Кук Глен Чарльз. Жар сумрачной стали

   Я посмотрел на здание. Возведенное в середине прошлого века, оно строилось как маленькая крепость. Но нынешние владельцы не слишком прилежно о нем заботились: кладка рушилась, фасад весь в трещинах, ров не чистили невесть сколько лет… Будь у меня такие друзья, как у Маренго, я бы наполнил этот ров кислотой и запустил туда крокодилов.
   С крыльца я обозрел окрестные просторы. То ли луга, то ли пастбища. Миленько. Некий пастушок пытался убедить овец, что им пора возвращаться в загон.
   – Все уехали? Даже Маренго? – Насколько я знаю, Норт-Энглиш никогда не участвовал в публичных акциях своей банды. – Ой! А там что случилось? – Я указал на часть луга, изрытую копытами так, будто на нем сшиблись два кавалерийских отряда. Или коровы с лошадьми плясали.
   Тама Монтецума нахмурилась.
   – Наверно, коровы. Снова Толли не уследил, бестолковый мальчишка!
   – Куда все рванули-то?
   – Маренго мне многого не рассказывает. Он просто упомянул мимоходом, что нынешний вечер – судьбоносный для нас и для всей Каренты.
   – Жаль, что мы разминулись.
   Мисс Монтецума смерила взглядом мисс Тейт.
   – Неужели?
   Я уже говорил, мне в жизни везет, как утопленнику.
   Тинни стукнула меня по ноге. Я скосил глаза. У нее в волосах торчал луговой цветок.
   Попка-Дурак громко фыркнул.
   – Что же нам делать?
   – Заходите. Поужинаем вместе. Я как раз собиралась за стол садиться. И ночевать оставайтесь – да города не близко, а время позднее. Расскажете, зачем пришли; быть может, я помочь сумею.
   – Вау! – воскликнул я.
   – Извини. – Мисс Тейт убрала свою туфлю с моего большого пальца. – Я сегодня такая неуклюжая.
   Попка-Дурак снова фыркнул.
   Кто я такой, чтоб возражать красивой женщине?
   Но уж туфли-то могла бы и снять.
   Попугай затанцевал у меня на плече. Еще бы – ведь он не ел со вчерашнего дня. Возбужденная птичка даже буркнула что-то невразумительное, что разобрал только я.
   Во всяком случае, надеюсь, что только я.
   Присутствие сразу двух прекрасных дам, похоже, ослабило заклятье, наложенное на его клюв. Или же мы находились слишком далеко, чтобы Покойник мог полностью подчинить себе волю пернатого негодяя. Или Его Высокомудрие пренебрегал своими обязанностями; а может, попросту передал управление какому-нибудь из своих второстепенных умишек… Или… или… или…
   Конечно, он не мог взять и отказаться от слежки за мной. Уж больно много интересного он узнавал, приглядывая через попугая за оболтусом-напарником. И никакие человеколюбцы не вынудили бы его разорвать мысленную «связь».
   Да, старый хрыч где-то прячется и ведет свою игру, не забывая, впрочем, и о моей. В этом деле столько всего понамешано – должно быть, лишь логхиру по силам в нем разобраться.
   – Какой ты милый! – проворковала Тинни, почесывая попугаю головку. – Гаррет, поучился бы любезностям у своей птицы!
   Тама Монтецума, словно подражая небезызвестному Гаррету, приподняла бровь и улыбнулась, как бы приглашая меня заговорить. Я не стал отнекиваться.
   – Уймись, каплун похотливый, – это попугаю. – По правде сказать, – это уже одаренной мисс Монтецуме, – я хотел узнать у вас об оборотнях.
   Она чуть не подпрыгнула.
   – У нас? Об оборотнях? – Интересно, с чего она перепугалась?
   – В Королевской библиотеке меня отправили в Институт расовой чистоты. Сказали, что в этом институте своя библиотека, битком набитая книгами о не-людях.
