Я высказала свою догадку:
   – И ты свел к минимуму все это?
   – Да, вот только Шон не разделял мою точку зрения и не стремился быть паинькой. Он влезал в любые неприятности, лишь бы позлить Люсию. Может быть, он рассчитывал вернуться к друзьям и к привычной жизни. Но я-то знал, что к прошлому возврата нет. Люсия как-то поймала его за руку, когда он в очередной раз шкодил. Она так разозлилась, что я решил – она нас выкинет на улицу в ту же минуту. Не помню, что сделал Шон, но отлично помню, что сказала тогда Люсия.
   – И что же?
   – Что он весь в отца, что он не умеет принимать чужую любовь. – Ник снова посмотрел на дом. Из-за этих слов он и решил, что Шон любимчик Люсии. – После этого я каждый раз делал так, чтобы Шон не попался.
   – Из-за слова, данного отцу?
   – Наверное.
   – Думаешь, она не знает? – Ник строго посмотрел на меня.
   – Если знает, значит, я плохо старался. – Он нахмурился, затем провел ладонью по волосам и заставил себя улыбнуться. – Я больше не могу откладывать неизбежное. Когда встречаемся у твоих родителей?
   В горле застрял ком, и не только из-за его истории.
   – Я за тобой заеду. Будет лучше, если мы приедем вместе.
   Ник кивнул, мы договорились на три часа, и он потянулся к дверце. Рюкзак он захватил с собой, такой предусмотрительности я от него не ожидала.
   Значит, он знал, что этим все кончится. Похоже все-таки, что пикап он подарил за прошлую ночь. Если вы думаете, что я не расстроилась после этого, то вы чертовски ошибаетесь.
   Ник, судя по всему, колебался, выходить ему или нет.
   – Кажется, «спасибо» будет мало. – Я постаралась скрыть свои эмоции.
   – Отблагодаришь завтра, – сказала я, и прозвучало это несколько менее сдержанно, чем я рассчитывала. – Нужно еще пережить ужин.
   Ник усмехнулся и пододвинулся ближе, чтобы дотянуться до моей щеки теплой рукой. От его взгляда невозможно было спрятаться.
   – Спасибо, Фил, – прошептал он. – За все.
   Ник сдержанно поцеловал меня, чего я никак не ожидала, и почувствовала на губах соленый привкус.
   У нас была сделка, и условия ее оказались почти выполнены. Ничего не поделаешь, нужно жить дальше.
   Ник вылез из машины и пошел к дому. Я впала в уныние. Но ведь нельзя же силой заставить человека остаться. Нельзя с неба сорвать звезду. Впрочем, я сразу поняла, что мы с Ником слишком разные.
   Он хотел одного, я другого. Он все свое носил с собой. А я приросла к материальному миру.
   С другой стороны, если я ему не нужна, то тем хуже для него. Я знала, что буду жалеть о несбывшемся, но в то же время прекрасно понимала, что невозможно заставить полюбить. Я сделала все от меня зависящее, я удовлетворила свое любопытство, а может быть, даже научилась чему-нибудь.
   Не так уж и плохо. Ник был со мной честен и рассказал больше, чем я просила. Возможно, мы оба чему-то научились. Может быть, ему еще стоит дорасти до того, чтобы понять такого человека, как Элайн. Слабое утешение, но уж какое есть. В одном я была уверена: я не стану из-за Ника Салливана поедать ведрами шоколадное мороженое.
   Впрочем, можно позволить себе лишнюю плитку шоколада в этом месяце.
   Я смахнула слезы и, обозвав себя дурой, потянулась к ключу, чтобы завести двигатель. Я посмотрела на дом и увидела, что Ник бежит ко мне со всех ног.
   – Фил, Люсию ранили. – Он схватился за дверцу побелевшими пальцами. – Я не шучу.
   – Ты позвонил?..
   – Телефон не работает. – Он разрывался, то ли ему остаться с Люсией, толи бежать за помощью.
   Я пулей вылетела из машины.
   – Я побегу к соседям и вызову «скорую». А ты останься с Люсией.
   Почвы для сплетен по поводу той ночи хватит не на один год. Уверена, миссис Доннели делала заметки на полях, пока я звонила с ее телефона. «Скорая» приехала быстро. Шериф О'Нилл и его ребята подоспели сразу после «скорой». Люсия потеряла много крови, и парни из бригады «скорой помощи» пессимистично качали головами, хотя и делали все, что могли, чтобы стабилизировать ее состояние.
   Ник выглядел подавленным.
   На Люсию напали в оранжерее. Кухонный нож валялся там же. Полицейские забрали его как улику.
   Когда нам сказали, что Люсию отвезут в областную клиническую больницу Массачусетса, я поняла, что дело плохо. Они не позволили Нику поехать с ней в машине «скорой помощи», что было еще одним дурным знаком. О'Нилл лично проследил за этим, после чего взял у всех номера телефонов и отпустил.
   Я отвезла Ника обратно в город, по дороге мы не обмолвились ни словечком. Когда мы подъехали к госпиталю, я попыталась успокоить его:
   – Не переживай, Ник, здесь очень квалифицированные врачи.
   – Дело не в этом, Фил.
   – Тогда в чем?
   – Разве ты не понимаешь?
   – Что я должна понимать?
   – Все случилось именно так, как она разыграла.
   Это как-то не приходило мне в голову. Я думала, что это банальное ограбление. Да просто не было времени поразмыслить над случившимся. Но сейчас я понимала, что Ник прав. Сцена преступления действительно была похожа на ту, что он описывал.
   – Но кровь уже подсохла. Она пролежала там немало времени. А мы сидели в машине и разглагольствовали.
   – О'Нилл ничего не сможет тебе предъявить на этот раз, – успокоила я его.
   – Да нет, Фил. Похоже, я подкинул кому-то идею. – Ник сжал губы. – А это еще хуже.
   Прежде чем я успела сказать что-нибудь ободряющее, он вылез из машины и зашагал к реанимационному отделению, засунув руки в карманы.
   Но если Ник думает, что я стану сидеть сложа руки, глядя, как он винит себя за грехи Шона, то он ошибается.
   Три тройки, помноженные на три тройки, дают магическую девятку. Мистика зиждется на тройках, а точное – на тройственности. Три мойры, три волшебные феи, три юные купальщицы в фонтане. Святая троица: Бог Отец, Сын его Иисус и Святой Дух. Солнце, звезды и Луна.
   Три попытки, три желания. Если разбили тарелку, разбейте еще две, потому что беда не приходит одна. Ну и далее в том же духе.
   Бог троицу любит.
   Три измерения пространства, шляпы-треуголки, трехцветные флаги, салоны третьего класса и три мушкетера. Бег на трех ногах, допрос третьей степени. Магия цифры «три» просачивается всюду, живет и преумножается.
   Жила-была девушка, и выпало на ее долю три испытания. Первым было пробуждение, начало пути. Тяга к приключениям, если хотите, непреодолимое желание повзрослеть.
   Затем пришло второе.
   Второе заключалось в выборе, в принятии решений, в развилках на дороге. Каким путем идти, легким или более трудным. С кем дружить, чем заниматься. На этой стадии частности были важнее целого.
   Иногда волшебство стучится в двери, показывая то, что видеть тебе и не хочется. Иногда его шутки вовсе не смешны.
   Тук-тук.
   Кто там?
   Твома.
   Какая еще Твома?
   Твоя мама – гулящая женщина.
   Наша героиня, какой бы сильной девушкой она ни была, не могла уснуть той ночью. Дело свое она сделала, мать уложила в постель, а когда та уснула, вышла из дома. Тучи глухим одеялом затянули небо, нависнув над самыми крышами. Было тепло и влажно, непривычно тепло для ноября. Океан словно захватил город, наполнив воздух соленой водяной взвесью. Город притих, лишь одно окно светилось немым приглашением.
   Девушка промокла и продрогла. А продрогла скорее из-за сердечных переживаний, нежели из-за погодных условий, Мойры усмехнулись ее выбору, когда она решила искать прибежища в том самом доме.
   Сим-Салабим. Вот и второе испытание.
 
   Он сидел за столом один и ужинал. Она увидела его, когда смахнула со лба мокрые волосы. И он заметил ее, поэтому убегать было поздно. Их пути не пересекались с тех пор, как он закончил школу и пропал где-то на несколько лет. Но он вернулся, он был здесь, и он пригласил ее за свой стол.
   Как мило.
   После естественной скованности они разговорились, словно в старое доброе время. Он говорил обо всем и ни о чем: кто чем занимается, что с кем произошло. Он не хотел говорить о туристическом справочнике, который держал в руках, и еще уклончивее отвечал на вопросы о том, где пропадать Она призналась, что терпеть не может школу, и впервые произнесла святотатство, сказав, что не хочет идти в юридический колледж.
   И во второй раз он сделал ей подарок.
   – Перестань жить мечтами других людей и живи своей мечтой.
   Просто и верно. Прозрачно, как хрусталь.
   Затем он рассказал ей о своих планах на будущее, о путешествиях. Глаза его горели энтузиазмом, он показывал ей какие-то карты и объяснял расписание поездов, а еще фотографии мест, которые собирался посетить. Весь мир был у его ног в тот момент, и она завидовала тому, что он сам себе хозяин.
   Но потом она поняла, что все в ее руках. Только она вправе распоряжаться своей судьбой. Никто не станет чинить ей преграды, все барьеры лишь на словах. Она сама боялась перешагнуть через них, она сама боялась разочаровать ожидания родителей. И после той встречи она знала, что больше не пойдет у них на поводу.
   Кафе закрывалось, и они вынуждены были уйти, променяв горячий кофе на сырость улиц. Держа под руку, он проводил ее домой. А потом ушел. Как ни хотелось ей пойти с ним, она знала, что еще не время.
   Она чувствовала, что они стоят на развилке дорог. Все висело на грани, балансируя. Могло произойти все, что угодно, в зависимости от того, в какую сторону качнется маятник ее действий.
   Так и произошло.
   Из ниоткуда появилась машина его бабушки, за рулем сидел его брат, словно злой демон овладел им. Передний бампер был разбит, брат был в невменяемом состоянии. Он был пьян похлеще, чем ее мать.
   Он резко затормозил перед домом и буквально вывалился из машины. И взмолился не выдавать его бабушке.
   Она знала, что Ник не станет говорить ничего Люсии, хотя и не понимала тогда причины. Он поцеловал ей руку на прощание и залез в машину. На соседнем сиденье лежала початая бутылка рома. Ник выпил, сколько смог, пролив остатки на одежду.
   Ник посмотрел на нее и прижал палец к губам в немой просьбе о молчании. Она пообещала со счастливой улыбкой на губах. А затем он умчался в ночь, навстречу полицейским сиренам. Шон исчез в ночи, а она ушла домой.
   Она была уверена, что пошла правильной дорогой. Не сомневалась она в правильности выбора и потом, хотя и презирала Шона за трусость.
   Но она дала слово и сдержала его, как и положено положительной героине. Она сделала выбор и не собиралась забывать о нем.

Глава 16

   В реанимационном отделении царил хаос. Но наверное, так и должно быть в подобном месте. Люсию уже доставили, и она лежала, увешанная датчиками. Доктор сказал, что состояние стабилизировалось. Они зарегистрировали ее, сообщили Нику номер палаты и посоветовали не беспокоиться.
   Какое там!
   Я пыталась разговорить его, но толку было, что на ветру кричать. Ник сидел молча и смотрел на Люсию, раздражаясь все больше и больше. Он винил себя – я совершенно точно это знала, как знала и то, что ничего не могу с этим поделать.
   – Нужно было ехать вчера вечером, – пробормотал он наконец.
   – Куда?
   – К Шону.
   Я села рядом и взяла его за руку.
   – Ты считаешь, он снова бил Джози? – Ник кивнул.
   – Ты уже вызывал однажды полицейских…
   – Дважды.
   – Ну а что еще ты можешь? – Он мрачно посмотрел на меня.
   – Ответственность за него лежит на мне.
   – Ничего подобного, он сам за себя отвечает. Ты не можешь спасти Шона от него самого и не можешь спасти Джози от неправильного выбора. Ты уже вмешался, ты показал ей, что может быть иначе. Все, дальше они сами должны решать, что им нужно.
   – Но я мог спасти Люсию, если бы парни в униформе засадили Шона.
   – Да, на один вечер. – Я сжала вялую руку Ника. – Ты снова возомнил себя Богом. Вы бы поладили с моим отцом.
   Ник даже не улыбнулся, но наклонился и поцеловал меня в висок.
   – Езжай домой, Фил.
   – А ты?
   – Я останусь.
   – Как насчет завтра?
   – Я приеду. – Он внимательно посмотрел на меня. – Это часть нашего уговора. Я позвоню тебе утром, чтобы обговорить детали.
   – Сейчас, наверное, не лучшее время говорить, но хочу напомнить, что надо быть в костюме. День рождения отца – событие весьма официозное.
   Ник улыбнулся:
   – Я уже купил костюм. Он в ателье. Они подшивают мне брюки. Я заберу его завтра.
   – Может…
   Он положил палец на мои губы.
   – Поезжай, Фил. О деталях поговорим утром.
   Мы оба посмотрели на Люсию. Ее грудь вздымалась и опадала, лицо закрывала кислородная маска.
   – Ты не виноват. – Ник сжал губы.
   – Оставь, Фил.
   Я взяла сумочку, пожелала Нику спокойной ночи и поехала домой. На сердце скребли кошки.
 
   Для него немыслимо было оказаться гостем в доме Коксуэллов.
   Сюрреализм последних дней нагнетался. Ночь Ник провел возле непривычно молчаливой и неподвижной Люсии, проваливаясь время от времени в сон. Утром он поговорил с шерифом, ответил на вопросы, рассказал, где он был в день нападения, стараясь, впрочем, не вдаваться в подробности относительно своего возвращения.
   Теперь он сидел в своем новом костюме, самом дорогом из всех, что надевал когда-либо, и разглядывал ноги Фил, пока она переключала передачи. Ник с удивлением думал о предстоящем ужине в кругу Коксуэллов.
   Их дом всегда был примером для подражания, показывая, как нужно жить гражданам Розмаунта. Коксуэллы задавали тон, а десятки горожан следовали их примеру Ника всегда забавляло, как хозяйки ждут, какие же цветы высадят Коксуэллы, чтобы посадить точно такие же.
   Беверли Коксуэлл всегда считалась женщиной со вкусом, еще до того, как появились ток-шоу и модные журналы. Ник знал, что о ее гардеробе женщины Розмаунта судачат все лето. Обсуждалось все: от высоты каймы ее платьев до формы сумочек, и первое и второе тут же копировалось.
   Коксуэллы ни с кем не общались. Они, без сомнения, были королевской семьей Розмаунта. Выражалось это в их состоянии, их социальном статусе и в отношении к ним окружающих. Они требовали почтения и получали его сполна. Избрание Роберта Коксуэлла главой адвокатской коллегии было не столько признанием его заслуг, сколько преклонением перед его положением. Судья рано или поздно становится политиком, это лишь дело времени.
   Для мальчишки, который жил улицей, их семья была средоточием порядка. Они были вежливыми, они были внимательными, они часто спонсировали заметные события города. Их дети учились в Гарварде, а затем в школе адвокатов, словно выбора у них не было. Не мудрено, что Ник мечтал об этом и чурался одновременно.
   Но если он нервничал, то Фил волновалась еще больше. Хотя Ник никак не мог взять в толк почему. У нее была семья, большая, авторитетная, процветающая. Семья, в которой любые события подчинялись математической точности.
   Может быть, именно это было трещиной, отделившей Фил от семьи. Поэтому ей и было сейчас неуютно.
   Сегодня она переключала скорости не так агрессивно, и пикап, словно чувствуя хозяйку, ехал нехотя.
   – Что-то не так?
   Фил бросила на него тревожный взгляд:
   – Да нет, все в порядке. Я просто переживаю, понравятся ли ему запонки.
   Так вот что было в том пакете, который она попросила его подержать.
   – Мне кажется, ему должно понравиться. – Ник, конечно, понятия не имел о том, что могло понравиться судье, но запонки вполне подходящий вариант для публичного человека.
   – У него много рубашек с манжетами под запонки. Когда покупала, они казались мне изящными.
   – А теперь ты не уверена? – Фил усмехнулась:
   – Когда речь заходит об отце, я ни в чем не уверена.
   – По мне, так лучший подарок, когда все собираются вместе.
   Фил рассмеялась. И смех этот отдавал горечью.
   – Сразу видно, что ты совершенно не знаешь отца. – Она похлопала его по руке.
   Отношение Фил раздражало Ника.
   – Да ладно, брось, Фил, не так уж все плохо.
   – Нет? Ну подожди, сам все увидишь. Это ежегодное шоу. Он не скажет ни слова, пока не распакует все подарки, затем разложит их в столовой по мере предпочтения. Его благосклонность распределяется на следующий год в соответствии с тем, насколько ему понравился подарок.
   Ник с ужасом посмотрел на Фил:
   – Ты шутишь?
   – Если бы! Какие уж тут шутки? – Она припарковала пикап у дома Коксуэллов за огромным внедорожником, рядом с роскошными сверкающими автомобилями. – Сказать по правде, его благосклонность никогда не снисходила на меня.
   Фил не шутила. Она даже улыбнулась, но Ник знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что у нее сейчас на душе.
   Она боялась старика. Да и неудивительно, если ее отец гак обращался с ней. Желание оберегать, которое он впервые испытал к Фил давным-давно в доме бабушки, не шло ни в какое сравнение с тем, что Ник чувствовал сейчас. Он в клочья готов был разорвать любого, кто обидит Фил в его присутствии.
   Она так быстро выскочила из машины, что Ник при всем желании не смог бы открыть ей дверцу. Она стояла на дорожке, ведущей к дому, и переступала с ноги на ногу, бросая беспокойные взгляды на дверь.
   Ник передал ей пакет и поцеловал в щеку.
   – Ты чудесно выглядишь. – Он не лукавил. На ней был нарядный костюм темно-синего цвета и белая, расшитая бисером блузка, туфли на каблуках и темные чулки. Мягкий макияж и блестящие волосы довершали картину.
   Фил выглядела на миллион долларов.
   Она на короткий миг прижалась к Нику.
   – Ты тоже. – Она вдохнула полной грудью и поправила узел его галстука. Ник заметил, как дрожат ее пальцы. – Теперь мне кажется, что это бредовая затея, Ник. – Она бросила на него беспокойный взгляд. – Может, сбежишь, пока не поздно?
   – Трусиха. – Он посмотрел на Фил в упор, но она и не подумала улыбнуться.
   – Я серьезно.
   Он не собирался бросать ее в такой ответственный момент.
   – Ну уж нет, Фил. Тебе от меня не отделаться. – Она нервно вздохнула:
   – Учти, едва ли он будет вести себя прилично.
   – Учту.
   На самом деле Ник не думал, что все так уж плохо. Где-то в глубине души он наивно верил, что это будет чудесный ужин образцово-показательной семьи, из тех, что он видел по телевизору, однако так и не встретил в реальной жизни. Ладно, они, конечно, не будут испытывать трепет по поводу его присутствия, но это он как-нибудь переживет. Да и им нечего будет возразить.
   Тем-то они и отличались от Люсии. Впрочем, на Люсию они совсем не походили. Правда, Ник и не предполагал, как сильно.
   Беверли Коксуэлл все еще была красавицей. Она открыла дверь сразу после того, как Фил позвонила. Ник как раз договаривал фразу, что нельзя, мол, бояться дома, в котором ты вырос. Беверли прохладно поприветствовала их, мельком глянув на Ника.
   Она задержала взгляд на его костюме, и Ник сразу понял, что она оценила его стоимость с расхождением максимум долларов в двадцать. Ее бровь слегка приподнялась, но она ничего не сказала.
   На Беверли было длинное облегающее платье цвета золота и, судя по всему, такое же дорогое. Бриллианты сверкали на ее пальцах и в мочках ушей. Каштановые волосы были забраны в шиньон и украшены драгоценностями. Беверли выглядела элегантно, держала спину, вела себя сдержанно, и совершенно невозможно было прочитать, что у нее на уме.
   Поверить в то, что эта женщина родила четверых детей, было просто невозможно. Ник вообще не мог представить ее беременной. Ему было непонятно, как она решилась на детей. Видимо, Беверли терпела это как неизбежное зло. Тем удивительнее было осознавать ее прямое родство с Фил, самым страстным, открытым и щедрым человеком из всех, с кем Ник когда-либо был знаком.
   Он пригляделся повнимательнее и все же разглядел в Фил черты матери.
   Но лишь смутно.
   Там, где черты Фил приобретали подвижность, в ее матери они были словно высечены из камня. Ник привык к бурным встречам, объятиям и поцелуям. Но Фил лишь поцеловала воздух в сантиметре от щеки матери, и та улыбнулась, словно ничего другого и не ожидала.
   Беверли подала Нику руку, и рука эта оказалась холодной.
   – Так это и есть друг Филиппы, о котором столько говорят?
   Непривычно было слушать обращение к себе в третьем лице, особенно учитывая ее оценивающий взгляд. Фил, похоже, язык проглотила, поэтому Нику ничего не оставалось кроме как ответить прохладной улыбкой.
   – Рад встрече, миссис Коксуэлл.
   – Неужели? – Накрашенные губы Беверли изобразили улыбку, а в глазах на мгновение вспыхнул огонек. Позади нее раздались шаги, и огонек погас. Беверли кивнула и отошла в сторону, чтобы уступить место супругу.
   Роберт Коксуэлл был таким же импозантным, каким Ник его помнил. А вблизи это было еще заметнее. Он был высок, седовлас и роскошно одет. Костюм сидел безупречно, а рубашка была нереально белой.
   Он не удостоил Фил даже взглядом, зато Ника осмотрел с ног до головы.
   – И ты еще набрался наглости явиться сюда после того, что сделал? – спросил он, не скрывая враждебности. – Если бы на месте судьи тогда оказался я, то ты бы все еще отбывал срок. В колонии строго режима. Вождение в нетрезвом виде – это очень серьезное правонарушение, молодой человек.
   Фил кашлянула, но ее голос звучал до непривычного неуверенно:
   – Обвинения сняли за недостаточностью улик. – Отец бросил на нее сердитый взгляд:
   – Не встревай. Обвинения сняли потому, что О'Нилл некомпетентный болван, а Тапер слишком сентиментален, чтобы быть хорошим судьей. Улики всегда можно найти, главное, знать, где искать.
   Ник негодовал, но умело скрывал свое состояние. Он ответил совершенно спокойно:
   – А мне казалось, что в этой стране человек невиновен, пока не доказано обратное.
   – Не надо цитировать передо мной закон. – Роберт прищурился. – Тебе повезло, только и всего. Я слышал, в машине нашли марихуану.
   От Ника не ускользнула ироничность данного обвинения. Особенно если учесть, что вся семья уже собралась в холле и слушала.
   Зак Коксуэлл вытворял и не такое, но всегда оставался недосягаем для закона. В результате именно к Заку проще всего было обратиться за косячком или чем-нибудь посерьезнее. Он никогда не задавал глупых вопросов – деньги на бочку, и получи, что просишь. Из царственных отпрысков семейства Зак был самым юным, но, как ни странно, самым уважаемым в Розмаунте. Однако ни у кого даже мысли не возникло привлечь его к ответственности.
   – Вас неправильно информировали. – Ник улыбнулся. – В отличие от некоторых я не пью и не курю.
   Зак покраснел, но его отец ничего не заметил.
   – С трудом верится.
   – В любом случае я здесь не для того, чтобы держать ответ за то, что случилось пятнадцать лет назад. – Ник обнял Фил за талию и почувствовал, как она дрожит. – Насколько я понимаю, сегодня у вас приятное событие? С днем рождения, мистер Коксуэлл.
   Фил, похоже, расстроилась из-за случившегося больше всех. А это о многом говорило.
   От внимания отца не ускользнул жест Ника, а главное – то, как он был воспринят его дочерью.
   Роберт Коксуэлл повернулся к Фил и заговорил грубо:
   – Ты пожалеешь об этом мятеже, Филиппа Элизабет Коксуэлл. Попомни мои слова. И если ты надеешься, что я прощу тебе это оскорбление, когда ты придешь за помощью, то ты глубоко заблуждаешься.
   Он развернулся и пошел в комнату, а Ник и Фил так и остались стоять в дверях.
   Добро пожаловать домой. Только сейчас Ник понял, насколько права была Фил в своих страхах. Даже Беверли, казалось, была удивлена поведением мужа, однако она быстро нашлась.
   – Проходите, что же вы стоите в прихожей! – воскликнула она и потеснилась, как будто раньше мешала им пройти.
   – А действительно, почему бы и нет? – пробормотал Ник чуть слышно.
   Фил улыбнулась, как бы извиняясь за случившееся. Ник недоумевал, как она выжила в таком окружении, как эта атмосфера не отравила ее чистую душу. Он едва порог переступил, а уже готов был скальпы снимать.
   Фил не заслуживала такого обращения. Но, судя по всему, ее регулярно встречали именно так, ведь она даже не удивилась.
   Ник разозлился, а такого с ним давненько не было.
   – Я же предупреждала, что теплого приема не будет, – прошептала Фил, а Ник все еще держал ее за талию.
   – Да, надо было верить тебе на слово, – сказал он и погладил Фил по спине, чувствуя, как напряжение уходит из ее мышц.
   Он уведет ее пораньше.
   Внутри атмосфера была не лучше, хотя Роберта поблизости не было. Фил представила собравшихся, а напряжение так и висело в воздухе. Ник, разумеется, помнил ее братьев, потому что в Розмаунте их знали все. Впрочем, он ни с кем из них не общался, даже с Заком, хотя по возрасту они были ближе всего.
   Похоже, родные Фил не знали, как реагировать на его появление, но склонялись к позиции отца. Старшего из братьев звали Джеймс – точная копия отца. Та же уверенная манера держаться и тот же безупречный вкус в одежде. Волосы такие же каштановые, как у матери, но с сединой на висках. Он производил впечатление красивого, однако резкого, нетерпеливого и амбициозного человека.
   Ник догадывался, что его вожделенной мечтой было положение главы семьи. Очевидно, Джеймс был старшим партнером отца по семейному бизнесу и не без основания претендовал на львиную долю наследства в будущем.
   – Держись, Филиппа, – только и сказал Джеймс, слова с трудом просачивались сквозь плотно сжатые губы. Он пожал руку Ника так, словно мог подхватить какую-нибудь заразу.
   Но если Джеймс был точной копией отца, то его жена Марша не выдерживала никакой критики рядом с Беверли. Ее даже можно было бы назвать красивой, если бы не губы, которые застыли в недовольной гримасе. Это сильно портило общий вид. Она походила на мегеру, да и говорила так же.