Страница:
Марков переоценивал (а точнее, совершенно неверно оценивал) значение русско-французского союза и считал, что он-то и удерживал Европу от войны. Но зловещую роль Англии и "темных сил" он уловил верно.
Однако Англии пришлось выдерживать натиск и с другой стороны. Если в 1907 году в ней бастовали 147 498 рабочих, то в 1909 - уже 300 819, в 1911-931 050. Рост приличный... 11 августа 1911 года. "Daily Mail" писала: "Стачечники - хозяева... положения... Гражданская война - к счастью, сопровождающаяся лишь незначительными насилиями - в разгаре".
Вряд ли такие новые черты английской жизни устраивали английскую элиту, привыкшую быть хозяином положения. И если Ленин выдвинул впоследствии лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую в интересах труда, то капитал был тоже не дурак и вел дело к тому, чтобы превратить начинающуюся гражданскую войну в войну империалистическую. Ведь такая война едоков убавляет, а рабочих мест прибавляет.
Однако планировать первый военный импульс со стороны Англии было не лучшим решением для капитала. Вернее было бы воспользоваться Францией. А еще лучше - Россией.
В 1912 году вначале премьер-министром Франции, а потом, в 1914 году, ее президентом стал Раймон Пуанкаре. Человек французских магнатов тяжелой индустрии, поверенный концерна Шнейдера в ле Крезо, уроженец отторгнутой у Франции после Седана Лотарингии, Пуанкаре ориентировался исключительно на войну, как и пушки производства "Шнейдера-Крезо".
"Пуанкаре - это война", - говорили умные люди сразу после того, как "Золотой Интернационал" капитала поставил его во главе окончательных военных приготовлений. К слову, одного этого прозвища ("Пуанкаре-война") достаточно для того, чтобы увидеть лживость утверждения о единоличной-де ответственности Германии и ее кайзера за развязывание мирового конфликта.
Для того, чтобы расценить приход к власти Пуанкаре как верный симптом готовности капитала Франции к скорой вой не, были и более серьезные основания, чем броские словесные ярлыки. Сама личность Пуанкаре, весь его политический на строй идеально подходили для войны постольку, поскольку он был подчеркнуто равнодушен к проблемам внутренней политики, отдавая всего себя политике внешней. Причем политике агрессивной, реваншистской и наступательной.
Пуанкаре потому и стал перед войной президентом Франции, что его президентство обязано было стать "военным".
Среди сотни-другой первых закулисных и публичных фигур, которые во имя личных корыстных интересов приближали мировую бойню, Пуанкаре, пожалуй, наиболее последовательный и цельный выразитель идеи войны. И его прозвище в некотором смысле было математически точным. Ведь оно возникло после высказывания "Мой двоюродный брат - это война", слетевшего с уст кузена Раймона Пуанкаре - великого французского математика Анри Пуанкаре.
Стефан Пишон, бывший в 1906-1911 и в 1913 годах министром иностранных дел Франции, считал, что если бы в Елисейском дворце в 1914 году был не Пуанкаре, а Клеман Фальер (президент Франции до 1913 года), то и войны бы не было.
К войне, к ее подготовке приложили руку и Пишон, и Фальер, но не в них и даже не в Пуанкаре дело. Мнение коллеги Пуанкаре Стефана Пишона важно потому, что еще раз опровергает миф, называющий единственной виновницей войны и ее инициатором Германию.
Глава 4.
Балканы и капканы...
Еще до "войны Пуанкаре" прошли две скоротечные Балканские войны, позволившие расставить декорации пролога Первой мировой войны. Заодно были проверены некоторые тактические идеи и новые методы ведения военных действий, которые в полной мере развились уже в скором будущем.
Почему-то считают, что первую Балканскую войну между славянским в своей основе Балканским союзом (Болгария, Сербия, Черногория, Греция) и "младотурецкой" Турцией благословил и подтолкнул царизм. Но это объяснение и поверхностное, и неверное, хотя внешне все так и было.
Славянские войска воевали не русским, а французским оружием, турецкие немецким (и генерал фон дер Гольц фактически командовал ими). Балканские славяне были нам наиболее близки и по языку, и по сердечной склонности, особенно сербы. Тем не менее России на Балканах делать было нечего уже потому, что за десятилетия своей балканской политики она снискала только славу и приобрела в балканских столицах могилы русских солдат и бульвары, названные именами русских генералов. Морально Россия имела тут "непробиваемые" позиции, а вот материально, фактически...
Балканский союз был выразителем интересов славянства только в речах его лидеров. Николай Николаевич Беклемишев, интересный русский аналитик, сказал в 1914 году накануне мировой войны: "Балканский союз состоялся именно для перевода земель Европейской Турции к более платежеспособным организациям, которые обременялись при этом новы ми обязательствами вследствие необходимости военных займов. Само собой разумеется, что значительную часть обязательств Турции предназначено было перевести на славян, как наиболее покладистых плательщиков, и этим перераспределением надлежало заняться технической комиссии в Париже".
Спрашивается, при чем здесь Россия? И где тут ее выгоды - хоть экономические, хоть политические?
Лучшей помощью "братьям-славянам" стало бы наше внутреннее развитие, которое позволило бы окрепшей России в будущем возглавить славянский мир.
Что же касается возможного перехватывания влияния и охлаждения балканских славян к русским, то это доказывало бы, во-первых, непрочность их чувств к нам, а, во-вторых то, что и раньше не стоило здесь огород городить.
Увы, балканской сфере русской политики тон задавали иные настроения. Русский посланник в Белграде Гартвиг - ярый германофоб, славянофил и сторонник всемерной поддержки Сербии - едва ли был прав в своих воззрениях. Потому что слишком уж часто России приходилось отдуваться за тех, кто не очень-то за это был нам и благодарен...
Еще в начале XX века А. Кони - современник русско-турецкой войны 1877-1878 годов - написал о том времени интересные воспоминания, где говорилось: "Братушки" оказывались, по общему единодушному мнению военных, "подлецами", а турки, напротив, "добрыми честными малыми", которые дрались как львы, в то время как освобождаемых братьев приходилось извлекать из кукурузы...".
А вот мнение Тарле (тут оно точно, поскольку его любимых англо-французов не задевает): "Крымская война, русско-турецкая война 1877-1878 годов и балканская политика России 1908-1914 годов - единая цепь актов, ни малейшего смысла не имевших с точки зрения экономических или иных повелительных интересов русского народа".
Не лишним будет привести и оценку русской восточной политики Генерального штаба генерал-майором Евгением Ивановичем Мартыновым: "Для Екатерины овладение проливами было целью, а покровительство балканским славянам - средством. Екатерина на пользу национальным интересам эксплуатировала симпатии христиан, а политика позднейшего времени жертвовала кровью и деньгами русского народа для того, чтобы на счет его возможно комфортабельнее устроить греков, болгар, сербов и других, будто бы преданных нам единоплеменников и единоверцев".
"Эх!", - прибавлю уже я сам... Да если бы, уважаемый читатель, те силы и деньги, которые мы "ухнули" на Балканах во имя подвигов Скобелева, да за десять лет до этого вложить в Русско-американскую компанию на Аляске - тогда еще РУС СКОЙ Аляске, то не пришлось бы эту Аляску нам за гроши продавать. А ведь кое-кто Александра II держит чуть ли не за великого государя... "Эх!" скажу я еще раз...
Генерал Мартынов употребил горькие слова "будто бы преданных нам" не с пустой головы. В его оценке, в оценке Кони особых преувеличений не усматривается, если знать, что бое вые потери русской Дунайской армии составили за время войны, примерно, 40%, союзной румынской армии - менее 15%, а участие в освобождении Болгарии от турок "болгарского ополчения" было эпизодическим. Сербия тогда тоже выставляла против турок войска, но скромные как по количеству, так и по их боевой активности.
Едва ли преувеличивал Кони, когда писал: "Мрачной иронией дышало пролитие крови русского солдата, оторванного от далекой курной избы, лаптей и мякины, для обеспечения благосостояния "братущки", ходящего в сапогах, раздобревшего на мясе и кукурузе и тщательно запрятывающего от взоров своего "спасителя" плотно набитую кубышку в подполье своего прочного дома с печами и хозяйственными приспособлениями".
Однако опыт тогдашнего "освобождения славян", который стоил России 200 тысяч (в то время!) жизней, впрок нам не пошел. Царизм по-прежнему заглядывался на Царьград - Константинополь-Стамбул и рассчитывал, что "братушки" будут в таком походе подмогой.
Теперь уже, в десятые годы XX века, в Петербурге вновь раздавались громовые речи о "славянском единении" и необходимости "поддержать братьев против нехристей".
Мнение Беклемишева о сути Балканского союза мы уже знаем. А вот что говорит о Балканских войнах XX века Е. Тарле: "Сербия и Болгария живут... земледелием и скотоводством, и для них... вопрос о Македонии (один из основных поводов к войне с Турцией. - С.К.) был... вопросом о новой пахотной земле и новых пастбищах... Для Сербии приобретение Салоник было равносильно выходу к морю, в чем так нуждались экспортеры сербского скота и сырья".
Такова подлинная подоплека дела, читатель. В чем же тут интерес России? Его нет.
Первая Балканская война началась 9 октября 1912 года, а 30 мая 1913 года уже закончилась победой славян. По настроению и формальным результатам войну можно было назвать национально-освободительной, но подлинная суть выражалась словом "репетиция". Балканские страны сыграли здесь роль солдатиков, а Россия - подставного распорядителя.
И отныне Россия и славянские Балканы были связаны зримо. Не только гимназические учителя, но и мальчишки-газетчики теперь твердо знали: славянских братьев мы в обиду не дадим - ни "турке", ни "немчуре". Если учесть, что нью-бердичев..., то есть петербургская кадетская "Речь" была в руках Гессена и Винавера, бойкие "Биржевые Ведомости" - Проппера, разухабистый "День" - Когана и Биккермана, популярная дешевая "Копейка" Городецкого, московские "профессорские" "Русские Ведомости" - Иоллоса (известный сионист Жаботинский был здесь заграничным корреспондентом), то "истинно русский дух" во всех слоях общества поддерживался постоянно и согласованно. В массовом русском сознании из Германии активно делали врага.
Спровоцированный смысл первой Балканской войны хорошо виден из того, что не успели бывшие союзники отпраздновать победу, как началась вторая Балканская война - теперь между поощряемой немцами Болгарией и остальными участниками Балканского союза, к которым присоединились Румыния и... Турция.
Все было закончено быстро: с 29 июня до 10 августа 1913 года Болгария потерпела поражение, и часть ее новых земель совместно общипали "братья"-сербы, греки и турки. Турецкие акции несколько укрепились, и теперь Париж мог не опасаться разрушения Турции, в которой 63% (почти две трети, между прочим!) иностранных капиталовложений было французского происхождения.
Уже в приведенных балканских сюжетах фигурировала тема проливов. И еще одним стойким заблуждением стала обычная уверенность в том, что в начавшейся вскоре мировой вой не Россия воевала как раз за обладание черноморскими проливами и именно проливами собиралась-де расплатиться Антанта с Россией в случае общей победы. Увы, читатель, и "за проливы" русские Иваны платили жизнью в счет будущих прибылей все тех же Ротшильдов. Проливы нужны были им и Нобелям как хозяевам русской нефти. Проливы нужны были французскому капиталу, владевшему Донбассом и тяжелой промышленностью Юга России.
"Русскими" проливами блокировались и германские интересы на Ближнем Востоке - уже во славу Ротшильдов английских (а с ними - нефтяного магната Детердинга и компании). Впрочем, англичане больше рассчитывали на то, что босфорско-дарданелльский "улов" Николая Романова разделят на всех.
Не "светило" нам ничего и на самих Балканах, хотя в России тогда думали иначе. Есть интересный документ - "Записка статского советника А. М. Петряева". Александр Михайлович Петряев знал Балканы хорошо - он там долго служил консулом. Будучи уже товарищем министра иностранных дел в 1917 году, он писал: "Англия и Франция не будут способствовать образованию на берегах Адриатики большого славянского государства, тяготеющего к России. Они, несомненно, предпочтут создание независимого Хорватского королевства, которое всецело подпадет под их влияние".
