Кульмова Иоанна. Но-о, Леокадия !

   - Глупая корова! - сердито повторяла она.
   - Что ты сказала? - спросила Отилия. Она шла сзади и подсчитывала, сколько маргариток съест Леокадия.
   Тем временем звезды продолжали свое путешествие по небу, передвигая вперед стрелки часов на всем Белом Свете. И наконец здесь, за границей тоже наступил рассвет.
   - Эй ты, Крылатая! - воскликнула Отилия. - Что же ты не улетаешь?
   - Алоиз спит, - отвечала Леокадия.
   - Ох, уж эти иностранцы! - возмутилась Отилия. - Все бы им спать. Разбуди его, и в дорогу. Нет, подожди. Сначала скажи мне, откуда это у тебя взялось? - и бело-черной мордой ткнулась в крылья Леокадии.
   - Я их себе намечтала. Они мне во сне приснились.
   - Боже, какие у иностранцев НЕПРАКТИЧНЫЕ СНЫ, - сказала Отилия. С нами такое не случается.
   - У вас вообще не бывает снов, - буркнула Леокадия.
   - Конечно, - согласилась Отилия. - Для молока требуется спокойствие. Гости, которые свалились с неба, нам не полезны.
   ЛЕОКАДИЯ И ПОРОДА
   В пути не всегда бывает весело, и воздух не всегда пахнет клевером. Кое-где они пролетали над дымящими заводскими трубами, небо становилось хмурым от едкого дыма. Он забивал ноздри и толстым слоем оседал на белых крыльях Леокадии.
   - Ах, Алоиз, как я устала! - восклицала Леокадия.
   И она приземлялась где-нибудь в заброшенном саду, на лесной поляне или на вершине горы. Может быть, это было бы и весело, если бы бутерброды не подошли к концу.
   - Почему ты не ешь траву, Алоиз? - удивлялась Леокадия. - Ведь в ней столько витаминов! Смотри, как прекрасно я выгляжу, когда наемся травы.
   Но Алоиз предпочитал хуже выглядеть, но травы не есть.
   К вечеру второго дня они увидели внизу большой луг и решили переночевать в зарослях кустарника у ручья. Но едва ступив на землю Леокадия радостно воскликнула:
   - Кони! Узнаю по запаху!
   И помчалась в сторону купы деревьев.
   - Добрый вечер! - воскликнула она. - Я - Леокадия, крылатый конь.
   - Ну что ж, это никому и ничем не мешает, - рассудил буланый конь. - Вот я - Эварист, конь с норовом, но это вовсе не мешает мне жевать траву.
   И тут все кони весело заржали.
   - Можно, я останусь с вами? - спросила Леокадия. - Я всегда мечтала жить в табуне. Алоиз очень славный, и я - тоже.
   - Франция, - объяснил Эварист. - Добрая Старая Франция! Здесь ты можешь быть ГДЕ угодно и КЕМ угодно.
   - Алоиз! - вскричала Леокадия. - Давай останемся здесь навсегда. Ты будешь пастухом! Ах, зеленые пригорки, чудные долины! Ты научишься играть на дудке, Алоиз...
   - Ну уж - дудки! - отвечал Алоиз.
   И все же он был рад, что Леокадии здесь нравится. Раскрыл сумку с провизией и съел последний бутерброд. А Леокадия оказалась вдруг в окружении приветливых морд и лоснящихся боков, ноздри ее приятно волновал конский дух, а уши - пение кузнечиков, которые стрекотали совсем не так как дома, но тоже очень весело.
   - О, ля, ля! - воскликнул Эварист. - Вы очаровательны! У вас такие чудные крылья!
   - Впервые слышу о крылатых лошадях, - перебила его худая кобыла. Вы какой породы, барышня?
   - ПОРОДЫ? - спросила Леокадия. - Я - Гнедая, по-моему, это и так видно.
