Страница:
И все же, как повествуют исторические монографии, британскому Льву пришлось уступить галльскому Петуху... Хотя откуда такое нельвиное поведение? Разве в результате Версаля Лев не наложил свою лапу на 60% (!) территории и 70% (!) жителей всех колониальных владений в мире?
Как часто мы забываем, что за вроде бы "нелогичным" по ведением политиков чаще всего стоят принципы не "желез ной", и даже не "стальной" (пушечных кондиций), а "золотой" логики...
А "нелогичным" выглядело поведение не только джентльменов с Английского Острова, но и немца (точнее - немецкого еврея) Вальтера Ратенау. Действительно, как нужно было понимать согласие с пиратскими запросами Клемансо бывшего имперского руководителя Военно-сырьевого отдела, а теперь министра хозяйственного восстановления Германии? Ведь Ратенау (убитый 24 июня 1922 года уже в должности министра иностранных дел) был деятельным сторонником безоговорочного выполнения версальских обязательств. Его за это и убили германские националисты. Так почему Ратенау отстаивал принципы ограбления вроде бы своей страны даже ценой жизни?
Политическая ипостась Ратенау известна достаточно широко. На Генуэзской конференции 1922 года он подписал Рапалльский договор с СССР. И его убийство террористической организацией "Консул" советская историография объясняла местью за Рапалло. Хотя в кругах, близких к Стиннесу, Ратенау с намного большими основаниями ненавидели за Версаль. Так или иначе о Ратенау-политике историки говорят часто.
Реже сообщается, что он был сыном основателя и президентом крупнейшего треста Германии "AEG" ("Альгемайне электрицитетс гезельшафт" - Всеобщей компании электричества). Был Ратенау и теоретиком интернационального "организованного капитализма" и "хозяйственной демократии" (находя, кстати, некоторое сочувствие у Бухарина).
И уж совсем забывают упомянуть, что AEG был связан личной унией с крупными банками, со Стальным трестом Тиссена, трубным концерном Маннесмана, концерном Круппа и "другом-врагом" - трестом Симменса... И это не все! AEG не только имел дочерние общества и представительства в трех десятках стран, но и... был на треть собственностью ДЭК. Аббревиатура ДЭК у нас известна плохо, поэтому можно сказать и короче: это - "Дженерал электрик компани", то есть крупнейший электротехнический трест США, контролируемый финансовой группой Моргана.
Формально ДЭК приобрел 30% акций AEG лишь в 1922 году, но договор о дележе мира был заключен между ними еще до Первой мировой - в 1907... И поэтому Ратенау-капиталисту был прямой расчет игнорировать Ратенау-политика. Чем более погружалась в версальское "болото" Германия, тем больше США имели возможностей усилить свои позиции в германской экономике.
К тому же Ратенау был близко связан еще и с американо-еврейской банковской группой "Кун, Леб и К°". Вот в чем бы ли расчет и ВЫГОДА. Та же выгода негласно кривила тонкие губы Вильсона, и насупившимся бровям Ллойд Джорджа приходилось уступать. На сцене же гордо, по-петушиному, красовался Клемансо... Правда, можно лишь догадываться, как все трое выглядели на совещаниях в парижской резиденции кавалера ордена Бани сэра Бэзила Захарова, поскольку наиболее деликатные вопросы Парижской конференции обсуждались именно там.
Разыграно было неглупо. В Париже и Версале распоряжался, конечно же, Вильсон. Другими словами, банки и монополии США.
Америка, внешне оставаясь в стороне - даже Договор не ратифицировала! предоставляла Клемансо сомнительное право выжать из Германии, отупевшей после краха, МАКСИМУМ. Снять сливки.
Все равно солидная толика и "львиной", и "петушиной" доли попала бы туда, куда и надо, за океан. Побежденная Германия оказывалась не только "дойной коровой", но еще и "троянским конем" американского капитала.
Зоологи с ума бы посходили, но финансистов такой невообразимый гибрид не пугал. Они сами его создали.
Послевоенных выгод США имели столько, что изобретенные в конце прошлого века арифмометры выходили из строя от перенапряжения. Что там ни говори, а результатов Капитал Америки достиг, для первого раза, неплохих...
Юниус Спенсер Морган нашел свою "удачу" там же, где и первый Рокфеллер - в грязи и дыму гражданской войны Севера и Юга США в 1861-1865 годах. Его сыну - Джону Пирпонту-старшему, умершему в 1913 году, тогда еще не было тридцати, но он работал самостоятельно, ловко торгуя негодными ружьями. Внук - Джон Пирпонт-младший, в Первую мировую торговал ружьями уже исправными. Ловчить просто не было смысла - счет шел на миллионы штук. Хватало "честной" прибыли...
Не были обижены и Дюпоны: 40% снарядов союзников выбрасывались из стволов силой дюпоновского пороха.
Реальный объем экспорта из США с 1913 по 1920 год возрос с 2,4 миллиарда долларов до 3,4 миллиарда - на 37%. А номинальный объем экспорта за счет вздутых цен вырос в три с половиной раза (то есть на 350%!) - до 8,1 миллиарда. Могли бы добиться Штаты такой переплаты за свои товары в мирных условиях? То-то!
К концу войны США сосредоточили у себя 40% (сорок, читатель!) мировых запасов золота. Валовой торговый оборот одной лишь "Дюпон де Немур" за время войны увеличился с 83 до 308 миллионов долларов. А капитал составил миллиард! Чистые прибыли за четыре года всемирного мордобоя достигли 237 миллионов долларов. Из них 141 миллион получили акционеры в виде дивидендов, а за 49 миллионов "Дюпон де Немур" купила вначале часть акций "Дженерал моторе корпорейшн". Потом подумала и прикупила весь контрольный пакет.
Между прочим военные дивиденды были исчислены из нормы 458% нарицательной стоимости акционерного капитала... А из-за 300%, как считал английский профсоюзный деятель и публицист Дж. Т. Даннинг (его-то и цитировал потом Маркс) капитал был готов на любое преступление "хотя бы под страхом виселицы".
А тут даже страха-то не было - одни дивиденды!
Владелец самой знаменитой треуголки всех времен вывел чеканную, как из-под монетного стана, формулу: "Для ведения войны нужны три вещи: во-первых, деньги, во-вторых - деньги, и, в-третьих - деньги"... Что ж, каждый смотрит в свою подзорную трубу. Дюпоны эту формулу использовали в инверсированном виде: "Для делания денег нужны лишь три вещи: во-первых война...", ну и так далее... Да и одни ли Дюпоны освоили эту науку?
