Страница:
Понимание того, что из военной "лавочки" уже много не выжмешь и нужно открывать "лавочку" послевоенную, и вызвало к жизни "пункты мира".
Глава 8.
Время разбрасывать бомбы, время собирать выручку...
Да, с мировой войной Капиталу нужно было поскорее кончать. Советская Россия явно подавала "дурной пример", попытки контролировать ее не удались, а попытки уничтожить с самого начала оказались очень уж неопределенными по своим конечным результатам.
С одной стороны, возникала опасность "большевизации" Европы, с другой к середине 1918 года США уже почти обеспечили военное поражение германских конкурентов.
Пока, правда, лишь "почти". Интересен случившийся в ходе войны эпизод, известный лишь со слов компетентного участника. Весной 1918 года немцы опять близко подошли к Парижу. Французскую столицу уже обстреливала дальнобойная (на 100 километров) "Большая Берта", ее бомбили в ночных налетах бомбардировщики, можно сказать, на виду у всей Европы. Менее известным было то, что в Париже за бастовали 400 тысяч рабочих. Союзники были в панике. США тоже. Американские солдаты, только начав свои плавания к Старому Свету, могли ненароком опоздать. И вот тут-то "полковник" Хауз срочно обратился к влиятельному корреспонденту агентства Херста Карлу фон Виганду с поручением.
Виганд был не просто газетчиком - у него имелись серьезные связи, он дружил с кайзером. И теперь его собирались послать с особой миссией в Швецию, а оттуда в рейх для... вы работки предварительных условий сепаратного мира Европы и США с Германией!
Сепаратного - потому что тогда у Германии появлялась возможность возобновить наступление на Восточном фронте на Россию, теперь уже советскую.
Мира - потому что победа США могла рухнуть накануне победы.
Но немцы успехи наступления закрепить не смогли, а Клемансо сумел уговорить рабочих. Необходимость в посредничестве Виганда отпала.
Не войдя в исторические анналы, эта история с несостоявшимся миром не вошла, естественно, и в дневник "полковника" Хауза. Ее со слов Виганда вписал в свой дневник американский посол в Берлине в тридцатых годах Додд.
Профессор Додд в ее правдивости сомневался, потому что, мол, нигде о ней не читал. Еще бы! Это как раз и была та прав да, которая тает и бесследно исчезает в воздухе, как слова важного, но нигде не фиксируемого разговора...
А американцам пришлось, что называется, "пришпорить коней". В мае на военном совете союзников в Версале союзные премьеры: английский Ллойд-Джордж, французский Клемансо и итальянский Орландо составили телеграмму Вильсону: "Положение крайне серьезно. 162 союзные дивизии должны сдерживать напор 200 германских. Без американских подкреплений минимум по 300 тысяч человек ежемесячно на победу надеяться нельзя".
И Дядя Сэм начал посылать в Европу нужное количество голов - сотни тысяч жизней в обмен на сотни миллионов дол ларов. К осени в Европу отправляли уже по 330 тысяч солдат ежемесячно.
Реальное их участие в боевых действиях, к слову, было не таким уж и значительным, что подтверждают данные о людских потерях войск США. Основная их доля пришлась на период с июля по ноябрь 1918 года и составила 34 тысячи солдат и офицеров. Всего же безвозвратные боевые потери США со ставили около 40 тысяч человек.
Как и всегда, Америка не столько воевала, сколько "давила" психологически. Но давила она, нужно признать, с размахом.
В итоге Германия быстро утратила даже минимальные шансы не то что на победу, но и на более-менее почетный мир. И вот ведь как интересно получается!
Америка сделала все для того, чтобы Германия внешнюю войну проиграла. Америке был ни к чему рейх, угрожающий вначале оттоптать янки пятки, а потом и показать им спину.
И вот теперь, после того как Штаты почти уничтожили Германию, подрезав германскому Капиталу крылья, Америке же приходилось заботиться о внутренней политической победе этого Капитала над общим врагом - Трудом - и... сохранить при этом германский потенциал европейского противостояния на будущее.
Помощников из Старого Света в этих делах у Штатов хватало. Долларов тоже.
3 октября 1918 года в Германии, еще при кайзере, по указанию Вильсона было образовано "коалиционное" правительство. Глава - аристократ, принц Макс Баденский, но в состав уже вошли "демократы" Шейдеман и Бауэр.
5 октября это правительство обращается к Вильсону с просьбой о перемирии, на что 8 октября следует жесткий ответ. Фактически от немцев требовали капитуляции.
9 октября на заседании кабинета министр иностранных дел задает вопрос генерал-квартирмейстеру Людендорфу: "Может ли фронт продержаться хотя бы три месяца?". Людендорф поправил усы и резко ответил: "Нет!".
Людендорф потребовал перемирия еще 28 сентября. Но он имел ввиду именно перемирие, а не катастрофическую капитуляцию. Поэтому, когда Макс Баденский снесся с Вильсоном и немцы узнали, что им предлагают форменное самоубийство, гот же Людендорф настоял, чтобы маршал фон Гинденбург обратился к войскам. Седоусый маршал ответил: "Ответ Вильсона требует капитуляции, а потому для нас, солдат, неприемлем".
Армия же продолжала разваливаться. Людендорф 26 октября подал в отставку, а 4 ноября в Киле восстали моряки.
9 ноября рабочие Берлина объявили всеобщую забастовку по призыву "Союза Спартака".
10 ноября Вильгельм навсегда бежал в Голландию. Его личный друг директор "Гамбург Америка линие" Л. Баллин, узнав об этом, покончил жизнь самоубийством.
В Германии нарастал хаос.
В истории конца Первой мировой войны, как и в истории ее начала, ее хода, есть много мест не то чтобы темных, но скорее своеобразных. Например, чаше всего думают, что левый "Союз Спартака", образовавшийся в конце 1916 года, был так назван по имени античного героя...
Может так, а может и не так. И может быть, все объясняется тем, что кто-то знающий вспомнил об орденском имени основателя мощного франкмасонского ордена иллюминатов Адама Вейсхаупта, потрясавшего Германию в конце XVIII века. Вейсхаупт у иллюминатов был "Спартаком", историк Вес-тенридер - "Пифагором".
"Вольные братья-каменщики" и люди, к ним близкие, всегда (а в XX веке особенно) любили двусмысленности.
Посему сказать точно, тень какого Спартака чтили в Германии в 1918 году, теперь просто невозможно.
Во всяком случае многое в масонстве в начале ХХ-го века стало смотреться как-то иначе, чем ранее. Так Людендорф - уже после войны громогласно заявлял, что в военном поражении Германии виновно франкмасонское влияние в армии.
Но в Германской армии оно было скрытым, а вот во французской нелояльности к масонству пресекалась открыто... А что же Россия?
Знаменитая Елена Кускова, жена лидера кадетов Прокоповича и сама видная кадетка, в глубокой эмигрантской старости написала воспоминания, в которых приоткрыла немного завесу таинственности: "Движение это (масонское. - С.К.) было огромно. Везде были свои люди. Князьев и графьев было много. Были и военные - высокого ранга. До сих пор тай на огромна. К Февральской революции ложами была покрыта вся Россия, Здесь, за рубежом, есть много членов этой организации. Но - все молчат. И будут молчать".
Впрочем не будем углубляться в "масонскую" тему. Безусловно, масонство - наиболее очищенная от национального и конкретно государственного интереса форма организации "золотой" мировой элиты. И это - очень серьезный и давний фактор в политической истории мира. Масонство формировалось, вырастало, совершенствовалось и видоизменялось не один и не два века. Однако дело не в фартуках и мистике, а в кошельках и экономических интересах. Интересы Капитала вообще вненациональны, а точнее - наднациональны.
Но в Германии, в силу особенностей ее новейшей истории, капитал имел весьма выраженную национальную окраску.
И вот теперь осенью 1918 года этот национальный (по преимуществу) германский Капитал капитулировал перед Капиталом интернациональным.
А последнему рейхсканцлеру кайзеровской Германии принцу Максу оставалось лишь направить к победителям парламентеров.
Вечером 7 ноября 1918 года автомобиль германской делегации под белым флагом пересек линию фронта. Немцев посади ли в спецпоезд, и утром они уже подходили к штабному вагону маршала Фоша на станции Ретонд в Компьенском лесу. Фош руки им не подал и с отсутствующим видом полюбопытствовал:
Чего вы хотите, господа?
Мы хотим получить ваши предложения о перемирии.
О, у нас, - Фош издевательски развел руками, - у нас нет никаких предложений такого рода. Нам очень нравится продолжать войну.
- Мы считаем иначе. Нам нужны ваши условия прекращения борьбы.
- Ах, так это вы просите о перемирии. Это другое дело.
Компьенское перемирие еще не было подписано, а его условия уже ориентировали Германию на вражду с новой Росси ей. Статья 12-я предусматривала, что германские войска должны покинуть русскую территорию только тогда, когда "союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий".
Если кому-то было что-то непонятно, то публичные комментарии к "14 пунктам", с которыми Вильсон выступил в Нью-Йорке 27 сентября 1918 года, все объясняли вполне определенно.
6-й пункт из 14, "озвученных" их "автором" еще 8 января, касался России: "Урегулирование всех затрагивающих Россию вопросов, которое обеспечит России самое полное и свободное сотрудничество других наций в предоставлении ей беспрепятственной и ничем не стесненной возможности принять не зависимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики".
О том, как США и "другие нации" "помогали" нам сделать свой свободный выбор в гражданскую войну, можно написать отдельную книгу.
А можно просто сообщить о том, что Вильсон прокомментировал 27 сентября 6-й пункт так: все белогвардейские правительства на территории России должны получить помощь и признание Антанты; Кавказ - это часть проблемы Турецкой империи; Средняя Азия должна стать протекторатом англосаксов; в Сибири должно быть отдельное правительство, а в Великороссии - новое (то есть не советское).
У народов России на эти американские комментарии был взгляд, отличающийся от вильсоновского.
В Германии же 9 ноября установилось правительство, с Вильсоном согласное, под "руководством" правого социал-демократа Эберта. Рано утром 11 ноября условия перемирия бы ли подписаны. В честь такого события в 11 часов в Париже прогремел артиллерийский салют в 101 залп.
А 13 декабря 1918 года в Париж на "мирную" конференцию прибыл из Вашингтона главный "миротворец".
Правда, до того как "умиротворить" Европу и мир, предстояло решить вопрос с Германией. Хотя немцы и не очень-то дружно вели дело к социалистической республике, но "краснела" Германия быстро.
И в начале 1919 года в Берлин со срочным заданием направляются офицеры Его Королевского величества. Облегчало им жизнь только то, что в самой Германии оказалось просто найти желающих помочь. Вчерашние враги объединили усилия, и 15 января 1919 года цель была достигнута: в Берлине зверски убили Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Проблем у Капитала в Германии сразу поубавилось.
Вскоре все и вообще пошло на лад. 6 февраля в Веймаре открылось Национальное учредительное собрание, а 13 (дату опять-таки выбрали такую то ли случайно, то ли намеренно) февраля Шейдеман там же сформировал первое правительство "веймарской коалиции".
Началась бесславная и бездарная история Веймарской республики.
А в Париже 18 января в зале Министерства иностранных дел Франции на Кэ д'Орсэ речью французского президента Пуанкаре открылась Парижская мирная конференция. Француз сразу же выдвинул идею расчленения Германии на ряд мелких государств. Французским патронам Пуанкаре и Клемансо явно хотелось повторить давнюю историю Вестфальского мира 1648 года, завершившего Тридцатилетнюю европейскую войну и закрепившего раздробленность Германии. Конечно, это были пустые мечтания - ни Лондон, ни Вашингтон такой вариант не устраивал.
Зато их устраивало и радовало другое... Посол Англии в Париже лорд Берти записал в своем дневнике: "Нет больше России! Она распалась. Если только нам удастся добиться не зависимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т.е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., то, по мне, остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку".
Заметим, читатель, что английского лорда особенно заботило то, как бы отгородить "санитарным кордоном" Россию не просто от Европы, а именно от Германии. В геополитике этот лорд явно знал толк! Но и Дядя Сэм ему, нужно сказать, не уступал. За океаном тоже хорошо понимали, как Россия потенциально опасна для интернационального Капитала.
Поэтому ее и пытались нарезать на куски, как ветчину перед сытным обедом.
Еще 23 декабря 1917 года Клемансо, Пишон и Фош от Франции, лорды Мильнер и Сесиль от Англии заключили тайную конвенцию о разделе сфер влияния в России: Англии -Кавказ, Кубань, Дон; Франции - Бессарабия, Украина, Крым.