   - Да нет, я говорю не о масти. Порода - это то, что дается от отца и матери, от дедов и бабок. Это то, что ДОЛЖЕН иметь каждый.
   - Ах, понимаю! - воскликнула Леокадия. - Я от прабабки Альбертины Серой в яблоках. Но у нас в роду была и наседка.
   - НАСЕДКА? - воскликнули кони. А худая кобыла даже заржала:
   - Эварист, женись на Леокадии. У вас выведутся цыплята. И при этом БЕСПОРОДНЫЕ.
   - Очень даже может быть, - подтвердила Леокадия.
   И поскакала прочь, к ручью. А вслед ей доносилось насмешливое ржание.
   - Что случилось? - спросил Алоиз, с большим трудом догнавший ее.
   - ПОРОДА, - вздохнула Леокадия. - Еще одна вещь, которой у меня нет.
   И потянулась за незабудкой.
   ЛЕОКАДИЯ И КАРЬЕРА
   - Леокадия, на площадку! Слышишь, Леокадия? - доносилось из мегафона.
   - Ах рвань хомутная! - простонала Леокадия. - Не дадут доесть булочку с салатом.
   И нехотя покинула буфет, а Алоиз шел за ней следом, на ходу расчесывая ей хвост и укладывая перья.
   - Опять ты к чему-то прислонилась! Половина грима сошла! недовольно ворчал он. - Помни, что фильм цветной. И ты должна быть рыжей. Рыжий цвет теперь в моде.
   На лестнице их окружили Журналисты. Они задавали вопросы по-французски, а Леокадии пришлось на них отвечать. Ведь, к несчастью, Оноре научил ее говорить по-французски.
   - И давно вы крутите фильмы? - спросил Журналист.
   - Вообще-то я кручу хвостом. Зато с самого рождения.
   - Что вы думаете об Оноре?
   Оноре журналисты уважали ничуть не меньше, чем Леокадию, потому что Леокадия играла Леокадию в фильме про Леокадию, а Оноре учил Леокадию, как она должна играть Леокадию в фильме про Леокадию.
   - А я о нем вовсе не думаю, - ответила Леокадия. - Только я соберусь поесть - меня сразу же вызывают на съемку.
   - А что вы делаете в фильме? - допытывались дотошные журналисты.
   - Карьеру! - отвечала Леокадия. - А вообще-то это Оноре с МОЕЙ ПОМОЩЬЮ делает карьеру. Ведь до того как он меня встретил на Эйфелевой башне - я там приземлилась вместе с Алоизом - он был самым обыкновенным фотографом.
   - Замолчи, Леокадия! - вмешался в разговор Алоиз. - Никто не любит, чтобы ему напоминали о том, что еще недавно он был самым ОБЫКНОВЕННЫМ.
   - А я очень люблю, когда мне напоминают о том, как я была самой ОБЫЧНОЙ легковой кобылой. Ведь именно это во мне НЕОБЫЧНО.
   - А как вам нравится Париж? - спросил один из Журналистов.
   - И это по-вашему - Париж? - удивилась Леокадия. - Печальное зрелище - город без клевера.
   И она тут же скрылась в дверях Большого павильона, который Оноре называл Площадкой и где было множество домов и домиков, изображавших дома и домики Старой площади, а также кустов и кустиков, изображавших кусты и кустики Шестиконного сквера.
   - Но на самом деле все это вовсе не то, - говорила Леокадия. - И сама я в кино тоже на себя не похожа. Будто сама себя передразниваю. Да и полетать негде - в кадр не влезаю.
   - Зато потом тебя поместят ВСЮДУ, - утешал ее Алоиз. - Ты уже и теперь ВСЮДУ. На обложках журналов, на конфетных обертках, бутылочных этикетках. Сыр "Крылатый Конь", таблетки "Бодрящий Мустанг". Ты теперь звезда шоу-бизнеса. Суперзвезда. Разве ты не заметила, что самая модная прическа теперь "конский хвост"? Все гимназистки так ходят. Ты для них богиня, кумир, а, может, и пророк.
   - Пусть ходят. Крылья у них все равно не вырастут. Скажи мне, Алоиз, почему нет пророка в своем отечестве?
   Целый день проходил у них на съемках, хотя Алоиз и не играл в паре с Леокадией. Он следил за тем, чтобы она не чувствовала себя одинокой среди чужих и ходил за ней следом, пока Оноре не начинал сердиться и кричать:
   - Господин Алоиз, не лезьте в кадр! За вас играет Марсель, а за кого вы хотите сыграть?
   Вечером они усталые возвращались на улицу Вашингтона, в гостиницу, где Оноре снял для них два отдельных номера с ваннами. А по воскресеньям, несмотря на усталость, они ходили осматривать Париж, потому что иностранцы должны непременно осмотреть Париж.
   Особенно те, кого еще и снимают на фоне Парижа.
   К примеру, Оноре говорил:
   - Сегодня будут съемки в Лувре.
   И тогда Леокадия с Алоизом отправлялась в Лувр, где разглядывали египетские мумии, греческие скульптуры или портреты голландской школы.
   - Моих портретов гораздо больше, - говорила Леокадия. - Они везде. И на конфетах, и на этикетках с кока-колой, и на тонизирующих таблетках. Правда, иногда у меня бывает оборвано ухо или проколот булавкой глаз, или крылья замазаны мелом.
   И вдруг Леокадия остановилась как вкопанная. На лестничной площадке она увидела крылатую женщину из мрамора.
   - Гляди, ей голову оторвали! Тоже, небось, была звездой шоу-бизнеса! Суперзвездой! Хорошо хоть крылья оставили.
   А потом добавила:
   - Пусть радуется, что у нее нет головы. С одними крыльями никакой Оноре не заставит ее делать карьеру.
   ЛЕОКАДИЯ И АПЛОДИСМЕНТЫ
   ЛЕОКАДИЯ В ПАРИЖЕ
   ЛЕОКАДИЯ В ФИЛЬМЕ "КРЫЛАТЫЙ КОНЬ"
   СЕГОДНЯ ЛЕОКАДИЯ ПАРИТ НАД ЛУВРОМ
   Так зазывали плакаты на всех станциях метро. А Леокадия их не видела, потому что ездила не на метро, а в открытом автомобиле, в котором могла встать во весь рост, раскланиваться с прохожими и крыльями посылать им воздушные поцелуи.
   - У меня крылья болят от поцелуев! - жаловалась Леокадия, поработай за меня, Алоиз.
   - Ну уж нет, - вмешался Оноре. - Алоиз не конь и у него нет крыльев. А парижане желают, чтобы им кланялся крылатый конь.
   Оноре был режиссером фильма о Леокадии и потому считал, что знает все лучше всех.
   - Может, и не все, - говорил он, - но зато все, что я знаю, я знаю наверняка. Я сразу это понял как только увидел тебя на Эйфелевой башне. Конь и только конь. Крылья и только крылья.
   - Ты знаешь, Алоиз, наконец-то я прославилась не потому, что я Нелетающий Конь или Летающий Неконь, Пегас Поэта или Поэтесса Пегаса. Я теперь знаменита просто так, САМА ПО СЕБЕ.
   - Но, может, хватит с тебя? - простонал Алоиз и прикрыл голову парижской газетой: ему не хотелось, чтобы на его великолепной лысине вдруг выступили веснушки.
   - Все только начинается! - потер руки Оноре. - Это ведь только первый фильм.
   - Гляди, я опять у тебя на голове, - изумилась Леокадия, разглядывая газетную треуголку, которой Алоиз прикрывал лысину и где на первой полосе красовалась СУПЕРЗВЕЗДА ШОУ-БИЗНЕСА - Леокадия.
   В кино было много народу и все хлопали.
   - Совсем как у Президента, - огорчилась Леокадия. - После аплодисментов начнут кричать "Вон!"
   - Ну нет! - засмеялся Оноре. - За билеты-то они заплатили!
   И плюхнулся в кресло рядом с Леокадией и Алоизом в самом лучшем ряду, а потом к ним подсел еще и Марсель. И сказал:
   - А вы зачем сюда пожаловали, господин Алоиз? В этом фильме вас играю я!
   - Да ведь никто не поверит, что вы это я, - возразил Алоиз. - У вас не только бороды, и усов-то нет!
   У Марселя и в самом деле не было ни бороды, ни усов, ни лысины. Он вообще не был похож на извозчика, но не догадывался об этом, потому что ни разу в жизни не видел настоящего извозчика. Но поссориться с Алоизом не успел: начался фильм и Марсель ужасно боялся прозевать самого себя. Он и в кино пришел только для того, чтобы не прозевать себя.
   - Ах рвань хомутная! - воскликнула Леокадия. - Клянусь оглоблей, здесь все начинается с конца.
   - Этот фильм будет показан не с начала до конца, а наоборот - с конца до начала, - объяснил Оноре. - Я хотел сделать совершенно оригинальный фильм - фильм НАОБОРОТ.
   Все это и в самом деле выглядело смешно - Леокадия входила в комнату задом. Когда она ела клевер - он начинал бурно расти, а когда Марсель плакал, слезы катились не из глаз, а в глаза. И еще Леокадия ужасно смешно говорила - все слова начинала с конца. Вместо слова "мама" у нее получалось "амам".
   - Не беда, - шепнул ей Оноре, - когда ты говоришь по-французски, все равно ничего не разобрать.
   Потом Леокадия летала задом наперед над Шестиконным сквером, который скорее напоминал королевский сад Тюильри. Но вдруг крылья у Леокадии исчезли, вернее вросли в спину, и Леокадия отнесла мазь в аптеку, а рецепт - Доктору, и все захохотали.
   Тогда НАСТОЯЩАЯ Леокадия вскочила с места и громко крикнула:
   - Эй вы! Валите отсюда со своим дурацким фильмом! Ни черта вы не понимаете! Все у вас задом наперед!
   - Леокадия! - шепнул Оноре. - Ведь это нарочно придумано.
   - Я за билет не платила, - топнула копытом Леокадия. - И смотреть глупые фильмы не обязана. Могу орать сколько влезет!
   Тогда Оноре тоже встал с места и крикнул:
   - Это не настоящая Леокадия! НАСТОЯЩАЯ Леокадия была там, на экране, а та, что стоит здесь - дублерша, актриса, которая играла Леокадию в фильме. У НАСТОЯЩЕЙ Леокадии уже давно нет крыльев, они вросли в спину. А эту, крылатую, надо освистать.
   Тут все громко засвистели, а Леокадия сказала:
   - Я так и знала, после аплодисментов добра не жди!
   ЛЕОКАДИЯ И ЗОЛОТО
   Они полетели прямо к Лувру. По телевидению рекламировали полеты Леокадии над Лувром. И ей захотелось перед съемками немного потренироваться. На площади, неподалеку от Тюильри, где она приземлилась, стоял памятник - позолоченная героиня на позолоченном коне.
   - Я предпочитаю иметь крылья, - заметила Леокадия. - Это куда лучше, чем золото.
   И запела:
   Зачем кобыле позолота?
   Ведь ей летать, летать охота!
   - Скажи мне, наверное золото сделало коня знаменитым?
   - Кто знает, - вздохнул Алоиз. - Я думаю, знаменитым его сделала женщина, которая на нем сидит.
   - Видишь, а меня сделали знаменитой МОИ крылья.
   И замахала крыльями над Лувром. Алоиз смотрел на часы и замечал время. Но глядеть на часы ему пришлось недолго. К нему подошел Полицейский и сказал:
   - А ну, уведите ее отсюда!
   - Но ведь это Леокадия, - возмутился Алоиз. - У нее скоро съемки для рекламы, а сейчас тренировка.
   - Это НЕНАСТОЯЩАЯ Леокадия, - заявил Полицейский. - У НАСТОЯЩЕЙ давным-давно никаких крыльев нет. А НЕНАСТОЯЩЕЙ здесь находиться не положено.
   - Вот и прекрасно! - воскликнула Леокадия, опустившись на землю рядом с Полицейским. - Мы теперь свободны, Алоиз. Пошли в кафе! Вон оно - как раз напротив исторической женщины.
   Леокадия выбрала столик прямо на улице, под большим деревом, потому что ей хотелось получше разглядеть золотого коня.
   - А, может, золото лучше, чем крылья? - спросил Алоиз. - Погляди, какой этот конь гладкий! Свою мерку овса, небось, всегда имеет! А МЫ что есть будем?
   - Мороженое, - отвечала Леокадия и сразу же заказала шоколадное со взбитыми сливками. - Две двойных порции!
   ЛЕОКАДИЯ И НАТУРА
   А потом, вылизав дочиста свои вазочки, они пошли на прогулку, чтобы подыскать себе какой-нибудь собственный ДОМ. На гостиницу у них теперь денег не было.
   - Я очень рада, что мы не живем больше в гостинице, - рассуждала Леокадия, - мне там понравились только ковры, на них можно поваляться, почесать спину, но кровать лучше выкинуть в коридор, а то лечь негде. Ты не знаешь, Алоиз, для чего эти дурацкие кровати?
   Сена была как Сена, и как любая река отражала НАСТОЯЩУЮ Леокадию, крылатого коня, и потому, как только они подошли к реке, Леокадия сказала:
   - Я хочу быть как можно ближе к воде, Алоиз. Давай поселимся под мостом.
   Там был полумрак, пахло крысами и сыростью, но зато в углу стоял топчан и несколько старых кастрюлек.
   - В них можно варить овсянку, - решил Алоиз. - Овес возьмем в кредит в Торговых рядах, верно?
   - А я там наймусь на работу! - обрадовалась Леокадия. - Буду возить тяжести.
   Они пришли туда сразу же после обеда. В Торговых рядах в это время продавали цветы и Леокадии новая работа очень понравилась. Она любила возить тележки с гвоздиками и гладиолусами и по дороге откусывать торчавшие из коробок стебли и листья.
   - Давненько ты не покупал мне цветов, Алоиз? - говорила она. - А ведь ничего вкуснее нет на свете! Ах эти фиалки... Мягкие маргаритки... Душистый горошек...
   Леокадия возила цветы, нюхала цветы, жевала цветы, пока торговки в рядах не прозвали ее обжорой, нахальной кобылой и не отказались платить за работу.
   - Да ты никак белены объелась, Леокадия! - корил ее Алоиз по дороге домой, на набережную. - Совсем сдурела, матушка!
   - Мне очень стыдно, - вздохнула Леокадия. - Но было бы чудом, если бы я не учудила. И запела:
   Я не знаю, что за тайна здесь скрыта,
   Не помогут никакие усилья,
   Вечно лезут всем в глаза мои копыта
   И крылья.
   Вот такая грустная картина
   И не знаю, что еще приключится.
   Аппетит у меня лошадиный,
   А летаю как птица.
   ЛЕОКАДИЯ И ДОХОДЫ
   - Кто это тут распелся? - послышался чей-то голос. - Вы что, не видите? Я сплю.
   Алоиз зажег спичку. На его топчане кто-то лежал. Очень Заросший.
   - Как вы сюда ко МНЕ попали? - спросил Алоиз.
   - Вот именно. Как вы сюда ко МНЕ попали? - повторил кто-то Очень Заросший.
   - Давайте не будем спрашивать, как мы сюда к НАМ попали, вмешалась в разговор Леокадия. - Спать пора.
   Но утром она проснулась очень рано, вернее ее разбудили. Когда Леокадия открыла глаза, она увидела, что ее за крылья держит кто-то Очень Заросший.
   - Добрый день! - улыбнулась Леокадия. - Вам что, очень нужны пух и перья?
   - Позарез, - отвечал Очень Заросший. - Пух и перья нынче в цене, а у меня нет ни гроша на выпивку. Выдеру немного пуха и пера, и загоню на Блошином рынке. С паршивой кобылы хоть перьев клок.
   - Но ведь я не смогу летать! - воскликнула Леокадия.
   - Ну и что? А я - летаю? - возмутился Очень Заросший.
   - А у меня что? Есть хоть грош на выпивку? - в свою очередь возмутилась Леокадия.
   И чтобы поскорее удрать от Очень Заросшего тут же разбудила Алоиза.
   - Аида на Блошиный рынок, Алоиз! - кричала она. - Узнаем, как там продают блох - на вес или поштучно.
   Но блохи ее вовсе не интересовали. Она боялась, как бы Алоиз не догадался, что она решила продать крылья.
   И он, ничего не подозревая, спокойно полетел с Леокадией через весь город на Блошиный рынок. По дороге Леокадия повздыхала немного она-то знала, что глядит на город сверху в последний раз. А ей так хотелось еще когда-нибудь снова окинуть взглядом Париж!
   Они обошли с Алоизом весь Блошиный рынок, там была большая барахолка, разные диковинки и всякий хлам, но совсем не было блох. Наконец Леокадия сказала:
   - Подожди меня, Алоиз, я сейчас...
   И оставила Алоиза одного, а он, очень удивившись, помчался за ней следом и догнал возле лавки Старьевщика.
   - Крылья у меня старые, - уверяла его Леокадия. - Но это незаметно, потому что я пересыпала их нафталином...
   - Мадам, это у вас натуральный гусиный пух? - расспрашивал Старьевщик.
   - Самый что ни на есть натуральный, - подтвердила Леокадия.
   - Она врет! - воскликнул Алоиз. - Откуда у лошади может взяться натуральный гусиный пух?
   - Что вы мне тут байки плетете! - возмутился Старьевщик. - Где вы видели, чтобы лошадь говорила, да еще по-французски?
   - Сами сейчас увидите, лошадь это или не лошадь, - сказал Алоиз. И воскликнул:
   - Но-о, Леокадия!
   И тогда Леокадия, сама того не желая, двинулась в места в карьер.
   - Ах, Алоиз, ты все испортил! - сердилась она, когда они пешком возвращались через весь Париж обратно. - Пух очень дорогой, и на эти деньги ты бы мог купить сотню булочек.
   - Но у меня бы кусок застрял в горле. Ведь ты не могла бы больше летать!
   - Ты же сам сказал, что я лошадь! Зачем мне летать? Из-за того, что я лошадь мы ничего не сможем купить. Какой от меня доход? Кто сегодня способен озолотить лошадь?!
   Но тут, на другой стороне улицы, над входом в какую-то лавку она увидела позолоченную конскую голову.
   - Я опять ошиблась, Алоиз! - воскликнула она. - Вот где могут озолотить лошадь!
   Она хотела тотчас же перебежать на ту сторону, но не успела даже сойти с тротуара, как Алоиз крикнул:
   - Леокадия, стой! Клянусь оглоблей, это мясная лавка!
   - Ах, так? - удивилась Леокадия. - Но конина из меня тоже не получится. Во мне есть что-то от птицы.
   ЛЕОКАДИЯ И ВРАНЬЕ
   Домой они вернулись очень поздно, но не в темноте. Париж был освещен еще ярче, чем всегда, а ярче всего светились неоновые рекламы над кинотеатрами:
   ЛЕОКАДИЯ ТЕПЕРЬ НАША!
   БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ФИЛЬМ О КРЫЛАТОМ КОНЕ
   ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА!
   - А вот и неправда - не восходящая, а заходящая... - вздохнула Леокадия.
   И тут по небу пролетело множество звезд, они скрылись где-то за Эйфелевой башней, а, может, упали в Сену и пошли на дно; во всяком случае и Алоиз и Леокадия издали громкий вопль, а потом Леокадия сказала:
   - Пошли скорее, Алоиз, сейчас мы их выловим!
   Но когда они подошли ближе к Сене, оказалось, что это вовсе не звезды, а огни праздничного фейерверка. Огни всех цветов и оттенков загорались и загорались на небе, а потом выстроились в ряд и приняли очертания голубого коня с красными крыльями. И тогда-то из под моста появилась патлатая тень. Разумеется, это был Очень Заросший.
   - Леокадия НАША! - ухмыльнулся он. - А раз ты Леокадия, да к тому же наша, мы тебя сейчас разделим. Вы что предпочитаете, сударь гусятину или жеребятину?
   Но Алоиз предпочел третье - бросился наутек вслед за Леокадией, и, хотя бежал что было сил, догнал ее только на Новом мосту да и то лишь потому, что она вдруг остановилась перед каким-то ярко освещенным памятником.
   - Опять конь! - прошептала Леокадия. - Гляди, как здесь ценят НЕЖИВЫХ коней! А этот мужчина на коне, случайно не мясник?
   - Кто его знает, - отвечал Алоиз. - Может, полководец, может, король, а, может, и мясник.
   - Не мясник, а король, - объяснила стоявшая на мосту барышня, Генрих Четвертый.
   - Почему Четвертый? - удивилась Леокадия. - Что, этих Генрихов нумеруют как дрожки? Я, например, ЛЕОКАДИЯ ТРИНАДЦАТАЯ.
   - Леокадия, - повторила Барышня. - Настоящая или ненастоящая? Ага, с крыльями, значит - Самозванка. Я ужасно рада.
   - Чему же вы радуетесь? Я НАСТОЯЩАЯ Леокадия.
   - Все самозванцы о себе так говорят. А я собираю материал о самозванцах. Я знаю про них все. Это мой КОНЕК.
   - Конек! - обрадовалась Леокадия. - Наконец нашелся кто-то, кто любит коней. А что вы делаете с коньками? Можно, я наймусь к вам на работу?
   - О нет, я просто о вас напишу. Давайте поработаем за чашкой кофе.
   - Лучше за порцией мороженого, - предложила Леокадия. - И даже за двумя. Двойными.
   Напротив коня с его Генрихом Четвертым было маленькое кафе, но Леокадия не переступила его порог - ей хотелось получше разглядеть коня с Генрихом. Поэтому они сели втроем за столик на улице, и Барышня заказала две двойные порции мороженого и кофе.
   - Это у нас лжеинтервью, - провозгласила она. - Как вас зовут на самом деле?
   - Леокадия. Мне четыре года и пять месяцев. Я ходила в упряжке, возила седоков на дрожках номер тринадцать. Потом отрастила крылья и научилась летать. Из моей страны меня выгнали. А теперь я безработная.
   Барышня все записала в блокнот.
   - Прочтите, что вы там написали, - попросила Леокадия.
   Барышня прочла:
   "И вовсе я никакая не Леокадия. Если смотреть на меня в профиль, то мне можно дать четыре года и пять месяцев, а если в фас - то добавишь еще столько же. Значит, мне почти девять лет. Крыльев у меня нет, вот я и не летаю. Вполне могла бы оставаться дома, но здесь я нашла работу".
   - Девять лет? - возмутилась Леокадия. - Откуда вы это взяли? Поглядите на мои зубы!
   - Зубы тоже ненастоящие. Вставная челюсть.
   - А где я нашла работу?
   - У меня, - спокойно отвечала Барышня.
   - У вас? Чтобы вы сочиняли обо мне всякие враки? Так-то вы любите лошадей? Спасибо. Увольте. И немедленно. Сию же минуту.
   - Идет, - как ни в чем не бывало ответила Барышня.
   И ушла. Да так быстро, что не успела даже заплатить за мороженое и кофе.
   - Ну и здорова врать! - возмутилась Леокадия. - А главная ложь это будто я могла остаться дома... Словно там не было Президента. Президент...
   И тут вдруг она увидела валявшуюся на земле газету и подняла ее.
   - Что тут написано? А ну прочти, Алоиз! - скомандовала она, показав крылом на фотографию Президента.
   - У нас революция, - ахнул Алоиз. - Нет больше ни Самых Главных, ни просто Главных. Страной правят соседи со Старой площади.
   - Ура-а! - закричала Леокадия.
   Она помчалась к памятнику Генриха Четвертого и долго плясала вокруг коня, напевая песенки, сочиненные ею и другими, а над ее головой расцветали то голубые, то красные, то желтые искусственные огни.
   - Желтый люпин! - восклицала Леокадия. - Оранжевый!.. Лиловый!.. Поехали домой, Алоиз!
   - Ну и зачем же ты отказалась от работы? - спросил Алоиз. - Ведь эта главная ложь оказалась не враньем!
   ЛЕОКАДИЯ И ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ
   И снова они очутились на Шестиконном сквере в кустах сирени, которые уже слегка увяли. И снова каждое утро Алоиз бежал к Пекарю за хлебом или к Продавцу за овсом в долг, то есть за деньги, которых пока нет и неизвестно когда будут. А потом приходили дети и спрашивали:
   - Когда ты наймешься на работу, Леокадия?
   - Завтра, - отвечала Леокадия, потому что ВСЕГДА верила в это. - Я ведь вернулась домой. У меня здесь много добрых друзей. Они помогут.
   - Ясное дело, поможем, - подтвердил Парикмахер. - А с чего это ты вдруг решила вернуться из Парижа?
   - Мне не понравилась Эйфелева башня, - отвечала Леокадия.
   - А зачем было так высоко задирать голову? И вообще, ты слишком высоко летаешь, Леокадия. Нет, ты мне не подходишь. Я модный парикмахер. И без всякого полета.
   И он пошел себе в свою парикмахерскую, где у него были теперь лампы с дневным светом и электросушилки. И никогда больше не появлялся на Шестиконном сквере. Боялся испачкать свои новые ботинки, а ботинки у него теперь всегда были новые.
   Молочник, увидев Леокадию, даже присвистнул:
   - Вот те раз, вернулась из Парижа! Что привезла?
   - Себя, - отвечала она. - И Алоиза.
   - Ну что ж, я беру тебя на работу. Будешь на своей машине развозить молоко.
   - На своей? - удивилась Леокадия. - Но у меня нет никакой машины!
   - Нет?! - еще больше удивился Молочник и подумал: "Ну и жмоты! Теперь без машины никто ничего не развозит".
   И с тех пор перестал с ними здороваться, хотя ежедневно ставил свою машину на Шестиконном сквере.
   Аптекарша пригласила Леокадию с Алоизом на чай, а на чаепитии кроме Аптекарши были Аптекарь, Фелек, Франек, и маленькая Агатка и множество булочек с салатом.
   - Расскажите нам про Париж, Леокадия! - попросила Аптекарша. - Про Париж и только про Париж!
   - Париж! Париж! Париж!
   - ЧТО, Париж?
   - Да НИЧЕГО - Париж. Когда меня просят рассказать про Париж и только про Париж, я вообще ничего не могу придумать. Даже, если в это время ем булочку.
   Фелек с Франеком громко расхохотались и Аптекарша выставила их за дверь, а потом Аптекарь сказал: