Страница:
Христос молчал на допросах, диалог невозможен, потому что нет общего языка, на котором можно говорить жителям двух миров.
Ты считаешь, что эта земля - чужбина, мы изгоним тебя из нее и заберем у тебя дом! - говорят мне мои обвинители. Но у них нет такой силы.
Иисус отвечал: Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше (Иоан. 19, 11).
Я еще не вижу, что идет атака на "завесу". Так я назвала общий замысел сатаны, атакующего мое сознание и мою душу, сокрытые под "завесой", оболочкой...
Я еще не знала пока, что должна пройти по воле Божией эти испытания страхом, ненавистью, гневом. Поэтому я и делала ошибки, без ошибок я не смогу осознать себя.
Без ошибок я не смогу научиться христианству.
Ты видишь? Идет атака на "завесу", это общий замысел, в нем участвуют мои обвинители, моя соседка по камере и даже мой ум, стесненный сатанинским натиском, страхом, воспоми-наниями, сожалениями. Ты видишь?. - слышу я после пустякового конфликта с соседкой по камере, конфликта, в котором она, осуществляя замысел, должна истощать мою силу.
Я наконец вижу. Диалог невозможен. Нет общего языка. Христианство безумие, или это - не христианство.
Пришла пора выбирать. У меня нет больше возможностей выбирать из христианства то, что мне удобно, то, что для меня безопасно, и то, что разрешает делать христианству сей мир.
Идет атака ежесекундно, камера, в которой я заключена, атакуется стрелами, они вонзаются в меня, в хрупкий панцирь, оставляя на нем невидимые раны.
Глаз не видит и ухо не слышит этой атаки, но это не значит, что ее нет, она сотрясает мир...
Мир распинает Бога ежесекундно, отрекаясь от своего Творца, распинает до тех пор, пока Он позволяет это миру, потому что Он постоянно воскресает и дает жизнь миру Своим Распятием и Своим Воскресением.
Идет атака на "завесу", и христианство призвано это знать и видеть.
Господь дал христианам эту способность видеть, если они захотят видеть. Но сколь ответственна эта способность - хотеть.
В Законе, данном Богом, человеку было указано, как пользоваться веществом, чтоб человек мог остаться человеком до прихода Христа, когда Богу угодно будет открыть новую веру и дать новые заповеди и открыть завесу.
Первым туда вместе с Господом войдет разбойник за покаяние и исповедание веры.
У нас нет больше времени, у христиан нет больше времени, наша жизнь повисла на волоске, ибо день есть отрезок пути и дан как отрезок пути к Вечности. Мы должны будем ответить за каждый отрезок пути.
"Вы не отвечаете на вопросы следствия потому, что в уставе марсианской враждебной организации (все то же) рекомендуется не отвечать на вопросы?!"
Христос не отвечал на вопросы Пилата.
Вопросы следователя могли бы показаться фарсом, если бы это не происходило на грани жизни и душевной смерти. Одно и то же: "Где же ваш Бог? Почему Он не спасает вас?" Сойди с креста, если ты - Бог!
"Почему Он не наказывает меня?" - спрашивает следователь с плохо скрываемой издевкой.
Это похоже на фарс. Старушка, назвавшаяся протестанткой, которую привела ко мне моя знакомая для того, чтобы я помогла старушке приобщиться к православию, оказывается агентом. Как печально, она совсем стара, сколько ей осталось еще дней... Но может быть, она успеет еще, как разбойник, покаяться и исповедать Тебя, Господи?!
"Это - недоразумение, - говорю я следователю, словно бы очнувшись от абсурда, от бреда, в который мы погружены не по нашей воле. - Это недоразумение, как вы можете бороться с Творцом Вселенной, создавшим вас и все, что вокруг вас?"
Слезы растопили мое жесткое сердце, и мне стало жалко его. Слава Тебе, Господи! Мне наконец стало жалко своих обвинителей! И они - Твое создание.
"Это - недоразумение, неужели вы и в самом деле верите, что ваш ум родствен уму обезьяны?" Я не могу ненавидеть, я не хочу ненавидеть, мой ум не имеет ничего общего со звериным умом обезьяны!
Они - в плену, это - несчастье, беда, это осудить невозможно, потому что нас всех ждет Суд, страшнее которого не могут придумать мои обвинители.
Это я виновата во всем, виновата и в предательстве этой старушки тоже.
Значит, это не было христианством, ведь я не смогла передать ей тот огонь, который сжег бы в ней страх и желание лжесвидетельствовать.
Мы - христиане - не умеем жить в этом мире по-христиански.
Мы выбираем из Ветхого Завета то, что нам легко исполнить, и, в лучшем случае, мечтаем об исполнении Нового Завета. Мы не умеем жить в этом мире, поэтому наши встречи друг с другом пусты, нам нечего дать друг другу, кроме необязательных слов. И когда нас бросают в Вавилонскую печь, мы сгораем.
О, как страшен этот бесплодный путь мнимого христианства по земле, которая ежесекундно сотрясается от вольного распятия Бога!
Как страшен этот путь, ведущий к тому мгновению, когда мы осознаем, что мы утратили, охваченные страхом, когда мы поймем, за что мы отдали свое блаженство. И сколь необходимой и желанной станет для нас утраченная возможность быть гонимыми за крест Христов! Но поздно будет, поздно...
Жизнь моя висит на волоске. Не сегодня завтра кончится этот путь, ведущий к Вечности, и последний отрезок станет последним днем.
В Московскую Патриархию
Прошу передать это обращение во Всемирный совет Церквей, предстоятелям всех христианских церквей и христианам всего мира.
ОБРАЩЕНИЕ
Арестован мой муж, писатель Феликс Светов, православный христианин, создавший ряд романов, свидетельствующих о Христе в современной России. Один из его романов "Отверзи мне двери" был опубликован в Париже в издательстве ИМКА-Пресс. Он - автор нескольких книг, вышедших в СССР, был исключен из Союза писателей СССР за свои сочинения. Его отец, известный историк, профессор МГУ Фридлянд И. С., был расстрелян органами НКВД в 1936 году и посмертно реабилитирован. Я - в ссылке, осуждена на шесть лет лишения свободы за исповедание православной веры, пробыла год в тюрьмах, сейчас поселена вдали от храма, от христиан, от родных и близких. Мой муж болен, ему сейчас 57 лет. В тот час, когда его увели из дома, у нас родился второй внук. Наши дети Сергей, Зоя, Виктор (муж дочери), внуки Филипп и Тимофей беззащитны. Слезно молю всех христиан всеми возможными способами помочь моему мужу. Блаженны не только гонимые за слово Божие, благословенны и те, кто защищает гонимых (Мф. 25, 34-36).