Якобы "строптивая" Европа оказалась со всеми своими колониями у Дяди Сэма в кармане. Германия должна была вы плачивать репарации Англии и Франции, а те - долги Америке. Какая разница, как это называется, - долги, репарации, займы! Золото не только не пахнет, оно еще и безразлично к внешней стороне дела, к тому, как его "титулуют"... Лишь бы деньги текли к деньгам. Они и текли...
Вот цифры, приводимые Лениным в 1920 году со ссылкой на английского экономиста Кейнса - того самого Джона Мейнарда Кейнса, который участвовал в работе Парижской конференции, написал книгу "Экономические последствия мира" и позже стал основателем экономической теории, известной под названием "кейнсианства". Вот его оценки...
Соединенные Штаты имеют актив 19 миллиардов; пас сив - ноль. А до войны они были должником Англии. Теперь же оказались мировым кредитором. Англия попала в такое положение, что ее актив составил 17 миллиардов, а пассив - 8 миллиардов. Да еще в актив попали 6 "русских миллиардов", о которых сам Кейнс (с арифметикой у него было все в порядке) писал, что "этих долгов считать нельзя". Реально итог был хотя и положительным, но отдавал для Англии сомнительной "пирровой победой".
Общественную ситуацию характеризуют не только цифры, но и характерные для эпохи настроения... Так вот, красноречивое признание вырвалось после войны у Перси Гаррисона Фоссета, английского географа, топографа, археолога, путешественника и офицера английской армии: "Из поймы и вы нес убеждение в том, что как мировая держава Британия находится на ущербе... Надо полагать, тысячи людей утратили подобные иллюзии за эти четыре года, прожитые в грязи и крови. Таково неизбежное следствие войны для всех, за исключением тех немногих, кто нажился на ней".
Франция свела баланс войны с активом в 3,5 миллиарда и пассивом в 10,5! Ростовщик мира, нажившийся на колониях и займах, попадал в положение чистого должника.
Россия в своем пассиве имела разоренную двумя войнами страну, многовековые последствия татаро-монгольского на шествия - в виде изломанного национального характера, отсталости, невежества масс, но зато в активе мы получили такое государство, где у Капитала власти не было.
Актив, в перспективе, громаднейший. Мы уже знаем долговые цифры, которые не сулили России, останься она буржуазной, ничего хорошего. А вот уже не цифры, а мнения на ту же тему. "То, что мы наблюдаем в России, является началом вели кой борьбы за ее неизмеримые ресурсы сырья", - сообщал в мае 1918 года журнал англо-русских финансовых кругов "Россия". Похоже писала и "Лондон файнэншл ньюс" в ноябре того же года: "События все более принимают характер, свидетельствующий о тенденции к установлению над Россией международного протектората по образу и подобию британского плана для Египта. Такой поворот событий сразу превратил бы русские ценные бумаги в сливки международного рынка".
Но с Россией у США вышла осечка. "Сливки" скисли, бывшие ценные бумаги, по причине жесткости и чересчур хорошего качества, нельзя было использовать даже для целей утилитарных.
Зато с Германией у янки наблюдались сплошные активы. И дело было не только в репарациях и долгах как таковых. Одна лишь цитата из прекрасной книги американского экономиста Ричарда Сэсюли "ИГ Фарбениндустри" (издана на Западе в 1947 году и в сталинском СССР - уже в 1948). Одна цитата показывает, что значил для США разгром Германии: "Начавшая было развиваться американская химическая промышленность также была подавлена немцами в период, предшествующий Первой мировой войне. Одним из средств, при помощи которого был достигнут этот результат, явилось снижение цен. В течение десяти лет, с 1903 по 1913 год, немецкие фабриканты продавали, например, салициловую кислоту в США на 25% дешевле, чем в самой Германии (и, конечно же, еще более дешево, чем фирмы США в США. - С.К.). Это также относилось и к брому, щавелевой кислоте, анилину и другим продуктам. Подобным же средством был и "принудительный ассортимент": чтобы купить какой-либо особенно нужный продукт из числа изготовляемых немецкими фирмами, американцы должны были купить весь ассортимент продукции. Таким образом происходило вытеснение с рынка американских фирм".
Признание американца тем ценнее, что даже в двадцатые годы чаше говорили о конкуренции не американских, а английских и германских товаров. Большая Советская Энциклопедия писала в 1929 году в томе 15 на странице 601: "По существу история мировой торговли в эпоху империализма (до войны 1914-1918) является историей напряженного соревнования между Германией и Англией. Германский купец преследует английского буквально во всех частях света. В Южной Америке, в Японии, в Китае, в Персии, в Тунисе, в Марокко, в Египте, в Бельгийском Конго - во всех этих странах удельный вес им порта из Германии повышается, а из Англии - уменьшается. Германские товары начинают вытеснять английские даже на рынках британских колоний".
Все это было верно для вчерашнего дня, а если бы не было войны - то и для самих двадцатых годов. А для тридцатых? А для сороковых?
Перед войной, в 1913 году, крупнейший немецкий экономист (и практический политик) Карл Гельферих пророчество вал: "Развитие германских колоний и теперь еще находится в первоначальной своей стадии. В будущем наши многообещающие начинания создадут нам колониальный рынок для наших промышленных продуктов и культуру сырья, необходимого для нашего народного хозяйства, как, например, культуру хлопка, и этим упрочат наше мировое положение".
Професор Гельферих был ярым монархистом и, увы, не меньшим антисоветчиком. После убийства левыми эсерами в Москве в 1918 году германского посла Мирбаха он был назначен к нам послом и скоро вышел в отставку, считая, что "вредно создавать хотя бы видимость сотрудничества с большевиками". Но о хозяйственных вопросах Гельферих писал не с бухты-барахты: он служил в колониальном ведомстве, был статс-секретарем финансов, произвел исчисление народного дохода Германии. И из его констатации следовало, что к тридцатым-сороковым годам Германия могла оставить далеко позади не только Англию, но и обойти Америку.
Мировой войной Америке удалось сбить немцев с темпа. Теперь можно было вздохнуть свободнее, а в какой-то мере и получить германские патенты, хотя к этой "святая святых" в Германии относились ревниво и не очень-то подпускали сюда даже победителей.
И, надо сказать, несмотря на все репрессии и репарации, немцы доказали, что они умеют сопротивляться даже на коленях. А германский Капитал сумел использовать для восстановления утраченных позиций все средства: прочные связи с Капиталом США, разногласия между Англией и Францией, потенциал отношений с новой Россией...
Использовался и такой жестокий по отношению к собственному народу метод, как инфляция. У инфляции было не сколько причин - и ни одной объективной. Все объяснялось не стихийными бедствиями и даже не катастрофическим не достатком материальных средств, а жадностью, жестокостью и желанием решить шкурные проблемы капитала, как немецкого, так и международного, за счет многомиллионных масс.
Формально инфляция началась уже 31 июля 1914 года - Рейхсбанк прекратил обмен банкнот на золото. Тогда в обращении ходило "бумаги" на 2 миллиарда марок. Через девять лет, перед стабилизацией марки, бумажных денег было выпущено на 93 триллиона, а может, и больше.
Заработная плата выдавалась каждый понедельник по индексам стоимости жизни, опубликованным в прошлую среду. Но и это не помогало - "покупательная сила марки таяла не по дням, а по часам". Последние слова взяты не из сентиментального романа, а из энциклопедического издания.
Хозяйки уходили на рынок с двумя корзинками: одна (маленькая) - для провизии, вторая (побольше) - для бумажных денег. И все чаще в маленькой корзинке оказывались даже не суррогаты (Erzatz), а "суррогаты суррогатов" (Erzatz-Erzatz). Далеко не полный список продовольственных эрзацев превышал уже 11 тысяч названий!
До войны лучше германского рабочего оплачивался только американский рабочий. А в апреле 1922 года английский статистик Джон Гилтон подсчитал: чтобы купить один и тот же набор продуктов американскому каменщику нужно было работать один час, английскому - три, французскому - пять, бельгийскому - шесть, а немецкому - семь часов с четвертью.
Курс доллара тогда составлял триста марок за доллар. Однако марку подорвала уже выплата первого репарационного миллиарда в августе 1921 года, и к концу 1922 за доллар давали семь с половиной тысяч марок. Окончательно же сводил с ума 1923 год: к марту доллар стоил 21 тысячу, к сентябрю - 110 миллионов, а к декабрю - более 4-х миллиардов марок! По сравнению с 1913 годом реальная заработная плата падала так: в апреле 1922-72% по сравнению с довоенной, в октябре - 55, в июне 1923-48.
Немцев спасали только дешевый хлеб (который, к слову, до выпуска закона от 23 июня 1923 года добывался по разверстке) и высокая урожайность хорошо поставленного сельского хозяйства. Немецкий бауэр даже после изнурительной войны по луча с гектара в полтора раза больше пшеницы, чем канадец, и в два с половиной раза больше, чем американский фермер. Но Германия, все же, голодала.
Наемные рабочие от инфляции лишь страдали, а трагедией она стала для "среднего класса" - "миттельштанда". В Германии он отличался особой бережливостью и охотно вкладывал сбережения в твердопроцентные облигации государственных и муниципальных займов, закладные листы ипотечных банков. Теперь, в течение одного 1923 года, труды всей жизни и расчеты на обеспеченную старость пошли прахом. Миттельштанд жил исключительно распродажей семейных ценностей и скарба.
Скажу в скобках, что "средний класс" по своим склонностям и воспитанию относился к социалистическим идеям прохладно, а чаще - враждебно. Но он же не мог простить капиталу вырванных "с мясом" былых благополучия и устойчивости личного бытия. Тот, кто стал бы в глазах бюргеров неким "усреднителем" между социализмом и капитализмом, да еще выдвигал бы антиверсальские национальные идеи, был бы воспринят ими как спаситель.
Пройдет десяток лет, и миттельштанд особенно активно поддержит национал-социализм Гитлера.
Капиталу Германии инфляция принесла колоссальные... прибыли. Для него она означала фактическую ликвидацию всего внутреннего долга. Кроме того, в самую сложную пору, когда нужно было вновь налаживать экспорт, промышленные магнаты смогли оплачивать свои производственные издержки ничего не стоящими деньгами и заставить рабочих трудиться, по сути за еду.
Зато "король Рура" Стиннес, спекулируя на разнице курсов и искусственно сбивая курс марки еще ниже, создал гигантское объединение в тысячу предприятий и фирм с 600 тысячами работающих. Афера со сверхтрестом "Сименс-Рейн-Эльбе-Шукерт" лопнула (впрочем, в соответствии с замыслом), но на ее развалинах возник грандиозный стальной трест "Ферейнигте Штальверке", занявший главенствующее положение в черной металлургии Германии и в европейском сталь ном картеле.
Германия тогда вообще была благодатным местом для людей с долларами. Канадскую корпорацию "United Europian Investors" создали в те годы специально для скупки акций германских предприятий - энергетических, машиностроительных, химических. Пример заурядный, но из общей массы его выделяло то, что президентом корпорации с окладом в 10 тысяч долларов в год стал будущий президент США Франклин Делано Рузвельт, знаменитый будущий ФДР.
Когда курс марки стабилизировался, ФДР продал свою долю - свыше тысячи акций - по 10 тысяч марок за штуку. Марок уже не бумажных, а золотых...
Пик инфляции пришелся на 1923 год неслучайно. Как раз тогда германский и американский Капитал (вместе с английским) решили ряд важных проблем. А германские промышленники еще и добились на время особой сплоченности после-версальских немцев. Этот интересный эпизод получил название "пассивного сопротивления" в Руре.
В 1922 году у власти было правительство Вирта-Ратенау, и оно вело "политику выполнения мирного договора". 28 июня Ратенау со своей виллы в Грюнвальде отправился на машине в министерство. По дороге его нагнала другая машина и на перекрестке неожиданно преградила дорогу. Шофер Ратенау резко затормозил, а преследователи открыли стрельбу. По том взорвалась граната, и Ратенау был убит наповал. За тремя убийцами из организации "Консул" легко угадывался Стиннес.
В ноябре пал (политически) и Вирт. Новый канцлер Куно был до этого генеральным директором "Линие Гамбург-Америка", то есть сподвижником Моргана. И правительство Куно начало широко саботировать репарационные поставки, вступив на путь "политики катастроф", к которой призывал Стиннес.
Причиной такого внешне смелого поворота стало решение магнатов США и Англии, совпавшее с желанием Германии, поскорее отстранить от активной европейской экономической политики победителя-аутсайдера - Францию. Надо было зримо, в какой-то шумной акции показать и доказать необходимость чего-то нового в послеверсальской ситуации. Скажу сразу, что этим "чем-то" должен был стать план Дауэса, дававший жизнь перспективному гибриду "троянского коня" и "дойной коровы".
Две названные цели были прозрачными, но, думается мне, что был тут и третий момент. Обостряя отношения между Францией и Германией, англосаксы вкупе с Кунами и Лебами исключали для Франции возможность реалистичной ее политики по отношению к Германии. Во Франции имелись дело вые круги, которые строили планы такого франко-германского экономического сближения, где Германия виделась как минимум равным партнером.
Нетрудно было понять, что динамизм Германии быстро отдал бы ей "первую скрипку", а Франция взамен получала бы стабильное будущее, лишенное противостояния Германии.
Для Франции это был единственный шанс сохранить в будущем очень пристойное положение в мире, не подпадая под англосаксонское влияние. И, конечно, Штатам подобные поползновения нужно было сорвать еще до их внятного формулирования. Ведь нужно было думать уже о новой - будущей мировой войне, где Франции опять предстояло с Германией воевать, а не сотрудничать.
Все вышло как по нотам. В январе 1923 года французы и бельгийцы, ссылаясь на невыполнение угольных и лесных репарационных поставок, оккупировали Рурскую область. Оккупанты ультимативно потребовали от представителей рабочих и директоров "дани", уже на 20% большей, а за отказ угрожали военным судом, то есть расстрелом.
Ответом и стало "пассивное сопротивление": добыча угля и работа предприятий не прекращались, но железнодорожники и рейнские водники парализовали транспортную сеть и прекратили вывоз сырья во Францию.
Тогда французы и бельгийцы вызвали своих железнодорожников. Сопротивление нарастало, заводы останавливались. Оккупанты дополнительно воспользовались услугами... поляков, которые тут же призвали военнообязанных и направили их в Германию для обслуживания рурской промышленности и транспорта. Одновременно Рур, где сосредотачивалось три пятых горного и горнозаводского дела страны, был отрезан от Германии.
И тут Берлин распорядился начать полный саботаж. Рабочие бездействовали, торговля замерла, чиновники бастовали. А жил Рур за счет постоянных государственных субсидий. При этом угольные и чугунные короли Рура нередко платили рабочим эрзац-банкнотами собственного производства (все равно деньги у рабочих шли только на продовольствие), а на бумажные марки субсидий в том же Берлине закупали фунты и доллары.
Рурская эпопея и добила марку окончательно, как того и хотел Стиннес. На 23 ноября 1923 года общая масса бумажных марок составила 224 септиллиона. В миллиардах - сумма астрономическая!
Был, как мы знаем, у этого "рурского эпизода" и тот пикантный нюанс, что "пассивное сопротивление" рядовых немцев поддерживали берлинские субсидии, а внешнее безрассудство Берлина, крутившего и крутившего печатный станок, питали из-за океана подсказки: "Сопротивляйтесь".
Расчет был верным. В случае с Руром Германия впервые взбрыкнула пo-настоящему, запахло взрывом. Справиться с ним Франция не могла. И тогда Францию отставили в сторону, а США взяли европейские вожжи в свои руки уже открыто.
Глава 11.
Новые директивы - планы Дауэса и Юнга
30 ноября 1923 года под руководством американского генерала Дауэса и английского финансиста Г. Мак-Кензера начала работать комиссия экспертов по определению платеже способности Германии, В августе 1924 года на Лондонской конференции Европе и Германии был продиктован уже сам план Дауэса. 30 августа 1924 года вышел закон о денежной реформе, и с этого дня план вступил в силу.
Шестидесятилетний вице-президент США Чарльз Гейтс Дауэс был по совместительству еще и директором-основателем крупнейшего чикагского банка "Центральный Трест Ил линойса", связанного (какое "совпадение"!) с группой все того же Моргана, с которым имел тесные отношения Ратенау.
Во время Первой мировой войны Дауэс в чине генерала в координации с Барухом организовывал военные поставки в Европу. Первая Большая Советская Энциклопедия в томе 20, из данном в 1930 году, аттестовывала его как символ гегемонии американского капитала в Европе, но отдавала должное: "Д. является одним из талантливых представителей америк. монополистического финансового капитала, великолепно разбирающимся в положении послевоенной Европы и планомерно проводящим проникновение америк. капитала во все важнейшие страны Европы, в особенности в Германию и Францию".
Теперь Дауэс объявил: в ближайшие пять лет Германия выкладывает "на бочку" по полтора миллиарда марок золотом, потом - по два с половиной. Контроль над немецкой военной] промышленностью резко ослабевал, а под право контроля немецких железных дорог и банков Штаты давали Веймарской республике первый кредит в 200 миллионов долларов на восстановление экономики.
Потом последовали и другие кредиты. Жалеть не приходи лось - считалось, что вкладывается в свое... Собственно, так: оно и было. Германия начала резко прибавлять промышленные и торговые обороты, и с началом реализации плана Дауэса в германском будущем появился устойчивый просвет. А в Версальской системе - первая серьезная прореха.
В Зеркальном зале Версаля французам мечталось, конечно, великое... В конце 1922 года председатель финансовой ко миссии французского парламента Дариак в своем секретном докладе Пуанкаре сообщал: "Если бумажная марка обесценивается со дня на день, то средства производства, принадлежащие Тиссену, Круппу и их соратникам, остаются и сохраняют свою золотую ценность. Это есть именно то, что имеет действительное значение".
Дариак был прав и вывод делал очевидный: вот бы это все - да под контроль Франции.
Мечталось-то мечталось, а практически вопрос о контроле над германским народным хозяйством был решен в пользу американского, а не французского капитала. Кое-какие крохи достались Англии.
Большая Советская Энциклопедия 1928 года так оценила план Дауэса: "Американские кредиты широкой волной залили народное хозяйство".
Доллары действительно делали плодородной экономику Германии не хуже, чем ил Нила - поля египетских феллахов. За два года немцы превзошли довоенный уровень развития. Правда, это не значило, что был восстановлен довоенный уровень массового потребления. У светских женщин сверкали бриллианты, у рабочих женщин - голодные глаза.
Как часто мы забываем, что за вроде бы "нелогичным" по ведением политиков чаще всего стоят принципы не "желез ной", и даже не "стальной" (пушечных кондиций), а "золотой" логики...
А "нелогичным" выглядело поведение не только джентльменов с Английского Острова, но и немца (точнее - немецкого еврея) Вальтера Ратенау. Действительно, как нужно было понимать согласие с пиратскими запросами Клемансо бывшего имперского руководителя Военно-сырьевого отдела, а теперь министра хозяйственного восстановления Германии? Ведь Ратенау (убитый 24 июня 1922 года уже в должности министра иностранных дел) был деятельным сторонником безоговорочного выполнения версальских обязательств. Его за это и убили германские националисты. Так почему Ратенау отстаивал принципы ограбления вроде бы своей страны даже ценой жизни?
Политическая ипостась Ратенау известна достаточно широко. На Генуэзской конференции 1922 года он подписал Рапалльский договор с СССР. И его убийство террористической организацией "Консул" советская историография объясняла местью за Рапалло. Хотя в кругах, близких к Стиннесу, Ратенау с намного большими основаниями ненавидели за Версаль. Так или иначе о Ратенау-политике историки говорят часто.
Реже сообщается, что он был сыном основателя и президентом крупнейшего треста Германии "AEG" ("Альгемайне электрицитетс гезельшафт" - Всеобщей компании электричества). Был Ратенау и теоретиком интернационального "организованного капитализма" и "хозяйственной демократии" (находя, кстати, некоторое сочувствие у Бухарина).
И уж совсем забывают упомянуть, что AEG был связан личной унией с крупными банками, со Стальным трестом Тиссена, трубным концерном Маннесмана, концерном Круппа и "другом-врагом" - трестом Симменса... И это не все! AEG не только имел дочерние общества и представительства в трех десятках стран, но и... был на треть собственностью ДЭК. Аббревиатура ДЭК у нас известна плохо, поэтому можно сказать и короче: это - "Дженерал электрик компани", то есть крупнейший электротехнический трест США, контролируемый финансовой группой Моргана.
Формально ДЭК приобрел 30% акций AEG лишь в 1922 году, но договор о дележе мира был заключен между ними еще до Первой мировой - в 1907... И поэтому Ратенау-капиталисту был прямой расчет игнорировать Ратенау-политика. Чем более погружалась в версальское "болото" Германия, тем больше США имели возможностей усилить свои позиции в германской экономике.
К тому же Ратенау был близко связан еще и с американо-еврейской банковской группой "Кун, Леб и К°". Вот в чем бы ли расчет и ВЫГОДА. Та же выгода негласно кривила тонкие губы Вильсона, и насупившимся бровям Ллойд Джорджа приходилось уступать. На сцене же гордо, по-петушиному, красовался Клемансо... Правда, можно лишь догадываться, как все трое выглядели на совещаниях в парижской резиденции кавалера ордена Бани сэра Бэзила Захарова, поскольку наиболее деликатные вопросы Парижской конференции обсуждались именно там.
Разыграно было неглупо. В Париже и Версале распоряжался, конечно же, Вильсон. Другими словами, банки и монополии США.
Америка, внешне оставаясь в стороне - даже Договор не ратифицировала! предоставляла Клемансо сомнительное право выжать из Германии, отупевшей после краха, МАКСИМУМ. Снять сливки.
Все равно солидная толика и "львиной", и "петушиной" доли попала бы туда, куда и надо, за океан. Побежденная Германия оказывалась не только "дойной коровой", но еще и "троянским конем" американского капитала.
Зоологи с ума бы посходили, но финансистов такой невообразимый гибрид не пугал. Они сами его создали.
Послевоенных выгод США имели столько, что изобретенные в конце прошлого века арифмометры выходили из строя от перенапряжения. Что там ни говори, а результатов Капитал Америки достиг, для первого раза, неплохих...
Юниус Спенсер Морган нашел свою "удачу" там же, где и первый Рокфеллер - в грязи и дыму гражданской войны Севера и Юга США в 1861-1865 годах. Его сыну - Джону Пирпонту-старшему, умершему в 1913 году, тогда еще не было тридцати, но он работал самостоятельно, ловко торгуя негодными ружьями. Внук - Джон Пирпонт-младший, в Первую мировую торговал ружьями уже исправными. Ловчить просто не было смысла - счет шел на миллионы штук. Хватало "честной" прибыли...
Не были обижены и Дюпоны: 40% снарядов союзников выбрасывались из стволов силой дюпоновского пороха.
Реальный объем экспорта из США с 1913 по 1920 год возрос с 2,4 миллиарда долларов до 3,4 миллиарда - на 37%. А номинальный объем экспорта за счет вздутых цен вырос в три с половиной раза (то есть на 350%!) - до 8,1 миллиарда. Могли бы добиться Штаты такой переплаты за свои товары в мирных условиях? То-то!
К концу войны США сосредоточили у себя 40% (сорок, читатель!) мировых запасов золота. Валовой торговый оборот одной лишь "Дюпон де Немур" за время войны увеличился с 83 до 308 миллионов долларов. А капитал составил миллиард! Чистые прибыли за четыре года всемирного мордобоя достигли 237 миллионов долларов. Из них 141 миллион получили акционеры в виде дивидендов, а за 49 миллионов "Дюпон де Немур" купила вначале часть акций "Дженерал моторе корпорейшн". Потом подумала и прикупила весь контрольный пакет.
Между прочим военные дивиденды были исчислены из нормы 458% нарицательной стоимости акционерного капитала... А из-за 300%, как считал английский профсоюзный деятель и публицист Дж. Т. Даннинг (его-то и цитировал потом Маркс) капитал был готов на любое преступление "хотя бы под страхом виселицы".
А тут даже страха-то не было - одни дивиденды!
Владелец самой знаменитой треуголки всех времен вывел чеканную, как из-под монетного стана, формулу: "Для ведения войны нужны три вещи: во-первых, деньги, во-вторых - деньги, и, в-третьих - деньги"... Что ж, каждый смотрит в свою подзорную трубу. Дюпоны эту формулу использовали в инверсированном виде: "Для делания денег нужны лишь три вещи: во-первых война...", ну и так далее... Да и одни ли Дюпоны освоили эту науку?
Якобы "строптивая" Европа оказалась со всеми своими колониями у Дяди Сэма в кармане. Германия должна была вы плачивать репарации Англии и Франции, а те - долги Америке. Какая разница, как это называется, - долги, репарации, займы! Золото не только не пахнет, оно еще и безразлично к внешней стороне дела, к тому, как его "титулуют"... Лишь бы деньги текли к деньгам. Они и текли...
Вот цифры, приводимые Лениным в 1920 году со ссылкой на английского экономиста Кейнса - того самого Джона Мейнарда Кейнса, который участвовал в работе Парижской конференции, написал книгу "Экономические последствия мира" и позже стал основателем экономической теории, известной под названием "кейнсианства". Вот его оценки...
Соединенные Штаты имеют актив 19 миллиардов; пас сив - ноль. А до войны они были должником Англии. Теперь же оказались мировым кредитором. Англия попала в такое положение, что ее актив составил 17 миллиардов, а пассив - 8 миллиардов. Да еще в актив попали 6 "русских миллиардов", о которых сам Кейнс (с арифметикой у него было все в порядке) писал, что "этих долгов считать нельзя". Реально итог был хотя и положительным, но отдавал для Англии сомнительной "пирровой победой".
Общественную ситуацию характеризуют не только цифры, но и характерные для эпохи настроения... Так вот, красноречивое признание вырвалось после войны у Перси Гаррисона Фоссета, английского географа, топографа, археолога, путешественника и офицера английской армии: "Из поймы и вы нес убеждение в том, что как мировая держава Британия находится на ущербе... Надо полагать, тысячи людей утратили подобные иллюзии за эти четыре года, прожитые в грязи и крови. Таково неизбежное следствие войны для всех, за исключением тех немногих, кто нажился на ней".
Франция свела баланс войны с активом в 3,5 миллиарда и пассивом в 10,5! Ростовщик мира, нажившийся на колониях и займах, попадал в положение чистого должника.
Россия в своем пассиве имела разоренную двумя войнами страну, многовековые последствия татаро-монгольского на шествия - в виде изломанного национального характера, отсталости, невежества масс, но зато в активе мы получили такое государство, где у Капитала власти не было.
Актив, в перспективе, громаднейший. Мы уже знаем долговые цифры, которые не сулили России, останься она буржуазной, ничего хорошего. А вот уже не цифры, а мнения на ту же тему. "То, что мы наблюдаем в России, является началом вели кой борьбы за ее неизмеримые ресурсы сырья", - сообщал в мае 1918 года журнал англо-русских финансовых кругов "Россия". Похоже писала и "Лондон файнэншл ньюс" в ноябре того же года: "События все более принимают характер, свидетельствующий о тенденции к установлению над Россией международного протектората по образу и подобию британского плана для Египта. Такой поворот событий сразу превратил бы русские ценные бумаги в сливки международного рынка".
Но с Россией у США вышла осечка. "Сливки" скисли, бывшие ценные бумаги, по причине жесткости и чересчур хорошего качества, нельзя было использовать даже для целей утилитарных.
Зато с Германией у янки наблюдались сплошные активы. И дело было не только в репарациях и долгах как таковых. Одна лишь цитата из прекрасной книги американского экономиста Ричарда Сэсюли "ИГ Фарбениндустри" (издана на Западе в 1947 году и в сталинском СССР - уже в 1948). Одна цитата показывает, что значил для США разгром Германии: "Начавшая было развиваться американская химическая промышленность также была подавлена немцами в период, предшествующий Первой мировой войне. Одним из средств, при помощи которого был достигнут этот результат, явилось снижение цен. В течение десяти лет, с 1903 по 1913 год, немецкие фабриканты продавали, например, салициловую кислоту в США на 25% дешевле, чем в самой Германии (и, конечно же, еще более дешево, чем фирмы США в США. - С.К.). Это также относилось и к брому, щавелевой кислоте, анилину и другим продуктам. Подобным же средством был и "принудительный ассортимент": чтобы купить какой-либо особенно нужный продукт из числа изготовляемых немецкими фирмами, американцы должны были купить весь ассортимент продукции. Таким образом происходило вытеснение с рынка американских фирм".
Признание американца тем ценнее, что даже в двадцатые годы чаше говорили о конкуренции не американских, а английских и германских товаров. Большая Советская Энциклопедия писала в 1929 году в томе 15 на странице 601: "По существу история мировой торговли в эпоху империализма (до войны 1914-1918) является историей напряженного соревнования между Германией и Англией. Германский купец преследует английского буквально во всех частях света. В Южной Америке, в Японии, в Китае, в Персии, в Тунисе, в Марокко, в Египте, в Бельгийском Конго - во всех этих странах удельный вес им порта из Германии повышается, а из Англии - уменьшается. Германские товары начинают вытеснять английские даже на рынках британских колоний".
Все это было верно для вчерашнего дня, а если бы не было войны - то и для самих двадцатых годов. А для тридцатых? А для сороковых?
Перед войной, в 1913 году, крупнейший немецкий экономист (и практический политик) Карл Гельферих пророчество вал: "Развитие германских колоний и теперь еще находится в первоначальной своей стадии. В будущем наши многообещающие начинания создадут нам колониальный рынок для наших промышленных продуктов и культуру сырья, необходимого для нашего народного хозяйства, как, например, культуру хлопка, и этим упрочат наше мировое положение".
Професор Гельферих был ярым монархистом и, увы, не меньшим антисоветчиком. После убийства левыми эсерами в Москве в 1918 году германского посла Мирбаха он был назначен к нам послом и скоро вышел в отставку, считая, что "вредно создавать хотя бы видимость сотрудничества с большевиками". Но о хозяйственных вопросах Гельферих писал не с бухты-барахты: он служил в колониальном ведомстве, был статс-секретарем финансов, произвел исчисление народного дохода Германии. И из его констатации следовало, что к тридцатым-сороковым годам Германия могла оставить далеко позади не только Англию, но и обойти Америку.
Мировой войной Америке удалось сбить немцев с темпа. Теперь можно было вздохнуть свободнее, а в какой-то мере и получить германские патенты, хотя к этой "святая святых" в Германии относились ревниво и не очень-то подпускали сюда даже победителей.
И, надо сказать, несмотря на все репрессии и репарации, немцы доказали, что они умеют сопротивляться даже на коленях. А германский Капитал сумел использовать для восстановления утраченных позиций все средства: прочные связи с Капиталом США, разногласия между Англией и Францией, потенциал отношений с новой Россией...
Использовался и такой жестокий по отношению к собственному народу метод, как инфляция. У инфляции было не сколько причин - и ни одной объективной. Все объяснялось не стихийными бедствиями и даже не катастрофическим не достатком материальных средств, а жадностью, жестокостью и желанием решить шкурные проблемы капитала, как немецкого, так и международного, за счет многомиллионных масс.
Формально инфляция началась уже 31 июля 1914 года - Рейхсбанк прекратил обмен банкнот на золото. Тогда в обращении ходило "бумаги" на 2 миллиарда марок. Через девять лет, перед стабилизацией марки, бумажных денег было выпущено на 93 триллиона, а может, и больше.
Заработная плата выдавалась каждый понедельник по индексам стоимости жизни, опубликованным в прошлую среду. Но и это не помогало - "покупательная сила марки таяла не по дням, а по часам". Последние слова взяты не из сентиментального романа, а из энциклопедического издания.
Хозяйки уходили на рынок с двумя корзинками: одна (маленькая) - для провизии, вторая (побольше) - для бумажных денег. И все чаще в маленькой корзинке оказывались даже не суррогаты (Erzatz), а "суррогаты суррогатов" (Erzatz-Erzatz). Далеко не полный список продовольственных эрзацев превышал уже 11 тысяч названий!
До войны лучше германского рабочего оплачивался только американский рабочий. А в апреле 1922 года английский статистик Джон Гилтон подсчитал: чтобы купить один и тот же набор продуктов американскому каменщику нужно было работать один час, английскому - три, французскому - пять, бельгийскому - шесть, а немецкому - семь часов с четвертью.
Курс доллара тогда составлял триста марок за доллар. Однако марку подорвала уже выплата первого репарационного миллиарда в августе 1921 года, и к концу 1922 за доллар давали семь с половиной тысяч марок. Окончательно же сводил с ума 1923 год: к марту доллар стоил 21 тысячу, к сентябрю - 110 миллионов, а к декабрю - более 4-х миллиардов марок! По сравнению с 1913 годом реальная заработная плата падала так: в апреле 1922-72% по сравнению с довоенной, в октябре - 55, в июне 1923-48.
Немцев спасали только дешевый хлеб (который, к слову, до выпуска закона от 23 июня 1923 года добывался по разверстке) и высокая урожайность хорошо поставленного сельского хозяйства. Немецкий бауэр даже после изнурительной войны по луча с гектара в полтора раза больше пшеницы, чем канадец, и в два с половиной раза больше, чем американский фермер. Но Германия, все же, голодала.
Наемные рабочие от инфляции лишь страдали, а трагедией она стала для "среднего класса" - "миттельштанда". В Германии он отличался особой бережливостью и охотно вкладывал сбережения в твердопроцентные облигации государственных и муниципальных займов, закладные листы ипотечных банков. Теперь, в течение одного 1923 года, труды всей жизни и расчеты на обеспеченную старость пошли прахом. Миттельштанд жил исключительно распродажей семейных ценностей и скарба.
Скажу в скобках, что "средний класс" по своим склонностям и воспитанию относился к социалистическим идеям прохладно, а чаще - враждебно. Но он же не мог простить капиталу вырванных "с мясом" былых благополучия и устойчивости личного бытия. Тот, кто стал бы в глазах бюргеров неким "усреднителем" между социализмом и капитализмом, да еще выдвигал бы антиверсальские национальные идеи, был бы воспринят ими как спаситель.
Пройдет десяток лет, и миттельштанд особенно активно поддержит национал-социализм Гитлера.
Капиталу Германии инфляция принесла колоссальные... прибыли. Для него она означала фактическую ликвидацию всего внутреннего долга. Кроме того, в самую сложную пору, когда нужно было вновь налаживать экспорт, промышленные магнаты смогли оплачивать свои производственные издержки ничего не стоящими деньгами и заставить рабочих трудиться, по сути за еду.
Зато "король Рура" Стиннес, спекулируя на разнице курсов и искусственно сбивая курс марки еще ниже, создал гигантское объединение в тысячу предприятий и фирм с 600 тысячами работающих. Афера со сверхтрестом "Сименс-Рейн-Эльбе-Шукерт" лопнула (впрочем, в соответствии с замыслом), но на ее развалинах возник грандиозный стальной трест "Ферейнигте Штальверке", занявший главенствующее положение в черной металлургии Германии и в европейском сталь ном картеле.
Германия тогда вообще была благодатным местом для людей с долларами. Канадскую корпорацию "United Europian Investors" создали в те годы специально для скупки акций германских предприятий - энергетических, машиностроительных, химических. Пример заурядный, но из общей массы его выделяло то, что президентом корпорации с окладом в 10 тысяч долларов в год стал будущий президент США Франклин Делано Рузвельт, знаменитый будущий ФДР.
Когда курс марки стабилизировался, ФДР продал свою долю - свыше тысячи акций - по 10 тысяч марок за штуку. Марок уже не бумажных, а золотых...
Пик инфляции пришелся на 1923 год неслучайно. Как раз тогда германский и американский Капитал (вместе с английским) решили ряд важных проблем. А германские промышленники еще и добились на время особой сплоченности после-версальских немцев. Этот интересный эпизод получил название "пассивного сопротивления" в Руре.
В 1922 году у власти было правительство Вирта-Ратенау, и оно вело "политику выполнения мирного договора". 28 июня Ратенау со своей виллы в Грюнвальде отправился на машине в министерство. По дороге его нагнала другая машина и на перекрестке неожиданно преградила дорогу. Шофер Ратенау резко затормозил, а преследователи открыли стрельбу. По том взорвалась граната, и Ратенау был убит наповал. За тремя убийцами из организации "Консул" легко угадывался Стиннес.
В ноябре пал (политически) и Вирт. Новый канцлер Куно был до этого генеральным директором "Линие Гамбург-Америка", то есть сподвижником Моргана. И правительство Куно начало широко саботировать репарационные поставки, вступив на путь "политики катастроф", к которой призывал Стиннес.
