Крон Александр Александрович. Офицер флота

   Ж д а н о в с к и й. Ничего, ничего, я здесь.
   Г о р б у н о в. Тем, кто в юности не мечтал о подвигах, в нашей профессии нечего делать. Она требует знаний, воли, упорного труда. Вот если командир растерял свои юношеские мечты, если он забыл, что рано или поздно придет время, когда от него потребуется сполна заплатить по этому векселю (показывает на свои нашивки), тогда я с вами согласен. Если командир стал смотреть на свой корабль, как на департамент, где ему платят жалованье, если он угасил свою мечту, творческую мысль, жажду подвига, тогда он пустоцвет. Хуже, он - самозванец, обманщик.
   К а т я (задумчиво). Профессия, обязывающая к мужеству. Это хорошо. Скажите, а вы очень храбрый?
   Г о р б у н о в (улыбнулся). Я? Нет, не очень. Нормально, как говорит Туляков. Есть люди куда смелее.
   Ж д а н о в с к и й. Кто?
   Г о р б у н о в. Кто? Хотя бы Борис Петрович. (Кате.) Бывший командир нашей лодки. По-моему, он даже не понимает, что такое страх.
   К а т я. Мне нравятся такие люди. А вы знаете, что такое страх?
   Г о р б у н о в. Знаю. Как большинство простых смертных. Но я знаю и другое. Когда придет время держать экзамен на мужество, то во мне найдется нечто такое, что поможет стать выше инстинкта.
   К а т я. Что же это такое?
   Г о р б у н о в. Не берусь определить. Вероятно, то самое чувство, которое заставляет умирающих ленинградцев смеяться над немецкими листовками. То самое, что не позволяет голодному бойцу украсть у товарища. То самое, почему женщина не продается. Оно может проявляться в великих подвигах и в любой мелочи. Назовите его как хотите. Но либо оно есть, либо его нет.
   К а т я (тихо). Понимаю. (Вскочив.) Но, однако, что же папа? (Толкнула дверь - она заперта.)
   Ю л и я  А н т о н о в н а (оттуда). Нельзя.
   К а т я. Это я, Юлия Антоновна.
   Ю л и я  А н т о н о в н а. Вот тебе-то и нельзя.
   К а т я. Что такое?
   Постучали. Голос: "Можно?"
   Да, конечно. Здравствуй, Тамара.
   Т а м а р а (она в штанах, на плечи накинута шинель). Катька, идем, быстро.
   К а т я. Куда?
   Т а м а р а. Сейчас ввалился ко мне Семка Селянин и с ним еще какой-то моряк. Интересный. Литр вина и много харча. Собирайся, живо!
   К а т я. Ты с ума сошла, Тамара! Зачем я туда пойду? Я неделю дома не была. И потом я их совсем не знаю.
   Т а м а р а. Подумаешь! Семка жаждет с тобой познакомиться.
   К а т я. Почему именно со мной? Я этого человека в глаза не видела.
   Т а м а р а. А он тебя видел. Даже говорил с тобой.
   К а т я. Тамара, ну на что это похоже? Теперь я понимаю. По-твоему, я должна идти и пить с человеком, который приставал ко мне на улице?
   Т а м а р а. Ну, как хочешь. Извини. Навязываться не собираюсь. Впрочем, я вижу, ты тут не скучаешь. (Вызывающе оглядывает Горбунова.)
   К а т я (встала). Тамарка, уходи! Это невыносимо...
   Т а м а р а. Уйду, не волнуйся. Только напрасно ты строишь из себя гордячку. Я не хуже тебя. Вот Николай тоже кричит, что я ему не жена, у меня - притон. Всем жильцам раззвонил, что мы разошлись. А сам лезет в компанию, жрет и пьет. Я хоть не вру. Прямо говорю - хочу жить. И наплевать мне... (Вышла, хлопнув дверью.)
   К а т я. Тамара! (Опустилась на стул у рояля и положила голову на руки.)
   Г о р б у н о в. Кто это?
   К а т я. Подруга. (Встала.) Не понимаю, что там происходит. (Стучит в дверь.) Папа, я обижена.
   Х у д о ж н и к (оттуда). Сейчас, Катюша.
   К а т я. Я ухожу.
   Х у д о ж н и к (вышел; он в смокинге). Катюша! Здравствуй, дружок. (Целует ее.)
   К а т я. Спасибо. Какой ты нарядный, папа! И почему у тебя такой лукавый вид?
   Х у д о ж н и к. Извини, Катюша. Виктор Иванович, вы готовы? Катюша, ты помнишь марш из "Синей птицы"? Трам-та-рам-там-там...
   К а т я. Конечно. (Играет.)
   Распахнулись двери. Появляется Юлия Антоновна с
   "летучей мышью" в руках. За ней шествуют Соловцов и
   Граница. Они вносят стол. Камин бросает блики на
   грани хрусталя. Наконец вспыхивает яркий свет от
   аккумулятора. Его встречают аплодисментами.
   С т р о и т е л ь (вскочил). Полундра! (Озирается.) Витька, ты? Я сплю?
   Смех.
   К а т я. Я не могу больше играть. Объясните же мне наконец... Это похоже на "Синюю птицу". А Юлия Антоновна на фею Берилюну.
   Ю л и я  А н т о н о в н а (Горбунову). Дайте я вас обниму, дружок. Мой покойный муж отдал морю всю свою жизнь и вырастил сотни таких, как вы, так что я вправе обращаться с вами, как с сыном. (Обнимает его. Ждановскому.) И вам тоже желаю счастья. За сегодняшний день я так привыкла к вам, точно знала обоих с детства, и горжусь вами так, как будто по крайней мере сама вас родила. Собиралась сказать что-то очень умное, но забыла. Все равно. Катюшка, иди сюда, я тебя тоже поцелую.
   Г о р б у н о в. Спасибо. Спасибо. Кудиныч, вылезай... Знакомься. Где же штурман?
   Туровцев, очень веселый, появляется в дверях. За
   ним - мрачный фельдшер.
   Т у р о в ц е в. Есть, штурман. (Хватается за голову.) Доктор, держи меня - я падаю в обморок. Прошу прощения, товарищ командир. Разрешите?
   Г о р б у н о в. Проверьте ваш хронометр, штурман.
   Т у р о в ц е в. А что, товарищ командир?
   Г о р б у н о в. Опаздываете.
   С т р о и т е л ь. Митрий, ты когда серьезным человеком станешь?
   Т у р о в ц е в. Никогда. Ты что смеешься, Соловцов?
   С о л о в ц о в. Ничего, товарищ лейтенант. Просто так. Хорошо.
   Ж д а н о в с к и й. Что - "хорошо"?
   С о л о в ц о в. Не знаю. Только чудно. Мотался, мотался... И вдруг дома. (Горбунову.) Так разрешите идти? (Уходит.)
   Г о р б у н о в. Помощник, приглашайте к столу. Доктор! На минутку.
   Пока все рассаживаются, "доктор" шепотом что-то
   сообщил Горбунову. Оба взволнованы. Горбунов жестом
   приказывает молчать. Затем они занимают свои места.
   Ю л и я  А н т о н о в н а. Мужчины, наливайте водку.
   Т у р о в ц е в. Есть. (Художнику.) Разрешите?
   Х у д о ж н и к. Нет-нет, благодарю. Я не пью водки.
   Ю л и я  А н т о н о в н а. Ему нельзя.
   Т у р о в ц е в. А это мы сейчас узнаем. Доктор, можно?
   Д о к т о р. Можно.
   Т у р о в ц е в. Вот видите. (Кате.) А вам?
   К а т я. Пожалуйста. Только я буду пьяная. Не боитесь? Напьюсь и начну куролесить.
