Страница:
просто стали блеклыми и скучными в свете новейших успехов индустрии
развлечений. Телевидение вскоре вышло из употребления, хотя и продержалось
еще несколько лет. Теперь, когда существовали сопереживаемая любовь и
сопереживаемый секс, настоящие становились нужны все меньше и меньше.
Численность населения падала, унося с собой все эти страхи о
перенаселенности мира, - кроме некоторых отсталых стран, куда Шоу еще не
дотянуло свои щупальца. Это была не такая уж бескровная революция -
революция средств массовой информации и развлечений.
Теперь, сто девяносто лет спустя, больше полубиллиона абонентов Шоу
сидели у себя дома по всему миру, подключив мозг к Исполнителю. Этот бизнес
(три сотни в год с абонента) давал около двухсот двадцати пяти биллионов
ежегодно, считая доходы от продажи их собственных продуктов, которые
непрерывно рекламировались на подсознательном уровне, так что зритель даже
не успевал понять, что что-то увидел. Это больше не было бизнесом; это было
мировое могущество. И Кокли никогда не выпускал контроля из своих рук. И
теперь он делал это не ради денег.
Ради власти. А кое-кто пытался подорвать основу его мошной пирамиды.
Передавать можно было любые основные эмоции, но аудитория могла
рассчитывать на высокую степень удовольствия только в том случае, если
Исполнитель был не случайным актером, а актером экстра-класса. Исполнители
отбирались почти с рождения - если обладали чувствительной натурой и высокой
эмоциональностью. Их родителям хорошо платили, и дальнейшая жизнь будущих
Исполнителей целиком превращалась в учебу. Оттачивались их способности к
передаче ощущений, эмоции развивались до такой степени, что случайные
всплески становились чистым, качественным материалом чувства. По природе
своей очень немногие люди могли стать Исполнителями, и только единицы прошли
подготовку, сделавшую их таковыми. Когда Революционеры похищали
Исполнителей, они подрывали самый фундамент Шоу.
Без Джорговы он не мог использовать Лизу. Самый старший из оставшихся
Исполнителей был пятнадцатилетним мальчиком и, несомненно, ей не пара.
Придется выпускать юнца вместе с той тринадцатилетней девочкой, а Лизу
использовать только в крайних случаях. А ведь Лиза была чертовски хороша!
Анаксемандр Кокли побарабанил пальцами по крышке стола из натурального
дерева и мысленно перелистал список подозреваемых. Он знал, что у него много
врагов. И главным из них был Президент Соединенных Штатов. Многие годы
правительство скрыто и открыто боролось с Шоу, пока не сообразило, что не
сумеет победить. В течение десятилетий вице-президенты Шоу входили в
правительство, проникая в Конгресс при поддержке Анаксемандра.
Множество людей в этой стране (и во всем мире) воспринимали огромный
пласт жизни через Майка, Лизу и Шоу. Конечно, звезды в Шоу были во все
времена, но эти двое оказались самой лучшей командой. Кривая рождаемости шла
вниз, потому что было очень немного мужей, чьи жены были так же
привлекательны, как женщины-Исполнители, с таким же пышным бюстом и нежным
телом, и еще меньше тех, чьи жены были столь же желанны и так же шли
навстречу всем своим желаниям. Рождалось все меньше и меньше детей.
Правительство лишилось той части населения, которую всегда можно было легко
подвергнуть пропаганде, убедить с помощью телевидения. Люди старшего
поколения приобрели благодушие, получили что-то похожее на счастье. Но
Президент оставался убежденным, лелея мечты о возвращении славных деньков
своего могущества.
Вторым в списке был Генеральный Секретарь ООН, который боролся против
международной экспансии Шоу, призывая остановить Кокли, рвущегося к власти.
Но поскольку Шоу было частным предприятием, Секретарь не мог сделать ничего,
кроме, возможно, похищения Исполнителей.
Кокли решил, что вскоре пост Секретаря окажется в его руках. И
Президента тоже. Было бы глупостью оставлять даже такие, почти лишенные
власти места в руках штатских. История прошлого показывает, что заговор
может созреть незамеченным среди бюрократического моря вокруг Шоу.
"Свидетель убийства Кеннеди, - подумал он. - Человек, который может быть
избран на следующих выборах. Нет". Нет, он должен быть избран раньше...
На его столе вспыхнула лампочка - сигнал о получении послания. Из
приемной щели выскочила желтая карточка, похожая на слегка поджаренный
кусочек тоста. Он сунул ее в проигрыватель и откинулся, слушая сообщение.
"Данные медицинского обследования: А. Лайми, - произнес скрипучий
машинный голос. - Хорошее общее состояние. Зафиксированы изменения в легких.
Поджелудочная железа в превосходном состоянии, почки в хорошем состоянии,
мочевой пузырь между средним и хорошим состоянием, гениталии между хорошим и
превосходным состоянием".
Кокли бросил карточку в утилизатор как раз в тот момент, когда от двери
раздался звонок.
- Входите.
Дверь открылась, и вошел Лайми. Его притворная улыбка выглядела весьма
бледно - он боялся. Кокли заметил это и порадовался. Страх. Он хотел держать
их всех в страхе - в страхе, способном убить. Страх указывал каждому сверчку
свой шесток.
- Вы хотели меня видеть? - спросил Лайми.
- Закройте дверь. Лайми закрыл дверь.
- Сядьте.
Лайми покорно выполнил и этот приказ.
- Вам не стоит курить эти отвратительные сигары, - сказал Кокли,
заметив тлеющий окурок, судорожно зажатый в пожелтевших пальцах Лайми. - В
медицинском рапорте сказано, что в ваших легких полно рубцовой ткани.
Лайми положил окурок в пепельницу, поставленную для немногочисленных
посетителей, приглашавшихся в этот кабинет для разноса.
- Я полагаю, это из-за Джорговы?
- Как это могло случиться, Лайми? Вы уверяли меня, что охрана
безупречна. Вы уверяли меня, что побегов больше не будет.
- Ну...
- Я надеюсь, вы понимаете, что подготовка Исполнителей, способных дать
зрителям ожидаемые ощущения, - задача не из легких. И обходится это
недешево.
- Я думаю, что понимаю, какие неприятности и убытки повлекло за собой
похищение, мистер Кокли, - сказал человечек, пытаясь отвести от себя грозу.
Кокли встал и начал мерить шагами синий ковер, лежащий на полу.
