Страница:
Хруст мерзлой земли под колесами заставил девушку поднять голову. Навстречу ехала знакомая повозка. Она покосилась на мать и поняла, что та уже узнала возницу и его спутницу.
Они посторонились, пропуская повозку. Поравнявшись с ними, Тол придержал лошадь.
– Привет, – поздоровался он. – Вы, я смотрю, ранние пташки.
– Да, да, – коротко ответила Рия. Она смотрела мимо Тола на его спутницу, которую он не торопился представлять.
– Куда собрались в такую рань? – поинтересовался мужчина.
Бидди вновь опустила голову, услышав, как мать ядовито ответила:
– А разве ты не знаешь? Новости у нас летают быстрее ветра.
– Значит, до меня дошли не все, – помолчав, произнес Тол. – Я слышал только, что судьба тебе улыбнулась, и порадовался за тебя.
– Спасибо, – со скрытым раздражением поблагодарила она.
– Так что же за новость дойти не успела до меня?
– Я веду ее к вам, то есть в усадьбу «Холмы», она будет там работать в прачечной.
– В прачечной? – Тол гаркнул так, что Бидди встрепенулась и вскинула голову. – Она будет работать в прачечной? Бидди? Рия, ты не можешь отправить ее туда. Да там же у них настоящее рабство.
– Ей необходимо как-то зарабатывать на жизнь. Надо же где-то начинать, а это единственное свободное место.
– Свободное! Черта с два! – Он немного помолчал и уже спокойнее продолжал: – Я не могу тебя понять, Рия. Раньше не мог и дальше не смогу. Ну, пошла. – Взяв кнут, он стегнул лошадь. Бидди не могла не заметить, что Тол очень рассердился.
– И что он лезет не в свое дело? – вспылила Рия, когда они прошли несколько шагов. – Какая ему разница, куда я тебя определю?
– Мама, он знает, что ты не права. Они остановились как по команде и посмотрели друг на друга. Бидди не опустила глаза и смело продолжила:
– Только сброд идет работать в прачечную, ты сама это говорила, я слышала.
– Я говорила о прачечных при банях, это совсем другое дело. А ты будешь работать в домашней прачечной. Тебе выдадут форму. Да и как он может о чем-то говорить… Он к нам даже ни разу не заходил после смерти хозяина.
Бидди догадалась, в чем дело. Мать не могла забыть Тола. Но у него была женщина, и довольно приятная, оттого мать и пришла в ярость. Бидди поймала себя на том, что выразилась, как хозяин. Он бы сказал именно так: пришла в ярость, а не разозлилась или рассвирепела.
– Как он смеет учить меня, ведь о его распутстве только в округе и говорят.
Распутство! Бидди удивилась, услышав от матери это слово. Раньше она никогда его не говорила. Слово было плохое. А женщина, ехавшая с Толом, показалась Бидди приятной. Она не понимала, почему Тол не женится. Что же, интересно, означало слово «распутство»? Надо будет выяснить. Бидди пожалела, что не захватила с собой словарь. Она решила, что заберет его, когда придет домой в свой выходной.
Мысль о выходном напомнила Бидди о том, что ждет ее впереди. Она попыталась представить себе не только прачечную, но и дом со всеми его обитателями. Девушка совершенно не знала, чего ждать. Припомнилась церковная служба, во время которой джентри занимали в церкви особое место справа от кафедры. Их скамьи находились в своеобразной галерее. Господа сидели далеко, и Бидди видела их плохо. За хозяевами в ряд сидели слуги. Бидди запомнилось только, что все они были одинаково одеты. Одна из деревенских девочек рассказывала Бидди, что ее мать приносила нагретые кирпичи, чтобы у господ не мерзли ноги. Одно время в галерее даже поставили печку, но от дыма господа кашляли, и теперь они грели ноги о кирпичи, которые укладывались в бархатные чехлы.
Когда они подошли к главному входу, привратник, Берт Джонсон, распахнул ворота, словно об их прибытии кто-то объявил.
– Мы идем в большой дом, – подойдя к нему, объяснила Рия. – Нам надо встретиться с экономкой в половине десятого.
– Идите отсюда, ну, живее, назад! – Он сердито замахал на них руками. Они поспешно отступили, а Берт крикнул: – Скройтесь с глаз, и побыстрее.
– Но почему мы должны уйти?
– Почему? – Привратник выпятил грудь. – Да потому, что по аллее едет экипаж. Это хозяйка. Ну, пошевеливайтесь!
Они вернулись на дорогу и укрылись за живой изгородью. Через некоторое время из ворот выехал экипаж, запряженный парой лошадей. На своем сиденье, ловко управляя длинным кнутом, важно восседал кучер в высокой шляпе и темно-коричневом сюртуке.
Когда экипаж сворачивал на главную дорогу, Рия и Бидди успели заметить в одном окошке поля шляпы, а в другом – чье-то молодое лицо.
Все время, пока ехал экипаж, привратник стоял, вытянувшись в струнку. Когда он стал закрывать ворота, Рия снова подошла к нему.
– А теперь нам можно войти? – спросила она.
– Нет, здесь нельзя. Идите туда. – Он показал в сторону, откуда они пришли. – Там есть маленькая калитка. Это вход со стороны парка. Через нее и попадете к дому с заднего двора. – Привратник повернулся и без дальнейших разговоров ушел в стоявшую сбоку от входа каменную сторожку.
Рия проводила его взглядом, после чего обернулась к дочери:
– Пойдем.
Вскоре они увидели калитку. От нее шла дорожка между двумя живыми изгородями, достаточно широкая, чтобы идти рядом, но повозка бы там не прошла. Дорожка кружила и кружила по парку, казалось, ей нет конца. Но вот она резко пошла на подъем. Достигнув его вершины, мать с дочерью в изумлении замерли, сраженные открывшимся видом. В этом месте в изгороди был просвет, образовавшийся на месте срубленного дерева. Перед ними, за безупречной мозаикой лужаек, цветных клумб, обрамленных аккуратно подстриженными кустами дорожек, предстала во всем своем великолепии громада «Холмов». Размеры здания поражали. Это был не дом, а целая улица, скорее даже, три улицы, поставленные одна над другой. Восходящее солнце освещало фасад, и окутанное легкой утренней дымкой здание, казалось, парило в воздухе. Бидди разглядела две арки и бесчисленное множество окон, но ниш или выступов не заметила.
Завороженные чудесным видом, мать и дочь некоторое время стояли молча, потом одновременно двинулись дальше. Дорожка по-прежнему шла на подъем, и вновь петляла, уходя, как им показалось, все дальше от дома. Наконец они вышли из полумрака аллеи на просвет и очутились перед высоким каменным забором с деревянной дверью.
Как только они оказались за забором, Рии почудилось, что она снова вернулась в горняцкий поселок: знакомые груды золы, бивший в нос едкий запах сточной канавы.
Брезгливо морщась, они прошли по маленькому мостику через узенький ручеек. Впереди расходились три дорожки. Одна вела к воротам, за которыми начиналось поле. Две другие терялись между живых изгородей.
– Куда же теперь? – скорее обращаясь к себе самой, чем к Бидди, задумчиво спросила Рия.
– Надо идти по левой, мама, – предположила девушка. – Потому что дом по другую сторону.
Без долгих размышлений они свернули налево и вскоре убедились, что не ошиблись. Дорожка вывела их на небольшую площадку, усыпанную золой. Чуть дальше находилась арка, в которую был виден задний двор.
Войдя туда, они удивленно огляделись. Двор оказался узким и длинным, как улица в их шахтерском поселке. По одну сторону шли стойла для лошадей, денники. Лошади кивали головами над низкими дверями загонов. К стойлам примыкал длинный ряд строений, а в самом конце двора высился большой сарай.
– Может быть, я увижу Дэйви. – Впервые за все утро в голосе Рии не слышалось раздражения.
– Что вам нужно?
Они, как по команде, обернулись и увидели мужчину в кожаной куртке и безрукавке.
– Мы… я пришла поговорить с экономкой.
– А, ну тогда вам туда, – показал он в конец двора. – Пройдете под аркой и выйдете к дому с обратной стороны. Вам нужна не первая дверь, а вторая.
– Спасибо. – Рии пришлось положить руку на плечо Бидди, заставляя ее тем самым повернуться. Странное выражение отразилось на лице Бидди. Рия не могла утверждать, что это был страх. Она сомневалась, знакомо ли дочери это чувство. И все же в выражении лица Бидди угадывалась смутная тревога.
Они прошли в арку и попали в соседний двор, который с левой стороны ограничивался стеной дома. Мать дернула Бидди за руку и заговорила свистящим шепотом:
– Следи за своими манерами и говори нормально. Нор-маль-но. Поняла? Без всяких твоих заумей, иначе сразу жди неприятностей.
Бидди повела плечами, высвобождаясь из рук матери, и шагнула ко второй двери.
Рия нерешительно постучала.
Дверь почти сразу же открылась. На пороге появился мальчик лет девяти и бодро спросил:
– Вам кого?
– Я пришла поговорить с экономкой.
– А! – Мальчик оглянулся, открыл дверь пошире и, кивнув в сторону, сказал: – Вам надо было зайти с коридора.
– Нам сказали постучать в эту дверь.
Он отступил назад, освобождая им дорогу. Мать с дочерью вошли в квадратную комнату, по обеим сторонам которой тянулись прикрепленные к стенам длинные столы из реек. Сверху и снизу шли полки. Один стол был заставлен лампами. На другом высилась гора всевозможных башмаков и туфель. Мальчик прошел в другую комнату через проем в стене и они услышали его голос:
– Кейти, сходи к кухарке, пусть она пошлет кого-нибудь передать миссис Фултон, что к ней пришла женщина с девочкой.
Мальчик вернулся, заметив что Бидди рассматривает полки, он радостно объявил:
– Первая партия уже ушла час назад. Это принесли потом, – кивнул он в сторону другой длинной полки и уточнил: – Сегодня утром я вычистил уже пятнадцать из них.
Мать и дочь с пониманием закивали головами.
– У тебя, я вижу, много работы, – произнесла Рия сочувственно.
– Да, работы у нас всегда хватает.
Рия с укором взглянула на дочь, словно хотела сказать: «Ну вот, парень, должно быть, поднимается ни свет ни заря, чтобы все переделать, и все равно смотрит весело. А ты что нос воротишь?»
Бидди заметила в проеме стены девочку немного моложе себя. Та окинула их внимательным взглядом и сказала:
– Пройдите сюда. – Голос у нее был грубый, лицо круглое, а щеки румяные. Сильно накрахмаленный чепец закрывал уши. Рукава ее голубого ситцевого платья были запачканы выше локтя, а весь перед платья был скрыт за огромным фартуком из грубой ткани. Когда они вошли вслед за девочкой в другую комнату, Бидди поняла, зачем понадобился фартук такого размера: три больших стола были уставлены закопченными, покрытыми слоем сажи чугунными сковородами, в конце стола находился чан на каменных подставках, полный воды, поверхность которой закрывала шапка грязной пены.
Они проследовали в следующую комнату, которую Бидди сразу же окрестила про себя огромной судомойней. У каменной раковины стояла девушка и мыла посуду. Бидди никогда не видела такого количества посуды. Здесь же лежали грязные сковородки, но не привычные чугунные, а медные.
Наконец они вошли в кухню. Вот где им пришлось по-настоящему удивиться. Их кухню в Мур-Хаусе нельзя было назвать маленькой, она была больше гостиной в их старом доме в поселке. Но в этой кухне, наверное, свободно уместился бы весь средний этаж Мур-Хауса.
Бидди кухня тоже поразила, но не столько своими размерами, сколько всем, что в ней находилось. На одном конце длинного стола было укреплено много разных железных устройств. Часть стены сверкала развешанными на ней начищенными до блеска медными сковородами. Ниже висели в ряд вилки с покрытыми латунью зубьями. Печи тоже казались громадными. Они стояли по обе стороны открытого очага, над которым висел большущий железный вертел. Был еще очаг поменьше, с круглой плитой над ним.
Первая, кого они увидели, была немолодая маленькая пухленькая женщина с приятным лицом. Держалась она просто и приветливо.
– Она сейчас к вам выйдет, – сообщила милая толстушка и спросила. – Вы, наверное, мать Дэйви?
– Да, это я.
– А это ваша девочка?
– Да, – Рия кивнула в сторону Бидди.
– Ничего, привыкнешь. – Полная женщина широко улыбнулась Бидди. – Все привыкают. Не сразу, но привыкают.
Другая женщина выглядела лет на тридцать. Она стояла в конце стола и бросала пригоршнями орехи в чугунную чашу, перед тем как повернуть ручку. По тому, каких усилий ей это стоило, было видно, что занималась она нелегким делом. Рядом с ней девушка лет шестнадцати чистила овощи в мелком корыте. Все трое были в одинаковой форме: голубое в полоску хлопчатобумажное платье и белый фартук. Только чепцы на них были разные. Бидди подумала про себя, что чепцы, вероятно, указывали на ранг прислуги.
В дальнем конце кухни показалась еще одна женщина, но в сером платье, и чепец у нее тоже был другой. Широкие лямки фартука украшала узкая оборка. Она сделала им знак подойти. Рия кивком попрощалась с кухаркой и, подтолкнув вперед Бидди, направилась вместе с ней к горничной. Бидди прикинула, что эта высокая, с плотной фигурой, женщина была того же возраста, что и ее мать. Горничная молча пропустила их в дверь и повела за собой по широкому коридору, в который выходило много дверей. Они остановились перед последней дверью. Горничная постучала. Услышав разрешение войти, она, так же молча, раскрыла перед ними дверь.
Проходя мимо женщины, девочка взглянула ей в лицо, и хотя на душе у нее скребли кошки, в голову ей пришла озорная мысль: «Наверное, хозяин не имел бы ничего против, если бы я использовала здесь такое выражение, как «язык проглотила»?
Едва Бидди с матерью подошли к столу, за которым сидела женщина лет пятидесяти, улыбка тут же сползла с ее лица. Собранные в аккуратную прическу темные волосы и мелкие черты лица придавали сидевшей перед ними женщине строгий вид, особенно его подчеркивали полные губы, которые она постоянно поджимала, словно все время сосала конфету.
– Это и есть та самая девочка? – Голос экономки соответствовал ее суровому виду.
– Да, мэм.
– Сколько, вы сказали, ей лет?
– В декабре исполнилось пятнадцать, мэм.
– Как я понимаю, она в первый раз определяется на службу?
– Да, мэм.
– На вид она совсем не крепкая, – неодобрительно поцокав языком, заметила экономка. – Такая худая…
– Она сильная, мэм. Несколько лет ей приходилось работать в саду.
– В саду? – повторила она, и даже намертво прикрепленный к безукоризненно причесанной голове чепец из гофрированных кружев, чьи накрахмаленные завязки свисали точно за ушами, и этот чепец, казалось, приподнялся от удивления. – Она не выглядит достаточно сильной для работы в саду. Вы имели в виду, что она выкапывала картофель и все такое?
– Нет, мэм. Она по-настоящему работала в саду: выращивала овощи, копала, сажала, ухаживала за деревьями и кустарниками.
– Ну хорошо. – Чепец еще раз слегка приподнялся и как бы потянул за собой из-за стола экономку, которая, к удивлению Бидди, оказалась почти одного с ней роста. Она обошла стол и, обращаясь исключительно к Бидди, начала объяснять голосом, не терпящим возражений:
– Ты будешь получать шиллинг в неделю. Ты должна вставать в пять утра. Заканчиваешь работу в шесть вечера. В восемь у тебя двадцать минут на завтрак. В двенадцать перерыв на обед, тогда же и займешься уборкой в комнате, где будешь жить вместе с другой служанкой. Каждое воскресенье станешь посещать церковь вместе с остальной прислугой. Раз в две недели, тоже в воскресенье, тебе положено свободное время. Летом ты свободна с двух дня до семи вечера, а зимой с часу до шести. Тебе выдается одна свеча на две недели. Твоя соседка по комнате получает то же самое, так что свеча у вас на неделю. Когда ты будешь работать в прачечной, за твоей работой будет следить миссис Фицсиммонс, в остальное время ты отчитываешься передо мной. Ты должна обращаться ко мне «миссис Фултон». Тебе запрещено появляться у фасада, за домом и у западного крыла. Если тебе случится увидеть кого-либо из членов семьи, постарайся не попасться им на глаза. Поняла? – Она остановилась, переведя дух.
Бидди молчала, не сводя широко раскрытых глаз со стоявшей перед ней маленькой женщины, привычка которой постоянно поджимать губы, казалось, завораживала ее. Но вот экономка продолжила свои наставления:
– Тебе разрешено только отвечать на вопросы. Разговаривать свободно можешь с тремя работницами в прачечной, прислугой низшего ранга на кухне, и больше ни с кем. Ты понимаешь, что тебе говорят? – Не получив ответа, она вопросительно посмотрела на Рию, словно спрашивая: «Ваша дочь такая тупая?»
– Я прекрасно вас поняла, миссис Фултон, – отчеканила Бидди.
И от этой первой фразы своей новой подчиненной чепец на голове миссис Фултон, казалось, подскочил выше прежнего.
Экономка удивилась так сильно, что губы ее перестали собираться гармошкой, а наоборот, вытянулись в узкую полоску. Она опять уставилась на Рию, чье лицо стало пунцовым. Не получив никаких объяснений от матери, экономка снова, пожевав губами, приказала Бидди:
– Попрощайся с матерью.
Мать и дочь посмотрели друг на друга, и Бидди захотелось броситься матери на шею и закричать: «Мама, уведи меня отсюда. Я буду делать все, что ты скажешь, только не оставляй меня здесь». Но Рия смотрела на нее такими глазами, что Бидди поняла: просить бесполезно. И почувствовала себя окончательно брошенной, когда мать сухо произнесла:
– До свидания, веди себя как следует.
Девочка проводила мать глазами, и когда дверь за ней закрылась, перевела взгляд на коротышку, как она про себя назвала экономку.
А миссис Фултон, в свою очередь, смотрела на Бидди и со злорадством думала: «Да, веди себя как следует. Так, значит, у нас завелась шутница? Прекрасно! Я знаю, как с ними обращаться, с этими шутниками… – «Я прекрасно вас поняла, миссис Фултон», – вспомнила она слова Бидди. – Она не только пытается шутить, но и смеет передразнивать старших по рангу. Ну, берегись, маленькая соплячка! Только попробуй показать зубки. Тебе пятнадцать, а ты настоящей работы и не нюхала. Скоро узнаешь, где твое место. И посмей только не подчиниться!»
– Так вот, мисс Бриджит, – заговорила миссис Фултон, стараясь как можно сильнее уязвить Бидди, – если я услышу, что вы стараетесь грубить тем, кто выше вас, вы узнаете, что значит голодать целый день и остаться на месяц без выходного. Вам все понятно?
– Да.
– Что, да? – злобно зашипела «коротышка».
– Миссис Фултон.
– Надо отвечать: да, миссис Фултон. Советую помнить об этом. А теперь тебя надо подобающе одеть. Иди за мной.
Бидди подхватила свой узелок и последовала за экономкой через лабиринт коридоров, мимо бессчетного множества дверей, пока ей не стало казаться, что они добрались до конца дома, по крайней мере, той его части, где находилась прислуга. В комнате, где, как показалось Бидди, едко пахло кожей или коленкором, сидели три женщины. При появлении домоправительницы все дружно встали.
– Вот новая работница в прачечную, – обратилась миссис Фултон к старшей из женщин. – Вы знаете, что ей требуется. А когда закончите с этим, ты, Джулия, – она повернулась к самой младшей, – можешь показать ей ее комнату. Она будет жить с Джин Бит-тон. Потом отведешь ее в прачечную. Я сообщу миссис Фицсиммонс, что у нее новая работница. – И, окинув Бидди суровым взглядом, миссис Фултон удалилась. Как только за ней закрылась дверь, старшая наклонилась к сидевшей рядом женщине и тихонько сказала:
– А мы, кажется, сегодня опять сильно не в духе.
– А что, когда-то бывает по-другому? – иронично заметила та и, обращаясь к Бидди, спросила: – Ну, здравствуй, как тебя зовут?
– Бриджит Милликан.
– Ты ирландка?
– Насколько я знаю, нет, – после некоторого раздумья ответила Бидди, и обе женщины расхохотались.
– Ну, иди сюда, займемся делом. – Старшая швея вооружилась сантиметровой лентой и сняла с Бидди мерки, приговаривая: – Одежда будет не новая, перешьем из вещей той девушки, что работала до тебя. Бедняжка. Но ее одежду как следует выстирали, так что не бойся ничего подцепить.
«Не бойся ничего подцепить? Что случилось с той девушкой? – думала Бидди. – Но что бы у нее ни было, она, скорее всего, от этого умерла».
– Ты откуда? – спросила женщина, которую экономка назвала Джулией.
– Из Мур-Хауса, – ответила Бидди. Женщины переглянулись, и Джулия переспросила:
– Ты из Мур-Хауса? Того, что за церковью?
– Да, от нас до нее – миля.
– Мур-Хаус, – повторила вторая женщина, обращаясь к остальным. – Там жил мужчина, который никуда не выезжал. Ну тот, что все возился с книжками, как я слышала. Это то самое место?
– Да, – кивнула Бидди.
– Постой, – швея наклонилась поближе к Бидди. – В округе поговаривали, что он оставил дом своей экономке?
– Да, – снова подтвердила Бидди. – Это моя мама. Женщины недоуменно переглянулись.
– И ты пришла работать в прачечную? – выразила всеобщее удивление Джулия.
– Хозяин не оставил нам денег, – откровенно призналась Бидди.
Вся троица с жалостью смотрела на девушку, пока старшая швея не сказала:
– Давайте закончим с этим.
После того как все нужные мерки были сняты, Джулия повела за собой Бидди. Но пошли они не в ту сторону, где находилась кухня, а еще дальше углубились в дом. Их путь лежал по бесконечным коридорам и лестницам, пока они не добрались до мансарды. И здесь Бидди познакомилась с каморкой, которая должна была стать ее комнатой. В крохотной клетушке, не больше кладовки, находились две грубо сколоченные кровати с соломенными тюфяками. В ногах их было сложено постельное белье. На столе стояли кувшин и тазик. Вбитые в дверь гвозди заменяли платяной шкаф.
– Комната не для леди, это точно. Хуже нет, но что поделаешь… оставь здесь свой узелок и пошли дальше.
Они вернулись немного назад и сквозь боковую дверь вышли во двор. Противоположную сторону двора занимало низкое кирпичное здание. Оно замыкало целый ряд надворных построек. Бидди отметила, что этот двор не сообщался с конным двором.
Неожиданно Джулия остановилась и предупредила, глядя Бидди в глаза:
– Тебе придется нелегко, учти это, девочка. Хочу сразу тебе сказать, что для Джинни Фицсиммонс ее работницы – хуже рабов. Но я тебе подскажу, как себя вести. Ты перед ней не трусь, держись смелей перед ней и Салли Финч, это старшая прачка. А вот Флорри Макналти, помощница, она неплохая. И Джин Биттон тоже. Она стирает одежду прислуги. Но в любом случае тебе не позавидуешь, работы будет по горло. Я тебя не пугаю, просто так оно и есть. Знаешь, – осуждающе покачала головой Джулия, – не могу понять твою мать. Как она решилась отдать тебя сюда, после… того как ты жила в том доме. Понимаешь, мы кое-что слышали о вашем бывшем хозяине от Мэри Уоттс. Ты, может, и не знаешь, но это старшая горничная. Она поддерживает отношения с мисс Хобсон, камеристкой мадам. Они обе здесь прослужили больше тридцати лет, так что ты понимаешь, что я имела в виду, когда сказала, что они поддерживают знакомство. Мэри знает, что мисс Хобсон время от времени навещала того джентльмена, что жил отшельником, когда-то она служила у него в доме, я говорю о мисс Хобсон. Ты понимаешь меня? – Женщина улыбнулась.
– Да, понимаю, – ответила Бидди.
– Я просто хочу объяснить, откуда нам это известно. Кажется, он был человек очень умный, – заключила Джулия.
– Да, верно.
– Он… когда-нибудь с тобой разговаривал?
– Разговаривал? – поразилась Бидди. – Да он… учил всех нас.
– Ах да, – закивала Джулия. – Знаю, твой брат работает в конюшне. Говорят, он умеет читать и писать. А ты умеешь?
– Да, я умею и читать, и писать.
– Ну и ну! – поразилась Джулия и пониже нагнулась к Бидди. – На твоем месте, я бы об этом помалкивала, потому что обо всем может узнать мистер Фроггетт, дворецкий. Он служит здесь очень давно и обо всем, что делается в доме, доносит хозяину. А хозяин, как я слышала, грамотных слуг не любит. Могу поспорить: он не знает, что твой брат умеет читать и писать, а то бы он тут долго не задержался. Понимаешь, джентри, – Джулия многозначительно подняла палец вверх, – считают, что такие вещи приносят неприятности. Ученье отнимает у людей покой. Они в чем-то правы… Ну, пойдем, а то мы здесь скоро замерзнем. – С этими словами она весело рассмеялась.
Однако Бидди было не до смеха.
Они прошли в прачечную через тяжелую массивную дверь, не пропускавшую ни звуков, ни запахов. Но стоило Бидди переступить порог, как в нос ей ударил едкий запах стирки. Она тонко чувствовала запахи и тут же начала чихать в удушливой атмосфере прачечной.
Сквозь облака пара Бидди разглядела уставившихся на нее четырех женщин.
Одна из них, с маленькими круглыми глазками на крупном распаренном лице и тучной бесформенной фигурой, стояла у стола и гладила какую-то изящную вещицу из тонкого материала. Бидди предположила, что это, скорее всего, и есть миссис Фицсиммонс.
Вторая женщина, с узким худым лицом, была помоложе. Она утюжила фартуки. Третья, пухленькая девушка с полным круглым лицом, стояла у скамьи и стирала в корыте какую-то одежду. На вид ей было лет шестнадцать—семнадцать, пот градом катился по ее раскрасневшемуся лицу. Четвертая женщина, едва подняв глаза, тут же опустила их.
Старшая прачка неспешно направилась в дальний конец комнаты, к пышущей жаром круглой железной печке, установленной на каменных опорах. Вокруг нее размещались пять платформ для утюгов разного размера, что делало печку похожей на пирамиду. Бидди не спускала глаз с грузной фигуры. Женщина поставила свой утюг на место, взяла другой, перевернула, плюнула на его подошву и, удостоверившись, что он достаточно нагрелся, все тем же мерным шагом вернулась к столу. Перед тем как поставить утюг на железную подставку, она провела им по какой-то подстилке и только после этого выдавила короткое:
Они посторонились, пропуская повозку. Поравнявшись с ними, Тол придержал лошадь.
– Привет, – поздоровался он. – Вы, я смотрю, ранние пташки.
– Да, да, – коротко ответила Рия. Она смотрела мимо Тола на его спутницу, которую он не торопился представлять.
– Куда собрались в такую рань? – поинтересовался мужчина.
Бидди вновь опустила голову, услышав, как мать ядовито ответила:
– А разве ты не знаешь? Новости у нас летают быстрее ветра.
– Значит, до меня дошли не все, – помолчав, произнес Тол. – Я слышал только, что судьба тебе улыбнулась, и порадовался за тебя.
– Спасибо, – со скрытым раздражением поблагодарила она.
– Так что же за новость дойти не успела до меня?
– Я веду ее к вам, то есть в усадьбу «Холмы», она будет там работать в прачечной.
– В прачечной? – Тол гаркнул так, что Бидди встрепенулась и вскинула голову. – Она будет работать в прачечной? Бидди? Рия, ты не можешь отправить ее туда. Да там же у них настоящее рабство.
– Ей необходимо как-то зарабатывать на жизнь. Надо же где-то начинать, а это единственное свободное место.
– Свободное! Черта с два! – Он немного помолчал и уже спокойнее продолжал: – Я не могу тебя понять, Рия. Раньше не мог и дальше не смогу. Ну, пошла. – Взяв кнут, он стегнул лошадь. Бидди не могла не заметить, что Тол очень рассердился.
– И что он лезет не в свое дело? – вспылила Рия, когда они прошли несколько шагов. – Какая ему разница, куда я тебя определю?
– Мама, он знает, что ты не права. Они остановились как по команде и посмотрели друг на друга. Бидди не опустила глаза и смело продолжила:
– Только сброд идет работать в прачечную, ты сама это говорила, я слышала.
– Я говорила о прачечных при банях, это совсем другое дело. А ты будешь работать в домашней прачечной. Тебе выдадут форму. Да и как он может о чем-то говорить… Он к нам даже ни разу не заходил после смерти хозяина.
Бидди догадалась, в чем дело. Мать не могла забыть Тола. Но у него была женщина, и довольно приятная, оттого мать и пришла в ярость. Бидди поймала себя на том, что выразилась, как хозяин. Он бы сказал именно так: пришла в ярость, а не разозлилась или рассвирепела.
– Как он смеет учить меня, ведь о его распутстве только в округе и говорят.
Распутство! Бидди удивилась, услышав от матери это слово. Раньше она никогда его не говорила. Слово было плохое. А женщина, ехавшая с Толом, показалась Бидди приятной. Она не понимала, почему Тол не женится. Что же, интересно, означало слово «распутство»? Надо будет выяснить. Бидди пожалела, что не захватила с собой словарь. Она решила, что заберет его, когда придет домой в свой выходной.
Мысль о выходном напомнила Бидди о том, что ждет ее впереди. Она попыталась представить себе не только прачечную, но и дом со всеми его обитателями. Девушка совершенно не знала, чего ждать. Припомнилась церковная служба, во время которой джентри занимали в церкви особое место справа от кафедры. Их скамьи находились в своеобразной галерее. Господа сидели далеко, и Бидди видела их плохо. За хозяевами в ряд сидели слуги. Бидди запомнилось только, что все они были одинаково одеты. Одна из деревенских девочек рассказывала Бидди, что ее мать приносила нагретые кирпичи, чтобы у господ не мерзли ноги. Одно время в галерее даже поставили печку, но от дыма господа кашляли, и теперь они грели ноги о кирпичи, которые укладывались в бархатные чехлы.
Когда они подошли к главному входу, привратник, Берт Джонсон, распахнул ворота, словно об их прибытии кто-то объявил.
– Мы идем в большой дом, – подойдя к нему, объяснила Рия. – Нам надо встретиться с экономкой в половине десятого.
– Идите отсюда, ну, живее, назад! – Он сердито замахал на них руками. Они поспешно отступили, а Берт крикнул: – Скройтесь с глаз, и побыстрее.
– Но почему мы должны уйти?
– Почему? – Привратник выпятил грудь. – Да потому, что по аллее едет экипаж. Это хозяйка. Ну, пошевеливайтесь!
Они вернулись на дорогу и укрылись за живой изгородью. Через некоторое время из ворот выехал экипаж, запряженный парой лошадей. На своем сиденье, ловко управляя длинным кнутом, важно восседал кучер в высокой шляпе и темно-коричневом сюртуке.
Когда экипаж сворачивал на главную дорогу, Рия и Бидди успели заметить в одном окошке поля шляпы, а в другом – чье-то молодое лицо.
Все время, пока ехал экипаж, привратник стоял, вытянувшись в струнку. Когда он стал закрывать ворота, Рия снова подошла к нему.
– А теперь нам можно войти? – спросила она.
– Нет, здесь нельзя. Идите туда. – Он показал в сторону, откуда они пришли. – Там есть маленькая калитка. Это вход со стороны парка. Через нее и попадете к дому с заднего двора. – Привратник повернулся и без дальнейших разговоров ушел в стоявшую сбоку от входа каменную сторожку.
Рия проводила его взглядом, после чего обернулась к дочери:
– Пойдем.
Вскоре они увидели калитку. От нее шла дорожка между двумя живыми изгородями, достаточно широкая, чтобы идти рядом, но повозка бы там не прошла. Дорожка кружила и кружила по парку, казалось, ей нет конца. Но вот она резко пошла на подъем. Достигнув его вершины, мать с дочерью в изумлении замерли, сраженные открывшимся видом. В этом месте в изгороди был просвет, образовавшийся на месте срубленного дерева. Перед ними, за безупречной мозаикой лужаек, цветных клумб, обрамленных аккуратно подстриженными кустами дорожек, предстала во всем своем великолепии громада «Холмов». Размеры здания поражали. Это был не дом, а целая улица, скорее даже, три улицы, поставленные одна над другой. Восходящее солнце освещало фасад, и окутанное легкой утренней дымкой здание, казалось, парило в воздухе. Бидди разглядела две арки и бесчисленное множество окон, но ниш или выступов не заметила.
Завороженные чудесным видом, мать и дочь некоторое время стояли молча, потом одновременно двинулись дальше. Дорожка по-прежнему шла на подъем, и вновь петляла, уходя, как им показалось, все дальше от дома. Наконец они вышли из полумрака аллеи на просвет и очутились перед высоким каменным забором с деревянной дверью.
Как только они оказались за забором, Рии почудилось, что она снова вернулась в горняцкий поселок: знакомые груды золы, бивший в нос едкий запах сточной канавы.
Брезгливо морщась, они прошли по маленькому мостику через узенький ручеек. Впереди расходились три дорожки. Одна вела к воротам, за которыми начиналось поле. Две другие терялись между живых изгородей.
– Куда же теперь? – скорее обращаясь к себе самой, чем к Бидди, задумчиво спросила Рия.
– Надо идти по левой, мама, – предположила девушка. – Потому что дом по другую сторону.
Без долгих размышлений они свернули налево и вскоре убедились, что не ошиблись. Дорожка вывела их на небольшую площадку, усыпанную золой. Чуть дальше находилась арка, в которую был виден задний двор.
Войдя туда, они удивленно огляделись. Двор оказался узким и длинным, как улица в их шахтерском поселке. По одну сторону шли стойла для лошадей, денники. Лошади кивали головами над низкими дверями загонов. К стойлам примыкал длинный ряд строений, а в самом конце двора высился большой сарай.
– Может быть, я увижу Дэйви. – Впервые за все утро в голосе Рии не слышалось раздражения.
– Что вам нужно?
Они, как по команде, обернулись и увидели мужчину в кожаной куртке и безрукавке.
– Мы… я пришла поговорить с экономкой.
– А, ну тогда вам туда, – показал он в конец двора. – Пройдете под аркой и выйдете к дому с обратной стороны. Вам нужна не первая дверь, а вторая.
– Спасибо. – Рии пришлось положить руку на плечо Бидди, заставляя ее тем самым повернуться. Странное выражение отразилось на лице Бидди. Рия не могла утверждать, что это был страх. Она сомневалась, знакомо ли дочери это чувство. И все же в выражении лица Бидди угадывалась смутная тревога.
Они прошли в арку и попали в соседний двор, который с левой стороны ограничивался стеной дома. Мать дернула Бидди за руку и заговорила свистящим шепотом:
– Следи за своими манерами и говори нормально. Нор-маль-но. Поняла? Без всяких твоих заумей, иначе сразу жди неприятностей.
Бидди повела плечами, высвобождаясь из рук матери, и шагнула ко второй двери.
Рия нерешительно постучала.
Дверь почти сразу же открылась. На пороге появился мальчик лет девяти и бодро спросил:
– Вам кого?
– Я пришла поговорить с экономкой.
– А! – Мальчик оглянулся, открыл дверь пошире и, кивнув в сторону, сказал: – Вам надо было зайти с коридора.
– Нам сказали постучать в эту дверь.
Он отступил назад, освобождая им дорогу. Мать с дочерью вошли в квадратную комнату, по обеим сторонам которой тянулись прикрепленные к стенам длинные столы из реек. Сверху и снизу шли полки. Один стол был заставлен лампами. На другом высилась гора всевозможных башмаков и туфель. Мальчик прошел в другую комнату через проем в стене и они услышали его голос:
– Кейти, сходи к кухарке, пусть она пошлет кого-нибудь передать миссис Фултон, что к ней пришла женщина с девочкой.
Мальчик вернулся, заметив что Бидди рассматривает полки, он радостно объявил:
– Первая партия уже ушла час назад. Это принесли потом, – кивнул он в сторону другой длинной полки и уточнил: – Сегодня утром я вычистил уже пятнадцать из них.
Мать и дочь с пониманием закивали головами.
– У тебя, я вижу, много работы, – произнесла Рия сочувственно.
– Да, работы у нас всегда хватает.
Рия с укором взглянула на дочь, словно хотела сказать: «Ну вот, парень, должно быть, поднимается ни свет ни заря, чтобы все переделать, и все равно смотрит весело. А ты что нос воротишь?»
Бидди заметила в проеме стены девочку немного моложе себя. Та окинула их внимательным взглядом и сказала:
– Пройдите сюда. – Голос у нее был грубый, лицо круглое, а щеки румяные. Сильно накрахмаленный чепец закрывал уши. Рукава ее голубого ситцевого платья были запачканы выше локтя, а весь перед платья был скрыт за огромным фартуком из грубой ткани. Когда они вошли вслед за девочкой в другую комнату, Бидди поняла, зачем понадобился фартук такого размера: три больших стола были уставлены закопченными, покрытыми слоем сажи чугунными сковородами, в конце стола находился чан на каменных подставках, полный воды, поверхность которой закрывала шапка грязной пены.
Они проследовали в следующую комнату, которую Бидди сразу же окрестила про себя огромной судомойней. У каменной раковины стояла девушка и мыла посуду. Бидди никогда не видела такого количества посуды. Здесь же лежали грязные сковородки, но не привычные чугунные, а медные.
Наконец они вошли в кухню. Вот где им пришлось по-настоящему удивиться. Их кухню в Мур-Хаусе нельзя было назвать маленькой, она была больше гостиной в их старом доме в поселке. Но в этой кухне, наверное, свободно уместился бы весь средний этаж Мур-Хауса.
Бидди кухня тоже поразила, но не столько своими размерами, сколько всем, что в ней находилось. На одном конце длинного стола было укреплено много разных железных устройств. Часть стены сверкала развешанными на ней начищенными до блеска медными сковородами. Ниже висели в ряд вилки с покрытыми латунью зубьями. Печи тоже казались громадными. Они стояли по обе стороны открытого очага, над которым висел большущий железный вертел. Был еще очаг поменьше, с круглой плитой над ним.
Первая, кого они увидели, была немолодая маленькая пухленькая женщина с приятным лицом. Держалась она просто и приветливо.
– Она сейчас к вам выйдет, – сообщила милая толстушка и спросила. – Вы, наверное, мать Дэйви?
– Да, это я.
– А это ваша девочка?
– Да, – Рия кивнула в сторону Бидди.
– Ничего, привыкнешь. – Полная женщина широко улыбнулась Бидди. – Все привыкают. Не сразу, но привыкают.
Другая женщина выглядела лет на тридцать. Она стояла в конце стола и бросала пригоршнями орехи в чугунную чашу, перед тем как повернуть ручку. По тому, каких усилий ей это стоило, было видно, что занималась она нелегким делом. Рядом с ней девушка лет шестнадцати чистила овощи в мелком корыте. Все трое были в одинаковой форме: голубое в полоску хлопчатобумажное платье и белый фартук. Только чепцы на них были разные. Бидди подумала про себя, что чепцы, вероятно, указывали на ранг прислуги.
В дальнем конце кухни показалась еще одна женщина, но в сером платье, и чепец у нее тоже был другой. Широкие лямки фартука украшала узкая оборка. Она сделала им знак подойти. Рия кивком попрощалась с кухаркой и, подтолкнув вперед Бидди, направилась вместе с ней к горничной. Бидди прикинула, что эта высокая, с плотной фигурой, женщина была того же возраста, что и ее мать. Горничная молча пропустила их в дверь и повела за собой по широкому коридору, в который выходило много дверей. Они остановились перед последней дверью. Горничная постучала. Услышав разрешение войти, она, так же молча, раскрыла перед ними дверь.
Проходя мимо женщины, девочка взглянула ей в лицо, и хотя на душе у нее скребли кошки, в голову ей пришла озорная мысль: «Наверное, хозяин не имел бы ничего против, если бы я использовала здесь такое выражение, как «язык проглотила»?
Едва Бидди с матерью подошли к столу, за которым сидела женщина лет пятидесяти, улыбка тут же сползла с ее лица. Собранные в аккуратную прическу темные волосы и мелкие черты лица придавали сидевшей перед ними женщине строгий вид, особенно его подчеркивали полные губы, которые она постоянно поджимала, словно все время сосала конфету.
– Это и есть та самая девочка? – Голос экономки соответствовал ее суровому виду.
– Да, мэм.
– Сколько, вы сказали, ей лет?
– В декабре исполнилось пятнадцать, мэм.
– Как я понимаю, она в первый раз определяется на службу?
– Да, мэм.
– На вид она совсем не крепкая, – неодобрительно поцокав языком, заметила экономка. – Такая худая…
– Она сильная, мэм. Несколько лет ей приходилось работать в саду.
– В саду? – повторила она, и даже намертво прикрепленный к безукоризненно причесанной голове чепец из гофрированных кружев, чьи накрахмаленные завязки свисали точно за ушами, и этот чепец, казалось, приподнялся от удивления. – Она не выглядит достаточно сильной для работы в саду. Вы имели в виду, что она выкапывала картофель и все такое?
– Нет, мэм. Она по-настоящему работала в саду: выращивала овощи, копала, сажала, ухаживала за деревьями и кустарниками.
– Ну хорошо. – Чепец еще раз слегка приподнялся и как бы потянул за собой из-за стола экономку, которая, к удивлению Бидди, оказалась почти одного с ней роста. Она обошла стол и, обращаясь исключительно к Бидди, начала объяснять голосом, не терпящим возражений:
– Ты будешь получать шиллинг в неделю. Ты должна вставать в пять утра. Заканчиваешь работу в шесть вечера. В восемь у тебя двадцать минут на завтрак. В двенадцать перерыв на обед, тогда же и займешься уборкой в комнате, где будешь жить вместе с другой служанкой. Каждое воскресенье станешь посещать церковь вместе с остальной прислугой. Раз в две недели, тоже в воскресенье, тебе положено свободное время. Летом ты свободна с двух дня до семи вечера, а зимой с часу до шести. Тебе выдается одна свеча на две недели. Твоя соседка по комнате получает то же самое, так что свеча у вас на неделю. Когда ты будешь работать в прачечной, за твоей работой будет следить миссис Фицсиммонс, в остальное время ты отчитываешься передо мной. Ты должна обращаться ко мне «миссис Фултон». Тебе запрещено появляться у фасада, за домом и у западного крыла. Если тебе случится увидеть кого-либо из членов семьи, постарайся не попасться им на глаза. Поняла? – Она остановилась, переведя дух.
Бидди молчала, не сводя широко раскрытых глаз со стоявшей перед ней маленькой женщины, привычка которой постоянно поджимать губы, казалось, завораживала ее. Но вот экономка продолжила свои наставления:
– Тебе разрешено только отвечать на вопросы. Разговаривать свободно можешь с тремя работницами в прачечной, прислугой низшего ранга на кухне, и больше ни с кем. Ты понимаешь, что тебе говорят? – Не получив ответа, она вопросительно посмотрела на Рию, словно спрашивая: «Ваша дочь такая тупая?»
– Я прекрасно вас поняла, миссис Фултон, – отчеканила Бидди.
И от этой первой фразы своей новой подчиненной чепец на голове миссис Фултон, казалось, подскочил выше прежнего.
Экономка удивилась так сильно, что губы ее перестали собираться гармошкой, а наоборот, вытянулись в узкую полоску. Она опять уставилась на Рию, чье лицо стало пунцовым. Не получив никаких объяснений от матери, экономка снова, пожевав губами, приказала Бидди:
– Попрощайся с матерью.
Мать и дочь посмотрели друг на друга, и Бидди захотелось броситься матери на шею и закричать: «Мама, уведи меня отсюда. Я буду делать все, что ты скажешь, только не оставляй меня здесь». Но Рия смотрела на нее такими глазами, что Бидди поняла: просить бесполезно. И почувствовала себя окончательно брошенной, когда мать сухо произнесла:
– До свидания, веди себя как следует.
Девочка проводила мать глазами, и когда дверь за ней закрылась, перевела взгляд на коротышку, как она про себя назвала экономку.
А миссис Фултон, в свою очередь, смотрела на Бидди и со злорадством думала: «Да, веди себя как следует. Так, значит, у нас завелась шутница? Прекрасно! Я знаю, как с ними обращаться, с этими шутниками… – «Я прекрасно вас поняла, миссис Фултон», – вспомнила она слова Бидди. – Она не только пытается шутить, но и смеет передразнивать старших по рангу. Ну, берегись, маленькая соплячка! Только попробуй показать зубки. Тебе пятнадцать, а ты настоящей работы и не нюхала. Скоро узнаешь, где твое место. И посмей только не подчиниться!»
– Так вот, мисс Бриджит, – заговорила миссис Фултон, стараясь как можно сильнее уязвить Бидди, – если я услышу, что вы стараетесь грубить тем, кто выше вас, вы узнаете, что значит голодать целый день и остаться на месяц без выходного. Вам все понятно?
– Да.
– Что, да? – злобно зашипела «коротышка».
– Миссис Фултон.
– Надо отвечать: да, миссис Фултон. Советую помнить об этом. А теперь тебя надо подобающе одеть. Иди за мной.
Бидди подхватила свой узелок и последовала за экономкой через лабиринт коридоров, мимо бессчетного множества дверей, пока ей не стало казаться, что они добрались до конца дома, по крайней мере, той его части, где находилась прислуга. В комнате, где, как показалось Бидди, едко пахло кожей или коленкором, сидели три женщины. При появлении домоправительницы все дружно встали.
– Вот новая работница в прачечную, – обратилась миссис Фултон к старшей из женщин. – Вы знаете, что ей требуется. А когда закончите с этим, ты, Джулия, – она повернулась к самой младшей, – можешь показать ей ее комнату. Она будет жить с Джин Бит-тон. Потом отведешь ее в прачечную. Я сообщу миссис Фицсиммонс, что у нее новая работница. – И, окинув Бидди суровым взглядом, миссис Фултон удалилась. Как только за ней закрылась дверь, старшая наклонилась к сидевшей рядом женщине и тихонько сказала:
– А мы, кажется, сегодня опять сильно не в духе.
– А что, когда-то бывает по-другому? – иронично заметила та и, обращаясь к Бидди, спросила: – Ну, здравствуй, как тебя зовут?
– Бриджит Милликан.
– Ты ирландка?
– Насколько я знаю, нет, – после некоторого раздумья ответила Бидди, и обе женщины расхохотались.
– Ну, иди сюда, займемся делом. – Старшая швея вооружилась сантиметровой лентой и сняла с Бидди мерки, приговаривая: – Одежда будет не новая, перешьем из вещей той девушки, что работала до тебя. Бедняжка. Но ее одежду как следует выстирали, так что не бойся ничего подцепить.
«Не бойся ничего подцепить? Что случилось с той девушкой? – думала Бидди. – Но что бы у нее ни было, она, скорее всего, от этого умерла».
– Ты откуда? – спросила женщина, которую экономка назвала Джулией.
– Из Мур-Хауса, – ответила Бидди. Женщины переглянулись, и Джулия переспросила:
– Ты из Мур-Хауса? Того, что за церковью?
– Да, от нас до нее – миля.
– Мур-Хаус, – повторила вторая женщина, обращаясь к остальным. – Там жил мужчина, который никуда не выезжал. Ну тот, что все возился с книжками, как я слышала. Это то самое место?
– Да, – кивнула Бидди.
– Постой, – швея наклонилась поближе к Бидди. – В округе поговаривали, что он оставил дом своей экономке?
– Да, – снова подтвердила Бидди. – Это моя мама. Женщины недоуменно переглянулись.
– И ты пришла работать в прачечную? – выразила всеобщее удивление Джулия.
– Хозяин не оставил нам денег, – откровенно призналась Бидди.
Вся троица с жалостью смотрела на девушку, пока старшая швея не сказала:
– Давайте закончим с этим.
После того как все нужные мерки были сняты, Джулия повела за собой Бидди. Но пошли они не в ту сторону, где находилась кухня, а еще дальше углубились в дом. Их путь лежал по бесконечным коридорам и лестницам, пока они не добрались до мансарды. И здесь Бидди познакомилась с каморкой, которая должна была стать ее комнатой. В крохотной клетушке, не больше кладовки, находились две грубо сколоченные кровати с соломенными тюфяками. В ногах их было сложено постельное белье. На столе стояли кувшин и тазик. Вбитые в дверь гвозди заменяли платяной шкаф.
– Комната не для леди, это точно. Хуже нет, но что поделаешь… оставь здесь свой узелок и пошли дальше.
Они вернулись немного назад и сквозь боковую дверь вышли во двор. Противоположную сторону двора занимало низкое кирпичное здание. Оно замыкало целый ряд надворных построек. Бидди отметила, что этот двор не сообщался с конным двором.
Неожиданно Джулия остановилась и предупредила, глядя Бидди в глаза:
– Тебе придется нелегко, учти это, девочка. Хочу сразу тебе сказать, что для Джинни Фицсиммонс ее работницы – хуже рабов. Но я тебе подскажу, как себя вести. Ты перед ней не трусь, держись смелей перед ней и Салли Финч, это старшая прачка. А вот Флорри Макналти, помощница, она неплохая. И Джин Биттон тоже. Она стирает одежду прислуги. Но в любом случае тебе не позавидуешь, работы будет по горло. Я тебя не пугаю, просто так оно и есть. Знаешь, – осуждающе покачала головой Джулия, – не могу понять твою мать. Как она решилась отдать тебя сюда, после… того как ты жила в том доме. Понимаешь, мы кое-что слышали о вашем бывшем хозяине от Мэри Уоттс. Ты, может, и не знаешь, но это старшая горничная. Она поддерживает отношения с мисс Хобсон, камеристкой мадам. Они обе здесь прослужили больше тридцати лет, так что ты понимаешь, что я имела в виду, когда сказала, что они поддерживают знакомство. Мэри знает, что мисс Хобсон время от времени навещала того джентльмена, что жил отшельником, когда-то она служила у него в доме, я говорю о мисс Хобсон. Ты понимаешь меня? – Женщина улыбнулась.
– Да, понимаю, – ответила Бидди.
– Я просто хочу объяснить, откуда нам это известно. Кажется, он был человек очень умный, – заключила Джулия.
– Да, верно.
– Он… когда-нибудь с тобой разговаривал?
– Разговаривал? – поразилась Бидди. – Да он… учил всех нас.
– Ах да, – закивала Джулия. – Знаю, твой брат работает в конюшне. Говорят, он умеет читать и писать. А ты умеешь?
– Да, я умею и читать, и писать.
– Ну и ну! – поразилась Джулия и пониже нагнулась к Бидди. – На твоем месте, я бы об этом помалкивала, потому что обо всем может узнать мистер Фроггетт, дворецкий. Он служит здесь очень давно и обо всем, что делается в доме, доносит хозяину. А хозяин, как я слышала, грамотных слуг не любит. Могу поспорить: он не знает, что твой брат умеет читать и писать, а то бы он тут долго не задержался. Понимаешь, джентри, – Джулия многозначительно подняла палец вверх, – считают, что такие вещи приносят неприятности. Ученье отнимает у людей покой. Они в чем-то правы… Ну, пойдем, а то мы здесь скоро замерзнем. – С этими словами она весело рассмеялась.
Однако Бидди было не до смеха.
Они прошли в прачечную через тяжелую массивную дверь, не пропускавшую ни звуков, ни запахов. Но стоило Бидди переступить порог, как в нос ей ударил едкий запах стирки. Она тонко чувствовала запахи и тут же начала чихать в удушливой атмосфере прачечной.
Сквозь облака пара Бидди разглядела уставившихся на нее четырех женщин.
Одна из них, с маленькими круглыми глазками на крупном распаренном лице и тучной бесформенной фигурой, стояла у стола и гладила какую-то изящную вещицу из тонкого материала. Бидди предположила, что это, скорее всего, и есть миссис Фицсиммонс.
Вторая женщина, с узким худым лицом, была помоложе. Она утюжила фартуки. Третья, пухленькая девушка с полным круглым лицом, стояла у скамьи и стирала в корыте какую-то одежду. На вид ей было лет шестнадцать—семнадцать, пот градом катился по ее раскрасневшемуся лицу. Четвертая женщина, едва подняв глаза, тут же опустила их.
Старшая прачка неспешно направилась в дальний конец комнаты, к пышущей жаром круглой железной печке, установленной на каменных опорах. Вокруг нее размещались пять платформ для утюгов разного размера, что делало печку похожей на пирамиду. Бидди не спускала глаз с грузной фигуры. Женщина поставила свой утюг на место, взяла другой, перевернула, плюнула на его подошву и, удостоверившись, что он достаточно нагрелся, все тем же мерным шагом вернулась к столу. Перед тем как поставить утюг на железную подставку, она провела им по какой-то подстилке и только после этого выдавила короткое: