Г о р б у н о в. Не знаю, смогу ли я вам объяснить... Понимаете, когда Соловцов рассказал мне, как погибла Леля, я вдруг почувствовал, - не знаю, поймете ли вы, - что ее смерть опять связала нас, что не может, не должно быть у меня ни любви, ни своего дома, пока я не отомстил за нее, за свою жену, которую не сумел защитить. Вы этого не поймете.
   К а т я. Нет, я понимаю.
   Г о р б у н о в. Может быть, все это совсем неправильно, но что же с собой поделаешь!
   К а т я. Я догадывалась. Да нет, знала. И зачем я теряю дорогие минуты и спрашиваю вас обо всех этих вещах? Я же все, все знаю. Только очень хотелось знать наверное.
   Г о р б у н о в. А сколько времени я потерял! Страшно подумать. А теперь, когда мне так много надо вам сказать, - время расставаться.
   К а т я. И не говорите. Помолчим. Я хочу, чтоб у нас было так, как у вас с Федором Михайловичем.
   Г о р б у н о в (улыбнулся). Без лишних слов?
   К а т я. Угу. (Пауза.) Слышите? Это анданте из скрипичного концерта. Когда я его слушаю, я всегда думаю, что это про нас.
   Радио доносит напряженно-страстный напев скрипки,
   сопровождаемый оркестром. Они слушают молча, не
   шелохнувшись. И когда с последним фермато руки их
   соединяются, им остается договорить немногое.
   Когда ты уходишь?
   Г о р б у н о в. Лодка стоит в готовности. Может быть, сегодня, может быть, через три дня. Об этом не спрашивают.
   К а т я. Ты будешь помнить меня?
   Г о р б у н о в. Всегда.
   К а т я. Ты будешь слышать мой голос?
   Г о р б у н о в. Изредка. Только рано утром, перед погружением.
   К а т я. Я буду часто читать шестичасовую сводку. И ты должен знать, что я думаю о тебе и говорю с тобой.
   Г о р б у н о в. Да.
   К а т я. Передай привет всем своим. Скажи им, что я их очень люблю.
   Г о р б у н о в. А меня?
   К а т я. Не смей шутить. Я не хочу.
   Г о р б у н о в. Я не шучу. Просто мне хочется еще раз услышать, что ты меня любишь. Мне еще не верится.
   К а т я. Я тебя очень люблю. Очень сильно. И не понимаю, как тебя можно не любить.
   Г о р б у н о в. Я хочу, чтоб ты поехала к моей матери. Познакомься с ней. Назовись ей... как захочешь, как тебе подскажет сердце. Я должен был раньше подумать об этом. Она живет в Кронштадте. Казарменная, восемь.
   К а т я. Я буду очень рада. Но как я попаду в Кронштадт?
   Г о р б у н о в. Тебе поможет Борис Петрович. И вообще, если тебе что-нибудь нужно - к нему.
   К а т я. Я его не люблю.
   Г о р б у н о в. Ты его не знаешь. А мы плавали вместе. Теперь насчет Вовки. Когда отгоним немцев от города, заберем его сюда? У меня на тебя большие надежды. Ваш покорнейший слуга, как видите, весьма далек от совершенства. Пусть мой сын будет настоящим офицером флота. Вернусь - еще поговорим. Ну, а если - сама понимаешь, война, - если что случится, пусть он знает, что его родной отец был моряком и погиб в бою за Балтику. И больше ничего. Вот так.
   К а т я. Постой. Что ты сказал? И почему я тебя так спокойно слушаю? Виктор! Подожди. Я не хочу.
   Г о р б у н о в. Успокойся. Я совершенно уверен в себе и в нашем успехе. Но надо же трезво смотреть на вещи. Случайности бывают и на Невском.
   К а т я. Я не хочу ничего знать. Ну почему все так несправедливо? Почему именно теперь, когда ты стал мне таким близким, тебя от меня забирают? И почему первыми идти в море, навстречу всем опасностям должны самые лучшие, самые смелые и честные, а другие, как твой Борис, могут ходить по Набережной с самодовольным видом, когда ты, ты...
   Г о р б у н о в (мягко). Катя, перестань!
   К а т я. Нет, не хочу. Я имею право говорить так, как я чувствую. Мне страшно, и я не хочу, чтоб ты уходил. Почему именно ты? Почему раньше, чем все? Я не могу смотреть на этот памятник, он поставлен здесь, чтобы свести меня с ума.
   Г о р б у н о в. Катя, возьми себя в руки. (Пауза.) Этот памятник поставлен здесь для того, чтобы напоминать людям, что такое долг и честь. Я хочу, чтоб ты разлюбила и отреклась, чтоб ты прокляла меня и самую память обо мне, если я, командир советского корабля, окажусь слабее духом, чем матрос со "Стерегущего".
   К а т я. Я не разлюблю тебя никогда.
   Г о р б у н о в. Неправда. Ты сказала, что любишь меня таким, как я есть. Если б я не хотел идти в поход, если б я вдруг захотел спрятаться за твою юбку, - это был бы уже не я. И назавтра я стал бы для тебя ничтожеством, падалью, ты прошла бы мимо меня не оглянувшись.
   К а т я (плача). Может быть. И все-таки я не могу. Не могу...
   Г о р б у н о в. Катя! Ты помнишь наш тост в декабре?
   К а т я (сквозь слезы). Помню. Кто помогает воевать - друг. Мешает враг. Помню.
   Г о р б у н о в (жестко). Ты мне мешаешь, Катя.
   К а т я. Прости. Сейчас. Ты должен понять. Ну, сейчас. Одну, одну минуточку. Вот видишь, я уже улыбаюсь. Я слушаю тебя. Что ты хотел сказать? Я все помню. Не беспокойся ни о чем. Все будет хорошо. Иначе быть не может. И Вова будет моим сыном. (Засмеялась.) Видишь, я даже смеюсь.
   Г о р б у н о в. Почему?
   К а т я. Так. Я еще не была твоей женой, а уже стала матерью. Тебе пора? Иди.
   Г о р б у н о в. Да. Меня ждут. Прощай, любимая! До встречи.
   К а т я. До скорой встречи. Ты вернешься с победой. Я буду тебя встречать на пристани. Жаль, что ты не услышишь, как я пою. Иди. (Целует его.) Иди. Видишь, я улыбаюсь. Иди. Возвращайся скорей.
   Г о р б у н о в (уходя). Всем на берегу, кто меня помнит, привет!
   К а т я. Всем уходящим в море - привет! Иди. Будь бодр и весел. Ты видишь, я улыбаюсь тебе.
   Картина седьмая
   Светлая ночь. Крытая веранда, прилегающая к
   кают-компании береговой базы подводных лодок в
   Кронштадте. С веранды виден затемненный рейд: отблеск
   луны на черной поверхности моря, сигнальные огоньки,
   движущаяся светящаяся точка - идет катер. Изредка
   доносится негромкое завывание сирены. Совсем вдали 
   на южном берегу - вспышки ракет, медленные потоки
   трассирующих снарядов. Сквозь застекленную дверь
   доносятся звуки музыки. Там идет концерт. Слышен
   голос Кати. Она поет ту песню, что пела на
   корабельной годовщине. На перилах веранды сидит
   молодой командир-подводник Веретенников. Он курит.
   Огонек папиросы все время путешествует, ибо командир
   ни секунды не остается в покое. Он меняет позы,
   размахивает руками, подпрыгивает. Заслышав шум
   аплодисментов, он тоже аплодирует. Аплодисменты
   повторяются раза три, затем на веранду выходит Катя и
   устало опускается на скамью.
   В е р е т е н н и к о в (встает и, пошатываясь, аплодирует). Браво! Браво! С большим чувством. Не сочтите за лесть. Исключено! От души. Разрешите представиться - старший лейтенант Веретенников, командир энской подводной лодки. Энской!
   Катя слегка кивает головой и отворачивается.
   Белые ночи, а? Описано Достоевским и так далее. Очень красиво, нэ сэ па? А я вам говорю, ничего не может быть хуже. Брр! Не дают носу высунуть. Как хочешь, так и заряжайся. Катеришки бродят маленькие, паршивцы такие, чуть вылезешь подышать - они тут как тут. Только успеешь бултыхнуться: бу-бух, бу-бух! И так штук двадцать. До сих пор в ушах звенит. Но шалишь! Аусгешлоссен! Сашку Веретенникова голыми руками не возьмешь. Самый малый вперед, так держать!.. Ауфвидерзейн. Ищи-свищи. Может быть, думаете, я хвастаюсь? Жамэ! Никогда. Может быть, я бы и мог, но пока - псс. Исключено! Спросите кого хотите, в вам скажут: Сашка Веретенников не хвастун. Но дело понимает.
   Катя упорно молчит.
   Может быть, вы обиделись, что я из зала вышел? В таком случае - миль пардон. Ай эм вэри сори! Я отсюда слушал. Там душно. Как в лодке. И - тесно. А я не могу сидеть на месте. Ходить хочу: топ, топ, топ. (Прошелся по веранде.) Хорошо! Палуба ровная, никаких тебе кренов и дифферентов. Немножко качает. Это - меня. Два балла. А вчера нас в заливе тряхнуло. Штормяга. Восемь баллов. Брр! Послушайте! Вы, наверное, думаете, что моряки только море любят, а на земле нам скучно? Так в книжках пишут. Не верьте. Вранье! (Пробежался.) Топ, топ, топ. Землю нельзя не любить. Кто плавал, тот хорошо понимает. (Вздыхает.) Уф, до чего здорово! А я все отсюда слышал. Знаете, что у вас замечательнее всего? Эта... как ее? Сцена пьянки из "Периколы". "Я просто готова. Ха-ха!" (Заливается счастливым смехом.)
   К а т я. Вы не обидитесь на меня? Если можно, оставьте меня одну. Уйдите.
   В е р е т е н н и к о в. Слушаюсь. Только - минуточку. Может быть, вы думаете, что я пьян и пристаю? Никогда! Исключено! Я не пьяный. Я - веселый. Сто грамм кагора. Всё. А развезло, потому что воздух. С двух рюмок - полная потеря квалификации. И насчет приставания - тоже исключено. Все - олл коррект, как говорят наши уважаемые союзники. Хай лайф! Спик инглиш? Советский командир по отношению к женщине должен быть рыцарем. Так говорил Витька Горбунов - золотой дружок, герой, бесценной души человек Витьку жалко... (Закрыл глаза кулаками.) За Витьку я им... горло перегрызу.
   К а т я. Умоляю вас, уходите.
   В е р е т е н н и к о в. Ухожу. Ваше желание - закон. Только я не пьяный. Я рыцарь. Не пес-рыцарь, а русский моряк тире подводник. (Прикладывает руку к козырьку.) Старший лейтенант Веретенников к выполнению новых заданий командования готов. (Покачнулся, спускаясь со ступеньки.) Нет, сегодня к выполнению не готов. Вот он выспится - и пожалуйста! Куда угодно. На край света. А сегодня он просто готов: "Я просто готова. Ха-ха". Гуд-найт! (Пошел и остановился.) А все-таки фюрер от Сашки Веретенникова имеет крепкую зарубку на память. Это - пока. Для начала. Продолжение следует. А что такое, трезво рассуждая, этот самый Сашка? Ярославский мужик, колхозник, обыкновенный пахарь. Ноль целых, молекула. А нас - двести миллионов. Около. Что ж это будет, когда мы всей артелью навалимся? Ой, и худо же тебе будет, фюрер! (Зажмурился и захохотал.) Ой, худо! (Исчезает.)
   К о н д р а т ь е в (выглянул из двери). Веретенников! Саша! (Оглянулся.) Катерина Ивановна? Вы? Что такое? Плачете?
   К а т я. Оставьте меня, Борис Петрович. Мне никого сейчас не хочется видеть. И меньше всего вас.
   К о н д р а т ь е в. Есть. Ухожу.
   К а т я. Подождите. Слушайте. Я хочу, чтобы вы мне сказали правду. Я взрослая женщина, и играть со мной в прятки нелепо. Виктор погиб?
   К о н д р а т ь е в. Ну вот, опять все сначала. Я вам, Катерина Ивановна, докладывал, какое положение. Больше я ничего не знаю.
   К а т я. Ну, повторите.
   К о н д р а т ь е в. Да тут повторяй не повторяй - все одно и то же. Успешно форсировал залив, вышел в Балтику. Есть данные о крупном боевом успехе, для этого типа лодок неслыханном. Торпед у него больше нет, так что он вот-вот должен вернуться.
   К а т я. Как вы это все равнодушно говорите!
   К о н д р а т ь е в. Знаете что, уважаемая Катерина Ивановна! Легче на поворотах. Вы меня своей дружбой не удостоили, разрешите и мне вам не докладывать, что у меня в душе делается. У вас, быть может, с Виктором высокая любовь, недоступная моему пониманию, я все это очень уважаю, но, между прочим, знаете вы его без году неделю, надолго ли вас хватит неизвестно, а я с Витькой, хорошо ли, худо ли, пять лет дружу. Вместе воевали и мокли, и сохли, и тонули, и я нашей мужской дружбы ниже ваших замечательных чувств не поставлю. "Равнодушно"! А что мне делать прикажете? Плакать? Не обучен. Да я за Витьку с радостью бы голову отдал, чтобы он только здравствовал. И не потому только, что он друг, а потому, что он талант, умница, гордость наша. Кто я такой по сравнению с ним? Серый человек, самый обыкновенный, каких на сто - сто двадцать. Корабль водить могу, стрелять умею, хлеб свой не даром ем. Точка. Ну может, дослужусь опять до комдива, если цел останусь. А Виктор - это надежда наша, может быть, адмирал будущий. "Равнодушно"!.. А! Что с вами говорить...
   К а т я. Извините меня, Борис Петрович. Я нехороша сказала. Мне очень тяжело, и я становлюсь несправедливой.
   К о н д р а т ь е в. Вы меня извините...
   К а т я. Вы сейчас сказали: дослужусь до комдива. Разве вы не комдив?
   К о н д р а т ь е в. Никак нет. Сняли.
   К а т я. За что?
   К о н д р а т ь е в. Да если формально подходить, то и не снимали даже. Все чинно, благородно - перевели на большую лодку. Лодка у меня - красотка: огромная, новенькая, последнее слово техники. Ну, а по существу... так я знаю, за что.
   К а т я. За что же?
   К о н д р а т ь е в. За трусость.
   К а т я. Вас?
   К о н д р а т ь е в. Смешно? Это только на первый взгляд. Видите, какой камуфлет может с человеком произойти. В море ничего не боялся, а на берегу сплоховал. Сначала занесся выше меры, а потом испугался. Ну, а раз испугался - точка. Потерял себя. Значит, чего-то не хватает.
   К а т я. Вы не обидитесь, если я вам скажу?
   К о н д р а т ь е в. Да я сам знаю чего. Кругозора. Вам легко говорить. Вы все-таки, извините меня, у судьбы любимая дочка. Отец у вас выдающийся старик, жили вы среди картин, чуть подросли - пожалуйте в консерваторию. А у меня отец был зверь. Мать забил до смерти, да и меня бы пришиб, не догадайся я из дому сбежать. На флот я пришел не из кадетского корпуса, а с завода. Подготовочка так себе, а требования большие. Теперь не парусный флот, техника шагает. Ну, и крутишься, как бес перед заутреней, по неделям на берег не сходишь, людей не видишь. Морская служба трудная, а нашему поколению подводников еще и вдвойне досталось. Нас пекли да приговаривали: "Жми, братцы, на специальность, давай боевую подготовку - война на носу!" И хорошо, что так. Видите - воюем. И неплохо. А ведь когда я на флот пришел, ничего у нас не было. Голые. Ни лодок, ни кадров, ни тактики. Все - сами. Теперь-то мы - сила. Нас немец боится. Вот погодите, Катерина Ивановна, отвоюем, полегче станет - приходите тогда к нам в офицерское собрание. Я к тому времени обучусь манерам и танцам, и разрешите тогда вас на тур вальса. И заодно поговорим. (Смотрит на часы.) А сейчас, прошу извинить, - мне пора.
   К а т я. Подождите минутку, Борис Петрович! Скажите, вы верите, что Виктор вернется?
   К о н д р а т ь е в. Верю. А главное - хочу. И чем больше хочу, тем больше верю. Без веры воевать нельзя. Кто верит - выиграет. А кто отчаялся тот уже, считайте, проиграл. Такие-то дела.
   К а т я. Вернется?
   К о н д р а т ь е в. Обязательно. И с большой победой... Ну и мы постараемся не отстать.
   К а т я. Скоро в поход?
   К о н д р а т ь е в. Совсем скоро.
   К а т я. Когда? Или это нельзя говорить?
   К о н д р а т ь е в. Не полагается. Скоро, чего вам еще!
   К а т я (внимательно оглядывает Кондратьева, висящую через плечо сумку.) Куда вы шли?
   К о н д р а т ь е в. На лодку. Затеял сегодня маленькое учение. Задачку будем сдавать.
   К а т я. Мы уезжаем в Ленинград завтра утром. Я вас еще увижу?
   К о н д р а т ь е в. Да нет, навряд ли. Может, отойдем от стенки, будем тут на рейде крутиться. Так что давайте уж попрощаемся. До свидания, Катерина Ивановна, не поминайте лихом.
   К а т я. Конечно, вы сейчас мне говорите неправду. Не возражайте - я не в претензии. Но как же я сразу не догадалась? Даже в голову не пришло. Вы так спокойно...
   К о н д р а т ь е в. А что же мне беспокоиться? Рано. Вот выйду за маяк, тогда буду беспокоиться.
   К а т я. Хотите идти в море?
   К о н д р а т ь е в. Хочу. Плавать - это по мне. Моя стихия. Одно меня гложет: нет у меня такого человека на берегу, который бы меня ждал, вот как вы Виктора. Чтобы выйти ночью на мостик, курнуть вот этак (показывает, как курят на мостике) и знать, что вот сейчас и она обо мне думает. Вот как в песне поется... (Насвистывает.)
   К а т я. У вас нет жены?
   К о н д р а т ь е в. Нету. Холостяк. Настоящая любовь, какая бывает раз в жизни, меня еще не посетила: видит, что занят товарищ, ну и проходит мимо. Вот Виктору - счастье. Даже зависть берет. Нехорошее это чувство зависть, темное. А я Витьке не раз завидовал. Дружба дружбой, а вдруг какой-то бес взыграет, ну и прижмешь его: знай, мол, свое место. Вот теперь признался легче стало. До свидания, Катерина Ивановна. Вспоминайте иногда.
   К а т я. Я буду вас вспоминать каждый день. И буду ждать вашего возвращения. Вы теперь для меня, как брат - Виктора или мой - это все равно. Дайте я вас поцелую на прощанье. (Обнимает его и целует.) Желаю вам удачи.
   К о н д р а т ь е в. Знаете что? Напойте мне еще разок эту вашу песню. Запомнить хочу. (Напевает.)
   Где бы ты ни был, моряк, в этот час...
   К а т я. Нет, не так. Полтона выше. (Напевает.)
   К о н д р а т ь е в. Опять не слава богу! Есть, полтопа выше. (Целует руку.) Желаю вам скорее увидеть Виктора целым и невредимым. До свидания, сестричка. (Спускается с лестницы напевая.)
   Где бы ты ни был, моряк, в этот час...
   К а т я (с веранды ему вторит, затем всплескивает руками и кричит). Борис Петрович! Не так (Напевает.)
   К о н д р а т ь е в (из темноты). Знаю, что не так. Что же делать? Медведь на ухо наступил.
   Слышен его смех и удаляющиеся шаги.
   Завывает сирена.
   Картина восьмая
   Белая ночь. Штиль. Мостик подводной лодки. Лодка
   неподвижна и слегка накренена. Берегов не видно. Море
   на горизонте сливается с небом. На мостике 
   Горбунов. Он загорел и исхудал, в остальном
   неизменен. Вахтенный командир Туровцев, боцман
   Халецкий и Соловцов просматривают горизонт. Граница,
   перевязанный бинтами, наблюдает за воздухом. Люди
   неподвижны. Все глаза устремлены вдаль.
   С о л о в ц о в (встрепенулся). Правый борт, курсовой десять - огонь.
   Х а л е ц к и й. Где? (Смотрит в указанном направлении.) Протри очки. Какой огонь? Обыкновенная звезда.
   С о л о в ц о в (смущенно). Верно.
   Х а л е ц к и й. Что тебя спортили, что ли, на суше? Какие теперь огни на море? Где это видано? Босяк.
   Г о р б у н о в. Разговоры! (Туровцеву.) Какая звезда, штурман?
   Т у р о в ц е в. Сейчас. Альфа из созвездия Скорпиона.
   Г о р б у н о в. То-то. Где же механик? (Наклонился над рубочным люком.) Внизу!
   Приглушенный ответ.
   Инженер-капитан-лейтенанта Ждановского - на мостик. Граница!
   Г р а н и ц а. Есть, Граница!
   Г о р б у н о в. Глаза не устали? Дать смену?
   Г р а н и ц а. Нет, товарищ командир. Ясно вижу.
   Г о р б у н о в. А что видишь?
   Г р а н и ц а. Покуда, кроме звезд, ничего, товарищ командир.
   Ж д а н о в с к и й (поднялся на мостик). Слушаю, товарищ командир.
   Г о р б у н о в. Почему крен?
   Ж д а н о в с к и й. Выравниваем. Откачка идет вручную.
   Г о р б у н о в (взял за локоть Ждановского и отвел). Ну, а вообще как?
   Ж д а н о в с к и й (слегка пожал плечами). Все всмятку. Ничего сделать нельзя.
   Г о р б у н о в. Это мне ясно. Команда?
   Ж д а н о в с к и й. Спокойна. Всё понимают, конечно. Не дети.
   Г о р б у н о в. Раненые?
   Ж д а н о в с к и й. Глазычеву хуже. Начались галлюцинации. Остальные работают.
   Г о р б у н о в (кивнул головой. После паузы.). Знаешь, о чем я сейчас думаю, Федя?
   Ж д а н о в с к и й. Знаю.
   Г о р б у н о в. Теперь можешь сказать.
   Ж д а н о в с к и й. Все правильно. Я тоже считал, что нужно всплывать и открывать огонь. Нет торпед, но есть пушка - значит, надо атаковать. Ты утопил еще один корабль и уже поэтому прав. Это святое дело. А что мы сами заработали пару пробоин - в бою от этого никто не застрахован.
   Г о р б у н о в. Ну что ж, очень приятно, что партийное руководство меня поддерживает. (Улыбнулся.) А ты стал разговорчивее, механик. Я впервые слышу от тебя такую длинную речь.
   Ж д а н о в с к и й. Да. У меня последние дни как-то отлегло от сердца.
   Г о р б у н о в. Лодка дала все, что она может дать. Мы ни разу не промахнулись торпедой и расстреляли почти все снаряды. И надо же после всего этого попасть в такой дурацкий переплет! Сейчас мы могли бы уже быть в точке встречи. Дома, понимаешь, механик?
   Ж д а н о в с к и й. Ты считаешь положение безнадежным?
   Г о р б у н о в. Надежды я не теряю. Если я потеряю надежду, что будет с командой? Но шансы наши невелики. Если противник нас обнаружит, мы примем бой. При попытке захватить нас я взорву лодку. Вот так.
   Ж д а н о в с к и й. Я никогда не видел тебя таким спокойным. И команде это передается. Тут Глазычев что-то заблажил: "Что с нами будет?" А старшина Сидоренко ему: "Мовчи! Подывись на командира. Як Ежик каже, так воно и буде!"
   Г о р б у н о в. Ежик - это я? Не знал. Безобразие. (Пауза.) Я часто думал о том, что этот день может наступить. Ты понимаешь, о чем я говорю? День генеральной проверки, испытания на прочность. Иногда я его боялся. Не смерти боялся, а самого себя. Сумею ли я вести себя так, как считаю должным. Сейчас об этом я уже не думаю. Все очень просто, и выбирать не из чего. Будем драться, и если нам суждено погибнуть, то умрем как солдаты и большевики. Это почетная смерть, и, чтобы так умереть, стоило жить. Штурман!
   Т у р о в ц е в. Есть!
   Г о р б у н о в. Главстаршину Тулякова - ко мне.
   Т у р о в ц е в. Есть вызвать Тулякова. (Кричит.) Внизу! Главстаршину Тулякова - на мостик.
   Г о р б у н о в. Я не говорю, что мне не хочется жить. Хочется. Хочется увидеть Вовку, Катю. Вчера я слышал ее голос. Она очень волнуется, я это понял с первых слов. И вообще я люблю жизнь. Интересно. Интересно увидеть, как наши корабли пойдут на Запад. Интересно взглянуть на наш флот через десять-пятнадцать лет. Я люблю этот мир - небо и звезды, море, землю, людей. Видеть, ощущать его - радость. И все-таки для меня остается непостижимым, как можно даже помыслить о сдаче! Жить и знать, что твоя жизнь куплена ценой свободы и чести. Что может быть страшнее!
   Т у л я к о в (появился). Товарищ капитан-лейтенант, главный старшина Туляков по вашему приказанию явился.
   Г о р б у н о в. Как дела, Туляков?
   Т у л я к о в. Ничего сделать невозможно, товарищ командир. По идее-то оно, конечно, ясно, чего надо делать, да вот энергетика подкачала. Нам бы только дочапать до базы, а там-то мы быстро...
   Г о р б у н о в (улыбнулся). Ну, уж если Туляков говорит "невозможно"... Вот что, Туляков. Серьезное дело.
   Т у л я к о в. Слушаю, товарищ командир.
   Г о р б у н о в. Подготовить все к взрыву корабля. Это на крайний случай - ясно? Быстро, тихо, не привлекая внимания. Надеюсь на вас.
   Т у л я к о в. Будьте покойны, товарищ командир. Все будет нормально.
   Г о р б у н о в. Вот так. Действуйте.
   Т у л я к о в. Есть. (Спускается вниз.)
   Г о р б у н о в. Помощник!
   Т у р о в ц е в. Есть.
   Г о р б у н о в. Я буду говорить с командой.
   Т у р о в ц е в. Есть. (Кричит.) Внизу! Центральный пост - слушать командира! Передавать по отсекам.
   Г о р б у н о в. Друзья! Мы честно дрались. Год войны не прошел для нас даром. Мы заучились бить врага наверняка. От лица службы благодарю весь личный состав за мужественное и умелое выполнение своего воинского долга перед Родиной. Передано?
   Т у р о в ц е в. Репетуют. (Наклоняется над люком, затем выпрямляется и прикладывает руку к пилотке.) Товарищ командир! Из носовых отсеков отвечают: "Служим Советскому Союзу!" Корма отвечает: "Служим Советскому Союзу!"
   С о л о в ц о в. Правый борт, курсовой тридцать, двести метров перископ!
   Г о р б у н о в. К бою!
   Команда мгновенно принимается.
   По перископу!.. Отставить. Наши опознавательные?.. Отвечать. Передайте по ЗПС: предлагаю немедленно всплыть.
   С о л о в ц о в. Скрылся.
   Х а л е ц к и й. Опять показался. Курсовой прежний.
   Г р а н и ц а. Вижу!
   Г о р б у н о в. Граница! Куда смотрите? Наблюдать за воздухом.
   Г р а н и ц а. Есть!
   С о л о в ц о в. Всплывает!
   Г о р б у н о в. Внимание! Слушать мою команду...
   С о л о в ц о в. Рубка показалась...
   Напряженная пауза. Затем истошный крик и топот.
   Г о р б у н о в. Что такое? Кто смел? (Схватился за пистолет.) Краснофлотец, с окровавленной повязкой на голове вырвался на палубу. Он с криком подбегает к лееру и хочет броситься в воду. Выбежавший "доктор" хватает его за руки.
   Д о к т о р. Глазычев. Вырвался...
   Г л а з ы ч е в. Пустите! Лучше разом!.. (Рвется.)
   Г о р б у н о в. Глазычев! Ко мне! Слышите?
   Услышав голос командира, Глазычев перестал рваться.
   Его за руки подводят к мостику.
   Глазычев! Посмотрите мне в глаза. Так. Успокойтесь. Это я. Успокойтесь. Вот так. Знаю, знаю, вы не виноваты. Это рана. Идите. Доктор, следите неотрывно.
   Глазачева уводят.
   Х а л е ц к и й. Ограждение показалось! Большая лодка!
   С о л о в ц о в. Наша!
   Г о р б у н о в. Почему?
   С о л о в ц о в. По обводам. Головой отвечаю - наша, товарищ командир!
   Т у р о в ц е в. Кто внизу крикнул - наша? Отставить! Командир еще ничего не сказал.
   Х а л е ц к и й. Палуба показалась!
   Пауза. Все глаза устремлены вдаль.
   Г о р б у н о в. Наша.
   Радостное оживление.
   Ж д а н о в с к и й. Стоит или идет?
   Х а л е ц к и й. Идет под моторами. Малым. На сближение.
   С о л о в ц о в. Люди на мостике. Наши!
   Г о р б у н о в. Отставить! Просматривать весь горизонт. Следить за воздухом. Помощник!
   Т у р о в ц е в. Есть!
   Г о р б у н о в. Швартовую команду наверх!
   Т у р о в ц е в. Есть, наверх. Внизу! Швартовую команду наверх!
   Х а л е ц к и й. Заходит с правого борта.
   Т у р о в ц е в. Комдив на мостике!
   Г о р б у н о в. Боцман! Приготовиться играть захождение. Проверить внешний вид. Соловцов, застегнуться!
   С о л о в ц о в. Есть.
   Х а л е ц к и й. По местам стоять!
   Параллельно лодке Горбунова вползает гигантское тело
   кондратьевской лодки. Шуршат моторы, плещет вода.
   Г о р б у н о в. Захождение!
   Играет боцманская дудка.
   Х а л е ц к и й. А ну, давай!.. Несчастная та женщина, что за тебя замуж выйдет!.. Кто так конец бросает? Закрепляй, чтоб тебя...
   Г о р б у н о в. Тихо, боцман!
   Лодки постепенно сближаются так, что рубки
   оказываются почти рядом.
   К о н д р а т ь е в (с мостика). Здорово, орлы! Виктор, ты? Здорово, командир! Захождение играешь, а небось уж нацелился дырку во мне сверлить? Ну что у тебя? Докладывай.
   Г о р б у н о в. Товарищ капитан третьего ранга! Боевой приказ командования выполнен. В артиллерийском бою с кораблем противника получили повреждение. Хода не имею. Убитых пятеро, раненных тяжело один.
   К о н д р а т ь е в. Тяжелый случай. В какой помощи нуждаетесь?
   Г о р б у н о в. Лодка сохранила плавучесть, может следовать до ближней базы на буксире. В случае угрозы со стороны противника рубите концы и погружайтесь. Мы не сдадимся. У нас все готово.
   К о н д р а т ь е в. Узнаю командира. Трудные задачи задаешь. Добро! Попробуем. Отдать швартовы! Помощник, командуйте...
   Краснофлотцы разбежались по местам.
   С о л о в ц о в. Левый борт, курсовой двадцать, силуэт корабля!
   Г о л о с  с  л о д к и  К о н д р а т ь е в а. Левый борт, курсовой двадцать, силуэт корабля!
   Г о р б у н о в. Где? Эх, дьявол!
   К о н д р а т ь е в. Всё отставить! Перебросить сходни. На мостике! Слушать мою команду. Личному составу перейти ко мне на борт. Лодку затопить.
   Г о р б у н о в. Есть. Личному составу покинуть корабль. Командирам боевых частей взять секретные документы. Личных вещей не брать. Сохранять полный порядок. Механик, открыть кингстоны!
   Из люка поодиночке выходят краснофлотцы. Приближаются
   к сходням.
   В чем дело? Почему задержка?
   С о л о в ц о в (рывком отстраняется, уступая дорогу). Иди, кто хочет, первый. Почему я?
   Г о р б у н о в. Без разговоров!
   Вереница двинулась по сходням.
   К о н д р а т ь е в. На лодке! Быстрее. Все сошли?
   Г о р б у н о в. Где вы, механик? Готово? Сходите! Клапана вентиляции я сам открою.
   Ж д а н о в с к и й. Я не сойду без тебя.
   Г о р б у н о в. Я вам приказываю!
   Механик сходит.
   Г о л о с. Курсовой двадцать - миноносец!
   К о н д р а т ь е в. Командир, сходите.
   Г о р б у н о в. Я корабля не покину.
   К о н д р а т ь е в. Как старший по званию, как командир дивизиона, приказываю вам сойти.
   Г о р б у н о в. Лодка не должна достаться врагу.
   К о н д р а т ь е в. Я за это отвечаю. Капитан-лейтенант Горбунов! Если вы немедленно не подчинитесь, - погибнете бесславно. Услышу еще хоть слово, кроме слова "есть", - застрелю на месте.
   Г о р б у н о в. Есть. (Целует край флага, срывает полотнище с древка и сходит с корабля, пряча флаг на груди.) Прощай, мой корабль.
   Загремели сходни.
   К о н д р а т ь е в. К погружению! Виктор, иди сюда, дружище. Плачешь? Не плачь.
   Г о р б у н о в. Прощай, мой корабль! (Снимает фуражку.)
   К о н д р а т ь е в. Твою старуху сами затопим, врагу не достанется. А этого голубчика мы сейчас с тобой на пару трахнем. Счет пополам. Носовые торпедные аппараты - товсь! А затем не возвращаться же? Виктор, а? Вперед пойдем.
   Г о р б у н о в. Да. Только вперед. В Балтику!
   Лодка шумно вздохнула. Зашипел выходящий из цистерн
   воздух. Взвыл ревун - корабль готовится к атаке.
   Конец
   1943