- Я сомневаюсь в том, что вы полностью осознаете это. Поначалу зрители
довольствовались разными штучками: восхождением на гору, борьбой с
крокодилом, автогонками. Но потом все это приелось. Затем Шоу поставило
девяностопроцентные реле взамен восьмидесятипроцентных. Но требовалось
что-то большее. Мы решили обучать своих актеров. Правительство приняло Указ
о наборе в Шоу. Поскольку правительство большей частью состоит из людей Шоу,
этот указ почти не встретил сопротивления во всех палатах. И народ не
выступил против, поскольку большинство его живет главным образом посредством
Шоу. Президент ВЫНУЖДЕН БЫЛ подписать его. Итак, мы отбираем (и платим
родителям изрядные деньги) по пять тысяч детей в год и обучаем их. Мы
отбирали и бы больше, если бы могли найти. Но только двое или трое из
годового набора могут пройти финальную стадию отбора по обучению и
дисциплине. И еще меньше могут выдержать соприкосновение с семьюстами
миллионами разумов во время исполнения. Недавно поставленные стопроцентные
реле еще усложнили это. Джоргова был редчайшей находкой, прирожденным
Исполнителем. Я не думаю, чтобы вы хоть чуточку осознавали все это, мистер
Лайми.
Глаза Лайми расширились до размеров блюдец, когда Кокли повернулся к
нему. Пальцы Кокли не были уже просто пальцами. Они были оружием. Из-под
аккуратно подрезанных ногтей высунулись на полтора дюйма острые лезвия. Они
поблескивали на свету.
Они сияли.
- Вы не...
- Мы не должны держать на службе людей, которые не понимают. Мы не
можем позволить себе держать на службе человека, который позволяет оппозиции
проникнуть в нашу среду, который позволяет Революционеру стать
телохранителем нашего ведущего актера.
Лайми вскочил и рванул на себя кресло, как бы отгородившись им. Дверь
казалась бесконечно далекой. А Кокли был так близко, как следующий вздох..,
если он будет.
- Дверь заперта, - сказал Кокли. - А стены комнаты звуконепроницаемы.
Лайми схватился за кресло и поднял его.
Кокли увернулся неожиданно быстро для такого старика.
Его прыжок был еще быстрее. Серебряная вспышка, алые брызги. Затем -
удар тела о ковер и короткий булькающий хрип.
Кокли вернулся к столу и вызвал слуг. Дверь открылась, вошли два
человека с лицами, начисто лишенными выражения.
- Отнесите его к доктору Одегарду, - сказал Кокли. - Он знает, какие
органы надо поместить в питательные баки.
Когда они удалились вместе со своей безмолвной ношей, Анаксемандр сел
за стол и продолжил просмотр мысленного списка врагов. Его разум перебирал
одну возможность за другой. Он мыслил слишком четко и быстро для
двухсотлетнего старика. Но он вовсе не был стариком. И никогда им не будет.
Никогда...
Майк не знал, где он находится. Ему завязали глаза, посадили в другую
машину и повезли куда-то в неизвестном направлении. Единственным
впечатлением от поездки была качка и тяжесть, как будто машина погружалась в
воду. Урчание аэросистемы вроде бы прекратилось, потом зазвучало вновь, но
уже по-другому - глуше и ниже. Затем появилось еще одно ощущение - словно
машина вынырнула из воды. Когда с его глаз сняли повязку, он оказался в
комнате с белыми стенами, абсолютно пустой. Затем его провели в холл,
гостиную, аудиторию, или что это там было еще, и оставили одного. Они велели
ждать доктора Мак-Гиви. Он ждал.
Комната была прекрасна. Кем бы ни был доктор Мак-Гиви, у него имелся
вкус - да еще и приличная сумма денег. Посреди комнаты журчал фонтан,
омывавший глыбу вулканического камня, вздымавшуюся почти до потолка. Из
расщелин свешивались зеленые веточки растений, и местами пламенели оранжевые
цветы. Пол был тоже из вулканического камня, и каждый второй блок его был
отполирован так, что гладкие и шершавые квадраты создавали некое подобие
шахматной доски. Мебель по большей части состояла из низких удобных кушеток
и кресел, расставленных тут и там таким образом, что мягкие тени укрывали
их, оставляя на свету картины и статуи, - Мистер Джоргова, - уверенно
произнес глубокий голос.
Он повернулся и увидел стоящего возле раздвижных дверей джентльмена в
белом рабочем халате. Майк встал.
- Доктор Мак-Гиви?
- Да. Артур Мак-Гиви. Зовите меня, пожалуйста, по имени.
Артур Мак-Гиви был широкоплечим человеком ростом около шести футов.
Волосы его были почти седыми, а взгляд серых глаз - пристальным, холодным,
почти лишенным эмоций. Майк подумал, что этот человек, должно быть,
рационален до мозга костей. Но походка доктора была легкой и быстрой, а в
глазах мелькнуло что-то вроде улыбки. Они пожали друг другу руки.
- Что я должен делать? - спросил Майк. Он все еще страшился своей
дальнейшей жизни. Неизвестный мир вокруг него мог оказаться значительно
более мрачным, нежели тот, привычно рабский, который он покинул. Но он
должен вернуться туда за Лизой. Эта мысль придавала ему бодрости. Он
вспомнил, как Лайми сказал: "Можно подумать, что вы и в самом деле любите
ее!"
- Идите за мной, - сказал Мак-Гиви. - Лучше один раз увидеть, чем сто
раз услышать.
Вслед за доктором Майк прошел через зал и вошел в лифт. Они сорвались
вниз камнем, но опустились легко, как перышко.
- Это здание находится под землей, не так ли?
- Да, - ответил Мак-Гиви, когда двери раздвинулись. - Как вы
догадались?
- Ваша работа направлена против Шоу, что равносильно действиям против
правительства. Навряд ли при таком положении дел вы размешаете свои офисы в
небоскребах, и тем не менее мы проехали много этажей. Остается только одна
возможность.
- Очень хорошо. Эндрю говорил мне, что вы очень способный и
восприимчивый человек.
Майк посмотрел в лицо собеседнику, но не увидел в нем и тени насмешки.
Реплика была искренней.
Из лифта они сразу вышли в комнату, заполненную механизмами.
Механизмы из холодной голубой стали...
Механизмы, сверкающие латунью...
Механизмы, сидящие на потолке, словно мухи...
Механизмы, припавшие к полу и стенам, словно тараканы, готовые
удрать...
- Мы проведем много времени в этой комнате, мистер Джоргова.
- Майк, - поправил он, вспомнив, как несколько минут тому назад
Мак-Гиви проявил такую же любезность.
- Прекрасно, Майк. Итак, мы проведем много времени в этой комнате -
нужно изменить вашу личность.
Что-то в этой фразе Майку не понравилось. Он напрягся.
- О, - поспешил успокоить его доктор, - мы не посягаем на ваш
внутренний мир и на ваши представления о себе. Они не будут затронуты. Но
есть другие вещи. Узор сетчатки, определенный состав крови. Другие вещи.
Когда вы выйдете отсюда, все имеющиеся у полиции данные будут устаревшими Вы
сможете пройти через сотню рободетекторов, не потревожив ни один из них.
Майк позволил своим мускулам расслабиться. Это был залог того, что он
ДОЛЖЕН вернуться в реальный мир. Они ДОЛЖНЫ послать его за Лизой. Они не
стали бы тратить на него столько времени и средств, если бы ему предстояло
просто сидеть где-нибудь в кабинете за столом. Его жизнь была в его
собственных руках; его жизнь в первый раз принадлежала ему. Изменить
кое-что, сгладить прежний и нанести новый узор на его тело - и он станет
полновластным господином самого себя и своих действий. Он понял, и это
страшило его.
"Лезвие топора пробило дверь, потом еще раз. Снаружи шумели: пожарник,
другой пожарник чином повыше, полицейский, разгонявший любопытную толпу, и
мужчина в состоянии истерики.
Дверь поддалась и рухнула внутрь.
Они прошли через неосвещенную прихожую в затененную гостиную, где,
казалось, задержались ночные тени.
Тахта скрывалась во мраке.
Новомодное полосатое кресло было похоже на спящую зебру.
Они нашли ее в спальне, сидящей под аурой. Ее глаза были двумя серыми
недвижными кругами, вырезанными из штормового неба и приклеенными на
поблекшее лицо.
- О Боже мой! - воскликнул мужчина, схватив ее руки и тут же с
отвращением выпустив их.
- Как долго? - спросил один пожарник.
- Я уезжал из города по делам Шоу на восемь дней. И только прошлой
ночью я заметил, что она отвечает на мои вопросы по телефону как-то очень
кратко и невыразительно...
- Значит, это был автоответчик, - заключил пожарник.
Они выключили ауру. Ее глаза по-прежнему не двигались. Однако губы
дрожали. Серые, пустые глаза... Они положили ее на носилки, прикрыли одеялом
и вынесли наружу, сквозь толпу и снег, к ожидающей их машине "Скорой
помощи". Он шел сбоку. Она выглядела шестидесятилетней; а ведь ей было
тридцать. Латентный Эмпатист, Эмпатист! Если в Шоу узнают, что его жена -
Эмпатист, его уволят, хотя именно Шоу сделало ее тем, чем она стала.
Пожалуй, лучше было бы, если бы она умерла.
Она была Эмпатистом. Она оказалась настолько вовлеченной во
всеохватывающее слияние с Шоу, что потеряла последние точки соприкосновения
с реальностью, стала - почти - Исполнителем. Растением. Зомби.
Взвыла сирена.
Снег бил в лобовое стекло, таял и стекал каплями вниз.
Она умерла до того, как ей успели сделать внутривенное вливание..."
В комнате с белыми стенами толпилось великое множество темнокожих
мексиканцев. Это нервировало Фармера. От близкого соседства с темнокожими он
весь покрывался пупырышками. Ему хотелось пойти в зрительный зал и
погрузиться в ауру, но его четыре абонентских часа в день уже были
использованы. Для служащих Шоу существовало ограничение на использование
ауры. Фармер полагал, что это ужасно. В конце концов, он работает на Шоу!
Правда, тут он получал хорошие привилегии, должность и деньги. А тот, кто не
работал на Шоу, не работал вообще, поскольку Шоу владело или управляло всеми
отраслями производства и бизнеса. Очень многие сидели по домам, жили на
Пособие (теперь это была довольно приличная сумма) и выполняли в обществе
функции покупателей товаров, рекламируемых на уровне подсознания. Такая
жизнь была не для него. Несмотря на то, что гражданских в пользовании аурой
никто не ограничивал.
Из металлического ящика позади него выскочил шарик с магнитной
аудиозаписью и по гладкому алюминиевому желобу скатился в проигрыватель.
Машина начала читать сообщение. Темные глаза мексиканцев устремились к ее
решетчатым динамикам.
"Из предоставленных к отбору приемлемыми сочтены следующие: Гонсалес
Педро, Хебива Алонзо и Гонсалес Мария".
Металлический голос смолк.
- Родители прошедших отбор, выйдите вперед и получите деньги, - вяло
произнес Фармер.
Вперед вышли три темнокожие пары. Остальные, жалуясь и вздыхая,
медленно, устало потянулись к выходу. Они были бедны и не могли подписаться
на Шоу. Все, что Шоу предлагало им, - это деньги в обмен на нежеланного
ребенка. Но они проиграли; их дети оказались недостаточно хороши.
Большинство из них выместят это на детях, на детях, которые принесли им одни
только убытки.
Леонард Фармер выдвинул центральный ящик своего бюро и извлек оттуда
кредитные карточки, по очереди сунув каждую в автосчитыватель, который
выкрикивал денежную сумму: "Пять!", "Тысяча!", "Сто!". Он смотрел в темные
лица. Время покупать детей...
Следующий день был вторником. Майк проснулся от музыки, лившейся из
невидимых динамиков, вмонтированных в стену. Сначала шла мягкая нежная
партия из "Шехерезады". Затем зазвучала бурная музыка - из той же пьесы.
Когда он уже совсем проснулся, позевывая напоследок, комнату наполнили звуки
"Болеро", обрушивая на него все новые и новые водопады энергии. И уже в
самом конце прелестным завершением музыкальной побудки зазвенели струнные
аккорды - он не знал, какое это было произведение.
Комната была рассчитана на то, чтобы удовлетворять любые запросы -
механический джинн, чья сокровищница была неисчерпаема. Здесь можно было
получить напитки - алкогольные и безалкогольные, блюда по любому описанию и
рецепту, а также и некоторые такие, которые невозможно было описать,
музыкальные записи, обучающие записи, аудиогазеты всех семи главных агентств
новостей, даже книги, хотя он и не смог бы прочесть их. Чтение было забытым
искусством. Здесь было все, что может понадобиться современному человеку. И
все это было искусно спрятано от взора. Он набрал на пульте заказ:
апельсиновый сок, сырое яйцо и тарелку тостов. Когда завтрак появился, он
вылил яйцо в сок и обмакнул в эту смесь кусочек хрустящего поджаристого
хлеба.
В динамике переговорного устройства послышался звонок. Он нажал кнопку:
- Да?
- Это Арт. - Голос Мак-Гиви был далеким и нереальным. - Мы начнем
работу над составом вашей крови через час.
- Я буду.
- Послушайте утреннюю аудиогазету, - добавил доктор. - Эндрю Флексен
занят повсеместным распространением слухов.