Усердно молитесь за нас. Русская Церковь в тяжелой беде. Будем неустанно молиться за погибающий мир, он будет сожжен, если христиане будут молчать, только живая вода исповедничества и единства во Христе может погасить огонь сатанинской злобы, которая разгорается в мире.
"Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." - писал Тютчев, зная, что сочувствие дается нам как благодать. Мы не знаем, получат ли сочувствие наши книги, ибо это не в нашей власти. Но мы знаем, что Господь поклялся в гневе Своем, что мы не войдем в Его покой, как сказал Апостол Павел, за неверие.
Кому нужны романы о Христе в мире, где забыты эти слова, где не боятся "не войти в покой Бога", где не верят, что где-то есть этот преблагословенный покой? Кому нужны, кроме КГБ, эти книги, написанные без надежды на сочувствие?!
Но "нам сочувствие дается, как нам дается благодать...".
Мы пришли ко Христу уже взрослыми людьми.
В интеллигенции возник впервые за долгие годы интерес к Церкви.
Оказалось, что уже двадцать веков после воскресения Спасителя человечество живет надеждой на воскресение. Оказалось, что человечество за эти 20 веков создало величественную церковную культуру, из которой вышла вся мировая культура. Оказалось, что весь мир живет молитвой Церкви и что до тех пор, пока есть Церковь и есть молитва, Бог сохраняет мир. Оказалось, что у человека есть душа и она стоит целого мира. Оказалось, что душа бессмертна и нет никакой власти на земле, которая могла бы поработить душу, если человек этого не захочет...
Оказалось, что мир другой, чем я вижу его телесными очами, что он повис на виселице и что только христианство может спасти его от огня, который Господь позволил накопить человечеству для своего уничтожения, обещанного Богом за измену Ему. Оказалось, что Творец Вселенной ждет возвращения человека к Себе, потому что мир живет только любовью Творца к своему творению и ожиданием ответной любви к Нему.
Двери Церкви оказались открытыми. Тот, кто хотел, мог войти туда.
Оттуда для нас начиналась дорога к тюрьме. Но выбор есть выбор, христианство - это безумие, или это - не христианство.
Моя жизнь висит на волоске, каждый день есть отрезок пути к Вечности, и у меня нет никакого выбора, он уже сделан.
Время дается, чтобы созрел плод. Дни лукавы, они пластично, бесшумно истекают неизвестно куда. Дни - покров, время - форма, скрывающая Вечность. Они даны мне еще и для того, чтобы помнить о пределе времени. Смысл времени, я думаю, прост, оно служебно, как всякая форма, как и все, что укрывает сущность. Сущность же - созревание души для Царства. Для этого дана жизнь в этом мире, чтобы созрел плод и виноградная лоза сбросила созревшую ягоду свою (Иов. 15, 33).
Время дано, чтобы все время быть со Христом, оно дано для счета, чтобы считать утраченные дни и часы, отсекая то, что мешает быть с Ним.
Время дано, чтобы созрела душа, а созреть она может лишь в общении со Христом, наполняющим собой все. Для этого душа и послана в странствование, одета в тело, призвана к скорбям, тесноте, мучениям. Ко кресту. Ибо невиданная и неслышимая ею жизнь - Вечное Благо. Это та жизнь, которую она ищет здесь, ищет красоту, любовь, рай. Но здесь все уносит время - поток смертного вещества, уносит, по дороге превращаясь в суррогаты, иллюзии, неисполнимые надежды.
Богу угодно, чтобы душа жила здесь в утеснении, в аскезе, в скорбях. Богу не угодно, чтобы любовь к своему, к себе, к родным и близким наполняла душу, ибо это - присвоение принадле-жащего Богу, над Которым никто не властен, кроме Него. Это присвоение омрачает душу, мешая стяжать мир Христов.
Поэтому история Божьего народа начинается с жертвы Авраама Исааком.
Жертва собой, сыном, своим есть доверие Богу, доверие, возвращающее Творцу Его творение. Жертва Исааком необходима для полноты, она освобождает место для Бога в душе, жертвующей собой и своим. Ты даешь возможность Богу восполнить добровольную утрату получением во сто крат больше того, что было принесено в жертву.
Авраам получил Исаака, а от него родилось человечество.
Матерь Божия пожертвовала Собой и родила Спасителя человечества. Ничто, пожертво-ванное Богу ради истинного бытия с Ним и по любви к Нему, не утрачивается, все отданное возвращается и соединяется в Его любви в Церкви, ибо Церковь есть полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1, 23). Это соединение во Христе нерасторжимо ни в сем веке, ни в будущем.
Мы пришли ко Христу уже сложившимися людьми. Для того чтобы жить во христианстве той жизнью, которая завещана Христом, нужно умереть.
Вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге, - говорит святой Апостол Павел (Кол. 3, 3).
Двадцать веков существует христианство. И двадцать веков человек стремится его изменить.
Человек хочет в угоду себе исправить Закон, данный Богом. Он хочет исправить его в тот же миг, когда получает его. Он хочет приспособить его к себе. Потому что со времен едемской катастрофы он знает, что такое добро и зло.
В Едеме человек сказал сатане "да", теперь он должен говорить только "нет". Для этого первый Закон, данный Богом человеку, учит его обращаться с веществом этого мира, чтобы не быть плененным миродержцем и отвечать ему только "нет", а Новый Завет учит побеждать вещество этого мира.
Но побеждать вещество можно только на кресте, добровольной смертью, добровольно погубив душу, по слову Господа, т. е. отдав жизнь за Истину в этом мире ради вечной жизни с этой Истиной.
Это - безумие. Мы не хотим умирать. Мы не хотим христианства как безумия и потому говорим сатане и "да", и "нет".
Вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Здесь невозможен компромисс, но человек ищет компромисса. Он хочет невозможного: чтобы жизнь его была сокрыта со Христом в Боге и в то же время чтоб она безбедно протекала в этом мире.
Мы пришли в христианство, не зная его. Мы не знали, что такое Церковь. Мы пришли туда за Вечностью, считая, что уже наш приход туда "обеспечивает" нам Вечность. Господь ждет вас, - сказали нам.
Господь как нищий с протянутой рукой стоит у дверей ваших душ, прочли мы у одного современного богослова. Значит, все в порядке, нас звали - мы пришли. Мы сделали одолжение Богу и, значит, спасены.
У князя мира есть целый арсенал подмен. Самое простое и распространенное: достаточно быть крещеным и почитать себя христианином. Все остальное сделает за нас Бог.
Это слишком глубокий пласт жизни - начало нового бытия, начало бытия в Церкви. Это сокрыто в тех тайниках души, которых мы сами не знаем в себе, и потому писать об этом невозможно. Это - мука и ожидание блага, это падение и ужас оставленности, обморок души, погруженной во тьму, и редкие мгновения тишины, озаренные незнакомым светом.
Мы пришли в Церковь, которая давно ушла из пустыни, где она сохранялась от мира и где созревала ее непобедимая сила. Мы пришли в Церковь, которая избрала для себя жительство в мире.
Первая ложь, которая была принесена в первохристианскую Церковь, обернулась смертью для тех, кто позволил себе солгать Духу Святому, живущему в Церкви.
Мы узнаем это из откровения о Церкви, засвидетельствованного в Деяниях Апостолов (Деян. 5, 11-1).
Ложь в Церкви ведет к смерти, таков Суд Господень. Семя тли, семя лжи было посеяно сатаной уже в раннехристианской Церкви. Бог позволил это для того, чтобы все натиски ада на Церковь не одолели ее врат, как бы ни атаковались эти врата.
Наша Церковь давно ушла из пустыни, начав новый путь своего странствования в мире. Начав новое, историческое христианство, т. е. христианство, приспособленное к условиям, которые предлагает мир.
Мир, в котором удержалась Русская Православная Церковь, стал для нее убежищем, и чтобы сохраниться, ей надо было принять условия мира. Так решил митрополит Сергий (Страгородский), ставший по разрешению Сталина первым советским патриархом. Вместе с ним декларацию 1927 года о "симфонии" со сталинизмом подписали несколько епископов. В средние века Церковь спасалась от мира в пустыне. Теперь было решено остаться в мире, приняв его условия.
Господь сказал: И на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Следовательно, если врата ада одолели Церковь, то это уже не Церковь, а вид ее, ибо и сатана принимает вид Ангела света (II Кор. 11, 14).
Эта тема слишком горька, в ней не может прозвучать ни единой осуждающей ноты.
Это наша вина, наша беда, это наша вторая смерть, если мы не откажемся от лжи, ибо Суд начинается с Дома Божия, с Церкви (I Пет. 4, 17).
Мы призваны стать царственным священством, народом, взятым в удел Божий, но мы покидаем добровольно удел, и жизнь наша уже не сокрыта со Христом в Боге, потому что мы ищем своего, а не того, что угодно Богу (Фил. 2, 21).
Начался ли новый этап нашей жизни с назначением митрополита Сергия патриархом? Как случилось, что обновленчество (это обновленческое, реформированное православие принято называть "сергианством" по имени митр. Сергия) все же победило? Было ли это результатом предшествующей истории русской Церкви, раскола, грехом братоубийства, ослабившего духовную силу у традиционного русского священства? Было ли это результатом ухода Церкви из пустыни? И наконец, было ли это реакцией на гонения 20-60-х годов?
Я не пишу историю Церкви и не анализирую особенностей ее пути в истории, мне это не под силу, история напишется, когда ей придет пора. Я хочу коснуться только одного очевидного для всех явления, оно может помочь нам понять особенности духовной жизни в современной русской патриаршей Церкви.
Церковь - Тело Христово, мистическое единство еще странствующих в этом мире и уже почивших в Царстве Бога. Так вкратце мы, православные, мыслим нашу связь во Христе со святыми Его, их участие в нашей жизни, нашу общую жизнь, сокрытую во Христе с Богом, по слову Апостола Павла.
Преподобный Симеон Новый Богослов говорит: "Кто не изволяет со всей любовью и желанием в смиренномудрии соединиться с самым последним (по времени) из всех святых, имея к нему некое неверие, тот никогда не соединится и с прежними и не будет вчинен в ряд предшествующих святых, хотя бы ему и казалось, что он имеет всю веру и всю любовь к Богу и ко всем святым. Он будет извержен из среды их, как не изволивший в смирении стать на место, прежде век определенное ему Богом, и соединиться с тем последним (по времени) святым, как предопределено сие ему Богом" ("Деятельные и богословские главы", с. 560).
Это суждение, бесспорное в его истинном православном смысле, проливает свет на многие наши недоумения. Тело Христово не может быть разорвано, мы не можем существовать как Церковь вне связи со святыми мучениками, исповедниками. Тело Христово не может быть разделено на тех, кого мир разрешает считать святыми, и на тех, кого мир запрещает почитать святыми.
Мы не только утаили своих мучеников, исповедников, своих святых, близких нам по времени, мы не только не признали их, мы солгали Богу и себе, что их не было. На протяжении нескольких десятилетий наши иерархи, в том числе и патриархи, лжесвидетельствовали о том, что мучеников и исповедников, убиенных в России за веру в XX веке, не было и нет.
Это не подлежит человеческому суду, потому что это подлежит Суду Бога.
Тело Христово не может быть разорвано, оно распинается вместе с его Главой, если же оно уходит от креста, значит, это уже не Церковь Христова. Тот, кто лжет на святых, тот "будет извержен из среды их", и тот, кто не признает последних по времени святых, тот никогда не соединится с прежними, он извергает себя из православия и, значит, лишается его духовной силы.
Церковь - не учреждение и не просто собрание верующих для участия в общем богослуже-нии. Это - духовный организм. Бог почивает во Своих святых, и любая измена Ему и Его святым поражает духовный организм духовным бессилием. Где Дух Господень - там свобода. Там, где Церковь уступает миру, там она утрачивает свою свободу, ибо она есть столп и утверждение Истины и призвана утверждать в сем мире Истину.
"Сергианство", или "неохристианство", со всем, что несет оно в своей духовной сути и во внешних проявлениях, отражающих эту суть, свидетельствует о гневе Божием, поразившем нас за измену Слову Божию, за желание исправить Евангелие в угоду миру.
Господь попускал ереси, чтобы в борьбе с ними и победе над ними, которую он каждый раз дарует взыскующим ее в Истине, очищалось православие. Преподобный Максим Исповедник, как ни ломали его иерархи, патриарх, вся Церковь, выстоял во всех мучениях. Когда ему сказали, что он, простой монах, восстает против мнения всех иерархов, преподобный Максим отвечал, что, если бы даже Ангел с небес проповедовал ересь, он все равно отстаивал бы Истину.
Он победил. Это было безумием.
"Плетью обуха не перешибешь!" - сказал патриарх Пимен одному молодому человеку, который осмелился спросить патриарха: почему Церковь добровольно отказалась от той миссии, которая была завещана ей Христом. "Плетью обуха не перешибешь!" - ответил патриарх Московский и всея Руси.
Надо думать, что решение митрополита Сергия было следствием его любви к Церкви и ближним, которые, как он предполагал, не будут спасены, если Церковь будет в постоянных гонениях. Надо думать, что патриарх Сергий не мог предполагать, что он лично, а не Господь, спасает Свою Церковь, которую не могут одолеть врата ада, если она будет стоять на камне бескомпромиссного исповедания Христа. По-видимому, митрополит Сергий, ставший патриархом, был уверен, что исполняет волю Бога. Мы не знаем, прав ли он был. Это не подлежит человеческому суду. Мы можем только искать ответ в Евангелии, нам не известны никакие другие откровения о Церкви, кроме тех, что записаны в Евангелии.
В Евангелии есть ответ на поставленные вопросы. Апостол Петр, названный Господом за исповедание Христа камнем Церкви, из любви к Господу говорит ему: Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! (Мф. 16, 22). Не иди на крест. Мне жалко Тебя терять, не умирай, оставайся с нами...
Мы любим своих близких, своих детей и родных, мы не хотим для них крестной смерти. Это - человеческая любовь. Нам жалко, нам невозможно терять свое, родное, близкое. Но нам сказано: Любовь не ищет своего (I Кор. 13, 4). Нам сказано: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Иоан. 15, 13). И потому на эту человеческую, столь понятную нам любовь Апостола Петра Господь отвечает с жесткостью, отрицающей все пути к компромиссу. Он говорит святому Апостолу Петру, только что названному им камнем, на котором Он создаст Церковь Свою: Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое (Мф. 16, 23). Ты ищешь своего. Отойди.
Надо думать, митрополит Сергий, ставший патриархом, знал этот текст и его смыслы не хуже нас, он считался крупнейшим богословом. Но знание, учит нас святой Апостол Павел, ничто. Кимвал звучащий и медь звенящая, если не имеем любви, которая не ищет своего (I Кор. 13, 1-2).
Компромисс - не крест, а смирение - не компромисс. Господь наш смирил Себя перед Отцом, но не перед фарисеями и иудеями. Церковь - столп и утверждение Истины, и она не платит никому дань в мире сем...
Это было не время собирания смокв, когда Господь подошел к смоковнице. На ней не было плодов. Она не успела дать плоды, потому что время не подошло. Да не будет на тебе плодов вовек! - сказал Он, и смоковница засохла.
Вера - не только, по словам Господа, может творить то, что Он сотворил с бесплодной смоковницей, вера побеждает "уставы естества", так утверждает Церковь, прославляя пречистую Матерь Бога нашего.
Вера дает плоды даже тогда, когда по уставам естества и уставам времени еще рано собирать плоды.
Мы еще слабы, мы не можем, подождем, еще не время собирания смокв, говорит священник. Он молод, силен, он - ученый священник, знает хорошо тексты Священного Писания. Он был научным сотрудником в миру, он ушел с мирской работы и стал священником по любви к Церкви. К нему стекается народ, говорят, он дает духовные наставления. Как хорошо. Это - плод того самого духовного возрождения. Молодые люди из науки, культуры идут в священство.
Мой собеседник особенно заметен, он, как говорится, вышел из хороших рук, его духовный отец - ныне усопший известный в Москве пастырь. Он был знаменит в интеллигентских кругах, он был умным проповедником, философом, мудрым наставником, властителем дум. Вокруг него сложилась "христианская элита", неофиты и давно живущие церковной жизнью. Он, можно сказать, создал свою школу священников, школу нового христианства, христианства 60-70-х годов. Огромный приход, храм полон детьми, их молодыми родителями, стариками, словом, это некий символ нашей религиозной жизни...
Еще не время собирания смокв, мы будем ждать, когда мы духовно созреем, духовно окрепнем, - повторяли и повторяют за знаменитым пастырем его ученики. Чтобы подтвердить свою правоту, они ссылаются на где-то сокрытых от нашего взора старцев...
Это очень тонкая подмена, настолько тонкая, что ее трудно описать. Евангелие знает эту опасность. Эта тема там названа жестко и бескомпромиссно: упразднение креста Христова.
Упразднение путем подмены. В раннехристианской Церкви этому упразднению способст-вовала проповедь о необходимости обрезания, плотского служения Богу. О необходимости исполнения обряда, правила, нормы. Апостол Павел боролся с этой подменой с непримиримос-тью евангельского максимализма: они принуждают вас обрезываться, - пишет он Галатам, - только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов (Гал. 6, 12).
В современной Церкви есть свои проповедники "обрезания" - обряда, закона, проповедники подмены креста, чтобы не быть гонимыми за крест Христов. Нравственные обязательства друг перед другом и исполнение норм христианской морали, по мнению этих "проповедников обрезания", вполне могут заменить крест Христов и даровать Царство.
Сейчас не время для креста, сейчас не время для Господней работы, для свидетельства, исповедничества, мир не хочет свидетельства. Мы будем пока исполнять другие заповеди. Крест - это символ, - раскрывают современные наши богословы суть нового христианства. Крест - это терпение скорбей: сварливой жены, непослушных детей, болезней, вздорного начальника и всего, что несет нам этот мир. Наше дело исполнять нравственные нормы, остаться милостивыми, добрыми, порядочными, честными.
Крест - это терпение скорбей, - повторяли мы слова епископа Игнатия Брянчанинова, сказанные в XIX веке, когда Церковь уже ушла из пустыни и поэтому становилась все более ненужной миру, он переставал верить в ее свидетельство, соль утрачивала свою силу. Оставались еще редкие пустынники в Церкви, среди них был и епископ Игнатий, живший в пустыне посреди мира.
По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? - говорит Господь (Мф. 7, 16). Но сейчас не время собирания плодов, объясняют нам. Мы не готовы умирать за этот мир.
"Мы - избранные, а мир во зле лежит". Он должен умереть для нас, а не мы для него. Так говорят те, кто считает себя аскетами, теперь часто встречаются многодетные пустынники, знающие Отцов и выбирающие из их наследия, так же как из Евангелия, то, что "исторически возможно". Для них епископ Игнатий непререкаемый авторитет: сказано, крест - это терпение скорбей, и достаточно о кресте. Но епископ Игнатий отвечает им: "Знай: Бог управляет миром, у Него нет неправды. Но правда Его отличается от правды человеческой. Бог отверг правду человеческую, она - грех, беззаконие, падение. Бог установил свою Всесвятую Правду креста - ею отверзает нам небо. Ему благоугодно, чтобы мы входили в Царство Небесное многими скорбями. Образ исполнения этой правды Бог подал Собою... Он вменялся с беззаконными, в числе их, вместе с ними осужден на поносную, торговую казнь, предан ей - какими же людьми? - гнусными злодеями и лицемерами. Все мы безответны перед этой Всевышнею Правдою - или должны ей последовать и к нам отнесутся слова: и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10, 38). Против Правды Христовой, которая - Его крест, вооружается правда испорченного естества нашего. Бунтуют против креста плоть и кровь наши. Крест призывает плоть к распятию, требует пролития крови, а нам надо сохранить-ся, усилиться, властвовать, наслаждаться..." Это писано в XIX веке, когда была другая, чем у нас, "историческая ситуация". Но гонения на веру никогда не могут прекратиться, таково обетование Господа. Нет веры - нет гонений.
Ты считаешь, что эта земля - чужбина, мы изгоним тебя из нее и заберем у тебя дом! - говорят мне мои обвинители. Но у них нет такой силы.
Иисус отвечал: Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше (Иоан. 19, 11).
Я еще не вижу, что идет атака на "завесу". Так я назвала общий замысел сатаны, атакующего мое сознание и мою душу, сокрытые под "завесой", оболочкой...
Я еще не знала пока, что должна пройти по воле Божией эти испытания страхом, ненавистью, гневом. Поэтому я и делала ошибки, без ошибок я не смогу осознать себя.
Без ошибок я не смогу научиться христианству.
Ты видишь? Идет атака на "завесу", это общий замысел, в нем участвуют мои обвинители, моя соседка по камере и даже мой ум, стесненный сатанинским натиском, страхом, воспоми-наниями, сожалениями. Ты видишь?. - слышу я после пустякового конфликта с соседкой по камере, конфликта, в котором она, осуществляя замысел, должна истощать мою силу.
Я наконец вижу. Диалог невозможен. Нет общего языка. Христианство безумие, или это - не христианство.
Пришла пора выбирать. У меня нет больше возможностей выбирать из христианства то, что мне удобно, то, что для меня безопасно, и то, что разрешает делать христианству сей мир.
Идет атака ежесекундно, камера, в которой я заключена, атакуется стрелами, они вонзаются в меня, в хрупкий панцирь, оставляя на нем невидимые раны.
Глаз не видит и ухо не слышит этой атаки, но это не значит, что ее нет, она сотрясает мир...
Мир распинает Бога ежесекундно, отрекаясь от своего Творца, распинает до тех пор, пока Он позволяет это миру, потому что Он постоянно воскресает и дает жизнь миру Своим Распятием и Своим Воскресением.
Идет атака на "завесу", и христианство призвано это знать и видеть.
Господь дал христианам эту способность видеть, если они захотят видеть. Но сколь ответственна эта способность - хотеть.
В Законе, данном Богом, человеку было указано, как пользоваться веществом, чтоб человек мог остаться человеком до прихода Христа, когда Богу угодно будет открыть новую веру и дать новые заповеди и открыть завесу.
Первым туда вместе с Господом войдет разбойник за покаяние и исповедание веры.
У нас нет больше времени, у христиан нет больше времени, наша жизнь повисла на волоске, ибо день есть отрезок пути и дан как отрезок пути к Вечности. Мы должны будем ответить за каждый отрезок пути.
"Вы не отвечаете на вопросы следствия потому, что в уставе марсианской враждебной организации (все то же) рекомендуется не отвечать на вопросы?!"
Христос не отвечал на вопросы Пилата.
Вопросы следователя могли бы показаться фарсом, если бы это не происходило на грани жизни и душевной смерти. Одно и то же: "Где же ваш Бог? Почему Он не спасает вас?" Сойди с креста, если ты - Бог!
"Почему Он не наказывает меня?" - спрашивает следователь с плохо скрываемой издевкой.
Это похоже на фарс. Старушка, назвавшаяся протестанткой, которую привела ко мне моя знакомая для того, чтобы я помогла старушке приобщиться к православию, оказывается агентом. Как печально, она совсем стара, сколько ей осталось еще дней... Но может быть, она успеет еще, как разбойник, покаяться и исповедать Тебя, Господи?!
"Это - недоразумение, - говорю я следователю, словно бы очнувшись от абсурда, от бреда, в который мы погружены не по нашей воле. - Это недоразумение, как вы можете бороться с Творцом Вселенной, создавшим вас и все, что вокруг вас?"
Слезы растопили мое жесткое сердце, и мне стало жалко его. Слава Тебе, Господи! Мне наконец стало жалко своих обвинителей! И они - Твое создание.
"Это - недоразумение, неужели вы и в самом деле верите, что ваш ум родствен уму обезьяны?" Я не могу ненавидеть, я не хочу ненавидеть, мой ум не имеет ничего общего со звериным умом обезьяны!
Они - в плену, это - несчастье, беда, это осудить невозможно, потому что нас всех ждет Суд, страшнее которого не могут придумать мои обвинители.
Это я виновата во всем, виновата и в предательстве этой старушки тоже.
Значит, это не было христианством, ведь я не смогла передать ей тот огонь, который сжег бы в ней страх и желание лжесвидетельствовать.
Мы - христиане - не умеем жить в этом мире по-христиански.
Мы выбираем из Ветхого Завета то, что нам легко исполнить, и, в лучшем случае, мечтаем об исполнении Нового Завета. Мы не умеем жить в этом мире, поэтому наши встречи друг с другом пусты, нам нечего дать друг другу, кроме необязательных слов. И когда нас бросают в Вавилонскую печь, мы сгораем.
О, как страшен этот бесплодный путь мнимого христианства по земле, которая ежесекундно сотрясается от вольного распятия Бога!
Как страшен этот путь, ведущий к тому мгновению, когда мы осознаем, что мы утратили, охваченные страхом, когда мы поймем, за что мы отдали свое блаженство. И сколь необходимой и желанной станет для нас утраченная возможность быть гонимыми за крест Христов! Но поздно будет, поздно...
Жизнь моя висит на волоске. Не сегодня завтра кончится этот путь, ведущий к Вечности, и последний отрезок станет последним днем.
В Московскую Патриархию
Прошу передать это обращение во Всемирный совет Церквей, предстоятелям всех христианских церквей и христианам всего мира.
ОБРАЩЕНИЕ
Арестован мой муж, писатель Феликс Светов, православный христианин, создавший ряд романов, свидетельствующих о Христе в современной России. Один из его романов "Отверзи мне двери" был опубликован в Париже в издательстве ИМКА-Пресс. Он - автор нескольких книг, вышедших в СССР, был исключен из Союза писателей СССР за свои сочинения. Его отец, известный историк, профессор МГУ Фридлянд И. С., был расстрелян органами НКВД в 1936 году и посмертно реабилитирован. Я - в ссылке, осуждена на шесть лет лишения свободы за исповедание православной веры, пробыла год в тюрьмах, сейчас поселена вдали от храма, от христиан, от родных и близких. Мой муж болен, ему сейчас 57 лет. В тот час, когда его увели из дома, у нас родился второй внук. Наши дети Сергей, Зоя, Виктор (муж дочери), внуки Филипп и Тимофей беззащитны. Слезно молю всех христиан всеми возможными способами помочь моему мужу. Блаженны не только гонимые за слово Божие, благословенны и те, кто защищает гонимых (Мф. 25, 34-36).
Усердно молитесь за нас. Русская Церковь в тяжелой беде. Будем неустанно молиться за погибающий мир, он будет сожжен, если христиане будут молчать, только живая вода исповедничества и единства во Христе может погасить огонь сатанинской злобы, которая разгорается в мире.
"Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." - писал Тютчев, зная, что сочувствие дается нам как благодать. Мы не знаем, получат ли сочувствие наши книги, ибо это не в нашей власти. Но мы знаем, что Господь поклялся в гневе Своем, что мы не войдем в Его покой, как сказал Апостол Павел, за неверие.
Кому нужны романы о Христе в мире, где забыты эти слова, где не боятся "не войти в покой Бога", где не верят, что где-то есть этот преблагословенный покой? Кому нужны, кроме КГБ, эти книги, написанные без надежды на сочувствие?!
Но "нам сочувствие дается, как нам дается благодать...".
Мы пришли ко Христу уже взрослыми людьми.
В интеллигенции возник впервые за долгие годы интерес к Церкви.
Оказалось, что уже двадцать веков после воскресения Спасителя человечество живет надеждой на воскресение. Оказалось, что человечество за эти 20 веков создало величественную церковную культуру, из которой вышла вся мировая культура. Оказалось, что весь мир живет молитвой Церкви и что до тех пор, пока есть Церковь и есть молитва, Бог сохраняет мир. Оказалось, что у человека есть душа и она стоит целого мира. Оказалось, что душа бессмертна и нет никакой власти на земле, которая могла бы поработить душу, если человек этого не захочет...
Оказалось, что мир другой, чем я вижу его телесными очами, что он повис на виселице и что только христианство может спасти его от огня, который Господь позволил накопить человечеству для своего уничтожения, обещанного Богом за измену Ему. Оказалось, что Творец Вселенной ждет возвращения человека к Себе, потому что мир живет только любовью Творца к своему творению и ожиданием ответной любви к Нему.
Двери Церкви оказались открытыми. Тот, кто хотел, мог войти туда.
Оттуда для нас начиналась дорога к тюрьме. Но выбор есть выбор, христианство - это безумие, или это - не христианство.
Моя жизнь висит на волоске, каждый день есть отрезок пути к Вечности, и у меня нет никакого выбора, он уже сделан.
Время дается, чтобы созрел плод. Дни лукавы, они пластично, бесшумно истекают неизвестно куда. Дни - покров, время - форма, скрывающая Вечность. Они даны мне еще и для того, чтобы помнить о пределе времени. Смысл времени, я думаю, прост, оно служебно, как всякая форма, как и все, что укрывает сущность. Сущность же - созревание души для Царства. Для этого дана жизнь в этом мире, чтобы созрел плод и виноградная лоза сбросила созревшую ягоду свою (Иов. 15, 33).
Время дано, чтобы все время быть со Христом, оно дано для счета, чтобы считать утраченные дни и часы, отсекая то, что мешает быть с Ним.
Время дано, чтобы созрела душа, а созреть она может лишь в общении со Христом, наполняющим собой все. Для этого душа и послана в странствование, одета в тело, призвана к скорбям, тесноте, мучениям. Ко кресту. Ибо невиданная и неслышимая ею жизнь - Вечное Благо. Это та жизнь, которую она ищет здесь, ищет красоту, любовь, рай. Но здесь все уносит время - поток смертного вещества, уносит, по дороге превращаясь в суррогаты, иллюзии, неисполнимые надежды.
Богу угодно, чтобы душа жила здесь в утеснении, в аскезе, в скорбях. Богу не угодно, чтобы любовь к своему, к себе, к родным и близким наполняла душу, ибо это - присвоение принадле-жащего Богу, над Которым никто не властен, кроме Него. Это присвоение омрачает душу, мешая стяжать мир Христов.
Поэтому история Божьего народа начинается с жертвы Авраама Исааком.
Жертва собой, сыном, своим есть доверие Богу, доверие, возвращающее Творцу Его творение. Жертва Исааком необходима для полноты, она освобождает место для Бога в душе, жертвующей собой и своим. Ты даешь возможность Богу восполнить добровольную утрату получением во сто крат больше того, что было принесено в жертву.
Авраам получил Исаака, а от него родилось человечество.
Матерь Божия пожертвовала Собой и родила Спасителя человечества. Ничто, пожертво-ванное Богу ради истинного бытия с Ним и по любви к Нему, не утрачивается, все отданное возвращается и соединяется в Его любви в Церкви, ибо Церковь есть полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1, 23). Это соединение во Христе нерасторжимо ни в сем веке, ни в будущем.
Мы пришли ко Христу уже сложившимися людьми. Для того чтобы жить во христианстве той жизнью, которая завещана Христом, нужно умереть.
Вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге, - говорит святой Апостол Павел (Кол. 3, 3).
Двадцать веков существует христианство. И двадцать веков человек стремится его изменить.
Человек хочет в угоду себе исправить Закон, данный Богом. Он хочет исправить его в тот же миг, когда получает его. Он хочет приспособить его к себе. Потому что со времен едемской катастрофы он знает, что такое добро и зло.
В Едеме человек сказал сатане "да", теперь он должен говорить только "нет". Для этого первый Закон, данный Богом человеку, учит его обращаться с веществом этого мира, чтобы не быть плененным миродержцем и отвечать ему только "нет", а Новый Завет учит побеждать вещество этого мира.
Но побеждать вещество можно только на кресте, добровольной смертью, добровольно погубив душу, по слову Господа, т. е. отдав жизнь за Истину в этом мире ради вечной жизни с этой Истиной.
Это - безумие. Мы не хотим умирать. Мы не хотим христианства как безумия и потому говорим сатане и "да", и "нет".
Вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Здесь невозможен компромисс, но человек ищет компромисса. Он хочет невозможного: чтобы жизнь его была сокрыта со Христом в Боге и в то же время чтоб она безбедно протекала в этом мире.
Мы пришли в христианство, не зная его. Мы не знали, что такое Церковь. Мы пришли туда за Вечностью, считая, что уже наш приход туда "обеспечивает" нам Вечность. Господь ждет вас, - сказали нам.
Господь как нищий с протянутой рукой стоит у дверей ваших душ, прочли мы у одного современного богослова. Значит, все в порядке, нас звали - мы пришли. Мы сделали одолжение Богу и, значит, спасены.
У князя мира есть целый арсенал подмен. Самое простое и распространенное: достаточно быть крещеным и почитать себя христианином. Все остальное сделает за нас Бог.
Это слишком глубокий пласт жизни - начало нового бытия, начало бытия в Церкви. Это сокрыто в тех тайниках души, которых мы сами не знаем в себе, и потому писать об этом невозможно. Это - мука и ожидание блага, это падение и ужас оставленности, обморок души, погруженной во тьму, и редкие мгновения тишины, озаренные незнакомым светом.
Мы пришли в Церковь, которая давно ушла из пустыни, где она сохранялась от мира и где созревала ее непобедимая сила. Мы пришли в Церковь, которая избрала для себя жительство в мире.
Первая ложь, которая была принесена в первохристианскую Церковь, обернулась смертью для тех, кто позволил себе солгать Духу Святому, живущему в Церкви.
Мы узнаем это из откровения о Церкви, засвидетельствованного в Деяниях Апостолов (Деян. 5, 11-1).
Ложь в Церкви ведет к смерти, таков Суд Господень. Семя тли, семя лжи было посеяно сатаной уже в раннехристианской Церкви. Бог позволил это для того, чтобы все натиски ада на Церковь не одолели ее врат, как бы ни атаковались эти врата.
Наша Церковь давно ушла из пустыни, начав новый путь своего странствования в мире. Начав новое, историческое христианство, т. е. христианство, приспособленное к условиям, которые предлагает мир.
Мир, в котором удержалась Русская Православная Церковь, стал для нее убежищем, и чтобы сохраниться, ей надо было принять условия мира. Так решил митрополит Сергий (Страгородский), ставший по разрешению Сталина первым советским патриархом. Вместе с ним декларацию 1927 года о "симфонии" со сталинизмом подписали несколько епископов. В средние века Церковь спасалась от мира в пустыне. Теперь было решено остаться в мире, приняв его условия.
Господь сказал: И на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Следовательно, если врата ада одолели Церковь, то это уже не Церковь, а вид ее, ибо и сатана принимает вид Ангела света (II Кор. 11, 14).
Эта тема слишком горька, в ней не может прозвучать ни единой осуждающей ноты.
Это наша вина, наша беда, это наша вторая смерть, если мы не откажемся от лжи, ибо Суд начинается с Дома Божия, с Церкви (I Пет. 4, 17).
Мы призваны стать царственным священством, народом, взятым в удел Божий, но мы покидаем добровольно удел, и жизнь наша уже не сокрыта со Христом в Боге, потому что мы ищем своего, а не того, что угодно Богу (Фил. 2, 21).
Начался ли новый этап нашей жизни с назначением митрополита Сергия патриархом? Как случилось, что обновленчество (это обновленческое, реформированное православие принято называть "сергианством" по имени митр. Сергия) все же победило? Было ли это результатом предшествующей истории русской Церкви, раскола, грехом братоубийства, ослабившего духовную силу у традиционного русского священства? Было ли это результатом ухода Церкви из пустыни? И наконец, было ли это реакцией на гонения 20-60-х годов?
Я не пишу историю Церкви и не анализирую особенностей ее пути в истории, мне это не под силу, история напишется, когда ей придет пора. Я хочу коснуться только одного очевидного для всех явления, оно может помочь нам понять особенности духовной жизни в современной русской патриаршей Церкви.
Церковь - Тело Христово, мистическое единство еще странствующих в этом мире и уже почивших в Царстве Бога. Так вкратце мы, православные, мыслим нашу связь во Христе со святыми Его, их участие в нашей жизни, нашу общую жизнь, сокрытую во Христе с Богом, по слову Апостола Павла.
Преподобный Симеон Новый Богослов говорит: "Кто не изволяет со всей любовью и желанием в смиренномудрии соединиться с самым последним (по времени) из всех святых, имея к нему некое неверие, тот никогда не соединится и с прежними и не будет вчинен в ряд предшествующих святых, хотя бы ему и казалось, что он имеет всю веру и всю любовь к Богу и ко всем святым. Он будет извержен из среды их, как не изволивший в смирении стать на место, прежде век определенное ему Богом, и соединиться с тем последним (по времени) святым, как предопределено сие ему Богом" ("Деятельные и богословские главы", с. 560).
Это суждение, бесспорное в его истинном православном смысле, проливает свет на многие наши недоумения. Тело Христово не может быть разорвано, мы не можем существовать как Церковь вне связи со святыми мучениками, исповедниками. Тело Христово не может быть разделено на тех, кого мир разрешает считать святыми, и на тех, кого мир запрещает почитать святыми.
Мы не только утаили своих мучеников, исповедников, своих святых, близких нам по времени, мы не только не признали их, мы солгали Богу и себе, что их не было. На протяжении нескольких десятилетий наши иерархи, в том числе и патриархи, лжесвидетельствовали о том, что мучеников и исповедников, убиенных в России за веру в XX веке, не было и нет.
Это не подлежит человеческому суду, потому что это подлежит Суду Бога.
Тело Христово не может быть разорвано, оно распинается вместе с его Главой, если же оно уходит от креста, значит, это уже не Церковь Христова. Тот, кто лжет на святых, тот "будет извержен из среды их", и тот, кто не признает последних по времени святых, тот никогда не соединится с прежними, он извергает себя из православия и, значит, лишается его духовной силы.
Церковь - не учреждение и не просто собрание верующих для участия в общем богослуже-нии. Это - духовный организм. Бог почивает во Своих святых, и любая измена Ему и Его святым поражает духовный организм духовным бессилием. Где Дух Господень - там свобода. Там, где Церковь уступает миру, там она утрачивает свою свободу, ибо она есть столп и утверждение Истины и призвана утверждать в сем мире Истину.
"Сергианство", или "неохристианство", со всем, что несет оно в своей духовной сути и во внешних проявлениях, отражающих эту суть, свидетельствует о гневе Божием, поразившем нас за измену Слову Божию, за желание исправить Евангелие в угоду миру.
Господь попускал ереси, чтобы в борьбе с ними и победе над ними, которую он каждый раз дарует взыскующим ее в Истине, очищалось православие. Преподобный Максим Исповедник, как ни ломали его иерархи, патриарх, вся Церковь, выстоял во всех мучениях. Когда ему сказали, что он, простой монах, восстает против мнения всех иерархов, преподобный Максим отвечал, что, если бы даже Ангел с небес проповедовал ересь, он все равно отстаивал бы Истину.
Он победил. Это было безумием.
"Плетью обуха не перешибешь!" - сказал патриарх Пимен одному молодому человеку, который осмелился спросить патриарха: почему Церковь добровольно отказалась от той миссии, которая была завещана ей Христом. "Плетью обуха не перешибешь!" - ответил патриарх Московский и всея Руси.
Надо думать, что решение митрополита Сергия было следствием его любви к Церкви и ближним, которые, как он предполагал, не будут спасены, если Церковь будет в постоянных гонениях. Надо думать, что патриарх Сергий не мог предполагать, что он лично, а не Господь, спасает Свою Церковь, которую не могут одолеть врата ада, если она будет стоять на камне бескомпромиссного исповедания Христа. По-видимому, митрополит Сергий, ставший патриархом, был уверен, что исполняет волю Бога. Мы не знаем, прав ли он был. Это не подлежит человеческому суду. Мы можем только искать ответ в Евангелии, нам не известны никакие другие откровения о Церкви, кроме тех, что записаны в Евангелии.
В Евангелии есть ответ на поставленные вопросы. Апостол Петр, названный Господом за исповедание Христа камнем Церкви, из любви к Господу говорит ему: Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! (Мф. 16, 22). Не иди на крест. Мне жалко Тебя терять, не умирай, оставайся с нами...
Мы любим своих близких, своих детей и родных, мы не хотим для них крестной смерти. Это - человеческая любовь. Нам жалко, нам невозможно терять свое, родное, близкое. Но нам сказано: Любовь не ищет своего (I Кор. 13, 4). Нам сказано: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Иоан. 15, 13). И потому на эту человеческую, столь понятную нам любовь Апостола Петра Господь отвечает с жесткостью, отрицающей все пути к компромиссу. Он говорит святому Апостолу Петру, только что названному им камнем, на котором Он создаст Церковь Свою: Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое (Мф. 16, 23). Ты ищешь своего. Отойди.
Надо думать, митрополит Сергий, ставший патриархом, знал этот текст и его смыслы не хуже нас, он считался крупнейшим богословом. Но знание, учит нас святой Апостол Павел, ничто. Кимвал звучащий и медь звенящая, если не имеем любви, которая не ищет своего (I Кор. 13, 1-2).
Компромисс - не крест, а смирение - не компромисс. Господь наш смирил Себя перед Отцом, но не перед фарисеями и иудеями. Церковь - столп и утверждение Истины, и она не платит никому дань в мире сем...
Это было не время собирания смокв, когда Господь подошел к смоковнице. На ней не было плодов. Она не успела дать плоды, потому что время не подошло. Да не будет на тебе плодов вовек! - сказал Он, и смоковница засохла.
Вера - не только, по словам Господа, может творить то, что Он сотворил с бесплодной смоковницей, вера побеждает "уставы естества", так утверждает Церковь, прославляя пречистую Матерь Бога нашего.
Вера дает плоды даже тогда, когда по уставам естества и уставам времени еще рано собирать плоды.
Мы еще слабы, мы не можем, подождем, еще не время собирания смокв, говорит священник. Он молод, силен, он - ученый священник, знает хорошо тексты Священного Писания. Он был научным сотрудником в миру, он ушел с мирской работы и стал священником по любви к Церкви. К нему стекается народ, говорят, он дает духовные наставления. Как хорошо. Это - плод того самого духовного возрождения. Молодые люди из науки, культуры идут в священство.
Мой собеседник особенно заметен, он, как говорится, вышел из хороших рук, его духовный отец - ныне усопший известный в Москве пастырь. Он был знаменит в интеллигентских кругах, он был умным проповедником, философом, мудрым наставником, властителем дум. Вокруг него сложилась "христианская элита", неофиты и давно живущие церковной жизнью. Он, можно сказать, создал свою школу священников, школу нового христианства, христианства 60-70-х годов. Огромный приход, храм полон детьми, их молодыми родителями, стариками, словом, это некий символ нашей религиозной жизни...
Еще не время собирания смокв, мы будем ждать, когда мы духовно созреем, духовно окрепнем, - повторяли и повторяют за знаменитым пастырем его ученики. Чтобы подтвердить свою правоту, они ссылаются на где-то сокрытых от нашего взора старцев...
Это очень тонкая подмена, настолько тонкая, что ее трудно описать. Евангелие знает эту опасность. Эта тема там названа жестко и бескомпромиссно: упразднение креста Христова.
Упразднение путем подмены. В раннехристианской Церкви этому упразднению способст-вовала проповедь о необходимости обрезания, плотского служения Богу. О необходимости исполнения обряда, правила, нормы. Апостол Павел боролся с этой подменой с непримиримос-тью евангельского максимализма: они принуждают вас обрезываться, - пишет он Галатам, - только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов (Гал. 6, 12).
В современной Церкви есть свои проповедники "обрезания" - обряда, закона, проповедники подмены креста, чтобы не быть гонимыми за крест Христов. Нравственные обязательства друг перед другом и исполнение норм христианской морали, по мнению этих "проповедников обрезания", вполне могут заменить крест Христов и даровать Царство.
Сейчас не время для креста, сейчас не время для Господней работы, для свидетельства, исповедничества, мир не хочет свидетельства. Мы будем пока исполнять другие заповеди. Крест - это символ, - раскрывают современные наши богословы суть нового христианства. Крест - это терпение скорбей: сварливой жены, непослушных детей, болезней, вздорного начальника и всего, что несет нам этот мир. Наше дело исполнять нравственные нормы, остаться милостивыми, добрыми, порядочными, честными.
Крест - это терпение скорбей, - повторяли мы слова епископа Игнатия Брянчанинова, сказанные в XIX веке, когда Церковь уже ушла из пустыни и поэтому становилась все более ненужной миру, он переставал верить в ее свидетельство, соль утрачивала свою силу. Оставались еще редкие пустынники в Церкви, среди них был и епископ Игнатий, живший в пустыне посреди мира.
По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? - говорит Господь (Мф. 7, 16). Но сейчас не время собирания плодов, объясняют нам. Мы не готовы умирать за этот мир.
"Мы - избранные, а мир во зле лежит". Он должен умереть для нас, а не мы для него. Так говорят те, кто считает себя аскетами, теперь часто встречаются многодетные пустынники, знающие Отцов и выбирающие из их наследия, так же как из Евангелия, то, что "исторически возможно". Для них епископ Игнатий непререкаемый авторитет: сказано, крест - это терпение скорбей, и достаточно о кресте. Но епископ Игнатий отвечает им: "Знай: Бог управляет миром, у Него нет неправды. Но правда Его отличается от правды человеческой. Бог отверг правду человеческую, она - грех, беззаконие, падение. Бог установил свою Всесвятую Правду креста - ею отверзает нам небо. Ему благоугодно, чтобы мы входили в Царство Небесное многими скорбями. Образ исполнения этой правды Бог подал Собою... Он вменялся с беззаконными, в числе их, вместе с ними осужден на поносную, торговую казнь, предан ей - какими же людьми? - гнусными злодеями и лицемерами. Все мы безответны перед этой Всевышнею Правдою - или должны ей последовать и к нам отнесутся слова: и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10, 38). Против Правды Христовой, которая - Его крест, вооружается правда испорченного естества нашего. Бунтуют против креста плоть и кровь наши. Крест призывает плоть к распятию, требует пролития крови, а нам надо сохранить-ся, усилиться, властвовать, наслаждаться..." Это писано в XIX веке, когда была другая, чем у нас, "историческая ситуация". Но гонения на веру никогда не могут прекратиться, таково обетование Господа. Нет веры - нет гонений.