США формально в конвенции не участвовали, хотя фак тически держали в руках все нити, особо претендуя на Сибирь и Дальний Восток... Они рассчитывали и на общую гегемо нию, и на конкретную добычу.
Географическая карта, подготовленная госдепартаментом США для американской делегации на Парижской конференции, показывала это со всей наглядностью графического документа: Российское государство занимало там лишь Средне русскую возвышенность.
Прибалтика, Белоруссия, Украина, Кавказ, Сибирь и Средняя Азия превращались на "госдеповской" карте в "самостоятельные", "независимые" государства.
Графическая иллюстрация сентябрьских комментариев к январским "мирным" пунктам получалась хоть куда! Иллюстрировала она и еще одно обстоятельство: Америка всерьез стала рассматривать себя как вершительницу судеб мировой цивилизации. Ничем иным нельзя было объяснить то, что она замахивалась на будущее громадной, потенциально первой -первой не в силу внешних захватов, а в силу внутреннего развития - мировой многонациональной державы.
Екатерина Великая называла нашу Родину Вселенной, а психопатичный американец-профессор, поставленный в президенты, намеревался послать (вдумайся, читатель!) в революционную Россию отряды из молодежных христианских ассоциаций "для морального обучения и руководства русским на родом"!
Независимо от реализуемости этих претензий можно было сказать, что в искусственной истории искусственной американской империи началась новая эпоха мирового держимордства. Пройдут почти семьдесят лет реальной истории, и американский историк Артур Шлесинджер-младший в книге "Циклы американской истории" напишет: "Мы беззаботно применяем выражение "конец невинности" к тому или иному этапу американской истории. Это вполне благозвучная фраза - в тех случаях, когда за ней не скрывается пагубное заблуждение. Сколько раз нация может потерять свою невинность?"
Вряд ли сам автор понял, насколько точен его вопрос! Со единенные Штаты чуть ли не с колыбели обрели бесстыдство шлюхи, которая способна терять "невинность" раз за разом, поскольку это ей выгодно и необходимо, каждый раз заливая при этом белые ризы американского ханжества вот уж действительно невинной кровью...
Вначале - европейское "пушечное мясо", направленное за океан завоевывать Америке ее независимость.
Затем - индейцы...
Еще позднее - черные рабы...
Потом - честные американские простые парни, считавшие, что погибают за освобождение этих рабов, а в действительности умиравшие за наращивание капитала, растущего на "целинных", нетронутых соках нового континента. Но все это происходило до поры в пределах самой Америки.
С приходом XX века очередная "потеря невинности" обернулась уже реками крови на другом великом континенте.
Перманентная американская "девственница" окончательно вышла во внешний мир для того, чтобы "терять невинность" все чаще и заливать уже всю нашу планету все большими потоками невинной, то есть чужой и чуждой Америке крови.
"Мирная" Парижская конференция и должна была закрепить вновь создавшееся мировое положение вещей, закрепить уже достигнутое и подготовить условия для новых "невинных" циклов американской истории.
Часть вторая.
"Дойная корова" Версаля...
Глава 9.
"Честная сделка" Рузвельта и торжественная "разделка" Европы
В 1907-1909 годах по указанию президента Соединенных Штатов Америки Теодора Рузвельта шестнадцать свежевыкрашенных белой эмалевой краской новеньких американских линкоров совершили кругосветное плавание. А в 1910 году Рузвельт морочил голову публике в Осаватоми (штат Канзас): "Я стою за честную сделку, но когда я говорю, что я стою за честную сделку, я хочу сказать не только, что я стою за честную игру в соответствии с нынешними правилами игры, но также, что я стою за изменение этих правил с тем, чтобы добиваться более существенного равенства возможностей".
В 1917 году, за два месяца до официального вступления Америки в войну и за два года до смерти, почти шестидесяти летний экс-президент Рузвельт добивался уже другой возможности - сформировать конный полк под его командой для от правки во Францию. Клемансо писал Вильсону, что "имя Рузвельта имеет легендарную силу во Франции", но Вильсон не позволил бывшему конкуренту насладиться новой авантюр ной популярностью. Рузвельт отыгрался на том, что "наладил" на фронт в Европу всех своих сыновей и мужа младшей дочери хирурга Дерби. Чтобы его Теодор и Арчибальд побыстрее оказались в войсках, отец добился для них личного вызова от командующего экспедиционным корпусом США во Франции генерала Першинга. Вскоре в английские войска уехал Кермит, а потом и 19-летний Квентин, поступивший в первый в США отряд военных летчиков.
Тед был дважды ранен, Арчи возвратился искалеченным, Квентин погиб. Но войну никто из Рузвельтов не проклинал...
Это была их война. Сыновья оказались достойными отца, и от "яблони империализма", которую когда-то "посадил" Рузвельт-старший, Рузвельты-младшие "упали" недалеко.
Пример семьи Рузвельтов доказывает, что Штаты в Европе сражались за изменение правил "игры", но не для того, чтобы "добиваться более существенного равенства возможностей", а чтобы обеспечить в будущем абсолютное неравенство в пользу США. В Европу Америка пришла не ради Европы, но ради Америки же. Заокеанский капитал готовил эту войну, он ее и выиграл. ДЛЯ СЕБЯ. Факт, казалось бы, ясный до очевидного. Однако и шестьдесят лет спустя на страницах советской "Истории Первой мировой войны" ее авторы пересказывали старые россказни "полковника" Хауза и наивно считали, что Штатам пришлось вступить в войну просто потому, что они, мол, очень уж оказались экономически связанными со странами Антанты, которым, как мы знаем, Америка еще до своего вступления в войну предоставила кредитов на сумму, в сто раз большую, чем Германии.
А ведь было-то все наоборот. Как раз для того, чтобы "прочно" привязать к себе страны Антанты и разгромить Германию, Соединенные Штаты давно и задумали эту войну. По тому 99% своего военного "бизнеса" они и проворачивали в союзе с Антантой и против Германии.
Один "германский" процент кредитов был лишь фиговым листиком на американском "нейтралитете". Да к тому же по чему было не нажиться на немцах - хотя бы "по мелочам" - уже в ходе войны?
Но драть особенно бо-о-льшие проценты с побежденной Германии Америке еще предстояло в будущем после войны.