   – А! – Мисс Монтецума овладела собой. – Странно, что кто-то принимает это всерьез… Книги сложены в бывшей столовой. Их собирали годами, зачем – никто и понятия не имеет. Пытались привезти библиотекаря, но добровольцев не нашлось – взывали к совести, по-моему, вместо того чтоб денег предложить.
   Очень похоже на Маренго Норт-Энглиша, первейшего танферского скрягу.
   – Гаррет, займись делом, – предложила Тинни. – Ты и читать умеешь, и все такое.
   – Порядок наводить – это не по мне. – Я и Дина-то нанимал именно для того, чтоб он навел порядок в моем доме. Договаривались мы на неполный день, но не успел я опомниться, как он уже переехал к нам…
   – Есть хотите? – спросила мисс Монтецума.
   – У нас зверский аппетит, – прощебетала Тинни. Моя милашка из Тейтов, а Тейты всегда любили покушать.
   – Я проведу вас мимо билиотеки, – сказала Тама. – После ужина можете туда заглянуть.
   – Маренго возражать не будет?
   – Маренго здесь нет.
   – И вообще никого. – Слуг не наблюдалось, хотя хибарка Маренго существенно превосходила размерами хижину Вейдера. И темно было; хоть бы свечку зажгли, что ли. – Правда, в темноте не разберешь…
   – Слуг у нас теперь нет, – пояснила мисс Монтецума. – А свет мы не зажигаем из предосторожности, ведь с огнем шутки плохи. Всю работу стараемся делать днем, на вечер ничего не оставляем. Но для вас, мистер Гаррет, мы лампу зажжем.
   В лепешку готовы расшибиться, только бы мне угодить.
   – Тем более, что в бывшей столовой окон нет.
   Попка-Дурак очередной раз фыркнул.
   – Эй, пташка, не зарывайся! – предупредил я. – А почему слуг нет? Нет, я слыхал, что Маренго прижимист, но…
   – Все дело в «Кличе». Он все равно что вампир, никак не может насытиться. Приходится чем-то жертвовать.
   Неужто у Норт-Энглиша деньги стали заканчиваться? Вот до чего доводит безоглядная борьба за права человеков! Того и гляди, без штанов останешься.
   – Понимаю. Вы за ним смотрите, чтоб мебель продавать не начал.
   – Мистер Гаррет, вы циник. Маренго верит в свое предназначение.
   Циник Гаррет в этом сомневался.
   – А мисс Монтецума?
   – Мнение мисс Монтецумы не имеет значения. Она – племянница Маренго, и не более того.
   – Разве племянница не разделяет воззрений своего дядюшки? Разве не должна она обращать в свою веру всех окружающих?
   – Я уверена, мисс Тейт не позволит мне заняться вашим обращением.
   Мисс Тейт у нас такая. Мне не надо было поворачиваться к Тинни, чтобы угадать: она едва сдерживается и в любой момент может взорваться. Главное сейчас – не натворить глупостей.
   – Хочу спросить. – Голос Тинни звучал на удивление спокойно. – Если у вас не осталось слуг, как же вы питаетесь?
   – Я готовлю сама. И делаю это намного лучше, чем то, что мне приписывает молва.
   Оп-па!
   Готовила мисс Монтецума и вправду отлично. Под ее руководством мы с Тинни участвовали в приготовлении блюда из кролика, которого – кролика, разумеется – Тама, по ее словам, поймала собственными руками.
   – Сколько у нее талантов, – вполголоса процедила Тинни.
   – Угу. – Я отметил себе, что надо будет проверить прошлое мисс Монтецумы. Как ни странно, в слухах об этой женщине не было ни слова о ее предках. Это настораживало.

74

   За ужином мне велели называть мисс Монтецуму Тамой. Я также узнал, что поместье Маренго и впрямь пустует. Присутствовали: хозяйка, мы с Тинни, и трое слуг.
