Страница:
– Нет, он ничего никому не скажет, – уверенно ответила Бидди.
– Почему ты так думаешь?
– Не знаю, но чувствую: он меня не выдаст.
– Знаешь, девочка, – промолвила Джесси, – иногда мне кажется, что ты слишком много на себя берешь, и когда-нибудь тебе это дорого обойдется. И что будет? Да ничего хорошего. Иди, – она слегка подтолкнула Бидди, – готовь ванну. И предупреждаю: приготовься к шуму и крику. Ей надо на кого-нибудь выплеснуть досаду. Уж я знаю, кому сегодня достанется. – Она кивнула и мрачно усмехнулась.
Бидди взглянула на добрую женщину и подумала: «И я тоже знаю».
Глава 7
Глава 8
– Почему ты так думаешь?
– Не знаю, но чувствую: он меня не выдаст.
– Знаешь, девочка, – промолвила Джесси, – иногда мне кажется, что ты слишком много на себя берешь, и когда-нибудь тебе это дорого обойдется. И что будет? Да ничего хорошего. Иди, – она слегка подтолкнула Бидди, – готовь ванну. И предупреждаю: приготовься к шуму и крику. Ей надо на кого-нибудь выплеснуть досаду. Уж я знаю, кому сегодня достанется. – Она кивнула и мрачно усмехнулась.
Бидди взглянула на добрую женщину и подумала: «И я тоже знаю».
Глава 7
С тех пор как Бидди перевели из прачечной, выходной у Бидди сменился. Однако Джин продолжала приходить к ним домой, теперь компанию ей составлял Дэйви. Бидди догадывалась, что Джин это особенно радовало. Она давно заметила, что подруге нравится Дэйви, но сомневалась, симпатизирует ли брат Джин. Бидди никогда не могла с полной уверенностью сказать, какие в действительности чувства испытывал Дэйви.
Выходной день ее не только перенесли, но один раз наказали, вообще лишив выходного. Поэтому она целый месяц не виделась с матерью, Джонни и Мэгги.
Дэйви и Джин сообщали Рии все новости. Только они ничего не знали о том, как обстояли дела в западном крыле. Наконец-то Бидди пришла домой и вместе с Рией сидела на берегу, пока младшие дети плескались в воде. Бидди описывала матери свои будничные хлопоты в покоях мадам.
– Тебе приходится ее мыть? – поразилась Рия, когда Бидди дошла до процедуры купания.
– Да, – подтвердила Бидди, – я мою ее всю. – Она фыркнула и прикрыла рот рукой. – Когда я в первый раз помогала Хобсон, то думала, что умру. Честное слово, мама. А с ее лица надо сначала снять жиром весь грим.
– И это должна делать ты?
– Первую неделю не делала, а теперь это моя обязанность.
– И купаешь ее?
– Да, помогаю. Ох, мама. – Она закрыла глаза и покачала головой. – Ты не поверила бы своим глазам. Когда мадам сидит одетая, то выглядит так величественно, словно старая королева. Даже в постели у нее гордый вид: но в ванной… Знаешь, что она мне напоминает: продолговатый кусок растрескавшейся глины, в который воткнули четыре палки.
– Ну ты и скажешь! – Рия замахала на дочь руками и затряслась от смеха.
А Бидди, чувствуя себя в своей стихии, принялась расписывать приготовления к купанию.
– Представь, что это ванна, – она указала на два камня, торчавших из земли, – в верхней части, снаружи, конечно, есть два крючка; на них держится специальное полотенце, которым застилается ванна, на него мадам садится, то есть ее на него опускают, чтобы тело не поранили занозы. – Девушка перевела дух и продолжила: – И знаешь, полотенце так смешно вздувается у нее между ногами, я просто губы кусаю, чтобы не рассмеяться. А потом уже становится не до смеха, когда она начинает нас ругать, что вода слишком холодная или, наоборот, чересчур горячая, или если мыло выскользнет, и нам приходится его ловить. Не представляю, – уже серьезным тоном проговорила Бидди, – как мисс Хобсон одна с ней управлялась. Неудивительно, что она с трудом ходит. Мы вдвоем – и то целый день бегаем, исполняя приказания мадам. – Девушка снова повеселела. – А после купания ее надо всю напудрить. Это похоже на то, как ты посыпала одежду Мэгги сухой глиной, чтобы отчистить пятна, что она насажала. Разница только в том, что пудра сильно пахнет, но запах приятный. На ночь лицо ее надо покрыть кремом, а еще подбородок поддерживает специальный ремешок. Я не шучу, мама. Ну послушай… перестань смеяться, это правда.
Они обнялись и некоторое время так и сидели, не разжимая объятий. Настолько хорошо на душе у Бидди уже давно не было.
Когда они снова сели прямо, Рия задумчиво произнесла:
– Знаешь, я не поверила ушам, когда Дэйви пришел и рассказал, что случилось. Подумать только! Из прачечной попасть на такую должность. В такое верится с трудом. Но Дэйви, как оказалось, говорил правду.
– А что он сказал, мама?
– Знаешь, – начала Рия, сорвав несколько травинок, – он сказал, что не удивился, поскольку с тобой всегда что-нибудь случается. Ты сама ищешь неприятностей и никогда не изменишься. Дэйви сказал: чтобы ты ни сделала, он не удивится. – Рия улыбнулась. – Джин хохотала до упаду, когда Дэйви сказал, что если бы король, проезжая мимо «Холмов», поинтересовался: «Где здесь Бриджит Милликан, я хочу захватить ее с собой в Лондон», – ты бы, не моргнув глазом, ответила: «Спасибо большое, сэр, подождите секундочку, я только прихвачу свой узелок». Наш Дэвид шутит не часто. Мне давно уже не приходилось хохотать, как в то воскресенье. Ну вот и сегодня ты меня рассмешила своим рассказом о купании.
Бидди задумчиво смотрела на резвившихся в реке брата с сестрой.
– Он не прав, мама. – В голосе ее не чувствовалось и намека на шутку. – А когда говорит о моей безудержной смелости, это неправда. Иногда мне бывает очень страшно. Но именно в такие минуты я веду себя так, будто ничего не боюсь. Ты понимаешь, мама? – Бидди вопросительно посмотрела на Рию, но мать честно призналась:
– Нет, дочка, и я вообще не всегда понимаю, что ты имеешь в виду. Но… я страшно рада, что ты теперь не в прачечной. Меня мучает совесть, ведь я знала, что ты способна на большее, и все же отдала тебя туда. Но мне казалось, что тебе надо с чего-то начать и… ты знаешь, в каком я оказалась положении.
Они некоторое время молчали.
– Мама, тебе очень одиноко? – решилась спросить Бидди.
– Иногда – да, я чувствую себя одинокой.
Бидди повернулась к ней всем телом, и у нее непроизвольно вырвалось:
– Почему ты не позволишь Толу снова навещать тебя?
– Он заходил.
– Правда? – радостно воскликнула Бидди.
– Да, – как-то вяло повторила Рия.
– И… все будет хорошо?
– Нет, если я правильно поняла твой намек. – Рия принялась с досадой рвать горстями траву.
– Почему?
– Ну, здесь все не так просто. Я как-нибудь все тебе объясню… в общем, я не могу выйти замуж за Тола и ни за кого другого.
– Он попросил тебя выйти за него?
– Да, – кивнула Рия.
– Но что тебе мешает, мама?
– Препятствий много, и это долго объяснять, так что… не расспрашивай меня больше. Не надо ничего выведывать. Все хорошо. У меня красивый дом. Могу признаться, что люблю его. Я никогда и не мечтала о таком. Никогда. Никогда. Чего же больше? Вы понемногу становитесь на ноги. И это все, что я могу тебе сейчас сказать. Пусть все остается как есть, и не надо приставать ко мне с вопросами.
– А он вернется? Ну, Тол будет приходить?
– Как сам захочет.
– Но, мама, почему ты не можешь сойтись с ним? Он столько бы здесь сделал. И вообще все было бы очень хорошо…
– Я сейчас скажу тебе две вещи, и мы потом долго-долго не будем к этому возвращаться. Во-первых, он не может переехать сюда. Во-вторых, я не могу уйти к нему. И пока закончим об этом. Пойдем, – предложила Рия и быстро встала. – Давайте вернемся в дом и выпьем чаю… Эй, хватит вам бултыхаться, – крикнула она детям, – вылезайте, и домой, а то к чаю ничего не достанется. – Она пошла через луг, а Бидди стояла и смотрела ей вслед, не слушая, что говорят ей брат и сестра. Девушка не могла представить себе, что мать отказалась от любви такого человека, как Тол, из-за того, что ей хотелось жить в большом доме. Ее мать изменилась.
Сначала, когда они сидели на берегу и просто болтали, а потом обнялись, Бидди видела мать такой, какой та была в первые месяцы после их приезда в этот дом.
Но затем Рию словно подменили. Бидди уже не чувствовала, что перед ней та любящая и нежная мать, какой она помнила ее долгие годы. Но в считанные минуты мать неузнаваемо изменилась, превратившись в человека, способного отдать предпочтение дому и имуществу, отказавшись от любви и счастливой, спокойной жизни с мужчиной, да еще с таким необыкновенным. Самым странным в этой истории казалось то, что мать по-прежнему любила Тола. Но Бидди также было известно, что любовь бывает разная, и одна может стать выше другой. Так вот и у ее матери любовь к дому оказалась сильнее чувства к Толу. День клонился к вечеру…
Час спустя, уже в библиотеке, Бидди выбрала две тоненькие небольшие по размеру книжки, чтобы они могли уместиться в карманах нижней юбки, которые она специально для этого пришила. Бидди решила отправиться в обратный путь пораньше, потому что в жару ей не хотелось торопиться.
Все вышли провожать ее к воротам. Но когда они с матерью обнялись, Бидди не ощутила теплоты, которую почувствовала на берегу. Джонни и Мэгги захотели немного пройтись с ней по дороге. В отличие от них с Дэйви, младший брат с сестрой совсем не повзрослели, и Бидди продолжала считать их детьми, хотя Джонни уже исполнилось четырнадцать лет, а Мэгги – тринадцать. Но Джонни скоро доказал ей, что она напрасно считает его маленьким. Когда они отошли на такое расстояние, что мать не могла их услышать, брат сразу же спросил:
– Бидди, не могла бы ты узнать, может, и меня возьмут работать вместе с Дэйви?
Она немедленно напустилась на него:
– Во-первых, я об этом просить не могу, а во-вторых, как ты можешь отсюда уйти? Кто тогда станет смотреть за садом? Маме здесь и так одиноко, а тут еще ты уйдешь. Выбрось эти мысли из головы. Кроме того, ты не знаешь, каково там работать. В конюшне нет должности наподобие помощницы камеристки, и не найдется. Работа в конюшне адская, а отношение, как к собаке. Дэйви пришлось пойти туда и пройти через все это. Просто чудо, как он выдержал. Но не думаю, что он бы там выжил, если бы до безумия не любил лошадей.
– Мне уже четырнадцать, Бидди.
– Конечно, я понимаю, – смягчилась она, – но подожди немного.
– Я не собираюсь сидеть здесь всю жизнь.
– Я и не жду от тебя этого. Но потерпи еще некоторое время и постарайся не огорчать маму, она и без того расстроена.
– Пусть выходит за Тола, она ему нравится. Бидди остановилась и растерянно посмотрела на сестру.
– Мы не слепые, Бидди, – важно проговорила Мэгги. – Мы же видим, что к чему.
– А если так, – произнесла Бидди, тяжело вздохнув, – если вам все ясно, тогда запаситесь терпением и подумайте о маме. Живется ей совсем не весело.
– И нам тоже.
– Мы ни с кем не видимся от воскресенья до воскресенья.
Бидди внимательнее присмотрелась к сестре. Маленькая и худенькая для своих лет, Мэгги была очень хорошенькая. Зеленые глаза красиво сочетались с каштановыми волосами, обрамлявшими лицо, привлекавшее взгляд нежной и чистой кожей. Бидди хорошо понимала чувства Мэгги и знала, как трудно без компании. И ей самой временами становилось грустно и одиноко в западном крыле. Нет, назад в прачечную ее не тянуло, но ей хотелось бы видеть побольше людей, с кем она могла бы свободно поговорить. Мисс Хобсон ограничивалась наставлениями: что положено и что не положено делать камеристке. А Бидди хотелось поболтать, она с грустью вспоминала о Джин. Да, Бидди прекрасно понимала чувства младших брата и сестры.
– Продержитесь еще немного. Все может измениться.
– Ну да, когда рак на горе свистнет.
– Идите, мама ждет. – Бидди ласково потрепала брата за ухо. – Она начнет гадать, о чем это мы тут разболтались. Постарайтесь не показывать ей, что вам скучно. Идите.
– Пока, – сказали они.
– Пока, – ответила она.
Бидди пошла дальше. Тревожно было у нее на душе. Беспокоила не только мать, но и брат с сестрой. Мэгги еще можно было удержать, но вот с непоседой Джонни дело обстояло сложнее. Если он серьезно задумает уйти, то его не остановить. Сколько молодых парней убегали из дома и становились моряками или вступали в армию.
Времени у нее в запасе было много, поэтому Бидди позволила себе свернуть с главной дороги на тропу, что вела к маленькому водопадику.
Водопад на самом деле был невелик: редкими струйками вода падала с высоты немногим более двух метров. В прошлые годы она в разное время приходила сюда по воскресеньям и устраивалась у подножья водопада. Она никого не брала с собой на эти прогулки. Для младших брата с сестрой путь был неблизкий, а Дэйви и в те дни мало привлекали красоты природы. Другое дело, если ему на глаза попадались несущиеся галопом по полям лошади, тогда он искренне и шумно восхищался.
Бидди сняла шляпку и стянула жакет, который сшила ей мать, чтобы носить с праздничным платьем. Достав из потайного кармана нижней юбки одну из книжек, девушка решила почитать минут пять. Вернуться ей следовало к семи часам, и она умела определять время по солнцу. Перед тем как раскрыть книгу, Бидди задумчиво посмотрела на нее. Последняя книга, с которой работал хозяин. Это был перевод с французского, но, несмотря на простой язык, многие вещи Бидди понять не могла, и это огорчало ее, потому что несколько фраз привлекли ее внимание, и заставили задуматься. Она сказала себе, что начнет читать сначала, хотя с хозяином они добрались уже до середины. Но она прыгала со страницы на страницу, выхватывая глазами то строчку, то предложение.
Ей не давали сосредоточиться мысли о доме и те новые, неизведанные ранее чувства, с недавних пор беспокоившие ее. Бидди могла в той или иной мере объяснить их, и говорила себе: они появились не потому что у нее нет парня, хотя было бы неплохо поболтать с кем-либо из ровесников, с парнем в том числе. Но где ей встретить человека, с которым можно было бы поговорить на интересующие ее темы. Бидди общалась только с парнями из конюшни, но едва ли они поняли бы ее. Никто из них, кроме Дэйви, не умел читать, но брата такие разговоры не привлекали.
Неужели она так и останется одинокой, как мисс Хобсон? Нет, ей совсем не нравилась участь старой девы. Бидди вздохнула и начала читать. Речь шла о богатом французе по имени Гельвеций.
Ей никак не удавалось произнести его имя правильно, как требовал хозяин. Бидди поняла: герой книги, несмотря на свое богатство, хотел, чтобы бедные люди имели землю и не работали так много. Девушка пришла к выводу, что Гельвеций был очень хорошим человеком и таким же мудрым, как Вольтер. Однако хозяин объяснил ей, что взгляды Вольтера резко отличались от взглядов Гельвеция.
Книга увлекла ее. Солнце припекало шею, но Бидди ничего не чувствовала, забыв обо всем. Ей казалось, она снова в библиотеке, рядом столы, заваленные книгами, и голос мистера Персиваля говорит ей: «Ты не в Англии, а во Франции, а французы говорят совсем иначе, чем англичане или вообще женщины». Она находилась в полуреальном-полупризрачном мире, но вот кто-то чужой вторгся в него. Бидди заметила это не сразу, и продолжала читать, но слова все медленнее воспринимались сознанием, пока их поток совсем не прервался. И в этот момент девушка словно очнулась. Она боялась оглянуться, а когда все же решилась, то вздрогнула всем телом и собралась вскочить. Когда же она увидела, кто стоит поодаль и смотрит на нее, глубокий вздох вырвался из груди девушки. Это был мистер Лоуренс, который держал на поводу лошадь.
– Моя лошадь потеряла подкову, и я вел ее по траве, чтобы она не поранилась, – объяснил он. – Не вставай, не надо. – Лоуренс жестом остановил ее. Лошадь опустила голову и принялась щипать траву. Он отпустил поводья, подошел к Бидди и на мгновение задержал на ней взгляд. Затем посмотрел на водопад. – Какой чудесный уголок, – заметил Лоуренс.
– Да, да… сэр. – Бидди едва не забыла сказать «сэр».
– Ты часто приходишь сюда?
– Теперь немного реже, но когда жила дома, то делала это так часто, как могла.
– Место очень подходит для чтения. – Он кивнул на книгу.
Девушка поспешно прикрыла книгу рукой. Но тут же убрала руку, вспомнив, что он не возражал против того, чтобы она читала.
– Да, сэр, здесь приятно читать, – согласилась Бидди.
– А что ты читаешь? – поинтересовался он и, видя, что она не торопится показать ему книгу, спросил: – Это стихи?
– Нет, сэр, это французская философия. Но в переводе на английский.
– Французская философия? – Глаза его заблестели, рот полуоткрылся. Он в изумлении качал головой. – Знаешь, Бидди, тебя ведь так зовут?
– Да, сэр.
– Ты, Бидди, удивительный человек.
– Нет, сэр, я так не считаю. – Она повернулась к водопаду и, глядя на падающие струи, сказала обычным тоном, как будто разговаривала с равным: – Я знаю только то, что где бы я ни появилась, там вечно царят беспокойство и волнение.
– А быть необыкновенным, значит, нарушать спокойствие. Можно? – Он показал на берег рядом с ней.
– Да… да, сэр, да, – в полной растерянности забормотала Бидди.
Лоуренс оглянулся на лошадь и, убедившись, что она мирно пасется, сел на край обрыва, свесив вниз ноги.
Он протянул руку, и Бидди передала ему книгу. Некоторое время Лоуренс ошеломленно смотрел на обложку.
– Гельвеций! Боже мой! – ахнул он и, словно извиняясь, проговорил: – Я хотел сказать, что сам едва знаком с его теориями. Знаешь, – произнес Лоуренс, серьезно и внимательно глядя ей в глаза, – тебе очень повезло, что ты училась у мистера Миллера. Я не был знаком с ним. Давно когда-то видел его и разговаривал с ним дважды, но сейчас жалею, очень искренне, что не осмелился заехать к нему, хотя, как понимаю, он не любил посетителей.
– Мне кажется, он был бы рад вам, сэр. Он был готов принять всех, кто умеет мыслить, и таких, как я и мои братья и сестры, которых надо было научить мыслить, открыть их разум. Но должна сказать, – Бидди скорчила веселую рожицу, – ему приходилось нелегко. Он как-то сказал, что ему не сравниться с молотком и зубилом, а в наши головы по-другому не пробиться. – Бидди легко, не смущаясь, рассмеялась.
– Ну, это он шутил, – также смеясь, возразил Лоуренс. – Ты продолжаешь читать Шелли? – Лукавая усмешка притаилась в уголках его рта.
– Да, сэр, – ответила она и уже серьезно спросила: – Сэр, а ведь Шелли не был плохим человеком, правда?
– Шелли – плохим? Конечно, нет. А почему ты спросила?
– Ну… когда я читала его стихи, вся прислуга так на меня смотрела. А потом они сказали, что эти стихи… – Бидди запнулась и, не желая говорить «грязные», произнесла: – Не совсем хорошие.
– А что ты сама думаешь о его стихах?
– Я… мне кажется, они очень красивые. Есть стихи, которые я отношу к разным вещам, вот, например, к воде. – Бидди показала рукой на водопад.
– Что это за стихи?
– Это всего несколько строк, сэр.
– Прочитай их.
– И если я это сделаю, они прозвучат глупо. Когда читаешь их вслух, то чувствуешь их по-другому.
– Позволь мне самому судить, читай. Бидди облизнула пересохшие губы и начала:
Ты замечательно их прочитала, – искренне восхитился Лоуренс. – Никогда не бойся читать вслух… Ты что-нибудь знаешь о Шелли?
– Не так уж много, сэр. – Она подняла на него глаза.
– Он умер не так давно: семнадцать лет назад. И было ему всего тридцать.
Хозяин говорил Бидди то же самое, но она сделала вид, что слышит об этом впервые, и с сожалением проговорила:
– Как жаль беднягу.
– Нет, Бидди, он не бедняга, а чистая душа. Ты знаешь, откуда эти строки?
– Да, сэр, но я никак не могу вспомнить это имя.
– Прометей. У меня тоже язык с трудом поворачивается, когда я его произношу.
– Вам нравятся стихи, сэр?
– Некоторые – да.
Они снова помолчали глядя в глаза друг другу, и Лоуренс неожиданно спросил:
– Как ты представляешь свою будущую жизнь, Бидди?
– Не знаю, сэр.
– Тебе хотелось бы замуж, иметь детей?
– Да, сэр, полагаю, что так. – Она опустила глаза. – Но… есть здесь одна трудность… – Она замолчала, подняла голову, посмотрела на солнце и стала медленно подниматься. – Мне надо идти, сэр, иначе я могу опоздать.
– Да, да, понимаю. – Он посмотрел на нее, но остался сидеть. – Я должен извиниться, что нарушил твое уединение.
– О, что вы, сэр. – Бидди смотрела на него без улыбки. – Я никогда не забуду эти минуты.
Он внимательно взглянул на девушку, по-прежнему не торопясь подняться.
– Я тоже, Бидди. Я тоже буду помнить о них.
– До свидания, сэр.
– До свидания, Бидди.
Девушка прошла по траве и вышла на тропу. Лоуренс провожал ее взглядом, и она чувствовала это. И только скрывшись из поля его зрения, смогла перевести дыхание. Бидди закрыла глаза, чувствуя: этот человек – единственный, кто был ей нужен. А это означало, что ее ждет судьба мисс Хобсон, старой девы, и на другое будущее ей надеяться нечего.
Выходной день ее не только перенесли, но один раз наказали, вообще лишив выходного. Поэтому она целый месяц не виделась с матерью, Джонни и Мэгги.
Дэйви и Джин сообщали Рии все новости. Только они ничего не знали о том, как обстояли дела в западном крыле. Наконец-то Бидди пришла домой и вместе с Рией сидела на берегу, пока младшие дети плескались в воде. Бидди описывала матери свои будничные хлопоты в покоях мадам.
– Тебе приходится ее мыть? – поразилась Рия, когда Бидди дошла до процедуры купания.
– Да, – подтвердила Бидди, – я мою ее всю. – Она фыркнула и прикрыла рот рукой. – Когда я в первый раз помогала Хобсон, то думала, что умру. Честное слово, мама. А с ее лица надо сначала снять жиром весь грим.
– И это должна делать ты?
– Первую неделю не делала, а теперь это моя обязанность.
– И купаешь ее?
– Да, помогаю. Ох, мама. – Она закрыла глаза и покачала головой. – Ты не поверила бы своим глазам. Когда мадам сидит одетая, то выглядит так величественно, словно старая королева. Даже в постели у нее гордый вид: но в ванной… Знаешь, что она мне напоминает: продолговатый кусок растрескавшейся глины, в который воткнули четыре палки.
– Ну ты и скажешь! – Рия замахала на дочь руками и затряслась от смеха.
А Бидди, чувствуя себя в своей стихии, принялась расписывать приготовления к купанию.
– Представь, что это ванна, – она указала на два камня, торчавших из земли, – в верхней части, снаружи, конечно, есть два крючка; на них держится специальное полотенце, которым застилается ванна, на него мадам садится, то есть ее на него опускают, чтобы тело не поранили занозы. – Девушка перевела дух и продолжила: – И знаешь, полотенце так смешно вздувается у нее между ногами, я просто губы кусаю, чтобы не рассмеяться. А потом уже становится не до смеха, когда она начинает нас ругать, что вода слишком холодная или, наоборот, чересчур горячая, или если мыло выскользнет, и нам приходится его ловить. Не представляю, – уже серьезным тоном проговорила Бидди, – как мисс Хобсон одна с ней управлялась. Неудивительно, что она с трудом ходит. Мы вдвоем – и то целый день бегаем, исполняя приказания мадам. – Девушка снова повеселела. – А после купания ее надо всю напудрить. Это похоже на то, как ты посыпала одежду Мэгги сухой глиной, чтобы отчистить пятна, что она насажала. Разница только в том, что пудра сильно пахнет, но запах приятный. На ночь лицо ее надо покрыть кремом, а еще подбородок поддерживает специальный ремешок. Я не шучу, мама. Ну послушай… перестань смеяться, это правда.
Они обнялись и некоторое время так и сидели, не разжимая объятий. Настолько хорошо на душе у Бидди уже давно не было.
Когда они снова сели прямо, Рия задумчиво произнесла:
– Знаешь, я не поверила ушам, когда Дэйви пришел и рассказал, что случилось. Подумать только! Из прачечной попасть на такую должность. В такое верится с трудом. Но Дэйви, как оказалось, говорил правду.
– А что он сказал, мама?
– Знаешь, – начала Рия, сорвав несколько травинок, – он сказал, что не удивился, поскольку с тобой всегда что-нибудь случается. Ты сама ищешь неприятностей и никогда не изменишься. Дэйви сказал: чтобы ты ни сделала, он не удивится. – Рия улыбнулась. – Джин хохотала до упаду, когда Дэйви сказал, что если бы король, проезжая мимо «Холмов», поинтересовался: «Где здесь Бриджит Милликан, я хочу захватить ее с собой в Лондон», – ты бы, не моргнув глазом, ответила: «Спасибо большое, сэр, подождите секундочку, я только прихвачу свой узелок». Наш Дэвид шутит не часто. Мне давно уже не приходилось хохотать, как в то воскресенье. Ну вот и сегодня ты меня рассмешила своим рассказом о купании.
Бидди задумчиво смотрела на резвившихся в реке брата с сестрой.
– Он не прав, мама. – В голосе ее не чувствовалось и намека на шутку. – А когда говорит о моей безудержной смелости, это неправда. Иногда мне бывает очень страшно. Но именно в такие минуты я веду себя так, будто ничего не боюсь. Ты понимаешь, мама? – Бидди вопросительно посмотрела на Рию, но мать честно призналась:
– Нет, дочка, и я вообще не всегда понимаю, что ты имеешь в виду. Но… я страшно рада, что ты теперь не в прачечной. Меня мучает совесть, ведь я знала, что ты способна на большее, и все же отдала тебя туда. Но мне казалось, что тебе надо с чего-то начать и… ты знаешь, в каком я оказалась положении.
Они некоторое время молчали.
– Мама, тебе очень одиноко? – решилась спросить Бидди.
– Иногда – да, я чувствую себя одинокой.
Бидди повернулась к ней всем телом, и у нее непроизвольно вырвалось:
– Почему ты не позволишь Толу снова навещать тебя?
– Он заходил.
– Правда? – радостно воскликнула Бидди.
– Да, – как-то вяло повторила Рия.
– И… все будет хорошо?
– Нет, если я правильно поняла твой намек. – Рия принялась с досадой рвать горстями траву.
– Почему?
– Ну, здесь все не так просто. Я как-нибудь все тебе объясню… в общем, я не могу выйти замуж за Тола и ни за кого другого.
– Он попросил тебя выйти за него?
– Да, – кивнула Рия.
– Но что тебе мешает, мама?
– Препятствий много, и это долго объяснять, так что… не расспрашивай меня больше. Не надо ничего выведывать. Все хорошо. У меня красивый дом. Могу признаться, что люблю его. Я никогда и не мечтала о таком. Никогда. Никогда. Чего же больше? Вы понемногу становитесь на ноги. И это все, что я могу тебе сейчас сказать. Пусть все остается как есть, и не надо приставать ко мне с вопросами.
– А он вернется? Ну, Тол будет приходить?
– Как сам захочет.
– Но, мама, почему ты не можешь сойтись с ним? Он столько бы здесь сделал. И вообще все было бы очень хорошо…
– Я сейчас скажу тебе две вещи, и мы потом долго-долго не будем к этому возвращаться. Во-первых, он не может переехать сюда. Во-вторых, я не могу уйти к нему. И пока закончим об этом. Пойдем, – предложила Рия и быстро встала. – Давайте вернемся в дом и выпьем чаю… Эй, хватит вам бултыхаться, – крикнула она детям, – вылезайте, и домой, а то к чаю ничего не достанется. – Она пошла через луг, а Бидди стояла и смотрела ей вслед, не слушая, что говорят ей брат и сестра. Девушка не могла представить себе, что мать отказалась от любви такого человека, как Тол, из-за того, что ей хотелось жить в большом доме. Ее мать изменилась.
Сначала, когда они сидели на берегу и просто болтали, а потом обнялись, Бидди видела мать такой, какой та была в первые месяцы после их приезда в этот дом.
Но затем Рию словно подменили. Бидди уже не чувствовала, что перед ней та любящая и нежная мать, какой она помнила ее долгие годы. Но в считанные минуты мать неузнаваемо изменилась, превратившись в человека, способного отдать предпочтение дому и имуществу, отказавшись от любви и счастливой, спокойной жизни с мужчиной, да еще с таким необыкновенным. Самым странным в этой истории казалось то, что мать по-прежнему любила Тола. Но Бидди также было известно, что любовь бывает разная, и одна может стать выше другой. Так вот и у ее матери любовь к дому оказалась сильнее чувства к Толу. День клонился к вечеру…
Час спустя, уже в библиотеке, Бидди выбрала две тоненькие небольшие по размеру книжки, чтобы они могли уместиться в карманах нижней юбки, которые она специально для этого пришила. Бидди решила отправиться в обратный путь пораньше, потому что в жару ей не хотелось торопиться.
Все вышли провожать ее к воротам. Но когда они с матерью обнялись, Бидди не ощутила теплоты, которую почувствовала на берегу. Джонни и Мэгги захотели немного пройтись с ней по дороге. В отличие от них с Дэйви, младший брат с сестрой совсем не повзрослели, и Бидди продолжала считать их детьми, хотя Джонни уже исполнилось четырнадцать лет, а Мэгги – тринадцать. Но Джонни скоро доказал ей, что она напрасно считает его маленьким. Когда они отошли на такое расстояние, что мать не могла их услышать, брат сразу же спросил:
– Бидди, не могла бы ты узнать, может, и меня возьмут работать вместе с Дэйви?
Она немедленно напустилась на него:
– Во-первых, я об этом просить не могу, а во-вторых, как ты можешь отсюда уйти? Кто тогда станет смотреть за садом? Маме здесь и так одиноко, а тут еще ты уйдешь. Выбрось эти мысли из головы. Кроме того, ты не знаешь, каково там работать. В конюшне нет должности наподобие помощницы камеристки, и не найдется. Работа в конюшне адская, а отношение, как к собаке. Дэйви пришлось пойти туда и пройти через все это. Просто чудо, как он выдержал. Но не думаю, что он бы там выжил, если бы до безумия не любил лошадей.
– Мне уже четырнадцать, Бидди.
– Конечно, я понимаю, – смягчилась она, – но подожди немного.
– Я не собираюсь сидеть здесь всю жизнь.
– Я и не жду от тебя этого. Но потерпи еще некоторое время и постарайся не огорчать маму, она и без того расстроена.
– Пусть выходит за Тола, она ему нравится. Бидди остановилась и растерянно посмотрела на сестру.
– Мы не слепые, Бидди, – важно проговорила Мэгги. – Мы же видим, что к чему.
– А если так, – произнесла Бидди, тяжело вздохнув, – если вам все ясно, тогда запаситесь терпением и подумайте о маме. Живется ей совсем не весело.
– И нам тоже.
– Мы ни с кем не видимся от воскресенья до воскресенья.
Бидди внимательнее присмотрелась к сестре. Маленькая и худенькая для своих лет, Мэгги была очень хорошенькая. Зеленые глаза красиво сочетались с каштановыми волосами, обрамлявшими лицо, привлекавшее взгляд нежной и чистой кожей. Бидди хорошо понимала чувства Мэгги и знала, как трудно без компании. И ей самой временами становилось грустно и одиноко в западном крыле. Нет, назад в прачечную ее не тянуло, но ей хотелось бы видеть побольше людей, с кем она могла бы свободно поговорить. Мисс Хобсон ограничивалась наставлениями: что положено и что не положено делать камеристке. А Бидди хотелось поболтать, она с грустью вспоминала о Джин. Да, Бидди прекрасно понимала чувства младших брата и сестры.
– Продержитесь еще немного. Все может измениться.
– Ну да, когда рак на горе свистнет.
– Идите, мама ждет. – Бидди ласково потрепала брата за ухо. – Она начнет гадать, о чем это мы тут разболтались. Постарайтесь не показывать ей, что вам скучно. Идите.
– Пока, – сказали они.
– Пока, – ответила она.
Бидди пошла дальше. Тревожно было у нее на душе. Беспокоила не только мать, но и брат с сестрой. Мэгги еще можно было удержать, но вот с непоседой Джонни дело обстояло сложнее. Если он серьезно задумает уйти, то его не остановить. Сколько молодых парней убегали из дома и становились моряками или вступали в армию.
Времени у нее в запасе было много, поэтому Бидди позволила себе свернуть с главной дороги на тропу, что вела к маленькому водопадику.
Водопад на самом деле был невелик: редкими струйками вода падала с высоты немногим более двух метров. В прошлые годы она в разное время приходила сюда по воскресеньям и устраивалась у подножья водопада. Она никого не брала с собой на эти прогулки. Для младших брата с сестрой путь был неблизкий, а Дэйви и в те дни мало привлекали красоты природы. Другое дело, если ему на глаза попадались несущиеся галопом по полям лошади, тогда он искренне и шумно восхищался.
Бидди сняла шляпку и стянула жакет, который сшила ей мать, чтобы носить с праздничным платьем. Достав из потайного кармана нижней юбки одну из книжек, девушка решила почитать минут пять. Вернуться ей следовало к семи часам, и она умела определять время по солнцу. Перед тем как раскрыть книгу, Бидди задумчиво посмотрела на нее. Последняя книга, с которой работал хозяин. Это был перевод с французского, но, несмотря на простой язык, многие вещи Бидди понять не могла, и это огорчало ее, потому что несколько фраз привлекли ее внимание, и заставили задуматься. Она сказала себе, что начнет читать сначала, хотя с хозяином они добрались уже до середины. Но она прыгала со страницы на страницу, выхватывая глазами то строчку, то предложение.
Ей не давали сосредоточиться мысли о доме и те новые, неизведанные ранее чувства, с недавних пор беспокоившие ее. Бидди могла в той или иной мере объяснить их, и говорила себе: они появились не потому что у нее нет парня, хотя было бы неплохо поболтать с кем-либо из ровесников, с парнем в том числе. Но где ей встретить человека, с которым можно было бы поговорить на интересующие ее темы. Бидди общалась только с парнями из конюшни, но едва ли они поняли бы ее. Никто из них, кроме Дэйви, не умел читать, но брата такие разговоры не привлекали.
Неужели она так и останется одинокой, как мисс Хобсон? Нет, ей совсем не нравилась участь старой девы. Бидди вздохнула и начала читать. Речь шла о богатом французе по имени Гельвеций.
Ей никак не удавалось произнести его имя правильно, как требовал хозяин. Бидди поняла: герой книги, несмотря на свое богатство, хотел, чтобы бедные люди имели землю и не работали так много. Девушка пришла к выводу, что Гельвеций был очень хорошим человеком и таким же мудрым, как Вольтер. Однако хозяин объяснил ей, что взгляды Вольтера резко отличались от взглядов Гельвеция.
Книга увлекла ее. Солнце припекало шею, но Бидди ничего не чувствовала, забыв обо всем. Ей казалось, она снова в библиотеке, рядом столы, заваленные книгами, и голос мистера Персиваля говорит ей: «Ты не в Англии, а во Франции, а французы говорят совсем иначе, чем англичане или вообще женщины». Она находилась в полуреальном-полупризрачном мире, но вот кто-то чужой вторгся в него. Бидди заметила это не сразу, и продолжала читать, но слова все медленнее воспринимались сознанием, пока их поток совсем не прервался. И в этот момент девушка словно очнулась. Она боялась оглянуться, а когда все же решилась, то вздрогнула всем телом и собралась вскочить. Когда же она увидела, кто стоит поодаль и смотрит на нее, глубокий вздох вырвался из груди девушки. Это был мистер Лоуренс, который держал на поводу лошадь.
– Моя лошадь потеряла подкову, и я вел ее по траве, чтобы она не поранилась, – объяснил он. – Не вставай, не надо. – Лоуренс жестом остановил ее. Лошадь опустила голову и принялась щипать траву. Он отпустил поводья, подошел к Бидди и на мгновение задержал на ней взгляд. Затем посмотрел на водопад. – Какой чудесный уголок, – заметил Лоуренс.
– Да, да… сэр. – Бидди едва не забыла сказать «сэр».
– Ты часто приходишь сюда?
– Теперь немного реже, но когда жила дома, то делала это так часто, как могла.
– Место очень подходит для чтения. – Он кивнул на книгу.
Девушка поспешно прикрыла книгу рукой. Но тут же убрала руку, вспомнив, что он не возражал против того, чтобы она читала.
– Да, сэр, здесь приятно читать, – согласилась Бидди.
– А что ты читаешь? – поинтересовался он и, видя, что она не торопится показать ему книгу, спросил: – Это стихи?
– Нет, сэр, это французская философия. Но в переводе на английский.
– Французская философия? – Глаза его заблестели, рот полуоткрылся. Он в изумлении качал головой. – Знаешь, Бидди, тебя ведь так зовут?
– Да, сэр.
– Ты, Бидди, удивительный человек.
– Нет, сэр, я так не считаю. – Она повернулась к водопаду и, глядя на падающие струи, сказала обычным тоном, как будто разговаривала с равным: – Я знаю только то, что где бы я ни появилась, там вечно царят беспокойство и волнение.
– А быть необыкновенным, значит, нарушать спокойствие. Можно? – Он показал на берег рядом с ней.
– Да… да, сэр, да, – в полной растерянности забормотала Бидди.
Лоуренс оглянулся на лошадь и, убедившись, что она мирно пасется, сел на край обрыва, свесив вниз ноги.
Он протянул руку, и Бидди передала ему книгу. Некоторое время Лоуренс ошеломленно смотрел на обложку.
– Гельвеций! Боже мой! – ахнул он и, словно извиняясь, проговорил: – Я хотел сказать, что сам едва знаком с его теориями. Знаешь, – произнес Лоуренс, серьезно и внимательно глядя ей в глаза, – тебе очень повезло, что ты училась у мистера Миллера. Я не был знаком с ним. Давно когда-то видел его и разговаривал с ним дважды, но сейчас жалею, очень искренне, что не осмелился заехать к нему, хотя, как понимаю, он не любил посетителей.
– Мне кажется, он был бы рад вам, сэр. Он был готов принять всех, кто умеет мыслить, и таких, как я и мои братья и сестры, которых надо было научить мыслить, открыть их разум. Но должна сказать, – Бидди скорчила веселую рожицу, – ему приходилось нелегко. Он как-то сказал, что ему не сравниться с молотком и зубилом, а в наши головы по-другому не пробиться. – Бидди легко, не смущаясь, рассмеялась.
– Ну, это он шутил, – также смеясь, возразил Лоуренс. – Ты продолжаешь читать Шелли? – Лукавая усмешка притаилась в уголках его рта.
– Да, сэр, – ответила она и уже серьезно спросила: – Сэр, а ведь Шелли не был плохим человеком, правда?
– Шелли – плохим? Конечно, нет. А почему ты спросила?
– Ну… когда я читала его стихи, вся прислуга так на меня смотрела. А потом они сказали, что эти стихи… – Бидди запнулась и, не желая говорить «грязные», произнесла: – Не совсем хорошие.
– А что ты сама думаешь о его стихах?
– Я… мне кажется, они очень красивые. Есть стихи, которые я отношу к разным вещам, вот, например, к воде. – Бидди показала рукой на водопад.
– Что это за стихи?
– Это всего несколько строк, сэр.
– Прочитай их.
– И если я это сделаю, они прозвучат глупо. Когда читаешь их вслух, то чувствуешь их по-другому.
– Позволь мне самому судить, читай. Бидди облизнула пересохшие губы и начала:
С последним словом она склонила голову. Некоторое время оба молчали.
Моей души ладья зачарованная
Лебедем уснувшим скользит по волн серебру
Пенья твоею чарующего,
А кормчий души моей:
Ангел – душа твоя.
Ты замечательно их прочитала, – искренне восхитился Лоуренс. – Никогда не бойся читать вслух… Ты что-нибудь знаешь о Шелли?
– Не так уж много, сэр. – Она подняла на него глаза.
– Он умер не так давно: семнадцать лет назад. И было ему всего тридцать.
Хозяин говорил Бидди то же самое, но она сделала вид, что слышит об этом впервые, и с сожалением проговорила:
– Как жаль беднягу.
– Нет, Бидди, он не бедняга, а чистая душа. Ты знаешь, откуда эти строки?
– Да, сэр, но я никак не могу вспомнить это имя.
– Прометей. У меня тоже язык с трудом поворачивается, когда я его произношу.
– Вам нравятся стихи, сэр?
– Некоторые – да.
Они снова помолчали глядя в глаза друг другу, и Лоуренс неожиданно спросил:
– Как ты представляешь свою будущую жизнь, Бидди?
– Не знаю, сэр.
– Тебе хотелось бы замуж, иметь детей?
– Да, сэр, полагаю, что так. – Она опустила глаза. – Но… есть здесь одна трудность… – Она замолчала, подняла голову, посмотрела на солнце и стала медленно подниматься. – Мне надо идти, сэр, иначе я могу опоздать.
– Да, да, понимаю. – Он посмотрел на нее, но остался сидеть. – Я должен извиниться, что нарушил твое уединение.
– О, что вы, сэр. – Бидди смотрела на него без улыбки. – Я никогда не забуду эти минуты.
Он внимательно взглянул на девушку, по-прежнему не торопясь подняться.
– Я тоже, Бидди. Я тоже буду помнить о них.
– До свидания, сэр.
– До свидания, Бидди.
Девушка прошла по траве и вышла на тропу. Лоуренс провожал ее взглядом, и она чувствовала это. И только скрывшись из поля его зрения, смогла перевести дыхание. Бидди закрыла глаза, чувствуя: этот человек – единственный, кто был ей нужен. А это означало, что ее ждет судьба мисс Хобсон, старой девы, и на другое будущее ей надеяться нечего.
Глава 8
В первую неделю декабря, на следующий день после ее дня рождения, Бидди невольно услышала разговор, повлиявший на ее дальнейшую судьбу. Она узнала истинную причину, заставившую мать отказать Толу. И открывшаяся правда породила в ней обиду и возмущение.
Все началось с того, что мадам простудилась. Раньше, когда доктор Притчард время от времени заезжал проведать старую даму, его встречала и провожала мисс Хобсон. Но так уж случилось, что в то утро Джесси Хобсон обсуждала какие-то дела с экономкой, и доктора встречала Бидди. Он сразу же узнал ее.
– А, вот ты теперь где, девочка, – удивился доктор. – Да, доктор, – просто ответила Бидди.
Она проделала все так, как учила ее мисс Хобсон: принесла таз с теплой водой и чистые полотенца, затем вышла в соседнюю комнату, служившую кладовой. И оттуда услышала вот такой разговор:
– Вижу, мадам, у вас на побегушках эта девочка, Милликан, – начал доктор.
Последовавший ответ Дианы Галлмингтон заставил Бидди на мгновение закрыть глаза.
– Какие там «побегушки». Не те сейчас слуги. Вот в мои молодые годы они старались на совесть и бегали, не жалея ног. Но времена меняются. Сейчас они не только боятся переусердствовать, но еще позволяют себе разговаривать, когда их не спрашивают.
– Этого следовало ожидать, если вы нанимаете богатую наследницу. А теперь позвольте мне прослушать вашу грудь.
– Что вы сказали?
– Я сказал: позвольте мне прослушать вашу грудь.
– Нет, не это, а о богатой наследнице. Что вы имели в виду?
– Это преувеличение, но только отчасти. Теперь сделайте глубокий вдох.
– Не буду я ни вдыхать, ни выдыхать. Выкладывайте все, что знаете. Что вы такое говорили о богатой наследнице и преувеличении.
– Ну хорошо, слушайте. Всем известно, что Миллер оставил дом своей экономке, или любовнице, точно не знаю. Но при одном условии: если она снова выйдет замуж, то ей придется уйти из дома, и тогда имение целиком и полностью переходит к этой девочке. В любом случае, и после смерти матери, наследницей становится она, а не ее старший брат.
– Все это правда?
– Еще бы. Я присутствовал при чтении завещания.
При этих словах Бидди прислонилась к полке с бельем и замерла, открыв рот, с круглыми от удивления глазами. Мать никогда ей об этом не говорила, даже словом не обмолвилась. Вот, оказывается, почему она не вышла за Тола: тогда бы дом перешел к ней, Бидди. А она всегда считала, что после смерти матери дом по праву достанется Дэйви. Ведь старший сын в семье всегда получал все. Какой же коварной, да, именно коварной оказалась ее мать. Она предпочла остаться в доме, отказав Толу, только бы дом не отошел Бидди. Но как бы она смогла одна управляться с домом и содержать его? Но не в этом дело. Мать скрыла от нее, что дом так или иначе достанется ей. И конечно, мать не могла предположить, что доктор проболтается.
– Служанка! – услышала Бидди и, вздрогнув от грозного окрика, заторопилась в спальню.
Старая дама пристально на нее посмотрела и распорядилась:
– Проводи доктора.
Бидди и доктор молча дошли до двойных дверей. И когда девушка открыла перед ним тяжелую створку, он даже не поблагодарил ее.
– Эй, служанка! – снова окликнула хозяйка, едва Бидди переступила порог ее спальни.
– Да, мадам. – Она остановилась в ногах кровати.
– Почему ты ничего не сказала мне о том наследстве, что тебе полагается?
«Стоит ли говорить, что я ничего не знала об этом? – подумала Бидди. – Но это представило бы мать в неприглядном свете». И Бидди нашла выход.
– Мне казалось, вас это не заинтересует, мадам. Но в любом случае наследство я получу только через много лет.
– И тем не менее, если твоя мать завтра умрет, все станет твоим, так?
– Да, мадам.
– И ты тогда уйдешь отсюда?
– Это будет зависеть от некоторых причин, мадам.
– От каких же?
– Я… я не совсем уверена… чтобы содержать дом, нужны деньги.
– Да, дом требует денег. Но ты можешь его продать. За него дадут приличную сумму. Я хорошо помню этот дом… Твоя мать была его любовницей?
– Нет, мадам, нет! – возмущенно воскликнула Бидди.
– Осторожнее, не заносись. Не смей говорить со мной в таком тоне.
Бидди чувствовала, как лицо ее вспыхнуло и залилось краской.
– Не показывай здесь свой характер, моя милая, иначе сильно пожалеешь. Где Хобсон?
Девушка собиралась было ответить, что мисс Хобсон с экономкой, но в этот момент дверь отворилась и вошла младшая дочь хозяев.
– О, Люси, дорогая! – совсем другим тоном воскликнула старая дама. – Когда ты приехала?
– Полчаса назад, бабушка. – Люси подошла к постели, наклонилась и поцеловала бабушку. Затем, выпрямившись, посмотрела на Бидди, и той показалось, что она хочет ей улыбнуться.
Бидди смотрела на Люси и не узнавала ее. Всего несколько месяцев, проведенных в пансионе, сильно изменили ее. Люси выросла и стала заметно сдержаннее. Бидди не верилось: неужели перед ней та девочка, которая в то ужасное воскресенье помогала привязывать ее к сушильной раме. В свой первый приезд на праздники она выглядела угрюмо, сейчас выражение ее лица изменилось, манеры стали спокойнее, исчезло прежнее буйство. Чувствовалось, что школа основательно повлияла на нее. И Бидди пришла к выводу: Люси изменилась к лучшему.
Все началось с того, что мадам простудилась. Раньше, когда доктор Притчард время от времени заезжал проведать старую даму, его встречала и провожала мисс Хобсон. Но так уж случилось, что в то утро Джесси Хобсон обсуждала какие-то дела с экономкой, и доктора встречала Бидди. Он сразу же узнал ее.
– А, вот ты теперь где, девочка, – удивился доктор. – Да, доктор, – просто ответила Бидди.
Она проделала все так, как учила ее мисс Хобсон: принесла таз с теплой водой и чистые полотенца, затем вышла в соседнюю комнату, служившую кладовой. И оттуда услышала вот такой разговор:
– Вижу, мадам, у вас на побегушках эта девочка, Милликан, – начал доктор.
Последовавший ответ Дианы Галлмингтон заставил Бидди на мгновение закрыть глаза.
– Какие там «побегушки». Не те сейчас слуги. Вот в мои молодые годы они старались на совесть и бегали, не жалея ног. Но времена меняются. Сейчас они не только боятся переусердствовать, но еще позволяют себе разговаривать, когда их не спрашивают.
– Этого следовало ожидать, если вы нанимаете богатую наследницу. А теперь позвольте мне прослушать вашу грудь.
– Что вы сказали?
– Я сказал: позвольте мне прослушать вашу грудь.
– Нет, не это, а о богатой наследнице. Что вы имели в виду?
– Это преувеличение, но только отчасти. Теперь сделайте глубокий вдох.
– Не буду я ни вдыхать, ни выдыхать. Выкладывайте все, что знаете. Что вы такое говорили о богатой наследнице и преувеличении.
– Ну хорошо, слушайте. Всем известно, что Миллер оставил дом своей экономке, или любовнице, точно не знаю. Но при одном условии: если она снова выйдет замуж, то ей придется уйти из дома, и тогда имение целиком и полностью переходит к этой девочке. В любом случае, и после смерти матери, наследницей становится она, а не ее старший брат.
– Все это правда?
– Еще бы. Я присутствовал при чтении завещания.
При этих словах Бидди прислонилась к полке с бельем и замерла, открыв рот, с круглыми от удивления глазами. Мать никогда ей об этом не говорила, даже словом не обмолвилась. Вот, оказывается, почему она не вышла за Тола: тогда бы дом перешел к ней, Бидди. А она всегда считала, что после смерти матери дом по праву достанется Дэйви. Ведь старший сын в семье всегда получал все. Какой же коварной, да, именно коварной оказалась ее мать. Она предпочла остаться в доме, отказав Толу, только бы дом не отошел Бидди. Но как бы она смогла одна управляться с домом и содержать его? Но не в этом дело. Мать скрыла от нее, что дом так или иначе достанется ей. И конечно, мать не могла предположить, что доктор проболтается.
– Служанка! – услышала Бидди и, вздрогнув от грозного окрика, заторопилась в спальню.
Старая дама пристально на нее посмотрела и распорядилась:
– Проводи доктора.
Бидди и доктор молча дошли до двойных дверей. И когда девушка открыла перед ним тяжелую створку, он даже не поблагодарил ее.
– Эй, служанка! – снова окликнула хозяйка, едва Бидди переступила порог ее спальни.
– Да, мадам. – Она остановилась в ногах кровати.
– Почему ты ничего не сказала мне о том наследстве, что тебе полагается?
«Стоит ли говорить, что я ничего не знала об этом? – подумала Бидди. – Но это представило бы мать в неприглядном свете». И Бидди нашла выход.
– Мне казалось, вас это не заинтересует, мадам. Но в любом случае наследство я получу только через много лет.
– И тем не менее, если твоя мать завтра умрет, все станет твоим, так?
– Да, мадам.
– И ты тогда уйдешь отсюда?
– Это будет зависеть от некоторых причин, мадам.
– От каких же?
– Я… я не совсем уверена… чтобы содержать дом, нужны деньги.
– Да, дом требует денег. Но ты можешь его продать. За него дадут приличную сумму. Я хорошо помню этот дом… Твоя мать была его любовницей?
– Нет, мадам, нет! – возмущенно воскликнула Бидди.
– Осторожнее, не заносись. Не смей говорить со мной в таком тоне.
Бидди чувствовала, как лицо ее вспыхнуло и залилось краской.
– Не показывай здесь свой характер, моя милая, иначе сильно пожалеешь. Где Хобсон?
Девушка собиралась было ответить, что мисс Хобсон с экономкой, но в этот момент дверь отворилась и вошла младшая дочь хозяев.
– О, Люси, дорогая! – совсем другим тоном воскликнула старая дама. – Когда ты приехала?
– Полчаса назад, бабушка. – Люси подошла к постели, наклонилась и поцеловала бабушку. Затем, выпрямившись, посмотрела на Бидди, и той показалось, что она хочет ей улыбнуться.
Бидди смотрела на Люси и не узнавала ее. Всего несколько месяцев, проведенных в пансионе, сильно изменили ее. Люси выросла и стала заметно сдержаннее. Бидди не верилось: неужели перед ней та девочка, которая в то ужасное воскресенье помогала привязывать ее к сушильной раме. В свой первый приезд на праздники она выглядела угрюмо, сейчас выражение ее лица изменилось, манеры стали спокойнее, исчезло прежнее буйство. Чувствовалось, что школа основательно повлияла на нее. И Бидди пришла к выводу: Люси изменилась к лучшему.