Но Петряев ошибся. Югославия создалась на основе объединения Сербии и Хорватии как раз при поддержке Антанты. В мае 1915 года не в славянском Петрограде, а в туманном Лондоне был образован Югославянский комитет во главе с хорватом Анте Трумбичем, который сыграл выдающуюся роль в послевоенном южнославянском государственном устройстве. С помощью, напомню, англичан.
Даром, что английский министр иностранных дел Грей не возмутимо говорил русскому кадетскому лидеру Милюкову вовремя его лондонского визита в 1916 году: мол, как там устроятся сербы с хорватами, это их внутреннее дело, а еще оно, мол, касается России - не Англии.
Не лишней для нас окажется и память о том, что Болгария "братушек" в 10-е годы XX века была теснейше экономически связана с Германией и Австро-Венгрией. Так что, рассориваясь с последними, Россия отношений со славянами-болгарами не улучшала.
А ведь Болгария как политически, так и экономически была для нас доступнее (а, значит, и перспективнее), чем, например, Сербия.
И будет правильным сказать, читатель, что Россия воевала с двумя реальными целями: сделать, во-первых, Германию из дружественного государства смертельным врагом и, во-вторых, окончательно дать повязать себя внешними влияниями и долгами, чтобы стать вотчиной транснационального капитала.
Генри Ноэл Брейлсфорд в "Войне стали и золота" писал: "С 1854 по 1906 годы Сити бойкотировало Россию. Заем 1906 года последовал за явно инспирированными статьями в "The Times", которые предсказывали политическое соглашение (оно и последовало в 1907 году - С.К.). Финансы (то есть Ротшильды английские и французские. - С.К..) и дипломатия в современном мире стали друг другу необходимы. Если бы какая-либо держава или группа держав удерживала монополию на мировом денежном рынке хотя бы в течение нескольких лет и сознательно использовала ее в политических целях, она в конце концов диктовала бы свою волю России... Россия уязвима, так как она зависит от своей репутации на западных рынках совершенно так же, как любая из республик Латинской Америки".
Кроме займов, неплохо срабатывало и другое средство, о ко тором с горечью писал известный нам генерал Игнатьев: "Россия издавна дорого платила за свою техническую отсталость, представляя лакомый кусочек для иностранной промышленности: без затраты капиталов, одной продажей патентов, что и носило громкое название "техническая помощь", можно было снимать любые барыши с русских заводов. "Техническая помощь" являлась одним из самых надежных средств для об ращения России в колонию и хорошим подспорьем для иностранного шпионажа".
Конечно, в самой России об этом помалкивали, и для "патриотически" настроенной российской публики сочинили имеющую хождение по сей день сказочку о том, как прекрасно заживет после победы над "гуннами" "христолюбивая" Русь. Время добавило к ней одну присказку: "Эх, если бы не проклятые большевики"...
Вся "идиллия" разбивается о железные статистические данные. Накануне Октябрьской социалистической революции в 1917 году государственный долг России превышал 60 миллиардов рублей, что составляло семнадцать довоенных годовых государственных бюджетов. Внешний долг насчитывал 16 миллиардов, из них около 9 - краткосрочная задолженность.
Что это значило? В случае "войны до победного конца" одна из "победительниц" - Россия почти сразу должна была бы выплатить Западу почти три довоенных бюджета, не считая того, что из 19 миллиардов краткосрочных внутренних обязательств казначейства на долю англо-франко-заокеанского капитала тоже приходилось немало.
Ну как тут не вспомнить Ленина: "Есть ли экономическая возможность в эру "финансового капитала" устранить конкуренцию даже в чужом государстве? Конечно есть: это средство - финансовая зависимость и скупка источников сырья (чем как раз усиленно занимались в России англичане и французы. С.К..), а затем и всех предприятий конкурента".
Так что как уж там было бы при сепаратном мире царской России с Германией, не знаю, но вот при ее совместной "победе" вместе с Антантой "мирное" завоевание России последней было бы обеспечено!
Позже, познакомившись с запиской Дурново, мы увидим, что кое-кто из русской правящей элиты подобную угрозу видел еще до войны, но... Но даже обращения прямо к Николаю II были тщетными.
Перед войной золотой запас России весил более двух с половиной тысяч тонн. Внешний долг, возникший как результат военных расходов, сразу "съедал" четыре пятых этой золотой горы, добытой русскими людьми из русских же недр.
Вот за какое будущее Россия Романовых и Витте отправляла на западные рубежи империи миллионы Иванов в серых шинелях, оторвав их от миллионов Марий. И лишь яркие цветы иван-да-марьи, распустившиеся по весне над ушедшими в землю солдатами, напоминали потом о загубленных впустую жизнях, судьбах и любви.
Балканские войны позволили расставить предпоследние точки. Все активные основные участники будущего конфликта на серии встреч и переговоров еще раз посмотрели друг на друга и враг на врага. Кто-то был готов более, кто-то менее, но уже было возможно начинать.
Кайзер Вильгельм, уверенный и в себе, и в Германии, имел все основания для этого. Даже знаменитый французский политический деятель Эдуард Эррио убежденный антагонист Германии на протяжении своей долгой жизни - признавал: "Германия противопоставляет нам, помимо грозной армии, внушительную организацию. Она извлекает пользу из всего, черпая во всех областях практики и ума". И Германия действительно была готова отмобилизоваться, народ действительно был сплочен и организован,
А Россия? С одной стороны, российские "верха" хорохорились. С другой, состояние дел в России можно было уяснить, ознакомившись хотя бы с таким перлом казенной мысли, как решение царского правительства от 15 декабря 1909 года, где заявлялось следующее: "Усовершенствование способов пере движения в воздушном пространстве и практические испытания новых изобретений должны составлять по убеждению Совета министров преимущественно предмет частной само деятельности".
К началу войны у нас, благодаря таланту и энергии Игоря Сикорского, появился, правда, "Илья Муромец", но общая кар тина получалась безрадостной: Германия производила во время войны до 2 000 самолетов в месяц (здесь и далее указан максимально достигнутый месячный уровень), Франция - 2 500, Англия - 2 700, США - 2 650 и даже Италия - 1000. А Россия -215 (двести пятнадцать!).
Что же до Николая Романова, то он терял последние остатки уважения даже у честных людей из привилегированных классов. Летом 1908 года русский царь впервые в истории прибывал с визитом в Швецию. Русская миссия во главе с посланником бароном А. Будбергом и военным агентом Игнатьевым всходит на борт шведского катера, поднявшего русский посольский флаг. В ту же минуту стокгольмский рейд затягивается дымом: в нашу честь салютуют военные корабли и древние крепостные верки.
Русская эскадра запаздывает, но вот и она - с царской яхтой "Штандарт" впереди. Будберг готовится пересесть на нее, и тут командир ближнего шведского миноносца вдруг сообщает в рупор:
- С яхты передают: "Посланника на борт не принимать!".
Самолюбивый Будберг багровеет, дисциплинированные Игнатьев и морской агент Петров молчат, недоумевая. Уже на берегу они узнают: их не хотели допускать к высочайшему завтраку.
А за год до этой царской выходки шведы на том же рейде встречали Вильгельма II и наблюдали, как застопорившая ход яхта "Гогенцоллерн" принимала посланника Германии. Вильгельм вышел к трапу, снял фуражку и на глазах шведской эскадры трижды его облобызал.
Однако стокгольмский эпизод был лишь промежуточным звеном. В России уже давно говорили: "Ходынкой началось, Ходынкой и кончится"... А как началось-то?
В мае 1895 года Николай II и императрица Александра Федоровна ("Алике") короновались в древней столице - Москве. Среди коронационных торжеств числилось и народное гуляние на Ходынском поле. От "царей" были обещаны кулек с конфетами, булкой и куском колбасы да "коронационная" па мятная кружка.
"Гостинцев" заготовили 400 тысяч, а подвалило "нa праздник" около полумиллиона! В обычное время здесь проводились учения войск, поле было перекопано и перерыто канавами и окопами. Их прикрыли досками, но что эти доски значили, когда напирала полумиллионная толпа? Люди приходили заранее, за сутки, скапливались, стояла дикая жара.
Начали раздавать кульки, толпа подалась, закричали пер вые задавленные. И через пару часов с поля увезли только трупов около 1300 (по официальным данным, а по неофициальным-около четырех тысяч). Всего же пострадали десять тысяч человек.
У нас есть документ, принадлежащий перу лично Его Императорского величества. Николай был человеком скрупулезным и дневник вел до самого своего расстрела. Вот записи тех дней... "18 мая. Суббота.
До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. На Ходынском поле произошла страшная давка, причем ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч.; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и за тем Алике и я отправились на Ходынку. Собственно, там ни чего не было; музыка все время играла гимн и "Славься!" Обе дали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello (французский посол в России. - С. К.). Было очень красиво устроено. После ужина уехали в 2 ч.
19 мая. Воскресенье.
С утра началось настоящее пекло. В 11 час. пошли к обедне. В 2 ч. Алике и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные, пострадавшие вчера. Уехали прямо в Александрию, где хорошо погуляли. В 7 ч. начался банкет. В 9 1/2 ч. поехали к д. Сергею. Пили чай.
20 мая. Понедельник.
День стоял отличный. Поехали к обедне (не к панихиде! - С.К.) в Чудов монастырь. В 3 часа поехал с Алике в Мариинскую больницу, где осматривал вторую группу раненых. Тут было 3-4 тяжелых случая (то есть, "царям" показали считанные жертвы. - С.К.). Обедали с Мама. В 10 1/2 поехали на генерал-губернаторский бал.
21 мая. Вторник.
Встали поздно с чудным утром. В 11 1/2 поехали к Ходынскому лагерю (не на поле - скорбеть, а на парадный смотр. - С.К.). После молебна все части прошли отлично. В 3 1/4 отправились в Александрию, где гуляли и пили чай. В 10 3/4 поехали на бал в Дворянское собрание".
И все... Более о трагедии нет ни слова. Зато идет потоком; катались на лодке, ели, пили чай, мед, обедали, ужинали. И лез же кусок в горло!
Это потом Россия припомнит ему и кадрили под стоны умирающих, и обеды под слезы сирот.
Кайзер же пользовался в стране огромной популярностью... В марте 1913 года наш кораблестроитель академик Алексей Крылов вышел в плавание на немецком пароходе "Метеор" в качестве председателя Особой комиссии по исследованию успокоительных цистерн Фрама. К сожалению, эти успокоители качки на море в сфере политики не срабатывали, но общая работа хорошо объединяла русского инженера и старшего механика "Метеора" немца Шредера.
По вечерам они коротали время за долгими беседами, и как-то Шредер оживленно сказал:
О, наш кайзер умеет найти путь к простым сердцам!
И к вашему сердцу старого морского волка тоже? - шутливо спросил Крылов.
Алексей Николаевич, судите сами... Однажды мы компанией собрались в Гамбурге в скромной пивной за кружкой пива. Знаете, как это бывает: снаружи дождь, промозглый вечер, а за столом - старые приятели и добрая немецкая песня. Вдруг... отворяется дверь и входит кайзер.
Один?
Один, и даже без зонтика, в мокрой шинели.
И вы?
Мы, конечно, вскочили, молчим.
А он?
- А он усмехнулся и говорит: "Что это вы замолчали? Спойте-ка мне "Вахту на Рейне", да угостите кружкой пива"...
- И вы угостили?
Ах, Алексей Николаевич! Никогда я не пел так весело! В тот вечер я выпил лучшую кружку в своей жизни!
А потом?
Потом он сидел задумавшись, и сказал: "Спасибо, друзья! Вы хорошо проводите свое время"... И вышел.
В таких эпизодах не обходилось, конечно, без театральности - кайзер порисоваться любил. И сословный склад жизни от пивных "экспромтов" не исчезал. На торжествах по поводу спуска очередного дредноута кайзера окружали не корабельщики с рабочими мозолями, а элита во фрачных парах и белоснежных платьях, блистающая бриллиантами. В толпе, наблюдающей это со стороны, стоял порой и молодой австриец Адольф Шикльгрубер с "кайзеровскими" усами и про себя возмущался несправедливым распределением ролей на празднике жизни. Он считал, что истинные его создатели тоже имеют право на свою долю почета и славы, но пока лишь восторженно смотрел на то, как стальная громада сползает со стапеля, роняя с обшивки капли "крестильного" шампанского.
Однако Англии пришлось выдерживать натиск и с другой стороны. Если в 1907 году в ней бастовали 147 498 рабочих, то в 1909 - уже 300 819, в 1911-931 050. Рост приличный... 11 августа 1911 года. "Daily Mail" писала: "Стачечники - хозяева... положения... Гражданская война - к счастью, сопровождающаяся лишь незначительными насилиями - в разгаре".
Вряд ли такие новые черты английской жизни устраивали английскую элиту, привыкшую быть хозяином положения. И если Ленин выдвинул впоследствии лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую в интересах труда, то капитал был тоже не дурак и вел дело к тому, чтобы превратить начинающуюся гражданскую войну в войну империалистическую. Ведь такая война едоков убавляет, а рабочих мест прибавляет.
Однако планировать первый военный импульс со стороны Англии было не лучшим решением для капитала. Вернее было бы воспользоваться Францией. А еще лучше - Россией.
В 1912 году вначале премьер-министром Франции, а потом, в 1914 году, ее президентом стал Раймон Пуанкаре. Человек французских магнатов тяжелой индустрии, поверенный концерна Шнейдера в ле Крезо, уроженец отторгнутой у Франции после Седана Лотарингии, Пуанкаре ориентировался исключительно на войну, как и пушки производства "Шнейдера-Крезо".
"Пуанкаре - это война", - говорили умные люди сразу после того, как "Золотой Интернационал" капитала поставил его во главе окончательных военных приготовлений. К слову, одного этого прозвища ("Пуанкаре-война") достаточно для того, чтобы увидеть лживость утверждения о единоличной-де ответственности Германии и ее кайзера за развязывание мирового конфликта.
Для того, чтобы расценить приход к власти Пуанкаре как верный симптом готовности капитала Франции к скорой вой не, были и более серьезные основания, чем броские словесные ярлыки. Сама личность Пуанкаре, весь его политический на строй идеально подходили для войны постольку, поскольку он был подчеркнуто равнодушен к проблемам внутренней политики, отдавая всего себя политике внешней. Причем политике агрессивной, реваншистской и наступательной.
Пуанкаре потому и стал перед войной президентом Франции, что его президентство обязано было стать "военным".
Среди сотни-другой первых закулисных и публичных фигур, которые во имя личных корыстных интересов приближали мировую бойню, Пуанкаре, пожалуй, наиболее последовательный и цельный выразитель идеи войны. И его прозвище в некотором смысле было математически точным. Ведь оно возникло после высказывания "Мой двоюродный брат - это война", слетевшего с уст кузена Раймона Пуанкаре - великого французского математика Анри Пуанкаре.
Стефан Пишон, бывший в 1906-1911 и в 1913 годах министром иностранных дел Франции, считал, что если бы в Елисейском дворце в 1914 году был не Пуанкаре, а Клеман Фальер (президент Франции до 1913 года), то и войны бы не было.
К войне, к ее подготовке приложили руку и Пишон, и Фальер, но не в них и даже не в Пуанкаре дело. Мнение коллеги Пуанкаре Стефана Пишона важно потому, что еще раз опровергает миф, называющий единственной виновницей войны и ее инициатором Германию.
Глава 4.
Балканы и капканы...
Еще до "войны Пуанкаре" прошли две скоротечные Балканские войны, позволившие расставить декорации пролога Первой мировой войны. Заодно были проверены некоторые тактические идеи и новые методы ведения военных действий, которые в полной мере развились уже в скором будущем.
Почему-то считают, что первую Балканскую войну между славянским в своей основе Балканским союзом (Болгария, Сербия, Черногория, Греция) и "младотурецкой" Турцией благословил и подтолкнул царизм. Но это объяснение и поверхностное, и неверное, хотя внешне все так и было.
Славянские войска воевали не русским, а французским оружием, турецкие немецким (и генерал фон дер Гольц фактически командовал ими). Балканские славяне были нам наиболее близки и по языку, и по сердечной склонности, особенно сербы. Тем не менее России на Балканах делать было нечего уже потому, что за десятилетия своей балканской политики она снискала только славу и приобрела в балканских столицах могилы русских солдат и бульвары, названные именами русских генералов. Морально Россия имела тут "непробиваемые" позиции, а вот материально, фактически...
Балканский союз был выразителем интересов славянства только в речах его лидеров. Николай Николаевич Беклемишев, интересный русский аналитик, сказал в 1914 году накануне мировой войны: "Балканский союз состоялся именно для перевода земель Европейской Турции к более платежеспособным организациям, которые обременялись при этом новы ми обязательствами вследствие необходимости военных займов. Само собой разумеется, что значительную часть обязательств Турции предназначено было перевести на славян, как наиболее покладистых плательщиков, и этим перераспределением надлежало заняться технической комиссии в Париже".
Спрашивается, при чем здесь Россия? И где тут ее выгоды - хоть экономические, хоть политические?
Лучшей помощью "братьям-славянам" стало бы наше внутреннее развитие, которое позволило бы окрепшей России в будущем возглавить славянский мир.
Что же касается возможного перехватывания влияния и охлаждения балканских славян к русским, то это доказывало бы, во-первых, непрочность их чувств к нам, а, во-вторых то, что и раньше не стоило здесь огород городить.
Увы, балканской сфере русской политики тон задавали иные настроения. Русский посланник в Белграде Гартвиг - ярый германофоб, славянофил и сторонник всемерной поддержки Сербии - едва ли был прав в своих воззрениях. Потому что слишком уж часто России приходилось отдуваться за тех, кто не очень-то за это был нам и благодарен...
Еще в начале XX века А. Кони - современник русско-турецкой войны 1877-1878 годов - написал о том времени интересные воспоминания, где говорилось: "Братушки" оказывались, по общему единодушному мнению военных, "подлецами", а турки, напротив, "добрыми честными малыми", которые дрались как львы, в то время как освобождаемых братьев приходилось извлекать из кукурузы...".
А вот мнение Тарле (тут оно точно, поскольку его любимых англо-французов не задевает): "Крымская война, русско-турецкая война 1877-1878 годов и балканская политика России 1908-1914 годов - единая цепь актов, ни малейшего смысла не имевших с точки зрения экономических или иных повелительных интересов русского народа".
Не лишним будет привести и оценку русской восточной политики Генерального штаба генерал-майором Евгением Ивановичем Мартыновым: "Для Екатерины овладение проливами было целью, а покровительство балканским славянам - средством. Екатерина на пользу национальным интересам эксплуатировала симпатии христиан, а политика позднейшего времени жертвовала кровью и деньгами русского народа для того, чтобы на счет его возможно комфортабельнее устроить греков, болгар, сербов и других, будто бы преданных нам единоплеменников и единоверцев".
"Эх!", - прибавлю уже я сам... Да если бы, уважаемый читатель, те силы и деньги, которые мы "ухнули" на Балканах во имя подвигов Скобелева, да за десять лет до этого вложить в Русско-американскую компанию на Аляске - тогда еще РУС СКОЙ Аляске, то не пришлось бы эту Аляску нам за гроши продавать. А ведь кое-кто Александра II держит чуть ли не за великого государя... "Эх!" скажу я еще раз...
Генерал Мартынов употребил горькие слова "будто бы преданных нам" не с пустой головы. В его оценке, в оценке Кони особых преувеличений не усматривается, если знать, что бое вые потери русской Дунайской армии составили за время войны, примерно, 40%, союзной румынской армии - менее 15%, а участие в освобождении Болгарии от турок "болгарского ополчения" было эпизодическим. Сербия тогда тоже выставляла против турок войска, но скромные как по количеству, так и по их боевой активности.
Едва ли преувеличивал Кони, когда писал: "Мрачной иронией дышало пролитие крови русского солдата, оторванного от далекой курной избы, лаптей и мякины, для обеспечения благосостояния "братущки", ходящего в сапогах, раздобревшего на мясе и кукурузе и тщательно запрятывающего от взоров своего "спасителя" плотно набитую кубышку в подполье своего прочного дома с печами и хозяйственными приспособлениями".
Однако опыт тогдашнего "освобождения славян", который стоил России 200 тысяч (в то время!) жизней, впрок нам не пошел. Царизм по-прежнему заглядывался на Царьград - Константинополь-Стамбул и рассчитывал, что "братушки" будут в таком походе подмогой.
Теперь уже, в десятые годы XX века, в Петербурге вновь раздавались громовые речи о "славянском единении" и необходимости "поддержать братьев против нехристей".
Мнение Беклемишева о сути Балканского союза мы уже знаем. А вот что говорит о Балканских войнах XX века Е. Тарле: "Сербия и Болгария живут... земледелием и скотоводством, и для них... вопрос о Македонии (один из основных поводов к войне с Турцией. - С.К.) был... вопросом о новой пахотной земле и новых пастбищах... Для Сербии приобретение Салоник было равносильно выходу к морю, в чем так нуждались экспортеры сербского скота и сырья".
Такова подлинная подоплека дела, читатель. В чем же тут интерес России? Его нет.
Первая Балканская война началась 9 октября 1912 года, а 30 мая 1913 года уже закончилась победой славян. По настроению и формальным результатам войну можно было назвать национально-освободительной, но подлинная суть выражалась словом "репетиция". Балканские страны сыграли здесь роль солдатиков, а Россия - подставного распорядителя.
И отныне Россия и славянские Балканы были связаны зримо. Не только гимназические учителя, но и мальчишки-газетчики теперь твердо знали: славянских братьев мы в обиду не дадим - ни "турке", ни "немчуре". Если учесть, что нью-бердичев..., то есть петербургская кадетская "Речь" была в руках Гессена и Винавера, бойкие "Биржевые Ведомости" - Проппера, разухабистый "День" - Когана и Биккермана, популярная дешевая "Копейка" Городецкого, московские "профессорские" "Русские Ведомости" - Иоллоса (известный сионист Жаботинский был здесь заграничным корреспондентом), то "истинно русский дух" во всех слоях общества поддерживался постоянно и согласованно. В массовом русском сознании из Германии активно делали врага.
Спровоцированный смысл первой Балканской войны хорошо виден из того, что не успели бывшие союзники отпраздновать победу, как началась вторая Балканская война - теперь между поощряемой немцами Болгарией и остальными участниками Балканского союза, к которым присоединились Румыния и... Турция.
Все было закончено быстро: с 29 июня до 10 августа 1913 года Болгария потерпела поражение, и часть ее новых земель совместно общипали "братья"-сербы, греки и турки. Турецкие акции несколько укрепились, и теперь Париж мог не опасаться разрушения Турции, в которой 63% (почти две трети, между прочим!) иностранных капиталовложений было французского происхождения.
Уже в приведенных балканских сюжетах фигурировала тема проливов. И еще одним стойким заблуждением стала обычная уверенность в том, что в начавшейся вскоре мировой вой не Россия воевала как раз за обладание черноморскими проливами и именно проливами собиралась-де расплатиться Антанта с Россией в случае общей победы. Увы, читатель, и "за проливы" русские Иваны платили жизнью в счет будущих прибылей все тех же Ротшильдов. Проливы нужны были им и Нобелям как хозяевам русской нефти. Проливы нужны были французскому капиталу, владевшему Донбассом и тяжелой промышленностью Юга России.
"Русскими" проливами блокировались и германские интересы на Ближнем Востоке - уже во славу Ротшильдов английских (а с ними - нефтяного магната Детердинга и компании). Впрочем, англичане больше рассчитывали на то, что босфорско-дарданелльский "улов" Николая Романова разделят на всех.
Не "светило" нам ничего и на самих Балканах, хотя в России тогда думали иначе. Есть интересный документ - "Записка статского советника А. М. Петряева". Александр Михайлович Петряев знал Балканы хорошо - он там долго служил консулом. Будучи уже товарищем министра иностранных дел в 1917 году, он писал: "Англия и Франция не будут способствовать образованию на берегах Адриатики большого славянского государства, тяготеющего к России. Они, несомненно, предпочтут создание независимого Хорватского королевства, которое всецело подпадет под их влияние".