Причиной такого внешне смелого поворота стало решение магнатов США и Англии, совпавшее с желанием Германии, поскорее отстранить от активной европейской экономической политики победителя-аутсайдера - Францию. Надо было зримо, в какой-то шумной акции показать и доказать необходимость чего-то нового в послеверсальской ситуации. Скажу сразу, что этим "чем-то" должен был стать план Дауэса, дававший жизнь перспективному гибриду "троянского коня" и "дойной коровы".
Две названные цели были прозрачными, но, думается мне, что был тут и третий момент. Обостряя отношения между Францией и Германией, англосаксы вкупе с Кунами и Лебами исключали для Франции возможность реалистичной ее политики по отношению к Германии. Во Франции имелись дело вые круги, которые строили планы такого франко-германского экономического сближения, где Германия виделась как минимум равным партнером.
Нетрудно было понять, что динамизм Германии быстро отдал бы ей "первую скрипку", а Франция взамен получала бы стабильное будущее, лишенное противостояния Германии.
Для Франции это был единственный шанс сохранить в будущем очень пристойное положение в мире, не подпадая под англосаксонское влияние. И, конечно, Штатам подобные поползновения нужно было сорвать еще до их внятного формулирования. Ведь нужно было думать уже о новой - будущей мировой войне, где Франции опять предстояло с Германией воевать, а не сотрудничать.
Все вышло как по нотам. В январе 1923 года французы и бельгийцы, ссылаясь на невыполнение угольных и лесных репарационных поставок, оккупировали Рурскую область. Оккупанты ультимативно потребовали от представителей рабочих и директоров "дани", уже на 20% большей, а за отказ угрожали военным судом, то есть расстрелом.
Ответом и стало "пассивное сопротивление": добыча угля и работа предприятий не прекращались, но железнодорожники и рейнские водники парализовали транспортную сеть и прекратили вывоз сырья во Францию.
Тогда французы и бельгийцы вызвали своих железнодорожников. Сопротивление нарастало, заводы останавливались. Оккупанты дополнительно воспользовались услугами... поляков, которые тут же призвали военнообязанных и направили их в Германию для обслуживания рурской промышленности и транспорта. Одновременно Рур, где сосредотачивалось три пятых горного и горнозаводского дела страны, был отрезан от Германии.
И тут Берлин распорядился начать полный саботаж. Рабочие бездействовали, торговля замерла, чиновники бастовали. А жил Рур за счет постоянных государственных субсидий. При этом угольные и чугунные короли Рура нередко платили рабочим эрзац-банкнотами собственного производства (все равно деньги у рабочих шли только на продовольствие), а на бумажные марки субсидий в том же Берлине закупали фунты и доллары.
Рурская эпопея и добила марку окончательно, как того и хотел Стиннес. На 23 ноября 1923 года общая масса бумажных марок составила 224 септиллиона. В миллиардах - сумма астрономическая!
Был, как мы знаем, у этого "рурского эпизода" и тот пикантный нюанс, что "пассивное сопротивление" рядовых немцев поддерживали берлинские субсидии, а внешнее безрассудство Берлина, крутившего и крутившего печатный станок, питали из-за океана подсказки: "Сопротивляйтесь".
Расчет был верным. В случае с Руром Германия впервые взбрыкнула пo-настоящему, запахло взрывом. Справиться с ним Франция не могла. И тогда Францию отставили в сторону, а США взяли европейские вожжи в свои руки уже открыто.
Глава 11.
Новые директивы - планы Дауэса и Юнга
30 ноября 1923 года под руководством американского генерала Дауэса и английского финансиста Г. Мак-Кензера начала работать комиссия экспертов по определению платеже способности Германии, В августе 1924 года на Лондонской конференции Европе и Германии был продиктован уже сам план Дауэса. 30 августа 1924 года вышел закон о денежной реформе, и с этого дня план вступил в силу.
Шестидесятилетний вице-президент США Чарльз Гейтс Дауэс был по совместительству еще и директором-основателем крупнейшего чикагского банка "Центральный Трест Ил линойса", связанного (какое "совпадение"!) с группой все того же Моргана, с которым имел тесные отношения Ратенау.
Во время Первой мировой войны Дауэс в чине генерала в координации с Барухом организовывал военные поставки в Европу. Первая Большая Советская Энциклопедия в томе 20, из данном в 1930 году, аттестовывала его как символ гегемонии американского капитала в Европе, но отдавала должное: "Д. является одним из талантливых представителей америк. монополистического финансового капитала, великолепно разбирающимся в положении послевоенной Европы и планомерно проводящим проникновение америк. капитала во все важнейшие страны Европы, в особенности в Германию и Францию".
Теперь Дауэс объявил: в ближайшие пять лет Германия выкладывает "на бочку" по полтора миллиарда марок золотом, потом - по два с половиной. Контроль над немецкой военной] промышленностью резко ослабевал, а под право контроля немецких железных дорог и банков Штаты давали Веймарской республике первый кредит в 200 миллионов долларов на восстановление экономики.
Потом последовали и другие кредиты. Жалеть не приходи лось - считалось, что вкладывается в свое... Собственно, так: оно и было. Германия начала резко прибавлять промышленные и торговые обороты, и с началом реализации плана Дауэса в германском будущем появился устойчивый просвет. А в Версальской системе - первая серьезная прореха.
В Зеркальном зале Версаля французам мечталось, конечно, великое... В конце 1922 года председатель финансовой ко миссии французского парламента Дариак в своем секретном докладе Пуанкаре сообщал: "Если бумажная марка обесценивается со дня на день, то средства производства, принадлежащие Тиссену, Круппу и их соратникам, остаются и сохраняют свою золотую ценность. Это есть именно то, что имеет действительное значение".
Дариак был прав и вывод делал очевидный: вот бы это все - да под контроль Франции.
Мечталось-то мечталось, а практически вопрос о контроле над германским народным хозяйством был решен в пользу американского, а не французского капитала. Кое-какие крохи достались Англии.
Большая Советская Энциклопедия 1928 года так оценила план Дауэса: "Американские кредиты широкой волной залили народное хозяйство".
Доллары действительно делали плодородной экономику Германии не хуже, чем ил Нила - поля египетских феллахов. За два года немцы превзошли довоенный уровень развития. Правда, это не значило, что был восстановлен довоенный уровень массового потребления. У светских женщин сверкали бриллианты, у рабочих женщин - голодные глаза.