Страница:
Гитлер пояснял, в чем видит изменение ситуации. Причем явный резон был в такой мысли будущего фюрера: "С чисто военной точки зрения война Германии-России против Запад ной Европы (а вернее сказать в этом случае против всего мира) была бы настоящей катастрофой для нас. Ведь вся борьба разыгралась бы не на русской, а на германской территории, причем Германия не смогла бы даже рассчитывать на серьезную поддержку со стороны России.
Вооруженные силы немецкого государства ныне столь ничтожны, что как раз наши наиболее индустриальные области подверглись бы концентрированному нападению, а мы были бы бессильны их защитить".
Рассуждение для начала двадцатых годов было верным. Ни на какую серьезную наступательную войну Россия в то время не годилась - ни как союзник, ни как единоличный субъект.
Прав был Гитлер и в другом: "Между Германией и Росси ей расположено Польское государство, целиком находящееся в руках Франции. В случае войны Германии - России против Западной Европы Россия, раньше чем отправить хоть одного солдата на немецкий фронт, должна была бы выдержать победоносную борьбу с Польшей (с которой за несколько лет до написания "Майн Кампф" СССР провел неудачную войну. - С.К.)".
Продолжая рассматривать выгоды (точнее - очевидные невыгоды) союза с Россией, Гитлер приводил такие доводы, которые были справедливы лишь для двадцатых годов: "Говорить о России, как о серьезном техническом факторе в войне, не приходится. Всеобщей моторизации мира, которая в ближайшей войне сыграет колоссальную и решающую роль, мы не могли бы противопоставить почти ничего. Сама Германия в этой важной области позорно отстала. Но в случае войны она из своего немногого должна была бы еще содержать Россию, ибо Россия не имеет еще ни одного собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик. Что же это была бы за война? Мы подверглись бы простому избиению. Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен: конец Германии".
Так-то так... Но всего через десяток лет после написания первой части "Майн Кампф" РККА - Рабоче-Крестьянская Красная Армия - представляла собой серьезную силу и была неплохо, по тем временам, моторизована. Во всяком случае, моторизована получше вермахта - нацистского преемника веймарского рейхсвера.
Поэтому у читающего всю "восточную" главу, а не только лишь два "криминальных" ее абзаца, мог возникнуть естественный вопрос: "А как посмотрит на союз с Россией Гитлер в случае, если мы будем сами делать не только "живые" грузовики, но и "живые" танки, самолеты, пушки"?
Через пятнадцать лет ответ на этот вопрос дала реальная история: Гитлер заключил с нами Пакт о ненападении и Договор о дружбе.
И вот тогда о "Майн Кампф" кое-кто вспомнил несколько неожиданным образом.
1 сентября 1939 года войска вермахта вошли в Польшу. Гитлер обратился по этому поводу к депутатам рейхстага. Но к ним же, между прочим, обратился с телеграммой из-за рубежа и их бывший соотечественник - Фриц Тиссен.
Знакомый с Гитлером с января 1931 года и много поспособствовавший его приходу к власти, промышленный магнат до глубины души оскорбился тем, что Гитлер начал войну за Польшу и вступил в конфликт с Англией и Францией.
Тиссен спешно и тайно эмигрировал и написал Гитлеру от крытое письмо: "Я напоминаю Вам, что Вы, конечно, не посла ли Вашего Геринга в Рим к святому отцу или в Доорн (голландский город, куда удалился Вильгельм II. С.К.) к кайзеру, что бы подготовить обоих к предстоящему союзу с коммунизмом. Тем не менее Вы все же внезапно вступили в такой союз с Россией, то есть совершили шаг, который Вы сами сильнее, чем кто-либо другой, осуждали в своей книге "Mein Kampf" - старое издание, стр. 740-750. Ваша новая политика, господин Гитлер, толкает Германию в пропасть и приведет немецкий народ к катастрофе. Вернитесь обратно, пока это еще возможно. Вспомните о Вашей клятве, данной в Потсдаме".
Тиссен лгал: к катастрофе Германию и фюрера как раз привел бы отказ от реалистичной для конца тридцатых годов просоветской восточной политики. Ведь впоследствии такой отказ к краху Германии и привел.
Правда, в 1924 году представить это было тяжело. Лишь Сталин и его единомышленники были уверены, что не пройдет десятка лет, и все изменится до неузнаваемости. Остальные при мысли о такой возможности для России покатились бы со смеху.
Вот почему еще не государственный лидер, а лидер всего лишь партийный, Гитлер в ситуации 1924 года теоретически отказывался от перспектив союза с Россией и рассматривал (во все той же "восточной" главе) другой вариант: союз с Англией и Италией. Причем такой союз он предлагал не против России, а против Франции. И даже не для войны с ней, а лишь для ее нейтрализации, потому что Гитлер считал: "Военные последствия такого союза были бы прямо противоположны тем, к каким привел бы союз Германии с Россией. Прежде всего тут важно то, что сближение Германии с Англией и Италией никоим образом не приводит к опасности войны. Единственная держава, с которой приходится считаться как с противницей такого союза - Франция - объявить войну была бы не в состоянии. Это дало бы возможность Германии заняться той подготовкой, которая в рамках такой коалиции нужна, дабы в свое время свести счеты с Францией (Францией, а не Россией, читатель! -С.К.)".
А теперь нам остается разобраться еще и с теми соображениями Гитлера 1924 года (кроме уже приведенных), которые, с одной стороны, делали Россию, по его мнению, соблазнительным объектом завоеваний, а с другой обессмысливали союз с ней...
Цитируем опять же "Майн Кампф": "Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду, в первую очередь, только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.
Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам - превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы внутри более низкой расы. В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца".
Гитлер тут обнаруживает очень плохое знакомство с русской историей, потому что с натяжкой его правоту относительно роли немцев можно признать только в отношении послепетровской России. Зато во времена еще Ивана Грозного уровень централизации Российского государства был намного выше, чем, скажем, во Франции. Не говоря уже о Германии...
Гитлеру, как и всем германофилам, можно возразить так: "Если уж германский элемент настолько хорошо приспособлен к организации государственного существования, то почему же Германия ни к началу Тридцатилетней войны, ни к моменту подписания завершившего эту войну Вестфальского мира 1648 года, ни в последующие двести с лишним лет не смогла объединиться в целостное германское государство"?
Итак, мы имеем дело с одним из заблуждений как самого Гитлера, так и многих немцев, которые сослужили и могут еще сослужить плохую службу и России, и Германии.
А вот в чем Гитлер был не так уж и не прав, так это в следующем утверждении: "Современные владыки России совершен но не помышляют о заключении честного союза с Германией, а тем более о его выполнении, если бы они его заключили... Кто же заключает союз с таким партнером, единственный интерес которого сводится к тому, чтобы уничтожить другого партнера?".
Увы, в то время, когда писались эти строки, в России бы ли сильны троцкистские настроения "раздуть мировой по жар", а зиновьевский Коминтерн этот пожар усиленно пытался раздуть именно в Германии. Даже тогдашний нарком иностранных дел Чичерин в своих записках Сталину только нецензурно не крыл Зиновьева и Коминтерн за их германскую линию, в корне подрывавшую прочные наши межгосударственные связи.
В разговорах употреблялась, возможно, и "ненормативная лексика", однако Сталин тогда ничего всерьез сделать не мог... Антигерманская линия в СССР побеждала, что выразилось и в назначении на место Чичерина Максима Литвинова.
В такой ситуации новый "Drang nach Osten" становился для националистической Германии в перспективе не просто логичным, а единственно разумным, пожалуй, путем.
Действительно, зачем связываться со слабой страной, союз с которой не даст Германии ничего, кроме уничтожающей ее войны с Западом? Со страной, ведущей в Германии активную подрывную деятельность? Не лучше ли договориться с Западом и попользоваться Востоком самому?
Даже в 1924 году такой взгляд Гитлера был не столько обидным для нас, сколько невежественным. Но вряд ли лучше Гитлера историю России знали и Клемансо, и Ллойд Джордж, и Рузвельты - Франклин с Теодором, и президент Вильсон с Черчиллем. Да и, честно говоря, доля невеселой правды в та ком мнении фюрера имелась.
Опровергнуть Гитлера мы могли единственным образом: делом. Построив новую могучую, индустриальную, свободную от унижений чужеземной эксплуатации, но организованную и дисциплинированную Россию. Такую Россию, заключить честный союз с которой почло бы за честь и выгоду любое государство - и большое, и малое.
Но такую задачу Россия не могла решить без помощи внешнего мира. Для того, чтобы делать машины, нужно иметь другие машины. Дать их могли только ведущие индустриальные державы мира. А они-то как раз после провала интервенции в России практически единодушно проводили политику бойкота и удушения российской экономики.
Но была такая страна, которая сама оказалась в незавидном положении Германия. Поэтому хотя бы экономическое сближение ее с Россией было выгодно и русским, и немцам.
Уже во время первой пятилетки Советская Россия построила тысячи новых предприятий, но главное - построила новую экономику, основанную на тяжелой индустрии. И создавалась новая - "машинная" Россия при помощи, прежде всего, Германии.
Американский строитель Днепрогэса получил от Совета народных комиссаров СССР табакерку с бриллиантами, но на немецких инженеров, вложивших в наши первые пятилетки свои ум и силы, не хватило бы и всей сокровищницы Алмазного фонда.
Основу новых отношений двух стран заложил Рапалльский договор.
10 апреля 1922 года открылась международная экономическая и финансовая Генуэзская конференция. Инициатива ее созыва принадлежала Ленину, а Верховный совет стран Антанты в начале 1922 года во французских Каннах принял решение о проведении конференции в Италии. Пять "приглашающих держав": Англия, Бельгия, Италия, Франция и Япония вкупе с США, в качестве "молчаливого (ну-ну. -С.К.} наблюдателя", пригласили в Геную 23 страны - в том числе Германию и Советскую Россию. Целью провозглашалось "изыскание мер к экономическому восстановлению Центральной и Восточной Европы", а в действительности в Италии Запад хотел попробовать русских на прочность и по пытаться навязать им свою волю.
Из этого не вышло ровным счетом ничего. Зато через не делю после начала Генуэзской конференции в местечке Рапалло под Генуей нарком иностранных дел Чичерин и его германский коллега Вальтер Ратенау подписали договор между РСФСР и Германией.
Их первые беседы прошли еще 4 апреля, когда наша делегация была в Берлине проездом. Ратенау тогда на предложения Чичерина откликался неохотно. По словам заведующего во сточным отделом МИДа Веймарской республики Мальцана, Ратенау рассчитывал на Геную и на то, что вместе с Францией и Англией, особенно с первой, он добьется от нас большего.
А вышло так, что англо-французы германскую делегацию от обсуждений устранили, и Ратенау начал беспокоиться, как бы русские не договорились с Антантой за счет немцев. Ему этого в Германии не простили бы.
Растерянный Мальцан стал наведываться к Чичерину, а затем поздней ночью устроил с Ратенау и коллегами историческое "пижамное совещание". Речь шла о том, подписывать ли мирный договор с русскими. 16 апреля Ратенау с ведома Берлина решил: подписывать!
Россия и Германия восстанавливали дипломатические и консульские отношения и режим наибольшего благоприятствования в торговле. Провозглашалось экономическое сотрудничество, а сотрудничество политическое подразумевалось.
Мы взаимно отказывались от всех имущественных и финансовых претензий. Немцы - от возмещения за советские меры национализации, русские - от компенсаций, положенных России по Версальскому договору. И такой взаимный отказ имел значение даже более важное, чем можно было предполагать.
При составлении Версальского ультиматума Антанта не забыла-таки о России. Статья 116 договора давала нам право на возмещение военных долгов за счет Германии на сумму в
16 миллиардов золотых рублей - при наших долгах Антанте в почти 9 миллиардов. Кроме того, по статье 177 мы имели право на репарации. Расчет был неглупым: миллиарды-то были более на бумаге, но если бы мы польстились на эту приманку, то, во-первых, сразу же привязывали бы себя к союзникам. А во-вторых, на долгие годы осложняли бы отношения с Германией.
Вышло иначе! Да и как иначе! Еще до Рапалло, в 1921 году, в министерстве рейхсвера была создана спецгруппа майора Фишера для налаживания контактов рейхсвера с Красной Армией!
11 августа 1922 года было заключено первое временное соглашение между ними. Хотя обе страны были намерены сотрудничать не столько в сфере "пушек", сколько в сфере "масла".
23 марта 1922 года (тоже до Рапалло) между Россией и компанией "Фридрих Крупп в Эссене" был заключен концессионный договор о сдаче 50 тысяч десятин в Сальском округе Донской губернии сроком на 24 года "для ведения рационального сельского хозяйства". Концессионер полностью ставил хозяйство со всем инвентарем и сооружениями, а в качестве платы передавал нам пятую часть урожая, но главное - опыт.
В этой поучительной истории и взаимные выгоды, и взаимные недоразумения, и пути их устранения отразились как в капле воды. Уже после подписания соглашения московским представительством Круппа немецкие директора заартачились, хотя о концессии просили сами.
Ленин предложил нажать на Круппа, и у нас было, чем нажать... Дело было в том, что в Швеции и в Германии - у Круппа - Россия размещала тогда крупный заказ на паровозы и железнодорожное оборудование. От добрых отношений с немцами зависела их доля. Начались переговоры, и
17 марта 1923 года Крупп договор подписал. Его сельскохозяйственная концессия существовала на Дону до октября 1934 года.
Германия по-прежнему оставалась крупнейшим нашим внешним партнером и по-прежнему единственным, сотрудничество с которым было для нас жизненно важно.
Даже поражение в Первой мировой войне немцев не подкосило. Происходивший из давно обрусевших шведов советский оптик Сергей Эдуардович Фриш вспоминал: "Версальским ми ром союзники пытались обезвредить Германию, разрушив, прежде всего ее экономический потенциал. Лишенная желез ной руды, каменного угля, колониальных товаров, подавленная чудовищными репарационными платежами, Германия должна была превратиться в третьестепенное, послушное государство. Но в действительности получилось не так: уже в 1920-1921 годах Германия превратилась в конкурентоспособного экспортера. В Англии говорили: что вы можете поделать, если на внешнем рынке немецкий паровоз стоит дешевле английского умывальника"!
Нет, с таким народом России определенно стоило дружить и сотрудничать! Да и поучиться у него не мешало многому: национальной гордости, аккуратности, спокойному - не аврально-артельному "навались, ребяты!", а вдумчивому, ежедневному трудолюбию.
Мы не отказывались и учиться... Когда в двадцатые годы началась подготовка к новой организации науки в СССР, советские ученые отправились в Европу и Америку, для того что бы посмотреть на западные системы научной работы, сравнить и сделать собственные выводы.
В 1923 году непременный (и по должности, и фактически - еще с царских времен) секретарь Академии наук СССР Ольденбург ездил во Францию, Англию и Германию. Вернувшись, он написал, что XVIII век был веком академий, XIX веком университетов, а XX век становится веком научно-исследовательских институтов. Германия в этом отношении привлекала к себе особое внимание. С 1925 по 1930 годы в журнале "Научный работник" были напечатаны пол сотни отчетов о науке в разных странах, и двадцать из них - о науке Германии.
"Американских" отчетов оказался десяток. Абрам Федорович Иоффе был в США в 1926 году и пришел к выводу (весьма верному), что антиинтеллектуализм и неприкрытая коммерциализация искажают науку в Америке. Там действительно не делали науку, а покупали ее - уже тогда по всему миру.
В Германии же существовало Общество кайзера Вильгельма, и сеть его исследовательских институтов была хорошим примером. В середине 1927 года в Берлине прошла Неделя советских ученых. Здесь не было чего-то нового! Ведь история научных контактов русских и немцев уходила в петровские времена.
Да и только ли научных! Даже приход к власти нацистов не отменил возможности такого мощного, совместного комплексного российско-германского влияния на судьбы мировой цивилизации, которое в ближайшей перспективе имело бы своим результатом прочный европейский мир, а в долго срочной перспективе, пожалуй, - и глобальный мир.
Ведь если бы всего две страны мира - Россия и Германия - не допускали бы для себя мысли о войне друг с другом, то все остальные страны Вторую мировую войну развязать не смогли бы...
В 1954 году в Париже были изданы мемуары князя Феликса Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. Того самого -убийцы Гришки Распутина. Юсупов прожил жизнь бурную, весьма безалаберную, науками себя особо не утруждал. Но фигура это - интересная, в чем-то незаурядная и прозорливая уже на генетическом уровне.
В конце 1916 года он вместе с великим князем Дмитрием и думцем Пуришкевичем покончил с Распутиным во имя продолжения войны с Германией.
А через почти сорок лет, в эмиграции, постарев, он размышлял об удивительной судьбе России, которая дружит с врага ми, враждует с друзьями. Мол, России-то с Германией и воевать было незачем. Династии породнились, народы друг на друга зла не держат... И это было написано после двух мировых войн, после развалин Севастополя и Сталинграда, Берлина и Кенигсберга, после взорванных заводов и фабрик, которые строили в России вместе русские и немцы... Да, в XX веке судьбы России и Германии разошлись серьезно, но и связаны они остаются тоже не менее серьезно.
Мы только что посмотрели с тобой, читатель, на развитие этой давней и по-прежнему актуальной для нас истории в ретроспективе конца позапрошлого и начала прошлого века...
Каждому, хотя бы вчерне, известно и то, как складывались отношения России и Германии в тридцатые годы XX века, и уж тем более - в годы сороковые...
Ну, а что же сейчас? Что завтра? В предисловии к этой книге я писал о том, что сегодня Россию берут голыми руками.
И Германия не исключение - она тоже берет свой "реванш". Один из моих друзей обратил внимание на то, что германские партнеры сто предприятия - все еще крупнейшего в своей сфере тяжелого машиностроения - несколько лет подряд присылали неравноправные договоры о совместных еже годных работах, каждый раз подписанные германской стороной 22 июня очередного года... Первый раз решили, что это - простое совпадение. Во второй раз поняли - увы, нет... Так что нас ждет впереди - новое 22 июня или...?
А может, все для России уже позади? Может, нам уже никто не угрожает, как тому ковбою Джонни, который был неуловим просто потому, что он никому не был ни страшен, ни нужен?
Вот же - итальянский журналист Джульетте Кьеза минор но вздыхает в своей книге: "Прощай, Россия"...
И - как и в начале XX века - в начале XXI века в Париже популярен лозунг "С Россией больше не считаются"...
Француз Франсуа Шлоссер во французском издании "Nouvelobs" утверждает, что "в экономическом смысле Россия - карликовое государство, ее валовой национальный продукт втрое ниже, чем у Бельгии".
У Бельгии, краем которой Германия два раза прошла на Францию, почти этого не заметив!
Нам говорят, что Россия слабее Португалии... А Германия? Германия - это по-прежнему Германия. Вновь объединенная политически и находящаяся в географическом и геополитическом центре Европы...
Можно ли впрячь в одну упряжку полудохлую клячу и уверенного в себе бранденбургского коня? Вряд ли... Да и незачем... Но это - если клячу...
А Россия-то по сей день - просто плохо ухоженный и полуголодный орловский рысак без заботливого хозяина.
А Германия? И с ней тоже не все ясно. Взять то же объединение - ведь сами немцы иногда сравнивают его сейчас со снежной лавиной, мол, слишком уж неожиданно оно обрушилось на них...
Не очень-то это радостное и не очень-то уверенное восприятие происходящего ныне.
Известный немецкий журналист Оскар Ференбах, долго возглавлявший газету "Штутгартер Цайтунг", пишет книгу с вроде бы оптимистическим названием "Крах и возрождение Германии", но в ней странным образом тоже проскальзывает мотив "Прощай, Германия!"...
Вот, оказывается, как! По мнению некоторых немецких граждан великая Германия - это лишь прошлое. Прошлое - Германия Бетховена и Вагнера, Томаса Мюнцера и Лютера, Дюрера и Баха, Фридриха Великого и Бисмарка, Канта и Гегеля, Гутенберга и Гете, Клаузевица и Мольтке, Вернера фон Брауна и Лени Рифеншталь...
И кое-кто хотел бы видеть Германию в будущем просто крупной среднеевропейской державой без великих устремлений, но и без риска великих деяний - нечто вроде большой-большой Голландии или Дании...
А как же Россия? И как же быть с ее славным и великим списком гениев, воинов, мыслителей, ученых, героев?
Так вот, если посмотреть на некоторые цифры, уважаемый читатель, то не так все горько... А ту современную геополитическую, экономическую и военно-политическую ситуацию, в которой ныне пребывает Россия, можно оценивать как ката строфическую лишь с вполне определенными оговорками.
Катастрофа возможна, но не неизбежна. Более того! Финальная катастрофа России - это неестественная возможная перспектива как для России, так и для внешнего, по отношению к ней, мира.
Так что утверждение парижанина Шлоссера неверно как по существу, так и формально.
И чтобы это понять, нужно сравнить хотя бы некоторые экономические показатели даже кастрированной России и Бельгии за 1999 год.
Показатель РФ Бельгия
Производство электроэнергии, млрд кВт-ч 789 73,7 Производство электроэнергии надушу населения, кВт-ч 5371 7247 Потребление энергоносителей, млн т. 590,5 57,1 Потребление энергоносителей на душу населения, кг/чел. 4020 5610 Протяженность железнодорожной сети, тыс. км 152 3,4 Протяженность автодорог с твердым покрытием, тыс. км 336 143 Коммерческий автотранспорт, млн единиц 9,86 0,53 Полная грузоподъемность морских судов водоизмещением более 100 т, тыс. т 6255 94 ВВП, млрд $ 620,3 243,4
Да, таблица показывает, насколько слабо наше нынешнее положение. Превосходя Бельгию по многим материальным параметрам экономики в десятки раз, Российская Федерация имеет валовой внутренний продукт всего в 2,55 раза больший, чем у Бельгии.
Однако, как видим, французский аналитик совершенно не прав в своем открыто пренебрежительном отношении к России. Сегодня Россия слаба лишь по сравнению с собственными экономическими показателями совсем недавнего прошлого.
Вот, например, производство электроэнергии... В 1984 году оно составляло по Российской Федерации 939,9 млрд кВт-ч при среднем ежегодном приросте, примерно, в 30-40 миллиардов кВт-ч.
Сегодня абсолютное производство упало на 20%, а ожидаемое - при оценке в 2002 году на реалистичном уровне в 1200 млрд кВт-ч - на 50%.
Падение огромное, но до статуса "Верхней Вольты с ядерными ракетами" нам еще далеко как по абсолютному объему производства, так и по потреблению на душу населения.
Да и так ли уж мы "отстали" от той же Португалии, с которой почему-то Россию начали настойчиво сравнивать? Едва ли португальская наука даже через пару десятков лет доберется до уровня развития и результатов нынешней российской науки. Российские ученые вроде бы и унижены, и оскорблены, и обнищали, а Запад их все-таки по сей день обкрадывает с немалой для себя выгодой. Настоящего нищего обокрасть нельзя.
Французы вновь фанфаронисто унижают Россию. Но вот еще некоторые цифры для их и нашего с вами, читатель, сведения...
В 1987 году эксплуатационная длина железных дорог Франции составляла 34,6 тысяч километров, а грузооборот железных дорог - 51,3 миллиарда тонно-километров. Показатели Российской Федерации в 1984 году - 84,5 тысяч километров и 2441 миллиард тонно-километров.
Конечно, Европа любит возить грузы по шоссе, а не по стальным путям. Но и в целом Россия даже сейчас поддерживает общий внутренний грузооборот на уровне, во много раз превышающем французский, не говоря уже о бельгийском. Причем то, что для европейских транспортных коммуникаций - катастрофа (я имею в виду средненький такой снегопад), для России - норма. И грузооборот свой нам поддерживать намного сложнее, чем французам, бельгийцам или португальцам.
А нас нахраписто пытаются затолкнуть в разряд карликов.
Почему?
Да хотя бы потому, что при одной мысли о такой перспективе, когда Германия решится честно протянуть руку России, ту же Францию мороз по коже продирает даже в золотую па рижскую осень.
Вооруженные силы немецкого государства ныне столь ничтожны, что как раз наши наиболее индустриальные области подверглись бы концентрированному нападению, а мы были бы бессильны их защитить".
Рассуждение для начала двадцатых годов было верным. Ни на какую серьезную наступательную войну Россия в то время не годилась - ни как союзник, ни как единоличный субъект.
Прав был Гитлер и в другом: "Между Германией и Росси ей расположено Польское государство, целиком находящееся в руках Франции. В случае войны Германии - России против Западной Европы Россия, раньше чем отправить хоть одного солдата на немецкий фронт, должна была бы выдержать победоносную борьбу с Польшей (с которой за несколько лет до написания "Майн Кампф" СССР провел неудачную войну. - С.К.)".
Продолжая рассматривать выгоды (точнее - очевидные невыгоды) союза с Россией, Гитлер приводил такие доводы, которые были справедливы лишь для двадцатых годов: "Говорить о России, как о серьезном техническом факторе в войне, не приходится. Всеобщей моторизации мира, которая в ближайшей войне сыграет колоссальную и решающую роль, мы не могли бы противопоставить почти ничего. Сама Германия в этой важной области позорно отстала. Но в случае войны она из своего немногого должна была бы еще содержать Россию, ибо Россия не имеет еще ни одного собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик. Что же это была бы за война? Мы подверглись бы простому избиению. Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен: конец Германии".
Так-то так... Но всего через десяток лет после написания первой части "Майн Кампф" РККА - Рабоче-Крестьянская Красная Армия - представляла собой серьезную силу и была неплохо, по тем временам, моторизована. Во всяком случае, моторизована получше вермахта - нацистского преемника веймарского рейхсвера.
Поэтому у читающего всю "восточную" главу, а не только лишь два "криминальных" ее абзаца, мог возникнуть естественный вопрос: "А как посмотрит на союз с Россией Гитлер в случае, если мы будем сами делать не только "живые" грузовики, но и "живые" танки, самолеты, пушки"?
Через пятнадцать лет ответ на этот вопрос дала реальная история: Гитлер заключил с нами Пакт о ненападении и Договор о дружбе.
И вот тогда о "Майн Кампф" кое-кто вспомнил несколько неожиданным образом.
1 сентября 1939 года войска вермахта вошли в Польшу. Гитлер обратился по этому поводу к депутатам рейхстага. Но к ним же, между прочим, обратился с телеграммой из-за рубежа и их бывший соотечественник - Фриц Тиссен.
Знакомый с Гитлером с января 1931 года и много поспособствовавший его приходу к власти, промышленный магнат до глубины души оскорбился тем, что Гитлер начал войну за Польшу и вступил в конфликт с Англией и Францией.
Тиссен спешно и тайно эмигрировал и написал Гитлеру от крытое письмо: "Я напоминаю Вам, что Вы, конечно, не посла ли Вашего Геринга в Рим к святому отцу или в Доорн (голландский город, куда удалился Вильгельм II. С.К.) к кайзеру, что бы подготовить обоих к предстоящему союзу с коммунизмом. Тем не менее Вы все же внезапно вступили в такой союз с Россией, то есть совершили шаг, который Вы сами сильнее, чем кто-либо другой, осуждали в своей книге "Mein Kampf" - старое издание, стр. 740-750. Ваша новая политика, господин Гитлер, толкает Германию в пропасть и приведет немецкий народ к катастрофе. Вернитесь обратно, пока это еще возможно. Вспомните о Вашей клятве, данной в Потсдаме".
Тиссен лгал: к катастрофе Германию и фюрера как раз привел бы отказ от реалистичной для конца тридцатых годов просоветской восточной политики. Ведь впоследствии такой отказ к краху Германии и привел.
Правда, в 1924 году представить это было тяжело. Лишь Сталин и его единомышленники были уверены, что не пройдет десятка лет, и все изменится до неузнаваемости. Остальные при мысли о такой возможности для России покатились бы со смеху.
Вот почему еще не государственный лидер, а лидер всего лишь партийный, Гитлер в ситуации 1924 года теоретически отказывался от перспектив союза с Россией и рассматривал (во все той же "восточной" главе) другой вариант: союз с Англией и Италией. Причем такой союз он предлагал не против России, а против Франции. И даже не для войны с ней, а лишь для ее нейтрализации, потому что Гитлер считал: "Военные последствия такого союза были бы прямо противоположны тем, к каким привел бы союз Германии с Россией. Прежде всего тут важно то, что сближение Германии с Англией и Италией никоим образом не приводит к опасности войны. Единственная держава, с которой приходится считаться как с противницей такого союза - Франция - объявить войну была бы не в состоянии. Это дало бы возможность Германии заняться той подготовкой, которая в рамках такой коалиции нужна, дабы в свое время свести счеты с Францией (Францией, а не Россией, читатель! -С.К.)".
А теперь нам остается разобраться еще и с теми соображениями Гитлера 1924 года (кроме уже приведенных), которые, с одной стороны, делали Россию, по его мнению, соблазнительным объектом завоеваний, а с другой обессмысливали союз с ней...
Цитируем опять же "Майн Кампф": "Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду, в первую очередь, только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.
Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам - превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы внутри более низкой расы. В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца".
Гитлер тут обнаруживает очень плохое знакомство с русской историей, потому что с натяжкой его правоту относительно роли немцев можно признать только в отношении послепетровской России. Зато во времена еще Ивана Грозного уровень централизации Российского государства был намного выше, чем, скажем, во Франции. Не говоря уже о Германии...
Гитлеру, как и всем германофилам, можно возразить так: "Если уж германский элемент настолько хорошо приспособлен к организации государственного существования, то почему же Германия ни к началу Тридцатилетней войны, ни к моменту подписания завершившего эту войну Вестфальского мира 1648 года, ни в последующие двести с лишним лет не смогла объединиться в целостное германское государство"?
Итак, мы имеем дело с одним из заблуждений как самого Гитлера, так и многих немцев, которые сослужили и могут еще сослужить плохую службу и России, и Германии.
А вот в чем Гитлер был не так уж и не прав, так это в следующем утверждении: "Современные владыки России совершен но не помышляют о заключении честного союза с Германией, а тем более о его выполнении, если бы они его заключили... Кто же заключает союз с таким партнером, единственный интерес которого сводится к тому, чтобы уничтожить другого партнера?".
Увы, в то время, когда писались эти строки, в России бы ли сильны троцкистские настроения "раздуть мировой по жар", а зиновьевский Коминтерн этот пожар усиленно пытался раздуть именно в Германии. Даже тогдашний нарком иностранных дел Чичерин в своих записках Сталину только нецензурно не крыл Зиновьева и Коминтерн за их германскую линию, в корне подрывавшую прочные наши межгосударственные связи.
В разговорах употреблялась, возможно, и "ненормативная лексика", однако Сталин тогда ничего всерьез сделать не мог... Антигерманская линия в СССР побеждала, что выразилось и в назначении на место Чичерина Максима Литвинова.
В такой ситуации новый "Drang nach Osten" становился для националистической Германии в перспективе не просто логичным, а единственно разумным, пожалуй, путем.
Действительно, зачем связываться со слабой страной, союз с которой не даст Германии ничего, кроме уничтожающей ее войны с Западом? Со страной, ведущей в Германии активную подрывную деятельность? Не лучше ли договориться с Западом и попользоваться Востоком самому?
Даже в 1924 году такой взгляд Гитлера был не столько обидным для нас, сколько невежественным. Но вряд ли лучше Гитлера историю России знали и Клемансо, и Ллойд Джордж, и Рузвельты - Франклин с Теодором, и президент Вильсон с Черчиллем. Да и, честно говоря, доля невеселой правды в та ком мнении фюрера имелась.
Опровергнуть Гитлера мы могли единственным образом: делом. Построив новую могучую, индустриальную, свободную от унижений чужеземной эксплуатации, но организованную и дисциплинированную Россию. Такую Россию, заключить честный союз с которой почло бы за честь и выгоду любое государство - и большое, и малое.
Но такую задачу Россия не могла решить без помощи внешнего мира. Для того, чтобы делать машины, нужно иметь другие машины. Дать их могли только ведущие индустриальные державы мира. А они-то как раз после провала интервенции в России практически единодушно проводили политику бойкота и удушения российской экономики.
Но была такая страна, которая сама оказалась в незавидном положении Германия. Поэтому хотя бы экономическое сближение ее с Россией было выгодно и русским, и немцам.
Уже во время первой пятилетки Советская Россия построила тысячи новых предприятий, но главное - построила новую экономику, основанную на тяжелой индустрии. И создавалась новая - "машинная" Россия при помощи, прежде всего, Германии.
Американский строитель Днепрогэса получил от Совета народных комиссаров СССР табакерку с бриллиантами, но на немецких инженеров, вложивших в наши первые пятилетки свои ум и силы, не хватило бы и всей сокровищницы Алмазного фонда.
Основу новых отношений двух стран заложил Рапалльский договор.
10 апреля 1922 года открылась международная экономическая и финансовая Генуэзская конференция. Инициатива ее созыва принадлежала Ленину, а Верховный совет стран Антанты в начале 1922 года во французских Каннах принял решение о проведении конференции в Италии. Пять "приглашающих держав": Англия, Бельгия, Италия, Франция и Япония вкупе с США, в качестве "молчаливого (ну-ну. -С.К.} наблюдателя", пригласили в Геную 23 страны - в том числе Германию и Советскую Россию. Целью провозглашалось "изыскание мер к экономическому восстановлению Центральной и Восточной Европы", а в действительности в Италии Запад хотел попробовать русских на прочность и по пытаться навязать им свою волю.
Из этого не вышло ровным счетом ничего. Зато через не делю после начала Генуэзской конференции в местечке Рапалло под Генуей нарком иностранных дел Чичерин и его германский коллега Вальтер Ратенау подписали договор между РСФСР и Германией.
Их первые беседы прошли еще 4 апреля, когда наша делегация была в Берлине проездом. Ратенау тогда на предложения Чичерина откликался неохотно. По словам заведующего во сточным отделом МИДа Веймарской республики Мальцана, Ратенау рассчитывал на Геную и на то, что вместе с Францией и Англией, особенно с первой, он добьется от нас большего.
А вышло так, что англо-французы германскую делегацию от обсуждений устранили, и Ратенау начал беспокоиться, как бы русские не договорились с Антантой за счет немцев. Ему этого в Германии не простили бы.
Растерянный Мальцан стал наведываться к Чичерину, а затем поздней ночью устроил с Ратенау и коллегами историческое "пижамное совещание". Речь шла о том, подписывать ли мирный договор с русскими. 16 апреля Ратенау с ведома Берлина решил: подписывать!
Россия и Германия восстанавливали дипломатические и консульские отношения и режим наибольшего благоприятствования в торговле. Провозглашалось экономическое сотрудничество, а сотрудничество политическое подразумевалось.
Мы взаимно отказывались от всех имущественных и финансовых претензий. Немцы - от возмещения за советские меры национализации, русские - от компенсаций, положенных России по Версальскому договору. И такой взаимный отказ имел значение даже более важное, чем можно было предполагать.
При составлении Версальского ультиматума Антанта не забыла-таки о России. Статья 116 договора давала нам право на возмещение военных долгов за счет Германии на сумму в
16 миллиардов золотых рублей - при наших долгах Антанте в почти 9 миллиардов. Кроме того, по статье 177 мы имели право на репарации. Расчет был неглупым: миллиарды-то были более на бумаге, но если бы мы польстились на эту приманку, то, во-первых, сразу же привязывали бы себя к союзникам. А во-вторых, на долгие годы осложняли бы отношения с Германией.
Вышло иначе! Да и как иначе! Еще до Рапалло, в 1921 году, в министерстве рейхсвера была создана спецгруппа майора Фишера для налаживания контактов рейхсвера с Красной Армией!
11 августа 1922 года было заключено первое временное соглашение между ними. Хотя обе страны были намерены сотрудничать не столько в сфере "пушек", сколько в сфере "масла".
23 марта 1922 года (тоже до Рапалло) между Россией и компанией "Фридрих Крупп в Эссене" был заключен концессионный договор о сдаче 50 тысяч десятин в Сальском округе Донской губернии сроком на 24 года "для ведения рационального сельского хозяйства". Концессионер полностью ставил хозяйство со всем инвентарем и сооружениями, а в качестве платы передавал нам пятую часть урожая, но главное - опыт.
В этой поучительной истории и взаимные выгоды, и взаимные недоразумения, и пути их устранения отразились как в капле воды. Уже после подписания соглашения московским представительством Круппа немецкие директора заартачились, хотя о концессии просили сами.
Ленин предложил нажать на Круппа, и у нас было, чем нажать... Дело было в том, что в Швеции и в Германии - у Круппа - Россия размещала тогда крупный заказ на паровозы и железнодорожное оборудование. От добрых отношений с немцами зависела их доля. Начались переговоры, и
17 марта 1923 года Крупп договор подписал. Его сельскохозяйственная концессия существовала на Дону до октября 1934 года.
Германия по-прежнему оставалась крупнейшим нашим внешним партнером и по-прежнему единственным, сотрудничество с которым было для нас жизненно важно.
Даже поражение в Первой мировой войне немцев не подкосило. Происходивший из давно обрусевших шведов советский оптик Сергей Эдуардович Фриш вспоминал: "Версальским ми ром союзники пытались обезвредить Германию, разрушив, прежде всего ее экономический потенциал. Лишенная желез ной руды, каменного угля, колониальных товаров, подавленная чудовищными репарационными платежами, Германия должна была превратиться в третьестепенное, послушное государство. Но в действительности получилось не так: уже в 1920-1921 годах Германия превратилась в конкурентоспособного экспортера. В Англии говорили: что вы можете поделать, если на внешнем рынке немецкий паровоз стоит дешевле английского умывальника"!
Нет, с таким народом России определенно стоило дружить и сотрудничать! Да и поучиться у него не мешало многому: национальной гордости, аккуратности, спокойному - не аврально-артельному "навались, ребяты!", а вдумчивому, ежедневному трудолюбию.
Мы не отказывались и учиться... Когда в двадцатые годы началась подготовка к новой организации науки в СССР, советские ученые отправились в Европу и Америку, для того что бы посмотреть на западные системы научной работы, сравнить и сделать собственные выводы.
В 1923 году непременный (и по должности, и фактически - еще с царских времен) секретарь Академии наук СССР Ольденбург ездил во Францию, Англию и Германию. Вернувшись, он написал, что XVIII век был веком академий, XIX веком университетов, а XX век становится веком научно-исследовательских институтов. Германия в этом отношении привлекала к себе особое внимание. С 1925 по 1930 годы в журнале "Научный работник" были напечатаны пол сотни отчетов о науке в разных странах, и двадцать из них - о науке Германии.
"Американских" отчетов оказался десяток. Абрам Федорович Иоффе был в США в 1926 году и пришел к выводу (весьма верному), что антиинтеллектуализм и неприкрытая коммерциализация искажают науку в Америке. Там действительно не делали науку, а покупали ее - уже тогда по всему миру.
В Германии же существовало Общество кайзера Вильгельма, и сеть его исследовательских институтов была хорошим примером. В середине 1927 года в Берлине прошла Неделя советских ученых. Здесь не было чего-то нового! Ведь история научных контактов русских и немцев уходила в петровские времена.
Да и только ли научных! Даже приход к власти нацистов не отменил возможности такого мощного, совместного комплексного российско-германского влияния на судьбы мировой цивилизации, которое в ближайшей перспективе имело бы своим результатом прочный европейский мир, а в долго срочной перспективе, пожалуй, - и глобальный мир.
Ведь если бы всего две страны мира - Россия и Германия - не допускали бы для себя мысли о войне друг с другом, то все остальные страны Вторую мировую войну развязать не смогли бы...
В 1954 году в Париже были изданы мемуары князя Феликса Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. Того самого -убийцы Гришки Распутина. Юсупов прожил жизнь бурную, весьма безалаберную, науками себя особо не утруждал. Но фигура это - интересная, в чем-то незаурядная и прозорливая уже на генетическом уровне.
В конце 1916 года он вместе с великим князем Дмитрием и думцем Пуришкевичем покончил с Распутиным во имя продолжения войны с Германией.
А через почти сорок лет, в эмиграции, постарев, он размышлял об удивительной судьбе России, которая дружит с врага ми, враждует с друзьями. Мол, России-то с Германией и воевать было незачем. Династии породнились, народы друг на друга зла не держат... И это было написано после двух мировых войн, после развалин Севастополя и Сталинграда, Берлина и Кенигсберга, после взорванных заводов и фабрик, которые строили в России вместе русские и немцы... Да, в XX веке судьбы России и Германии разошлись серьезно, но и связаны они остаются тоже не менее серьезно.
Мы только что посмотрели с тобой, читатель, на развитие этой давней и по-прежнему актуальной для нас истории в ретроспективе конца позапрошлого и начала прошлого века...
Каждому, хотя бы вчерне, известно и то, как складывались отношения России и Германии в тридцатые годы XX века, и уж тем более - в годы сороковые...
Ну, а что же сейчас? Что завтра? В предисловии к этой книге я писал о том, что сегодня Россию берут голыми руками.
И Германия не исключение - она тоже берет свой "реванш". Один из моих друзей обратил внимание на то, что германские партнеры сто предприятия - все еще крупнейшего в своей сфере тяжелого машиностроения - несколько лет подряд присылали неравноправные договоры о совместных еже годных работах, каждый раз подписанные германской стороной 22 июня очередного года... Первый раз решили, что это - простое совпадение. Во второй раз поняли - увы, нет... Так что нас ждет впереди - новое 22 июня или...?
А может, все для России уже позади? Может, нам уже никто не угрожает, как тому ковбою Джонни, который был неуловим просто потому, что он никому не был ни страшен, ни нужен?
Вот же - итальянский журналист Джульетте Кьеза минор но вздыхает в своей книге: "Прощай, Россия"...
И - как и в начале XX века - в начале XXI века в Париже популярен лозунг "С Россией больше не считаются"...
Француз Франсуа Шлоссер во французском издании "Nouvelobs" утверждает, что "в экономическом смысле Россия - карликовое государство, ее валовой национальный продукт втрое ниже, чем у Бельгии".
У Бельгии, краем которой Германия два раза прошла на Францию, почти этого не заметив!
Нам говорят, что Россия слабее Португалии... А Германия? Германия - это по-прежнему Германия. Вновь объединенная политически и находящаяся в географическом и геополитическом центре Европы...
Можно ли впрячь в одну упряжку полудохлую клячу и уверенного в себе бранденбургского коня? Вряд ли... Да и незачем... Но это - если клячу...
А Россия-то по сей день - просто плохо ухоженный и полуголодный орловский рысак без заботливого хозяина.
А Германия? И с ней тоже не все ясно. Взять то же объединение - ведь сами немцы иногда сравнивают его сейчас со снежной лавиной, мол, слишком уж неожиданно оно обрушилось на них...
Не очень-то это радостное и не очень-то уверенное восприятие происходящего ныне.
Известный немецкий журналист Оскар Ференбах, долго возглавлявший газету "Штутгартер Цайтунг", пишет книгу с вроде бы оптимистическим названием "Крах и возрождение Германии", но в ней странным образом тоже проскальзывает мотив "Прощай, Германия!"...
Вот, оказывается, как! По мнению некоторых немецких граждан великая Германия - это лишь прошлое. Прошлое - Германия Бетховена и Вагнера, Томаса Мюнцера и Лютера, Дюрера и Баха, Фридриха Великого и Бисмарка, Канта и Гегеля, Гутенберга и Гете, Клаузевица и Мольтке, Вернера фон Брауна и Лени Рифеншталь...
И кое-кто хотел бы видеть Германию в будущем просто крупной среднеевропейской державой без великих устремлений, но и без риска великих деяний - нечто вроде большой-большой Голландии или Дании...
А как же Россия? И как же быть с ее славным и великим списком гениев, воинов, мыслителей, ученых, героев?
Так вот, если посмотреть на некоторые цифры, уважаемый читатель, то не так все горько... А ту современную геополитическую, экономическую и военно-политическую ситуацию, в которой ныне пребывает Россия, можно оценивать как ката строфическую лишь с вполне определенными оговорками.
Катастрофа возможна, но не неизбежна. Более того! Финальная катастрофа России - это неестественная возможная перспектива как для России, так и для внешнего, по отношению к ней, мира.
Так что утверждение парижанина Шлоссера неверно как по существу, так и формально.
И чтобы это понять, нужно сравнить хотя бы некоторые экономические показатели даже кастрированной России и Бельгии за 1999 год.
Показатель РФ Бельгия
Производство электроэнергии, млрд кВт-ч 789 73,7 Производство электроэнергии надушу населения, кВт-ч 5371 7247 Потребление энергоносителей, млн т. 590,5 57,1 Потребление энергоносителей на душу населения, кг/чел. 4020 5610 Протяженность железнодорожной сети, тыс. км 152 3,4 Протяженность автодорог с твердым покрытием, тыс. км 336 143 Коммерческий автотранспорт, млн единиц 9,86 0,53 Полная грузоподъемность морских судов водоизмещением более 100 т, тыс. т 6255 94 ВВП, млрд $ 620,3 243,4
Да, таблица показывает, насколько слабо наше нынешнее положение. Превосходя Бельгию по многим материальным параметрам экономики в десятки раз, Российская Федерация имеет валовой внутренний продукт всего в 2,55 раза больший, чем у Бельгии.
Однако, как видим, французский аналитик совершенно не прав в своем открыто пренебрежительном отношении к России. Сегодня Россия слаба лишь по сравнению с собственными экономическими показателями совсем недавнего прошлого.
Вот, например, производство электроэнергии... В 1984 году оно составляло по Российской Федерации 939,9 млрд кВт-ч при среднем ежегодном приросте, примерно, в 30-40 миллиардов кВт-ч.
Сегодня абсолютное производство упало на 20%, а ожидаемое - при оценке в 2002 году на реалистичном уровне в 1200 млрд кВт-ч - на 50%.
Падение огромное, но до статуса "Верхней Вольты с ядерными ракетами" нам еще далеко как по абсолютному объему производства, так и по потреблению на душу населения.
Да и так ли уж мы "отстали" от той же Португалии, с которой почему-то Россию начали настойчиво сравнивать? Едва ли португальская наука даже через пару десятков лет доберется до уровня развития и результатов нынешней российской науки. Российские ученые вроде бы и унижены, и оскорблены, и обнищали, а Запад их все-таки по сей день обкрадывает с немалой для себя выгодой. Настоящего нищего обокрасть нельзя.
Французы вновь фанфаронисто унижают Россию. Но вот еще некоторые цифры для их и нашего с вами, читатель, сведения...
В 1987 году эксплуатационная длина железных дорог Франции составляла 34,6 тысяч километров, а грузооборот железных дорог - 51,3 миллиарда тонно-километров. Показатели Российской Федерации в 1984 году - 84,5 тысяч километров и 2441 миллиард тонно-километров.
Конечно, Европа любит возить грузы по шоссе, а не по стальным путям. Но и в целом Россия даже сейчас поддерживает общий внутренний грузооборот на уровне, во много раз превышающем французский, не говоря уже о бельгийском. Причем то, что для европейских транспортных коммуникаций - катастрофа (я имею в виду средненький такой снегопад), для России - норма. И грузооборот свой нам поддерживать намного сложнее, чем французам, бельгийцам или португальцам.
А нас нахраписто пытаются затолкнуть в разряд карликов.
Почему?
Да хотя бы потому, что при одной мысли о такой перспективе, когда Германия решится честно протянуть руку России, ту же Францию мороз по коже продирает даже в золотую па рижскую осень.