Страница:
Его не волновала рука – это была органика, она станет частью океана, и океан не пострадает от руки Джиневры.
Но пластик полностью перерабатывается только в течение трехсот лет. И во время этого периода токсичные химические вещества станут выделяться из контейнера прямо в океан, загрязняя его.
Ему следовало выбросить контейнер в один из мусорных ящиков, которые стояли через определенные промежутки вдоль ограждения пирса.
Но уже слишком поздно. Он был всего лишь человек, и поэтому всегда возникали проблемы.
Некоторое время Рой стоял, прислонившись к ограждению. Он смотрел в бесконечность неба и воды, размышляя над проблемами человечества.
По мнению Роя, самые большие проблемы в мире были связаны с человеческими существами. Несмотря на все желания и старания, люди не могли достичь физического, эмоционального или интеллектуального совершенства. Род человеческий был приговорен к несовершенству. И Рой пребывал в отчаянии или же старался об этом забыть.
Хотя Джиневра была безусловно привлекательной, идеальными у нее были только руки.
И тех теперь уже нет.
Но даже если и так, ей все равно повезло – большинство людей были неидеальными во всех отношениях. Они никогда не испытали уверенности и удовольствия, которые могли доставить даже одна идеальная черта или деталь их фигуры.
Роя постоянно преследовал один и тот же сон. Он ему снился три или четыре раза в месяц. Рой каждый раз просыпался после этого сна в восторге. Во сне он ездил по миру и искал женщин, подобных Джиневре, и у каждой из них он отнимал то, что было в ней великолепно: у одной он забирал такие чудесные глаза, что при взгляде на них у него начинало болеть сердце, у следующей он брал ее роскошные ноги, у третьей заимствовал белоснежные красивые зубы богини. Он держал свои сокровища в волшебных кувшинах, и они там не портились. Так он собрал все, что было необходимо для создания идеальной женщины, для любовницы, о которой он мечтал всю жизнь. Она была настолько прекрасна и идеальна, что он чуть не ослеп, когда взглянул на нее. Ее легкое прикосновение доводило его до экстаза.
К сожалению, он всегда просыпался в тот момент, когда погружался в ее объятия.
В своей жизни он никогда не встречался с подобной красотой.
Сны были единственным утешением для человека, который жаждал совершенства.
Он стоял и смотрел на небо и на океан. Одинокий человек в конце пустынного пирса. В нем самом не было ничего идеального. Но он мечтал о несбыточном.
Он понимал, что в нем сочетается романтик и трагик. Были даже люди, называвшие его глупцом. Но он мечтал, и его мечты были такими возвышенными.
Рой вздохнул, отвернулся от равнодушного моря и пошел к машине.
Сидя за рулем, но еще не заводя мотор, Рой вытащил цветной снимок из бумажника. Он носил его с собой уже больше года и часто разглядывал. Тот его просто заколдовал, и он мог смотреть на него целыми днями и о чем-то мечтать.
Это было фото женщины, которая недавно звалась Валери Энн Кин. Она была привлекательна. Да, почти так же привлекательна, как Джиневра.
Но она притягивала Роя, и он просто был поражен божественной силой, создавшей человечество. Она заколдовала его своими великолепными глазами. Они были более выразительные и красивые, чем глаза капитана Гарри Дескоте из полицейского департамента Лос-Анджелеса.
Темные влажные глаза. Огромные, но совершенно пропорциональные на ее лице. Взгляд был прямой, но все равно загадочный... Это были глаза, которые видели все, что происходило в самом сердце таинственных событий. Это были глаза безгрешной души.
И в то же время они принадлежали бесстыжей, хитрой соблазнительнице. Эти глаза, даже когда они лгали, были прозрачными как стекло, в них были видны душа и сексуальность и полное понимание судьбы.
Рой был уверен, что на самом деле ее глаза еще более выразительны, чем на фото, и имеют большую власть. Он видел и другие ее фотографии и бесконечные кассеты с ее изображением. И каждый новый портрет терзал ему сердце еще сильнее.
Когда он ее отыщет, он ее убьет во имя интересов Агентства и Томаса Саммертона, и ради всех людей, кто желал сделать лучше страну и весь мир. Ей нет пощады! Она несла в себе зло. Но только не ее великолепные глаза.
И после того как Рой выполнит свой долг, он заберет себе ее глаза. Он их заслужил. На короткое время эти сказочные глаза дадут ему утешение, в котором он сильно нуждался. Мир становился иногда таким жестоким и холодным, и его было сложно выносить даже тем, кто старался думать только о хорошем, как это делал Рой.
Когда Спенсер наконец смог добраться до двери, держа Рокки на руках (собака не собиралась выходить отсюда по собственной воле), Теда положила в пластиковый пакет оставшиеся десять шоколадных печений с тарелки, стоявшей рядом с его креслом. Она настояла, чтобы он взял их с собой. Она также проковыляла в кухню и вернулась с домашними булочками с черникой, которые положила в маленький пакет из коричневой плотной бумаги. Потом она еще раз выходила туда и принесла для него два куска лимонного торта, посыпанного кокосом, в пластиковом контейнере.
Спенсер начал протестовать, потому что он не мог возвратить ей контейнер.
– Ерунда, – сказала ему Теда. – Вам не нужно его возвращать. У меня достаточно разной посуды, ее мне хватит до скончания моих дней. Я собирала посуду все время и собирала эти удобные контейнеры. В них можно хранить все, что угодно. Но нельзя же собирать что-то до бесконечности. Поэтому вы съедите торт и потом просто выбросите контейнер. Вот и все.
Кроме всяких печеностей и вкусностей, Спенсер получил еще кое-какую информацию о Ханне-Валери. Первое, это был рассказ Теды о рисунке на стене спальни Ханны. Но он все еще не знал, как ему применить полученную информацию. Второе касалось того, что припомнила Теда из рассказа Ханны, когда они сидели за столом. Это было незадолго до того, как Ханна собрала вещички и удрала из Вегаса. Они говорили о местах, где бы им хотелось жить. Теда никак не могла выбрать между Англией и Гавайями. Зато Ханна утверждала, что маленький городок Кармель в Калифорнии так красив и спокоен, как только может желать человек.
Спенсер подумал, что Кармель это слишком уж произвольная догадка, но в данный момент у него не было ничего лучшего.
С другой стороны, она не поехала прямо туда после Лас-Вегаса.
