальное прошлое…
Вот сидят первобытные люди у костра. Один из дикарей задумчиво смотрит на огонь.
— Жили ведь люди на земле, — с завистью сказал Ваня. — Ни школы, ни заданий на дом… Убили мамонта, содрали шкуру — сиди у костра и жарь мясо… Золотой век!
— Какой же это золотой? — возразил Андрей. — Каменный. Посмотри, какие у них топоры.
— Да я не об этом, — с досадой сказал Ваня.
Не может Андрей понять приятеля с полуслова. Сколько дней пришлось его уговаривать. «А зачем бежать? — удивлялся Андрей. — Подождем, когда занятия в школе закончатся, придем к твоему дяде и попросимся на корабль. Не возьмет — уедем на автобусе на Вуоксу и будем рыбу ловить… А бежать куда-то — это глупо». И все-таки Ваня уговорил его. Действительно, случай подвернулся на редкость удачный. И если бы не эта записка в кастрюле, бороздили бы они сейчас Атлантический океан… Дядя и рад был бы их отправить домой, да не на чем. Не так уж часто корабли в океане встречаются…
И все-таки Андрей настоящий друг. Не стал в трудную минуту все сваливать на Ваню, как это сделал бы Пирамида.
* * *
У выхода из музея они снова остановились, глядя на скелет кашалота, занимающий центральную часть огромного зала.— Ну и пасть! — уж в который раз поразился Ваня. — Автобус въедет.
— Какой автобус? — спросил Андрей.
— Обыкновенный.
— Большой не войдет, — прикинув на глаз, уверенно заметил Андрей. — Разве, что «рафик».
— Вскочит как миленький, — нарочно подзадорил приятеля Ваня.
— Автобус будет метра три в высоту и, примерно, двенадцать в длину, а пасть кашалота, дай бог, два с половиной метра в высоту и метра четыре в длину… Как ты, интересно, автобус туда всунешь?
— Ты, наверное, не поверишь, что один человек в море попал в желудок к кашалоту и пробыл там больше часа, а потом, когда огромную рыбину…
— Киты — млекопитающие, — перебил Андрей.
— Ты отлично поладишь с Надькой Краснопевцевой… — ядовито заметил Ваня. — Так вот, когда млекопитающего кашалота выволокли на палубу и разрезали брюхо, то оттуда преспокойненько вышел матрос.
— И с дымящейся трубкой во рту? — усмехнулся Андрей. — Это ты сейчас придумал?
— Я так и знал — не поверишь, — сказал Ваня. — Возьми за этот год журнал «Техника — молодежи» и прочитай.
— В каком же это номере?
— Поищи… — улыбнулся Ваня. Уж он-то знал своего приятеля! Теперь не успокоится, пока не найдет этот журнал и не прочитает статью. Да и то потом месяц будет сомневаться. Ему подавай только железные факты. Однажды он прочитал в «Пионере» статью про дирижабли и написал в редакцию, что в чем-то не согласен с автором. И через два месяца пришел ответ, что автор статьи допустил ошибку и редакция благодарит Андрея Пирожкова.
Солнечный с утра день окончательно испортился. Затянутое серыми облаками небо опустилось на мокрые железные крыши, заморосил мелкий неприятный дождь. Не дождь, а влажная пыль. Прохожие спрятались под зонтами и капюшонами. Мокрый асфальт шипел под колесами машин, дымился паром. Из водосточных труб брызгали тоненькие светлые струйки.
Выйдя из автобуса на Литейном, друзья дошли до гастронома. Парень с длинными до плеч волосами и в расклешенных брюках, задрав голову, пристально смотрел на верхнее окно пятиэтажного дома. По блестящим волосам и лицу скатывались капли. Одна блестела на кончике носа. Когда дождь попадал в глаза, парень быстро-быстро моргал редкими ресницами, ни на секунду не отрываясь от заветного окна.
Мальчишки встали рядом и тоже задрали головы. Может быть, пожар? Но из окон не валил дым, не высовывались длинные языки пламени. Окна все были одинаковы, с тюлевыми занавесками. Кое-где отворены форточки. Поглазев вместе с парнем на дом и не обнаружив ничего интересного, мальчишки разочарованно отвернулись.
— Ты чего вечером будешь делать? — спросил Андрей, слизывая языком с губ дождевые капли.
— Теперь я пай-мальчик, — сказал Ваня. — Пообедаю — и за уроки. Даже телевизор не разрешают смотреть, а сегодня «Зенит» с «Динамо» встречаются…
— У меня сегодня отец из командировки возвращается, — сказал Андрей.
— А-а, — понимающе кивнул Ваня.
— Вообще-то он не сторонник телесных наказаний…
— У меня все уже позади, — с облегчением вздохнул Ваня.
— Бить он не будет…
— Конечно, — сказал Ваня. — Ты же не в первом классе.
Помолчали. Сюда, во двор, едва доносился уличный шум. Журчала вода в водосточных трубах, с голых деревьев срывались дождевые капли и шлепались на асфальт.
— Дай мне почитать этот журнал… — сказал Андрей. — Ну, про матроса, который разгуливал в брюхе кашалота.
— Где я его возьму? — удивился Ваня.
— Я думал, вы выписываете «Технику — молодежи».
— Ладно, — улыбнулся Ваня. — Пойдем ко мне, поищем.
3. ДВА ДИОГЕНА В ОДНОМ КЛАССЕ
Шел урок географии. За учительским столом вместо лысого Михаила Андреевича сидел коротко остриженный парень. Широченные плечи обтягивал коричневый свитер. Виктор Викторович, так звали парня, совсем не был похож на учителя. Скорее всего — на футболиста или боксера-полутяжеловеса. Да он и не был пока еще учителем. Всего-навсего студентом университета. И в средней школе он впервые проходил практику.