Но Петряев ошибся. Югославия создалась на основе объединения Сербии и Хорватии как раз при поддержке Антанты. В мае 1915 года не в славянском Петрограде, а в туманном Лондоне был образован Югославянский комитет во главе с хорватом Анте Трумбичем, который сыграл выдающуюся роль в послевоенном южнославянском государственном устройстве. С помощью, напомню, англичан.
Даром, что английский министр иностранных дел Грей не возмутимо говорил русскому кадетскому лидеру Милюкову вовремя его лондонского визита в 1916 году: мол, как там устроятся сербы с хорватами, это их внутреннее дело, а еще оно, мол, касается России - не Англии.
Не лишней для нас окажется и память о том, что Болгария "братушек" в 10-е годы XX века была теснейше экономически связана с Германией и Австро-Венгрией. Так что, рассориваясь с последними, Россия отношений со славянами-болгарами не улучшала.
А ведь Болгария как политически, так и экономически была для нас доступнее (а, значит, и перспективнее), чем, например, Сербия.
И будет правильным сказать, читатель, что Россия воевала с двумя реальными целями: сделать, во-первых, Германию из дружественного государства смертельным врагом и, во-вторых, окончательно дать повязать себя внешними влияниями и долгами, чтобы стать вотчиной транснационального капитала.
Генри Ноэл Брейлсфорд в "Войне стали и золота" писал: "С 1854 по 1906 годы Сити бойкотировало Россию. Заем 1906 года последовал за явно инспирированными статьями в "The Times", которые предсказывали политическое соглашение (оно и последовало в 1907 году - С.К.). Финансы (то есть Ротшильды английские и французские. - С.К..) и дипломатия в современном мире стали друг другу необходимы. Если бы какая-либо держава или группа держав удерживала монополию на мировом денежном рынке хотя бы в течение нескольких лет и сознательно использовала ее в политических целях, она в конце концов диктовала бы свою волю России... Россия уязвима, так как она зависит от своей репутации на западных рынках совершенно так же, как любая из республик Латинской Америки".
Кроме займов, неплохо срабатывало и другое средство, о ко тором с горечью писал известный нам генерал Игнатьев: "Россия издавна дорого платила за свою техническую отсталость, представляя лакомый кусочек для иностранной промышленности: без затраты капиталов, одной продажей патентов, что и носило громкое название "техническая помощь", можно было снимать любые барыши с русских заводов. "Техническая помощь" являлась одним из самых надежных средств для об ращения России в колонию и хорошим подспорьем для иностранного шпионажа".
Конечно, в самой России об этом помалкивали, и для "патриотически" настроенной российской публики сочинили имеющую хождение по сей день сказочку о том, как прекрасно заживет после победы над "гуннами" "христолюбивая" Русь. Время добавило к ней одну присказку: "Эх, если бы не проклятые большевики"...
Вся "идиллия" разбивается о железные статистические данные. Накануне Октябрьской социалистической революции в 1917 году государственный долг России превышал 60 миллиардов рублей, что составляло семнадцать довоенных годовых государственных бюджетов. Внешний долг насчитывал 16 миллиардов, из них около 9 - краткосрочная задолженность.
Что это значило? В случае "войны до победного конца" одна из "победительниц" - Россия почти сразу должна была бы выплатить Западу почти три довоенных бюджета, не считая того, что из 19 миллиардов краткосрочных внутренних обязательств казначейства на долю англо-франко-заокеанского капитала тоже приходилось немало.
Ну как тут не вспомнить Ленина: "Есть ли экономическая возможность в эру "финансового капитала" устранить конкуренцию даже в чужом государстве? Конечно есть: это средство - финансовая зависимость и скупка источников сырья (чем как раз усиленно занимались в России англичане и французы. С.К..), а затем и всех предприятий конкурента".
Так что как уж там было бы при сепаратном мире царской России с Германией, не знаю, но вот при ее совместной "победе" вместе с Антантой "мирное" завоевание России последней было бы обеспечено!
Позже, познакомившись с запиской Дурново, мы увидим, что кое-кто из русской правящей элиты подобную угрозу видел еще до войны, но... Но даже обращения прямо к Николаю II были тщетными.
Перед войной золотой запас России весил более двух с половиной тысяч тонн. Внешний долг, возникший как результат военных расходов, сразу "съедал" четыре пятых этой золотой горы, добытой русскими людьми из русских же недр.
Вот за какое будущее Россия Романовых и Витте отправляла на западные рубежи империи миллионы Иванов в серых шинелях, оторвав их от миллионов Марий. И лишь яркие цветы иван-да-марьи, распустившиеся по весне над ушедшими в землю солдатами, напоминали потом о загубленных впустую жизнях, судьбах и любви.
Балканские войны позволили расставить предпоследние точки. Все активные основные участники будущего конфликта на серии встреч и переговоров еще раз посмотрели друг на друга и враг на врага. Кто-то был готов более, кто-то менее, но уже было возможно начинать.
Кайзер Вильгельм, уверенный и в себе, и в Германии, имел все основания для этого. Даже знаменитый французский политический деятель Эдуард Эррио убежденный антагонист Германии на протяжении своей долгой жизни - признавал: "Германия противопоставляет нам, помимо грозной армии, внушительную организацию. Она извлекает пользу из всего, черпая во всех областях практики и ума". И Германия действительно была готова отмобилизоваться, народ действительно был сплочен и организован,
А Россия? С одной стороны, российские "верха" хорохорились. С другой, состояние дел в России можно было уяснить, ознакомившись хотя бы с таким перлом казенной мысли, как решение царского правительства от 15 декабря 1909 года, где заявлялось следующее: "Усовершенствование способов пере движения в воздушном пространстве и практические испытания новых изобретений должны составлять по убеждению Совета министров преимущественно предмет частной само деятельности".
К началу войны у нас, благодаря таланту и энергии Игоря Сикорского, появился, правда, "Илья Муромец", но общая кар тина получалась безрадостной: Германия производила во время войны до 2 000 самолетов в месяц (здесь и далее указан максимально достигнутый месячный уровень), Франция - 2 500, Англия - 2 700, США - 2 650 и даже Италия - 1000. А Россия -215 (двести пятнадцать!).
Что же до Николая Романова, то он терял последние остатки уважения даже у честных людей из привилегированных классов. Летом 1908 года русский царь впервые в истории прибывал с визитом в Швецию. Русская миссия во главе с посланником бароном А. Будбергом и военным агентом Игнатьевым всходит на борт шведского катера, поднявшего русский посольский флаг. В ту же минуту стокгольмский рейд затягивается дымом: в нашу честь салютуют военные корабли и древние крепостные верки.
Русская эскадра запаздывает, но вот и она - с царской яхтой "Штандарт" впереди. Будберг готовится пересесть на нее, и тут командир ближнего шведского миноносца вдруг сообщает в рупор:
- С яхты передают: "Посланника на борт не принимать!".
Самолюбивый Будберг багровеет, дисциплинированные Игнатьев и морской агент Петров молчат, недоумевая. Уже на берегу они узнают: их не хотели допускать к высочайшему завтраку.
А за год до этой царской выходки шведы на том же рейде встречали Вильгельма II и наблюдали, как застопорившая ход яхта "Гогенцоллерн" принимала посланника Германии. Вильгельм вышел к трапу, снял фуражку и на глазах шведской эскадры трижды его облобызал.
Однако стокгольмский эпизод был лишь промежуточным звеном. В России уже давно говорили: "Ходынкой началось, Ходынкой и кончится"... А как началось-то?
В мае 1895 года Николай II и императрица Александра Федоровна ("Алике") короновались в древней столице - Москве. Среди коронационных торжеств числилось и народное гуляние на Ходынском поле. От "царей" были обещаны кулек с конфетами, булкой и куском колбасы да "коронационная" па мятная кружка.
"Гостинцев" заготовили 400 тысяч, а подвалило "нa праздник" около полумиллиона! В обычное время здесь проводились учения войск, поле было перекопано и перерыто канавами и окопами. Их прикрыли досками, но что эти доски значили, когда напирала полумиллионная толпа? Люди приходили заранее, за сутки, скапливались, стояла дикая жара.
Начали раздавать кульки, толпа подалась, закричали пер вые задавленные. И через пару часов с поля увезли только трупов около 1300 (по официальным данным, а по неофициальным-около четырех тысяч). Всего же пострадали десять тысяч человек.
У нас есть документ, принадлежащий перу лично Его Императорского величества. Николай был человеком скрупулезным и дневник вел до самого своего расстрела. Вот записи тех дней... "18 мая. Суббота.
До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. На Ходынском поле произошла страшная давка, причем ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч.; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и за тем Алике и я отправились на Ходынку. Собственно, там ни чего не было; музыка все время играла гимн и "Славься!" Обе дали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello (французский посол в России. - С. К.). Было очень красиво устроено. После ужина уехали в 2 ч.
19 мая. Воскресенье.
С утра началось настоящее пекло. В 11 час. пошли к обедне. В 2 ч. Алике и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные, пострадавшие вчера. Уехали прямо в Александрию, где хорошо погуляли. В 7 ч. начался банкет. В 9 1/2 ч. поехали к д. Сергею. Пили чай.
20 мая. Понедельник.
День стоял отличный. Поехали к обедне (не к панихиде! - С.К.) в Чудов монастырь. В 3 часа поехал с Алике в Мариинскую больницу, где осматривал вторую группу раненых. Тут было 3-4 тяжелых случая (то есть, "царям" показали считанные жертвы. - С.К.). Обедали с Мама. В 10 1/2 поехали на генерал-губернаторский бал.
21 мая. Вторник.
Встали поздно с чудным утром. В 11 1/2 поехали к Ходынскому лагерю (не на поле - скорбеть, а на парадный смотр. - С.К.). После молебна все части прошли отлично. В 3 1/4 отправились в Александрию, где гуляли и пили чай. В 10 3/4 поехали на бал в Дворянское собрание".
И все... Более о трагедии нет ни слова. Зато идет потоком; катались на лодке, ели, пили чай, мед, обедали, ужинали. И лез же кусок в горло!
Это потом Россия припомнит ему и кадрили под стоны умирающих, и обеды под слезы сирот.
Кайзер же пользовался в стране огромной популярностью... В марте 1913 года наш кораблестроитель академик Алексей Крылов вышел в плавание на немецком пароходе "Метеор" в качестве председателя Особой комиссии по исследованию успокоительных цистерн Фрама. К сожалению, эти успокоители качки на море в сфере политики не срабатывали, но общая работа хорошо объединяла русского инженера и старшего механика "Метеора" немца Шредера.
По вечерам они коротали время за долгими беседами, и как-то Шредер оживленно сказал:
О, наш кайзер умеет найти путь к простым сердцам!
И к вашему сердцу старого морского волка тоже? - шутливо спросил Крылов.
Алексей Николаевич, судите сами... Однажды мы компанией собрались в Гамбурге в скромной пивной за кружкой пива. Знаете, как это бывает: снаружи дождь, промозглый вечер, а за столом - старые приятели и добрая немецкая песня. Вдруг... отворяется дверь и входит кайзер.
Один?
Один, и даже без зонтика, в мокрой шинели.
И вы?
Мы, конечно, вскочили, молчим.
А он?
- А он усмехнулся и говорит: "Что это вы замолчали? Спойте-ка мне "Вахту на Рейне", да угостите кружкой пива"...
- И вы угостили?
Ах, Алексей Николаевич! Никогда я не пел так весело! В тот вечер я выпил лучшую кружку в своей жизни!
А потом?
Потом он сидел задумавшись, и сказал: "Спасибо, друзья! Вы хорошо проводите свое время"... И вышел.
В таких эпизодах не обходилось, конечно, без театральности - кайзер порисоваться любил. И сословный склад жизни от пивных "экспромтов" не исчезал. На торжествах по поводу спуска очередного дредноута кайзера окружали не корабельщики с рабочими мозолями, а элита во фрачных парах и белоснежных платьях, блистающая бриллиантами. В толпе, наблюдающей это со стороны, стоял порой и молодой австриец Адольф Шикльгрубер с "кайзеровскими" усами и про себя возмущался несправедливым распределением ролей на празднике жизни. Он считал, что истинные его создатели тоже имеют право на свою долю почета и славы, но пока лишь восторженно смотрел на то, как стальная громада сползает со стапеля, роняя с обшивки капли "крестильного" шампанского.