Накануне войны, осенью 1913 года по Средиземному морю полтора месяца бродили девять опять-таки белых линкоров США, отправленных туда по указанию уже кузена Теодора Рузвельта - Франклина Делано Рузвельта, заместителя морского министра в правительстве президента Вильсона. А в декабре 1917 года Вильсон "признавался" Буллиту: "Я ненавижу всякую войну и единственное, о чем я забочусь на земле, - это о мире, который я собираюсь установить".
Хорошо говорил американский президент, одно плохо -лгал. Ленин объяснил положение вещей иначе и точно: "Содрать при помощи данной войны еще больше шкур с волов наемного труда, пожалуй, уже нельзя - в этом одна из глубоких экономических основ наблюдаемого теперь поворота в мировой политике".
Для того, чтобы "сдирать шкуры" уже при помощи мира, чтобы сделать Германию "дойной коровой", и была устроена Парижская конференция.
Слов там было произнесено немало - вместе с техническим персоналом в Париже собрались несколько тысяч чело век. 14 февраля (после месяца препирательств) Вильсон, на пример, высокопарно продекламировал: "Пелена недоверия и интриг спала. Люди смотрят друг другу в лицо и говорят: мы братья, и у нас общая цель. Мы раньше не сознавали этого, но сейчас мы отдали себе в этом отчет. И вот - наш договор братства и дружбы".
Но все определяли не слова, а та реальность, которая сложилась на планете к концу января 1919 года.
Война в Европе закончилась. Но далеко не везде и не для всех. Полностью к мирной жизни не вернулся в этом году еще пи один крупный участник войны. По новой Советской России - на Урале, в Поволжье, в Сибири - катилась волна мятежа белочешского корпуса, взбодренного долларами, франками и фунтами.
В полной силе был еще адмирал Колчак.
Чехи, американцы, японцы оккупировали Владивосток и Дальний Восток.
В Архангельске и Мурманске высадились англичане. Они же оккупировали Баку.
Собирал Вооруженные силы Юга России Деникин.
Батька Махно бил то белых, то красных, то своих. "Возвращаясь из Бердянска - рассказывал он своему начальнику штаба, бывшему железнодорожному машинисту Белашу, - расстрелял коменданта станции Верхний Токмак. Сволочь такая, парень был хороший, помнишь, мы по занятии Бердянска назначили его комендантом. Теперь вывесил плакат: "Бей жидов, спасай революцию, да здравствует батько Махно!". Я его коцнул...".
Да, на юге России все перемешалось особенно круто и темпераментно. В Одессе дымила трубами англо-французская эскадра, и Григорий Котовский проводил свои одесские операции то во френче французского офицера, то во фраке "сбежавшего от большевиков" негоцианта. У маленькой же Жанны Лябурб, работавшей среди французских моряков, была одна неизменная форма очарование француженки и опыт революционерки.
Приходили оперативные сводки с фронтов Венгерской советской республики: "Красная Армия Советской Венгрии заняла линию фронта на румынском участке: Берек, Миносликола-Фальва, Антафальва, но отошли из железнодорожного узла Фюлес. На чехословацком фронте наши атаки продолжаются".
Германию тоже будоражили перестрелки по всей территории - от Киля до Мюнхена. Правительственные войска генерала Леки обстреливали революционных моряков. В Берлине зверствовали отряды военного комиссара правительства социал-демократа Густава Носке, который сдавшихся в плен рабочих просто расстреливал, за что и получил прозвище "кровавая собака". Это как раз подчиненные ему офицеры штаба кавалерийской дивизии за три дня до начала Парижской "мирной" конференции убили Люксембург и Либкнехта.
Тогда еще юный референдарий, будущий королевский прусский советник Гюнтер Тереке - кавалер "Железного креста" и инвалид войны - только стал ландратом в округе Науэн. Он писал: "Продовольственное положение в районе было катастрофическим. Рабочие голодали, их семьи нуждались в хлебе насущном".
В номерах некогда респектабельного отеля "Адлон" пахло плесенью, и один рукав у швейцара был пуст. Пустой рукав - не попытка автора "оживить" рассказ острой деталью, а реальность, известная из воспоминаний тех, кто видел все это своими глазами.
Надписи "Verboten" ("Запрещено") висели повсюду, и по всюду сновали полицейские. На углу Беренштрассе стоял тяжелый пулемет.
Проститутки на Фридрихштрассе обслуживали только за франки, фунты и тут уж и вообще не разговор - за доллары. Зато нищие в пока еще приличных костюмах не отказывались от марок и смущались от непривычки к тому делу, которым им пришлось заняться.
В Берлине было неуютно и зябко, и нищие дрожали как от холода, так и от шума банкетов в отеле "Адлон", которые жена известного адвоката, бывшего члена IV Государственной думы кадета Александрова, устраивала в честь французских офицеров. Хлопали пробки, вздрагивали нищие под окнами, лилось шампанское, звучали тосты за Францию, Англию, Америку, новую Германию и победу белых армий. А на углу Беренштрассе стоял тяжелый пулемет.
Власть имела силы казнить, но не могла остановить развал. Саперная рота обер-лейтенанта Винценца Мюллера получила приказ отправиться из Касселя в Берлин на пополнение запасного гвардейского саперного батальона. Утром она уже четко вышагивала к казармам в Кепенике, удивляя прохожих выправкой и стройностью рядов. Со стороны Унтер-ден-Лин-ден то и дело слышалась винтовочная и пулеметная стрельба. На следующее утро Мюллера разбудил ротный фельдфебель: "Господин обер-лейтенант, рота исчезла". - "То есть?" "Берлинцы разбежались по домам, а потом и остальные ушли на вокзалы. Осталось пять унтер-офицеров, и все". Уполномоченный Совета солдатских депутатов отнесся к происшедшему спокойно - в Берлине бывало сейчас и не такое. Он выдал Мюллеру штатское кожаное пальто и кепку, потому что в офицерской форме со знаками различия появляться в городе было опасно. А через пару часов в военно-инженерном отделе прусского военного министерства обер-лейтенанту предложили: "Хотите добровольно поступить в Пограничную стражу "Восток"?".
Мюллер согласился.
Начальником Пограничной стражи был генерал фон Сект, а дислоцировалась она на полустихийно возникшей германо-польской границе и в Прибалтике. Фактически это были самые дисциплинированные войска в Германии, не считая контрреволюционных отрядов фрейкора. В районе Шауляя стояла "Железная дивизия" майора Бишофа, на Ригу наступал генерал-майор граф фон дер Гольц. Германские войска еще держались на Украине, хотя оттуда их выметала уже не только русская, но и германская революция.
Глава 8.
Время разбрасывать бомбы, время собирать выручку...
Да, с мировой войной Капиталу нужно было поскорее кончать. Советская Россия явно подавала "дурной пример", попытки контролировать ее не удались, а попытки уничтожить с самого начала оказались очень уж неопределенными по своим конечным результатам.
С одной стороны, возникала опасность "большевизации" Европы, с другой к середине 1918 года США уже почти обеспечили военное поражение германских конкурентов.
Пока, правда, лишь "почти". Интересен случившийся в ходе войны эпизод, известный лишь со слов компетентного участника. Весной 1918 года немцы опять близко подошли к Парижу. Французскую столицу уже обстреливала дальнобойная (на 100 километров) "Большая Берта", ее бомбили в ночных налетах бомбардировщики, можно сказать, на виду у всей Европы. Менее известным было то, что в Париже за бастовали 400 тысяч рабочих. Союзники были в панике. США тоже. Американские солдаты, только начав свои плавания к Старому Свету, могли ненароком опоздать. И вот тут-то "полковник" Хауз срочно обратился к влиятельному корреспонденту агентства Херста Карлу фон Виганду с поручением.
Виганд был не просто газетчиком - у него имелись серьезные связи, он дружил с кайзером. И теперь его собирались послать с особой миссией в Швецию, а оттуда в рейх для... вы работки предварительных условий сепаратного мира Европы и США с Германией!
Сепаратного - потому что тогда у Германии появлялась возможность возобновить наступление на Восточном фронте на Россию, теперь уже советскую.
Мира - потому что победа США могла рухнуть накануне победы.
Но немцы успехи наступления закрепить не смогли, а Клемансо сумел уговорить рабочих. Необходимость в посредничестве Виганда отпала.
Не войдя в исторические анналы, эта история с несостоявшимся миром не вошла, естественно, и в дневник "полковника" Хауза. Ее со слов Виганда вписал в свой дневник американский посол в Берлине в тридцатых годах Додд.
Профессор Додд в ее правдивости сомневался, потому что, мол, нигде о ней не читал. Еще бы! Это как раз и была та прав да, которая тает и бесследно исчезает в воздухе, как слова важного, но нигде не фиксируемого разговора...
А американцам пришлось, что называется, "пришпорить коней". В мае на военном совете союзников в Версале союзные премьеры: английский Ллойд-Джордж, французский Клемансо и итальянский Орландо составили телеграмму Вильсону: "Положение крайне серьезно. 162 союзные дивизии должны сдерживать напор 200 германских. Без американских подкреплений минимум по 300 тысяч человек ежемесячно на победу надеяться нельзя".
И Дядя Сэм начал посылать в Европу нужное количество голов - сотни тысяч жизней в обмен на сотни миллионов дол ларов. К осени в Европу отправляли уже по 330 тысяч солдат ежемесячно.
Реальное их участие в боевых действиях, к слову, было не таким уж и значительным, что подтверждают данные о людских потерях войск США. Основная их доля пришлась на период с июля по ноябрь 1918 года и составила 34 тысячи солдат и офицеров. Всего же безвозвратные боевые потери США со ставили около 40 тысяч человек.
Как и всегда, Америка не столько воевала, сколько "давила" психологически. Но давила она, нужно признать, с размахом.
В итоге Германия быстро утратила даже минимальные шансы не то что на победу, но и на более-менее почетный мир. И вот ведь как интересно получается!
Америка сделала все для того, чтобы Германия внешнюю войну проиграла. Америке был ни к чему рейх, угрожающий вначале оттоптать янки пятки, а потом и показать им спину.
И вот теперь, после того как Штаты почти уничтожили Германию, подрезав германскому Капиталу крылья, Америке же приходилось заботиться о внутренней политической победе этого Капитала над общим врагом - Трудом - и... сохранить при этом германский потенциал европейского противостояния на будущее.
Помощников из Старого Света в этих делах у Штатов хватало. Долларов тоже.
3 октября 1918 года в Германии, еще при кайзере, по указанию Вильсона было образовано "коалиционное" правительство. Глава - аристократ, принц Макс Баденский, но в состав уже вошли "демократы" Шейдеман и Бауэр.
5 октября это правительство обращается к Вильсону с просьбой о перемирии, на что 8 октября следует жесткий ответ. Фактически от немцев требовали капитуляции.
9 октября на заседании кабинета министр иностранных дел задает вопрос генерал-квартирмейстеру Людендорфу: "Может ли фронт продержаться хотя бы три месяца?". Людендорф поправил усы и резко ответил: "Нет!".
Людендорф потребовал перемирия еще 28 сентября. Но он имел ввиду именно перемирие, а не катастрофическую капитуляцию. Поэтому, когда Макс Баденский снесся с Вильсоном и немцы узнали, что им предлагают форменное самоубийство, гот же Людендорф настоял, чтобы маршал фон Гинденбург обратился к войскам. Седоусый маршал ответил: "Ответ Вильсона требует капитуляции, а потому для нас, солдат, неприемлем".
Армия же продолжала разваливаться. Людендорф 26 октября подал в отставку, а 4 ноября в Киле восстали моряки.
9 ноября рабочие Берлина объявили всеобщую забастовку по призыву "Союза Спартака".
10 ноября Вильгельм навсегда бежал в Голландию. Его личный друг директор "Гамбург Америка линие" Л. Баллин, узнав об этом, покончил жизнь самоубийством.
В Германии нарастал хаос.
В истории конца Первой мировой войны, как и в истории ее начала, ее хода, есть много мест не то чтобы темных, но скорее своеобразных. Например, чаше всего думают, что левый "Союз Спартака", образовавшийся в конце 1916 года, был так назван по имени античного героя...
Может так, а может и не так. И может быть, все объясняется тем, что кто-то знающий вспомнил об орденском имени основателя мощного франкмасонского ордена иллюминатов Адама Вейсхаупта, потрясавшего Германию в конце XVIII века. Вейсхаупт у иллюминатов был "Спартаком", историк Вес-тенридер - "Пифагором".
"Вольные братья-каменщики" и люди, к ним близкие, всегда (а в XX веке особенно) любили двусмысленности.
Посему сказать точно, тень какого Спартака чтили в Германии в 1918 году, теперь просто невозможно.
