– А эта ее уверенность в том, что он хочет ее убить, – настаивала Франки.
   Роджер посмотрел на нее насмешливо.
   – Неужто вы принимаете это всерьез?
   – Так или иначе, она в это верит.
   Роджер кивнул и зажег сигарету.
   – Вопрос в том, насколько серьезно следует относиться к ее уверениям, – сказал он. – Жутковатое место этот Грэндж, полон странных субъектов. Жизнь там может довести до нервного срыва любую женщину, тем более если речь идет о натуре робкой и впечатлительной.
   – Значит, вы считаете, что она это придумала?
   – Этого я не говорю. Возможно, она совершенно искренне верит, будто муж пытается ее убить.., но вот существуют ли основания для такой уверенности? Мне кажется, вряд ли.
   С удивительной ясностью Франки вспомнились слова Мойры: «Это просто нервы». И почему-то уже одно то, что Мойра так сказала, убеждало Франки, что нервы тут ни при чем. Но она не представляла, как можно было бы объяснить это Роджеру.
   Тем временем Роджер продолжал:
   – Заметьте, если бы вы могли доказать, что в тот роковой день Николсон был в Марчболте, это было бы совсем другое дело, или если бы мы обнаружили что-то связывающее его с Карстейрсом… Но, по-моему, вы упускаете из виду тех, кто действительно вызывает подозрения.
   – Кто же это?
   – Как их.., как вы их назвали… Хэймены?
   – Кэймены.
   – Вот-вот. Уж они-то наверняка в этом замешаны. Во-первых, ложное опознание. Потом их настойчивые попытки узнать, не сказал ли бедняга что-нибудь перед смертью. И, я думаю, логично предположить (что вы и сделали), что приглашение на службу в Буэнос-Айрес либо исходит от них, либо ими организовано.
   – Разумеется, не может не раздражать, когда за тобой кто-то так упорно охотится, потому что ты что-то такое знаешь.., и при этом понятия не имеешь, что именно ты знаешь, – сказала Франки. – Досадно вляпаться в такую историю из-за какой-то там фразы.
   – Да, здесь они допустили ошибку, – решительно сказал Роджер, – и им потребуется немало времени, чтобы это исправить.
   – Ox! – воскликнула Франки. – Я ведь забыла вам сказать. Понимаете, я всегда думала, что фотография Мойры Николсон была подменена фотографией миссис Кэймен.
   – Смею вас уверить, я никогда не хранил на груди портрет миссис Кэймен, – решительно заявил Роджер. – Судя по вашим словам, она отвратительнейшее создание.
   – Ну почему же, она совсем не лишена привлекательности, – заметила Франки. – Довольно грубой и вызывающей привлекательности, но кому-то она даже покажется соблазнительной. Но дело не в этом – у Карстейрса вполне могла быть ее фотография.
   Роджер кивнул.
   – И по-вашему…
   – По-моему, одна означала любовь, а другую он носил с собой по каким-то особым соображениям! Для чего-то она ему была нужна. Возможно, он хотел, чтобы кто-нибудь ее опознал. Итак, что получается? Кто-то, возможно, сам Кэймен, следует за Карстейрсом и, воспользовавшись туманом, подкрадывается к нему сзади и толкает в спину. Карстейрс, вскрикнув от испуга, летит вниз. Кэймен со всех ног удирает – боясь случайных свидетелей. Вероятно, он не знает, что у Алана Карстейрса с собой эта фотография. Что происходит дальше? Фотография опубликована…
   – Кэймены в ужасе, – приходит на помощь Роджер.
   – Именно. Что делать? Не долго думая, они кидаются в очередную авантюру. Кто знает Карстейрса в лицо? В здешних краях скорее всего никто. Миссис Кэймен является к следователю и, проливая крокодиловы слезы, узнает в покойном брата. К тому же они подготовили небольшой фокус – отправляют посылки с вещами в подтверждение того, что он отправился в поход.
   – Задумано неплохо. – В голосе Роджера послышалось одобрение.
   – Действительно, неплохо, – согласилась Франки. – И вы совершенно правы. Надо нам заняться поисками Кэйменов. Ума не приложу, почему мы не сделали этого раньше.
   По правде сказать. Франки слукавила, причина была ей отлично известна – дело было в том, что они выслеживали самого Роджера. Но она не могла быть столь бестактной, не могла ему в этом признаться. По крайней мере пока.
   – Как нам быть с миссис Николсон? – вдруг спросила она.
   – Что значит – как с ней быть?
   – Да ведь бедняжка отчаянно испугана. Право же, Роджер, вы какой-то бездушный.
   – Да нет же, но меня всегда раздражают люди, которые палец о палец не ударят, чтобы хоть как-то себе помочь.
   – Ох, Роджер, но будьте же справедливы. Что она может? У нее нет ни денег, ни пристанища.
   – Окажись вы на ее месте, Франки, вы нашли бы выход, – неожиданно заявил Роджер.
   – Ox! – Франки даже опешила.
   – Да, я уверен в этом. Если бы вы знали, что кто-то хочет вас убить, вы не стали бы покорно этого дожидаться. Вы бы сбежали и уж как-нибудь заработали бы себе на жизнь, в крайнем случае сами убили бы своего преследователя. Вы бы действовали.
   Франки попыталась представить, как она бы действовала.
   – Да, я попыталась бы что-то предпринять, – задумчиво сказала она.
   – Просто у вас есть сила воли, а у нее нет, – твердо сказал Роджер.
   Франки восприняла это как комплимент. В сущности, Мойра Николсон была не из тех женщин, которыми она восхищалась, к тому же ее слегка раздражало, что Бобби так с нею носится. Он обожает таких вот несчастненьких, подумала она. К тому же она помнила, какие чувства он испытывал от фотографии Мойры в самом начале этой истории.
   Ну, да ладно, подумала Франки, во всяком случае, у Роджера вкус иной, ему уж точно не нравятся подобные рохли. Правда, и сама Мойра явно не слишком высокого мнения о Роджере. Она считает его слабаком. Считает, что он не смог бы кого бы то ни было отправить на тот свет. Может, конечно, он и слабак, но это не мешает ему быть довольно обаятельным. Она сразу это почувствовала – едва оказалась в Мерроуэй-Корт.
   – Стоит вам захотеть, Франки, и вы сможете сделать с мужчиной все что вам угодно… – негромко сказал Роджер.
   Франки от неожиданности отчаянно смутилась и поспешила переменить тему.
   – Вернемся к вашему брату, – сказала она. – Вы все еще думаете, что ему следует отправиться в Грэндж?

Глава 22
Еще одна жертва

   – Нет, не думаю, – ответил Роджер. – В конце концов, существует множество других мест, где его могут вылечить. Загвоздка в том, чтобы уговорить Генри.
   – По-вашему, это будет трудно? – спросила Франки.
   – Боюсь, что так. Вы ведь слышали, что он сказал вчера вечером. Правда, можно подождать очередного приступа раскаяния – тогда, глядишь, и получится. Привет.., а вот и Сильвия.
   Миссис Бассингтон-Ффренч огляделась по сторонам и, заметив Роджера и Франки, пошла через лужайку прямо к ним.
   Было очевидно, что она ужасно встревожена и что нервы ее на пределе.
   – Роджер, а я вас повсюду ищу, – заговорила она. Заметив, что Франки собралась уходить, чтобы оставить их вдвоем, Сильвия сказала:
   – Нет, дорогая, останьтесь. Что толку скрывать? Да и вообще, я думаю, вам и так все известно. Вы ведь подозревали это почти с самого начала, верно?
   Франки кивнула.
   – А я была слепа.., слепа, – с горечью сказала Сильвия. – Вы оба видели то, о чем я даже и не догадывалась. Только удивлялась, почему Генри так ко всем нам переменился. Меня это безмерно огорчало, но об истинной причине этих перемен я и не подозревала.
   Она замолчала, потом опять заговорила, но уже несколько в другом тоне.
   – Как только доктор Николсон открыл мне глаза, я пошла прямо к Генри. Я только что от него. – Она замолчала, стараясь подавить рыдание.
   – Роджер.., все будет в порядке. Он согласился. Он завтра же отправится в Грэндж и вверит себя доктору Николсону.
   – Нет… – одновременно вырвалось у Роджера и Франки. Сильвия посмотрела на них с удивлением.
   – Понимаете, Сильвия, я хорошенько все продумал и в конце концов пришел к убеждению, что для Генри Грэндж вряд ли подойдет, – смущенно проговорил Роджер.
   – Вы думаете, он сможет справиться с этим сам? – с сомнением спросила Сильвия.
   – Нет, не думаю. Но есть другие места.., места.., не так.., ну, не в такой близости от дома. Его пребывание здесь, в этих краях, было бы несомненной ошибкой.
   – Я тоже так считаю, – пришла ему на помощь Франки.
   – О нет, я не согласна, – сказала Сильвия. – Я не вынесу, если он куда-то уедет. И доктор Николсон был так добр и чуток. Я буду спокойна за Генри, если он будет у него.
   – Мне казалось, Николсон вам не по душе, Сильвия, – сказал Роджер.
   – Я изменила о нем мнение, – просто сказала Сильвия. – Сегодня днем он был так добр, так полон сочувствия. От моего глупого предубеждения не осталось и следа.
   Воцарилось напряженное молчание – ни Роджер, ни Сильвия толком не знали, о чем еще говорить.
   – Бедный Генри, – наконец сказала Сильвия. – Он просто раздавлен. Он в отчаянии оттого, что я теперь узнала. Но он согласен ради меня и Томми бороться с этим ужасным пристрастием, правда, он говорит, что я даже представить себе не могу, что это такое. Наверно, он знает, что говорит, хотя доктор Николсон очень подробно мне все объяснил. Это становится своего рода манией.., человек целиком не подвластен и не отвечает за свои поступки.., так он сказал. Ох, Роджер, это так ужасно. Но доктор Николсон был невероятно добр. Я верю ему.
   – Все равно, по-моему, было бы лучше… – начал Роджер.
   – Я вас не понимаю, Роджер, – возмутилась Сильвия. – Всего полчаса назад вы только и говорили о том, чтобы Генри отправился в Грэндж.
   – Понимаете.., я.., с тех пор у меня было время еще раз все обдумать…
   Сильвия опять не дала ему договорить.
   – Как бы то ни было, я решила. Генри отправится именно в Грэндж.
   Франки и Роджер молчали, выражая таким образом свое несогласие с ней. Потом Роджер нарушил затянувшуюся паузу:
   – Знаете что, я, пожалуй, позвоню Николсону. Он уже должен быть дома… Просто с ним поговорю.
   Не дожидаясь ответа Сильвии, он повернулся и быстро прошел в дом. Обе женщины смотрели ему вслед.
   – Не понимаю я Роджера, – в сердцах сказала Сильвия. – Минут двадцать назад он прямо-таки уговаривал меня убедить Генри отправиться в Грэндж.
   По ее тону было ясно, что она рассержена. – Все равно, – сказала Франки, – я согласна с ним. Я где-то читала, что для эффективного лечения всегда лучше радикально сменить обстановку, уехать подальше от дома.
   – По-моему, это просто чепуха, – сказала Сильвия.
   Франки не знала, что ей делать. Неожиданное упрямство Сильвии все осложняло. К тому же она из ярой противницы вдруг стала горячей сторонницей Николсона. Поди тут разберись, какие доводы на нее подействуют. Может, все ей рассказать? Но поверит ли в это Сильвия? Даже Роджера не очень-то убедили их подозрения относительно Николсона. Что уж тогда говорить о Сильвии, внезапно так к нему подобревшей. Еще пойдет да все ему выложит. Так что же делать?
   В сгущающейся тьме совсем низко пролетел аэроплан, заполонив все пространство громким гулом мотора. Сильвия и Франки тут же на него уставились, радуясь неожиданной передышке, так как ни та, ни другая, в сущности, не знали, что же еще сказать. Франки этот эпизод дал возможность собраться с мыслями, а Сильвии – успокоиться после внезапной вспышки гнева.
   Когда аэроплан скрылся и гул замер в отдалении, Сильвия резко повернулась к Франки.
   – Это было так ужасно… – судорожно произнесла она. – И вы все как сговорились – хотите отослать Генри подальше от меня.
   – Нет-нет, – возразила Франки. – Ничего подобного. – И, помедлив, все-таки сказала:
   – Просто, по моему мнению, ему требуется наилучшее лечение. А доктор Николсон, он, можно сказать, шарлатан.
   – Я этому не верю, – сказала Сильвия. – По-моему, он очень хороший специалист, и как раз в таком человеке нуждается Генри.
   Она с вызовом посмотрела на Франки. Франки поразилась, какую власть приобрел доктор Николсон над Сильвией за столь короткое время. Ни следа от прежнего недоверия.
   Франки опять растерянно молчала, не зная, что ей делать дальше. Наконец на пороге снова показался Роджер, немного вроде бы запыхавшийся.
   – Николсон еще не пришел. Я просил передать, что звонил.
   – Не понимаю, зачем вам так срочно понадобился доктор Николсон, – сказала Сильвия. – Ведь вы сами предложили направить Генри к нему, и уже все договорено, и Генри согласен.
   – По-моему, я вправе выразить свое мнение, – мягко заметил Роджер. – Как-никак я прихожусь Генри братом.
   – Но ведь вы сами это предложили, – упорствовала Сильвия.
   – Просто я не все про Николсона знал.
   – А теперь вдруг узнали? О, да я вам не верю!
   Сильвия прикусила губу и, повернувшись, устремилась к дому.
   Роджер посмотрел на Франки.
   – Неловко получилось, – сказал он.
   – В самом деле, очень неловко.
   – Уж если Сильвия что-то решила, ее не переубедишь – упряма просто дьявольски.
   – Что будем делать?
   Они снова уселись на садовую скамейку и принялись обсуждать создавшееся положение. Роджер тоже считал, что все Сильвии открывать не стоит. По его мнению, лучше попытаться охладить рвение самого доктора.
   – Но что же вы собираетесь ему сказать?
   – А что с ним говорить, надо только хорошенько намекнуть. Во всяком случае, в одном я, безусловно, с вами согласен: в Грэндже Генри делать нечего. Мы должны этому воспрепятствовать, даже если придется откровенно высказать наши опасения.
   – Но тогда мы себя выдадим, – напомнила ему Франки.
   – Понимаю. Поэтому прежде надо попробовать все возможное. Черт подери эту Сильвию, ну почему она уперлась именно сейчас?
   – Это лишнее свидетельство силы Николсона, – сказала Франки.
   – Да. И знаете, мне теперь даже кажется, что ваши подозрения на его счет верны, хотя нет никаких доказательств… Что это?
   Они оба вскочили.
   – Похоже на выстрел, – сказала Франки. – В доме.
   Они переглянулись и кинулись к дому. Через дверь гостиной быстро прошли в холл. Там стояла Сильвия, бледная как полотно.
   – Вы слышали? – спросила она. – Это был выстрел.., в кабинете Генри.
   Она покачнулась, и Роджер поддержал ее. Франки подошла к кабинету и повернула дверную ручку.
   – Заперто, – сказала она.
   – С веранды, – сказал Роджер и, опустив Сильвию, которая была в полуобморочном состоянии, на низенькое канапе[34], кинулся назад в гостиную. Франки – за ним. Они обежали дом и остановились у стеклянной двери кабинета, выходящей на веранду. Она тоже была закрыта. Тогда они прижались лицами к стеклу и вгляделись внутрь. Солнце садилось, и света было уже мало, однако им все удалось разглядеть… Генри Бассингтон-Ффренч грузно лежал поперек письменного стола. На виске зияла рана, револьвер валялся на полу, прямо под выронившей его рукой.
   – Он застрелился, – сказала Франки. – Ужасно…
   – Немного отодвиньтесь, – попросил Роджер. – Я разобью стекло.
   Он обернул руку курткой и с силой ударил по раме – стекло разлетелось. Он осторожно вытащил из рамы осколки, и они с Франки вступили в комнату. В ту же минуту к ним подбежали миссис Бассингтон-Ффренч и доктор Николсон.
   – Вот доктор, – сказала Сильвия. – Он только что пришел. Что-нибудь.., что-нибудь случилось с Генри?
   И тут она увидела его, распростертого на столе, и закричала.
   Роджер быстро вышел из кабинета, и доктор Николсон передал на его попечение Сильвию.
   – Уведите ее, – коротко распорядился он. – И не отходите от нее. Дайте ей бренди, если она сможет выпить. И постарайтесь, чтобы она как можно меньше увидела.
   С этими словами он вошел в кабинет и подошел к Франки.
   – Трагическая история, – сказал он, медленно покачав головой. – Бедняга. Значит, почувствовал, что ему не справиться. Скверно. Очень скверно.
   Он склонился над телом и снова выпрямился.
   – Ничего нельзя сделать. Смерть, видимо, была мгновенной. Интересно, оставил ли он какую-нибудь записку. В таких случаях обычно оставляют.
   Франки подошла поближе к столу. У локтя Бассингтон-Ффренча лежал листок бумаги, на котором было написано несколько слов, которые объясняли все.
   «Я чувствую, это лучший выход, – писал Генри Бассингтон-Ффренч. – Эта роковая привычка слишком мной завладела, мне ее уже не побороть. Решил сделать так, как будет всего лучше для Сильвии.., для Сильвии и Томми. Благослови вас Бог, мои дорогие. Простите меня…»
   Франки почувствовала ком в горле.
   – Нам не следует ничего трогать, – сказал доктор Николсон. – Будет, разумеется, следствие. Надо позвонить в полицию.
   Франки послушно направилась к двери, но там остановилась.
   – Тут нет ключа, – сказала она.
   – Нет? Может быть, он в кармане.
   Николсон наклонился, осторожно пошарил рукой. Из кармана покойного он достал ключ и сам вставил его в замок.
   Ключ действительно подошел. Теперь они вместе вышли в холл. Доктор Николсон тотчас направился к телефону.
   У Франки подгибались колени – ей вдруг сделалось дурно.

Глава 23 Мойра исчезает

   Примерно час спустя Франки позвонила Бобби.
   – Это Хоукинс? Привет, Бобби… Слышал, что случилось? Слышал. Быстро… Нам надо где-то встретиться. Я думаю, лучше всего завтра утром. Вроде бы пойду прогуляться перед завтраком. Скажем, в восемь.., на том же месте, где сегодня.
   – Слушаюсь, ваша светлость, – в третий раз почтительно произнес Бобби, на случай если их разговор достигнет чьих-то любопытных ушей, и Франки повесила трубку.
   На место встречи Бобби прибыл первым, но Франки не заставила себя ждать. Она была очень бледной и явно подавленной.
   – Привет, Бобби. Ужасно, правда? Я так и не смогла уснуть.
   – Я не слышал никаких подробностей. Знаю только, что мистер Бассингтон-Ффренч застрелился. Должно быть, так оно и есть?
   – Да. Сильвия с ним разговаривала – убеждала его пройти курс лечения, и он согласился. А потом, наверно, мужество ему изменило. Он заперся у себя в кабинете, написал коротенькую записку.., и.., застрелился. Бобби, это так ужасно. Это.., это безжалостно.
   – Знаю, – тихо отозвался Бобби. Они помолчали. Потом Франки сказала.
   – Мне, разумеется, надо будет сегодня же уехать.
   – Да, я думаю, это необходимо. Как она.., я про миссис Бассингтон-Ффренч?
   – Она слегла, бедняжка. Я не видела ее с тех пор, как мы.., мы обнаружили его. Она, конечно, в шоке. Такое пережить.
   Бобби кивнул.
   – Подашь автомобиль часам к одиннадцати, хорошо? – спросила Франки.
   Бобби не ответил. Франки бросила на него нетерпеливый взгляд.
   – Что с тобой? У тебя совершенно отсутствующий вид.
   – Извини. Сказать по правде…
   – Да?
   – Понимаешь, я все раздумывал. Я полагаю.., ну.., полагаю, там все чисто?
   – Что означает твое «все чисто»?
   – Это означает, вполне ли ты уверена, что он действительно покончил с собой?
   – А, понимаю, – сказала Франки и погрузилась в раздумье. – Да нет, это действительно самоубийство.
   – Ты вполне уверена? Вспомни, что говорила Мойра, – что Николсон хотел убрать с дороги двух человек. Так вот, одного из них уже не стало.
   Франки опять задумалась и снова покачала головой.
   – И все же это самоубийство, – сказала она. – Когда раздался выстрел, я была с Роджером в саду. Мы оба сразу вбежали через гостиную в холл. Дверь кабинета была заперта изнутри. Тогда мы решили войти туда через стеклянную дверь со стороны веранды. Но она тоже была заперта, и Роджеру пришлось разбить стекло. И только тогда появился Николсон.
   Бобби задумался.
   – Похоже, тут не к чему придраться, – согласился он. – Но Николсон появился как-то уж слишком неожиданно.
   – Просто он забыл трость и вернулся за ней, а тут такое…
   Нахмурив брови, Бобби что-то прикидывал в уме.
   – Послушай, Франки. Предположим, Бассингтон-Ффренча действительно застрелил Николсон…
   – Заставив его прежде написать прощальное письмо?
   – По-моему, подделать такое письмо ничего не стоит. Любое изменение почерка можно объяснить – скажем, дрожала рука и вообще…
   – Да, это верно. Ну и что же дальше?
   – Николсон стреляет в Бассингтон-Ффренча, оставляет прощальное письмо и, заперев дверь, удирает, а через несколько минут появляется, будто только что пришел.
   Франки с сожалением покачала головой.
   – Идея неплохая, но.., не подходит. Начать с того, что ключ был в кармане у Генри Бассингтон-Ффренча…
   – Кто его там обнаружил?
   – Да, по правде сказать, Николсон.
   – Вот видишь. Ему ничего не стоило изобразить, будто он нашел его там.
   – Да, но я не сводила с него глаз. Я уверена, что ключ был в кармане.
   – Тот, кто не сводит глаз с фокусника, тоже уверен, что все видит, например, как сажают в шляпу кролика! Если Николсон преступник экстра-класса, такой трюк для него просто детская забава.
   – Да, возможно, но, право же, Бобби, если анализировать ситуацию в целом – никак не получается. Едва услышав выстрел, Сильвия выбежала в холл, и, если бы Николсон выходил из кабинета, она непременно должна была бы его увидеть. К тому же она нам сказала, что он шел по подъездной аллее. Она его увидела, когда мы огибали дом, пошла ему навстречу.., привела к веранде. Нет, Бобби, к сожалению, у него есть алиби. И от этого никуда не денешься.
   – Не доверяю я людям, у которых есть алиби, – сказал Бобби.
   – Я тоже. Но я не вижу, за что тут можно было бы ухватиться.
   – Увы. Мы ведь не можем не верить Сильвии.
   – Не можем.
   – Что ж, – вздохнул Бобби. – Стало быть, будем считать, что это самоубийство. Бедняга. Кем мы займемся теперь, Франки?
   – Кэйменами. Не понимаю, как это мы до сих пор их не навестили. Ты сохранил их письмо с обратным адресом?
   – Да. Адрес тот же, что они назвали на дознании. Семнадцать, Сент-Леонард-гарденс, Паддингтон.
   – Да это наше с тобой упущение – пренебрегли столь важным каналом. Ты со мной согласен?
   – Всецело. Но теперь уже, наверное, поздно. Не сомневаюсь, что птички давно упорхнули. Сдается мне, что эти Кэймены – тертые калачи.
   – Даже если они упорхнули, я попытаюсь что-нибудь о них разузнать.
   – Почему «я»?
   – Потому что тебе и тут не следует лезть на рожон. Надо подстраховаться, как и в случае с Роджером, когда мы думали, будто он и есть главный злодей. Исходим из того же: тебя они знают, а меня нет.
   – И как ты намерена с ними познакомиться? – спросил Бобби.
   – Изображу из себя какую-нибудь даму от политики, – сказала Франки. – Стану агитировать за тори. Прихвачу с собой какие-нибудь листовки.
   – Неплохо, – сказал Бобби. – Но, повторяю, я думаю, они упорхнули. Есть и еще одно, о чем следует подумать… Мойра.
   – Господи, я совсем о ней забыла.
   – Я это заметил, – с холодком отозвался Бобби.
   – Ты прав, – задумчиво сказала Франки. – С ней надо что-то делать.
   Бобби кивнул. Перед его взором возникло своеобразное, западающее в душу личико. В нем было что-то трагическое, он сразу это заметил, как только тогда, у тела погибшего Кастейрса, взглянул на ее фотографию…
   – Видела бы ты ее в ту ночь, в Грэндже. Она обезумела от страха, и я очень ее понимаю. Это не нервы и не игра воображения. Николсон хочет жениться на Сильвии Бассингтон-Ффренч, но существуют две помехи. Вернее, одной уже не существует. У меня такое чувство, что жизнь Мойры тоже висит на волоске и что всякое промедление может оказаться роковым.
   Серьезность его слов отрезвила Франки.
   – Ты прав, дорогой. Надо срочно действовать. Что будем делать?
   – Надо уговорить ее уехать из Грэнджа.., немедленно.
   Франки кивнула.
   – Вот что, – сказала она. – Ей надо поехать в Уэльс.., в наш замок. Видит Бог, там она будет в полной безопасности.
   – Если ты можешь это устроить. Франки, нет ничего лучше.
   – Что ж, это довольно просто. Отец никогда не знает, кто приехал, кто уехал. Мойра ему понравится.., она мало кому из мужчин может не понравиться.., ведь она такая женственная. Просто удивительно, как вам, мужчинам, нравятся беспомощные женщины.
   – Не думаю, что Мойра так уж беспомощна.
   – Глупости. Она будто маленькая птичка – сидит и покорно ждет, когда ее проглотит змея.
   – А что ей остается?
   – Да мало ли что, – с сердцем сказала Франки.
   – Ну, мне так не кажется. У нее нет денег, нет друзей…
   – Дорогой мой, не занудству и – ты будто выступаешь перед попечителями «Клуба друзей молодых девиц».
   – Извини, – сказал Бобби. И обиженно замолчал.
   – Ладно, я погорячилась, – сказала Франки, взяв себя в руки. – По-моему, надо провернуть все это как можно скорее.
   – По-моему, тоже. Право, Франки, это ужасно мило с твоей стороны…
   – Ну, хватит, – сказала Франки, не дав ему договорить. – Я готова ей помочь, если только ты не будешь так над ней убиваться. Можно подумать, что у нее нет ни рук, ни ног, ни языка, ни даже собственных мозгов.
   – Я просто не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
   – Ладно, хватит об этом, – сказала Франки. – Так вот, по-моему, коль решено, не стоит медлить. Это цитата?[35]
   – Не слишком точная. Продолжайте, леди Макбет.
   – Знаешь, я убеждена, что леди Макбет толкала Макбета на все эти убийства исключительно потому, что жизнь у нее была тоскливая.., между прочим, жизнь именно с ним, с Макбетом, – сказала вдруг Франки, отвлекшись от предмета разговора. – Он наверняка был вполне кротким, безобидным мужем, у таких-то жены и бесятся от скуки. Но стоило ему впервые совершить убийство, он таким себя почувствовал героем.., а чем дальше, тем больше… Как компенсация за былой комплекс неполноценности.