Она сначала пожила в районе Лос-Анджелеса и попыталась существовать там в образе Валери Кин. Но может, сейчас, когда ее таинственные враги два раза настигали ее в больших городах, она попытается проверить, легко ли им будет обнаружить ее в маленьком городке.
О том, что Ханна упоминала о Кармеле, Теда не сказала этой банде грубых, наглых бестолочей, которые к тому же разбивали окна. Возможно, у Спенсера будет перед ними некоторое преимущество?
Ему трудно было оставлять Теду одну с ее воспоминаниями о любимом муже, умерших детях и пропавшей подруге. Но он поблагодарил ее от всего сердца и, выйдя на балкон, начал спускаться вниз по ступенькам, ведущим во двор.
Он удивился, увидев серо-черное небо в облаках. Поднялся сильный ветер. Он долго пробыл в мире Теды и забыл, что кроме него существует еще и другой мир, за стенами ее квартиры. Пальмы качались на ветру, сильно похолодало.
Спенсер с трудом спускался по ступенькам, держа в руках собаку, весившую почти двадцать килограммов, пластиковый пакет с печеньями, еще пакетик с булочками и контейнер с лимонным тортом. Ему пришлось тащить Рокки на руках до самого конца лестницы, потому что он был уверен, что как только отпустит собаку, она сразу же рванется обратно в мир Теды.
Когда Спенсер наконец спустил его на дорожку, Рокки повернулся назад и жадно посмотрел на ступеньки, ведущие в маленький собачий рай.
– Пора вернуться в реальный мир, – сказал ему Спенсер.
Собака взвизгнула.
Спенсер пошел к первому зданию комплекса, к деревьям, гнувшимся под ударами ветра.
Не доходя до бассейна, он обернулся назад.
Рокки все еще стоял у лестницы.
– Эй, дружище. – Рокки посмотрел на него. – Ты чья собака, между прочим? – На морде пса появилось выражение собачьего стыда и вины, и он наконец заковылял к Спенсеру. – Лесси никогда бы не оставила Тимми, даже ради бабульки самого Господа Бога. – Рокки зачихал от сильного запаха хлорки. – Что было бы, – сказал Спенсер, когда наконец собака подошла к нему, – если бы меня придавил перевернутый трактор и я не смог бы сам освободиться или на меня напал злой медведь? – Рокки завизжал, как бы стараясь извиниться. – Ладно, я тебя прощаю, – сказал ему Спенсер. На улице, сев в машину, он добавил: – Ты знаешь, парень, я тобой горжусь. – Рокки наклонил голову. Включив мотор, Спенсер сказал: – Ты с каждым днем становишься все более спокойным и не так сильно боишься чужих людей. Если бы я не знал тебя лучше, я бы мог подумать, что ты потихоньку таскаешь у меня припрятанные денежки и бегаешь на сеансы терапии к какому-нибудь дорогому и модному психиатру, живущему в Беверли-Хиллз.
Впереди «Шевроле» грязно-зеленого цвета на бешеной скорости завернул за угол. Завизжали колеса, и из-под них даже показался дымок. Машина чуть не перевернулась, как это бывает во время скоростных гонок. Ей удалось удержаться на двух колесах. Потом она с жуткой скоростью помчалась навстречу машине Спенсера и, завизжав тормозами, остановилась у кромки тротуара на другой стороне улицы.
Спенсер подумал, что машиной управляет пьяный или подросток, который чего-то наглотался. Дверцы распахнулись, и из машины выскочили четыре типа. Он таких слишком хорошо знал. Они бросились к входу в квартиры.
Спенсер начал потихоньку прибавлять скорость.
Один из бегущих людей увидел Спенсера, показал на него остальным и что-то закричал. Все четверо развернулись лицом к машине Спенсера.
– Эй, дружок, держись!
Спенсер резко нажал на акселератор, и машина рванулась подальше от этих людей, чтобы как можно быстрее повернуть за угол.
Спенсер услышал пальбу.
Глава 10
Но пластик полностью перерабатывается только в течение трехсот лет. И во время этого периода токсичные химические вещества станут выделяться из контейнера прямо в океан, загрязняя его.
Ему следовало выбросить контейнер в один из мусорных ящиков, которые стояли через определенные промежутки вдоль ограждения пирса.
Но уже слишком поздно. Он был всего лишь человек, и поэтому всегда возникали проблемы.
Некоторое время Рой стоял, прислонившись к ограждению. Он смотрел в бесконечность неба и воды, размышляя над проблемами человечества.
По мнению Роя, самые большие проблемы в мире были связаны с человеческими существами. Несмотря на все желания и старания, люди не могли достичь физического, эмоционального или интеллектуального совершенства. Род человеческий был приговорен к несовершенству. И Рой пребывал в отчаянии или же старался об этом забыть.
Хотя Джиневра была безусловно привлекательной, идеальными у нее были только руки.
И тех теперь уже нет.
Но даже если и так, ей все равно повезло – большинство людей были неидеальными во всех отношениях. Они никогда не испытали уверенности и удовольствия, которые могли доставить даже одна идеальная черта или деталь их фигуры.
Роя постоянно преследовал один и тот же сон. Он ему снился три или четыре раза в месяц. Рой каждый раз просыпался после этого сна в восторге. Во сне он ездил по миру и искал женщин, подобных Джиневре, и у каждой из них он отнимал то, что было в ней великолепно: у одной он забирал такие чудесные глаза, что при взгляде на них у него начинало болеть сердце, у следующей он брал ее роскошные ноги, у третьей заимствовал белоснежные красивые зубы богини. Он держал свои сокровища в волшебных кувшинах, и они там не портились. Так он собрал все, что было необходимо для создания идеальной женщины, для любовницы, о которой он мечтал всю жизнь. Она была настолько прекрасна и идеальна, что он чуть не ослеп, когда взглянул на нее. Ее легкое прикосновение доводило его до экстаза.
К сожалению, он всегда просыпался в тот момент, когда погружался в ее объятия.
В своей жизни он никогда не встречался с подобной красотой.
Сны были единственным утешением для человека, который жаждал совершенства.
Он стоял и смотрел на небо и на океан. Одинокий человек в конце пустынного пирса. В нем самом не было ничего идеального. Но он мечтал о несбыточном.
Он понимал, что в нем сочетается романтик и трагик. Были даже люди, называвшие его глупцом. Но он мечтал, и его мечты были такими возвышенными.
Рой вздохнул, отвернулся от равнодушного моря и пошел к машине.
Сидя за рулем, но еще не заводя мотор, Рой вытащил цветной снимок из бумажника. Он носил его с собой уже больше года и часто разглядывал. Тот его просто заколдовал, и он мог смотреть на него целыми днями и о чем-то мечтать.
Это было фото женщины, которая недавно звалась Валери Энн Кин. Она была привлекательна. Да, почти так же привлекательна, как Джиневра.
Но она притягивала Роя, и он просто был поражен божественной силой, создавшей человечество. Она заколдовала его своими великолепными глазами. Они были более выразительные и красивые, чем глаза капитана Гарри Дескоте из полицейского департамента Лос-Анджелеса.
Темные влажные глаза. Огромные, но совершенно пропорциональные на ее лице. Взгляд был прямой, но все равно загадочный... Это были глаза, которые видели все, что происходило в самом сердце таинственных событий. Это были глаза безгрешной души.
И в то же время они принадлежали бесстыжей, хитрой соблазнительнице. Эти глаза, даже когда они лгали, были прозрачными как стекло, в них были видны душа и сексуальность и полное понимание судьбы.
Рой был уверен, что на самом деле ее глаза еще более выразительны, чем на фото, и имеют большую власть. Он видел и другие ее фотографии и бесконечные кассеты с ее изображением. И каждый новый портрет терзал ему сердце еще сильнее.
Когда он ее отыщет, он ее убьет во имя интересов Агентства и Томаса Саммертона, и ради всех людей, кто желал сделать лучше страну и весь мир. Ей нет пощады! Она несла в себе зло. Но только не ее великолепные глаза.
И после того как Рой выполнит свой долг, он заберет себе ее глаза. Он их заслужил. На короткое время эти сказочные глаза дадут ему утешение, в котором он сильно нуждался. Мир становился иногда таким жестоким и холодным, и его было сложно выносить даже тем, кто старался думать только о хорошем, как это делал Рой.
Когда Спенсер наконец смог добраться до двери, держа Рокки на руках (собака не собиралась выходить отсюда по собственной воле), Теда положила в пластиковый пакет оставшиеся десять шоколадных печений с тарелки, стоявшей рядом с его креслом. Она настояла, чтобы он взял их с собой. Она также проковыляла в кухню и вернулась с домашними булочками с черникой, которые положила в маленький пакет из коричневой плотной бумаги. Потом она еще раз выходила туда и принесла для него два куска лимонного торта, посыпанного кокосом, в пластиковом контейнере.
Спенсер начал протестовать, потому что он не мог возвратить ей контейнер.
– Ерунда, – сказала ему Теда. – Вам не нужно его возвращать. У меня достаточно разной посуды, ее мне хватит до скончания моих дней. Я собирала посуду все время и собирала эти удобные контейнеры. В них можно хранить все, что угодно. Но нельзя же собирать что-то до бесконечности. Поэтому вы съедите торт и потом просто выбросите контейнер. Вот и все.
Кроме всяких печеностей и вкусностей, Спенсер получил еще кое-какую информацию о Ханне-Валери. Первое, это был рассказ Теды о рисунке на стене спальни Ханны. Но он все еще не знал, как ему применить полученную информацию. Второе касалось того, что припомнила Теда из рассказа Ханны, когда они сидели за столом. Это было незадолго до того, как Ханна собрала вещички и удрала из Вегаса. Они говорили о местах, где бы им хотелось жить. Теда никак не могла выбрать между Англией и Гавайями. Зато Ханна утверждала, что маленький городок Кармель в Калифорнии так красив и спокоен, как только может желать человек.
Спенсер подумал, что Кармель это слишком уж произвольная догадка, но в данный момент у него не было ничего лучшего.
С другой стороны, она не поехала прямо туда после Лас-Вегаса.
Она сначала пожила в районе Лос-Анджелеса и попыталась существовать там в образе Валери Кин. Но может, сейчас, когда ее таинственные враги два раза настигали ее в больших городах, она попытается проверить, легко ли им будет обнаружить ее в маленьком городке.
О том, что Ханна упоминала о Кармеле, Теда не сказала этой банде грубых, наглых бестолочей, которые к тому же разбивали окна. Возможно, у Спенсера будет перед ними некоторое преимущество?
Ему трудно было оставлять Теду одну с ее воспоминаниями о любимом муже, умерших детях и пропавшей подруге. Но он поблагодарил ее от всего сердца и, выйдя на балкон, начал спускаться вниз по ступенькам, ведущим во двор.
Он удивился, увидев серо-черное небо в облаках. Поднялся сильный ветер. Он долго пробыл в мире Теды и забыл, что кроме него существует еще и другой мир, за стенами ее квартиры. Пальмы качались на ветру, сильно похолодало.
Спенсер с трудом спускался по ступенькам, держа в руках собаку, весившую почти двадцать килограммов, пластиковый пакет с печеньями, еще пакетик с булочками и контейнер с лимонным тортом. Ему пришлось тащить Рокки на руках до самого конца лестницы, потому что он был уверен, что как только отпустит собаку, она сразу же рванется обратно в мир Теды.
Когда Спенсер наконец спустил его на дорожку, Рокки повернулся назад и жадно посмотрел на ступеньки, ведущие в маленький собачий рай.
– Пора вернуться в реальный мир, – сказал ему Спенсер.
Собака взвизгнула.
Спенсер пошел к первому зданию комплекса, к деревьям, гнувшимся под ударами ветра.
Не доходя до бассейна, он обернулся назад.
Рокки все еще стоял у лестницы.
– Эй, дружище. – Рокки посмотрел на него. – Ты чья собака, между прочим? – На морде пса появилось выражение собачьего стыда и вины, и он наконец заковылял к Спенсеру. – Лесси никогда бы не оставила Тимми, даже ради бабульки самого Господа Бога. – Рокки зачихал от сильного запаха хлорки. – Что было бы, – сказал Спенсер, когда наконец собака подошла к нему, – если бы меня придавил перевернутый трактор и я не смог бы сам освободиться или на меня напал злой медведь? – Рокки завизжал, как бы стараясь извиниться. – Ладно, я тебя прощаю, – сказал ему Спенсер. На улице, сев в машину, он добавил: – Ты знаешь, парень, я тобой горжусь. – Рокки наклонил голову. Включив мотор, Спенсер сказал: – Ты с каждым днем становишься все более спокойным и не так сильно боишься чужих людей. Если бы я не знал тебя лучше, я бы мог подумать, что ты потихоньку таскаешь у меня припрятанные денежки и бегаешь на сеансы терапии к какому-нибудь дорогому и модному психиатру, живущему в Беверли-Хиллз.
Впереди «Шевроле» грязно-зеленого цвета на бешеной скорости завернул за угол. Завизжали колеса, и из-под них даже показался дымок. Машина чуть не перевернулась, как это бывает во время скоростных гонок. Ей удалось удержаться на двух колесах. Потом она с жуткой скоростью помчалась навстречу машине Спенсера и, завизжав тормозами, остановилась у кромки тротуара на другой стороне улицы.
Спенсер подумал, что машиной управляет пьяный или подросток, который чего-то наглотался. Дверцы распахнулись, и из машины выскочили четыре типа. Он таких слишком хорошо знал. Они бросились к входу в квартиры.
Спенсер начал потихоньку прибавлять скорость.
Один из бегущих людей увидел Спенсера, показал на него остальным и что-то закричал. Все четверо развернулись лицом к машине Спенсера.
– Эй, дружок, держись!
Спенсер резко нажал на акселератор, и машина рванулась подальше от этих людей, чтобы как можно быстрее повернуть за угол.
Спенсер услышал пальбу.
Глава 10
Пуля попала в задние огни грузовика Спенсера. Еще одна с воем прошлась рикошетом по металлу. Но бак с бензином не взорвался.
Стекла не побились, и колеса не были спущены.
Спенсер резко повернул направо, за угол кафе. Он почувствовал, как машина сильно накренилась, готовая перевернуться, поэтому попытался продлить скольжение колес. Запахло жженой резиной, а задние колеса завиляли по покрытию дороги. Машина неслась по боковой улочке, вне досягаемости стрелявших. Спенсер увеличил скорость.
Рокки боялся темноты, ветра, молнии и котов. Ему не нравилось, когда за ним подглядывали, пока он совершал туалет, и еще многое, многое другое. Но как ни странно, он совершенно не был испуган стрельбой и лихачеством Спенсера за рулем. Эта гонка была похожа на ряд цирковых трюков. Рокки выпрямился, уцепившись когтями за обивку сиденья. Он покачивался в такт движению машины, громко дышал и улыбался.
Глянув на спидометр, Спенсер увидел, что они едут со скоростью шестьдесят пять миль, и это в зоне, где движение было ограничено тридцатью милями в час. Он еще поддал газу.
Сидя рядом с ним, Рокки начал вытворять такое, чего он раньше никогда не делал. Он качал головой вверх и вниз. Казалось, что он желал, чтобы Спенсер еще увеличил скорость, и приговаривал «Да-да-да-да-да...»
– Все сейчас слишком серьезно, – сказал ему Спенсер. Рокки фыркнул, как будто смеялся над опасностью. – Они, наверное, вели наблюдение за квартирой Теды и подслушивали ее разговоры.
«Да-да-да-да-да».
– Они тратили такие средства, подслушивая Теду! И все это начиная с ноября. Какого черта, что им нужно от Валери? Что она может знать или сделать такого важного, что вынуждает их тратить огромные деньги на подслушивание?
Спенсер посмотрел в зеркало заднего обзора. В полутора кварталах от них «Шевроле» повернул за угол у кафетерия.
Ему хотелось проскочить два квартала, прежде чем повернуть налево, чтобы сбить их с толку. Он надеялся, что эти бешеные торпеды, которые с такой радостью жали на курок в машине грязно-зеленого цвета, могли обмануться, подумав, что он свернул на первом перекрестке.
Они преследовали его. «Шевроле» быстро сокращал дистанцию. Он мчался гораздо быстрее, чем можно было ожидать, судя по его внешнему виду. Он был больше похож на одну из тех разбитых машин, которые государство выдавало инспекторам департамента сельского хозяйства или бюро по проверке блеска зубов у населения. На самом деле эта машина была намного мощнее, чем остальные модели «Шевроле».
Хотя они его и видели, Спенсер повернул налево в конце второго квартала, как и планировал. На этот раз он сделал широкий разворот, чтобы зря не терять время и не портить шины – они ему еще могли пригодиться.
Но он все равно мчался чересчур быстро, так что задел встречную «Хонду». Ее водитель резко отклонился вправо и въехал на тротуар, проскрежетал боком по пожарному крану и врезался в осевший металлический забор, окружавший заброшенную заправочную станцию.
Краем глаза Спенсер увидел, как Рокки силой инерции прижало к дверце салона, но он продолжал радостно качать головой.
«Да-да-да-да-да».
Машину начали обвевать сильные порывы холодного ветра. Справа было несколько акров незастроенной территории, и оттуда несло на улицу тучи песка.
Вегас застраивался хаотично на огромном пространстве долины, в пустыне, и даже развитые районы города перемежались с просторами неиспользовавшейся земли. С первого взгляда они представлялись крупными, пустующими площадками для парковки, но на самом деле свидетельствовали о тихом наступлении пустыни на город. Она только ждала удобного случая. Когда поднимался ветер, пустыня в сердцах срывала с себя маску смирения и обрушивалась на соседние районы.
Спенсер был почти ослеплен наступлением песка, который порывы ветра швыряли на ветровое стекло. Но он молил Бога, чтобы ветер был еще сильнее, а песок еще шире развернул свое наступление. Ему хотелось исчезнуть в кромешной буре, как корабль-призрак растворяется в тумане.
Он опять глянул назад. Видимость была всего лишь десять-пятнадцать футов.
Он начал было прибавлять скорость, но потом передумал. Он и так уже врезался в песчаный шторм на ужасной скорости. Впереди была такая же мгла, как и позади. Если он наткнется на стоящий или медленно двигающийся автомобиль или неожиданно вылетит на перекресток при встречном движении транспорта, его очень мало будет заботить четыре самоубийцы в мчащейся с бешеной скоростью спецмашине марки «Шевроле».
Когда-нибудь, если ось Земли отклонится на крохотное расстояние или воздушные потоки изменят направление по каким-то неизвестным причинам, тогда ветер и пустыня соединятся вместе, чтобы разрушить Вегас и похоронить развалины под биллионами кубических ярдов сухого, белого, торжествующего песка. Может, как раз сейчас и настал этот момент.
Что-то толкнуло машину сзади. Спенсер качнулся, глянул в зеркало заднего обзора. Этот «Шевроле» сидит у него на хвосте. Потом машина несколько поотстала в бушующем песке, а затем снова ринулась вперед и ударила машину Спенсера. Может быть, они хотели, чтобы он перевернулся, а может, просто напоминали, что следуют за ним.
Спенсер почувствовал, что Рокки смотрит на него, и тоже глянул на собаку.
Казалось, что собака спрашивала: «Ну и что теперь?»
Пустыня закончилась, и они влетели в тишину воздуха, свободного от туч летящего песка. В холодном суровом свете надвигавшегося урагана они уже потеряли надежду удрать от преследователей, подобно Лоуренсу Аравийскому, закутавшись в бушующих покрывалах из песка, несшегося из пустыни.
Впереди, на расстоянии полуквартала, маячил перекресток. Светофор зажег красный свет. Ему не прорваться через поток машин.
Спенсер не убирал ногу с акселератора. Он молил Бога, чтоб среди движущихся машин появился просвет. В последний момент ему пришлось нажать на тормоз, чтобы не врезаться в автобус. Казалось, что машина поднялась на передние колеса, потом резко остановилась, застряв в неглубокой дренажной канаве у самого перекрестка.
Рокки взвизгнул, прокатился по сиденью и съехал вниз под приборную доску.
Автобус выпустил бледно-голубые выхлопные газы и проехал мимо по самой ближней полосе дороги.
Рокки удалось развернуться в узком пространстве под сиденьем, и он улыбнулся Спенсеру.
– Парень, оставайся там, так будет безопаснее.
Не обращая внимания на совет, Рокки снова вскарабкался на сиденье, пока Спенсер прибавил скорость, чтобы проскользнуть на перпендикулярную магистраль в дыму удалявшегося автобуса.
Когда Спенсер повернул направо и обогнал автобус, он увидел в зеркало, что грязно-зеленый «Шевроле» проскакал по той же самой канаве и снова выехал на улицу так плавно, как будто спустился по воздуху.
– Этот сучий сын умеет водить машину!
Сзади из-за автобуса появился «Шевроле». Он двигался на большой скорости.
Спенсер опасался, что они начнут в него стрелять, и уже почти не надеялся оторваться от них.
Конечно, они будут просто сумасшедшими, если начнут палить на полном ходу из машины, когда вокруг такое движение. Пули могли поразить невинных водителей или пешеходов. Все же это не Чикаго в «Бурные двадцатые годы». Это не Бейрут и не Белфаст. Господи Боже мой, это ведь даже не Лос-Анджелес!
С другой стороны, они не побоялись начать стрелять в него перед квартирой Теды Давидович. Они в него стреляли.
Никаких предварительных вопросов. Они ему ничего не объяснили по поводу его конституционных прав. Черт, они даже не старались выяснить, кто он есть на самом деле. Они не стали проверять, то ли он лицо, которое им требуется. Им настолько хотелось захватить его, что они даже рискнули убить другого человека.
Казалось, они были уверены, что он знал что-то важное насчет Валери, и поэтому его следует убить. Но на самом деле он знал о прошлом этой женщины еще меньше, чем он знал о Рокки.
Если они догонят и убьют его, то начнут размахивать фальшивыми или настоящими удостоверениями ФБР или еще какими-нибудь удостоверениями и поэтому не станут отвечать за его убийство. Они заявят, что Спенсер был в бегах, вооружен и очень опасен. Что он убил полицейского. Он не сомневался, что у них окажется ордер на его арест. Этот ордер будет выдан уже после его смерти. Они также прижмут его мертвую руку к оружию, с помощью которого было совершено множество нераскрытых преступлений.
Он рванулся на желтый свет, когда тот переключился на красный, – «Шевроле» не отставал от него.
Если они не убьют его сразу, а только ранят и возьмут живым, то обязательно заключат его в звуконепроницаемое помещение и будут допрашивать и мучить. Ему не поверят, что он не виновен и ничего не знает. Они убьют его, но будут делать это очень медленно, чтобы попытаться узнать секреты, которыми он не обладает.
У Спенсера не было пистолета, у него были только руки. Он был кое-чему обучен. И еще у него была собака.
– Мы с тобой попали в беду, – сказал он Рокки.
На шести фотографиях была собака неопределенной породы, коричнево-черная, одно ухо у нее повисло. Наверное, это та самая собака, для которой Спенсер покупал роковую музыкальную пищащую косточку, заказав ее по почте в фирме, где спустя два года после этого заказа сохранились его адрес и имя.
Еще тридцать три фотографии изображали одну и ту же женщину. На некоторых из них ей было двадцать, на других уже около тридцати. На одной она была в джинсах и свитере с оленями и украшала рождественскую елку. На другой фотографии на ней были простенькое летнее платьице и белые босоножки, и она держала белую сумочку, радостно улыбаясь в камеру. На ней играли солнечные зайчики. Она стояла подле дерева, усыпанного гроздьями белых цветов. На многих фото она была снята рядом с лошадьми. Она их чистила, каталась на лошадях или кормила их яблоками.
Что-то в ней волновало Роя, но он не мог понять, в чем тут дело.
Она была, безусловно, привлекательной женщиной, но не сногсшибательной красоткой. Хорошо сложенная блондинка с синими глазами, но ничего особенно выдающегося, что помогло бы ей претендовать на место в пантеоне истинной красоты.
Хотя у нее была ослепительная улыбка. И на всех фотографиях она улыбалась именно такой улыбкой. Улыбка была теплой, открытой, легкой. Очаровательная улыбка. Она казалась такой искренней и свидетельствовала о нежном сердце.
Но улыбка не является чертою лица, и это было абсолютной истиной в случае с этой женщиной. У нее был приятный, но обычный рот, совсем не такой соблазнительный, как у Мелиссы Виклун. Форма губ ничем не поражала. Зубы у нее были самыми обычными. Ее рот не зажигал Роя. Но улыбка была все равно великолепной, подобной отражению солнца на обычной поверхности обычного пруда.
В ней не было ничего такого, чем бы он желал обладать.
Но ее образ не оставлял его. Он не был уверен, что когда-то встречался с ней, но чувствовал, что ему нужно знать, кто она такая. Он где-то видел ее раньше, так ему казалось.
Глядя на ее лицо и ослепительную улыбку, он почувствовал, что над ней нависло что-то ужасное, где-то там, за рамками фотографии. Холодная темнота спускалась на нее. Но женщина не подозревала об этом.
Самым последним фотографиям было, по меньшей мере, лет двадцать, а некоторым не меньше тридцати.
Краски пожухли даже на сравнительно поздних снимках. На других оставались только намеки на цвет – они были почти полностью беловато-серыми, а в некоторых местах выступили желтые пятна.
Рой переворачивал все фото, надеясь обнаружить на обороте какие-то надписи, которые могли бы ему помочь. Но там не было ничего. Ни слова, ни даты.
На двух фотографиях женщина была снята вместе с маленьким мальчиком. Роя поразило, насколько ребенок напоминал эту женщину. Но он все еще не мог понять, почему ее лицо казалось ему таким знакомым. И только сообразив, наконец, что мальчик был Спенсером Грантом, он все связал в единое целое и положил рядом две фотографии.
Это был Грант в то время, когда у него еще не было шрама.
Грант сегодняшний в большей мере, чем это обычно бывает, походил на себя в детстве.
На первой фотографии ему было лет шесть или семь – худенький мальчик в плавках, он стоял возле бассейна, и с него текла вода. Женщина стояла рядом с ним в купальнике. Она сыграла с ним глупую шутку – подняла руку над его головой и показала «рожки», растопырив два пальца.
На второй фотографии мальчик и женщина сидели у стола для пикников. Мальчик здесь был года на два старше, чем на первой фотографии. На нем были джинсы и майка и бейсбольная шапочка. Женщина обняла мальчика и привлекла его к себе, сбив набок шапочку.
На обеих фотографиях женщина улыбалась так же радостно, как и на других снимках без мальчика. Но здесь на ее лице можно было увидеть любовь и радость. Рой понял, что она была матерью Гранта.
Но он все равно не мог уяснить, почему лицо женщины так знакомо ему. Удивительно знакомо. Чем дольше он смотрел на нее, на фотографиях с мальчиком или без него, он все больше убеждался, что знает ее. Но он также чувствовал, что обстоятельства, при которых он видел ее прежде, были совершенно иными, чем на снимках, – мрачными, странными и неприятными.
Рой снова вернулся к снимку, где мать и сын стояли у бассейна. Вдали на некотором расстоянии возвышался огромный сарай. Даже на выцветшей фотографии можно было разобрать остатки красной краски на его высоких гладких стенах.
Женщина, мальчик, сарай.
Наверно, у него начали формироваться какие-то воспоминания, но происходило это еще на уровне подсознания, однако внезапно Рой похолодел.
Женщина, мальчик, сарай.
Он задрожал.
Рой поднял взгляд от карточек, лежавших на столе, и посмотрел в окно над раковиной, туда, где за домом росла небольшая рощица эвкалиптов. Там в редких просветах между ветвями блестели монетки солнечного света. Свет старался пронзить мглу тени. Рой хотел, чтобы воспоминания также пришли к нему, возникли из апокалиптической темноты.
Женщина, мальчик, сарай.
Как Рой ни старался, он ничего не мог вспомнить, хотя ему опять стало жутко неприятно.
Сарай.
Раньше или позже они могут встретиться с патрульной полицейской машиной. Как только в дело вмешается один из местных полицейских, Спенсеру будет почти невозможно удрать от них.
Он уже совершенно не ориентировался, потому что без конца менял направление, стараясь оторваться от преследователей. И он был поражен, когда промчался мимо одного из самых современных и новых отелей Вегаса. Тот стоял справа от дороги. Значит, Южный бульвар Лас-Вегаса был от него всего в нескольких ярдах. Впереди горел красный глаз светофора, но Спенсер был готов поклясться, что пока он доедет до него, тот переключится на зеленый.
Стекла не побились, и колеса не были спущены.
Спенсер резко повернул направо, за угол кафе. Он почувствовал, как машина сильно накренилась, готовая перевернуться, поэтому попытался продлить скольжение колес. Запахло жженой резиной, а задние колеса завиляли по покрытию дороги. Машина неслась по боковой улочке, вне досягаемости стрелявших. Спенсер увеличил скорость.
Рокки боялся темноты, ветра, молнии и котов. Ему не нравилось, когда за ним подглядывали, пока он совершал туалет, и еще многое, многое другое. Но как ни странно, он совершенно не был испуган стрельбой и лихачеством Спенсера за рулем. Эта гонка была похожа на ряд цирковых трюков. Рокки выпрямился, уцепившись когтями за обивку сиденья. Он покачивался в такт движению машины, громко дышал и улыбался.
Глянув на спидометр, Спенсер увидел, что они едут со скоростью шестьдесят пять миль, и это в зоне, где движение было ограничено тридцатью милями в час. Он еще поддал газу.
Сидя рядом с ним, Рокки начал вытворять такое, чего он раньше никогда не делал. Он качал головой вверх и вниз. Казалось, что он желал, чтобы Спенсер еще увеличил скорость, и приговаривал «Да-да-да-да-да...»
– Все сейчас слишком серьезно, – сказал ему Спенсер. Рокки фыркнул, как будто смеялся над опасностью. – Они, наверное, вели наблюдение за квартирой Теды и подслушивали ее разговоры.
«Да-да-да-да-да».
– Они тратили такие средства, подслушивая Теду! И все это начиная с ноября. Какого черта, что им нужно от Валери? Что она может знать или сделать такого важного, что вынуждает их тратить огромные деньги на подслушивание?
Спенсер посмотрел в зеркало заднего обзора. В полутора кварталах от них «Шевроле» повернул за угол у кафетерия.
Ему хотелось проскочить два квартала, прежде чем повернуть налево, чтобы сбить их с толку. Он надеялся, что эти бешеные торпеды, которые с такой радостью жали на курок в машине грязно-зеленого цвета, могли обмануться, подумав, что он свернул на первом перекрестке.
Они преследовали его. «Шевроле» быстро сокращал дистанцию. Он мчался гораздо быстрее, чем можно было ожидать, судя по его внешнему виду. Он был больше похож на одну из тех разбитых машин, которые государство выдавало инспекторам департамента сельского хозяйства или бюро по проверке блеска зубов у населения. На самом деле эта машина была намного мощнее, чем остальные модели «Шевроле».
Хотя они его и видели, Спенсер повернул налево в конце второго квартала, как и планировал. На этот раз он сделал широкий разворот, чтобы зря не терять время и не портить шины – они ему еще могли пригодиться.
Но он все равно мчался чересчур быстро, так что задел встречную «Хонду». Ее водитель резко отклонился вправо и въехал на тротуар, проскрежетал боком по пожарному крану и врезался в осевший металлический забор, окружавший заброшенную заправочную станцию.
Краем глаза Спенсер увидел, как Рокки силой инерции прижало к дверце салона, но он продолжал радостно качать головой.
«Да-да-да-да-да».
Машину начали обвевать сильные порывы холодного ветра. Справа было несколько акров незастроенной территории, и оттуда несло на улицу тучи песка.
Вегас застраивался хаотично на огромном пространстве долины, в пустыне, и даже развитые районы города перемежались с просторами неиспользовавшейся земли. С первого взгляда они представлялись крупными, пустующими площадками для парковки, но на самом деле свидетельствовали о тихом наступлении пустыни на город. Она только ждала удобного случая. Когда поднимался ветер, пустыня в сердцах срывала с себя маску смирения и обрушивалась на соседние районы.
Спенсер был почти ослеплен наступлением песка, который порывы ветра швыряли на ветровое стекло. Но он молил Бога, чтобы ветер был еще сильнее, а песок еще шире развернул свое наступление. Ему хотелось исчезнуть в кромешной буре, как корабль-призрак растворяется в тумане.
Он опять глянул назад. Видимость была всего лишь десять-пятнадцать футов.
Он начал было прибавлять скорость, но потом передумал. Он и так уже врезался в песчаный шторм на ужасной скорости. Впереди была такая же мгла, как и позади. Если он наткнется на стоящий или медленно двигающийся автомобиль или неожиданно вылетит на перекресток при встречном движении транспорта, его очень мало будет заботить четыре самоубийцы в мчащейся с бешеной скоростью спецмашине марки «Шевроле».
Когда-нибудь, если ось Земли отклонится на крохотное расстояние или воздушные потоки изменят направление по каким-то неизвестным причинам, тогда ветер и пустыня соединятся вместе, чтобы разрушить Вегас и похоронить развалины под биллионами кубических ярдов сухого, белого, торжествующего песка. Может, как раз сейчас и настал этот момент.
Что-то толкнуло машину сзади. Спенсер качнулся, глянул в зеркало заднего обзора. Этот «Шевроле» сидит у него на хвосте. Потом машина несколько поотстала в бушующем песке, а затем снова ринулась вперед и ударила машину Спенсера. Может быть, они хотели, чтобы он перевернулся, а может, просто напоминали, что следуют за ним.
Спенсер почувствовал, что Рокки смотрит на него, и тоже глянул на собаку.
Казалось, что собака спрашивала: «Ну и что теперь?»
Пустыня закончилась, и они влетели в тишину воздуха, свободного от туч летящего песка. В холодном суровом свете надвигавшегося урагана они уже потеряли надежду удрать от преследователей, подобно Лоуренсу Аравийскому, закутавшись в бушующих покрывалах из песка, несшегося из пустыни.
Впереди, на расстоянии полуквартала, маячил перекресток. Светофор зажег красный свет. Ему не прорваться через поток машин.
Спенсер не убирал ногу с акселератора. Он молил Бога, чтоб среди движущихся машин появился просвет. В последний момент ему пришлось нажать на тормоз, чтобы не врезаться в автобус. Казалось, что машина поднялась на передние колеса, потом резко остановилась, застряв в неглубокой дренажной канаве у самого перекрестка.
Рокки взвизгнул, прокатился по сиденью и съехал вниз под приборную доску.
Автобус выпустил бледно-голубые выхлопные газы и проехал мимо по самой ближней полосе дороги.
Рокки удалось развернуться в узком пространстве под сиденьем, и он улыбнулся Спенсеру.
– Парень, оставайся там, так будет безопаснее.
Не обращая внимания на совет, Рокки снова вскарабкался на сиденье, пока Спенсер прибавил скорость, чтобы проскользнуть на перпендикулярную магистраль в дыму удалявшегося автобуса.
Когда Спенсер повернул направо и обогнал автобус, он увидел в зеркало, что грязно-зеленый «Шевроле» проскакал по той же самой канаве и снова выехал на улицу так плавно, как будто спустился по воздуху.
– Этот сучий сын умеет водить машину!
Сзади из-за автобуса появился «Шевроле». Он двигался на большой скорости.
Спенсер опасался, что они начнут в него стрелять, и уже почти не надеялся оторваться от них.
Конечно, они будут просто сумасшедшими, если начнут палить на полном ходу из машины, когда вокруг такое движение. Пули могли поразить невинных водителей или пешеходов. Все же это не Чикаго в «Бурные двадцатые годы». Это не Бейрут и не Белфаст. Господи Боже мой, это ведь даже не Лос-Анджелес!
С другой стороны, они не побоялись начать стрелять в него перед квартирой Теды Давидович. Они в него стреляли.
Никаких предварительных вопросов. Они ему ничего не объяснили по поводу его конституционных прав. Черт, они даже не старались выяснить, кто он есть на самом деле. Они не стали проверять, то ли он лицо, которое им требуется. Им настолько хотелось захватить его, что они даже рискнули убить другого человека.
Казалось, они были уверены, что он знал что-то важное насчет Валери, и поэтому его следует убить. Но на самом деле он знал о прошлом этой женщины еще меньше, чем он знал о Рокки.
Если они догонят и убьют его, то начнут размахивать фальшивыми или настоящими удостоверениями ФБР или еще какими-нибудь удостоверениями и поэтому не станут отвечать за его убийство. Они заявят, что Спенсер был в бегах, вооружен и очень опасен. Что он убил полицейского. Он не сомневался, что у них окажется ордер на его арест. Этот ордер будет выдан уже после его смерти. Они также прижмут его мертвую руку к оружию, с помощью которого было совершено множество нераскрытых преступлений.
Он рванулся на желтый свет, когда тот переключился на красный, – «Шевроле» не отставал от него.
Если они не убьют его сразу, а только ранят и возьмут живым, то обязательно заключат его в звуконепроницаемое помещение и будут допрашивать и мучить. Ему не поверят, что он не виновен и ничего не знает. Они убьют его, но будут делать это очень медленно, чтобы попытаться узнать секреты, которыми он не обладает.
У Спенсера не было пистолета, у него были только руки. Он был кое-чему обучен. И еще у него была собака.
– Мы с тобой попали в беду, – сказал он Рокки.
* * *
В кухне домика, затерянного в каньоне Малибу, Рой Миро сидел один у стола и перебирал сорок фотографий. Его подручные нашли их в коробке из-под обуви на шкафу в спальне. Одно фото было в конверте, а остальные россыпью лежали в коробке.На шести фотографиях была собака неопределенной породы, коричнево-черная, одно ухо у нее повисло. Наверное, это та самая собака, для которой Спенсер покупал роковую музыкальную пищащую косточку, заказав ее по почте в фирме, где спустя два года после этого заказа сохранились его адрес и имя.
Еще тридцать три фотографии изображали одну и ту же женщину. На некоторых из них ей было двадцать, на других уже около тридцати. На одной она была в джинсах и свитере с оленями и украшала рождественскую елку. На другой фотографии на ней были простенькое летнее платьице и белые босоножки, и она держала белую сумочку, радостно улыбаясь в камеру. На ней играли солнечные зайчики. Она стояла подле дерева, усыпанного гроздьями белых цветов. На многих фото она была снята рядом с лошадьми. Она их чистила, каталась на лошадях или кормила их яблоками.
Что-то в ней волновало Роя, но он не мог понять, в чем тут дело.
Она была, безусловно, привлекательной женщиной, но не сногсшибательной красоткой. Хорошо сложенная блондинка с синими глазами, но ничего особенно выдающегося, что помогло бы ей претендовать на место в пантеоне истинной красоты.
Хотя у нее была ослепительная улыбка. И на всех фотографиях она улыбалась именно такой улыбкой. Улыбка была теплой, открытой, легкой. Очаровательная улыбка. Она казалась такой искренней и свидетельствовала о нежном сердце.
Но улыбка не является чертою лица, и это было абсолютной истиной в случае с этой женщиной. У нее был приятный, но обычный рот, совсем не такой соблазнительный, как у Мелиссы Виклун. Форма губ ничем не поражала. Зубы у нее были самыми обычными. Ее рот не зажигал Роя. Но улыбка была все равно великолепной, подобной отражению солнца на обычной поверхности обычного пруда.
В ней не было ничего такого, чем бы он желал обладать.
Но ее образ не оставлял его. Он не был уверен, что когда-то встречался с ней, но чувствовал, что ему нужно знать, кто она такая. Он где-то видел ее раньше, так ему казалось.
Глядя на ее лицо и ослепительную улыбку, он почувствовал, что над ней нависло что-то ужасное, где-то там, за рамками фотографии. Холодная темнота спускалась на нее. Но женщина не подозревала об этом.
Самым последним фотографиям было, по меньшей мере, лет двадцать, а некоторым не меньше тридцати.
Краски пожухли даже на сравнительно поздних снимках. На других оставались только намеки на цвет – они были почти полностью беловато-серыми, а в некоторых местах выступили желтые пятна.
Рой переворачивал все фото, надеясь обнаружить на обороте какие-то надписи, которые могли бы ему помочь. Но там не было ничего. Ни слова, ни даты.
На двух фотографиях женщина была снята вместе с маленьким мальчиком. Роя поразило, насколько ребенок напоминал эту женщину. Но он все еще не мог понять, почему ее лицо казалось ему таким знакомым. И только сообразив, наконец, что мальчик был Спенсером Грантом, он все связал в единое целое и положил рядом две фотографии.
Это был Грант в то время, когда у него еще не было шрама.
Грант сегодняшний в большей мере, чем это обычно бывает, походил на себя в детстве.
На первой фотографии ему было лет шесть или семь – худенький мальчик в плавках, он стоял возле бассейна, и с него текла вода. Женщина стояла рядом с ним в купальнике. Она сыграла с ним глупую шутку – подняла руку над его головой и показала «рожки», растопырив два пальца.
На второй фотографии мальчик и женщина сидели у стола для пикников. Мальчик здесь был года на два старше, чем на первой фотографии. На нем были джинсы и майка и бейсбольная шапочка. Женщина обняла мальчика и привлекла его к себе, сбив набок шапочку.
На обеих фотографиях женщина улыбалась так же радостно, как и на других снимках без мальчика. Но здесь на ее лице можно было увидеть любовь и радость. Рой понял, что она была матерью Гранта.
Но он все равно не мог уяснить, почему лицо женщины так знакомо ему. Удивительно знакомо. Чем дольше он смотрел на нее, на фотографиях с мальчиком или без него, он все больше убеждался, что знает ее. Но он также чувствовал, что обстоятельства, при которых он видел ее прежде, были совершенно иными, чем на снимках, – мрачными, странными и неприятными.
Рой снова вернулся к снимку, где мать и сын стояли у бассейна. Вдали на некотором расстоянии возвышался огромный сарай. Даже на выцветшей фотографии можно было разобрать остатки красной краски на его высоких гладких стенах.
Женщина, мальчик, сарай.
Наверно, у него начали формироваться какие-то воспоминания, но происходило это еще на уровне подсознания, однако внезапно Рой похолодел.
Женщина, мальчик, сарай.
Он задрожал.
Рой поднял взгляд от карточек, лежавших на столе, и посмотрел в окно над раковиной, туда, где за домом росла небольшая рощица эвкалиптов. Там в редких просветах между ветвями блестели монетки солнечного света. Свет старался пронзить мглу тени. Рой хотел, чтобы воспоминания также пришли к нему, возникли из апокалиптической темноты.
Женщина, мальчик, сарай.
Как Рой ни старался, он ничего не мог вспомнить, хотя ему опять стало жутко неприятно.
Сарай.
* * *
Спенсер несся по улицам, где стояли оштукатуренные домики, а рядом с ними росли кактусы, ростки юкки и приземистые оливковые деревья. Обилие этих растений напоминало пустынный ландшафт. Он промчался через парковку торгового центра, через индустриальный район, через дебри ржавых железных сараев, где люди хранили то, что им, видимо, никогда не потребуется. Потом он свернул с дороги и проехал по парку. Там метались на ветру листья лохматых пальм. Было ясно, что ураган приближается. Спенсер безуспешно старался оторваться от преследующего его «Шевроле».Раньше или позже они могут встретиться с патрульной полицейской машиной. Как только в дело вмешается один из местных полицейских, Спенсеру будет почти невозможно удрать от них.
Он уже совершенно не ориентировался, потому что без конца менял направление, стараясь оторваться от преследователей. И он был поражен, когда промчался мимо одного из самых современных и новых отелей Вегаса. Тот стоял справа от дороги. Значит, Южный бульвар Лас-Вегаса был от него всего в нескольких ярдах. Впереди горел красный глаз светофора, но Спенсер был готов поклясться, что пока он доедет до него, тот переключится на зеленый.