Толстяк скорбно вздыхает:
   – И откуда такие тексты берутся…
   – А откуда берутся невежественные молодые люди? – сурово парирует старичок, – Все тексты взяты из романа „Аксельбант адьютанта моего“. Между прочим, данная книга рекомендована в качестве пособия по орфографии для студентов философских факультетов!
   Дос, сидящий с Черепом за одной партой, пытается списывать. Только это бесполезно. Я заглянул в Шуркину тетрадь и понимаю, что всем нам гном одновременно диктует разные куски текста. Как видно, чудеса виртуальности выходят боком школьникам и студентам.
   Наконец, диктант окончен. Старичок подходит к Черепу, сидящему впереди, берет тетрадку. Хмыкает. Что-то правит.
   – Ну, что ж… Твердая четверка.
   Заглядывает в тетрадь Доса и хмурится:
   – Молодой человек, не „мурлоки“, а „морлоки“! И не „хероография“, а „хореография“! Разве я так диктовал? Я лично, имел в виду „искусство танца.“ А что интересно вы имели в виду? Три с минусом!
   Доходит очередь до Жирдяя. Гном смотрит в его тетрадь и замирает с приоткрытым ртом, на время утратив дар речи.
   – Ну знаете ли… – наконец выдавливает он из себя, – Вы не то, что Мудрости не достойны… Вы не достойны даже „единицы“!
   Толстяк мрачнеет, выбирается из-за парты. Сурово нависает над опасливо отступающим гномом:
   – Ну ты, Макаренко! Сам отдашь ключ?… Или как?
   – Жирдяйчик! Не горячись! – напрасно пытается успокоить его Падла, – Интеллигентные люди всегда могут договориться.
   Толстяк отмахивается:
   – Вы что не видите? Он же смеётся над нами!
   – Это утвержденная учебная программа, – напрасно оправдывается гном, – Только она расчитана на людей, освоивших русский язык хотя бы в объеме „Букваря“…
   – Да, что вы знаете о моей жизни! – трагически восклицает Жирдяй, – Да может я грамматику учил по винвордовским „хелпам“! И когда вы, в своих университетах, наслаждались чтением романов – у меня не хватало денег даже на новый порнографический диск!
   Дос сочувственно вздыхает. Падла скорбно возводит очи к небу. Старичок, не зная, что и сказать, разводит руками. А толстяк смахивает скупую мужскую слезу и, улучив момент, ловко сдергивает золотой ключ с прикрепленного к гномьему поясу кольца.
   Старичок, потрясенный такой наглостью, аж подпрыгивает на месте:
   – Только достойные пройдут через Врата!
   – Да ну, – усмехается Жирдяй, поигрывая ключом, – А как насчет недостойных?
   – А недостойных ждет переэкзаменовка, – вдруг как-то нехорошо усмехается гном, – Только проводить её уже буду не я!
   Толстяк пренебрежительно хмыкает. Очевидно собирается сказать очередную гадость про умственные способности создателей „Лабиринта“.
   Да так и замирает с приоткрытым ртом…
   Черная тень затмевает солнце. Мы подымаем головы. Какая-то большая птица, редко взмахивая широченными крыльями, стремительно снижается над нашей поляной. Я всматриваюсь и брови мои недоуменно ползут вверх. Странная какая-то птица – с длинным змеиным хвостом… И тремя головами!
   Маньяк соображает быстрее остальных:
   – Бегом к воротам! Я попробую его задержать! – Шурка хватается за толстенное бревно, исполнявшее до этого функции скамейки, с некоторым усилием, но все же поднимает. Вот когда пригодились терминаторские бицепсы!
   – Мама дорогая, – растерянно бормочет Жирдяй, все еще запрокинув голову в небо, – Я и не думал, что он такой огромный…
   Падла хорошим пинком выводит толстяка из ступора. Карабкаемся вверх по склону со стремительностью, какой, наверное, позавидовали бы и горные козлы.
   – Остановитесь, несчастные! – раскатисто грохочет над нами в три луженые глотки, будто в три тепловозных гудка, – Остановитесь и познайте великое таинство орфографии!
   – Да пошел ты… – не слишком уверенно бормочет Жирдяй на ходу. До заветных Врат уже совсем близко…
   Наше счастье, что трехглавое страшилище – слишком громадное, чтобы приземлиться на крутом склоне, прямиком на наши головы.
   Вот они, врата! Толстяк торопливо сует ключ в замок, пыхтит, стонет:
   – Не подходит! Не тот ключ!
   От огромных крыльев поднимается ураган и нас едва не сдувает вниз. Вздрагивает земля. Я оглядываюсь. Чудище таки село, тормозя всеми четырьмя лапами. Сзади на земле остались глубокие борозды. И вот уже оно тянется от подножия холма длинными змеиными шеями в нашу сторону.
   – Остановитесь, убогие! – будто горячим ветром обдает мне лицо, – Иначе так и останетесь невеждами! Мёртвыми невеждами!
   Хохот, будто отголосок недалекой артиллерийской канонады. А ведь он, пожалуй, сейчас нас испепелит! Как и положено образцовому Змею Горынычу.
   – Э-эй! – горланит снизу Маньяк, – Кто тут принимает зачет по русскому языку?
   Все три головы недоуменно захлопывают пасти и смотрят себе под ноги – откуда раздается этот комариный писк?
   – Могу поспорить, – не унимается Шурка, – ты не знаешь того, чему собираешься учить других!
   Чудище приподнимает лапу, размером этак с шестисотый мерседес, и пытается расплющить назойливую двуногую букашку. Не тут-то было. Маньяк ловко отскакивает, да еще и успевает крепко приложить Змея бревном по передним лапам. Чудище трясет конечностями – совсем, как выбравшийся из лужи кот, и шипит, будто трещина в магистральном газопроводе.
   – Я сам могу принимать у тебя зачет по „великому и могучему“! – весело кричит Шурка, – Ты ведь даже и не догадываешься, насколько он великий и могучий!
   – Ты заплатишь за дерзость, если не докажешь слова подлинным знанием! – грохочет Змей, поворачивая все три головы в его сторону.
   – Могу доказать прямо сейчас! – бревном отмахивается Маньяк и в доказательство немедленно приводит пару „могучих“ выражений. На чудище нападает столбняк.
   Тем временем, Падла вырывает ключ из трясущихся жирдяйских рук и принимается орудовать с замком. Спустя несколько секунд, массивное ушко замка поддается.
   – А ты говорил: „не подходит“, – сердито выговаривает бородач, распахивая створки Врат. Впереди – белесая непрозрачная пелена. Один только шаг – и никакая трехглавая пакость нас не достанет…
   – Постойте, а как же Маньяк? – вдруг останавливается Череп.
   – Мы должны идти вперед, – жестко обрывает его Падла и подталкивает к Вратам.
   Перед тем как белая мгла поглотит звуки, мы еще разбираем продолжение творческого диспута между Шуркой и Змеем. Высоколитературные обороты щедро перемежаются нецензурными и Маньяк весело приговаривает:
   – Эх ты, чудище бестолковое! И чему ж тебя в твоих университетах учили? Если русский народ говорит —…, значит, действительно —….! Как же это по другому скажешь?!
 
   После прохлады реки и обдуваемого ветерком хвойного леса – контраст разительный. Вот уже час (по моему субъективному времени), мы движемся едва заметной караванной тропой через выжженную каменистую пустыню. Обливаясь потом, я с завистью, то и дело, подымаю глаза на ушанку шагающего впереди Падлы – головной убор с „кулером“ нам бы всем пригодился…
   Микроклимат явно оставляет желать лучшего… У-ух…
   В памяти начинают всплывать те счастливые дни, когда у нас отключали горячую воду (горячую! бр-р-р!) и простым поворотом вентиля можно было обрушить на себя мощную струю благословенной, обжигающе ледяной влаги. Тогда я, дурак, этого не ценил. Вместо того, чтобы спокойно наслаждаться неожиданным счастьем, звонил в жэк, ругался, скандалил… Ну, разве не идиот?
   Жаль Маньяка нет с нами. Он бы что-нибудь придумал. Например, ударил посохом в землю и оттуда хлынула бы родниковая водичка… Нет, лучше пиво! Пускай обыкновенное „Жигулевское“ – но непременно ледяное!
   Минут десять мы прождали Шурку – и без толку. Сгинул бедняга в пасти помешанного на орфографии чудища. Увы, в Эру Виртуальности даже филология стала опасным занятием… Бедный, бедный Шурик… Ты был хорошим товарищем. Спи спокойно, дорогой друг! На обратном пути зайдем поплакать на твою виртуальную могилку…
   Тьфу ты, по моему я перегрелся на солнце! Этак, еще пару километров по пустыне и дип-склероз окончательно меня скрутит…
   Кляня себя за малодушие, шепчу:
   – Глубина, глубина, жарковато тут у вас…
 
   Я стащил нагревшийся виртуальный шлем и немедленно обнаружил „безвременно сгинувшего“ Маньяка.
   Шурка увлеченно что-то набирал на клавиатуре своего ноутбука. Его шлем и сенсорные перчатки валялись рядом на диване, а на столе перед ним стояла здоровенная хрустальная кружка, полная до самых краев янтарным пивом.
   И этого человека я оплакивал всего минуту назад! Мы там изнываем от жажды, обливаемся потом, а он спокойно нежится в прохладе московской квартиры! Пьет пиво из подаренной мне Викой чешской кружки и совсем не торопится к нам на помощь!
   В благородном гневе я выхватил кружку из под шуркиной руки и в два глотка осушил пол-литра холодного пива… Господи, благодать!
   Отправился в ванную, умылся ледяной водой. Вернувшись в комнату, обнаружил Маньяка, склонившегося перед экраном моего компьютера.
   – Кажется, вы нашли оазис! – радостно объявил он, оборачиваясь, – Сейчас начнется самое интересное!
   – Да ну… – проговорил я без особого энтузиазма. Опять возвращаться в раскаленное пекло…
   Я взял шлем и хмуро посмотрел на Маньяка:
   – А сам ты, я вижу, туда не собираешься?
   Он улыбнулся и заговорщески подмигнул:
   – Я работаю, Лёня, работаю! Когда будет готово – вы это поймете! Даю слово!
   Я пожал плечами.
   – Кстати… Как там с переэкзаменовкой?
   Шурка хихикнул:
   – Прошла в непринужденной и дружеской обстановке! Обычно Змей работает у них на „автопилоте“. Но в результате общения со мной его слегка зациклило… Пришлось срочно подключать троих кандидатов филологических наук – по одному на каждую голову. Все неплохие ребята. Только от жизни отстали… Я обещал проводить с ними семинары по „живому великорусскому“. И, знаешь, меня даже хотят вставить в диссертацию! В качестве специального раздела!
   – Про новые дибенковские „закидоны“ они, конечно, не слыхали?
   – Какой Дибенко! Они ж „Линукса“ от „Тампекса“ отличить не смогут. Одно слово – филологи!
   – Да уж, – кивнул я. Ох и не хочется одевать горячий шлем… – Шурка, а сколько времени мы уже идем через пустыню?
   – Да минут пятнадцать, по-моему.
   Вот те на! А мне-то казалось, что еще немного и мы побьем рекорд красноармейца Сухова…
   Маньяк опять засел за свой ноутбук. А я напялил виртуальный шлем, словно сунул голову в духовку.
   – Вика, deep…
 
   И впрямь через пару минут мы достигаем оазиса. Родник, бьющий из расселины между скалами, и небольшое озерцо с кристально прозрачной водой. У озерца – роща финиковых пальм. Обступившие оазис скалы дают защиту от горячего дыхания пустыни. Здесь можно сделать привал.
   Счастливый Жирдяй с разбегу бросается в озеро и… в этот самый момент всё исчезает – и родник, и озерце и пальмы. Остается воткнутая в землю табличка: „Мираж. Настоящий оазис через 150 километров.“
   Толстяк по инерции еще загребает руками и ногами каменистую выжженную почву. Потом кое-как встает, потому что лежать слишком горячо, и разражается самыми ужасными проклятьями, какие я когда-нибудь слышал от хакера.
   Следующий километр мы преодолеваем в похоронном настроении. Жирдяй плетётся сзади и, время от времени, кротким голосом просит его пристрелить. – Смотрите! – вдруг указывает Череп. Еще одна табличка! Подходим ближе и читаем: „Это была шутка. До оазиса – 100 м.“
   Воспрянув духом, почти рысью преодолеваем эти сто метров и впереди всех мчится ликующий Жирдяй. Впрочем, я его не осуждаю. Он ведь не может, как я, выйти из глубины и хлопнуть пол-литра пивка.
   На этот раз оазис вполне даже реальный. Словно стая молодых гиппопотамов, мы плюхаемся в озерце, плещемся и брызгаемся, наслаждаясь прохладой. Пьем обжигающе ледяную родниковую воду.
   Вдоволь наплескавшись, размещаемся на привал в тени пальм.
   – Странно все это, – говорит Падла, в задумчивости подбирая с земли засохший финик.
   – Что странно? – спрашивает Дос, ковыряя песок веточкой.
   – Да весь этот наш переход через пустыню. Так ведь не бывает в игре. В настоящей игре всегда что-то происходит. А мы уже столько времени топаем – и ничего! Ни драконов, ни эльфов, ни гоблинов… Завалящего хоббита в этой глухомани не встретишь… В „Лабиринте Смерти“ мы бы успели навалить по дороге горы монстров. Да и нас самих раза по три уже пристрелили бы. Это как пить дать!
   – Угу, – криво ухмыляется Жирдяй, – А здесь мы просто будем медленно загибаться от жажды, пока не сработает таймер…
   Дос кивает:
   – Голосовой канал связи блокирован, я проверял.
   Падла качает головой:
   – Здесь что-то не то! Возможны два варианта. Первый. Мы отобрали ключ у гнома – и нарушилась нормальная процедура перехода на следующий уровень… Программный сбой. В результате нас зашвырнуло неведомо куда. Например на незавершённый уровень, куда обычным „юзерам“ путь закрыт.
   – А второй вариант?
   – Нас ждали. Сами знаете, кто. И хорошо подготовились к встрече.
   – Ясно, – хмуро кивает Дос, – Когда мы дойдем до полной кондиции, наш „друг“ вступит в игру.
   Словно в ответ на его слова, из-за ближайшей каменистой гряды в облаке пыли возникает караван. Не меньше двух десятков навьюченных ослов в сопровождении по крайней мере сотни пеших воинов.
   Жирдяй слегка нервничает. Это не простодушных гномов облапошивать. Численный перевес явно не на нашей стороне.
   – Может свалим пока не поздно?
   – Уже поздно, – вздыхает Падла, – Нас заметили. Да и зачем? Надо понять, где мы находимся.
   Караван приближается. Головной отряд воинов отделяется и ускоренным маршем движется к оазису. Встаем и ожидаем гостей, не выказывая ни малейших признаков агрессивности.
   – Где-то я их видел, – морщит лоб Жирдяй, изучая смуглые фигуры воинов, – О! Вспомнил где! В Древнем Египте!
   – И давно ты оттуда? – иронично щурится Дос.
   – По-моему, мы как раз где-то рядом, – замечает Череп, – В районе Ливийской или Синайской пустыни…
   – Тихо! – командует Падла.
   Гладко выбритый человек в полосатом головном платке важно шагает впереди воинов. На груди у незнакомца – массивная золотая цепь, которой позавидовал бы любой „новый русский“. На цепи болтается круглый знак с профилем неизвестного божества.
   – Хвала Амону, путники, – с легким высокомерием в голосе произносит египтянин.
   – Хвала, – отзывается за всех Падла, который догадался, что это приветствие.
   – Причем здесь ОМОН? – шёпотом недоумевает Дос, – И за что интересно, мы должны его хвалить?
   Череп толкает рецидивиста локтем в бок.
   Незнакомец пристально рассматривает нас:
   – Люди Техену не появлялись здесь?
   – Не-а, – качает головой бородач. Если б еще знать, что это за Техену такое…
   – Я – Синухет, слуга Царя Верхнего и Нижнего Египта, – с гордостью объявляет египтянин, – А вы кто такие?
   Небольшая заминка. Пока все размышляют, чтобы такое соврать дотошному Синухету, Дос выпаливает:
   – Мы здесь с дружеским визитом. По приглашению Тутанхамона.
   Брови слуги царя изумленно лезут вверх:
   – Кто такой Тутанхамон?
   Надо же, какой необразованный попался древний египтянин!
   Мы переглядываемся.
   – А вы часом не подлые азиаты? – с угрожающей интонацией вопрошает Синухет, слегка приподымая ладонь. По этому знаку, воины из его свиты берутся за тетивы луков – явно готовятся нашпиговать нашу подозрительную компанию десятком-другим стрел.
   – Да нет, что вы! – торопливо успокаивает его Падла, – Мы тут все, как один, коренные египтяне.
   – В таком случае, дай ответ: каково тронное имя его величества Аменемхета, Царя Верхнего и Нижнего Египта, да продлит Амон его дни?
   Опять переэкзаменовка. Что называется, из огня да в полымя! Едва-едва унесли ноги от Филологии, как тут же вляпались в Историю!
   Что ж. Наверно, не слишком это приятно, когда в тебя в упор всаживают стрелы… Ничего, в жизни все надо попробовать.
   – Сехотепибре, чья божественная плоть соединилась с тем, кто её сотворил! – почти выкрикивает Череп в тот миг, когда Синухет уже готов отдать команду лучникам. Ух ты, наш громила продолжает меня удивлять!
   Слуга царя бледнеет:
   – Как ты осмелился!… Владыка Египта – жив, да продлит Амон его дни!
   – Увы, Небо похитило его, – разводит руками Череп, – А мы посланы чтобы предупредить тебя, достопочтенный. Старший сын царя, Сенусерт уже возвращается в столицу.
   – О боги! – стонет египтянин, обессиленно опускаясь на камень.
   – Да не расстраивайтесь вы так, уважаемый, – успокаивает его Падла, – Сделают мумию из вашего любимого фараона. И все как нибудь наладится.
   – Да из меня из самого сделают мумию! – хныкает Синухет, – Опять в столице начнутся крутые разборки… Конечно, Ментухетеп забил „стрелку“ Сенусерту. Да-а, теперь уж придется ответить за „базар“… Думаете, он забыл все его „наезды“? Гераклеопольская братва, шутить не любит.
   – А если еще и „люберецкие“ пожалуют… – сочувственно качает головой Дос.
   – Кто такие „люберецкие“? – вздрагивает египтянин, – Это из восточной Дельты?
   – Ну да… Приблизительно, оттуда.
   – А Сенусерт-то наш, конкретный кидала, – стонет Синухет, обхватив голову руками, – Сдаст он меня, клянусь Амоном сдаст!
   – Знаете что, уважаемый, – задумчиво говорит Череп, – Я бы, на вашем месте, дернул отсюда на Восток. Скажем, куда-нибудь в страну Ретену…
   – А почему бы не сразу на Камчатку? – тихонько бормочет Дос. И, перехватив свирепый взгляд Падлы, торопливо отворачивается, пряча ухмылку.
   К счастью, египтянин не обращает на это внимания. Лицо Синухета светлеет:
   – В Ретену, конечно, в Ретену! Заныкаться в какую-нибудь тамошнюю дыру, пока не уляжется заваруха! Это мысль!
   Слуга царя вскакивает и быстро начинает отдавать распоряжения.
   Караванщики торопливо наполняют бурдюки водой. Один, вместе с ослом в придачу, оставляют в наше распоряжение. И скоро, несмотря на кислые физиономии солдат, караван покидает оазис.
   На прощанье Синухет машет рукой:
   – Да хранит вас Амон, в натуре!
   Жирдяй, всё время стоявший в сторонке, вдруг вопит со слезой в голосе:
   – Береги себя, братан! – и лезет обниматься к египтянину. Потрясенному Синухету едва удается его от себя оторвать.
   Слуга царя поспешно догоняет караван. И когда, вместе с последним воином, древнеегипетский вельможа скрывается за скалой, я замечаю:
   – Ну и лексикон у него, однако…
   – Я же говорил – незаконченный уровень, – кивает Падла, – Вот программисты и упражняются, кто во что горазд. „Юзеров“ сюда все равно не пускают…
   – А может, стоило пойти вместе с караваном? Надо же отсюда как-то выбираться.
   – Да ну, – морщится Дос, – Мы и так еле сбагрили этого Синухета… Уж больно он любит вопросы задавать…
   – Кстати, – оборачиваюсь к Черепу, – Откуда такая богатая эрудиция?
   – Никакой эрудиции, – пожимает плечами громила, – Пока вы тут пудрили ему мозги, вышел из глубины и полистал занятную книжонку. „История Древнего Египта“ называется.
   – А я в толк не возьму, – удивляется Дос, – Почему он про Тутанхамона не врубился?
   – Да потому, что жил – на семьсот лет раньше, – улыбается Череп.
   Таки не зря Министерство Образования рекомендовало „Лабиринт“. Образовательный уровень нашей банды растет прямо на глазах!
   – Ребята, – вдруг вмешивается Жирдяй, – Может нам не стоит продолжать привал? Или, выражаясь конкретнее, давайте отсюда рвать когти пока не поздно!
   – Что это с ним? – удивляется Падла.
   Вместо ответа, толстяк извлекает из-под полотняной рубахи… золотую цепь Синухета! Когда ж он, гад, успел!
   Бородач хмурится:
   – Жирдяйчик, ты позоришь славное имя хакера. Наш друг Леонид подумает, что хакеры – это которые тырят кошельки по трамваям!
   – Не надо высоких слов, – отмахивается толстяк, – Эта фиговина – вроде „ксивы“. С ней нам проще будет путешествовать по Египту. Главное, оказаться подальше, когда Синухет хватится побрякушки.
   – Действительно, – хихикает Дос, – Еще заподозрит нас в чем нибудь нехорошем. А мы ведь – ни сном и ни духом… Жирдяйчик, признайся, где ты приобрел квалификацию – на одесском Привозе или на харьковском Благбазе?
   – Это было нетрудно, – пожимает плечами толстяк, – Золото – мягкий металл. Я приметил, что одно из звеньев слегка разошлось, ну и… Небольшая ловкость рук… Смотрите, щас я это звено аккуратно подогну на место… Ой!
   Все остальные удивлены не меньше Жирдяя. Золотая ладунка с изображением божества вдруг начинает светиться зеленоватым сиянием, постепенно сияние охватывает всю цепь. Толстяк испуганно роняет её на землю. И на клочке почвы, опоясанном упавшей цепью, начинает клубиться то ли дым, то ли туман.
   – Проход! – торжествующе выкрикивает Падла, – Ребята, это же проход!
   Дос потрясенно присвистывает и без слов хлопает Жирдяя по плечу. Тот разводит руками: мол, сам не знаю как вышло.
   Бородач аккуратно расправляет цепь на земле.
   – Скорее, – нервничает толстяк, – Пока я вас уговаривал, Синухет наверняка спохватился.
   – Прыгай! – указывает Падла на туманную проплешину.
   – Что опять я первый? – недовольно бурчит Жирдяй.
   – Не тяни! Сам говорил – нет времени!
   Толстяк больше не спорит, шагает на кусок земли, опоясанный цепью, проваливается по пояс в белесую дымку… и застревает!
   Дос хихикает, но сейчас явно не до смеха – откуда-то из-за дальней скалистой гряды доносится цветистая брань. Похоже, Синухет собирается устроить нам разборки по-древнеегипетски!
   – Выдохни! – шипит Падла на Жирдяя.
   – Я и так все время выдыхаю и вдыхаю! – злится толстяк.
   – А я тебе говорю, выдохни! И не вдыхай!
   Из-за гряды показывается десятка два вооруженных луками египтян. И не тратя лишних слов, выпускают в нас два десятка стрел. Вовремя падаем на землю. Парочка стрел вонзается в ствол пальмы – рядом с мной.
   Лучники приближаются осторожными перебежками. Ясное дело – хотят занять более выгодную позицию.
   Но и мы не „тормозим“. Совместными усилиями нам кое-как удаётся протолкнуть Жирдяя. Следом уходит в дымку Череп, потом Дос… Когда наступает моя очередь, из-за ближайшей скалы выглядывает смуглая голова в бронзовом шлеме. Я запускаю в нее камнем и голова исчезает. Сейчас подберутся остальные и…
   – Лезь! – командует Падла.
   – После тебя! Я – дайвер! Я умею ловить стрелы!
   – Некогда! – морщится бородач и толкает меня в белесый туман. Руки теряют опору, проваливаюсь вниз головой в мутную пустоту…
 
   Когда пелена рассеивается, я падаю на траву. Сочную, зеленую траву. Слава богу, с пустыней покончено!
   Спустя мгновения, рядом из ничего вываливается Падла. В его ушанке торчат две стрелы. Но сам хакер – цел и невредим.
   – Сувенирчики, – подмигивает Падла. Снимает ушанку с обритой головы и выдергивает стрелы.
   – Слава богу, наконец-то мы в тихом и приятном месте, – бормочет Жирдяй, лениво развалившись на травке, – Вот только русалок мне не хватает…
   – Да ну, – кривится Дос, – А не хочешь ли кое-что, взамен? – и указывает куда-то рукой.
   Я поворачиваю голову… Надо же, как нам повезло! Тихое и спокойное место… Вдоль пологого склона впадины, на дне которой мы сейчас находимся, выстраивается целая армия. Древнеримская, насколько я могу судить по доспехам.
   Жирдяй подскакивает:
   – Делаем ноги!
   – Куда? – спрашивает Дос, кивая на противоположный склон впадины. Действительно, особо торопиться не стоит, потому что здесь тоже выстраивается в боевые порядки войско. Не знаю чьё. Во всяком случае их ничуть не меньше римлян.
   Итак, веселенький расклад. Две изготовившиеся к сражению армии и посредине мы. Так сказать, пикничок посреди столбовой дороги Истории…
   Единственный свободный путь – вдоль фронтов враждебных сторон. Это не меньше километра топать под прицелом лучников и копьеносцев обеих армий. Даже, если успеем до начала битвы, у меня смутное подозрение, что и римлянам, и другим не слишком понравится, что какие-то ротозеи разгуливают перед боевыми порядками. Значит, прийдется бегать наперегонки со стрелами… Мне-то что, я – дайвер. А вот остальным…
   Падла хмурится, нервно поправляя очки:
   – Знаете… Надо идти сдаваться.
   – Сдаваться?
   – Да. Они вот-вот двинут легкую пехоту и тогда выбраться из мясорубки будет труднее.
   – К тем… или к этим?
   – Лучше к римлянам. Про них я хоть что-то знаю, – бормочет Череп.
   – Пошли, – не тратя времени командует бородач. Встаем и, стараясь не делать резких движений, под пристальными взглядами римских лучников идём к первым шеренгам боевого построения легионов.
   – Стоять! – свирепо ревет какой-то коренастый центурион, – Вы что латинского языка не понимаете?! Я сказал, стоять, придурки! Или мои ребята сделают из вас гусей на вертеле!
   – Да стоим, стоим, – цедит сквозь зубы Жирдяй, – Оказывается, в Древнем Риме тоже были прапорщики…
   – Вы кто такие?
   – Простые римские крестьяне, – бесхитростно улыбается Падла, – Волею богов, застигнутые в районе боевых действий.
   – И чем же вы занимались в такое время? – с подозрением таращится на нас центурион.
   – Чем, чем… – шепчет бородач, – Откуда я знаю? – он с надеждой оглядывается на Черепа. Но тот безмолвен.