   Х у д о ж н и к. Катюша!
   К а т я. Папа, не смотри на меня так строго, а то я не выдержу. (Хохочет.)
   Ю л и я  А н т о н о в н а (смеясь). Ну что ты, дуреха?
   К а т я. Юлия Антоновна, миленькая, не сердитесь. Я еще не пила ничего, а мне уже весело. Я вот сейчас, сию минуту, почувствовала: нам еще будет хорошо. Будет еще голодно, холодно, будут рваться бомбы и снаряды, но я знаю - фашисты не войдут. Никогда. Вот я это знаю, поверьте мне! И знаю, что мы победим, и вот тогда, как после грозы, мы вздохнем полной грудью и наступит необычайная, ослепительная жизнь. Может быть, она и не сразу наступит, но мы будем так жадно к ней тянуться, так ценить каждую маленькую радость... И мне уже сейчас хочется смеяться. (Ждановскому.) А вы разве никогда не улыбаетесь?
   Ж д а н о в с к и й (медленно улыбнулся). Нет, почему? Бывает.
   Д о к т о р. По большим праздникам.
   Т у р о в ц е в. И о каждом случае заносится в вахтенный журнал.
   К а т я. Ну и что же - сегодня праздник. Вот и извольте улыбаться, вам очень идет. (Горбунову.) А вы почему молчите?
   Х у д о ж н и к. Ты не даешь никому слова сказать.
   К а т я. Нет, серьезно. О чем вы думаете?
   Г о р б у н о в. Так. Ни о чем. (Быстро встает.)
   Т у р о в ц е в. Внимание! Командир говорит.
   Г о р б у н о в. У всех налито? Выпьем. Давайте без парадных тостов. Выпьем просто - за боевую дружбу. Не за ту дружбу, что держится на лести и взаимных амнистиях. Грош ей цена. Настоящая дружба требовательна. Кто, как не друг, скажет тебе в глаза жестокую правду? Так вот я спрашиваю вас, командиры-подводники, спрашиваю самого себя, вот здесь, в присутствии людей, перед которыми мы в долгу, - как мы воевали? (Молчание.) Плохо. Неужто так силен в нас дух самодовольства, что мы этого не видим? За всю осень грохнули дрянную немецкую коробку, которая вся-то не стоит торпедного залпа. Плохо воевали. А мы должны воевать хорошо. Иначе нас побьют. А я не хочу, чтоб меня били. Это оскорбляет мою гордость русского моряка, советского офицера. Мы должны воевать превосходно. Мы можем так воевать. Можем и будем! (Стукнул кулаком по столу, посуда зазвенела.)
   Ю л и я  А н т о н о в н а. Тише вы, сумасшедший...
   Г о р б у н о в (спокойнее). Весной мы пойдем в море. Я не обольщаюсь, будет трудно, еще трудней, чем было осенью. Мы воюем с умным и сильным врагом. Не знаю, кому нужно изображать его придурковатым и жалким. Я в этом не нуждаюсь. Я твердо знаю, что враг сделает все, чтоб запереть нас в заливе. На нашем пути будут мины и сети, катера и самолеты. Но мы пройдем. Впереди зима. Будем готовиться. Будем учиться. Я обещаю вам нелегкую жизнь. Буду жать и требовать. И у вас будет образцовый порядок, штурман. Пусть все знают: я не помирюсь на малом. Мы должны стать гвардией, лучшими из лучших. И пока этого не будет, я всегда буду недоволен. Тот, кто помогает мне, друг. Мешает - враг. Вот так. Ясно? Выпьем.
   С т р о и т е л ь. Крепко сказано.
   Чокаются, пьют.
   К а т я. Папа, почему ты грустный?
   Х у д о ж н и к. Нет-нет, мне очень хорошо. Мне стало грустно только на секунду. Я подумал: неужели нужна была война, чтоб в эти стены проникла настоящая, живая жизнь?
   К а т я. Я не хочу больше пить. (Вскочила из-за стола.) Я хочу петь. (Присела у рояля; вступительные аккорды.)
   "Где бы ты ни был, моряк, в этот час,
   Знай - тебя ожидает подруга, дыханья верней.
   С моря не сводит влюбленных, тоскующих глаз,
   Радуясь волнам и солнцу - помни о ней!
   Где бы ты ни был, моряк, в этот час,
   Знай - тебя ожидают друзья боевые твои,
   Ловят молву о тебе, как мужчины мужчиной гордясь.
   Гибели глядя в глаза - помни о них!
   Где бы ты ни был, моряк, в этот час,
   Знай - на земле и друзья, и подруга, и дом.
   Милый отеческий край, где весна пролетает сейчас.
   Каждым биением сердца - помни о нем"*.
   ______________
   * Слова Ольги Бергольц.
   Ждановский встал и отошел к окну.
   Г о р б у н о в (двинулся за ним). Ты что, Федя?
   Ж д а н о в с к и й. Ничего. Не обращай внимания.
   Т у л я к о в (просунул голову в дверь). Разрешите? Товарищ капитан-лейтенант, прибыл командир дивизиона.
   К о н д р а т ь е в. Куда? Сюда, что ли? (Появился. Он высокий, размашистый в движениях, не старше тридцати пяти лет.) Сидите, сидите. Здорово, орлы! Вот вы где окопались? Пьянствуете? Здравствуй, командир. Богато живешь. (Кате.) Прошу прощенья. Кондратьев.
   К а т я (вызывающе). Скажите, где мы могли с вами встречаться?
   К о н д р а т ь е в. Ах, это вы? Еще раз - извините великодушно. Ну что мне с ним было делать? Пьяный дурак.
   К а т я. Зачем вы так говорите? Он ваш приятель!
   К о н д р а т ь е в. Какой там к бесу приятель! (Здоровается с Юлией Антоновной и художником.) Кондратьев. (Строителю.) А, старый воробей! Прыгаешь?
   Г о р б у н о в. Это кто же пьяный дурак?
   К о н д р а т ь е в. Селянин. Подвез меня сюда на мотоцикле. Не знаешь Селянина? Он что-то там по технической части. Дрянь мужик. Но - полезный. Это из таких - все может. Поехал я с ним и сам не рад. Пьяный, а лезет править. Потом затащил меня к какой-то своей мадаме...
   К а т я. Поосторожней. Это моя подруга.
   К о н д р а т ь е в. Опять не слава богу! Девушка, не сердитесь на меня. Я человек простой, грубый...
   Х у д о ж н и к. Ну что ты, дружок, в самом деле? К нам пришел гость, а ты - сразу в штыки.
   К а т я. А пусть он не говорит... Ну, хорошо - мир. (Протягивает руку.) Как вас зовут?
   К о н д р а т ь е в. Борис Петрович.
   К а т я. Борис Петрович? Тогда я вас знаю. Вы очень храбрый.
   К о н д р а т ь е в. Кто же это вам сказал? Да, говорят - не трус. Других талантов не водится; ну уж, а это как-нибудь... (Туровцеву.) Что смотришь, лейтенант? Нет того, чтобы сказать: "Что вы, товарищ капитан третьего ранга... Вы, так сказать, у нас во всех отношениях вполне, и так далее..." Службы не знаешь. (Горбунову.) Так по какому же случаю?
   Г о р б у н о в. Корабельный праздник.
   К о н д р а т ь е в. А ведь забыл. Забыл! Вот глупость какая! Дела! Вам хорошо: знаете свою лодку и больше никаких хлопот. А я за всех отвечай. Ну, поздравляю. Так что же, чокнемся? (Заглядывает в графин.)
   Т у р о в ц е в. Опоздали, товарищ капитан третьего ранга.
   К о н д р а т ь е в. Начальство никогда не опаздывает, запомни. Оно задерживается. Понимать надо. Давай водки, командир. Хотя я тебя знаю, ты жила, от тебя сверх положенного... (Махнул рукой.)
   Стук в дверь.
   Г о р б у н о в. Да!
   Х а л е ц к и й (в праздничном настроении). Разрешите?
   За ним - Туляков и Джулая.
   (Увидев комдива, вытянулся.) Товарищ капитан третьего ранга, разрешите обратиться к командиру корабля.
   К о н д р а т ь е в. Ну-ну, обращайтесь.
   Х а л е ц к и й. Товарищ капитан-лейтенант, от лица команды...
   Г о р б у н о в. Отчего вы такой красный, боцман?
   Х а л е ц к и й (укоризненно). Товарищ капитан-лейтенант! Выходите хоть сейчас в торпедную атаку - буду вам держать заданную глубину... как по ниточке. Конечно, не будем отрицать, есть такие непьющие бойцы, что имеют уважение к боцману. Так они понимают, что потомственному одесскому грузчику те сто грамм все одно что слону дробина...
   Г о р б у н о в. Ясно (Смеется.) Слушаю вас.
   Х а л е ц к и й. Команда просит вас и всех товарищей командиров в кубрик. Будут выступления талантов и разное.
   К о н д р а т ь е в. Вот орлы! Не унывают. А танцы будут?
   Х а л е ц к и й. Команда имеет большое желание. Команда не имеет с кем танцевать.
   Д ж у л а я. Можно танцы. (Кате.) Пожалуйста! Хоруми знаете?
   К а т я. Хоруми?
   Д ж у л а я. Наш танец. Одни мужчины танцуют. Воины. (Обнимает Тулякова и Халецкого за плечи и пританцовывает.) Неужели не знаете?
   К а т я. Постойте. Я, кажется, видела в Мариинке. Так? (Наигрывает.)
   Железный ритм военного танца.
   Д ж у л а я. Замечательно!
   Г о р б у н о в. Пошли, товарищи?
   Вся компания поднялась с мест.
   Г о л о с а. Иван Константинович, наденьте шарф. Слышите?
   - Граница, держи меня крепче, а то я вовсе без ноги останусь.
   - У кого есть "пигмей"? На лестнице темнотища...
   Все выходят.
   К о н д р а т ь е в (задержал у двери Горбунова). Постой. Потолкуем.
   Они вернулись.
   Как минер?
   Г о р б у н о в. Полчаса назад. Не приходя в сознание.
   К о н д р а т ь е в. Жалко. Хороший был парень. Еще никто не знает?
   Пауза.
   Что не заходишь?
   Г о р б у н о в. Вы меня не вызывали, товарищ капитан третьего ранга.
   К о н д р а т ь е в. Это еще что такое? Брось! Я по-дружески спрашиваю. Садись, чего стоим. Ты что - сердишься?
   Г о р б у н о в. Нет.
   К о н д р а т ь е в. Ну, так в чем же дело?
   Г о р б у н о в. Не знаю. С тех пор как ты стал большим начальством, в нашей дружбе что-то поломалось. То, да не то.
   К о н д р а т ь е в. Все это муть. Мнительность. Ты знаешь, как я к тебе расположен.
   Г о р б у н о в. Вот-вот, "расположен". Ты теперь совсем иначе со мной говоришь. Не замечаешь? Очень этак благосклонно-покровительственно. А я не хочу. Разве я за эти два месяца стал глупее? А если ты боишься, что я сяду тебе на шею или позволю себе афишировать...
   К о н д р а т ь е в. Ничего я не боюсь. Насчет службы и всякой субординации вы - педант, это нам известно. Выдумываешь ты все, Виктор. Не люблю я этих всяких сложностей. Я - человек простой, бесхитростный...
   Г о р б у н о в. Не так-то уж ты прост. Становишься помаленьку дипломатом. Помнишь, тебе прислали с Большой земли бутылку трофейного коньяку? Как душу изливать, так Горбунову, а как коньяк пить, так с начальником штаба? Я коньяк терпеть не могу, не в коньяке суть. Так вот, если хочешь со мной дружить по дешевке - не надо!
   К о н д р а т ь е в (засмеялся). А ведь верно. Даже ничего не скажешь. Как-то так получилось... Ладно! У меня на тебя тоже зуб есть. Ты что же это наш поход охаиваешь? И то не так, и это не так... Меня как командира дискредитируешь.
   Г о р б у н о в. Я не дискредитирую, а изучаю боевой опыт. Критиковал я прежде всего себя.
   К о н д р а т ь е в. С чем же ты теперь не согласен?
   Г о р б у н о в. Со многим. Странное дело: шли в поход - немцев не боялись, мин не боялись, бомб не боялись. Чего боялись? Отчетности. Вынь да положь боевой успех. А то вдруг нам не поверят, еще скажут, что трусили, уклонялись от атак. Вот и кинулись на эту ветхую посудину - истратили торпеды. А выжди мы, голову даю на отсечение, трахнули бы на другой день тот танкер... тысяч на десять, помнишь, на траверзе Фрисланда?
   К о н д р а т ь е в. Если бы да кабы... А я считаю, мы были обязаны атаковать.
   Г о р б у н о в. Обязаны? Хорошо. А пушка на что? Корабль явно шел без охранения. Всплывай и бей.
   К о н д р а т ь е в. Что ж ты сейчас такой умный? Почему тогда не предложил?
   Г о р б у н о в. Вот я за это себя и ругаю.
   К о н д р а т ь е в. Ну-ну, не дури. Дело такого рода. Командование, кажется, за этот поход собирается кой-кого представить. Есть такой слух. Тебя, меня, механика, из старшин кого-нибудь...
   Г о р б у н о в. Механика можно. Тулякова, Границу и боцмана обязательно. А нас с тобой не за что.
   К о н д р а т ь е в. Ну, этого мы обсуждать не можем. Ордена дает правительство - ему виднее. Эх, не люблю, когда ханжат. Тебя это не интересует? Рассказывай тем, кто тебя не знает. Сам честолюбив, как дьявол.
   Г о р б у н о в. А я не говорю, что не честолюбив. Только откуда ты знаешь - может, я большего хочу?
   К о н д р а т ь е в. Трудный ты человек. Словно ерш колючий. И вечно у тебя заскоки. Ведь это я тебя защищаю, а то ведь на вашу милость многие зубы точат. С дивизионными спецами ругаешься, изо всякой мелочи принцип строишь, рапорта пишешь... Дался тебе этот шофер селянинский...
   Г о р б у н о в. Не знаешь, наложил на него этот твой Селянин взыскание?
   К о н д р а т ь е в. Не знаю. Непохоже. (Махнул рукой.) Как же, жди! Так он тебе его и посадил. А возить его кто будет? Бензин доставать? Нет, ты прав, конечно, я не к тому, чтобы спорить... Только охота тебе из-за мелочей...
   Г о р б у н о в. Это не мелочь. Из-за мелочей, бывает, корабли тонут.
   К о н д р а т ь е в. Учти, взысканий у тебя много на лодке. Вот мне дали сведения: за одну неделю - двадцать процентов.
   Г о р б у н о в. Зарежьте меня - не понимаю. На всей лодке полтора десятка человек, а у меня проценты подсчитывают. Не двадцать процентов, а три матроса. С фамилиями, с ногами, с ушами... Надо было дать, я и дал. Выходит, недооценка воспитательных методов. А на будущей неделе у меня окажется ноль процентов, тогда, значит, я либерал?.. Что смеешься?
   К о н д р а т ь е в. Чую, что пятьдесят процентов из присутствующих здесь обязательно наживут себе хлопот. И единственно по причине длинного языка. (Захохотал.)
   Горбунов тоже засмеялся.
   Да! Что за разговоры ты ведешь в кают-компании?
   Г о р б у н о в. А что?
   К о н д р а т ь е в. С очень, знаешь, таким нехорошим душком. Насчет офицерской чести, всяких там гвардейских традиций. И именно в таком положительном духе, даже восторгаешься. Факт?
   Г о р б у н о в. Факт.
   К о н д р а т ь е в. И бывают с твоей стороны высказывания, как бы тебе сказать... Ну, да я человек такой - прямо скажу - пораженческого порядка.
   Г о р б у н о в. Даже так?
   К о н д р а т ь е в. То-то и есть. Запугиваешь командный состав, рисуешь им всякие страхи. Чепуха все это! Красная Армия наступает, к весне расчистим берега, вытралим залив и пойдем Таллин брать.
   Г о р б у н о в. Возьмем ли, нет ли, а подводный флот будет летом воевать. И я готовлю лодку, чтоб она могла воевать в любых условиях. Запугиваю командный состав! Тоже - маленькие дети! Да если у меня кто-нибудь от одних слов запугается, я его с лодки погоню. Что он в походе делать будет? Это всё?
   К о н д р а т ь е в. Мало?
   Г о р б у н о в. Порядочно. Кто это тебе все наговорил?
   К о н д р а т ь е в. Неважно кто. Говорили люди.
   Г о р б у н о в. И ты не выгнал к черту этого человека?
   К о н д р а т ь е в. Постой, какого человека? И почему я должен его выгонять?
   Г о р б у н о в. Обязан был выгнать. Человек ест со мной за одним столом, и у него не хватает мужества сказать мне в глаза, что я говорю вредные вещи. Спорить со мной, если я ошибаюсь. Это офицер? Обязан был выгнать.
   К о н д р а т ь е в. Ну вот что - ты меня не учи! Лишнего на себя не бери. Как-нибудь я не хуже твоего знаю, что я обязан, чего не обязан.
   Г о р б у н о в (встал). Слушаю, товарищ капитан третьего ранга.
   К о н д р а т ь е в. Ну вот - готово! Шерсть дыбом.
   Г о р б у н о в. Дружба дружбой, а служба службой. Начальник мне сделал замечание. Разрешите узнать, какие будут указания?
   К о н д р а т ь е в. Указания вот какие: лодку будем консервировать.
   Г о р б у н о в (изменился в лице). Не понимаю.
   К о н д р а т ь е в. Нечего понимать. Лодка повреждена, требуется сложный ремонт. На завод не надейся: завод сейчас ничего не может. Оставим на лодке самую малость народу, остальных распишем. Пушку и исправные приборы у тебя возьмем - облегчится ремонт на других лодках. На мой взгляд, тебе тут тоже делать нечего. Впрочем, это еще не решено. Ваше мнение?
   Г о р б у н о в. У меня двух мнений быть не может. Это мой корабль. Я командир, я присягал. Пока корабль на плаву и хоть одна палка торчит над водой, я держу мой флаг.
   К о н д р а т ь е в. Любите вы красиво выражаться. Ну, а если ближе к делу?
   Г о р б у н о в. Морской устав гласит, что на всякое предложение о сдаче я обязан ответить отказом.
   К о н д р а т ь е в. О какой сдаче? Что вы мне, ей-богу, голову морочите? Давайте проще!
   Г о р б у н о в. Отступить перед блокадой, вывести из строя боевой корабль равносильно сдаче. Я берусь отремонтировать лодку полностью и не попрошу у вас ни одной гайки.
   К о н д р а т ь е в. Я берусь!.. Я командир!.. Я держу мой флаг!.. Всё "я"! Подумаешь, какой флагман. Скромности больше, товарищ капитан-лейтенант! Ладно. Подготовьте список людей, кого считаете необходимым оставить. Человек десять, не больше. Ну и так далее. Два дня сроку.
   Г о р б у н о в. Есть, готовить. Прошу разрешения одновременно обратиться к командованию с рапортом.
   К о н д р а т ь е в. Разрешаю, пишите. Но не советую. Заработаете фитиль, и этим кончится. Как раз вам-то и не следует лезть. Сидите тихо. Чего вы так держитесь за лодку? Ведь будете сидеть при ней сторожем до скончания века. Плавать она не будет. Отсидеться хотите?
   Г о р б у н о в. Товарищ капитан третьего ранга. Я бы десять раз подумал, прежде чем бросить такое тяжелое обвинение.
   К о н д р а т ь е в (примирительно). Да я шучу, не понимаешь, что ли?
   Г о р б у н о в. Этим не шутят.
   Сверху явственно доносятся звуки музыки и ритмический
   топот. Танцуют "хоруми".
   К о н д р а т ь е в. Что там такое?
   Г о р б у н о в. Матросы танцуют. Голодные, усталые, а вот сегодня сунул им по полбанки консервов - они и ожили. Эти ребята не будут отсиживаться. Они хотят воевать. Слышите, как они танцуют?
   Оба несколько секунд стоят, прислушиваясь к железному
   ритму военного танца.
   К о н д р а т ь е в (одеваясь). Ладно. Пошел. Будь здоров, командир.
   Г о р б у н о в. Не зайдете наверх?
   К о н д р а т ь е в. Да нет, уж поздно. Пойду на базу. Дел невпроворот. Не провожай - не надо. (Вышел.)
   Г о р б у н о в (проводил комдива до двери, прошелся несколько раз по комнате). Нда. Навалилось. Все в один день. Многовато для одного человека. (Потушил свет, поднял штору. Приник к стеклу.)
   В зарешеченном окне первого этажа - освещенная луной
   замерзшая Нева, силуэт лодки. По небу бродят лучи
   прожекторов. Шорох в соседней комнате.
   Г о р б у н о в (обернулся.) Кто там?
   Г р а н и ц а. Я, товарищ командир. Граница.
   Г о р б у н о в. Леша? А ну, иди сюда. Ты что здесь делаешь?
   Г р а н и ц а (вошел). Я ничего, товарищ командир. Посуду хотел прибрать.
   Г о р б у н о в. Посуду? А чего сопишь? Носом хлюпаешь?
   Г р а н и ц а. Я не хлюпаю.
   Г о р б у н о в. Ты что? Плачешь, матрос?
   Г р а н и ц а (всхлипнул). Вы меня спишете.
   Г о р б у н о в. С чего ты взял? Ты что же - подслушивал?
   Г р а н и ц а. Товарищ командир, честное даю вам слово... Честное комсомольское, как на бюро. Я не нарочно слушал. Зашел, а капитан третьего ранга и говорит... Теперь вы меня спишете.
   Г о р б у н о в. Почему же обязательно тебя?
   Г р а н и ц а. Потому что я самый последний человек на лодке. Недисциплинированный. Только я не желаю с лодки... (Всхлипывает.)
   Г о р б у н о в. Ну-ну, будет! Да не кисни ты, парень, без тебя тошно! Слушать меня. Обо всем, что слышал, - молчок. Тебя не отдам. Ясно? И дружка твоего Соловцова тоже постараюсь отстоять. Надоели вы мне, но, видно, уж такая моя судьба - возиться с вами. Вот так. Переварил? Кругом - арш!
   Г р а н и ц а. Спасибо... (Поплелся к выходу.)
   Г о р б у н о в. Отставить. Как команду выполняете? Кругом - арш!.. Вот так.
   Граница уходит.
   К а т я (заглянула). Виктор Иванович! Вы здесь? Что ж вы не идете? Там так весело!