— Черт тебя побери, Алана! — крикнул он. — Да остановись же ты наконец!
   Она и не подозревала, что он такой проворный. Тем более что была с ним в лесу и обратила внимание на то, как неуверенно Пэкстон передвигался в чаще. Она явно недооценила его ловкость. Расстояние между ними все сокращалось. И вот она вдруг почувствовала, что его рука ухватила ее за платье.
   — Не-е-ет!
   Она кричала и пыталась вырваться, но Пэкстон сумел остановить ее. Алана упала на траву, усеянную лесными цветами. Пэкстон возвышался над ней.
   — Черт бы тебя побрал, женщина! — гаркнул он и рывком перевернул ее на спину, после чего ступнями крепко сжал ее бедра. — Почему ты не остановилась, когда я кричал?
   Глаза его метали громы и молнии, отчего Алана испугалась еще сильнее.
   — Я не буду! — закричала она. — Не буду!!! Пэкстон нахмурился и одновременно смутился.
   — Ты не будешь — что?
   Алана сильно зажмурилась, и из глаз ее брызнули слезы. Она едва сдерживала рыдания.
   — Я не буду жить, как жила с прежним мужем! Я не хочу опять испытывать все эти унижения! Я не буду, ты можешь это понять?
   Он взял в ладони ее лицо, пытаясь несколько успокоить Алану. Затем приказал:
   — Да посмотри же на меня, Алана! Она отказывалась подчиняться ему.
   — Посмотри же, — настойчиво повторил он. — Ну, пожалуйста!
   Именно это последнее слово и мягкий тон, каким оно было произнесено, возымели действие. Она открыла глаза. Его лицо было совсем рядом, и Алана не увидела ни прежнего жесткого выражения, ни злости. Вместо этого лицо Пэкстона выражало сильную озабоченность, беспокойство. Ничего не говоря, она смотрела на него.
   — О каких унижениях ты говоришь? — спросил он.
   — Не хочу чувствовать себя шлюхой… как если бы единственное, что у меня есть ценного для мужчины, — это мое тело.
   — Вот, значит, что ты испытывала, когда была с Гилбертом! — сочувственно сказал он.
   — Да. И никто не заставит меня испытать это снова. У Пэкстона заходили желваки.
   — Гилберт был идиотом, Алана. Безмозглым и тщеславным идиотом. Я ведь уже говорил тебе, я совсем другой. Почему ты не желаешь поверить мне?
   Глаза его излучали отчаяние и призывали к доверию, но Алана все еще колебалась.
   — Говоришь, ты не такой, как он, а откуда я знаю? На заданный вопрос мог быть лишь один-единственный ответ. Пэкстон понял это и потому сказал:
   — Я докажу тебе правоту своих слов. И уж тогда у тебя не останется никаких сомнений.
   — Это все слова.
   Пэкстон посмотрел на ее губы, мягкие и такие манящие. Желание ощутить вкус этих губ пришло так внезапно и было таким сильным, что он не мог сопротивляться.
   — Да, — прошептал он. — Пока только слова.
   И эти слова были произнесены так близко от нее, что Алана даже чувствовала на лице его горячее дыхание. Губы ее так сильно притягивали, что сопротивляться не было больше сил.
   — Поцелуй меня, Алана, и ты поймешь.
   Не раздумывая больше, Пэкстон стал целовать нервные, такие живые губы женщины. Она попыталась было что-то произнести, но Пэкстон на сей раз решил во что бы то ни стало добиться ответа на свой поцелуй.
   Он нежно прикусил ее нижнюю губу, затем прикусил еще и еще, после чего его горячий язык двинулся уже однажды проторенной дорожкой, дразня и околдовывая. Он хотел заставить Алану забыть эгоизм Гилберта и те грустные моменты, которые живы были в ее памяти. Он хотел дать Алане радость, полноту жизни — то есть все то, что и обещал.
   Не выпуская ее лица из ладоней, большим пальцем он несильно нажал на подбородок женщины, вынуждая ее губы раскрыться. Тотчас же туда устремился его язык.
   Столкнувшись с таким напором, Алана попыталась было защититься, вытолкнуть его язык, но Пэкстон не склонен был терять завоеванное.
   Просунув свой язык еще глубже, он ощутил сладость у нее во рту. Его язык то устремлялся в глубину, та выходил, имитируя то, что должно было произойти между ними. Именно таким образом Пэкстон вынудил Алану на первый, покуда еще совсем робкий ответ. Она застонала. Ее горячее дыхание обожгло его губы. Мысленно улыбнувшись, он продолжал целовать ее. Скоро, очень скоро она будет принадлежать ему.
   Несмелые губы Аланы начали осторожно повто рять то, чему учили губы Пэкстона. Ее губы делались более податливыми, отвечая на каждое движение языка и губ Пэкстона. Она возбуждала его так, как не удавалось возбудить его ни одной другой женщине. Пэкстон более всего хотел сейчас слиться с Аланой, хотел наступать и тут же отступать, доставлять ей невероятное чувственное наслаждение и при этом следить за изменениями лица женщины, наблюдая, как ее захватит страсть.
   Наконец губы Пэкстона отпустили захваченные в тесный плен губы Аланы. Но отпустили исключительно для того, чтобы двинуться в нежное, медленное путешествие вдоль ее щеки. Открыв глаза, он обратил внимание на цветной ореол вокруг ее головы. Он почувствовал аромат лесных цветов. Тайный сон Пэкстона становился явью.
   Он представил, как ее руки манят его, как ноги раскрываются, приглашая его лечь меж ними. Вот уж тогда он насладится в свое удовольствие, вот уж выплеснет все скопившееся в нем. При этих мыслях пламя, томившее Пэкстона, превратилось в нестерпимый адский огонь.
   — Я хочу тебя, жена моя, — прошептал он ей на ухо. — Хочу прямо сейчас. — Оторвав ладони от ее лица, он спустил их ниже и взял ее груди в обе руки. И хотя между ладонями Пэкстона и телом Аланы были три слоя одежды, он принялся ласкать женщину, сдерживаясь, чтобы не разорвать блио, платье и рубашку. — Отдайся мне, Алана. Я покажу тебе, что такое подлинный экстаз.
   — Нет.
   Этот ответ весьма удивил его, удивил ее жалобный голос. Пэкстон взглянул на ее лицо. В контрасте с сочной травой и яркими лесными цветами лицо Аланы казалось смертельно бледным.
   — Ты боишься почувствовать меня в себе? «Да!» — едва не вырвалось из уст Аланы, хотя при этом она сумела-таки сдержаться и промолчать.
   Но Пзкстон прочитал на ее лице исчерпывающий ответ.
   — Но почему? — с нескрываемым изумлением поинтересовался он.
   В памяти Аланы были слишком живы сцепы, когда Гилберт без малейшей ласки входил в нее. С усилием сглотнув слюну, Алана попыталась отвернуться, но Пэкстон вновь повернул ее к себе.
   — Ответь мне: почему ты боишься?
   — Мне будет плохо, мне всегда было плохо… Пэкстон отвернулся и не сумел сдержать раздосадованного вздоха.
   — Вот подлец, — произнес он, и взгляд его при этом сделался стальным. Еще раз взглянув на Алану, Пэкстон отодвинулся от нее и сказал: — Снимай одежду.
   Алана недоумевающе уставилась на него, и внутри у нее все похолодело от страха. Она-то полагала, что Пэкстон будет считаться с ее настроением, позволит ей избежать своих похотливых домогании, но в этом она горько ошиблась.
   И пока она лежала без движения, глядя в лицо Пэкстояа и чувствуя, что дрожит от страха, он скинул с себя кроваво-красную тунику, на которой был вышит золотой дракон. Разложив тунику на траве рядом с Аланой, он скинул нательную рубаху, положив ее рядом с туникой. Поднявшись на коленях, Пэкстон положил руки себе на пояс.
   — Ты слышала, что я сказал?
   Алана не проронила ни слова. И поскольку она не отвечала, Пэкстон не стал ждать: взял ее за плечи и насильно усадил лицом к себе. Затем Алана почувствовала его руки на своих бедрах. Пэкстон принялся стягивать с нее блио.
   — Не надо! — крикнула она, хватая Пэкстона за руки.
   Но он перехватил ее руки.
   — Ты моя жена, Алана, и должна подчиняться мне. Ну, снимай одежду!
   Взгляд его говорил, что Пэкстон не потерпит никакого неповиновения. Не будучи в состоянии выдержать его взгляд, она посмотрела на широкие плечи Пэкстона, на его грудь.
   Мощную мускулатуру слегка прикрывали темные волосы, которые образовали целый остров на груди и спускались тонким ручейком к нижней части живота. Его тело — насколько она могла судить по обнаженному торсу — отличалось безукоризненным сложением.
   — Ну, так?.. — переспросил он.
   С усилием сглотнув, Алана взялась за кромку блио и сняла его через голову. Затем было снято и платье. Алана так же аккуратно разложила обе части своей одежды на траве около себя.
   — И рубашку сними, — напомнил он. Лишаясь последней зашиты, Алана была не в силах справиться с дрожью. Оставшись совершенно нагой, она скрестила на груди руки, закрывая грудь. Затем сильные руки Пэкстона подняли ее и уложили на расстеленную одежду.
   Боже! Он собирается насильно взять ее! И ведь ровным счетом ничегошеньки Алана не может сделать, чтобы помешать этому.
   Осознав свое положение, она беспрекословно подчинилась. Как во сне она легла и уставилась в небо. Руки Аланы по-прежнему прикрывали грудь. Тучи делались все более темными. «Дождь будет, — безучастно подумала Алана. — И совсем скоро».
   Она почувствовала, как Пэкстон коснулся ее. Он снял сначала один, затем другой мокрый башмак с ее ног, после чего стянул чулки. Теперь она была совершенно голой. Подул легкий ветер, и кожа Аланы покрылась мурашками. Она непроизвольно вздрогнула от мысли о том, что вот-вот должно произойти.
   Пэкстон скинул свои башмаки. Следом были сброшены штаны. Когда он склонился над ней, Алана не смогла взглянуть на него.
   Пэкстон внимательно изучал тело Аланы, как будто хотел навеки запомнить каждую округлость, каждую линию. Сдавленным голосом он произнес:
   — Закрой глаза, Алана. Закрой и попробуй чувствовать.
   Она сильно зажмурилась, и страх ее усилился. Взяв ее руку за запястье, Пэкстон освободил сначала одну, затем другую грудь.
   — Ты восхитительна, — произнес он и коснулся соска горячим языком. При этом прикосновении Алана вздрогнула всем телом.
   У нее было желание прикрыться, однако Пэкстон удерживал ее руки.
   — Лежи спокойно, не двигайся, — сказал он, и жаркое дыхание коснулось ее щеки. — Позволь мне, Алана, любить тебя так, как Гилберт никогда не смог бы. Позволь мне делать, как я хочу.
   Глаза его сделались теперь вовсе уж темными, почти черными. Алана знала, что он не сделает ей больно, понимала, что Пэкстон хочет лишь сделать ей приятно. Экстаз — что он такое?..
   Она почувствовала, как он лег еще ближе, прижался еще теснее. Его губы со щеки опять вернулись к ее губам. Пэкстон поцеловал ее страстно, сильно, но в тот самый момент, когда она уже готова была ответить ему, он оторвался от ее губ и начал целовать шею, спускаясь все ниже. И опять Пэкстон начал ласкать ее грудь. Ей было странно чувствовать, как набухают, твердеют соски, как в груди появляется приятная боль. Алана охнула, когда его зубы принялись нежно покусывать сосок.
   Теперь он ласкал ее грудь руками. Ласкал нежно, как бы играл с ней, вызывая самые чудесные ощущения.
   Пальцы Пэкстона нежные, как птичий пух, оставили ее грудь и легли на живот. Там, где она чувствовала его пальцы, тело непроизвольно сжималось и расслаблялось. Оно буквально вибрировало под его умелыми руками. Руки Пэкстона спускались все ниже и ниже. У Аланы было чувство, что все ее тело охвачено огнем. Лоно ощутимо томилось, там будто бился пульс. И опять Пэкстон принялся целовать ее.
   На сей раз Алана ответила на его поцелуй со страстью, которой от себя не ожидала. Запустив пальцы в его волосы, она притягивала его голову, его губы. Легко и с наслаждением ее язык встретился с его языком. И когда язык Пэкстона принялся действовать в унисон с его же пальцами, Алана от восторга громко застонала.
   Алана прежде и представить себе не могла, что можно вот так заниматься любовью. Сердце ее билось в бешеном ритме, Алана извивалась под опытной и умелой рукой Пэкстона. Внутри у нее все дрожало, она чего-то хотела, хотя сама не отдавала отчета, чего именно.
   Нежно прикасаясь пальцами к ее животу, он свободно скользил ниже, наполняя Алану до краев.
   И вновь обе его руки оказались на ее плечах. Пэкстон посмотрел на нее исполненными страсти глазами.
   — Сейчас мы почувствуем полный экстаз.
   Вот, стало быть, как это бывает…
   Взглянув на Пэкстона, она заметила выражение гордости и явного удовлетворения на его лице. Он прекрасно знал, что именно испытывает сейчас Алана.
   — Отдайся своим ощущениям, плыви на их волнах, Алана.
   Поток ощущений был столь мощным, а желание столь сильным, что Алане казалось: еще немного — и она не выдержит. Выгибая спину и прижимаясь животом к Пэкстону, она позволяла ему делать с собой что угодно. И, это произошло. Было такое чувство, словно внутри у нее лопнуло на тысячи осколков солнце. Алану охватил нестерпимый жар, начавший, казалось, струиться из всех пор ее тела. Спазмы восторга, дикие и бешеные, сотрясали ее, вызвав обильный пот.
   Где-то вдали, едва слышный, прозвучал голос Пэкстона:
   — Ох, любимая, ты восхитительно нежна.
   И почти сразу же его губы, горячие и влажные, оказались на ее губах.
   Алана чувствовала тяжесть его тела. Пэкстон лежал без движения, и на мгновение она испугалась, не умер ли он. Но вот прозвучал его свободный радостный смех. Отпрянув, Пэкстон взглянул на нее.
   — Иисус милосердный, вот уж никогда бы не подумал, что так бурно смогу кончить! — признался он.
   Эти слова вонзились в ее сердце как клинок. Она знала, что у Пэкстона было до нее много женщин, иначе, откуда эта его опытность. Но упоминание о прежних связях, да еще в такую минуту, причинило Алане боль. Хотя, впрочем, ведь он ее не любит, что ж тут удивительного. Да и она не любит его. Но если это и вправду так, отчего же она чувствует себя такой несчастной?
   Все еще не выходя из Аланы, крепко прижавшись к ней, Пэкстон перекатился на спину, набросил на нее одну из одежд. Прижав ее голову к своему плечу, он не давал Алане возможности шевельнуться.
   — И никогда раньше мне так не хотелось спать, — пробормотал он.
   И когда Алана через полуопущенные ресницы взглянула на него, она увидела, что Пэкстон практически засыпает. Вскоре его тяжелые веки опустились. А после недолгого времени его дыхание сделалось ровным и глубоким, и при каждом выдохе волосы ее колыхались.
   Лежа подле него, Алана вновь почувствовала некоторое беспокойство. Да, он продемонстрировал ей, как на самом деле нужно заниматься любовью, и оставил ее в ожидании, когда подобное вновь повторится. Та радость, которую они испытали вдвоем, была невообразимой, неописуемой. Хотя он и не любил ее, но зато желал. Но немного успокоившись, Алана принялась рассуждать более взвешенно. Когда страсть пройдет, что же останется?
   И опять к ней вернулись прежние страхи. Молчание и холодность отношений— она не сможет больше выносить подобного существования. С кем другим, но только не с Пэкстоном. А ну как в один прекрасный день он узнает правду о гибели Гилберта? Она не вынесет его ненависти и осуждения. Но почему? И тут Алана поняла.
   Несмотря на то, что пыталась убедить себя в обратном, она все больше влюблялась в Пэкстона де Бомона.
   От этой мысли Алана даже замерла. Она лежала сейчас так тихо, что не слышно было даже ее дыхания. После паузы она всхлипнула.
   «Нет, — подумала она, — я не могу позволить себе влюбиться в этого человека, в нормандца…» Он враг. И ее палач, если уж на то пошло. Узнай он правду…
   Алана была сильно взволнованна. Если она окончательно влюбится в Пэкстона, это будет предательством по отношению к соплеменникам, к ее прошлому, к себе самой.
   Разглядывая сейчас все черточки на его лице, Алана поняла, что страсть, которую они только что испытали, останется в числе самых лучших ее воспоминаний. Он обещал ей экстаз — и выполнил свое обещание. Но все эти восхитительные ощущения больше никогда не смогут повториться.
   И Алана поняла, что ей следует делать… Убежать.
   Пэкстон так же легко проснулся.
   Загрохотал гром. Посмотрев на небо, Пэкстон заметил, что дождевые тучи почти совсем опустились над лесом. Но он не мог понять, где Алана. Тотчас же брови Пэкстона сошлись на переносице, дыхание замерло в груди. Он огляделся по сторонам.
   Ее нигде не было.
   В мгновение ока Пэкстон оказался на ногах. Стоя как был, обнаженный, он осмотрел свободный от леса участок, ближайшие деревья. Далеко в лесу мелькнуло что-то желтое и тотчас же пропало.
   Молния прорезала тучи, и гром оглушительно ударил прямо над головой. Впрочем, Пэкстону было не до этого. Он стал быстро одеваться.
   Натянув штаны, нательную рубаху, тунику и башмаки, Пэкстон принялся вертеть головой, стараясь обнаружить свой меч. И только тут он вспомнил: сегодня, по случаю свадьбы, он не надел оружия.
   Выругавшись, он бросился в том направлении, где, как ему казалось, мелькнула и исчезла из виду Алана.
   «Что, черт возьми, у нее опять на уме?» — размышлял он, продираясь сквозь лесные заросли. Боже праведный, Пэкстону еще не приходилось встречать такую женщину, с которой у него было бы так много хлопот. Впрочем, это одновременно и самая восхитительная из всех его женщин.
   — Алана! — крикнул он, чувствуя прилив гнева. Глаза его лихорадочно прочесывали заросли.
   Впереди опять мелькнуло что-то желтое. Алана была уже на вершине ближайшего холма. Сжав крепче зубы, Пэкстон припустил изо всех сил.
   Достигнув места, где только что промелькнула Алана, Пэкстон стал оглядываться по сторонам. Никого и ничего.
   Куда же она запропастилась?
   К Рису, должно быть, побежала.
   Над его головой внезапно осветился изрядный кусок неба, снова оглушительно ударил гром. Сильнейший ветер со свистом проходил сквозь листву, раскачивая верхушки деревьев.
   Пэкстон одолел еще один подъем и взобрался на верхушку очередного холма, но тут хлынул дождь, и он оказался вымокшим до нитки.
   Поскальзываясь на прошлогодней листве, устилавшей землю, Пэкстон уже не знал, где он находится и сколько ему еще предстоит идти. Инстинктивно он двигался в западном направлении, где, по словам сэра Годдара, находились укрепления уэльсцев.
   Но почему она сбежала от него? И почему решила, что сумеет скрыться? Какого черта этой женщине еще нужно?
   В гневе Пэкстон вдруг подумал, что как только он настигнет беглянку, то непременно…
   Он бежал вдоль небольшой поляны, но внезапно остановился и застыл. Из-за ближайших деревьев неожиданно показались четверо мужчин. Их копья были направлены в сторону Пэкстона.
   Он хватил рукой там, где должна была находиться рукоять меча, но поймал воздух и громко выругался.
   И тут он почувствовал, что еще одно копье приставлено к спине.
   — Пошел вперед, нормандец! — приказал голос сзади. — Или проткну, как свинью!
   Пэкстону пришлось подчиниться.

Глава 14

   Уже стемнело, когда Алана добралась наконец до уэльсских укреплений, прошла через отделанные полосами металла ворота, получив разрешение дальних своих родственников.
   Она замерзла, промокла насквозь, едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. И едва ли не больше всего боялась тех вопросов, которые при встрече непременно задаст ей Рис.
   Алана шла под дождем знакомой дорожкой мимо конических строений. Костры, на которых готовили пищу и которые обыкновенно пылали возле каждой хижины, сейчас были затушены.
   Ноги Аланы разъезжались на размокшей земле, а дом дяди с каждым шагом становился ближе. Все мысли ее были заняты Пэкстоном.
   Он побежал за ней, он кричал, звал ее по имени. Не откликаясь на его зов, она продолжала бежать по лесу. А что если Пэкстон до сих пор все еще бродит по лесу, надеясь отыскать ее? Или, может, как только полил дождь, он вернулся в замок, понимая, что иначе очень скоро реку нельзя будет преодолеть?
   Не желая ему зла, Алана надеялась, что он сумел переправиться на другой берег. Ей бы не хотелось, чтобы он в такой сильный дождь заблудился в лесу.
   Успокаивая себя, Алана надеялась, что Пэкстон сумел добраться до замка и что разбухшая от дождя река в ближайшие дни окажется непреодолимой преградой. А значит, Пэкстон не сможет переправиться еще раз на этот берег.
   А через несколько дней Алана рассчитывала быть далеко отсюда, на севере, может, даже в Англези, где никакой Пэкстон не сумеет ее найти.
   Прямо перед Аланой вырос дом дяди. Она ускорила шаги, желая поскорее оказаться в безопасности. Нырнув под низкую соломенную крышу, нависавшую над самой дверью, она постучала и уже протянула было руку к дверной петле, но в этот момент дверь резко распахнулась.
   — Алана?
   Дилан уставился на нее такими глазами, как если бы перед ним вдруг возникло привидение.
   — Да, это я, — ответила она, желая сейчас же броситься ему на грудь и выплакать все скопившееся в душе горе. Однако Алана подавила в себе это желание. — Мне можно войти?
   — О, прости. — Он отступил чуть в сторону, сделав приглашающий жест войти. И как только она перешагнула порог, он тотчас же заключил ее в объятия. И сразу же отстранился. — Господи, Алана, да ты насквозь промокла. Давай-ка снимай с себя мокрую одежду.
   Алана прошла вслед за Диланом внутрь хижины. На предназначенном для огня возвышении тлели яркие угли. Свежий, приятно пахнущий тростник был разбросан по грязному полу.
   Обстановка хижины не отличалась изяществом: тут находились несколько грубо сколоченных скамеек и стульев, стол для приготовления пищи, ящики для хранения припасов, а также четыре соломенных тюфяка, покрытых домоткаными покрывалами.
   Копья, пики, дротики и большие военные луки с натянутой тетивой были аккуратно сложены возле одной стены. Судя по внутреннему убранству, можно было сказать, что тут проживают одни лишь мужчины. Но, тем не менее, здесь было тепло и даже уютно.
   — Где отец и остальные братья? — спросила она, не увидев никого, кроме Дилана.
   — Рис тут по соседству, в гостях, — полуобернувшись, сообщил он. — Карадог отправился с ним. А Мередидд где-то в лесу.
   Вытащив из сундука кусок материи, он вернулся к Алане и стал вытирать ее волосы.
   — Как это ты умудрилась прийти сюда? — поинтересовался он. — И что твой нормандец? Не выследил тебя? Или тебе удалось удрать от него?
   Скрытое сейчас от взгляда Дилана лицо ее застыло. Дилан как всегда шутил, но на этот раз его шутка была близка к истине, и это напугало Алану.
   Ей сейчас было стыдно, что она вышла замуж за Пэкстона. Рис взбесится, когда узнает. Но как сможет она сейчас вразумительно объяснить, почему ей необходимо скрыться в Англези, не рассказав о том, что произошло?
   Вряд ли она сможет.
   Вытерев ее волосы, Дилан посмотрел на Алану.
   — Ну? Ответишь или нет?
   — Ты отчасти прав, — наконец вымолвила она. Дилан опять улыбнулся.
   — Так что же он сделал, что тебе пришлось в такой дождь пуститься в бега?
   — Когда я оставила замок, еще никакого дождя и в помине не было. — Она огляделась по сторонам. — Может, ты позволишь мне сбросить мокрую одежду и предложишь что-нибудь сухое?
   — О, прости ради Бога! — Передав ей полотенце, он пошел к другому сундуку. — Карадог примерно твоего роста, но его одежду я тебе не предлагаю. Он у нас такой грязнуля.
   Закусив нижнюю губу, Алана следила за тем, как Дилан копается в одежде. И вновь она задумалась над тем, что все-таки скажет. С грохотом захлопнув крышку сундука, Дилан вернулся с вещами.
   — Вот…— сказал он, на ходу расправляя найденные тунику и штаны. Подойдя вплотную к Алане, он приложил к ней тунику. — Длинная. Штаны, пожалуй, тебе и вовсе не понадобятся. — Отдав ей тунику, он швырнул штаны на сундук.
   — Хотя бы из соображений приличия мне и штаны неплохо бы надеть.
   Дилан скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся.
   — И вовсе дело не в том, кузина, что я никогда не видел твоих голых ножек. Если помнишь, ведь именно я учил когда-то тебя плавать. И мы тогда были совсем без одежды.
   — Да, но если ты помнишь, — сказала Алана, — мне тогда было восемь лет, а тебе десять. С тех пор многое изменилось.
   — Конечно. Ты изменилась к лучшему.
   Она сняла мокрую одежду, башмаки и носки. Как следует растерев полотенцем тело, Алана натянула брюки, предварительно подвернув каждую штанину.
   — Ну что? — услышала она голос Дилана. — Так что же произошло? Отчего тебе пришлось убежать от него?
   — Почему тебе не приходит в голову, что я, возможно, бежала не от чего-то, а бежала к чему-то, — сказала она, просунув голову в вырез туники.
   — Это вряд ли, кузина. Ты ведь здесь скорее всего потому, что тебя что-то испугало. Расскажи мне, что именно.
   Алана взяла в руки свои промокшие башмаки и сырую одежду. Она представления не имела, как ответить на его вопрос и вообще как начать разговор о случившемся.
   — Я просто пришла к вам в гости.
   Дилан обернулся к ней, все еще держа руки скрещенными на груди. Он внимательно посмотрел Алане в глаза.
   — В гости, говоришь? — Он покачал головой. — Алана, до сих пор я был чрезвычайно терпелив, никогда на тебя не давил. Думал, что ты сама расскажешь, почему прибежала сюда. Поверь, я отнюдь не круглый дурак. Ты ни за что не отправилась бы в лес ночью в такой дождь, если бы не веская причина. Так что же этот нормандец сделал тебе, вынудив сбежать из замка?
   Дилан слишком хорошо знал кузину, да и Алане стало ясно, что его не проведешь.
   — Я все тебе объясню, но сначала ты должен пообещать, что не расскажешь своему отцу, братьям и вообще никому о том, что узнаешь сейчас.
   Его брови сошлись на переносице. Дилан кивнул. С мрачным выражением лица он взял ее за подбородок и при свете свечи внимательно посмотрел в глаза. Лицо Дилана стало свирепым.
   — Боже праведный, Алана! Да у тебя кровь на лице! Он что, избил тебя? Но почему? О, проклятье! Полагаю, он не…
   — Нет, — оборвала она кузена, поняв, что пришло ему в голову. — Не совсем так.