– Погодите, а при чём здесь Дибенко? – спохватывается Жирдяй с интонацией счастливчика, выигравшего в лотерею пятьдесят копеек.
– Практически, не при чём! – качает головой Писатель, – Она сама уже достаточно умная, чтобы делать кой-какие выводы. Она давно наблюдает за вами и видит, на что вы бездумно растрачиваете свои таланты! Естественно, захотела направить вас на путь истинный… Надеюсь, это не было слишком болезненно?
– Да нет, не очень, – хмуро кривится Падла и показывает девчушке здоровенный кулак, – Только, по-моему, вы тоже допустили кой-какие пробелы в воспитании…
– Ну, я, конечно, не святой, – пожимает плечами Литератор, – Но не я один её воспитывал. Она ведь понятливый ребенок, всё схватывает на лету… Глубина есть глубина… Если бы вы знали, каких трудов мне стоило слегка упорядочить её прогулки… Ну вы сами понимаете, „Лабиринт Смерти“ и прочие неприятные вещи…
– „Невинные забавы“, например, – хихикает Жирдяй.
– Ой, а где это? – радостно удивляется девчушка, – Я еще ни разу не была в этом месте!
Писатель пронзает толстяка испепеляющим взглядом и смущенно бормочет:
– Поверь, милая, там нет ничего интересного… Вот видите, она уже очень самостоятельная девочка! Пришлось срочно организовывать „Лабиринт Мудрости“. Здесь не только весело, но занимательно. И главное – никакого насилия…
– Ага, – кивает Маньяк, – Во всяком случае, не больше, чем в ваших книгах.
Неловкая пауза. Литератор внимательно смотрит Шурке в глаза. Потом оглядывается на девчушку и грозит пальцем:
– Опять ты что-то поменяла без спросу!
Ребенок возводит невинный взгляд к небу:
– Ну… чуть-чуть… Самую малость.
Писатель тяжело вздыхает:
– Видите. Просто не успеваешь за всем уследить!
Жирдяй нетерпеливо постукивает пустой кружкой:
– Прошу прощения… Может, я что не понимаю… Но все же, какова роль Дибенко?
Снова услыхав свою фамилию, Дима приветственно машет рукой из беседки.
Писатель слегка раздраженно оглядывается:
– Дался вам этот Дибенко!
– Но ведь это не вы, а он придумал глубину! – не унимается толстяк.
– Да? А кто по вашему придумал Дибенко? – хмурится Писатель и щелкает пальцами в сторону беседки:
– Аминь! Рассыпься прахом!
Дима Дибенко пожимает плечами и покорно рассыпается…
Не веря своим глазам, Жирдяй и Маньяк мчатся к беседке и щупают прах. А дотошный толстяк, на всякий случай, заглядывает и в дибенковскую тарелку – словно коварный Дима и там мог спрятаться.
– Кстати, чем это он обедал? – с подозрением вопрошает вечно гастрономически озабоченный Жирдяй.
– Фугу в мундире, – беззаботно отмахивается Литератор, – Можете попробовать.
– Нет уж, спасибо, – толстяк опасливо ставит тарелку на место, – Не люблю рыбу…
А Маньяк отряхивается от дибенковского праха и обвиняюще тыкает пальцем в сторону Писателя:
– Значит, это вы стояли за всеми его пакостями!
– Ну, это не самое удачное моё творенье, – уклончиво замечает Писатель, – У него особая роль…
– Да уж, портить нервы всем честным хакерам, – вздыхает Падла.
– Не стоит преувеличивать, – улыбается Литератор, – Во всяком случае, благодаря ему, я уверен, что вы по-прежнему не утратили формы… Вы все – отличная команда!
– Погодите! – вдруг спохватывается Жирдяй, – А вам не кажется, что здесь кого-то не хватает?
Действительно! Дос! Как мы могли забыть!
– О, извините! Сейчас все исправим, – небрежно взмахивает рукой Писатель. И в тот же миг, откуда-то сверху, почти на наши головы сваливается самоотверженный рецидивист. Он – мокрый с головы до ног, в разодранной грязной одежде. На плече – свежая кровоточащая ссадина. Лежа на траве, снизу вверх, Дос окидывает нас полубезумным взглядом.
– Что с тобой, друг? – испуганно склоняется над ним Жирдяй. И, оборачиваясь, торопливо орет с интонациями врача у постели умирающего:
– Кто-нибудь, кружку пива сюда!
После двух глотков взгляд Доса приобретает некую осмысленность.
– Где ж тебя носило? – допытывается толстяк.
– Лучше не спрашивай, – слабо бормочет рецидивист, – Всякое повидал… Едва смылся от близнецов – нарвался на регрессоров. Садисты, оказались… Привязали к креслу и битый час декламировали стихи собственного сочинения. В конце-концов, сжалились и решили меня регрессировать. До уровня шимпанзе – чтоб не мучился. Еле сбежал… И сразу налетел на Дозор.
– Дневной или Ночной?
– Какая, на хрен, разница… Они в соавторстве работают. Сначала спорили – относятся хакеры к Светлым или к Темным. В конце-концов решили отправить меня в Сумрак. Чтоб никому обидно не было…
Дос трагически вздыхает и вновь основательно прикладывается к кружке:
– Драпал так, что думал из виртуального костюма выскочу… Бросился в реку, плыву. Погони не слышно. Ну, думаю, ушел. А тут какой-то гад засел над обрывом и давай сверху из бластера шмалять. Я ему: „Что ж ты делаешь, урод! Я ж утону, на хрен!“ А этот псих: „Не бойся. Киберпанк не тонет!“ В общем, вовремя вы меня вытащили…
– Не мы, а он, – Маньяк указывает на Писателя, – Специально для того, чтоб провести воспитательную беседу.
– Неправда, – качает тот головой, – Просто хотел испытать вас в деле. Ну и заодно… напомнить пару вечных истин. Например о том, что в жизни не всё сводится к тому – заработал ты лишнюю тысячу баксов или нет. Что есть некие высшие ценности…
– Например? – небрежно спрашивает Шурка.
– Ну, например – ДВА ТРИЛЛИОНА БАКСОВ.
Мы переглядываемся. Писатель улыбается:
– Приблизительно на такую сумму вывезено богатств из бедной России. За последние четырнадцать лет. И большая часть этих денег лежит в американских, швейцарских, немецких банках. Очень хорошо лежит – по крайней мере, так думают те, кто их туда положил… А я, например, думаю, что триллионы эти лежат плохо, – он лукаво щурится, постукивая пальцем по хрустальной кружке, – И по-моему, даже очень плохо.
– На что это вы намекаете? – смеётся Падла.
– На то что, пока мы с вами пьем это прекрасное виртуальное пиво, огромное большинство соотечественников едва может наскрести на обычное „жигулевское“, – лицо Писателя вдруг становится серьезным, – Да что там пиво…
Он машет рукой:
– Неужели вам надо объяснять такие вещи?
– Не надо, – уже без тени улыбки качает головой Падла. Да и всем остальным, включая Жирдяя, объяснения не нужны. Мы ведь обитаем не только в глубине. Хотя слишком часто пытаемся забыть о этом…
– Это нелегко провернуть. Почти нереально… – говорит Маньяк, – Разве что… если б все русские хакеры работали вместе… Да и многих из-за кордона пришлось бы подключить.
– А я и не говорил, что будет легко, – во внимательном взгляде Писателя чудится ирония, – Вы – лучшие. И кто, если не вы, сможет объединить вокруг себя остальных… Подумайте, что стоит на кону!
Шурка вздыхает:
– Звучит здорово… Но, по-моему, это слишком. Даже для нас.
А Жирдяй легкомысленно замечает:
– Самое трудное будет – потратить два триллиона. Пивом-то мы земляков обеспечим…
– Ага, – хихикает Дос, – Цистерны по три на брата, включая покойников и младенцев.
– А вот куда деть остальное?
– Учредим Шнобелевскую премию. Самому наглому хакеру. И назовем её „Золотой Жирдяй“,– невозмутимо предлагает Маньяк.
– А вторую назовем „Пустозвон года“ И вы все будете первыми соискателями, – вставляет Падла.
– Ага, а ты членом жюри, – обижается Маньяк.
– На этот раз всё слишком серьезно, – урезонивает его бородач и в задумчивости чешет затылок, – Это было бы главное дело в моей жизни… Если б вышло…
– Поверьте, вы не знаете до конца собственных сил! – качает головой Писатель и отхлебывает из кружки, – Да и потом не забывайте – сейчас сама глубина будет на вашей стороне!
Он оборачивается к девчушке:
– Поможешь им?
– Угу, – кивает юное созданье, – Только пусть они больше не пристают к Диме…
– Конечно, – подмигивает нам Литератор, – Она у нас – действительно, умница!
– Да, – кивает Жирдяй, – А если еще и чебурашек подключить… Америка бы содрогнулась.
– Ну уж, нет. Это слишком сурово, – не соглашается Маньяк, – Я бы ограничился Змеем Горынычем.
Писатель смеется и откуда-то из пустоты достает тарелку с таранью. А у меня вдруг мелькает смутное подозрение. Не так он прост, этот наладчик человеческих душ. И „Лабиринт Мудрости“ – совсем не такая уж безобидная программка…
– Шансы есть, – разминая здоровенную тарань, говорит Литератор с кажущейся беззаботностью, – И шансы более, чем неплохие.
Крупная рыбная чешуя летит на дорогое самурайское кимоно.
– Плохо, что дайверы нынче уже не те, – вдруг напоминает Маньяк и я торопливо отвожу глаза.
– Это верно, – голос Писателя звучит жестко, – Только они ведь сами виноваты. Рано или поздно это должно было произойти. Глубина менялась. Глубина начинала что-то понимать… А они не изменились и ничего не поняли. Они по-прежнему жили только для себя…
Я чувствую его пристальный взгляд.
– Кому многое дано, Леонид, с того и спрос больше. Всё зависит только от тебя. Если ты изменишься, способности вернутся. Конечно, не сегодня и не завтра…
– Спасибо за откровенность, – криво усмехаюсь и залпом допиваю своё пиво. Решено. Со следующего дня ударяюсь в полный альтруизм и начинаю собирать деньги в помощь голодающим эфиопским хакерам…
Тут в глазах Писателя что-то вспыхивает – словно он вдруг вспомнил необыкновенно забавную вещь:
– Кстати… Время сбросить маскарадные костюмы!
Он взмахивает рукой и все мы оказывается в удобных креслах. А через мгновенье окружающий мир с хрупким звоном рассыпается. Сотнями сверкающих осколков.
– Ну их на фиг, эти фальшивые зеркала! – весело щурится Писатель.
Я моргаю. Похоже, ничего не изменилось?
Нет, я не прав. У Шурки начисто исчезли бицепсы терминатора. Правда, Падла остался как был – с головы до пят. Но зато на месте Жирдяя… Фу-ты, неужели это и есть его истинный облик? Худой, чуть сутуловатый парень со смущенной улыбкой. Никаких признаков избыточного веса, никаких намеков на привычную хамоватость в физиономии… А Дос? Не верю глазам! На месте мокрушника-рецидивиста со стальным взглядом – пацан лет пятнадцати не больше! И ловко же он водил нас за нос!
Странно. Неужели кроме меня никто не заметил? Все смотрят не на Доса, а куда-то в другую сторону… Я поворачиваюсь – что же там такое, еще более невероятное?
И от изумления у меня начисто перехватывает дух:
– Ви… Ви… Ви…?!
– Леня, у тебя не только дип-склероз, но и заикание? – насмешливо уточняет Вика, откинувшись на спинку кресла. Того самого, где раньше с каменной рожей восседал громила Череп.
– Так это… Это была ты?!! Всё время?!!
– А что ты хотел? Чтобы я отпустила тебя одного в глубину в таком состоянии?
Я сердито хмурюсь. Выставила меня перед ребятами в идиотском виде!
– Друзья мои, – ласково говорит Писатель, взглянув на циферблат часов, – По моему, вам пора отдохнуть. Как ни как, столько времени в глубине…
– Погодите, мы ведь еще не обсудили детали, – спохватывается Падла.
– Не сразу, – качает головой Литератор, – Силы вам еще понадобятся. Завтра. И послезавтра. И целую вечность, – он улыбается, – Поверьте, вечность вполне доступная и приятная штука.
В это мгновенье в нем есть что-то от Будды.
– Только не забывайте о том, что плохо лежит!
А сейчас он неуловимо смахивает на Чингисхана.
Писатель кивает нам на прощанье, а девчушка хлопает в ладоши и…
Радужный калейдоскоп перед глазами.
Я стащил шлем. На экране – привычная дип-заставка: густая синь с фигуркой человека. Раньше мне казалось – он падает… Нет, все таки – летит!
Маньяк, сидевший рядом, широко зевнул и выключил ноутбук:
– А ведь уже темнеет…
И в правду, за окном вечерело. На потускневшем небе загорались звезды.
Мы с Шуркой переглянулись и, не сговариваясь, отправились на кухню – сделать по глотку пива. Хотя и не первосортного, но зато составляющего такой же неотъемлемый элемент реальности, как и вечерний город за окном. Мы молча пили и с каждым холодным, горьковатым глотком расколотый мир обретал единство и гармонию. Сквозь призрачные дворцы Диптауна вырастали башни Кремля, и нарисованные бездонные ущелья вдруг просвечивали асфальтом московских улиц.
Это было странное чувство. Наверно такое же испытывают изгнанники, возвращаясь на Родину. Сколько я был в изгнании? Года два, наверное… Как говорилось в старом фильме: это от милиции не убежишь, а от себя – запросто! Два года я был в бегах и бедная Вика вполне могла бы оклеить город объявлениями: „Пропал человек!“
Что изменилось?
Мы прошли „Лабиринт“. Прошли вместе, сквозь страх и боль к надежде… Правда, настоящую боль довелось испытать не мне, а Маньяку и Падле. Девчушка постаралась… Тьфу ты, что из неё будет, когда она вырастет? В глубину вообще не сунешься…
Только много ли может изменить один день, много ли стоит надежда? Нет, врешь Писатель, не простая это программка, далеко не простая… И девчушка твоя, виртуальное чудо семи лет от роду, только кажется наивной.
Я вздрогнул – распахнулась входная дверь. Знакомые шаги. Вика вернулась.
– Ну, мне пора, – вдруг заторопился Маньяк.
На прощанье он вежливо поцеловал ей руку, а мне подмигнул загадочно:
– Только не слишком растрачивай силы, дайвер…
Дверь захлопнулась и мы с Викой остались наедине.
Разве что, компьютер, третьим лишним, все еще гудел в углу встроенным вентилятором и любопытно таращился зрачком монитора. Я нажал кнопку, экран погас. Теперь мы действительно одни…
Обернувшись к Вике, я заглянул в её глаза и вдруг понял, что всё мое недавнее раздражение куда-то улетучилось. Господи, какой же я был болван! Занудный болван! Я передернул плечами от отвращения к самому себе. И вместо резких слов, раньше готовых сорваться с языка, произнёс со смущенной улыбкой:
– Старуха с запиской, это ведь тоже была ты?
Она кивнула, насмешливо щурясь:
– Иногда ты удивительно предсказуем, Леня. Во всяком случае, маршрут к ближайшему магазину у тебя не менялся года два.
– Просто я очень целеустремленный человек.
– Да уж, – сказала Вика, окидывая взглядом батарею пустых бутылок.
Я обнял её:
– А тебе не было страшно, там в Лабиринте?
– Иногда, – вздохнула Вика, опуская глаза.
– Зачем же ты пошла, глупая? Ведь это могло быть опасно.
– А что поделаешь, если с тобой можно видеться только в глубине…
Я поцеловал её в губы.
– Вика, Вика… Ты – моя глубина…
Спустя три часа, в полумраке спальни, я шепнул:
– Знаешь, милая… По-моему, мой дип-склероз проходит.
Она тихо засмеялась.
Впереди была целая вечность.
– Практически, не при чём! – качает головой Писатель, – Она сама уже достаточно умная, чтобы делать кой-какие выводы. Она давно наблюдает за вами и видит, на что вы бездумно растрачиваете свои таланты! Естественно, захотела направить вас на путь истинный… Надеюсь, это не было слишком болезненно?
– Да нет, не очень, – хмуро кривится Падла и показывает девчушке здоровенный кулак, – Только, по-моему, вы тоже допустили кой-какие пробелы в воспитании…
– Ну, я, конечно, не святой, – пожимает плечами Литератор, – Но не я один её воспитывал. Она ведь понятливый ребенок, всё схватывает на лету… Глубина есть глубина… Если бы вы знали, каких трудов мне стоило слегка упорядочить её прогулки… Ну вы сами понимаете, „Лабиринт Смерти“ и прочие неприятные вещи…
– „Невинные забавы“, например, – хихикает Жирдяй.
– Ой, а где это? – радостно удивляется девчушка, – Я еще ни разу не была в этом месте!
Писатель пронзает толстяка испепеляющим взглядом и смущенно бормочет:
– Поверь, милая, там нет ничего интересного… Вот видите, она уже очень самостоятельная девочка! Пришлось срочно организовывать „Лабиринт Мудрости“. Здесь не только весело, но занимательно. И главное – никакого насилия…
– Ага, – кивает Маньяк, – Во всяком случае, не больше, чем в ваших книгах.
Неловкая пауза. Литератор внимательно смотрит Шурке в глаза. Потом оглядывается на девчушку и грозит пальцем:
– Опять ты что-то поменяла без спросу!
Ребенок возводит невинный взгляд к небу:
– Ну… чуть-чуть… Самую малость.
Писатель тяжело вздыхает:
– Видите. Просто не успеваешь за всем уследить!
Жирдяй нетерпеливо постукивает пустой кружкой:
– Прошу прощения… Может, я что не понимаю… Но все же, какова роль Дибенко?
Снова услыхав свою фамилию, Дима приветственно машет рукой из беседки.
Писатель слегка раздраженно оглядывается:
– Дался вам этот Дибенко!
– Но ведь это не вы, а он придумал глубину! – не унимается толстяк.
– Да? А кто по вашему придумал Дибенко? – хмурится Писатель и щелкает пальцами в сторону беседки:
– Аминь! Рассыпься прахом!
Дима Дибенко пожимает плечами и покорно рассыпается…
Не веря своим глазам, Жирдяй и Маньяк мчатся к беседке и щупают прах. А дотошный толстяк, на всякий случай, заглядывает и в дибенковскую тарелку – словно коварный Дима и там мог спрятаться.
– Кстати, чем это он обедал? – с подозрением вопрошает вечно гастрономически озабоченный Жирдяй.
– Фугу в мундире, – беззаботно отмахивается Литератор, – Можете попробовать.
– Нет уж, спасибо, – толстяк опасливо ставит тарелку на место, – Не люблю рыбу…
А Маньяк отряхивается от дибенковского праха и обвиняюще тыкает пальцем в сторону Писателя:
– Значит, это вы стояли за всеми его пакостями!
– Ну, это не самое удачное моё творенье, – уклончиво замечает Писатель, – У него особая роль…
– Да уж, портить нервы всем честным хакерам, – вздыхает Падла.
– Не стоит преувеличивать, – улыбается Литератор, – Во всяком случае, благодаря ему, я уверен, что вы по-прежнему не утратили формы… Вы все – отличная команда!
– Погодите! – вдруг спохватывается Жирдяй, – А вам не кажется, что здесь кого-то не хватает?
Действительно! Дос! Как мы могли забыть!
– О, извините! Сейчас все исправим, – небрежно взмахивает рукой Писатель. И в тот же миг, откуда-то сверху, почти на наши головы сваливается самоотверженный рецидивист. Он – мокрый с головы до ног, в разодранной грязной одежде. На плече – свежая кровоточащая ссадина. Лежа на траве, снизу вверх, Дос окидывает нас полубезумным взглядом.
– Что с тобой, друг? – испуганно склоняется над ним Жирдяй. И, оборачиваясь, торопливо орет с интонациями врача у постели умирающего:
– Кто-нибудь, кружку пива сюда!
После двух глотков взгляд Доса приобретает некую осмысленность.
– Где ж тебя носило? – допытывается толстяк.
– Лучше не спрашивай, – слабо бормочет рецидивист, – Всякое повидал… Едва смылся от близнецов – нарвался на регрессоров. Садисты, оказались… Привязали к креслу и битый час декламировали стихи собственного сочинения. В конце-концов, сжалились и решили меня регрессировать. До уровня шимпанзе – чтоб не мучился. Еле сбежал… И сразу налетел на Дозор.
– Дневной или Ночной?
– Какая, на хрен, разница… Они в соавторстве работают. Сначала спорили – относятся хакеры к Светлым или к Темным. В конце-концов решили отправить меня в Сумрак. Чтоб никому обидно не было…
Дос трагически вздыхает и вновь основательно прикладывается к кружке:
– Драпал так, что думал из виртуального костюма выскочу… Бросился в реку, плыву. Погони не слышно. Ну, думаю, ушел. А тут какой-то гад засел над обрывом и давай сверху из бластера шмалять. Я ему: „Что ж ты делаешь, урод! Я ж утону, на хрен!“ А этот псих: „Не бойся. Киберпанк не тонет!“ В общем, вовремя вы меня вытащили…
– Не мы, а он, – Маньяк указывает на Писателя, – Специально для того, чтоб провести воспитательную беседу.
– Неправда, – качает тот головой, – Просто хотел испытать вас в деле. Ну и заодно… напомнить пару вечных истин. Например о том, что в жизни не всё сводится к тому – заработал ты лишнюю тысячу баксов или нет. Что есть некие высшие ценности…
– Например? – небрежно спрашивает Шурка.
– Ну, например – ДВА ТРИЛЛИОНА БАКСОВ.
Мы переглядываемся. Писатель улыбается:
– Приблизительно на такую сумму вывезено богатств из бедной России. За последние четырнадцать лет. И большая часть этих денег лежит в американских, швейцарских, немецких банках. Очень хорошо лежит – по крайней мере, так думают те, кто их туда положил… А я, например, думаю, что триллионы эти лежат плохо, – он лукаво щурится, постукивая пальцем по хрустальной кружке, – И по-моему, даже очень плохо.
– На что это вы намекаете? – смеётся Падла.
– На то что, пока мы с вами пьем это прекрасное виртуальное пиво, огромное большинство соотечественников едва может наскрести на обычное „жигулевское“, – лицо Писателя вдруг становится серьезным, – Да что там пиво…
Он машет рукой:
– Неужели вам надо объяснять такие вещи?
– Не надо, – уже без тени улыбки качает головой Падла. Да и всем остальным, включая Жирдяя, объяснения не нужны. Мы ведь обитаем не только в глубине. Хотя слишком часто пытаемся забыть о этом…
– Это нелегко провернуть. Почти нереально… – говорит Маньяк, – Разве что… если б все русские хакеры работали вместе… Да и многих из-за кордона пришлось бы подключить.
– А я и не говорил, что будет легко, – во внимательном взгляде Писателя чудится ирония, – Вы – лучшие. И кто, если не вы, сможет объединить вокруг себя остальных… Подумайте, что стоит на кону!
Шурка вздыхает:
– Звучит здорово… Но, по-моему, это слишком. Даже для нас.
А Жирдяй легкомысленно замечает:
– Самое трудное будет – потратить два триллиона. Пивом-то мы земляков обеспечим…
– Ага, – хихикает Дос, – Цистерны по три на брата, включая покойников и младенцев.
– А вот куда деть остальное?
– Учредим Шнобелевскую премию. Самому наглому хакеру. И назовем её „Золотой Жирдяй“,– невозмутимо предлагает Маньяк.
– А вторую назовем „Пустозвон года“ И вы все будете первыми соискателями, – вставляет Падла.
– Ага, а ты членом жюри, – обижается Маньяк.
– На этот раз всё слишком серьезно, – урезонивает его бородач и в задумчивости чешет затылок, – Это было бы главное дело в моей жизни… Если б вышло…
– Поверьте, вы не знаете до конца собственных сил! – качает головой Писатель и отхлебывает из кружки, – Да и потом не забывайте – сейчас сама глубина будет на вашей стороне!
Он оборачивается к девчушке:
– Поможешь им?
– Угу, – кивает юное созданье, – Только пусть они больше не пристают к Диме…
– Конечно, – подмигивает нам Литератор, – Она у нас – действительно, умница!
– Да, – кивает Жирдяй, – А если еще и чебурашек подключить… Америка бы содрогнулась.
– Ну уж, нет. Это слишком сурово, – не соглашается Маньяк, – Я бы ограничился Змеем Горынычем.
Писатель смеется и откуда-то из пустоты достает тарелку с таранью. А у меня вдруг мелькает смутное подозрение. Не так он прост, этот наладчик человеческих душ. И „Лабиринт Мудрости“ – совсем не такая уж безобидная программка…
– Шансы есть, – разминая здоровенную тарань, говорит Литератор с кажущейся беззаботностью, – И шансы более, чем неплохие.
Крупная рыбная чешуя летит на дорогое самурайское кимоно.
– Плохо, что дайверы нынче уже не те, – вдруг напоминает Маньяк и я торопливо отвожу глаза.
– Это верно, – голос Писателя звучит жестко, – Только они ведь сами виноваты. Рано или поздно это должно было произойти. Глубина менялась. Глубина начинала что-то понимать… А они не изменились и ничего не поняли. Они по-прежнему жили только для себя…
Я чувствую его пристальный взгляд.
– Кому многое дано, Леонид, с того и спрос больше. Всё зависит только от тебя. Если ты изменишься, способности вернутся. Конечно, не сегодня и не завтра…
– Спасибо за откровенность, – криво усмехаюсь и залпом допиваю своё пиво. Решено. Со следующего дня ударяюсь в полный альтруизм и начинаю собирать деньги в помощь голодающим эфиопским хакерам…
Тут в глазах Писателя что-то вспыхивает – словно он вдруг вспомнил необыкновенно забавную вещь:
– Кстати… Время сбросить маскарадные костюмы!
Он взмахивает рукой и все мы оказывается в удобных креслах. А через мгновенье окружающий мир с хрупким звоном рассыпается. Сотнями сверкающих осколков.
– Ну их на фиг, эти фальшивые зеркала! – весело щурится Писатель.
Я моргаю. Похоже, ничего не изменилось?
Нет, я не прав. У Шурки начисто исчезли бицепсы терминатора. Правда, Падла остался как был – с головы до пят. Но зато на месте Жирдяя… Фу-ты, неужели это и есть его истинный облик? Худой, чуть сутуловатый парень со смущенной улыбкой. Никаких признаков избыточного веса, никаких намеков на привычную хамоватость в физиономии… А Дос? Не верю глазам! На месте мокрушника-рецидивиста со стальным взглядом – пацан лет пятнадцати не больше! И ловко же он водил нас за нос!
Странно. Неужели кроме меня никто не заметил? Все смотрят не на Доса, а куда-то в другую сторону… Я поворачиваюсь – что же там такое, еще более невероятное?
И от изумления у меня начисто перехватывает дух:
– Ви… Ви… Ви…?!
– Леня, у тебя не только дип-склероз, но и заикание? – насмешливо уточняет Вика, откинувшись на спинку кресла. Того самого, где раньше с каменной рожей восседал громила Череп.
– Так это… Это была ты?!! Всё время?!!
– А что ты хотел? Чтобы я отпустила тебя одного в глубину в таком состоянии?
Я сердито хмурюсь. Выставила меня перед ребятами в идиотском виде!
– Друзья мои, – ласково говорит Писатель, взглянув на циферблат часов, – По моему, вам пора отдохнуть. Как ни как, столько времени в глубине…
– Погодите, мы ведь еще не обсудили детали, – спохватывается Падла.
– Не сразу, – качает головой Литератор, – Силы вам еще понадобятся. Завтра. И послезавтра. И целую вечность, – он улыбается, – Поверьте, вечность вполне доступная и приятная штука.
В это мгновенье в нем есть что-то от Будды.
– Только не забывайте о том, что плохо лежит!
А сейчас он неуловимо смахивает на Чингисхана.
Писатель кивает нам на прощанье, а девчушка хлопает в ладоши и…
Радужный калейдоскоп перед глазами.
Я стащил шлем. На экране – привычная дип-заставка: густая синь с фигуркой человека. Раньше мне казалось – он падает… Нет, все таки – летит!
Маньяк, сидевший рядом, широко зевнул и выключил ноутбук:
– А ведь уже темнеет…
И в правду, за окном вечерело. На потускневшем небе загорались звезды.
Мы с Шуркой переглянулись и, не сговариваясь, отправились на кухню – сделать по глотку пива. Хотя и не первосортного, но зато составляющего такой же неотъемлемый элемент реальности, как и вечерний город за окном. Мы молча пили и с каждым холодным, горьковатым глотком расколотый мир обретал единство и гармонию. Сквозь призрачные дворцы Диптауна вырастали башни Кремля, и нарисованные бездонные ущелья вдруг просвечивали асфальтом московских улиц.
Это было странное чувство. Наверно такое же испытывают изгнанники, возвращаясь на Родину. Сколько я был в изгнании? Года два, наверное… Как говорилось в старом фильме: это от милиции не убежишь, а от себя – запросто! Два года я был в бегах и бедная Вика вполне могла бы оклеить город объявлениями: „Пропал человек!“
Что изменилось?
Мы прошли „Лабиринт“. Прошли вместе, сквозь страх и боль к надежде… Правда, настоящую боль довелось испытать не мне, а Маньяку и Падле. Девчушка постаралась… Тьфу ты, что из неё будет, когда она вырастет? В глубину вообще не сунешься…
Только много ли может изменить один день, много ли стоит надежда? Нет, врешь Писатель, не простая это программка, далеко не простая… И девчушка твоя, виртуальное чудо семи лет от роду, только кажется наивной.
Я вздрогнул – распахнулась входная дверь. Знакомые шаги. Вика вернулась.
– Ну, мне пора, – вдруг заторопился Маньяк.
На прощанье он вежливо поцеловал ей руку, а мне подмигнул загадочно:
– Только не слишком растрачивай силы, дайвер…
Дверь захлопнулась и мы с Викой остались наедине.
Разве что, компьютер, третьим лишним, все еще гудел в углу встроенным вентилятором и любопытно таращился зрачком монитора. Я нажал кнопку, экран погас. Теперь мы действительно одни…
Обернувшись к Вике, я заглянул в её глаза и вдруг понял, что всё мое недавнее раздражение куда-то улетучилось. Господи, какой же я был болван! Занудный болван! Я передернул плечами от отвращения к самому себе. И вместо резких слов, раньше готовых сорваться с языка, произнёс со смущенной улыбкой:
– Старуха с запиской, это ведь тоже была ты?
Она кивнула, насмешливо щурясь:
– Иногда ты удивительно предсказуем, Леня. Во всяком случае, маршрут к ближайшему магазину у тебя не менялся года два.
– Просто я очень целеустремленный человек.
– Да уж, – сказала Вика, окидывая взглядом батарею пустых бутылок.
Я обнял её:
– А тебе не было страшно, там в Лабиринте?
– Иногда, – вздохнула Вика, опуская глаза.
– Зачем же ты пошла, глупая? Ведь это могло быть опасно.
– А что поделаешь, если с тобой можно видеться только в глубине…
Я поцеловал её в губы.
– Вика, Вика… Ты – моя глубина…
Спустя три часа, в полумраке спальни, я шепнул:
– Знаешь, милая… По-моему, мой дип-склероз проходит.
Она тихо засмеялась.
Впереди была целая вечность.