Когда аудиогазета была доставлена, Джоргова прекратил жевать ровно на
тот промежуток времени, который потребовался, чтобы вставить ее в
проигрыватель. "Потеряна звезда Шоу?" - драматически вопросила аудиогазета.
В статье говорилось о том, что, по слухам, из Шоу похищен уже второй
Исполнитель. Анаксемандр Кокли хранит все это в глубокой тайне. Было также
отмечено, что на место Майка уже подготовлен другой Исполнитель. Юный,
полуобученный мальчик. Примечание гласило, что Лиза Монваза не будет с ним
выступать, вместо нее назначается еще более юная девочка. Очевидно, вещала
газета, замена необходима из-за серьезной разницы в возрасте между Лизой и
новым актером.
Он выключил газету, слегка поежившись. Он мог себе представить, что
сделал бы Кокли, если бы поймал его. И он страшно боялся того, что Кокли
может сделать с Лизой, если заподозрит, что она знала о побеге Майка.
Тревога за Лизу стала его второй натурой. Он тревожился за нее с
детских лет, тревожился в юности, тревожился в годы работы в Шоу. Теперь он
понял, что всегда любил ее. Он прослушал следующую статью в газете, его
тревога только усилилась. А. Лайми, один из главных должностных лиц Шоу, был
погребен минувшим вечером после краткой траурной церемонии...
- Что нам надо сделать, - сказал Мак-Гиви, - так это изменить несколько
химических составляющих вашей крови, провести изменения в генах и в костном
мозге, чтобы в вашем организме вырабатывалась кровь несколько иного состава,
и для уверенности, что этот новый состав будет неизменным.
Майк примирился со всеми этими вещами. Хотя механизмы внушали ему
страх, а слова доктора нервировали, он принял как должное необходимость
подчиняться всему, что ему говорят. Его мысли сейчас были заняты другими
вопросами.
- Почему Флексен поднял шум вокруг моего побега?
- Он борется против Шоу так долго, что не может не торжествовать по
поводу успеха.
- Но разве не Кокли - владелец аудиогазет? Я думал, Шоу держит в кулаке
всю страну.
- Кокли как-то попытался захватить все газеты, но в результате
появилось множество маленьких подпольных изданий, которые досаждали ему
сильнее, нежели гиганты. Он понял, что легче субсидировать семь главных
агентств и позволить им понемногу срывать на нем зло, чем бороться с ними и
давать тем самым повод для увеличения недовольных. Вы сами можете заметить,
что в выпусках новостей Шоу представляется как пострадавшая сторона,
обиженная неведомыми хулиганами. В том же духе выдержаны статьи и в газетах
других стран.
- Но почему Флексен хочет причинить вред Шоу? Я по-прежнему остаюсь в
неведении относительно причин этой Революции.
Мак-Гиви улыбнулся:
- Эндрю - эстет. Мы, Революционеры, все такие. Романтики. Шоу
оскорбляет его чувства, мир, созданный Шоу, является для него оскорблением.
Он протестует против него так же, как когда-то давно люди протестовали
против телевидения.
- Но он не может победить. Никто не отказался от телевидения.
- Теперь у нас нет телевидения, - кратко изрек Мак-Гиви. Он ввел с
помощью шприца в руку Майка какую-то розовую жидкость. Укол длился только
секунду.
- Но телевидение сменилось Шоу - и Шоу оказалось еще хуже!
- Шоу может смениться чем-то другим, и это что-то, возможно, будет
лучше.
Майк попытался поразмыслить над этим, но лекарство уже действовало, и
он погрузился во мрак...
Было утро вторника.
Лизе пришло в голову, что если Майк смог убежать, то она тоже сможет.
Если Майк сумел обвести вокруг пальца Кокли и его ищеек, то и она сумеет.
Она сложила в маленькую сумку всю необходимую одежду, несколько сандвичей с
синте-беконом, заказанные еще утром, и нож, который она стащила с обеденного
стола. Он был из твердого пластика, но достаточно острым, им можно было
убить.
Единственное большое окно ее комнаты выходило на живописный газон,
окружавший "Башни Кокли". Сейчас оно было открыто, поскольку Лиза заявила,
что ей нравится дышать свежим воздухом, а не тем искусственно охлажденным,
искусственно ароматизированным и искусственно освеженным, который струился
из забранного металлической решеткой отверстия в потолке. В апартаментах,
расположенных под ее комнатой, был балкон; балконы предоставлялись не всем,
и конечно же не тем, кто мог бы сбежать. Лиза решила, что вполне может
спрыгнуть из окна на балкон. Оттуда она спустится по ветвям большой плакучей
ивы - по крепким и толстым ветвям. А потом она затеряется в большом городе.
И, может быть, найдет там Майка...
Она была уверена, что все будет просто.
На ней были трикотажные брюки, плотный и удобный черный свитер и
темно-коричневая замшевая куртка. Повесив на плечо сумку со всем
необходимым, она перекинула через подоконник открытого окна портьеру, по
которой собиралась спуститься.
Клац!
Восемь толстых стальных прутьев выскочили из верхнего косяка оконной
рамы и впечатались в подоконник, раскрошив цемент и подняв небольшие облачка
пыли. Где-то снаружи, в коридоре, раздалось приглушенное "донг-донг-донг".
Послышались шаги бегущих людей.
Неожиданно она подумала: что же ей теперь делать с сандвичами?
И заплакала.
Был полдень вторника.
- Все сообщения сделаны из общественных телефонов, - сказал маленький
смуглый человек. Это был Говард Конни, детектив Шоу. Он нервно пощипывал
бородку, украшавшую его подбородок, посматривая то на босса, то на свои
сплетенные пальцы.
- Это мне абсолютно ни о чем не говорит, - хмыкнул Кокли. - А что там с
убитыми охранниками в вертолете?
- Мы еще работаем над этим. Фары вертолета были разбиты выстрелами из
вибропистолета стандартной модели, номер не установлен. Тело Фредрика не
дало ключей к разгадке. Его "дело" было тщательно состряпано - достаточно
ловко, чтобы провести компьютер. Когда машина была загружена поиском изъянов
в его досье, она отключилась на целых четыре минуты. Возможно, нам следует в
дальнейшем рассматривать за один раз только одного претендента на место, а
не тысячи, проводя при этом максимальную проверку вместо минимальной.
Охранники были сбиты насмерть аэромобилем. Он, должно быть, был с
виброзащитой.
- Это сужает круг поисков, - сказал Кокли, наклоняясь вперед.
- Да, это его сужает. Тридцать шесть тысяч триста двенадцать. Именно
столько виброзащищенных машин имеется в этой стране.
Кокли встал, перегнувшись через стол:
развлечений. Телевидение вскоре вышло из употребления, хотя и продержалось
еще несколько лет. Теперь, когда существовали сопереживаемая любовь и
сопереживаемый секс, настоящие становились нужны все меньше и меньше.
Численность населения падала, унося с собой все эти страхи о
перенаселенности мира, - кроме некоторых отсталых стран, куда Шоу еще не
дотянуло свои щупальца. Это была не такая уж бескровная революция -
революция средств массовой информации и развлечений.
Теперь, сто девяносто лет спустя, больше полубиллиона абонентов Шоу
сидели у себя дома по всему миру, подключив мозг к Исполнителю. Этот бизнес
(три сотни в год с абонента) давал около двухсот двадцати пяти биллионов
ежегодно, считая доходы от продажи их собственных продуктов, которые
непрерывно рекламировались на подсознательном уровне, так что зритель даже
не успевал понять, что что-то увидел. Это больше не было бизнесом; это было
мировое могущество. И Кокли никогда не выпускал контроля из своих рук. И
теперь он делал это не ради денег.
Ради власти. А кое-кто пытался подорвать основу его мошной пирамиды.
Передавать можно было любые основные эмоции, но аудитория могла
рассчитывать на высокую степень удовольствия только в том случае, если
Исполнитель был не случайным актером, а актером экстра-класса. Исполнители
отбирались почти с рождения - если обладали чувствительной натурой и высокой
эмоциональностью. Их родителям хорошо платили, и дальнейшая жизнь будущих
Исполнителей целиком превращалась в учебу. Оттачивались их способности к
передаче ощущений, эмоции развивались до такой степени, что случайные
всплески становились чистым, качественным материалом чувства. По природе
своей очень немногие люди могли стать Исполнителями, и только единицы прошли
подготовку, сделавшую их таковыми. Когда Революционеры похищали
Исполнителей, они подрывали самый фундамент Шоу.
Без Джорговы он не мог использовать Лизу. Самый старший из оставшихся
Исполнителей был пятнадцатилетним мальчиком и, несомненно, ей не пара.
Придется выпускать юнца вместе с той тринадцатилетней девочкой, а Лизу
использовать только в крайних случаях. А ведь Лиза была чертовски хороша!
Анаксемандр Кокли побарабанил пальцами по крышке стола из натурального
дерева и мысленно перелистал список подозреваемых. Он знал, что у него много
врагов. И главным из них был Президент Соединенных Штатов. Многие годы
правительство скрыто и открыто боролось с Шоу, пока не сообразило, что не
сумеет победить. В течение десятилетий вице-президенты Шоу входили в
правительство, проникая в Конгресс при поддержке Анаксемандра.
Множество людей в этой стране (и во всем мире) воспринимали огромный
пласт жизни через Майка, Лизу и Шоу. Конечно, звезды в Шоу были во все
времена, но эти двое оказались самой лучшей командой. Кривая рождаемости шла
вниз, потому что было очень немного мужей, чьи жены были так же
привлекательны, как женщины-Исполнители, с таким же пышным бюстом и нежным
телом, и еще меньше тех, чьи жены были столь же желанны и так же шли
навстречу всем своим желаниям. Рождалось все меньше и меньше детей.
Правительство лишилось той части населения, которую всегда можно было легко
подвергнуть пропаганде, убедить с помощью телевидения. Люди старшего
поколения приобрели благодушие, получили что-то похожее на счастье. Но
Президент оставался убежденным, лелея мечты о возвращении славных деньков
своего могущества.
Вторым в списке был Генеральный Секретарь ООН, который боролся против
международной экспансии Шоу, призывая остановить Кокли, рвущегося к власти.
Но поскольку Шоу было частным предприятием, Секретарь не мог сделать ничего,
кроме, возможно, похищения Исполнителей.
Кокли решил, что вскоре пост Секретаря окажется в его руках. И
Президента тоже. Было бы глупостью оставлять даже такие, почти лишенные
власти места в руках штатских. История прошлого показывает, что заговор
может созреть незамеченным среди бюрократического моря вокруг Шоу.
"Свидетель убийства Кеннеди, - подумал он. - Человек, который может быть
избран на следующих выборах. Нет". Нет, он должен быть избран раньше...
На его столе вспыхнула лампочка - сигнал о получении послания. Из
приемной щели выскочила желтая карточка, похожая на слегка поджаренный
кусочек тоста. Он сунул ее в проигрыватель и откинулся, слушая сообщение.
"Данные медицинского обследования: А. Лайми, - произнес скрипучий
машинный голос. - Хорошее общее состояние. Зафиксированы изменения в легких.
Поджелудочная железа в превосходном состоянии, почки в хорошем состоянии,
мочевой пузырь между средним и хорошим состоянием, гениталии между хорошим и
превосходным состоянием".
Кокли бросил карточку в утилизатор как раз в тот момент, когда от двери
раздался звонок.
- Входите.
Дверь открылась, и вошел Лайми. Его притворная улыбка выглядела весьма
бледно - он боялся. Кокли заметил это и порадовался. Страх. Он хотел держать
их всех в страхе - в страхе, способном убить. Страх указывал каждому сверчку
свой шесток.
- Вы хотели меня видеть? - спросил Лайми.
- Закройте дверь. Лайми закрыл дверь.
- Сядьте.
Лайми покорно выполнил и этот приказ.
- Вам не стоит курить эти отвратительные сигары, - сказал Кокли,
заметив тлеющий окурок, судорожно зажатый в пожелтевших пальцах Лайми. - В
медицинском рапорте сказано, что в ваших легких полно рубцовой ткани.
Лайми положил окурок в пепельницу, поставленную для немногочисленных
посетителей, приглашавшихся в этот кабинет для разноса.
- Я полагаю, это из-за Джорговы?
- Как это могло случиться, Лайми? Вы уверяли меня, что охрана
безупречна. Вы уверяли меня, что побегов больше не будет.
- Ну...
- Я надеюсь, вы понимаете, что подготовка Исполнителей, способных дать
зрителям ожидаемые ощущения, - задача не из легких. И обходится это
недешево.
- Я думаю, что понимаю, какие неприятности и убытки повлекло за собой
похищение, мистер Кокли, - сказал человечек, пытаясь отвести от себя грозу.
Кокли встал и начал мерить шагами синий ковер, лежащий на полу.
- Я сомневаюсь в том, что вы полностью осознаете это. Поначалу зрители
довольствовались разными штучками: восхождением на гору, борьбой с
крокодилом, автогонками. Но потом все это приелось. Затем Шоу поставило
девяностопроцентные реле взамен восьмидесятипроцентных. Но требовалось
что-то большее. Мы решили обучать своих актеров. Правительство приняло Указ
о наборе в Шоу. Поскольку правительство большей частью состоит из людей Шоу,
этот указ почти не встретил сопротивления во всех палатах. И народ не
выступил против, поскольку большинство его живет главным образом посредством
Шоу. Президент ВЫНУЖДЕН БЫЛ подписать его. Итак, мы отбираем (и платим
родителям изрядные деньги) по пять тысяч детей в год и обучаем их. Мы
отбирали и бы больше, если бы могли найти. Но только двое или трое из
годового набора могут пройти финальную стадию отбора по обучению и
дисциплине. И еще меньше могут выдержать соприкосновение с семьюстами
миллионами разумов во время исполнения. Недавно поставленные стопроцентные
реле еще усложнили это. Джоргова был редчайшей находкой, прирожденным
Исполнителем. Я не думаю, чтобы вы хоть чуточку осознавали все это, мистер
Лайми.
Глаза Лайми расширились до размеров блюдец, когда Кокли повернулся к
нему. Пальцы Кокли не были уже просто пальцами. Они были оружием. Из-под
аккуратно подрезанных ногтей высунулись на полтора дюйма острые лезвия. Они
поблескивали на свету.
Они сияли.
- Вы не...
- Мы не должны держать на службе людей, которые не понимают. Мы не
можем позволить себе держать на службе человека, который позволяет оппозиции
проникнуть в нашу среду, который позволяет Революционеру стать
телохранителем нашего ведущего актера.
Лайми вскочил и рванул на себя кресло, как бы отгородившись им. Дверь
казалась бесконечно далекой. А Кокли был так близко, как следующий вздох..,
если он будет.
- Дверь заперта, - сказал Кокли. - А стены комнаты звуконепроницаемы.
Лайми схватился за кресло и поднял его.
Кокли увернулся неожиданно быстро для такого старика.
Его прыжок был еще быстрее. Серебряная вспышка, алые брызги. Затем -
удар тела о ковер и короткий булькающий хрип.
Кокли вернулся к столу и вызвал слуг. Дверь открылась, вошли два
человека с лицами, начисто лишенными выражения.
- Отнесите его к доктору Одегарду, - сказал Кокли. - Он знает, какие
органы надо поместить в питательные баки.
Когда они удалились вместе со своей безмолвной ношей, Анаксемандр сел
за стол и продолжил просмотр мысленного списка врагов. Его разум перебирал
одну возможность за другой. Он мыслил слишком четко и быстро для
двухсотлетнего старика. Но он вовсе не был стариком. И никогда им не будет.
Никогда...
Майк не знал, где он находится. Ему завязали глаза, посадили в другую
машину и повезли куда-то в неизвестном направлении. Единственным
впечатлением от поездки была качка и тяжесть, как будто машина погружалась в
воду. Урчание аэросистемы вроде бы прекратилось, потом зазвучало вновь, но
уже по-другому - глуше и ниже. Затем появилось еще одно ощущение - словно
машина вынырнула из воды. Когда с его глаз сняли повязку, он оказался в
комнате с белыми стенами, абсолютно пустой. Затем его провели в холл,
гостиную, аудиторию, или что это там было еще, и оставили одного. Они велели
ждать доктора Мак-Гиви. Он ждал.
Комната была прекрасна. Кем бы ни был доктор Мак-Гиви, у него имелся
вкус - да еще и приличная сумма денег. Посреди комнаты журчал фонтан,
омывавший глыбу вулканического камня, вздымавшуюся почти до потолка. Из
расщелин свешивались зеленые веточки растений, и местами пламенели оранжевые
цветы. Пол был тоже из вулканического камня, и каждый второй блок его был
отполирован так, что гладкие и шершавые квадраты создавали некое подобие
шахматной доски. Мебель по большей части состояла из низких удобных кушеток
и кресел, расставленных тут и там таким образом, что мягкие тени укрывали
их, оставляя на свету картины и статуи, - Мистер Джоргова, - уверенно
произнес глубокий голос.
Он повернулся и увидел стоящего возле раздвижных дверей джентльмена в
белом рабочем халате. Майк встал.
- Доктор Мак-Гиви?
- Да. Артур Мак-Гиви. Зовите меня, пожалуйста, по имени.
Артур Мак-Гиви был широкоплечим человеком ростом около шести футов.
Волосы его были почти седыми, а взгляд серых глаз - пристальным, холодным,
почти лишенным эмоций. Майк подумал, что этот человек, должно быть,
рационален до мозга костей. Но походка доктора была легкой и быстрой, а в
глазах мелькнуло что-то вроде улыбки. Они пожали друг другу руки.
- Что я должен делать? - спросил Майк. Он все еще страшился своей
дальнейшей жизни. Неизвестный мир вокруг него мог оказаться значительно
более мрачным, нежели тот, привычно рабский, который он покинул. Но он
должен вернуться туда за Лизой. Эта мысль придавала ему бодрости. Он
вспомнил, как Лайми сказал: "Можно подумать, что вы и в самом деле любите
ее!"
- Идите за мной, - сказал Мак-Гиви. - Лучше один раз увидеть, чем сто
раз услышать.
Вслед за доктором Майк прошел через зал и вошел в лифт. Они сорвались
вниз камнем, но опустились легко, как перышко.
- Это здание находится под землей, не так ли?
- Да, - ответил Мак-Гиви, когда двери раздвинулись. - Как вы
догадались?
- Ваша работа направлена против Шоу, что равносильно действиям против
правительства. Навряд ли при таком положении дел вы размешаете свои офисы в
небоскребах, и тем не менее мы проехали много этажей. Остается только одна
возможность.
- Очень хорошо. Эндрю говорил мне, что вы очень способный и
восприимчивый человек.
Майк посмотрел в лицо собеседнику, но не увидел в нем и тени насмешки.
Реплика была искренней.
Из лифта они сразу вышли в комнату, заполненную механизмами.
Механизмы из холодной голубой стали...
Механизмы, сверкающие латунью...
Механизмы, сидящие на потолке, словно мухи...
Механизмы, припавшие к полу и стенам, словно тараканы, готовые
удрать...
- Мы проведем много времени в этой комнате, мистер Джоргова.
- Майк, - поправил он, вспомнив, как несколько минут тому назад
Мак-Гиви проявил такую же любезность.
- Прекрасно, Майк. Итак, мы проведем много времени в этой комнате -
нужно изменить вашу личность.
Что-то в этой фразе Майку не понравилось. Он напрягся.
- О, - поспешил успокоить его доктор, - мы не посягаем на ваш
внутренний мир и на ваши представления о себе. Они не будут затронуты. Но
есть другие вещи. Узор сетчатки, определенный состав крови. Другие вещи.
Когда вы выйдете отсюда, все имеющиеся у полиции данные будут устаревшими Вы
сможете пройти через сотню рободетекторов, не потревожив ни один из них.
Майк позволил своим мускулам расслабиться. Это был залог того, что он
ДОЛЖЕН вернуться в реальный мир. Они ДОЛЖНЫ послать его за Лизой. Они не
стали бы тратить на него столько времени и средств, если бы ему предстояло
просто сидеть где-нибудь в кабинете за столом. Его жизнь была в его
собственных руках; его жизнь в первый раз принадлежала ему. Изменить
кое-что, сгладить прежний и нанести новый узор на его тело - и он станет
полновластным господином самого себя и своих действий. Он понял, и это
страшило его.
"Лезвие топора пробило дверь, потом еще раз. Снаружи шумели: пожарник,
другой пожарник чином повыше, полицейский, разгонявший любопытную толпу, и
мужчина в состоянии истерики.
Дверь поддалась и рухнула внутрь.
Они прошли через неосвещенную прихожую в затененную гостиную, где,
казалось, задержались ночные тени.
Тахта скрывалась во мраке.
Новомодное полосатое кресло было похоже на спящую зебру.
Они нашли ее в спальне, сидящей под аурой. Ее глаза были двумя серыми
недвижными кругами, вырезанными из штормового неба и приклеенными на
поблекшее лицо.
- О Боже мой! - воскликнул мужчина, схватив ее руки и тут же с
отвращением выпустив их.
- Как долго? - спросил один пожарник.
- Я уезжал из города по делам Шоу на восемь дней. И только прошлой
ночью я заметил, что она отвечает на мои вопросы по телефону как-то очень
кратко и невыразительно...
- Значит, это был автоответчик, - заключил пожарник.
Они выключили ауру. Ее глаза по-прежнему не двигались. Однако губы
дрожали. Серые, пустые глаза... Они положили ее на носилки, прикрыли одеялом
и вынесли наружу, сквозь толпу и снег, к ожидающей их машине "Скорой
помощи". Он шел сбоку. Она выглядела шестидесятилетней; а ведь ей было
тридцать. Латентный Эмпатист, Эмпатист! Если в Шоу узнают, что его жена -
Эмпатист, его уволят, хотя именно Шоу сделало ее тем, чем она стала.
Пожалуй, лучше было бы, если бы она умерла.
Она была Эмпатистом. Она оказалась настолько вовлеченной во
всеохватывающее слияние с Шоу, что потеряла последние точки соприкосновения
с реальностью, стала - почти - Исполнителем. Растением. Зомби.
Взвыла сирена.
Снег бил в лобовое стекло, таял и стекал каплями вниз.
Она умерла до того, как ей успели сделать внутривенное вливание..."
В комнате с белыми стенами толпилось великое множество темнокожих
мексиканцев. Это нервировало Фармера. От близкого соседства с темнокожими он
весь покрывался пупырышками. Ему хотелось пойти в зрительный зал и
погрузиться в ауру, но его четыре абонентских часа в день уже были
использованы. Для служащих Шоу существовало ограничение на использование
ауры. Фармер полагал, что это ужасно. В конце концов, он работает на Шоу!
Правда, тут он получал хорошие привилегии, должность и деньги. А тот, кто не
работал на Шоу, не работал вообще, поскольку Шоу владело или управляло всеми
отраслями производства и бизнеса. Очень многие сидели по домам, жили на
Пособие (теперь это была довольно приличная сумма) и выполняли в обществе
функции покупателей товаров, рекламируемых на уровне подсознания. Такая
жизнь была не для него. Несмотря на то, что гражданских в пользовании аурой
никто не ограничивал.
Из металлического ящика позади него выскочил шарик с магнитной
аудиозаписью и по гладкому алюминиевому желобу скатился в проигрыватель.
Машина начала читать сообщение. Темные глаза мексиканцев устремились к ее
решетчатым динамикам.
"Из предоставленных к отбору приемлемыми сочтены следующие: Гонсалес
Педро, Хебива Алонзо и Гонсалес Мария".
Металлический голос смолк.
- Родители прошедших отбор, выйдите вперед и получите деньги, - вяло
произнес Фармер.
Вперед вышли три темнокожие пары. Остальные, жалуясь и вздыхая,
медленно, устало потянулись к выходу. Они были бедны и не могли подписаться
на Шоу. Все, что Шоу предлагало им, - это деньги в обмен на нежеланного
ребенка. Но они проиграли; их дети оказались недостаточно хороши.
Большинство из них выместят это на детях, на детях, которые принесли им одни
только убытки.
Леонард Фармер выдвинул центральный ящик своего бюро и извлек оттуда
кредитные карточки, по очереди сунув каждую в автосчитыватель, который
выкрикивал денежную сумму: "Пять!", "Тысяча!", "Сто!". Он смотрел в темные
лица. Время покупать детей...
Следующий день был вторником. Майк проснулся от музыки, лившейся из
невидимых динамиков, вмонтированных в стену. Сначала шла мягкая нежная
партия из "Шехерезады". Затем зазвучала бурная музыка - из той же пьесы.
Когда он уже совсем проснулся, позевывая напоследок, комнату наполнили звуки
"Болеро", обрушивая на него все новые и новые водопады энергии. И уже в
самом конце прелестным завершением музыкальной побудки зазвенели струнные
аккорды - он не знал, какое это было произведение.
Комната была рассчитана на то, чтобы удовлетворять любые запросы -
механический джинн, чья сокровищница была неисчерпаема. Здесь можно было
получить напитки - алкогольные и безалкогольные, блюда по любому описанию и
рецепту, а также и некоторые такие, которые невозможно было описать,
музыкальные записи, обучающие записи, аудиогазеты всех семи главных агентств
новостей, даже книги, хотя он и не смог бы прочесть их. Чтение было забытым
искусством. Здесь было все, что может понадобиться современному человеку. И
все это было искусно спрятано от взора. Он набрал на пульте заказ:
апельсиновый сок, сырое яйцо и тарелку тостов. Когда завтрак появился, он
вылил яйцо в сок и обмакнул в эту смесь кусочек хрустящего поджаристого
хлеба.
В динамике переговорного устройства послышался звонок. Он нажал кнопку:
- Да?
- Это Арт. - Голос Мак-Гиви был далеким и нереальным. - Мы начнем
работу над составом вашей крови через час.
- Я буду.
- Послушайте утреннюю аудиогазету, - добавил доктор. - Эндрю Флексен
занят повсеместным распространением слухов.
Когда аудиогазета была доставлена, Джоргова прекратил жевать ровно на
тот промежуток времени, который потребовался, чтобы вставить ее в
проигрыватель. "Потеряна звезда Шоу?" - драматически вопросила аудиогазета.
В статье говорилось о том, что, по слухам, из Шоу похищен уже второй
Исполнитель. Анаксемандр Кокли хранит все это в глубокой тайне. Было также
отмечено, что на место Майка уже подготовлен другой Исполнитель. Юный,
полуобученный мальчик. Примечание гласило, что Лиза Монваза не будет с ним
выступать, вместо нее назначается еще более юная девочка. Очевидно, вещала
газета, замена необходима из-за серьезной разницы в возрасте между Лизой и
новым актером.
Он выключил газету, слегка поежившись. Он мог себе представить, что
сделал бы Кокли, если бы поймал его. И он страшно боялся того, что Кокли
может сделать с Лизой, если заподозрит, что она знала о побеге Майка.
Тревога за Лизу стала его второй натурой. Он тревожился за нее с
детских лет, тревожился в юности, тревожился в годы работы в Шоу. Теперь он
понял, что всегда любил ее. Он прослушал следующую статью в газете, его
тревога только усилилась. А. Лайми, один из главных должностных лиц Шоу, был
погребен минувшим вечером после краткой траурной церемонии...
- Что нам надо сделать, - сказал Мак-Гиви, - так это изменить несколько
химических составляющих вашей крови, провести изменения в генах и в костном
мозге, чтобы в вашем организме вырабатывалась кровь несколько иного состава,
и для уверенности, что этот новый состав будет неизменным.
Майк примирился со всеми этими вещами. Хотя механизмы внушали ему
страх, а слова доктора нервировали, он принял как должное необходимость
подчиняться всему, что ему говорят. Его мысли сейчас были заняты другими
вопросами.
- Почему Флексен поднял шум вокруг моего побега?
- Он борется против Шоу так долго, что не может не торжествовать по
поводу успеха.
- Но разве не Кокли - владелец аудиогазет? Я думал, Шоу держит в кулаке
всю страну.
- Кокли как-то попытался захватить все газеты, но в результате
появилось множество маленьких подпольных изданий, которые досаждали ему
сильнее, нежели гиганты. Он понял, что легче субсидировать семь главных
агентств и позволить им понемногу срывать на нем зло, чем бороться с ними и
давать тем самым повод для увеличения недовольных. Вы сами можете заметить,
что в выпусках новостей Шоу представляется как пострадавшая сторона,
обиженная неведомыми хулиганами. В том же духе выдержаны статьи и в газетах
других стран.
- Но почему Флексен хочет причинить вред Шоу? Я по-прежнему остаюсь в
неведении относительно причин этой Революции.
Мак-Гиви улыбнулся:
- Эндрю - эстет. Мы, Революционеры, все такие. Романтики. Шоу
оскорбляет его чувства, мир, созданный Шоу, является для него оскорблением.
Он протестует против него так же, как когда-то давно люди протестовали
против телевидения.
- Но он не может победить. Никто не отказался от телевидения.
- Теперь у нас нет телевидения, - кратко изрек Мак-Гиви. Он ввел с
помощью шприца в руку Майка какую-то розовую жидкость. Укол длился только
секунду.
- Но телевидение сменилось Шоу - и Шоу оказалось еще хуже!
- Шоу может смениться чем-то другим, и это что-то, возможно, будет
лучше.
Майк попытался поразмыслить над этим, но лекарство уже действовало, и
он погрузился во мрак...
Было утро вторника.
Лизе пришло в голову, что если Майк смог убежать, то она тоже сможет.
Если Майк сумел обвести вокруг пальца Кокли и его ищеек, то и она сумеет.
Она сложила в маленькую сумку всю необходимую одежду, несколько сандвичей с
синте-беконом, заказанные еще утром, и нож, который она стащила с обеденного
стола. Он был из твердого пластика, но достаточно острым, им можно было
убить.
Единственное большое окно ее комнаты выходило на живописный газон,
окружавший "Башни Кокли". Сейчас оно было открыто, поскольку Лиза заявила,
что ей нравится дышать свежим воздухом, а не тем искусственно охлажденным,
искусственно ароматизированным и искусственно освеженным, который струился
из забранного металлической решеткой отверстия в потолке. В апартаментах,
расположенных под ее комнатой, был балкон; балконы предоставлялись не всем,
и конечно же не тем, кто мог бы сбежать. Лиза решила, что вполне может
спрыгнуть из окна на балкон. Оттуда она спустится по ветвям большой плакучей
ивы - по крепким и толстым ветвям. А потом она затеряется в большом городе.
И, может быть, найдет там Майка...
Она была уверена, что все будет просто.
На ней были трикотажные брюки, плотный и удобный черный свитер и
темно-коричневая замшевая куртка. Повесив на плечо сумку со всем
необходимым, она перекинула через подоконник открытого окна портьеру, по
которой собиралась спуститься.
Клац!
Восемь толстых стальных прутьев выскочили из верхнего косяка оконной
рамы и впечатались в подоконник, раскрошив цемент и подняв небольшие облачка
пыли. Где-то снаружи, в коридоре, раздалось приглушенное "донг-донг-донг".
Послышались шаги бегущих людей.
Неожиданно она подумала: что же ей теперь делать с сандвичами?
И заплакала.
Был полдень вторника.
- Все сообщения сделаны из общественных телефонов, - сказал маленький
смуглый человек. Это был Говард Конни, детектив Шоу. Он нервно пощипывал
бородку, украшавшую его подбородок, посматривая то на босса, то на свои
сплетенные пальцы.
- Это мне абсолютно ни о чем не говорит, - хмыкнул Кокли. - А что там с
убитыми охранниками в вертолете?
- Мы еще работаем над этим. Фары вертолета были разбиты выстрелами из
вибропистолета стандартной модели, номер не установлен. Тело Фредрика не
дало ключей к разгадке. Его "дело" было тщательно состряпано - достаточно
ловко, чтобы провести компьютер. Когда машина была загружена поиском изъянов
в его досье, она отключилась на целых четыре минуты. Возможно, нам следует в
дальнейшем рассматривать за один раз только одного претендента на место, а
не тысячи, проводя при этом максимальную проверку вместо минимальной.
Охранники были сбиты насмерть аэромобилем. Он, должно быть, был с
виброзащитой.
- Это сужает круг поисков, - сказал Кокли, наклоняясь вперед.
- Да, это его сужает. Тридцать шесть тысяч триста двенадцать. Именно
столько виброзащищенных машин имеется в этой стране.
Кокли встал, перегнувшись через стол: