Клер Кросс
На третий раз повезет
Константину, который позволил мне воспользоваться его шутками о Фредди.
Пролог
Николас нервничал, вглядываясь в первые признаки города, словно неопытный путешественник. Перелет этот отличался от других. Он напоминал ему об одном путешествии, где не раз пришлось менять маршрут. Ощущение дежа-вю… То, что его позвали, еще ничего не значит, как и в прошлый раз.
Чтобы пройти полный круг, Николас потратил почти тридцать лет жизни. В каком-то смысле странно было не чувствовать уверенности сейчас, спустя все эти годы.
Самолет развернулся над Атлантикой. Николас прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора и стал смотреть на рябь океана, которая все приближалась и приближалась. В самый последний момент из ниоткуда появились посадочные огни. Покрышки взвизгнули, коснувшись бетона, и его, как и остальных пассажиров, вдавило в кресло реверсом тяги.
Дом.
Ну или что-то около того.
Николас был из тех людей, что подолгу обдумывают каждое решение. Ему нравилось рассматривать каждую грань проблемы, прокручивать все имеющиеся в наличии варианты, прежде чем принять окончательное решение. Но, сделав выбор, он всегда с нетерпением брался за дело, рвался в бой в надежде скорее приблизиться к следующей головоломке.
Вот и сейчас все схоже. Он хотел, чтобы неизбежное скорее осталось позади.
Николас уже взял свой рюкзак с полки над головой и, не дожидаясь знакомой надписи на табло впереди салона, встал в проходе.
Ему не удалось в числе первых сойти по трапу – кресло находилось в хвосте самолета, зато в терминале он быстро обогнал своих попутчиков и сразу поймал такси. Таксист лихо вел машину в перегруженном потоке, и Николасу это было на руку.
Дорога до дому не займет много времени. Николас заставил себя расслабиться и наблюдать, как за окном проносится город, в котором он вырос. Город изменился… Ну конечно. Все меняется, даже здесь – хотя именно здесь он ни при чем. Старый город нравился ему больше – меньше бетона, гуще зелень, – но разве его мнение кто-нибудь спрашивал? Николас отмахнулся и от воспоминаний, и от своей манеры взвешивать все «за» и «против» и подумал о доме.
Как-то его примут? Бабушка не на шутку разозлилась, когда он ушел пятнадцать лет назад, а она не из тех, кто легко прощает обиды и забывает обидчиков, – вот почему приглашение Люсии так удивило его. Едва ли бабушка упустит момент отплатить ему по счетам. Она всегда умела выбирать правильный момент и вставлять свое веское слово вовремя. Так или иначе, он все узнает, открыв дверь, которую никогда не запирали. (Интересно, так ли это сейчас? Ведь никто не защищен о г уличной преступности, особенно в Розмаунте.).
Обычно если Люсия готовила для него еду, значит, прощала. Впрочем, и это могло измениться.
Когда выехали за город, Николас опустил окно и вдохнул полной грудью соленый воздух. Забавно, ему так и не удалось совсем уйти от океана. Забавно и то, как сильно отличалось все на другом побережье страны. Теплые ветра, обдувающие Сиэтл, несли дождь и терпимость, оптимизм и легкое отношение к жизни. Здесь же ветра кусались. Здесь под ветрами зерна отделялись от плевел, и более слабые отправлялись на поиски лучшей жизни, вглубь континента. Здесь ветра не шли на компромиссы. Они отшлифовывали сильных духом, а с неженок сдирали кожу. Даже цвета неба и океана сдвигались под их натиском к холодному краю спектра.
Воздух казался свежим, он давал силы, несмотря на холод. Воздух очистил мысли Николаса, как и всегда. Он вдыхал его с жадностью, благодарный, что хоть это не изменилось.
Затем такси ворвалось в пригород, и Николас подался вперед, вглядываясь в знакомые улицы. Его поза выдавала бурлящие в душе эмоции и резко отличалась от обычной бесстрастности. Дома изменились, один за другим отдавая свое очарование на милость реставраторам. Они стали неуловимо похожи, тогда как раньше каждый был неповторим и уникален.
Люди не умеют ценить то, что имеют. Дело ведь даже не в том, что все изменилось, а в том, что почти все изменилось к худшему.
Но дом Люсии стоял, словно часовой прошлого, во всяком случае, снаружи он остался таким, каким Николас его и помнил. Старым и немного покосившимся. Казалось, он всегда был здесь и всегда будет. Спустя столетия под действием ветров и дождей он врастет в землю и станет неотъемлемой частью пейзажа.
В доме наверняка еще больше суматохи, чем всегда. По углам собраны непонятного назначения предметы. Люсия, словно древесная крыса, тащила все в дом. Во всяком случае, раньше так и было. Вкусы ее преимущественно сводились к театральной бутафории, это же касалось манера одеваться и говорить. А еще Люсия собирала старые афиши. Сокровища ее коллекции висели на самом видном месте и освещались лампами. Не может быть, чтобы ее коллекция осталась неизменной за пятнадцать лет.
Николас расплатился с таксистом и еще долго стоял у бордюра, слушая, как затихает за поворотом шум двигателя. Он вспоминал, что чувствовал, когда увидел дом в первый раз. Вспоминал тот благоговейный трепет, который охватил его, едва он узнал, что им предстоит здесь жить. Тогда Николас не сомневался, что это какая-то ошибка. Вот и сейчас он чувствовал отголоски той уверенности. Дом не подавал виду, что рад ему или вообще его ждет.
С трубы по-прежнему осыпались сланцевые плитки, но они так и лежали вокруг нее, не сваливаясь вниз. Медные желоба для стока дождевой воды еще сильнее позеленели, плющ разросся, вечнозеленый кустарник почти закрыл ворота, но выглядел не лучше, чем в старые времена. Сад умер, впрочем, он и раньше был мертв, отражая полное отсутствие интереса к нему со стороны бабушки.
Люсия не признавала полумер. Все или ничего – именно так она вела игру. У Николаса было все, но он не понимал этого до определенного момента. Его авантюра в итоге закончилась хорошо, если не считать цены, которую пришлось заплатить.
Николас скучал по дому. Скучал по Люсии. Понимание этого таило в себе угрозу. Это была брешь в его броне самоуверенности. Оставалось лишь надеяться, что ему удастся это скрыть.
Николас обнаружил, что дверь слегка приоткрыта. Для Люсии это было в порядке вещей, мирская суета не тревожила ее. Раньше бы Николас вошел не раздумывая, но сейчас стоял в нерешительности, гадая, постучаться или нет.
Много воды утекло с тех пор. Но ведь бабушка сама позвала его.
Николас взялся за старую бронзовую ручку и толкнул тяжелую дверь. Петли предсказуемо заскрипели, и он догадался, что долгое время их никто не смазывал.
Николас шагнул через порог и позволил себе насладиться минутой негласного пребывания в холле. Он поймал себя на том, что ему нравится здесь, несмотря на все перемены. Две куклы распятых на кресте воров определенно были новым приобретением Люсии. Они не сводили с него стеклянных глаз, которые Люсия натерла воском.
Куклы хорошо смотрелись на фоне чучела рыси, которое, оскалив пасть, выглядывало с перил. Большая кошка была совсем не страшной, шерсть скаталась, клыки пожелтели. Отделка холла любого могла привести в замешательство, но Николас лишь улыбнулся, закрыл за собой дверь… потрепал чучело рыси… клок шерсти остался на его ладони – и громко объявил о своем присутствии.
Дом эхом вернул его крик.
Дом был большой, а его единственный обитатель старел. Убедившись, что Люсия не слышала его, Николас бросил на пол рюкзак и пошел на кухню. Дверь скрипнула, впуская его в вычищенное до блеска, пропеченное солнцем убежище Люсии.
Бабушка не готовила…
От разочарования Николас укоротил шаг. Он проделал столь длинный путь не для того, чтобы развернуться и уйти без боя. Более того, он с нетерпением ждал встречи.
Дверь в оранжерею была открыта, выдавая местоположение бабушки. Она наверняка возится с каким-нибудь цветком и не заметит его приближения.
Или делает вид, что не замечает.
Николас позвал бабушку с порога оранжереи. Ответом ему был лишь плеск воды.
Что ж, Люсия не собирается упрощать ему жизнь.
Это можно было предугадать.
Воздух в оранжерее был таким влажным, что Николас чувствовал, как испарения оседают на коже. Какой-то цветок источал невероятный аромат, и Николас догадался, что бабушка нашла новый предмет для обожания.
Солнце пробивалось сквозь листву, и было так жарко, что Николасу захотелось сбросить пиджак. Под ногами хрустел мелкий гравий. Запахи стали навязчивее. Цветы хищных лиан распахнули пасти, поджидая мух и пауков. Когда Николас смотрел на них, ему становилось не по себе. Он свернул по тропинке и… замер.
Бабушка лежала на каменной дорожке. Ее красные садовые сабо соскользнули с ноги, открывая взору толстую лодыжку, испещренную синими венами. Лицо посерело, глаза были открыты, а рот застыл в безмолвном крике.
Запах, который Николас почувствовал сразу, как вошел, оказался запахом крови. Ее крови.
Кровь блестела на камнях и на платье и уже успела подсохнуть.
Слишком поздно…
Оцепенев, Николас уставился на нож. Ему вспомнился маленький магазинчик в Венеции, где он купил его. Николас сразу понял, что нож идеально подойдет Люсии. Стилет для открывания конвертов соответствовал ее образу жизни и чувству юмора. Тогда Николас думал, что это лучший подарок для примирения. Но все вышло иначе.
Николас слишком хорошо понимал, что таких совпадений не бывает. Кто-то очень тщательно выбирал именно это орудие убийства, кто-то, кто не хотел его примирения с Люсией.
И Николас догадывался, кто этот «кто-то». Прошлое восстало из небытия и поглотило его.
Завыла полицейская сирена. Звук приближался с пугающей скоростью. Николас почувствовал, как капкан захлопывается.
Это происходило с ним снова.
Но не по его желанию.
Николас неуклюже развернулся, словно нескладный подросток, каким когда-то был, и выбежал из оранжереи. Схватив рюкзак в холле, выскочил на солнечный свет, оставив за собой незакрытую дверь.
Николас бежал, увеличивая дистанцию между собой и неприятностями. Рано или поздно полицейские его настигнут, но ему дорога была каждая минута. Пот катился по спине, холодный ветер пронизывал насквозь, но Николас бежал, пока не стих вой сирены.
Затем он побежал снова. А когда наконец остановился, понял, что находится у океана, в милях от дома. Легкие разрывались от боли, ноги онемели, а по щекам текли слезы. Он и не знал, что способен плакать…
Николас присел на землю и сжал голову ладонями. Сердце громыхало в груди. Перед глазами стояла распростертая на земле Люсия.
Николас был уверен, что его видели, уверен, что ему не удастся улететь на самолете. Но как ни странно, ему и не хотелось никуда улетать.
Он вдохнул полной грудью, и легкие снова пронзил ледяной холод. Бабушка не заслуживала очередной лжи. А он пришел слишком поздно, чтобы сказать правду. И если быть более точным, то у него украли возможность сказать правду. Как ни прискорбно, но призраки прошлого позаботились о том, чтобы никто ему не поверил. Кто-то очень рассчитывал на это.
Однако был еще один человек, знавший правду. Еще один человек, который, возможно, поверит ему, – Филиппа, Фил.
Интересно, что с ней стало?
Николас стоял и смотрел, как на фоне сумеречного неба загораются огни далеких небоскребов. Поверит ли она ему, ведь на этот раз он сможет поставить на кон только свое слово.
Интересно, поможет ли Фил ему? Раньше у нее были свои причины помогать ему, но что осталось от тех причин теперь?
Впрочем, иного выбора у него уже нет.
Николас взял рюкзак и пошел к городу.
Люсия Салливан выждала полных двадцать минут – двадцать минут, растянувшихся, казалось, на целую вечность – и пошевелилась. Николас давно ушел, его шаги растворились в тишине, но Люсия не была уверена, что он не вернется.
Парень всегда отличался добросовестностью.
Теперь же она поздравила себя не только с проделанной работой, но и с сиреной полицейской машины, которая появилась как нельзя кстати. Сирена уже давно была не слышна, но это случайное совпадение сыграло ей на руку. Николас мог наклониться ближе, пощупать пульс, заметить дыхание или театральный грим на лице, и это бы испортило все. Она отлично сыграла, но внимательный взгляд мог догадаться, что это всего лишь инсценировка.
Люсия плотно сжала губы, вспомнив реакцию Николаса на полицейскую сирену. Страх был ему не к лицу. В особенности страх перед законом.
Но, несмотря на приступ сострадания, Люсия не собиралась отступать от плана. Мальчишка должен учиться на своих ошибках.
Николас предал ее. А ведь он был ее любимым внуком. Она не упустит возможности отплатить ему сейчас.
Люсия собиралась научить Николаса не повторять старых ошибок. Он не уйдет от расплаты, а если не оценит по достоинству ее игру, что ж, это будет адекватная цена за ту боль, которую пережила она.
Пятнадцать лет – достаточно долгий срок. И моложе с годами она не стала.
Люсия села и с недовольным видом посмотрела на свои ноги. Суставы ныли, и ей пришлось посидеть немного, прежде чем она смогла встать. Сердце билось слишком быстро.
Люсия никогда и ничего не отдавала без боя, а уж для смерти она и подавно не станет делать исключения.
Люсия стерла с лица кровь енота. Настоящую кровь не заменить бутафорией, да и запах добавил правдоподобности.
Люсия не испытывала угрызений совести, ведь она убила бедное животное ради благого дела. Едва ли кто-то заметит пропажу енота. А если и заметят, то скучать по обитателю помоек точно не будут.
Люсия фыркнула, натянула сабо и поднялась. Оставалось насладиться сигаретой и горячей ванной. Быть может, она даже позволит себе стаканчик бренди после того, как приберет в оранжерее. А это вряд ли займет много времени.
Нельзя терять ни минуты. Рано или поздно Николас вернется.
А для второго акта еще нужно подготовить сцену.
Чтобы пройти полный круг, Николас потратил почти тридцать лет жизни. В каком-то смысле странно было не чувствовать уверенности сейчас, спустя все эти годы.
Самолет развернулся над Атлантикой. Николас прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора и стал смотреть на рябь океана, которая все приближалась и приближалась. В самый последний момент из ниоткуда появились посадочные огни. Покрышки взвизгнули, коснувшись бетона, и его, как и остальных пассажиров, вдавило в кресло реверсом тяги.
Дом.
Ну или что-то около того.
Николас был из тех людей, что подолгу обдумывают каждое решение. Ему нравилось рассматривать каждую грань проблемы, прокручивать все имеющиеся в наличии варианты, прежде чем принять окончательное решение. Но, сделав выбор, он всегда с нетерпением брался за дело, рвался в бой в надежде скорее приблизиться к следующей головоломке.
Вот и сейчас все схоже. Он хотел, чтобы неизбежное скорее осталось позади.
Николас уже взял свой рюкзак с полки над головой и, не дожидаясь знакомой надписи на табло впереди салона, встал в проходе.
Ему не удалось в числе первых сойти по трапу – кресло находилось в хвосте самолета, зато в терминале он быстро обогнал своих попутчиков и сразу поймал такси. Таксист лихо вел машину в перегруженном потоке, и Николасу это было на руку.
Дорога до дому не займет много времени. Николас заставил себя расслабиться и наблюдать, как за окном проносится город, в котором он вырос. Город изменился… Ну конечно. Все меняется, даже здесь – хотя именно здесь он ни при чем. Старый город нравился ему больше – меньше бетона, гуще зелень, – но разве его мнение кто-нибудь спрашивал? Николас отмахнулся и от воспоминаний, и от своей манеры взвешивать все «за» и «против» и подумал о доме.
Как-то его примут? Бабушка не на шутку разозлилась, когда он ушел пятнадцать лет назад, а она не из тех, кто легко прощает обиды и забывает обидчиков, – вот почему приглашение Люсии так удивило его. Едва ли бабушка упустит момент отплатить ему по счетам. Она всегда умела выбирать правильный момент и вставлять свое веское слово вовремя. Так или иначе, он все узнает, открыв дверь, которую никогда не запирали. (Интересно, так ли это сейчас? Ведь никто не защищен о г уличной преступности, особенно в Розмаунте.).
Обычно если Люсия готовила для него еду, значит, прощала. Впрочем, и это могло измениться.
Когда выехали за город, Николас опустил окно и вдохнул полной грудью соленый воздух. Забавно, ему так и не удалось совсем уйти от океана. Забавно и то, как сильно отличалось все на другом побережье страны. Теплые ветра, обдувающие Сиэтл, несли дождь и терпимость, оптимизм и легкое отношение к жизни. Здесь же ветра кусались. Здесь под ветрами зерна отделялись от плевел, и более слабые отправлялись на поиски лучшей жизни, вглубь континента. Здесь ветра не шли на компромиссы. Они отшлифовывали сильных духом, а с неженок сдирали кожу. Даже цвета неба и океана сдвигались под их натиском к холодному краю спектра.
Воздух казался свежим, он давал силы, несмотря на холод. Воздух очистил мысли Николаса, как и всегда. Он вдыхал его с жадностью, благодарный, что хоть это не изменилось.
Затем такси ворвалось в пригород, и Николас подался вперед, вглядываясь в знакомые улицы. Его поза выдавала бурлящие в душе эмоции и резко отличалась от обычной бесстрастности. Дома изменились, один за другим отдавая свое очарование на милость реставраторам. Они стали неуловимо похожи, тогда как раньше каждый был неповторим и уникален.
Люди не умеют ценить то, что имеют. Дело ведь даже не в том, что все изменилось, а в том, что почти все изменилось к худшему.
Но дом Люсии стоял, словно часовой прошлого, во всяком случае, снаружи он остался таким, каким Николас его и помнил. Старым и немного покосившимся. Казалось, он всегда был здесь и всегда будет. Спустя столетия под действием ветров и дождей он врастет в землю и станет неотъемлемой частью пейзажа.
В доме наверняка еще больше суматохи, чем всегда. По углам собраны непонятного назначения предметы. Люсия, словно древесная крыса, тащила все в дом. Во всяком случае, раньше так и было. Вкусы ее преимущественно сводились к театральной бутафории, это же касалось манера одеваться и говорить. А еще Люсия собирала старые афиши. Сокровища ее коллекции висели на самом видном месте и освещались лампами. Не может быть, чтобы ее коллекция осталась неизменной за пятнадцать лет.
Николас расплатился с таксистом и еще долго стоял у бордюра, слушая, как затихает за поворотом шум двигателя. Он вспоминал, что чувствовал, когда увидел дом в первый раз. Вспоминал тот благоговейный трепет, который охватил его, едва он узнал, что им предстоит здесь жить. Тогда Николас не сомневался, что это какая-то ошибка. Вот и сейчас он чувствовал отголоски той уверенности. Дом не подавал виду, что рад ему или вообще его ждет.
С трубы по-прежнему осыпались сланцевые плитки, но они так и лежали вокруг нее, не сваливаясь вниз. Медные желоба для стока дождевой воды еще сильнее позеленели, плющ разросся, вечнозеленый кустарник почти закрыл ворота, но выглядел не лучше, чем в старые времена. Сад умер, впрочем, он и раньше был мертв, отражая полное отсутствие интереса к нему со стороны бабушки.
Люсия не признавала полумер. Все или ничего – именно так она вела игру. У Николаса было все, но он не понимал этого до определенного момента. Его авантюра в итоге закончилась хорошо, если не считать цены, которую пришлось заплатить.
Николас скучал по дому. Скучал по Люсии. Понимание этого таило в себе угрозу. Это была брешь в его броне самоуверенности. Оставалось лишь надеяться, что ему удастся это скрыть.
Николас обнаружил, что дверь слегка приоткрыта. Для Люсии это было в порядке вещей, мирская суета не тревожила ее. Раньше бы Николас вошел не раздумывая, но сейчас стоял в нерешительности, гадая, постучаться или нет.
Много воды утекло с тех пор. Но ведь бабушка сама позвала его.
Николас взялся за старую бронзовую ручку и толкнул тяжелую дверь. Петли предсказуемо заскрипели, и он догадался, что долгое время их никто не смазывал.
Николас шагнул через порог и позволил себе насладиться минутой негласного пребывания в холле. Он поймал себя на том, что ему нравится здесь, несмотря на все перемены. Две куклы распятых на кресте воров определенно были новым приобретением Люсии. Они не сводили с него стеклянных глаз, которые Люсия натерла воском.
Куклы хорошо смотрелись на фоне чучела рыси, которое, оскалив пасть, выглядывало с перил. Большая кошка была совсем не страшной, шерсть скаталась, клыки пожелтели. Отделка холла любого могла привести в замешательство, но Николас лишь улыбнулся, закрыл за собой дверь… потрепал чучело рыси… клок шерсти остался на его ладони – и громко объявил о своем присутствии.
Дом эхом вернул его крик.
Дом был большой, а его единственный обитатель старел. Убедившись, что Люсия не слышала его, Николас бросил на пол рюкзак и пошел на кухню. Дверь скрипнула, впуская его в вычищенное до блеска, пропеченное солнцем убежище Люсии.
Бабушка не готовила…
От разочарования Николас укоротил шаг. Он проделал столь длинный путь не для того, чтобы развернуться и уйти без боя. Более того, он с нетерпением ждал встречи.
Дверь в оранжерею была открыта, выдавая местоположение бабушки. Она наверняка возится с каким-нибудь цветком и не заметит его приближения.
Или делает вид, что не замечает.
Николас позвал бабушку с порога оранжереи. Ответом ему был лишь плеск воды.
Что ж, Люсия не собирается упрощать ему жизнь.
Это можно было предугадать.
Воздух в оранжерее был таким влажным, что Николас чувствовал, как испарения оседают на коже. Какой-то цветок источал невероятный аромат, и Николас догадался, что бабушка нашла новый предмет для обожания.
Солнце пробивалось сквозь листву, и было так жарко, что Николасу захотелось сбросить пиджак. Под ногами хрустел мелкий гравий. Запахи стали навязчивее. Цветы хищных лиан распахнули пасти, поджидая мух и пауков. Когда Николас смотрел на них, ему становилось не по себе. Он свернул по тропинке и… замер.
Бабушка лежала на каменной дорожке. Ее красные садовые сабо соскользнули с ноги, открывая взору толстую лодыжку, испещренную синими венами. Лицо посерело, глаза были открыты, а рот застыл в безмолвном крике.
Запах, который Николас почувствовал сразу, как вошел, оказался запахом крови. Ее крови.
Кровь блестела на камнях и на платье и уже успела подсохнуть.
Слишком поздно…
Оцепенев, Николас уставился на нож. Ему вспомнился маленький магазинчик в Венеции, где он купил его. Николас сразу понял, что нож идеально подойдет Люсии. Стилет для открывания конвертов соответствовал ее образу жизни и чувству юмора. Тогда Николас думал, что это лучший подарок для примирения. Но все вышло иначе.
Николас слишком хорошо понимал, что таких совпадений не бывает. Кто-то очень тщательно выбирал именно это орудие убийства, кто-то, кто не хотел его примирения с Люсией.
И Николас догадывался, кто этот «кто-то». Прошлое восстало из небытия и поглотило его.
Завыла полицейская сирена. Звук приближался с пугающей скоростью. Николас почувствовал, как капкан захлопывается.
Это происходило с ним снова.
Но не по его желанию.
Николас неуклюже развернулся, словно нескладный подросток, каким когда-то был, и выбежал из оранжереи. Схватив рюкзак в холле, выскочил на солнечный свет, оставив за собой незакрытую дверь.
Николас бежал, увеличивая дистанцию между собой и неприятностями. Рано или поздно полицейские его настигнут, но ему дорога была каждая минута. Пот катился по спине, холодный ветер пронизывал насквозь, но Николас бежал, пока не стих вой сирены.
Затем он побежал снова. А когда наконец остановился, понял, что находится у океана, в милях от дома. Легкие разрывались от боли, ноги онемели, а по щекам текли слезы. Он и не знал, что способен плакать…
Николас присел на землю и сжал голову ладонями. Сердце громыхало в груди. Перед глазами стояла распростертая на земле Люсия.
Николас был уверен, что его видели, уверен, что ему не удастся улететь на самолете. Но как ни странно, ему и не хотелось никуда улетать.
Он вдохнул полной грудью, и легкие снова пронзил ледяной холод. Бабушка не заслуживала очередной лжи. А он пришел слишком поздно, чтобы сказать правду. И если быть более точным, то у него украли возможность сказать правду. Как ни прискорбно, но призраки прошлого позаботились о том, чтобы никто ему не поверил. Кто-то очень рассчитывал на это.
Однако был еще один человек, знавший правду. Еще один человек, который, возможно, поверит ему, – Филиппа, Фил.
Интересно, что с ней стало?
Николас стоял и смотрел, как на фоне сумеречного неба загораются огни далеких небоскребов. Поверит ли она ему, ведь на этот раз он сможет поставить на кон только свое слово.
Интересно, поможет ли Фил ему? Раньше у нее были свои причины помогать ему, но что осталось от тех причин теперь?
Впрочем, иного выбора у него уже нет.
Николас взял рюкзак и пошел к городу.
Люсия Салливан выждала полных двадцать минут – двадцать минут, растянувшихся, казалось, на целую вечность – и пошевелилась. Николас давно ушел, его шаги растворились в тишине, но Люсия не была уверена, что он не вернется.
Парень всегда отличался добросовестностью.
Теперь же она поздравила себя не только с проделанной работой, но и с сиреной полицейской машины, которая появилась как нельзя кстати. Сирена уже давно была не слышна, но это случайное совпадение сыграло ей на руку. Николас мог наклониться ближе, пощупать пульс, заметить дыхание или театральный грим на лице, и это бы испортило все. Она отлично сыграла, но внимательный взгляд мог догадаться, что это всего лишь инсценировка.
Люсия плотно сжала губы, вспомнив реакцию Николаса на полицейскую сирену. Страх был ему не к лицу. В особенности страх перед законом.
Но, несмотря на приступ сострадания, Люсия не собиралась отступать от плана. Мальчишка должен учиться на своих ошибках.
Николас предал ее. А ведь он был ее любимым внуком. Она не упустит возможности отплатить ему сейчас.
Люсия собиралась научить Николаса не повторять старых ошибок. Он не уйдет от расплаты, а если не оценит по достоинству ее игру, что ж, это будет адекватная цена за ту боль, которую пережила она.
Пятнадцать лет – достаточно долгий срок. И моложе с годами она не стала.
Люсия села и с недовольным видом посмотрела на свои ноги. Суставы ныли, и ей пришлось посидеть немного, прежде чем она смогла встать. Сердце билось слишком быстро.
Люсия никогда и ничего не отдавала без боя, а уж для смерти она и подавно не станет делать исключения.
Люсия стерла с лица кровь енота. Настоящую кровь не заменить бутафорией, да и запах добавил правдоподобности.
Люсия не испытывала угрызений совести, ведь она убила бедное животное ради благого дела. Едва ли кто-то заметит пропажу енота. А если и заметят, то скучать по обитателю помоек точно не будут.
Люсия фыркнула, натянула сабо и поднялась. Оставалось насладиться сигаретой и горячей ванной. Быть может, она даже позволит себе стаканчик бренди после того, как приберет в оранжерее. А это вряд ли займет много времени.
Нельзя терять ни минуты. Рано или поздно Николас вернется.
А для второго акта еще нужно подготовить сцену.
Глава 1
В ту ночь, когда все это началось, я была пьяна.
Впрочем, я не права. Это скорее было уже продолжение, хотя я поначалу этого не поняла.
Начало или нет, мне по большому счету было все равно. Не сомневаюсь, у моей матери на это свое мнение, и едва ли мне захочется его услышать. Можете, конечно, ее спросить, но не говорите потом, что я вас не предупреждала.
Одним словом, я была пьяна в стельку. Весь мир был у меня на коротком поводке. Да еще на поводке такого розового цвета, что даже пуделям стало бы противно. Но именно так я и ощущала себя, пока не познакомилась поближе с «Вдовой Клико». [1]Я понимала, что дружбу нам водить не стоит, но перед глазами уже все плыло.
Видите ли, напиться для меня – настоящий подвиг.
Ладно-ладно, давайте без скепсиса. Нужно уважать генетические слабости, иначе они сыграют с вами злую шутку в самый неподходящий момент. Я давно решила для себя, что не пополню семейную компанию алкоголиков.
Но это был действительно особый день, и моя напарница, Элайн, смогла меня убедить.
Был вторник, одиннадцать вечера – не лучшее время для шампанского и танцев на открытом воздухе, но вот оно, шампанское, и вот они, мы. Ля-ля-фа. Добротные особняки хмуро смотрели на меня, словно обещая задать поутру взбучку, когда их добропорядочные обитатели поднимутся и предстанут перед новым днем.
Есть что-то неудержимо фривольное в розовом шампанском – любимый напиток Барби, кстати. Словно в одном бокале уместилась целая вечеринка – и гости этой вечеринки отплясывают фанданго [2]у тебя на языке.
Одним словом, никаких тормозов.
Именно поэтому Элайн настояла, чтобы мы пили именно «Вдову Клико». Обычное шампанское с золотыми пузырьками не раскрепостило бы нас так. О нет, сэр. Только розовое шампанское достаточно хорошо, чтобы отметить такую удачу. Хотя еще раз повторяю: пьяница из меня никудышный. Еще бы, столько лет пить травяной чай! С одного бокала я едва стояла на ногах.
К счастью, Элайн из другого теста, и ей не составило труда осушить бутылку без меня. Так что шансов на то, что вечер не удастся, у нас просто не было. Со стороны моя подруга казалась трезвой, но я-то знала ее достаточно давно, чтобы видеть, в каком она на самом деле состоянии. Элайн была не из тех, кто упускает скудные подачки жизни. Позже, когда она расплачивается за содеянное, я напоминаю ей, что за удовольствия надо платить. Но это совсем другая история.
Мы преуспели там, где другие потерпели фиаско, и это стоило отпраздновать. Нам улыбнулась удача, а значит, дальше все будет просто прекрасно. Жизнь полна возможностей, успех лишь ждал, когда он окажется в наших руках. Наконец-то настал час, когда наши труды обернулись звонкой монетой.
Вас когда-нибудь захватывала мечта? Порой кажется, что удача неизбежна, а в довесок к ней всегда приходят слава и богатство. Но очень быстро понимаешь, насколько все обманчиво. Все становится из рук вон плохо, мечта теряет глянец, но вы упрямо отказываетесь признавать очевидное. А в случае если вы не до конца уверены в себе, это играет против вас.
За последние годы я съела столько спагетти с сыром, что и подумать страшно. И я говорю вовсе не о домашней лапше с пармезаном, которую готовила в детстве мама, а о ширпотребе из картонных коробок. Знаете, заливаете кипятком, и не так уж плохо на вкус.
Удивительно, как далеко иногда мы заходим вслед за мечтой. Гораздо дальше, чем могли предположить. Хотя альтернатива еще малопривлекательнее, чем поедание спагетти с сыром по ночам из немытой посуды.
Страх перед провалом – воистину сильная вещь. Даже когда широко улыбаешься на публике, не перестаешь чувствовать в глубине души червоточину, не перестаешь думать, сколько еще осталось до того мига, когда мечта превратится в кипу газетных вырезок без права на осуществление.
А с такой семейкой, как у меня, всегда найдется «добрая душа», готовая подсчитать все твои промахи.
А промахов у меня хватало во все времена в отличие от трех моих братцев.
Вот и в эту ночь, опьяненная успехом и шампанским, я переплатила водителю такси чаевых и обзавелась другом на всю жизнь.
Ну может, и не так надолго. Едва я с трудом вылезла из машины, держась за желтую крышу, чтобы не упасть, парень поблагодарил самую щедрую девушку в Массачусетсе и нажал на педаль, оставив меня посреди улицы. Хорошо еще, что все соседи крепко спали и не видели, как меня качало из стороны в сторону, словно наркомана.
Прямо здесь, на одомашненном постриженной травкой бульваре, я решила воспользоваться одним из мифических преимуществ работы на вольных хлебах. Прочие думают, что работа на вольных хлебах позволяет нежиться в постели допоздна, болтаться без дела, смотреть все сериалы подряд, рано уходить из офиса и пользоваться правом на бесплатные обеды. Ха. Правда в том, что мой босс – настоящий рабовладелец, и босс этот я сама. Я потратила на работу больше часов, выходных и праздников, чем работник по найму может представить. Мой мужчина – ежедневник, именно с ним я провожу ночи. Я сама сажаю розы и деревья, сама врезаю дверные замки. Я даже собираю мебель, когда рабочие растворяются в том тумане, где исчезают все контрактники рано или поздно. Я сама покрываю плиткой стены и накачиваю себя кофе, чтобы дорисовать эскизы, вместо того чтобы по-человечески выспаться.
Я ругаюсь словами, значение которых не понимаю, и могу заговорить кого угодно, поскольку время от времени устраиваю сеансы психотерапии для разведенных, потакаю капризам женщин, которые никогда не знают, чего же именно они хотят.
И наконец-то все вернулось сторицей.
Розовые пузырьки, что текли по венам, не задавили чувство триумфа, напротив, они лишь усилили его. Я сделала шажок по тротуару, и ноги мои заплелись. К счастью, шампанское сделало меня невосприимчивой к такому пустяку, как падение. У пьяных – и это вам скажет любой полицейский – костей вообще нет.
Я самонадеянно поднялась и, спотыкаясь, пошла к дому, наивно полагая, что выгляжу вполне пристойно.
Мне оставалось пройти футов двадцать до крыльца, мимо маленьких крокусов с желтыми лепестками, которые торчали из черной земли вдоль дорожки. Фонарь на крыльце с датчиком движения загорелся при моем приближении. И тут я увидела его.
На моем крыльце сидел мужчина. И смотрел на меня.
Даже пьяная в дым я была уверена, что живу одна. И я точно знала, что никого не приглашала на ночные посиделки за бутылочкой вина. Не мой стиль.
Розовые пузырьки выветрились, что, впрочем, не улучшило мое состояние. Я не смогла бы ни убежать, ни драться, или что там еще полагается делать, когда на пути в дом в темноте сидит парень и поджидает вас. Казалось, он готов ждать сколько угодно, пока я приму решение, что же делать дальше. Оставалась, конечно, призрачная надежда, что он лишь иллюзия, вызванная количеством шампанского в крови, но если так, то уж очень материальная иллюзия. Кроме того, он не проявлял ни малейшего желания раствориться в воздухе. На самом деле он сидел и смотрел на меня так, словно не понимал, чего это я удивляюсь, увидев его на своем крыльце.
Его спокойствие напомнило мне одного человека, которого я безудержно хотела увидеть снова, хотя и должна была держаться от него подальше. Еще два шага вперед, и… да, это действительно был он.
Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Нереально было увидеть его здесь. Он исчез из моей жизни так давно, что я уже несколько лет не ждала ни его самого, ни его извинений.
Но на моем крыльце сидел Ник Салливан. И он ждал меня.
Я снова почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой и открыла рот, словно влюбленная идиотка, которой была когда-то. Сердце забилось быстрее, а в душе затеплилась надежда.
Ник вернулся за мной! За мной.
Господи, сколько же раз меня предупреждали, что мальчишки Салливан – это проблема с большой буквы «П» и ничего хорошего с ними не выйдет. Они из той породы людей, с которыми не следует водиться людям моей породы. Но я никого не слушала! Я верила, что знаю Ника лучше других. И даже верила, что он мне друг.
Но он доказал, что расхожее мнение оказалось правдой на все сто.
Он не должен был быть здесь – он ведь живет в Сиэтле и управляет дико прибыльной туристической компанией. Ну ладно, признаюсь, мне было достаточно любопытно отслеживать его судьбу, я даже заходила пару раз на его сайт и как-то раз пыталась поймать его в аэропорту.
Но мне не стоило забывать, как он меня разочаровал. Как он исчез, не сказав ни слова.
Забавно, что стоило мне увидеть его на своем крыльце, и я забыла все. Я готова была признать, что всему есть разумное объяснение, что я не поняла его, что у него действительно была весомая причина уйти не попрощавшись.
А ведь пятнадцать лет – немало.
Искусно установленная лампа на крыльце освещала одну половину его лица, оставляя другую в тени. Ник выглядел загадочно, впрочем, загадочно и непредсказуемо он выглядел и при солнечном свете. Он по-прежнему был высоким, сухим и поразительно красивым; ирландская привлекательность все еще была при нем. И долгий пристальный взгляд, как и прежде, не подводил его.
Но были и перемены, хотя и не очевидные. Он стал крупнее, черты лица стали жестче, он в совершенстве овладел мимикой памятника. Ник уже не был долговязым подростком, он стал мужчиной, и понять его теперь было еще сложнее, чем в детстве. Конечно, он выглядел старше, но ведь и я тоже не помолодела.
От осознания этого я снова пришла в движение. Ник не захотел быть со мной пятнадцать лет назад, едва ли он захочет остаться со мной сейчас. Одна хорошая новость – сейчас мне было наплевать на это.
Все бы ничего, вот только понимала я это умом, а сердце никак не хотело соглашаться. Шампанское ничуть не помогало, да и ощущения, что все налаживается в жизни, тоже не возникло. К счастью, я девочка рассудительная, и я точно знала, что смогу выжить Ника из своего сердца еще раз. Я достала из кармана ключи и пошла к ступенькам.
– Здравствуй, Ник, – сказала я ровным голосом, словно каждую ночь на моем крыльце сидит мужчина – мужчина, который давным-давно пропал из моей жизни.
Мне даже удалась холодная улыбка – из тех, что я берегла для женщин, которые сами не знают, чего хотят, – секунды на две, пока я не посмотрела на него и не поняла, что обмануть его мне не удалось.
Беда с Ником заключалась в том, что его невозможно одурачить. Я чуть не показала ему язык, но это во мне говорило шампанское.
– Эй, Фил.
Он, пожалуй, был единственный человек на всем белом свете, в устах которого мое прозвище звучало как благословение. Ник сохранил свой неотразимый голос, от которого мурашки бежали по телу. Хотя я этого вовсе не хотела.
Я стиснула зубы и поднялась по ступеням, стараясь не споткнуться. Кроме Ника, меня никто не называл Фил – более того, только ему подобные вещи сходили с рук. С другой стороны, в иные времена я прощала Нику Салливану все.
Я метнула на него еще один взгляд. Вокруг глаз собрались лукавые морщинки, а лицо слишком загорелое для этого времени года. Небось приехал с какого-нибудь экзотического курорта. Для меня, трудоголика, напрочь лишенного страсти к путешествиям и не отдыхавшего уже несколько лет, это было совершенно ненужным напоминанием.
– Сам ты «Эй». – О! То, что нужно: сухой деловой тон. Неплохо. Ник даже отпрянул. Я попала ключом в замок, но мысли, если честно, путались. – Что ты здесь делаешь?
– Соскучился.
Когда-то я бы упала к его ногам, услышав такие слова. Я пыталась устоять от соблазна, но все же не удержалась и бросила на него еще один взгляд, Мне нужно было знать, серьезно он говорит или нет.
Впрочем, я не права. Это скорее было уже продолжение, хотя я поначалу этого не поняла.
Начало или нет, мне по большому счету было все равно. Не сомневаюсь, у моей матери на это свое мнение, и едва ли мне захочется его услышать. Можете, конечно, ее спросить, но не говорите потом, что я вас не предупреждала.
Одним словом, я была пьяна в стельку. Весь мир был у меня на коротком поводке. Да еще на поводке такого розового цвета, что даже пуделям стало бы противно. Но именно так я и ощущала себя, пока не познакомилась поближе с «Вдовой Клико». [1]Я понимала, что дружбу нам водить не стоит, но перед глазами уже все плыло.
Видите ли, напиться для меня – настоящий подвиг.
Ладно-ладно, давайте без скепсиса. Нужно уважать генетические слабости, иначе они сыграют с вами злую шутку в самый неподходящий момент. Я давно решила для себя, что не пополню семейную компанию алкоголиков.
Но это был действительно особый день, и моя напарница, Элайн, смогла меня убедить.
Был вторник, одиннадцать вечера – не лучшее время для шампанского и танцев на открытом воздухе, но вот оно, шампанское, и вот они, мы. Ля-ля-фа. Добротные особняки хмуро смотрели на меня, словно обещая задать поутру взбучку, когда их добропорядочные обитатели поднимутся и предстанут перед новым днем.
Есть что-то неудержимо фривольное в розовом шампанском – любимый напиток Барби, кстати. Словно в одном бокале уместилась целая вечеринка – и гости этой вечеринки отплясывают фанданго [2]у тебя на языке.
Одним словом, никаких тормозов.
Именно поэтому Элайн настояла, чтобы мы пили именно «Вдову Клико». Обычное шампанское с золотыми пузырьками не раскрепостило бы нас так. О нет, сэр. Только розовое шампанское достаточно хорошо, чтобы отметить такую удачу. Хотя еще раз повторяю: пьяница из меня никудышный. Еще бы, столько лет пить травяной чай! С одного бокала я едва стояла на ногах.
К счастью, Элайн из другого теста, и ей не составило труда осушить бутылку без меня. Так что шансов на то, что вечер не удастся, у нас просто не было. Со стороны моя подруга казалась трезвой, но я-то знала ее достаточно давно, чтобы видеть, в каком она на самом деле состоянии. Элайн была не из тех, кто упускает скудные подачки жизни. Позже, когда она расплачивается за содеянное, я напоминаю ей, что за удовольствия надо платить. Но это совсем другая история.
Мы преуспели там, где другие потерпели фиаско, и это стоило отпраздновать. Нам улыбнулась удача, а значит, дальше все будет просто прекрасно. Жизнь полна возможностей, успех лишь ждал, когда он окажется в наших руках. Наконец-то настал час, когда наши труды обернулись звонкой монетой.
Вас когда-нибудь захватывала мечта? Порой кажется, что удача неизбежна, а в довесок к ней всегда приходят слава и богатство. Но очень быстро понимаешь, насколько все обманчиво. Все становится из рук вон плохо, мечта теряет глянец, но вы упрямо отказываетесь признавать очевидное. А в случае если вы не до конца уверены в себе, это играет против вас.
За последние годы я съела столько спагетти с сыром, что и подумать страшно. И я говорю вовсе не о домашней лапше с пармезаном, которую готовила в детстве мама, а о ширпотребе из картонных коробок. Знаете, заливаете кипятком, и не так уж плохо на вкус.
Удивительно, как далеко иногда мы заходим вслед за мечтой. Гораздо дальше, чем могли предположить. Хотя альтернатива еще малопривлекательнее, чем поедание спагетти с сыром по ночам из немытой посуды.
Страх перед провалом – воистину сильная вещь. Даже когда широко улыбаешься на публике, не перестаешь чувствовать в глубине души червоточину, не перестаешь думать, сколько еще осталось до того мига, когда мечта превратится в кипу газетных вырезок без права на осуществление.
А с такой семейкой, как у меня, всегда найдется «добрая душа», готовая подсчитать все твои промахи.
А промахов у меня хватало во все времена в отличие от трех моих братцев.
Вот и в эту ночь, опьяненная успехом и шампанским, я переплатила водителю такси чаевых и обзавелась другом на всю жизнь.
Ну может, и не так надолго. Едва я с трудом вылезла из машины, держась за желтую крышу, чтобы не упасть, парень поблагодарил самую щедрую девушку в Массачусетсе и нажал на педаль, оставив меня посреди улицы. Хорошо еще, что все соседи крепко спали и не видели, как меня качало из стороны в сторону, словно наркомана.
Прямо здесь, на одомашненном постриженной травкой бульваре, я решила воспользоваться одним из мифических преимуществ работы на вольных хлебах. Прочие думают, что работа на вольных хлебах позволяет нежиться в постели допоздна, болтаться без дела, смотреть все сериалы подряд, рано уходить из офиса и пользоваться правом на бесплатные обеды. Ха. Правда в том, что мой босс – настоящий рабовладелец, и босс этот я сама. Я потратила на работу больше часов, выходных и праздников, чем работник по найму может представить. Мой мужчина – ежедневник, именно с ним я провожу ночи. Я сама сажаю розы и деревья, сама врезаю дверные замки. Я даже собираю мебель, когда рабочие растворяются в том тумане, где исчезают все контрактники рано или поздно. Я сама покрываю плиткой стены и накачиваю себя кофе, чтобы дорисовать эскизы, вместо того чтобы по-человечески выспаться.
Я ругаюсь словами, значение которых не понимаю, и могу заговорить кого угодно, поскольку время от времени устраиваю сеансы психотерапии для разведенных, потакаю капризам женщин, которые никогда не знают, чего же именно они хотят.
И наконец-то все вернулось сторицей.
Розовые пузырьки, что текли по венам, не задавили чувство триумфа, напротив, они лишь усилили его. Я сделала шажок по тротуару, и ноги мои заплелись. К счастью, шампанское сделало меня невосприимчивой к такому пустяку, как падение. У пьяных – и это вам скажет любой полицейский – костей вообще нет.
Я самонадеянно поднялась и, спотыкаясь, пошла к дому, наивно полагая, что выгляжу вполне пристойно.
Мне оставалось пройти футов двадцать до крыльца, мимо маленьких крокусов с желтыми лепестками, которые торчали из черной земли вдоль дорожки. Фонарь на крыльце с датчиком движения загорелся при моем приближении. И тут я увидела его.
На моем крыльце сидел мужчина. И смотрел на меня.
Даже пьяная в дым я была уверена, что живу одна. И я точно знала, что никого не приглашала на ночные посиделки за бутылочкой вина. Не мой стиль.
Розовые пузырьки выветрились, что, впрочем, не улучшило мое состояние. Я не смогла бы ни убежать, ни драться, или что там еще полагается делать, когда на пути в дом в темноте сидит парень и поджидает вас. Казалось, он готов ждать сколько угодно, пока я приму решение, что же делать дальше. Оставалась, конечно, призрачная надежда, что он лишь иллюзия, вызванная количеством шампанского в крови, но если так, то уж очень материальная иллюзия. Кроме того, он не проявлял ни малейшего желания раствориться в воздухе. На самом деле он сидел и смотрел на меня так, словно не понимал, чего это я удивляюсь, увидев его на своем крыльце.
Его спокойствие напомнило мне одного человека, которого я безудержно хотела увидеть снова, хотя и должна была держаться от него подальше. Еще два шага вперед, и… да, это действительно был он.
Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Нереально было увидеть его здесь. Он исчез из моей жизни так давно, что я уже несколько лет не ждала ни его самого, ни его извинений.
Но на моем крыльце сидел Ник Салливан. И он ждал меня.
Я снова почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой и открыла рот, словно влюбленная идиотка, которой была когда-то. Сердце забилось быстрее, а в душе затеплилась надежда.
Ник вернулся за мной! За мной.
Господи, сколько же раз меня предупреждали, что мальчишки Салливан – это проблема с большой буквы «П» и ничего хорошего с ними не выйдет. Они из той породы людей, с которыми не следует водиться людям моей породы. Но я никого не слушала! Я верила, что знаю Ника лучше других. И даже верила, что он мне друг.
Но он доказал, что расхожее мнение оказалось правдой на все сто.
Он не должен был быть здесь – он ведь живет в Сиэтле и управляет дико прибыльной туристической компанией. Ну ладно, признаюсь, мне было достаточно любопытно отслеживать его судьбу, я даже заходила пару раз на его сайт и как-то раз пыталась поймать его в аэропорту.
Но мне не стоило забывать, как он меня разочаровал. Как он исчез, не сказав ни слова.
Забавно, что стоило мне увидеть его на своем крыльце, и я забыла все. Я готова была признать, что всему есть разумное объяснение, что я не поняла его, что у него действительно была весомая причина уйти не попрощавшись.
А ведь пятнадцать лет – немало.
Искусно установленная лампа на крыльце освещала одну половину его лица, оставляя другую в тени. Ник выглядел загадочно, впрочем, загадочно и непредсказуемо он выглядел и при солнечном свете. Он по-прежнему был высоким, сухим и поразительно красивым; ирландская привлекательность все еще была при нем. И долгий пристальный взгляд, как и прежде, не подводил его.
Но были и перемены, хотя и не очевидные. Он стал крупнее, черты лица стали жестче, он в совершенстве овладел мимикой памятника. Ник уже не был долговязым подростком, он стал мужчиной, и понять его теперь было еще сложнее, чем в детстве. Конечно, он выглядел старше, но ведь и я тоже не помолодела.
От осознания этого я снова пришла в движение. Ник не захотел быть со мной пятнадцать лет назад, едва ли он захочет остаться со мной сейчас. Одна хорошая новость – сейчас мне было наплевать на это.
Все бы ничего, вот только понимала я это умом, а сердце никак не хотело соглашаться. Шампанское ничуть не помогало, да и ощущения, что все налаживается в жизни, тоже не возникло. К счастью, я девочка рассудительная, и я точно знала, что смогу выжить Ника из своего сердца еще раз. Я достала из кармана ключи и пошла к ступенькам.
– Здравствуй, Ник, – сказала я ровным голосом, словно каждую ночь на моем крыльце сидит мужчина – мужчина, который давным-давно пропал из моей жизни.
Мне даже удалась холодная улыбка – из тех, что я берегла для женщин, которые сами не знают, чего хотят, – секунды на две, пока я не посмотрела на него и не поняла, что обмануть его мне не удалось.
Беда с Ником заключалась в том, что его невозможно одурачить. Я чуть не показала ему язык, но это во мне говорило шампанское.
– Эй, Фил.
Он, пожалуй, был единственный человек на всем белом свете, в устах которого мое прозвище звучало как благословение. Ник сохранил свой неотразимый голос, от которого мурашки бежали по телу. Хотя я этого вовсе не хотела.
Я стиснула зубы и поднялась по ступеням, стараясь не споткнуться. Кроме Ника, меня никто не называл Фил – более того, только ему подобные вещи сходили с рук. С другой стороны, в иные времена я прощала Нику Салливану все.
Я метнула на него еще один взгляд. Вокруг глаз собрались лукавые морщинки, а лицо слишком загорелое для этого времени года. Небось приехал с какого-нибудь экзотического курорта. Для меня, трудоголика, напрочь лишенного страсти к путешествиям и не отдыхавшего уже несколько лет, это было совершенно ненужным напоминанием.
– Сам ты «Эй». – О! То, что нужно: сухой деловой тон. Неплохо. Ник даже отпрянул. Я попала ключом в замок, но мысли, если честно, путались. – Что ты здесь делаешь?
– Соскучился.
Когда-то я бы упала к его ногам, услышав такие слова. Я пыталась устоять от соблазна, но все же не удержалась и бросила на него еще один взгляд, Мне нужно было знать, серьезно он говорит или нет.