Михаил Андреевич — географ — сидел на задней парте. И было непривычно видеть пожилого учителя, смирно сидящего за партой. Рядом с Михаилом Андреевичем сидел Костя Белый. С каменным лицом, неестественно изогнув тонкую худую шею.
Студент вызвал к карте Пирамиду, Надю Краснопевцеву и Андрея Пирожкова. Оценки он в журнал не стал ставить: записал в свою книжечку. Михаил Андреевич тоже проставил свои отметки в блокнот. Потом, наверное, сравнят. У Виктора Викторовича наверняка отметки выше. Географ всегда был скуповат на пятерки. Впрочем, Наде Краснопевцевой обеспечена пятерка. Она круглая отличница и на четверки отвечать не умеет. Не то, что Пирамида или Ваня Мельников. У них в журнале тройка на тройке и тройкой погоняет. Вот у Андрея Пирожкова троек нет. Он всегда толково и обстоятельно отвечает по всем предметам.
Костя Белый еще больше изогнул свою тонкую шею, стараясь заглянуть в учительский блокнот, но Михаил Андреевич прикрыл страницу ладонью…
После того как Виктор Викторович рассказал про моря, омывающие северное побережье нашей Родины, географ ушел по своим делам, очевидно решив, что практикант и без него не пропадет. Как только за Михаилом Андреевичем закрылась дверь, Виктор Викторович широко улыбнулся и сказал:
— Про моря вы и сами в учебнике прочитаете, а сейчас я вам расскажу про одно потрясающее северное озеро. Правда, о нем нет ни слова в учебнике, но на карте оно есть… — Практикант взял указку и показал на Кольском полуострове маленькое синее пятнышко. — На этом озере в прошлом году со мной приключилась одна история…
Вот что рассказал Виктор Викторович.
Далеко-далеко на севере, за Полярным кругом, на десятки километров раскинулось синее чудо-озеро. На желтых обрывистых берегах шумят сосны и ели. Иногда можно увидеть десяток-два крепких деревянных домов — это рыбачьи поселения. На озере много больших и малых островов. На островах, среди сосен, стоят полуразвалившиеся часовенки.
Два месяца прожил в палатке Виктор Викторович на берегу этого озера. Не он один там был — целая научная экспедиция.
Как-то Виктор Викторович с приятелем поплыли на моторке проверять сети. Неожиданно поднялся ветер, а на этом озере всегда все начиналось неожиданно, пошла большая волна, лодку стало захлестывать. Кругом вода и до ближайшего берега — метров двести. А волны уже гуляют по озеру одна выше другой. Небо стало пасмурное, берег спрятался в тумане. Лодку крутит, и они уже не знают, в какую сторону плыть? Набежала волна, накренила лодку, и она зачерпнула бортом. Приятель стал вычерпывать воду, только куда там: следующая волна накрыла и их и лодку.
Вода в озере холодная даже в самый жаркий день. Сбросив с себя ватники и резиновые сапоги, Виктор Викторович и его приятель стали барахтаться в воде, не зная, что делать. И вдруг видят: прямо на них идут длинные черные торпеды… Когда они приблизились, то оказались обыкновенными топляками. В окрестностях заготовляли древесину и в плотах сплавляли по озеру. Отдельные бревна отрывались и самостоятельно путешествовали по воде.
Не раздумывая, приятели оседлали толстые скользкие бревна и, помогая руками, поплыли по воле волн. Над озером бушует ветер, сверкают молнии, то и дело бешеная волна накрывает с головой, но верные торпеды-топляки выныривают и довольно быстро идут вперед.
— Ну и куда же вы приплыли? — спросил Пирамида. — Прямо в Северный Ледовитый океан?
Виктор Викторович мельком взглянул на него и продолжал дальше.
На черных топляках они благополучно достигли суши. Только прибило их не к берегу, а к небольшому необитаемому острову. И там жили они, как дикари, три долгих дня. Соорудили из ветвей деревьев шалаш, при помощи кремня и сухой тряпки добыли огонь. Собирали еще недозрелую морошку, даже поймали несколько окуней. У приятеля случайно в кармане оказался рыболовный крючок, а леску они из ниток свили… Но хотя печеный окунь был очень аппетитный на вид, без соли его есть было противно…
Потом приплыла моторная лодка и забрала их. Два дня разыскивали товарищи пропавших без вести. И лишь на третий заметили на острове дым от костра.
В классе было удивительно тихо. Так на обычных уроках никогда не бывает. Все слушали с огромным интересом. Лишь Пирамида недоверчиво улыбался, и когда он хотел в середине рассказа задать практиканту очередной дурацкий вопрос, все на него зашикали, а Ваня Мельников показал кулак.
— Как называется это озеро? — спросил Ваня.
— Вял-озеро, — ответил Виктор Викторович.
— Ваша фамилия Калашников? — спросил Андрей Пирожков.
Виктор Викторович внимательно посмотрел на него и улыбнулся.
— Я уж подумал, не знакомого ли встретил, — сказал он. — В нашей экспедиции два школьника были. Отличные ребята. Работали мотористами.
— Я читал в «Комсомольской правде» про Вял-озеро и про то, как вы чуть не утонули, — сказал Андрей.
Ваня бросил на приятеля восхищенный взгляд: «Ну и Андрей, все знает!» — Верно, — согласился Виктор Викторович. — Об этом был напечатан очерк…
— Вы спасли своего друга, — сказал Андрей. — Он захлебнулся и пошел на дно, а вы нырнули за ним и вытащили. И долго плыли к берегу, а он держался за вас… Топляки вы увидели потом, когда были уже недалеко от берега.
— У тебя великолепная память, — сказал Виктор Викторович. — Ну, ладно, хватит об озере…
— Вам медаль дали за спасение утопающих? — вылез с глупой ухмылкой Пирамида.
— Если бы были учреждены медали за пустую болтовню, я тебе первому вручил бы, — не очень-то приветливо взглянул на него практикант.
— Я на любую согласен, — заржал Пирамида.
— Вот что, приятель, ты мне надоел, — сказал Виктор Викторович. — Я бы мог тебя выставить из класса, но как-то не хочется омрачать наше первое знакомство… — Он взглянул на Толика Григорьева, соседа Пирамиды. — Ты что так усердно сосешь?
— Ириски, — с трудом разлепив коричневый рот, сообщил Толик.
— Как раз то, что нужно, — сказал Виктор Викторович. — Дай одну своему приятелю. Пусть положит в рот и больше не раскрывает его…
— Он никакой мне не приятель… — запротестовал было Толик.
— Один болтун, другой жадина… — усмехнулся практикант. — Дай же ему одну ириску! Так и быть, я тебе со стипендии полкило куплю.
В классе засмеялись. Толик смутился и, пошарив рукой в парте, протянул Пирамиде ириску.
— Последняя, — с сожалением сказал он.
Посрамленный Пирамида сначала спрятал руки за спину, потом под смех всего класса взял ириску и положил в рот. При этом лицо у него стало глуповато-растерянным.
Так до самого звонка, который, впрочем, скоро прозвенел, он и не произнес больше ни слова.
— Этот практикант — отличный парень, — сказал на переменке Ваня. — Во-первых, посадил в галошу Пирамиду, во-вторых, потрясающе интересно рассказал про Вял-озеро…
— А вы и рты раскрыли, — подскочил к ним Пирамида. — Он вам сказки рассказывает, а вы, как первоклассники поверили.
— Это все правда, — спокойно сказал Андрей.
— Я где-то читал, что один рыбак выдрессировал целую стаю форели, — сказал Ваня.
— В каком журнале? — заинтересовался Андрей.
— Не помню.
— Как можно читать журнал и забыть его название? — возмутился Андрей.
— Сказки он вам рассказывает, — сказал Пирамида.
— Послушай, Славка, — неприязненно посмотрел на него Ваня. — Ну чего ты разоряешься? Геройский парень, друга в бурю спас, рассказал столько интересного.
— Здорово он тебя с этой ириской… — рассмеялся Андрей.
— Очень вкусная ириска… И еще полкило заработали. Так что я не в обиде.
— Это верно, — сказал Ваня. — Тебя обидеть трудно.
Славу Бабочкина не случайно прозвали Пирамидой. Был он весь какой-то нескладный, будто составленный из трех частей, соединенных шарнирами. Он и впрямь напоминал детскую разноцветную пирамиду: кривые, широко расставленные ноги в узеньких мятых брюках, массивное туловище с тяжелым задом и узкими плечами и, наконец, маленькая верткая голова с короткими прилизанными волосами. Карие глаза тоже неспокойные, бегающие. Слава Бабочкин любил прихвастнуть, при всяком удобном случае норовил выскочить вперед, корчил из себя этакого классного остряка. Конечно, случалось, он смешил на уроке весь класс. Даже учителя не могли сдержаться от смеха. А Славке только этого и нужно: сидит счастливый и маленькой головой туда-сюда крутит.
— Я читал в «Комсомолке» про Виктора Викторовича, — сказал Андрей. — Там и про мою сестру было написано.
— Про сестру? — удивился Ваня. — Тоже спасла кого-нибудь?
— Моя сестрица была в этой самой экспедиции. Она ведь микробиолог. Микробов и инфузорий изучает…
— На Вял-озере?
— Все лето там была. Только она не про щук и окуней рассказывала, а про каких-то ужасных мошек и комаров. Их там тьма.
— Что же ты раньше-то мне ничего не рассказал? — воскликнул Ваня.
— Чего рассказывать-то? Про комаров и мошек?
— У тебя эта газета сохранилась?
— Если хочешь, спрошу у сестры.
— После уроков покажешь, — сказал Ваня. — Если бы у меня была сестра и ездила в экспедиции, да я… в рюкзак бы к ней забрался и тоже поехал!
Андрей не успел ничего сказать, потому что зазвонил звонок, и они нехотя отправились в класс.
Как и следовало ожидать, их вызвали самыми первыми. Ваня, запинаясь и спотыкаясь, прочел наизусть стихотворение Пушкина «Анчар» и получил тройку, хотя был уверен, что честно заработал четверку. Андрей прочел с выражением отрывок из «Евгения Онегина» и обстоятельно разобрал его. Лучше бы и его соседка — отличница Надя Краснопевцева — не ответила, но Нина Васильевна поставила лишь четверку.
У Нины Васильевны гладкие русые волосы, уложенные на затылке тугим узлом. В узле — черные шпильки. Иногда они ни с того ни с сего начинают выскакивать, и тогда учительница снова их вставляет. Нине Васильевне тридцать лет, и она очень симпатичная. Лицо у нее доброе, круглое, с большими серыми глазами. Когда учительница сердится, глаза темнеют, а светлые брови сдвигаются вместе. Впрочем, сердитой Нина Васильевна редко бывает. Даже Пирамида не в силах вывести ее из себя. С ребятами она умеет ладить, а девчонки от нее без ума. Даже в театр и кино вместе с ней ходят.
К доске вышел Костя Белый. Звонким жизнерадостным голосом с привыванием бойко начал:
Погиб поэт, — невольник чести -
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести, Поникнув гордой головой!..
Нина Васильевна, склонив набок русоволосую голову, с удовольствием слушала его. Костя участвовал в школьной художественной самодеятельности и читать стихи умел.
Вырвав из тетрадки по алгебре чистую страницу, Ваня стал быстро писать записку Пирожкову.
Мила Спицына, скосив свои светло-коричневые глаза, взглянула на лист, который Ваня прикрывал ладонью, и шепотом предупредила:
— Тоже Светке записку пишешь? На меня не рассчитывай — не передам.
«Дурища!» — хотел сказать Ваня, но решил пока не осложнять отношений. И даже приоткрыл немного лист, чтобы Мила увидела первое слово: «Андрюха!». Мила увидела и сразу успокоилась. В Свету Козловскую были влюблены сразу трое: Леня Бойцов, Андрей Пирожков и Пирамида. И все они писали ей записки, а Миле приходилось передавать, так как ближайшая почтовая трасса проходила как раз через ее парту.
Про Свету Козловскую нельзя было сказать что она красавица: худенькая, стройная, с птичьим лицом, на котором выделялись синие глаза с загнутыми ресницами. Она увлекалась фигурным катанием и уже завоевала на юношеских соревнованиях второй разряд. Света была доброй, застенчивой девочкой и никогда не хвасталась своими спортивными успехами. Даже никому не сказала, что ее вместе с другими юными фигуристками будут показывать по телевизору. И лишь те, кто случайно смотрел в тот вечер телевизор, увидели Свету на катке.
Сделав из записки пакетик, точь-в-точь такой же, в каких продают в аптеке порошки, Ваня хотел было его щелчком послать прямо по адресу, но Мила взяла записку и незаметно передала Толику Григорьеву, тот — Лене Бойцову, затем записка попала к Светлане Козловской. Девочка рассеянно взяла ее в руки и уже хотела было развернуть, решив, что это ей, но тут Ваня на весь класс чихнул и, когда Светлана удивленно подняла на него свои красивые глаза, показал пальцем на Пирожкова. Козловская улыбнулась и передала записку Наде Краснопевцевой, которая сидела напротив.
— Простудился, Мельников? — поставив Косте Белому пятерку, сочувственно спросила Нина Васильевна. — Сутки просидеть в бочке… Правда, истории уже известен подобный случай: древний греческий философ Диоген до глубокой старости прожил в деревянной бочке. Вы случайно не последователи Диогена?
— Он был сумасшедший? — спросил Пирамида.
— Диоген презирал знать, утопающую в роскоши и живущую в огромных каменных дворцах… Его дом — бочка — это был своего рода протест.
— Мне нравится Диоген, — заявил Ваня.
— И мне, — сказал Андрей.
— У нас в классе объявились сразу два Диогена! — хихикнул Пирамида. — Диоген Первый и Диоген Второй. Бочкожители…
— А ты — гвоздь в каждой бочке, — под общий смех осадил его Ваня.
Пирамида напряг лоб, соображая, как бы получше ответить, но Мельников отвернулся. Он наблюдал за партой Андрея.
Как только драгоценная записка оказалась в руках Краснопевцевой, она преспокойненько положила ее перед собой, а когда Мельников ловко подковырнул Пирамиду, развернула ее и принялась читать.
Не встанешь ведь на уроке и не отберешь у этой жерди записку! А Пирожков, ни о чем не догадываясь, сидел себе рядом с Надькой и даже не смотрел в сторону Мельникова.
Нина Васильевна, вспомнив про урок, сказала:
— Оставим Диогена вместе с его бочкой в покое… Тема нашего сегодняшнего урока…
Ваня не слушал. Он ерзал на месте, покашливал, стараясь привлечь внимание Пирожкова, но тот истуканом сидел и преданно смотрел на учительницу. Была бы под рукой стеклянная трубка, Ваня залепил бы ему в щеку жеваной бумагой.
Надя прочитала записку, и ни один мускул на ее лице не дрогнул. Положив записку на парту, она ребром ладони небрежно пододвинула ее к Пирожкову.
Настроение у Вани испортилось — в его расчеты не входило, что эту записку прочтет Краснопевцева. Он даже не заметил, что его соседка по парте Мила Спицына внимательно наблюдает за ним. И в глазах ее самый живой интерес.
— Не страшно вам было на корабле ночью в бочках? — шепотом спросила она. — Огромный трюм, темно… А если бы на вас напали злые корабельные крысы! Они, говорят, бывают с кошку. Бр-р! Я бы сразу со страха умерла…
Ваня хмуро взглянул на нее и пробурчал:
— Какие еще крысы?
— Я бы ни за что в жизни не согласилась добровольно забраться в бочку и просидеть там всю ночь…
— Мы спали, — сказал Ваня. — И видели прекрасные сны…
— Ты меня разыгрываешь?
— Мне приснилось, что я Надьке Краснопевцевой по башке хрестоматией трахнул!
Мила фыркнула и прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.
Нина Васильевна сурово взглянула на нее и сказала:
— Я думала, Спицына, ты будешь положительно влиять на Мельникова, а получается наоборот?
— Извините, Нина Васильевна, — покраснев, сказала Мила.
— Зря пересадили, — проворчал Ваня. — Я ведь не поддаюсь чужому влиянию…
— Это он таким закаленным стал после того, как в бочке просолился… — ввернул Пирамида.
После звонка Мила сказала своему соседу:
— Пожалуй, мы не будем вас обсуждать на сборе дружины.
— За что же такая милость? — удивился Ваня. Обычно Мила очень охотно проводила всякие обсуждения.
— Вы ведь и так сутки просидели в бочке, а это, наверное, еще хуже, чем в карцере?
— В карцере не сидел, — сказал Ваня.
— Я в книжке читала… Это фашисты придумали такой узкий каменный мешок, где узнику ни выпрямиться, ни лечь.
— Нам очень хорошо было в бочках, — сказал Ваня. — Мы чувствовали себя там космонавтами…
— И потом, вас Нина Васильевна очень сурово наказала: посадила за парты к самым ужасным девчонкам в классе!
— Вот это действительно кошмар, — улыбнулся Ваня, а про себя подумал, что эта Мила Спицына, оказывается, девчонка ничего… С ней можно разговаривать… даже на уроках!
— Почему ты разрешаешь своей Надьке читать чужие записки? Разворачивает и преспокойно читает, будто так и надо! — напустился Ваня на приятеля. — Я бы Милке за это…
— С Надькой лучше не связываться, — сказал Андрей. — Ты что, не знаешь ее? «Андрей Пирожков, ты ведешь себя возмутительно… — передразнил он отличницу. — Я вынуждена поставить об этом в известность нашего классного руководителя… Пирожков, какое право ты имеешь так грубо разговаривать с девочкой? Сейчас же извинись, иначе я приму меры!..» А меры ее известные: пойдет в учительскую и наябедничает. Как же, первая ученица! Ей с полуслова верят.
— Милка тоже не сахар, — на всякий случай сказал Ваня.
— Сравнил! — присвистнул Пирожков. — Милка — член совета дружины, поэтому такая… А когда забывает, что она — начальство, нормальная девчонка. Ты с ней вон на уроках разговариваешь, а попробуй спроси о чем-нибудь Надьку — головы не повернет. Сидит, как идол, — не пошевелится.
— И все-таки скажи ей, чтобы свой длинный нос в чужие дела не совала.
— Скажи сам.
— Ты же с ней сидишь.
— Я только и вижу ее профиль, — сказал Андрей. — Кстати, в профиль наша Надька похожа на Нефертити.
— На кого? — удивился Ваня.
— Нефертити, — повторил Андрей. — Была такая царица в Древнем Египте. Во всех магазинах сейчас продаются ее портреты. Вместо головы — каменный брусок торчит.
— И покупают?
— Что покупают?
— Ну, эту… царицу без головы.
— У нас дома тоже на стенке висит, — сказал Андрей. — Хоть она и без головы, все равно красивая.
— А Надька с головой… Теперь всем разболтает.
— Она ничего не поняла, — успокоил приятель. — И потом, тут ничего такого нет… — Он достал из кармана записку и прочитал: «…если не уговорим твою сестру, чтобы она взяла нас в экспедицию, то сами… Только на этот раз будем умнее. Ура! Даешь Вял-озеро!» Это до нее не дойдет…
— И она ничего тебе не сказала? — допытывался Ваня. — Отдала записку, и все?
— Как же, сказала… — заулыбался Андрей. — Сказала, что исследование пишется с двумя «с», а не с одним, как у тебя… Потом «чтобы» нужно вместе, а ты написал раздельно и перед «что» не поставил запятую… Вон погляди, какую она тебе жирную двойку вывела за это сочинение!
— Плевать я хотел на ее двойку, — небрежно сказал Ваня, хотя по лицу было видно, что он задет. — Главное, что из-за этой орфографии она смысла не уловила.
Михаил Андреевич — географ — сидел на задней парте. И было непривычно видеть пожилого учителя, смирно сидящего за партой. Рядом с Михаилом Андреевичем сидел Костя Белый. С каменным лицом, неестественно изогнув тонкую худую шею.
Студент вызвал к карте Пирамиду, Надю Краснопевцеву и Андрея Пирожкова. Оценки он в журнал не стал ставить: записал в свою книжечку. Михаил Андреевич тоже проставил свои отметки в блокнот. Потом, наверное, сравнят. У Виктора Викторовича наверняка отметки выше. Географ всегда был скуповат на пятерки. Впрочем, Наде Краснопевцевой обеспечена пятерка. Она круглая отличница и на четверки отвечать не умеет. Не то, что Пирамида или Ваня Мельников. У них в журнале тройка на тройке и тройкой погоняет. Вот у Андрея Пирожкова троек нет. Он всегда толково и обстоятельно отвечает по всем предметам.
Костя Белый еще больше изогнул свою тонкую шею, стараясь заглянуть в учительский блокнот, но Михаил Андреевич прикрыл страницу ладонью…
После того как Виктор Викторович рассказал про моря, омывающие северное побережье нашей Родины, географ ушел по своим делам, очевидно решив, что практикант и без него не пропадет. Как только за Михаилом Андреевичем закрылась дверь, Виктор Викторович широко улыбнулся и сказал:
— Про моря вы и сами в учебнике прочитаете, а сейчас я вам расскажу про одно потрясающее северное озеро. Правда, о нем нет ни слова в учебнике, но на карте оно есть… — Практикант взял указку и показал на Кольском полуострове маленькое синее пятнышко. — На этом озере в прошлом году со мной приключилась одна история…
Вот что рассказал Виктор Викторович.
Далеко-далеко на севере, за Полярным кругом, на десятки километров раскинулось синее чудо-озеро. На желтых обрывистых берегах шумят сосны и ели. Иногда можно увидеть десяток-два крепких деревянных домов — это рыбачьи поселения. На озере много больших и малых островов. На островах, среди сосен, стоят полуразвалившиеся часовенки.
Два месяца прожил в палатке Виктор Викторович на берегу этого озера. Не он один там был — целая научная экспедиция.
Как-то Виктор Викторович с приятелем поплыли на моторке проверять сети. Неожиданно поднялся ветер, а на этом озере всегда все начиналось неожиданно, пошла большая волна, лодку стало захлестывать. Кругом вода и до ближайшего берега — метров двести. А волны уже гуляют по озеру одна выше другой. Небо стало пасмурное, берег спрятался в тумане. Лодку крутит, и они уже не знают, в какую сторону плыть? Набежала волна, накренила лодку, и она зачерпнула бортом. Приятель стал вычерпывать воду, только куда там: следующая волна накрыла и их и лодку.
Вода в озере холодная даже в самый жаркий день. Сбросив с себя ватники и резиновые сапоги, Виктор Викторович и его приятель стали барахтаться в воде, не зная, что делать. И вдруг видят: прямо на них идут длинные черные торпеды… Когда они приблизились, то оказались обыкновенными топляками. В окрестностях заготовляли древесину и в плотах сплавляли по озеру. Отдельные бревна отрывались и самостоятельно путешествовали по воде.
Не раздумывая, приятели оседлали толстые скользкие бревна и, помогая руками, поплыли по воле волн. Над озером бушует ветер, сверкают молнии, то и дело бешеная волна накрывает с головой, но верные торпеды-топляки выныривают и довольно быстро идут вперед.
— Ну и куда же вы приплыли? — спросил Пирамида. — Прямо в Северный Ледовитый океан?
Виктор Викторович мельком взглянул на него и продолжал дальше.
На черных топляках они благополучно достигли суши. Только прибило их не к берегу, а к небольшому необитаемому острову. И там жили они, как дикари, три долгих дня. Соорудили из ветвей деревьев шалаш, при помощи кремня и сухой тряпки добыли огонь. Собирали еще недозрелую морошку, даже поймали несколько окуней. У приятеля случайно в кармане оказался рыболовный крючок, а леску они из ниток свили… Но хотя печеный окунь был очень аппетитный на вид, без соли его есть было противно…
Потом приплыла моторная лодка и забрала их. Два дня разыскивали товарищи пропавших без вести. И лишь на третий заметили на острове дым от костра.
В классе было удивительно тихо. Так на обычных уроках никогда не бывает. Все слушали с огромным интересом. Лишь Пирамида недоверчиво улыбался, и когда он хотел в середине рассказа задать практиканту очередной дурацкий вопрос, все на него зашикали, а Ваня Мельников показал кулак.
— Как называется это озеро? — спросил Ваня.
— Вял-озеро, — ответил Виктор Викторович.
— Ваша фамилия Калашников? — спросил Андрей Пирожков.
Виктор Викторович внимательно посмотрел на него и улыбнулся.
— Я уж подумал, не знакомого ли встретил, — сказал он. — В нашей экспедиции два школьника были. Отличные ребята. Работали мотористами.
— Я читал в «Комсомольской правде» про Вял-озеро и про то, как вы чуть не утонули, — сказал Андрей.
Ваня бросил на приятеля восхищенный взгляд: «Ну и Андрей, все знает!» — Верно, — согласился Виктор Викторович. — Об этом был напечатан очерк…
— Вы спасли своего друга, — сказал Андрей. — Он захлебнулся и пошел на дно, а вы нырнули за ним и вытащили. И долго плыли к берегу, а он держался за вас… Топляки вы увидели потом, когда были уже недалеко от берега.
— У тебя великолепная память, — сказал Виктор Викторович. — Ну, ладно, хватит об озере…
— Вам медаль дали за спасение утопающих? — вылез с глупой ухмылкой Пирамида.
— Если бы были учреждены медали за пустую болтовню, я тебе первому вручил бы, — не очень-то приветливо взглянул на него практикант.
— Я на любую согласен, — заржал Пирамида.
— Вот что, приятель, ты мне надоел, — сказал Виктор Викторович. — Я бы мог тебя выставить из класса, но как-то не хочется омрачать наше первое знакомство… — Он взглянул на Толика Григорьева, соседа Пирамиды. — Ты что так усердно сосешь?
— Ириски, — с трудом разлепив коричневый рот, сообщил Толик.
— Как раз то, что нужно, — сказал Виктор Викторович. — Дай одну своему приятелю. Пусть положит в рот и больше не раскрывает его…
— Он никакой мне не приятель… — запротестовал было Толик.
— Один болтун, другой жадина… — усмехнулся практикант. — Дай же ему одну ириску! Так и быть, я тебе со стипендии полкило куплю.
В классе засмеялись. Толик смутился и, пошарив рукой в парте, протянул Пирамиде ириску.
— Последняя, — с сожалением сказал он.
Посрамленный Пирамида сначала спрятал руки за спину, потом под смех всего класса взял ириску и положил в рот. При этом лицо у него стало глуповато-растерянным.
Так до самого звонка, который, впрочем, скоро прозвенел, он и не произнес больше ни слова.
— Этот практикант — отличный парень, — сказал на переменке Ваня. — Во-первых, посадил в галошу Пирамиду, во-вторых, потрясающе интересно рассказал про Вял-озеро…
— А вы и рты раскрыли, — подскочил к ним Пирамида. — Он вам сказки рассказывает, а вы, как первоклассники поверили.
— Это все правда, — спокойно сказал Андрей.
— Я где-то читал, что один рыбак выдрессировал целую стаю форели, — сказал Ваня.
— В каком журнале? — заинтересовался Андрей.
— Не помню.
— Как можно читать журнал и забыть его название? — возмутился Андрей.
— Сказки он вам рассказывает, — сказал Пирамида.
— Послушай, Славка, — неприязненно посмотрел на него Ваня. — Ну чего ты разоряешься? Геройский парень, друга в бурю спас, рассказал столько интересного.
— Здорово он тебя с этой ириской… — рассмеялся Андрей.
— Очень вкусная ириска… И еще полкило заработали. Так что я не в обиде.
— Это верно, — сказал Ваня. — Тебя обидеть трудно.
Славу Бабочкина не случайно прозвали Пирамидой. Был он весь какой-то нескладный, будто составленный из трех частей, соединенных шарнирами. Он и впрямь напоминал детскую разноцветную пирамиду: кривые, широко расставленные ноги в узеньких мятых брюках, массивное туловище с тяжелым задом и узкими плечами и, наконец, маленькая верткая голова с короткими прилизанными волосами. Карие глаза тоже неспокойные, бегающие. Слава Бабочкин любил прихвастнуть, при всяком удобном случае норовил выскочить вперед, корчил из себя этакого классного остряка. Конечно, случалось, он смешил на уроке весь класс. Даже учителя не могли сдержаться от смеха. А Славке только этого и нужно: сидит счастливый и маленькой головой туда-сюда крутит.
— Я читал в «Комсомолке» про Виктора Викторовича, — сказал Андрей. — Там и про мою сестру было написано.
— Про сестру? — удивился Ваня. — Тоже спасла кого-нибудь?
— Моя сестрица была в этой самой экспедиции. Она ведь микробиолог. Микробов и инфузорий изучает…
— На Вял-озере?
— Все лето там была. Только она не про щук и окуней рассказывала, а про каких-то ужасных мошек и комаров. Их там тьма.
— Что же ты раньше-то мне ничего не рассказал? — воскликнул Ваня.
— Чего рассказывать-то? Про комаров и мошек?
— У тебя эта газета сохранилась?
— Если хочешь, спрошу у сестры.
— После уроков покажешь, — сказал Ваня. — Если бы у меня была сестра и ездила в экспедиции, да я… в рюкзак бы к ней забрался и тоже поехал!
Андрей не успел ничего сказать, потому что зазвонил звонок, и они нехотя отправились в класс.
Как и следовало ожидать, их вызвали самыми первыми. Ваня, запинаясь и спотыкаясь, прочел наизусть стихотворение Пушкина «Анчар» и получил тройку, хотя был уверен, что честно заработал четверку. Андрей прочел с выражением отрывок из «Евгения Онегина» и обстоятельно разобрал его. Лучше бы и его соседка — отличница Надя Краснопевцева — не ответила, но Нина Васильевна поставила лишь четверку.
У Нины Васильевны гладкие русые волосы, уложенные на затылке тугим узлом. В узле — черные шпильки. Иногда они ни с того ни с сего начинают выскакивать, и тогда учительница снова их вставляет. Нине Васильевне тридцать лет, и она очень симпатичная. Лицо у нее доброе, круглое, с большими серыми глазами. Когда учительница сердится, глаза темнеют, а светлые брови сдвигаются вместе. Впрочем, сердитой Нина Васильевна редко бывает. Даже Пирамида не в силах вывести ее из себя. С ребятами она умеет ладить, а девчонки от нее без ума. Даже в театр и кино вместе с ней ходят.
К доске вышел Костя Белый. Звонким жизнерадостным голосом с привыванием бойко начал:
Погиб поэт, — невольник чести -
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести, Поникнув гордой головой!..
Нина Васильевна, склонив набок русоволосую голову, с удовольствием слушала его. Костя участвовал в школьной художественной самодеятельности и читать стихи умел.
Вырвав из тетрадки по алгебре чистую страницу, Ваня стал быстро писать записку Пирожкову.
Мила Спицына, скосив свои светло-коричневые глаза, взглянула на лист, который Ваня прикрывал ладонью, и шепотом предупредила:
— Тоже Светке записку пишешь? На меня не рассчитывай — не передам.
«Дурища!» — хотел сказать Ваня, но решил пока не осложнять отношений. И даже приоткрыл немного лист, чтобы Мила увидела первое слово: «Андрюха!». Мила увидела и сразу успокоилась. В Свету Козловскую были влюблены сразу трое: Леня Бойцов, Андрей Пирожков и Пирамида. И все они писали ей записки, а Миле приходилось передавать, так как ближайшая почтовая трасса проходила как раз через ее парту.
Про Свету Козловскую нельзя было сказать что она красавица: худенькая, стройная, с птичьим лицом, на котором выделялись синие глаза с загнутыми ресницами. Она увлекалась фигурным катанием и уже завоевала на юношеских соревнованиях второй разряд. Света была доброй, застенчивой девочкой и никогда не хвасталась своими спортивными успехами. Даже никому не сказала, что ее вместе с другими юными фигуристками будут показывать по телевизору. И лишь те, кто случайно смотрел в тот вечер телевизор, увидели Свету на катке.
Сделав из записки пакетик, точь-в-точь такой же, в каких продают в аптеке порошки, Ваня хотел было его щелчком послать прямо по адресу, но Мила взяла записку и незаметно передала Толику Григорьеву, тот — Лене Бойцову, затем записка попала к Светлане Козловской. Девочка рассеянно взяла ее в руки и уже хотела было развернуть, решив, что это ей, но тут Ваня на весь класс чихнул и, когда Светлана удивленно подняла на него свои красивые глаза, показал пальцем на Пирожкова. Козловская улыбнулась и передала записку Наде Краснопевцевой, которая сидела напротив.
— Простудился, Мельников? — поставив Косте Белому пятерку, сочувственно спросила Нина Васильевна. — Сутки просидеть в бочке… Правда, истории уже известен подобный случай: древний греческий философ Диоген до глубокой старости прожил в деревянной бочке. Вы случайно не последователи Диогена?
— Он был сумасшедший? — спросил Пирамида.
— Диоген презирал знать, утопающую в роскоши и живущую в огромных каменных дворцах… Его дом — бочка — это был своего рода протест.
— Мне нравится Диоген, — заявил Ваня.
— И мне, — сказал Андрей.
— У нас в классе объявились сразу два Диогена! — хихикнул Пирамида. — Диоген Первый и Диоген Второй. Бочкожители…
— А ты — гвоздь в каждой бочке, — под общий смех осадил его Ваня.
Пирамида напряг лоб, соображая, как бы получше ответить, но Мельников отвернулся. Он наблюдал за партой Андрея.
Как только драгоценная записка оказалась в руках Краснопевцевой, она преспокойненько положила ее перед собой, а когда Мельников ловко подковырнул Пирамиду, развернула ее и принялась читать.
Не встанешь ведь на уроке и не отберешь у этой жерди записку! А Пирожков, ни о чем не догадываясь, сидел себе рядом с Надькой и даже не смотрел в сторону Мельникова.
Нина Васильевна, вспомнив про урок, сказала:
— Оставим Диогена вместе с его бочкой в покое… Тема нашего сегодняшнего урока…
Ваня не слушал. Он ерзал на месте, покашливал, стараясь привлечь внимание Пирожкова, но тот истуканом сидел и преданно смотрел на учительницу. Была бы под рукой стеклянная трубка, Ваня залепил бы ему в щеку жеваной бумагой.
Надя прочитала записку, и ни один мускул на ее лице не дрогнул. Положив записку на парту, она ребром ладони небрежно пододвинула ее к Пирожкову.
Настроение у Вани испортилось — в его расчеты не входило, что эту записку прочтет Краснопевцева. Он даже не заметил, что его соседка по парте Мила Спицына внимательно наблюдает за ним. И в глазах ее самый живой интерес.
— Не страшно вам было на корабле ночью в бочках? — шепотом спросила она. — Огромный трюм, темно… А если бы на вас напали злые корабельные крысы! Они, говорят, бывают с кошку. Бр-р! Я бы сразу со страха умерла…
Ваня хмуро взглянул на нее и пробурчал:
— Какие еще крысы?
— Я бы ни за что в жизни не согласилась добровольно забраться в бочку и просидеть там всю ночь…
— Мы спали, — сказал Ваня. — И видели прекрасные сны…
— Ты меня разыгрываешь?
— Мне приснилось, что я Надьке Краснопевцевой по башке хрестоматией трахнул!
Мила фыркнула и прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.
Нина Васильевна сурово взглянула на нее и сказала:
— Я думала, Спицына, ты будешь положительно влиять на Мельникова, а получается наоборот?
— Извините, Нина Васильевна, — покраснев, сказала Мила.
— Зря пересадили, — проворчал Ваня. — Я ведь не поддаюсь чужому влиянию…
— Это он таким закаленным стал после того, как в бочке просолился… — ввернул Пирамида.
После звонка Мила сказала своему соседу:
— Пожалуй, мы не будем вас обсуждать на сборе дружины.
— За что же такая милость? — удивился Ваня. Обычно Мила очень охотно проводила всякие обсуждения.
— Вы ведь и так сутки просидели в бочке, а это, наверное, еще хуже, чем в карцере?
— В карцере не сидел, — сказал Ваня.
— Я в книжке читала… Это фашисты придумали такой узкий каменный мешок, где узнику ни выпрямиться, ни лечь.
— Нам очень хорошо было в бочках, — сказал Ваня. — Мы чувствовали себя там космонавтами…
— И потом, вас Нина Васильевна очень сурово наказала: посадила за парты к самым ужасным девчонкам в классе!
— Вот это действительно кошмар, — улыбнулся Ваня, а про себя подумал, что эта Мила Спицына, оказывается, девчонка ничего… С ней можно разговаривать… даже на уроках!
— Почему ты разрешаешь своей Надьке читать чужие записки? Разворачивает и преспокойно читает, будто так и надо! — напустился Ваня на приятеля. — Я бы Милке за это…
— С Надькой лучше не связываться, — сказал Андрей. — Ты что, не знаешь ее? «Андрей Пирожков, ты ведешь себя возмутительно… — передразнил он отличницу. — Я вынуждена поставить об этом в известность нашего классного руководителя… Пирожков, какое право ты имеешь так грубо разговаривать с девочкой? Сейчас же извинись, иначе я приму меры!..» А меры ее известные: пойдет в учительскую и наябедничает. Как же, первая ученица! Ей с полуслова верят.
— Милка тоже не сахар, — на всякий случай сказал Ваня.
— Сравнил! — присвистнул Пирожков. — Милка — член совета дружины, поэтому такая… А когда забывает, что она — начальство, нормальная девчонка. Ты с ней вон на уроках разговариваешь, а попробуй спроси о чем-нибудь Надьку — головы не повернет. Сидит, как идол, — не пошевелится.
— И все-таки скажи ей, чтобы свой длинный нос в чужие дела не совала.
— Скажи сам.
— Ты же с ней сидишь.
— Я только и вижу ее профиль, — сказал Андрей. — Кстати, в профиль наша Надька похожа на Нефертити.
— На кого? — удивился Ваня.
— Нефертити, — повторил Андрей. — Была такая царица в Древнем Египте. Во всех магазинах сейчас продаются ее портреты. Вместо головы — каменный брусок торчит.
— И покупают?
— Что покупают?
— Ну, эту… царицу без головы.
— У нас дома тоже на стенке висит, — сказал Андрей. — Хоть она и без головы, все равно красивая.
— А Надька с головой… Теперь всем разболтает.
— Она ничего не поняла, — успокоил приятель. — И потом, тут ничего такого нет… — Он достал из кармана записку и прочитал: «…если не уговорим твою сестру, чтобы она взяла нас в экспедицию, то сами… Только на этот раз будем умнее. Ура! Даешь Вял-озеро!» Это до нее не дойдет…
— И она ничего тебе не сказала? — допытывался Ваня. — Отдала записку, и все?
— Как же, сказала… — заулыбался Андрей. — Сказала, что исследование пишется с двумя «с», а не с одним, как у тебя… Потом «чтобы» нужно вместе, а ты написал раздельно и перед «что» не поставил запятую… Вон погляди, какую она тебе жирную двойку вывела за это сочинение!
— Плевать я хотел на ее двойку, — небрежно сказал Ваня, хотя по лицу было видно, что он задет. — Главное, что из-за этой орфографии она смысла не уловила.