   Парня, охранявшего ворота, звали Стукер. Он явно не был расположен к общению. Толли – юнец лет четырнадцати, пасший скотину и сохший по Монтецуме – не сводил глаз с хозяйки. Третьим был старик, одноглазый и с протезом вместо правой руки. Его звали Венейбл, и он возглавлял местную службу безопасности, состоявшую из него самого. От громовых ящеров он был без ума; по его словам, они – самое лучшее из творений наших богов. О ящерах Венейбл мог говорить часами, тем паче, что в усадьбе держали целую стаю, которую выпускали на прогулку по ночам. Венейбл уверял, что его малютки бросаются только на чужаков.
   Иными словами, если меня ненароком слопают, он скажет, что мой запах его крошкам был незнаком.
   У ящеров как охранников есть неоспоримое преимущество – тупость. Их нельзя улестить, заболтать и все такое прочее. Правда, у всякой медали две стороны. Ящеры настолько тупы, что кидаются на любую приманку. И потому в усадьбу легко проникнуть, если, скажем, бросить ящерам писклявого попугая с оборванными крылышками.
   Венейблу очень хотелось посвятить меня во все подробности ухода за ящерами, однако Тама зыркнула на него так, что он поперхнулся словами. Толли сидел не поднимая головы; на Тинни он глядеть вообще не решался, а к Таме если и поворачивался, тут же краснел, бледнел и вновь утыкался в тарелку.
   После ужина пошли в библиотеку. Я настоял, памятуя, что Маренго может вот-вот вернуться. И кто его знает: вдруг ему покажется, что мы оскверняем святыню?
   Давным-давно мне втолковали простую истину: полезными сведениями люди делятся весьма неохотно.
   Помещение, отведенное под библиотеку, было просторным и пыльным. Тут были и книги, и бесчисленные диковинки, причем назначение многих с первого взгляда угадать не представлялось возможным.
   – Маренго собирался начать исследования, но так и не сумел выбрать время, – сказала Тама.
   Сдается мне, дядюшка и в самом деле не посвящал племянницу в свои планы.
   – Уж рабочих-то рук у него хватало, верно? Привел бы своих молодцев, они бы за день управились.
   – Он слишком увлеченный человек.
   – Да? – Я поставил лампу на покрытый пылью стол и принялся обозревать поле деятельности. Книги были сложены в ящики, громоздившиеся вдоль стен. Свитки отдельно, перевязанные, по четыре-пять штук в вязанке. – А как вы относитесь к его увлечению?
   – Мое отношение не имеет значения. – Она не собиралась делиться мыслями.
   И то сказать: разве мы настолько близко знакомы?
   Тинни между тем обходила комнату, разглядывала книги, рассчитывая, должно быть, что-нибудь да найти. Разумная тактика, ничем не хуже прочих.
   – Мисс Монтецума, вы увиливаете, – заявил я. – Меня интересует ваше личное мнение, а не принадлежность к Внутреннему Кругу.
   – Тама, Гаррет. Мы же договорились. Послушайте, я – любовница Маренго. Это ни для кого не секрет. Любовница – и все, понимаете? Он ценит мои суждения не больше, чем суждения ночного горшка. Грубо, но точно. И мне такая жизнь нравится. – Почти всегда, добавил ее взгляд.
   – А когда увянут розы на щеках?
   Она поняла. Ну конечно, она должна была об этом задумываться.
   Мне сразу вспомнился Норт-Энглиш, увивавшийся за Белиндой.
   Дядюшка Маренго был явно не прочь расширить свои горизонты.
   Ну и хрен с ним.
   – Я кое-что нашла, – подала голос Тинни. Как ни удивительно, она до сих пор ухитрялась держать себя в руках. Книга, которую она мне протянула, называлась заманчиво. «Оборотни: чудовища в людском обличье».
   Вскоре выяснилось, что название – самая занимательная часть этой книженции. В ней описывались только случаи превращения людей в волков, медведей, кошек и прочих, в том числе мифических животных. Умение управлять превращением – будь то в орлов, змей и т. д., и т. п. – приписывалось исключительно богам и демонам. Это что же получается: я опять связался с богами? Благодарю покорно.
   Тама даже не пыталась заглянуть в книгу, не говоря уж о том, чтобы читать у меня через плечо. Она что, неграмотная? Может быть; неграмотных хватает, особенно среди женщин. Лично я научился читать и писать потому, что это – замечательный способ убить время между атаками врага. На фронте многие грамоту освоили. Со временем все приказы стали отдавать в письменной форме. В конце концов, грамотные карентийцы оказались сильнее неграмотных, в большинстве своем, венагетов.
   Но это было на войне. А ныне карентийские владыки забеспокоились, начали подозревать, что совершили изрядную глупость, допустив простой народ к грамоте и книгам. Образованность ведет к тому, что в головы подданных проникают всякие бредовые идейки. Книги позволяют разным парням, которых и на свете-то давным-давно нет, передавать грядущим поколениям свои крамольные мысли.
   Поговаривают, что и крестьяне стали тайком учить своих детишек грамоте. Нынешнее вольнодумство грозит распространиться на все общество и подорвать государственные устои.
   Но девушек по-прежнему грамоте не учат. Тинни – исключение; ее научили потому, что кому-то требовалось вести книгу учета. В семье Тейтов каждому найдется дело; своей деловитостью они порой напоминают гномов, ей-ей.
   Некоторое время спустя Тама сказала:
   – Гаррет, я птица дневная. И встала сегодня рано. Пора ложиться.
   Я рассеянно кивнул. Ее это, естественно, не устроило.
   – Гаррет, я хочу спать. А если я оставлю вас без присмотра, Маренго меня убьет.
   – А…
   – Я покажу вам ваши комнаты. Надеюсь, вы не удерете среди ночи с фамильными драгоценностями Норт-Энглишей.
   Красться на цыпочках мимо громовых ящеров, да еще без света? Вот Венейбл порадуется.
   Вслух я ничего говорить не стал, ограничился кивком. Тинни не оценила моей сдержанности, приняла ее за трусость, и я удостоился презрительного взгляда.
   Значит, комнаты. У каждого своя, и дверь закрывается на засов, и никто не знает, где все остальные…
   Меня поселили первым. Быть может, из тех соображений, что Тинни вряд ли пойдет бродить по коридорам. В отличие от буйного Гаррета.
   В комнате было темно хоть глаз выколи.
   – Вот кровать, – сказала Тама, поднимая повыше лампу, которую держала в руке. – Горшок под кроватью. Спокойной ночи, Гаррет. Спокойной ночи, птичка. – И они с Тинни вышли.
   Я сумел наощупь добраться до двери и остаться в живых. Выглянул в коридор. Ни лучика света. Нет чтобы рассыпать крошки, которые светились бы в темноте. Плохая девочка. Или – недостаточно плохая.
   Попка-Дурак тихонько хмыкнул.
   Вы не поверите, но я начинал тосковать по прежнему горлопану и похабнику.
   – Будешь хмыкать, выкину во двор, – пообещал я. – Сожрут как миленького. – И, не раздеваясь, плюхнулся на кровать.

75

   Пуховая перина приняла меня в свои объятия. Я заснул в мгновение ока, слишком вымотанный, чтобы страдать от одиночества.
   А когда проснулся среди ночи, то вдруг выяснил, что одиночество закончилось.
   – Ты что, клубок за собой разматывала, чтоб меня потом найти?
   – Откуда ты узнал, что это я? – шепотом спросила Тинни.
   – А кому еще?
   – Ну, этой тощей ведьме Монтецуме, например. Или она здесь уже побывала?
   Я узнал тебя по аромату твоих волос, по фигурке и по всему остальному. Да ты и не такая костлявая, и не такая длинная, как пресловутая тощая ведьма. Вслух я этого говорить не стал.
   – Нет, ее пока не было. Как ни странно, никого, кроме тебя, ко мне особо не тянет.
   – Да неужели? Смотри, допросишься: тогда уж точно никого тянуть не будет.
   – Потише, лапушка, а то попугая разбудишь.
   – Норовишь мне рот заткнуть?
   Я знал один способ, как это сделать. Но у него есть недостаток – приходится прерываться, не в последнюю очередь потому, что Тинни любит, чтоб ей так затыкали рот.

* * *

   Две вещи, обе малоприятные, случились одновременно. Попка-Дурак вдруг разразился пиратской песней о роме, серебре и сундуках мертвецов, а меня кто-то ткнул под ребра острым, будто нарочно заточенным пальчиком. Боль была едва терпимой. Чей-то голос прошептал мне на ухо:
   – Гаррет! В комнате кто-то есть!
   Ну разве можно так кричать! Ни стыда, ни совести…
   – Оставь меня, женщина, – простонал я.
   Попугай завопил так, будто с него живьем сдирали шкуру. Тинни зарычала.
   – Гаррет, ты что, не слышишь?! Хватит спать! В комнате кто-то есть!
   Послышался грохот, словно кто-то споткнулся о не вовремя подвернувшуюся под ноги мебель.
   – Насилуют! – завизжал Попка-Дурак.
   – Пожар! – завопила Тинни, резонно предположив, что это событие привлечет больше внимания.
   – Молчать! – гаркнул я.
   Пока я выбирался из постели и шарил впотьмах рукой, подыскивая что-нибудь потяжелее, грохот удалялся в сторону двери. Затем раздался скрип, и на мгновение на фоне призрачного света из коридора в дверном проеме обрисовалась сутулая тень. Прежде чем дверь захлопнулась, я благополучно перескочил через тумбу и столик, на которые наверняка налетел бы в темноте, потому что стояли они вовсе не там, где им полагалось (когда Тама привела меня в комнату, я запомнил расположение мебели).
   К несчастью, стул, также преграждавший дорогу, оказался более терпеливым. Он затаился у двери и дождался, пока дверь закроется, а уж потом метнулся мне под ноги.
   Я врезался головой в стену. Выставленные вперед руки почти не смягчили удар. В глазах помутилось, однако я все же поднялся и кое-как отворил дверь.
   Ночной гость поспешно удалялся. В его руке слабо светился фонарь. Его ли? Фигура вроде как у Тамы… Есть что-то от этого влюбленного пастушка, Толли… Ну, все-таки больше на Таму смахивает. Наверное, она хотела проявить радушие во всем, а Тинни ее спугнула своими воплями.
   Скорее всего, так и есть. Что касается Толли – ну с какой стати мальчишке подглядывать за мной? Или он думал, что лезет в комнату Тинни?
   Не важно. Гораздо сильнее меня занимал другой вопрос: почему у ночного гостя в левой руке был фонарь, а в правой – то ли тесак, то ли мясницкий нож?
   – Кто это был? – прошептала Тинни.
   – Не знаю.
   – Догадаться нетрудно.
   – Не сомневаюсь. А еще проще обвинить во всем меня.
   – Как же без этого, Гаррет? Может, нам дверь заложить? На всякий случай?
   – Думаю, так и надо сделать. – По-моему, это был тесак, самый настоящий. – Но учти, если тебя найдут в моей постели…
   – Я скажу, что ходила во сне и перепутала.
   Аргумент. Мы придвинули к двери мебель, потом снова легли. Меня живенько отвлекли от раздумий, и я заснул, так и не успев прикинуть, что же это все означало.

76

   Если Тама Монтецума и знала что-либо о событиях прошлой ночи, имела к ним какое-либо отношение или по крайней мере о чем-либо догадывалась, за завтраком она своих чувств не выдала.
   – Доброе утро, Гаррет. Я бы разбудила вас раньше, но Тинни сказала, что вам надо как следует выспаться.
   И как прикажете понимать? Это издевка или сочувствие?
   – Он редко встает раньше полудня, – заметила Тинни. – Верно, Гаррет?
   – Ну… Я не в претензии. Тама, по словам Тинни, вы получили сообщение о том, что Маренго возвращается?
   – Поутру прискакал гонец. Передал, что Маренго на пути сюда и что он в дурном настроении. – В глазах ее промелькнуло… испуг не испуг, но что-то вроде беспокойства. – В городе у него не вышло.
   – До сих пор не пойму, как он мог вас оставить. – Я и вправду раздумывал над этим. Видно, не зря мне твердят, что я циник: у меня возникли определенные подозрения насчет истинности слов доблестного Маренго. Не верю я в то, что Норт-Энглиш настолько предан борьбе с не-людями, чтобы помчаться в Танфер, бросив на произвол судьбы красавицу племянницу.
   – Он говорил, что возможны столкновения. – Узнаю стиль речей Маренго. – Но не торопитесь с выводами, мистер Гаррет.
   Я сама решила остаться. – Прозвучало очень убедительно. Похоже, в кои-то веки Тама удосужилась сказать правду.
   Я поглядел на Тинни. Мысли той витали далеко-далеко.
   Вчера я не заметил ничего такого, что могло бы предвещать некую драматическую развязку. С другой стороны, я весь день не мог ни на чем сосредоточиться. В присутствии Тинни со мной это бывает.
   Но даже при всем при том тяжеловато не заметить орду парней в коричневых рубашках, марширующих по городским улицам, распевающих воинственные песни и готовых пересчитать зубы всякому, кто не в коричневом, песен не поет и мысок не тянет.
   – Он сказал, что в городе может быть опасно, – добавила Тама. Маска холодного величия потихоньку сползала с ее лица.
   Первыми вернулись с десяток вольных сообщников. Они ворвались в дом, громогласно требуя еды. Вместо одежды лохмотья, все в бинтах, лица в ссадинах. Ни смешка, ни даже улыбки.
   – Страшно подумать, как другим досталось, – пробормотал я.
   Вскоре потянулись и другие – поодиночке, парами, небольшими компаниями. Все подавленные, неразговорчивые. Многие ранены.
   Возможно, будут и такие, кто не вернется вовсе.
   На меня никто не обращал внимания. На Тинни и то не глядели.
   – Что с ними стряслось? – спросил я Таму, когда она заглянула в библиотеку. – Как-то не по-людски себя ведут.
   – Им надрали задницы. – Мисс Монтецума, живя бок о бок с бывшими солдатами, не могла не усвоить солдатский лексикон. – По первое число.
   Вот незадача! Все ждали, что рано или поздно какая-нибудь демонстрация обернется столкновением. Дождались наконец – а меня в городе не было. Свежим воздухом дышал.
   Пока не могу понять, повезло мне или не повезло.
   – А почему они вас с Тинни будто не видят? Им же не по сто лет. Молодые мужики…
   – Маренго строго следит, чтобы члены организации вели себя соответственно. Он часто повторяет, что правильное поведение – первый признак сверхчеловека. Те, кто сейчас на кухне, все сверхлюди. У них есть планка, ниже которой они просто не могут, не позволяют себе опускаться. Обо мне и о мисс Тейт говорят, но не более того, поскольку поддаться естественным поползновениям значит проявить себя недочеловеком. А недочеловекам в рядах организации не место. Так говорит Маренго, который платит деньги. – Тама отчеканила все это с таким видом, будто давилась смехом. – Знаешь что? – прошептала она. – Открою тебе страшную тайну: в городе, среди других людей и прочей публики, они становятся обыкновенными парнями.
   – Сколько волка не корми, он все в лес смотрит.
   – Тебе виднее, Гаррет. Ты же мужчина как-никак.
   Я поначалу попытался перехватить кого-нибудь из вернувшихся. От меня отмахивались, как от назойливой мухи. А настаивать было бы невежливо…
   – Они, часом, не с кентаврами столкнулись?
   – С кентаврами? – изумилась Тама. – А почему… – Она примолкла. – Нет, не думаю. Просто все другие народы оказались готовы к сопротивлению. Дошло до того, что пришлось вызывать войска.
   Наверняка толку было мало. «Срочники» и «Клич» мыслят примерно одинаково, так что первые вряд ли станут беззаветно защищать не-людей от вторых. Вероятнее всего, они обороняли дома и дворцы важных персон, друзей и покровителей «Клича».
   Да, я циник, и этого не скрываю.
   Тактика «Клича» ни для кого не являлась секретом – небось, не вчера начали и даже не позавчера. Они хотели запугать нелюдей и уничтожить их имущество, то бишь выгнать их из Танфера. Могу предположить, что волнения прошлой ночи по плану должны были обрести невиданный размах; тогда короне не осталось бы ничего иного, как выдворить не-людей за пределы города во избежание дальнейшего кровопролития.
   Внутренний Круг предполагал, что прошлая ночь окажется ночью всех ночей. Гнев должен был воспламенить сердца обывателей.
   Но этого не произошло. Поддержки, судя по всему, почти не было, зато сопротивление оказалось яростным.
   За что боролись, на то и напоролись. Самые воинственные из не-людей ожидали нападения и готовились к отпору.
   Короче, «Клич» облажался.
   Но это была далеко не катастрофа. Так, мелкое недоразумение, которое нужно пережить.

77

   Мы с Тинни – под бдительным присмотром Тамы – в конце концов договорились, кто из нас ищет книги, а кто их просматривает. Тинни выпало первое, мне – второе. Оба начали резво и некоторое время шли голова в голову, а потом я начал отставать.
   Впрочем, своей подружке я готов уступить во всем… Ну, почти во всем.
   – Не возражаешь, если я в другую стопку буду складывать книжки не на карентийском? – спросила она.
   – Ничуть. – Подать сюда переводчика! Я чихнул. – Хоть бы кто удосужился пыль протереть.
   Дверь распахнулась.
   – Мисс Монтецума! А, вот вы где. – В проеме возник старикашка с протезом вместо ноги. Он что, тоже в город ходил? – Шеф скоро будет. Говорят, он ранен.
   – Говорят? – переспросила Тама, делая шаг к дверям.
   – Ну да, разное болтают. Дескать, и помирает почти, и вроде как его только поцарапало.
   – Он ранен! Гаррет, Тинни, я должна идти.
   – Счастливого пути. – Я не сомневался: слух о том, что Норт-Энглиш при смерти, исходит от самого Маренго. С этого позера вполне станется.
   – Гаррет, я не могу оставить вас одних.
   На язык просилось крепкое словечко, но я сдержался.
   В коридоре, шагая следом за Тамой, Тинни бросила:
   – А ты учишься.
   – Чего?
   – Перестал совать ногу, едва дверь приоткроют.
   – Я что-то упустил?
   – Вряд ли. Но если так, оно и к лучшему.
   Боль – великий учитель, красотка.
   Тама выбежала на тот самый портик, с которого взирала на нас накануне. Мы присоединились к ней в тот самый миг, когда прибыл экипаж Маренго в сопровождении вооруженных всадников.
   Надо же, у Маренго есть телохранители. Им тоже досталось – все в крови, одежда свисает лохмотьями.
   Подкатил второй экипаж, с лекарями.
   Интересно, чем все закончилось. Дыма над городом не видно, значит, до поджогов не дошло, однако потерь явно немало – другая сторона, без сомнения, тоже пострадала.
   Н-да, это вам не обывателей распугивать…
   В глубине моего утомленного разума завозился некий червячок, этакий зародыш слова. Надеюсь, я сумею не выпустить его на волю. Иначе парни в коричневых рубашках окажутся во власти демона.
   Имя которому Война.
   В поместье Маренго, где не-людей было не сыскать днем с огнем, вольные сообщники ходили гоголем, разве что между собой иногда цапались. Но теперь у них, похоже, появился достойный противник.
   Лекари извлекли Маренго из экипажа, уложили на носилки и рысцой припустили к дому. С того места, где я стоял, Маренго и вправду выглядел тяжело раненным.