Во всяком случае многое в масонстве в начале ХХ-го века стало смотреться как-то иначе, чем ранее. Так Людендорф - уже после войны громогласно заявлял, что в военном поражении Германии виновно франкмасонское влияние в армии.
Но в Германской армии оно было скрытым, а вот во французской нелояльности к масонству пресекалась открыто... А что же Россия?
Знаменитая Елена Кускова, жена лидера кадетов Прокоповича и сама видная кадетка, в глубокой эмигрантской старости написала воспоминания, в которых приоткрыла немного завесу таинственности: "Движение это (масонское. - С.К.) было огромно. Везде были свои люди. Князьев и графьев было много. Были и военные - высокого ранга. До сих пор тай на огромна. К Февральской революции ложами была покрыта вся Россия, Здесь, за рубежом, есть много членов этой организации. Но - все молчат. И будут молчать".
Впрочем не будем углубляться в "масонскую" тему. Безусловно, масонство - наиболее очищенная от национального и конкретно государственного интереса форма организации "золотой" мировой элиты. И это - очень серьезный и давний фактор в политической истории мира. Масонство формировалось, вырастало, совершенствовалось и видоизменялось не один и не два века. Однако дело не в фартуках и мистике, а в кошельках и экономических интересах. Интересы Капитала вообще вненациональны, а точнее - наднациональны.
Но в Германии, в силу особенностей ее новейшей истории, капитал имел весьма выраженную национальную окраску.
И вот теперь осенью 1918 года этот национальный (по преимуществу) германский Капитал капитулировал перед Капиталом интернациональным.
А последнему рейхсканцлеру кайзеровской Германии принцу Максу оставалось лишь направить к победителям парламентеров.
Вечером 7 ноября 1918 года автомобиль германской делегации под белым флагом пересек линию фронта. Немцев посади ли в спецпоезд, и утром они уже подходили к штабному вагону маршала Фоша на станции Ретонд в Компьенском лесу. Фош руки им не подал и с отсутствующим видом полюбопытствовал:
Чего вы хотите, господа?
Мы хотим получить ваши предложения о перемирии.
О, у нас, - Фош издевательски развел руками, - у нас нет никаких предложений такого рода. Нам очень нравится продолжать войну.
- Мы считаем иначе. Нам нужны ваши условия прекращения борьбы.
- Ах, так это вы просите о перемирии. Это другое дело.
Компьенское перемирие еще не было подписано, а его условия уже ориентировали Германию на вражду с новой Росси ей. Статья 12-я предусматривала, что германские войска должны покинуть русскую территорию только тогда, когда "союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий".
Если кому-то было что-то непонятно, то публичные комментарии к "14 пунктам", с которыми Вильсон выступил в Нью-Йорке 27 сентября 1918 года, все объясняли вполне определенно.
6-й пункт из 14, "озвученных" их "автором" еще 8 января, касался России: "Урегулирование всех затрагивающих Россию вопросов, которое обеспечит России самое полное и свободное сотрудничество других наций в предоставлении ей беспрепятственной и ничем не стесненной возможности принять не зависимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики".
О том, как США и "другие нации" "помогали" нам сделать свой свободный выбор в гражданскую войну, можно написать отдельную книгу.
А можно просто сообщить о том, что Вильсон прокомментировал 27 сентября 6-й пункт так: все белогвардейские правительства на территории России должны получить помощь и признание Антанты; Кавказ - это часть проблемы Турецкой империи; Средняя Азия должна стать протекторатом англосаксов; в Сибири должно быть отдельное правительство, а в Великороссии - новое (то есть не советское).
У народов России на эти американские комментарии был взгляд, отличающийся от вильсоновского.
В Германии же 9 ноября установилось правительство, с Вильсоном согласное, под "руководством" правого социал-демократа Эберта. Рано утром 11 ноября условия перемирия бы ли подписаны. В честь такого события в 11 часов в Париже прогремел артиллерийский салют в 101 залп.
А 13 декабря 1918 года в Париж на "мирную" конференцию прибыл из Вашингтона главный "миротворец".
Правда, до того как "умиротворить" Европу и мир, предстояло решить вопрос с Германией. Хотя немцы и не очень-то дружно вели дело к социалистической республике, но "краснела" Германия быстро.
И в начале 1919 года в Берлин со срочным заданием направляются офицеры Его Королевского величества. Облегчало им жизнь только то, что в самой Германии оказалось просто найти желающих помочь. Вчерашние враги объединили усилия, и 15 января 1919 года цель была достигнута: в Берлине зверски убили Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Проблем у Капитала в Германии сразу поубавилось.
Вскоре все и вообще пошло на лад. 6 февраля в Веймаре открылось Национальное учредительное собрание, а 13 (дату опять-таки выбрали такую то ли случайно, то ли намеренно) февраля Шейдеман там же сформировал первое правительство "веймарской коалиции".
Началась бесславная и бездарная история Веймарской республики.
А в Париже 18 января в зале Министерства иностранных дел Франции на Кэ д'Орсэ речью французского президента Пуанкаре открылась Парижская мирная конференция. Француз сразу же выдвинул идею расчленения Германии на ряд мелких государств. Французским патронам Пуанкаре и Клемансо явно хотелось повторить давнюю историю Вестфальского мира 1648 года, завершившего Тридцатилетнюю европейскую войну и закрепившего раздробленность Германии. Конечно, это были пустые мечтания - ни Лондон, ни Вашингтон такой вариант не устраивал.
Зато их устраивало и радовало другое... Посол Англии в Париже лорд Берти записал в своем дневнике: "Нет больше России! Она распалась. Если только нам удастся добиться не зависимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т.е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., то, по мне, остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку".
Заметим, читатель, что английского лорда особенно заботило то, как бы отгородить "санитарным кордоном" Россию не просто от Европы, а именно от Германии. В геополитике этот лорд явно знал толк! Но и Дядя Сэм ему, нужно сказать, не уступал. За океаном тоже хорошо понимали, как Россия потенциально опасна для интернационального Капитала.
Поэтому ее и пытались нарезать на куски, как ветчину перед сытным обедом.
Еще 23 декабря 1917 года Клемансо, Пишон и Фош от Франции, лорды Мильнер и Сесиль от Англии заключили тайную конвенцию о разделе сфер влияния в России: Англии -Кавказ, Кубань, Дон; Франции - Бессарабия, Украина, Крым.
США формально в конвенции не участвовали, хотя фак тически держали в руках все нити, особо претендуя на Сибирь и Дальний Восток... Они рассчитывали и на общую гегемо нию, и на конкретную добычу.
Географическая карта, подготовленная госдепартаментом США для американской делегации на Парижской конференции, показывала это со всей наглядностью графического документа: Российское государство занимало там лишь Средне русскую возвышенность.
Прибалтика, Белоруссия, Украина, Кавказ, Сибирь и Средняя Азия превращались на "госдеповской" карте в "самостоятельные", "независимые" государства.
Графическая иллюстрация сентябрьских комментариев к январским "мирным" пунктам получалась хоть куда! Иллюстрировала она и еще одно обстоятельство: Америка всерьез стала рассматривать себя как вершительницу судеб мировой цивилизации. Ничем иным нельзя было объяснить то, что она замахивалась на будущее громадной, потенциально первой -первой не в силу внешних захватов, а в силу внутреннего развития - мировой многонациональной державы.
Екатерина Великая называла нашу Родину Вселенной, а психопатичный американец-профессор, поставленный в президенты, намеревался послать (вдумайся, читатель!) в революционную Россию отряды из молодежных христианских ассоциаций "для морального обучения и руководства русским на родом"!
Независимо от реализуемости этих претензий можно было сказать, что в искусственной истории искусственной американской империи началась новая эпоха мирового держимордства. Пройдут почти семьдесят лет реальной истории, и американский историк Артур Шлесинджер-младший в книге "Циклы американской истории" напишет: "Мы беззаботно применяем выражение "конец невинности" к тому или иному этапу американской истории. Это вполне благозвучная фраза - в тех случаях, когда за ней не скрывается пагубное заблуждение. Сколько раз нация может потерять свою невинность?"
Вряд ли сам автор понял, насколько точен его вопрос! Со единенные Штаты чуть ли не с колыбели обрели бесстыдство шлюхи, которая способна терять "невинность" раз за разом, поскольку это ей выгодно и необходимо, каждый раз заливая при этом белые ризы американского ханжества вот уж действительно невинной кровью...
Вначале - европейское "пушечное мясо", направленное за океан завоевывать Америке ее независимость.
Затем - индейцы...
Еще позднее - черные рабы...
Потом - честные американские простые парни, считавшие, что погибают за освобождение этих рабов, а в действительности умиравшие за наращивание капитала, растущего на "целинных", нетронутых соках нового континента. Но все это происходило до поры в пределах самой Америки.
С приходом XX века очередная "потеря невинности" обернулась уже реками крови на другом великом континенте.
Перманентная американская "девственница" окончательно вышла во внешний мир для того, чтобы "терять невинность" все чаще и заливать уже всю нашу планету все большими потоками невинной, то есть чужой и чуждой Америке крови.
"Мирная" Парижская конференция и должна была закрепить вновь создавшееся мировое положение вещей, закрепить уже достигнутое и подготовить условия для новых "невинных" циклов американской истории.
Часть вторая.
"Дойная корова" Версаля...
Глава 9.
"Честная сделка" Рузвельта и торжественная "разделка" Европы
В 1907-1909 годах по указанию президента Соединенных Штатов Америки Теодора Рузвельта шестнадцать свежевыкрашенных белой эмалевой краской новеньких американских линкоров совершили кругосветное плавание. А в 1910 году Рузвельт морочил голову публике в Осаватоми (штат Канзас): "Я стою за честную сделку, но когда я говорю, что я стою за честную сделку, я хочу сказать не только, что я стою за честную игру в соответствии с нынешними правилами игры, но также, что я стою за изменение этих правил с тем, чтобы добиваться более существенного равенства возможностей".
В 1917 году, за два месяца до официального вступления Америки в войну и за два года до смерти, почти шестидесяти летний экс-президент Рузвельт добивался уже другой возможности - сформировать конный полк под его командой для от правки во Францию. Клемансо писал Вильсону, что "имя Рузвельта имеет легендарную силу во Франции", но Вильсон не позволил бывшему конкуренту насладиться новой авантюр ной популярностью. Рузвельт отыгрался на том, что "наладил" на фронт в Европу всех своих сыновей и мужа младшей дочери хирурга Дерби. Чтобы его Теодор и Арчибальд побыстрее оказались в войсках, отец добился для них личного вызова от командующего экспедиционным корпусом США во Франции генерала Першинга. Вскоре в английские войска уехал Кермит, а потом и 19-летний Квентин, поступивший в первый в США отряд военных летчиков.
Тед был дважды ранен, Арчи возвратился искалеченным, Квентин погиб. Но войну никто из Рузвельтов не проклинал...
Это была их война. Сыновья оказались достойными отца, и от "яблони империализма", которую когда-то "посадил" Рузвельт-старший, Рузвельты-младшие "упали" недалеко.
Пример семьи Рузвельтов доказывает, что Штаты в Европе сражались за изменение правил "игры", но не для того, чтобы "добиваться более существенного равенства возможностей", а чтобы обеспечить в будущем абсолютное неравенство в пользу США. В Европу Америка пришла не ради Европы, но ради Америки же. Заокеанский капитал готовил эту войну, он ее и выиграл. ДЛЯ СЕБЯ. Факт, казалось бы, ясный до очевидного. Однако и шестьдесят лет спустя на страницах советской "Истории Первой мировой войны" ее авторы пересказывали старые россказни "полковника" Хауза и наивно считали, что Штатам пришлось вступить в войну просто потому, что они, мол, очень уж оказались экономически связанными со странами Антанты, которым, как мы знаем, Америка еще до своего вступления в войну предоставила кредитов на сумму, в сто раз большую, чем Германии.
А ведь было-то все наоборот. Как раз для того, чтобы "прочно" привязать к себе страны Антанты и разгромить Германию, Соединенные Штаты давно и задумали эту войну. По тому 99% своего военного "бизнеса" они и проворачивали в союзе с Антантой и против Германии.
Один "германский" процент кредитов был лишь фиговым листиком на американском "нейтралитете". Да к тому же по чему было не нажиться на немцах - хотя бы "по мелочам" - уже в ходе войны?
Но драть особенно бо-о-льшие проценты с побежденной Германии Америке еще предстояло в будущем после войны.
Накануне войны, осенью 1913 года по Средиземному морю полтора месяца бродили девять опять-таки белых линкоров США, отправленных туда по указанию уже кузена Теодора Рузвельта - Франклина Делано Рузвельта, заместителя морского министра в правительстве президента Вильсона. А в декабре 1917 года Вильсон "признавался" Буллиту: "Я ненавижу всякую войну и единственное, о чем я забочусь на земле, - это о мире, который я собираюсь установить".
Хорошо говорил американский президент, одно плохо -лгал. Ленин объяснил положение вещей иначе и точно: "Содрать при помощи данной войны еще больше шкур с волов наемного труда, пожалуй, уже нельзя - в этом одна из глубоких экономических основ наблюдаемого теперь поворота в мировой политике".
Для того, чтобы "сдирать шкуры" уже при помощи мира, чтобы сделать Германию "дойной коровой", и была устроена Парижская конференция.
Слов там было произнесено немало - вместе с техническим персоналом в Париже собрались несколько тысяч чело век. 14 февраля (после месяца препирательств) Вильсон, на пример, высокопарно продекламировал: "Пелена недоверия и интриг спала. Люди смотрят друг другу в лицо и говорят: мы братья, и у нас общая цель. Мы раньше не сознавали этого, но сейчас мы отдали себе в этом отчет. И вот - наш договор братства и дружбы".
Но все определяли не слова, а та реальность, которая сложилась на планете к концу января 1919 года.
Война в Европе закончилась. Но далеко не везде и не для всех. Полностью к мирной жизни не вернулся в этом году еще пи один крупный участник войны. По новой Советской России - на Урале, в Поволжье, в Сибири - катилась волна мятежа белочешского корпуса, взбодренного долларами, франками и фунтами.
В полной силе был еще адмирал Колчак.
Чехи, американцы, японцы оккупировали Владивосток и Дальний Восток.
В Архангельске и Мурманске высадились англичане. Они же оккупировали Баку.
Собирал Вооруженные силы Юга России Деникин.
Батька Махно бил то белых, то красных, то своих. "Возвращаясь из Бердянска - рассказывал он своему начальнику штаба, бывшему железнодорожному машинисту Белашу, - расстрелял коменданта станции Верхний Токмак. Сволочь такая, парень был хороший, помнишь, мы по занятии Бердянска назначили его комендантом. Теперь вывесил плакат: "Бей жидов, спасай революцию, да здравствует батько Махно!". Я его коцнул...".
Да, на юге России все перемешалось особенно круто и темпераментно. В Одессе дымила трубами англо-французская эскадра, и Григорий Котовский проводил свои одесские операции то во френче французского офицера, то во фраке "сбежавшего от большевиков" негоцианта. У маленькой же Жанны Лябурб, работавшей среди французских моряков, была одна неизменная форма очарование француженки и опыт революционерки.
Приходили оперативные сводки с фронтов Венгерской советской республики: "Красная Армия Советской Венгрии заняла линию фронта на румынском участке: Берек, Миносликола-Фальва, Антафальва, но отошли из железнодорожного узла Фюлес. На чехословацком фронте наши атаки продолжаются".
Германию тоже будоражили перестрелки по всей территории - от Киля до Мюнхена. Правительственные войска генерала Леки обстреливали революционных моряков. В Берлине зверствовали отряды военного комиссара правительства социал-демократа Густава Носке, который сдавшихся в плен рабочих просто расстреливал, за что и получил прозвище "кровавая собака". Это как раз подчиненные ему офицеры штаба кавалерийской дивизии за три дня до начала Парижской "мирной" конференции убили Люксембург и Либкнехта.
Тогда еще юный референдарий, будущий королевский прусский советник Гюнтер Тереке - кавалер "Железного креста" и инвалид войны - только стал ландратом в округе Науэн. Он писал: "Продовольственное положение в районе было катастрофическим. Рабочие голодали, их семьи нуждались в хлебе насущном".
В номерах некогда респектабельного отеля "Адлон" пахло плесенью, и один рукав у швейцара был пуст. Пустой рукав - не попытка автора "оживить" рассказ острой деталью, а реальность, известная из воспоминаний тех, кто видел все это своими глазами.
Надписи "Verboten" ("Запрещено") висели повсюду, и по всюду сновали полицейские. На углу Беренштрассе стоял тяжелый пулемет.
Проститутки на Фридрихштрассе обслуживали только за франки, фунты и тут уж и вообще не разговор - за доллары. Зато нищие в пока еще приличных костюмах не отказывались от марок и смущались от непривычки к тому делу, которым им пришлось заняться.
В Берлине было неуютно и зябко, и нищие дрожали как от холода, так и от шума банкетов в отеле "Адлон", которые жена известного адвоката, бывшего члена IV Государственной думы кадета Александрова, устраивала в честь французских офицеров. Хлопали пробки, вздрагивали нищие под окнами, лилось шампанское, звучали тосты за Францию, Англию, Америку, новую Германию и победу белых армий. А на углу Беренштрассе стоял тяжелый пулемет.
Власть имела силы казнить, но не могла остановить развал. Саперная рота обер-лейтенанта Винценца Мюллера получила приказ отправиться из Касселя в Берлин на пополнение запасного гвардейского саперного батальона. Утром она уже четко вышагивала к казармам в Кепенике, удивляя прохожих выправкой и стройностью рядов. Со стороны Унтер-ден-Лин-ден то и дело слышалась винтовочная и пулеметная стрельба. На следующее утро Мюллера разбудил ротный фельдфебель: "Господин обер-лейтенант, рота исчезла". - "То есть?" "Берлинцы разбежались по домам, а потом и остальные ушли на вокзалы. Осталось пять унтер-офицеров, и все". Уполномоченный Совета солдатских депутатов отнесся к происшедшему спокойно - в Берлине бывало сейчас и не такое. Он выдал Мюллеру штатское кожаное пальто и кепку, потому что в офицерской форме со знаками различия появляться в городе было опасно. А через пару часов в военно-инженерном отделе прусского военного министерства обер-лейтенанту предложили: "Хотите добровольно поступить в Пограничную стражу "Восток"?".
Мюллер согласился.
Начальником Пограничной стражи был генерал фон Сект, а дислоцировалась она на полустихийно возникшей германо-польской границе и в Прибалтике. Фактически это были самые дисциплинированные войска в Германии, не считая контрреволюционных отрядов фрейкора. В районе Шауляя стояла "Железная дивизия" майора Бишофа, на Ригу наступал генерал-майор граф фон дер Гольц. Германские войска еще держались на Украине, хотя оттуда их выметала уже не только русская, но и германская революция.