Вспомнив то, что он недавно сказал Молли, Фредерик почувствовал острый приступ стыда. Сжав кулаки, он отвернулся от окна и посмотрел на дверь. Элинор, несомненно, уже лежит в постели, считая его неисправимым грубияном и распутником. И она права, безусловно, права. На душе у него стало муторно. Он сказал Молли, что у Элинор огромное наследство и что он сможет пользоваться приданым жены, чтобы покупать ей различные вещички. Что за человек он после этого? Разве можно говорить так пренебрежительно о такой женщине, как Элинор?
   Фредерик снова повернулся к окну. Дождь уже почти стих, и лишь отдельные капли падали на стекло. Он поступил ужасно глупо, сразу согласившись с брачным контрактом. Как только он встретится с Экфордом и разделается с этим негодяем, он вернется в Эссекс и сам поговорит с лордом Мэндвиллом. Он прямо скажет ему, почему не может жениться на его дочери. А потом постарается забыть о ней. Забыть, как она смотрела на него без всякого коварства в глазах, как откровенно высказывала свои мысли, как при взгляде на нее воспламенялась его кровь, чего он не чувствовал ранее ни с одной женщиной.
   Элинор заслуживала гораздо лучшего мужчину, чем он. Вероятно, этот скучный Джордж Уитби будет для нее подходящим надежным мужем.
   По крайней мере Уитби не разобьет сердце Элинор и не обманет ее ожиданий.
   Фредерик ощутил холод, закравшийся в его душу. Да, он прямо скажет Мэндвиллу, какого мужа тот прочит своей дочери. Того, кто будет иметь любовниц, чтобы наслаждаться при каждой возможности, кто будет проводить много времени вне общества жены, игнорируя правила приличия, будь они прокляты. Разве сможет лорд Мэндвилл после этого заставить свою дочь выйти замуж за такого человека?
   Однако он не прочь был бы унаследовать герцогство. При данном положении в будущем его ожидало только скромное, хотя и доходное баронство. И даже имея безупречную репутацию, ему вряд ли удалось бы подцепить дочь маркиза.
   Фредерик в несколько шагов пересек комнату и остановился у камина. Подняв руку, он ущипнул себя за нос, желая причинить боль, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. В течение того времени, пока он и Элинор будут находиться вместе в Девоншире, он должен противостоять искушению остаться с ней наедине. Он не хотел мучить себя образами, подобными тому, что захватили его воображение, когда она стояла перед ним в одном халате с туго затянутым поясом, отчего корсаж плотно облегал ее груди. Ее распущенные волосы оказались длиннее, чем он предполагал, и они красиво обрамляли ее лицо темными волнами. Но еще более привлекательным, чем ее красота, было родственное чувство, которое он испытывал, находясь рядом с ней. Когда оно возникло, он не мог бы сказать. Однако Элинор каким-то образом стала для него не просто желанной, но женщиной, пробудившей в нем незнакомые доселе чувства. В этот вечер она была напугана, и он утешал ее. А она, в свою очередь, беспокоилась о нем, как никто другой. Разве это нельзя назвать дружескими отношениями?
   Горящие в камине поленья потрескивали и шипели, а у каминной решетки скопилась зола. Фредерик со стоном рухнул в стоящее рядом старое кожаное кресло. Ему предстояло тяжелое испытание, гораздо более тяжелое, чем он воображал.
 
   – Ты выглядишь совершенно измученной, Элинор, – сказала Селина, опустив на колени свое вышивание и озабоченно сдвинув брови. – Ты плохо спала?
   Элинор со вздохом тоже отложила в сторону свои пяльцы. Ей, видимо, придется распустить неровные стежки и начать все заново. Она, как ни старалась, не могла сосредоточиться.
   – Я спала достаточно хорошо, – ответила она, солгав. Последние две ночи Элинор лежала в постели, тщетно пытаясь уснуть. Она ворочалась и металась, зная, что Фредерик находится по соседству и их отделяют всего лишь две двери. Она понимала, что не следует беспокоиться по этому поводу, однако не могла не думать об этом.
   Элинор представляла, как он лежит в постели с обнаженной грудью. Нельзя сказать, что она раньше не видела обнаженных по пояс мужчин, однако ей не давала покоя мысль о Фредерике в подобном виде. Щеки Элинор розовели, когда перед ее мысленным взорам возникал его торс с теплой загорелой кожей, крепкими мышцами и узкой талией, продолжение которой исчезало под одеялом…
   – Может быть, мне стоит поговорить с мистером Уитби?
   Элинор осознала, что Селина обращается к ней, и щеки покраснели еще сильнее.
   – Прости, Селина. Боюсь, я отвлеклась.
   – Не надо извиняться, дорогая. – Селина наклонилась и похлопала Элинор по руке. – Я только спросила, как, по-твоему, следует ли послать за аптекарем? Может быть, тебе следует принять снотворное? – Селина повернулась к двери, откуда донеслись низкие мужские голоса. Потом они начали затихать по мере того, как мужчины удалялись, двигаясь по коридору. Снова посмотрев на Элинор, Селина слабо улыбнулась. – Я понимаю, что, должно быть, тебе тяжело сейчас. Я рада возвращению Хенли, но сожалею, что присутствие мистера Стоунема так действует на тебя. По крайней мере, ты должна быть довольна, что он оставил тебя в покое в течение двух минувших дней.
   «Он избегает меня, – подумала Элинор, – хотя неизвестно почему». Последний раз они общались в тот вечер, когда бушевала гроза, и их общение было вполне дружеским. С тех пор он держался на почтительном расстоянии от нее. Он не обедал вместе со всеми и не присоединялся к ним в гостиной после обеда. Она не представляла, чем он был занят, когда уединялся вместе с Хенли в кабинете мистера Уитби.
   Мало того, что Фредерик отдалился от нее – мистер Уитби внезапно начал вести себя не только как любезный хозяин, но в большей степени как ухажер. Она добивалась его расположения, однако его ухаживания почему-то не радовали ее.
   – Да, конечно, – солгала Элинор, вновь берясь за вышивание. – Мне было гораздо легче, когда Фредерик отсутствовал. – Она занялась своими стежками, не желая встречаться с понимающим взглядом Селины.
   – Впрочем, возвращение Фредерика не обошлось без определенной пользы. Думаю, мистер Уитби наконец образумился и начал надлежащим образом ухаживать за тобой, – сказала Селина.
   – Да, мистер Уитби начал уделять мне повышенное внимание, однако я никак не связываю это с возращением Фредерика. Ой! – Элинор бросила пяльцы и посмотрела на кончик пальца, где появилась капелька крови.
   Селина протянула ей носовой платок:
   – Разумеется, эти два события связаны. Уитби нужна была конкуренция, вот и все. Возможно, он сделает тебе предложение еще до нашего возвращения в Эссекс. Это как раз то, на что ты рассчитывала, Элинор.
   Элинор прижала бежевый платок к пальцу, наблюдая, как капелька крови окрасила материал в красный цвет.
   – Я такая неловкая, – посетовала она, желая сменить тему разговора.
   Селина придвинулась к ней ближе.
   – Скажи, Элинор, ты по-прежнему надеешься завоевать расположение мистера Уитби? Ведь ты не допустишь, чтобы присутствие Фредерика отвлекало тебя? Я знаю, он способен очаровать кого угодно, но ты должна понимать…
   – Извини, Селина. – Элинор резко поднялась, испытывая дискомфорт. – У меня вдруг закружилась голова.
   Селина улыбнулась:
   – Ты не можешь выдержать вида крови?
   Элинор хотела объяснить подруге, что ее смутила не эта капелька крови, но потом решила: пусть Селина думает так. Это гораздо лучше, чем если она узнает правду о ее противоречивых чувствах в отношении мистера Уитби и Фредерика, которые вызывают у нее смятение.
   – Мне надо только немного подышать свежим воздухом, – сказала Элинор, стараясь придать бодрость своему голосу.
   – Ты уверена? Может быть, тебе лучше полежать?
   Элинор коснулась руки подруги и слегка сжала ее в знак признательности.
   – Уверена, дорогая Селина. Мне станет гораздо легче, если я прогуляюсь по саду.
   – Я бы пошла с тобой, если бы не пообещала Хенли составить компанию во время чаепития.
   – Не беспокойся. Разумеется, тебе следует остаться в доме и принять участие в чаепитии со своим мужем. Кроме того, ты знаешь, что я привыкла ходить очень быстро. Ты обычно не поспеваешь за мной и просишь двигаться медленнее.
   Селина весело засмеялась, и ее звонкий смех заставил Элинор тоже улыбнуться.
   – Это правда, – согласилась подруга. – Но ты должна учитывать, что на каждый твой шаг мне приходится делать два.
   – Да, пожалуй. Когда-нибудь я научусь ходить, как подобает леди…
   – …но не сегодня, – закончила за нее Селина.
   – Совершенно верно.
   – Тогда иди, Элинор, и насладись свежим воздухом.
   Через несколько минут Элинор, переодевшись в одежду, предназначенную для прогулки, двинулась по знакомой тропинке, ведущей мимо конюшен, вдоль низкой живой изгороди, ограничивающей травяное поле. В руке она держала плетеную корзинку с бумагой и чернилами. Элинор рассчитывала найти тихое местечко и написать подробное письмо Генри.
   Она быстро шла по дорожке, по обеим сторонам которой в изобилии цвели выносливые поздние цветы душистого горошка и алтея. Время от времени Элинор останавливалась, чтобы сорвать цветок и положить его в корзинку, собираясь потом подарить букет Селине.
   Пройдя почти четверть мили по дорожке, она остановилась перед особенно пышными цветами алтея с сердцеобразными розовато-лиловыми лепестками. Элинор протянула руку, чтобы сорвать эти цветы, и испуганно отдернула ее при звуке раздавшегося впереди выстрела, такого громкого, что стая птиц с тревожными криками вспорхнула с вершин деревьев, растущих около дорожки.
   Что это? Мистер Уитби оставался в доме, закрывшись и кабинете со своим управляющим, и не мог бродить по парку с ружьем, охотясь на кого-то.
   Снова прозвучал выстрел, и ветер донес до Элинор папах пороха. Стрелявший явно находился на возвышенности впереди, и она, забыв о цветах, поспешила туда. Поднявшись на вершину холма, Элинор увидела Фредерика, представшего перед ней без сюртука, в рубашке и жилете. Держа пистолет в вытянутой руке, он целился во что-то у дальней изгороди. Раздался выстрел.
   Элинор хотела повернуть назад, но любопытство взяло верх, и она тихо приблизилась к Фредерику, наблюдая, как он, перезарядив пистолет, снова прицелился и выстрелил в направлении изгороди, отчего в воздух одновременно поднялся клуб дыма.
   Элинор попыталась заглушить кашель, когда дым проник в ее легкие.
   Фредерик повернулся и посмотрел на нее, сузив глаза.
   – О Боже, женщина! – гаркнул он. – Неужели вы не понимаете, что нельзя так подкрадываться к человеку, когда тот стреляет из пистолета?
   – Я не собиралась подкрадываться к вам, – сказала Элинор, подходя к нему. – Я просто гуляла и услышала выстрелы.
   – И решили выяснить, что происходит? – Он заткнул пистолет за пояс своих бежевых брюк. – Нормальная леди поспешила бы уйти в противоположном направлении.
   – Я сожалею, что побеспокоила вас. Во что вы стреляете?
   Он указал на изгородь:
   – Видите там ряд диких яблок?
   Элинор прищурилась и едва различила ряд крошечных яблочек, разложенных на верхней планке изгороди.
   – Вы стреляете по таким маленьким мишеням?
   – И как видите, с удивительной точностью. – Он похлопал ладонью по пистолету.
   – Полагаю, я должна быть поражена этим. Вы почему-то избегаете меня? – неожиданно сказала она, и ее вопрос прозвучал скорее как утверждение.
   – Да, избегаю, – ответил он, нисколько не оправдываясь. – Но поскольку вы разыскали меня здесь…
   – Я не искала вас, – прервала она его и почувствовала прилив тепла к щекам.
   – Я в этом не сомневаюсь. – Он заглянул через ее плечо. – Что у вас в корзинке?
   – Ручка и чернила. И еще немного бумаги. Я собиралась написать письмо Генри.
   – Генри?
   – Моему брату-близнецу.
   – О да, конечно. Я забыл, что он ваш близнец.
   Она кивнула.
   – Он младше меня, кажется, на восемь минут.
   – И вы считаете, что это дает вам право руководить им, как вам вздумается. Не так ли?
   – Ну конечно, – со смехом сказала Элинор. – Полагаю, ваши сестры тоже во всем руководят вами?
   – Да, все пятеро.
   – Пятеро? Я не знала, что у вас столько сестер.
   – Кэтрин, Эмма, Изабелла, Энн и Мария, – выпалил он одним духом. – Все они родились после Чарлза, но передо мной. И каждая из них обладает властным характером.
   – Я уверена, Генри сказал бы то же самое обо мне. – Взгляд Элинор снова устремился на изгородь, на маленькие яблочки, лежащие там в ряд. – Я не хотела прерывать ваши упражнения. Однако я не представляю, как можно попасть в такую маленькую цель с такого расстояния.
   – Хотите покажу? – Фредерик вытащил из-за пояса пистолет с рукояткой из слоновой кости и протянул ей: – Может быть, вы сами попробуете?
   Элинор покачала головой и отступила на шаг назад.
   – Нет, благодарю. Меня не интересует оружие.
   – Нет? А вы когда-нибудь держали пистолет в руках?
   – Зачем? – удивилась она.
   Он пожал плечами, вертя пистолет на ладони.
   – Я подумал, возможно, ваш брат мог научить вас стрелять.
   – Разве вам не известно, Фредерик, что леди не обучают стрельбе?
   – А жаль, – медленно произнес он. – Хотите, я научу вас?
   – Нет, я…
   – Вот, смотрите. – Он зарядил пистолет, встал позади нее, взял ее руку и вложил в ладонь холодное тяжелое оружие. – Теперь положите указательный палец на спусковой крючок. Прицельтесь. Нет, вовсе не надо закрывать один глаз.
   Элинор едва слышала его слова, сосредоточившись на том, что его грудь прижимается к ее спине и исходящий от него запах мужчины заставляет ее сердце биться быстрее. Однако она все-таки постаралась направить дуло пистолета на самое крайнее слева яблочко.
   – Вот так, дорогая, – сказал он, поддерживая ее руку своей. – Теперь жмите на спусковой крючок.
   Элинор нажала и от выстрела отшатнулась назад, плотнее прижавшись к Фредерику. Верхняя планка изгороди расщепилась с громким треском.
   – Хм-м… Довольно близко к цели, – сказал Фредерик. – Полагаю, мы должны рассказать мистеру Уитби, что вы прострелили его изгородь. Думаю, он придет в восторг, узнав, что вы стреляли из пистолета, и подарит вам охотничье ружье с выгравированным на нем вашим именем.
   Элинор не могла удержаться от смеха, представив это.
   – Пойдемте, я провожу вас до дома. – Фредерик наклонился и поднял с травы свой сюртук. – У вас, несомненно, теперь побаливает рука. К сожалению, я не учел этого.
   Посмотрев на его сюртук, Элинор узнала в нем тот, который она выбросила из окна. Очевидно, кто-то из слуг нашел сюртук и вернул его хозяину.
   Она действительно ощущала боль в локте. К тому же ее одежда пропахла порохом. Как она объяснит все это Селине и всем остальным?
   Но как ни странно, ей понравилось стрелять из пистолета. Оружие позволило ей ощутить свою силу. Не потому ли мужчины увлекаются стрельбой и дружно покидают город в августе, чтобы поохотиться на рябчиков?
   – Я подумал, пусть лучше это останется еще одним нашим маленьким секретом, – сказал Фредерик, подстраиваясь под шаг Элинор, когда они двинулись к дому. – Я имею в виду вашу стрельбу. Я не хочу, чтобы беднягу Хенли хватил удар, поскольку он чтит правила приличия и все такое.
   Элинор только кивнула и оглянулась на расщепленную планку изгороди. Интересно, какой другой секрет мог иметь в виду Фредерик?

Глава 11

   – Вы уверены, что не сможете присоединиться ко мне, мистер Уитби? – спросила Элинор, беря свою плотную шерстяную накидку. День был достаточно мягкий, однако на вершине утеса, куда она направлялась, могло быть гораздо холоднее.
   – Я хотел бы пойти с вами, но меня дожидается мой адвокат. Тем не менее, благодарю за компанию, которую вы составили мне за завтраком, леди Элинор. Должен признаться, я рад, что Хенли и Селина отсутствовали и я мог наслаждаться исключительно вашим обществом.
   – Благодарю, мистер Уитби, – тихо сказала Элинор, сунув под мышку томик стихов.
   – Всего хорошего, – сказал он с улыбкой, отвесив короткий поклон. – Желаю насладиться прогулкой.
   Элинор кивнула и поспешила на воздух, желая подставить лицо теплым солнечным лучам. Она быстро пересекла лужайку, миновала небольшую рощу и, пройдя через усеянный ноготками луг, вышла к морю. Приближаясь к цели своего путешествия, она ускорила шаг в предвкушении.
   Осталось еще немного! Забыв о приличии, Элинор устремилась к вершине утеса; ее накидка развевалась на ветру позади нее. Какой великолепный день! Все утро ей не терпелось поскорее покинуть дом и вдохнуть соленый морской воздух, наблюдая, как бьются о берег волны. Она могла бы сидеть здесь, на утесе, весь день, читая стихи или просто глядя на море. Где-то в душе она была даже рада, что мистер Уитби отказался присоединиться к ней.
   «Здесь лучше наслаждаться природой одной», – подумала Элинор, наконец добравшись до вершины утеса. Она окинула взором открывшийся перед ней простор и глубоко вдохнула свежий воздух, улыбнувшись.
   Подняв руку, Элинор защитила глаза от яркого солнца, отражавшегося от серо-голубых морских волн внизу.
   Это было, несомненно, самое красивое место во всем Девоншире. Она не могла удержаться от радостного смеха, который подхватил ветерок.
   – Прелестно, не правда ли? – раздался мужской голос.
   Элинор охнула и быстро повернулась. Фредерик? Она испуганно огляделась, но никого не увидела. Неужели ей почудилось? Может быть, это море сыграло с ней такую шутку? Ее сердце тревожно забилось, и дыхание участилось.
   – Поднимайтесь сюда, – снова прозвучал голос, и Элинор взглянула вверх.
   Наконец она увидела его, сидящего на искривленной нижней ветке дерева. Его сапоги, поблескивая на солнце, покачивались в нескольких футах над землей.
   Элинор потребовалось несколько секунд, чтобы вновь обрести голос.
   – Скажите, ради Бога, что вы делаете там? – наконец едва слышно произнесла она.
   – Что, по-вашему, я могу делать здесь? – отозвался он, когда Элинор сделала два осторожных шага в его направлении. – Разумеется, любуюсь великолепным видом на море.
   – С дерева? – спросила она, не в силах скрыть недоверие в голосе. Это казалось… крайне непристойным.
   Взрослый мужчина на дереве? Она никогда не слышала ни о чем подобном.
   – Отсюда открывается несравненный вид. Не хотите ли присоединиться ко мне?
   – На дереве?
   – Ну да. – Он засмеялся, и его смех прозвучал глухим раскатом.
   Элинор вполне могла бы наслаждаться открывающейся панорамой с того места, где стояла, твердо опираясь о землю.
   – Вы совсем потеряли разум, Фредерик Стоунем.
   – Я не уверен, что имел его с самого начала. А что у вас в руке? Книга?
   Элинор взглянула на свой томик в кожаном переплете.
   – Да, это стихи. Я… я пришла сюда почитать.
   – Тогда читайте вслух.
   Она покачала головой:
   – Пожалуй, мне лучше уйти и оставить вас в одиночестве.
   – Мне гораздо приятнее ваше общество.
   Элинор молчала некоторое время и смотрела на море, прикрывая рукой глаза от слепящего солнца.
   – Я думала, вы избегаете меня, – наконец сказала она.
   – Так и было, – ответил он. – Для вашего же блага. Но после вчерашнего дня, когда вы нашли меня и…
   – Вы действительно такого высокого мнения о себе? Думаете, я ищу встречи с вами два дня подряд? Вы должны были бы знать, что это мое любимое место.
   Он пожал плечами.
   – Ну, теперь, когда мы установили, что я самовлюбленный негодяй, почему бы вам не остаться здесь и не почитать мне стихи?
   Элинор снова взглянула на свою книгу – томик стихов Вордсворта и Кольриджа «Лирические баллады». Осмелится ли она читать ему? Она часто читала вслух Селине, а также Генри. Но сейчас совсем другое дело.
   – Я должна предупредить вас, что в этих стихах нет ничего непристойного в отличие от тех, которые вы читали мне в тот день, когда у нашей кареты сломалось колесо. Боюсь, эти стихи менее возбуждающие, чем те, которые вы предпочитаете.
   – Однако не исключено, что я удивлю вас своим превосходным вкусом. Начинайте же, Элинор. Сядьте и представьте, что меня здесь нет. Я буду находиться на ветке, на безопасном расстоянии.
   Элинор закусила нижнюю губу, размышляя над его просьбой.
   – Ну хорошо, – сказала она наконец, снимая свою накидку и расстилая ее на траве. Затем села, стараясь выглядеть как можно грациознее, и подобрала под себя свои длинные ноги.
   Раскрыв книгу, Элинор начала листать страницы, ища стихи, соответствующие данной обстановке. Наконец остановилась на последней поэме сборника. Она глубоко вздохнула, стараясь восстановить дыхание, затем начала читать, возвысив голос, чтобы его было слышно поверх шума волн внизу:
 
Пять лет прошло; зима, сменяя лето,
Пять раз являлась!
И опять я слышу
Негромкий рокот вод, бегущих с гор,
Опять я вижу хмурые утесы —
Они в глухом, уединенном месте
Внушают мысли об уединенье
Другом, глубоком, и соединяют
Окрестности с небесной тишиной.
 
   Элинор продолжала читать, постепенно усиливая чистое звучание красивых слов, слетавших с ее языка. Спустя почти десять минут она подошла к последним стихам, и в голосе ее чувствовалось необычайное волнение. Похоже, она с огромным усилием сдерживала слезы, читая заключительные строки.
 
Я буду там, где голос мой не слышен,
Где я увижу взор безумный твой,
Зажженный прошлой жизнью, – помня все же,
Как мы на берегу прекрасных вод
Стояли вместе; как я с давних пор,
Природы обожатель, не отрекся
От моего служенья, но пылал
Все больше – о! – все пламеннее рвеньем
Любви святейшей.
Ты не позабудешь,
Что после многих странствий, многих лет
Разлуки эти чащи и утесы
И весь зеленый край мне стал дороже…
Он сам тому причиной – но и ты! [2]
 
   Она тихо закрыла книгу и положила ее перед собой. Какие красивые романтические стихи! Они никогда не могут наскучить; они всегда вызывали у нее слезы восторга, находя отклик в душе.
   Набравшись храбрости, Элинор подняла голову и взглянула на дерево, где молча сидел Фредерик. В течение нескольких минут он просто смотрел на море, и ветер шевелил его волосы. В профиль он казался старше своих двадцати трех лет, и его благородное происхождение становилось очевиднее. Его скулы обрамляли темные бакенбарды, полные губы и нос с трепещущими ноздрями были превосходной формы. Элинор отвернулась, не в силах выдержать уже знакомую волну желания, захлестнувшую ее.
   Фредерик наконец заговорил, нарушив напряженное молчание:
   – Просто прелестно, Элинор. Возможно, это самое превосходное чтение, какое я когда-либо слышал. И выбранные вами стихи очень соответствуют обстановке. Это Вордсворт?
   Элинор откашлялась.
   – Да, это он. Вам нравятся его произведения?
   – Никогда прежде я не испытывал такого удовольствия. У вас очень красивый голос, и вы читаете стихи с большим чувством. Теперь в моем лице вы обрели преданного поклонника вашего таланта.
   Элинор с радостью восприняла этот комплимент.
   – Рада слышать это. Хотите, я почитаю еще?
   – Конечно. И я буду самым почтительным слушателем. Однако я думаю, мне следует присоединиться к вам, так сказать, на твердой земле, если не возражаете.
   Элинор покачала головой, наблюдая, как он улыбается ей.
   – Я не возражаю. Неужели, Фредерик, вы не понимаете, как глупо выглядите, забравшись на дерево, словно мальчишка?
   – Вы только посмотрите на этот корабль, – сказал он, обращая ее внимание на море. – Он такой огромный. Готов спорить – это не пассажирское судно.
   Элинор поднялась на ноги, вглядываясь поверх выступа утеса в морскую синеву.
   – Где он?
   – Там, – сказал Фредерик, указывая на горизонт. Элинор поднялась на цыпочки и вытянула шею, однако ничего не увидела, кроме открытого моря.
   – Я ничего не вижу, – сказала она, качая головой.
   – Похоже на американский корабль. – Он прищурился, прикрывая ладонью глаза от солнца. – Взгляните на паруса.
   – Какие они? Я ничего не вижу, кроме воды, насколько хватает взора.
   – Идите сюда, – сказал он, протягивая руку вниз. – Вы можете забраться на самую нижнюю ветвь? Я помогу вам.
   – Вы хотите, чтобы я залезла на дерево? – Голос Элинор возвысился до самых высоких нот. – Вы с ума сошли?!
   – Вам ведь тоже хочется залезть сюда, не так ли? – произнес искушающим тоном Фредерик, растягивая слова. – Так не стесняйтесь. Вы увидите, у этого корабля необычные паруса, каких я прежде не видел. Я не могу передать словами их красоту, – добавил он.
   Элинор хотела отказаться, но затем передумала. Надо сказать, это было не первое дерево, на какое ей приходилось забираться. В детстве она и Генри проводили много времени, сидя на ветках в Ковингтон-Холле. Элинор никогда не боялась оцарапать колени или упасть. Она больше беспокоилась о своем слабом брате, чем о собственной безопасности. Сама она была достаточно сильной и способной влезть на дерево.
   – Ну хорошо, – сказала Элинор и ухватилась за его предложенную руку. Сучковатое дерево позволяло легко находить опору для ног, и вскоре Элинор достигла нижней ветви, на которой сидел Фредерик. Она устроилась рядом с ним, продолжая держаться за его руку.
   Элинор сразу увидела корабль вблизи линии горизонта; его великолепные паруса трепетали на ветру. Судно явно направлялось в Плимут.