Страница:
Коты и Кошки, освободившись от необходимости льстить мне и подлизываться, наперебой заорали:
– Ресторан "Регистан" – открыли недавно бухарские евреи!..
– Китайская химчистка!..
– Корейский рыбный магазин… – всхлипнул ктото из Котов.
– Американско-еврейская аптека…
– Кошерная лавка!..
Надо будет у Рут спросить – что это?..
– Гросери… Что-то типа гастронома, – пояснил пожилой Кот, почувствовав мое замешательство.
– Банк на углу Квинс-бульвара…
Как-то в Грюнвальде мы были с Фридрихом в его банке – тоска смертная. Вот уж не для Котов.
– Ну, в банке нам делать нечего, – сказал я. – Теперь, пожалуйста, – левую сторону.
Хорошо, что Водила как-то обучил меня, где лево, а где – право. Оказалось, что это совершенно разные стороны!
– Еще одна китайская прачечная…
– Русский магазин!.. – снова сказал пожилой Кот и робко добавил: – Около которого вы, мистер Мартин, сегодня приняли "единственно верное решение в неблагоприятно сложившейся обстановке" для миссис Истлейк и ее сына…
– Еврейская сапожная мастерская Ленина…
Мне показалось, что я ослышался, и не поверил своим ушам:
– Чья сапожная мастерская?!
– Ленина, Ленина! – подтвердил из-за моей спины седой Крыс. – Мы там бываем. Вообще-то его зовут Алик, но так как он похож на какого-то "Ленина" – лысина, бородка, кепочка, – то все-все евреи и русские нашего района называют его "Ленин".
– Интересненько… – пробормотал я. – Давайте дальше!
– Бухарскую парикмахерскую забыли!..
– Правильно! И русский кар-сервис. Такси…
– А греческий ресторан?! – вожделенно простонали чуть ли не хором несколько Котов и Кошек.
– Все? – спросил я.
– Да, пожалуй… – неуверенно промямлил кто-то.
– К сожалению, все забыли про китайцев с их "Стесенери", – смущенно сказал пожилой Кот. – Это журналы, газеты, открытки, бумага… А так как у меня в прошлом есть достаточно большой опыт работы с печатным словом, то мне очень хотелось бы сотрудничать именно там. Я смог бы держать всех вас и наших союзников в курсе текущих событий…
Тут у меня вообще глаза на лоб полезли! Вот она – Америка… Мало того, что на одном квартале уместились представители половины земного шара со своими заведениями, здесь еще и Коты "работают с печатным словом"!..
– Вы, что же, читать умеете, мистер… – спросил я.
– Хемфри, – подсказал мне пожилой Кот. – Да, мистер Мартин. Умею.
История старика Хемфри оказалась просто поразительной!
Когда-то Хемфри служил на углу самой знаменитой в Манхеттене Пятой авеню и не менее известной Сорок второй улицы, в огромной Публичной Библиотеке Нью-Йорка.
Сказав "служил", я ничуть не преувеличил. В расцвете своей молодости Хемфри был зачислен в штат служащих Нью-Йоркской Публичной библиотеки в качестве "ОФИЦИАЛЬНОГО МЫШЕЛОВА" с окладом, покрывающим все расходы на его содержание. Он даже медицинскую страховку имел!
Эта Библиотека, по словам Хемфри, была одним из крупнейших книжных собраний, превосходящим и Батлеровскую библиотеку, и библиотеку Лоу-Лайбрериз Колумбийского университета, а также и Моргановскую библиотеку, находящуюся на Тридцать шестой Ист-Стрит…
Согласитесь, что не научиться читать, работая в таком месте, – было бы равносильно тому, чтобы не напиться, сидя у ручья!
Однажды компания, производящая Кошачье питание, обратилась к администрации библиотеки с просьбой разрешить Коту Хемфри сняться в рекламном ролике для телевидения. Администрация НьюЙоркской публички категорически возразила! Дескать, Кот Хемфри является ШТАТНЫМ МЫШЕЛОВОМ библиотеки, а стало быть – ГОСУДАРСТВЕННЫМ СЛУЖАЩИМ. То есть входит в число тех официальных персон, которым американскими законами запрещено иметь частный бизнес или участвовать в рекламных кампаниях.
По молодости лет Хемфри "положил хвост" на все американское законодательство и за фунт говяжьих сосисок и полтора фунта свежей сырой рыбы снялся в рекламном ролике, достоверно сыграв неподдельный интерес к продукции фирмы, один взгляд на которую у нормального Кота должен был бы вызвать неудержимую рвотную реакцию.
В один из зимних вечеров кто-то из библиотечного начальства углядел эту рекламу на экране собственного телевизора, и на следующий день Кот Хемфри был вышвырнут на улицу без выходного пособия.
С годами он падал все ниже и ниже и вот теперь живет в Квинсе и влачит достаточно жалкое существование опустившегося интеллигента…
Но это я все узнал потом, из личного разговора со стариной Хемфри, после совещания.
Пока же я предложил нашей банде любыми способами войти в доверие ко всем Служащим и Хозяевам вышеперечисленных интернациональных заведений Девяносто девятой улицы.
Не обкрадывать их тайно, не вымаливать жалкие подачки, являясь перед ними в затрапезном, антисанитарно-немытом виде, трусливо зыркая по сторонам вороватым глазом и ползая на полусогнутых вдоль стены, источая помоечный запах…
А входить в Заведение или Жилище Человека во всем блеске своей чисто вымытой шерсти и пушистости, с весело и гордо задранным хвостом, с ласковоснисходительным взглядом, заранее прощая Человечеству все их Людские слабости!..
– Вот как нужно знакомиться, если вы хотите добиться хоть малейшего успеха в жизни! – сказал я им. – Но и этого может оказаться недостаточным. Прошло время, когда Люди просто умилялись присутствию Котика или Кошечки в своем доме. Теперь от Котиков Люди вправе потребовать ПОСТУПКИ, которые им, Людям, покажутся полезными. Да, да!
К несчастью, мир сегодня – прагматичен. Ничто в жизни не дается даром!.. Вы должны доказать свою необходимость там, где вы собираетесь бросить якорь и начать возделывать целину!..
Не скрою, я просто упивался собственным красноречием! Я понял, что в наше время стать Вождем – раз плюнуть: нужно просто насобачиться уверенным голосом поучать других и советовать им сделать то, чего ты сам никогда не делал и делать не собираешься. Другой вопрос – пойдут ли потом за тобою массы?.. Но на первых порах ты свой кус всегда успеешь открямзать!
Но это я не о себе. Я как раз предложил "МЕТОДИКУ ПОСТУПКА" на основании своего российского опыта. В первой части "Кыси" я достаточно подробно об этом рассказывал. Не будучи уверенным, что все так уж выучили наизусть первые две части этой книги, я вкратце напомню об этой "МЕТОДЕ", изобретенной, кстати, не мной, а моим питерским корешком – Бесхвостым Котом-Бродягой.
Естественно, что я всего этого не сказал, а предложил им голую техническую схему ПОСТУПКА, мгновенно рождающего доверие Людей к Коту или Кошке. Проверено многократно, действие – безотказное!
– Вы берете дохлую Крысу… – начал было я и поперхнулся. – Пардон! Еще пардон!.. В нашем частном случае вы договариваетесь с любой союзнической Крысой, чтобы она притворилась мертвой, осторожно берете ее за шкирку – храни Господь сделать ей больно – и несете ее к Хозяину облюбованного вами Заведения. И молча кладете Крысу перед ним. С понтом – вроде бы вы ее поймали только что у него в кладовке или еще черт знает где… Дальше я вам гарантирую восторги Людей и мольбы о том, чтобы вы унесли Крысу. Вы, с Крысой в зубах, заходите за угол, прощаетесь с ней до вечера и возвращаетесь в заведение, где вас кормят и умоляют остаться здесь навсегда! Все. Отныне эта Крыса – ваш постоянный партнер. Сработаетесь – будете вдвоем шустрить в этом доме, как вам заблагорассудится. Отныне – вы Хозяева в этом доме! Но два-три раза в неделю вы со своим партнером должны повторять этот маленький спектакль, чтобы Люди понимали, что теперь они без вас и дня прожить не смогут.
Ба-а-а-альших трудов стойло уговорить Крыс принять участие в этом эксперименте!..
Лишь после многократных обещаний, что Коты и Кошки напрочь подавят а себе всяческие опасные и вредные охотничьи инстинкты, только после клятвенных заверений о последующем равномерном разделе добычи, Крысы согласились на этот вариант.
Разбивка Котов и Крыс по партнерским парам тоже стоила чудовищных усилий: для того чтобы обезопаситься, Крысы требовали себе в партнеры небольших и слабосильных Кошек (или Котов), с которыми, в случае самопроизвольного проявления природных Кошачьих наклонностей, Крыса и сама была бы в состоянии справиться.
Причем Крысы на роль "трупов" подбирались из бойцовской группы охраны. Их вес, вид и передние резцы даже у бывалых Котов вызывали чувство озноба.
Мелковатые Коты и Кошки, отобранные Крысами себе в партнеры, вопили, что им не под силу таскать таких гигантов и они требуют себе Крыс поменьше…
Короче говоря, репетиции мы начали только лишь через час.
Актерское мастерство по изображению "трупов" Крысам преподавал Первый Советник Мадам – старый седой Крыс. Он так натурально играл, что мы один раз все – и
Коты, и Крысы – жутко напугались! Нам причудилось, что старый Крыс действительно умер. Но, слава Богу, оказалось, что он, изображая труп, просто-напросто заигрался и заснул!..
Я взял на себя показ этюда приноса Крысы к Хозяину, предположим, мясного магазина. Хозяина играл пожилой, потертый Кот Хемфри из Нью-Йоркской Публичной библиотеки. Дай Господь, чтобы все Люди, торгующие мясом, были бы хоть наполовину так интеллигентны, как старина Хемфри!..
Во время репетиции между Котами и Крысами стояла непрекращающаяся ругань, а взаимные упреки и обвинения в бездарности так и сыпались на головы как одних, так и других. И все же!..
И все же, спустя еще час, мы достигли первых пристойных результатов!!!
Впервые за сегодняшнюю ночь я смог передохнуть… Я обычно предпочитаю активный отдых. Поэтому я тут же сграбастал ту, вчерашненькую, беленькую и пушистенькую, заволок ее под старый автомобиль, где и стал, по выражению Шуры Плоткина, "драть ее как Сидорову козу".
Я трахал ее за все!
За вчерашнего молодого черного Кота; за сегодняшнюю нервотрепку с этим болваном, напавшим на нас у магазина; за исчезновение Шуры Плоткина; за неясность моего социального положения; за то, что они так долго терпели Вагифа; за грязь и разобщенность, в которой они пребывали до моего появления; за запрещение Котам ездить в сабвее и автобусах легальным образом; за мусор на улицах; за стаи бездомных Собак и Котов, охреневших от голода и бесприютности; за необходимость завтра с утра тащиться в Манхеттен на Праздник какого-то Святого Патрика, в то время когда мне будет хотеться спать до безумия…
Можете себе представить, в каком виде она выползла из-под меня и старого автомобиля, когда я кончил в пятый раз?!..
О том, чтобы разбудить меня утром, не могло быть и речи!
Бедный Тимур даже совал мне под нос кусок свежайшей сырой мерлузы из корейского рыбного магазина, которую я за последние два дня полюбил на всю оставшуюся жизнь! Но тщетно…
Голос Тимура, умолявшего меня проснуться, ибо он опаздывает в школу, я слышал словно с другой стороны земного шара. Хотя и ощущал, как Тимур в отчаянии запихивает меня в свой рюкзак, но открыть глаза так и не смог…
Я дрых самым пошлым образом и по дороге в школу, и в школе, и поэтому ничего толкового о своем первом посещении американского учебного заведения сказать не могу.
Помню только неясный дикий шум и гам и странные, с моей точки зрения, запахи для детского учреждения, где явственно тянуло вчерашним алкоголем, дешевой косметикой, самой разной жратвой, резиновой жвачкой всех сортов, сигаретами, кокаином (!..), еще каким-то наркотиком – "крэг", как потом объяснил мне Тимур; пахло откровенным сексом, и, не поверите, очень даже пахло оружием!..
Потрясенный столь НЕ ДЕТСКИМИ запахами, я, сквозь глубочайший и вполне заслуженный сон, пару раз приоткрывал глаза и слегка высовывался из рюкзака, но не увидел ничего особенного – того, что разительно отличало бы американскую школу от русской.
У нас за пустырем, напротив нашего с Шурой дома в Ленинграде, была почти такая же школа, и мы с моим соседом и корешом Бесхвостым Котом-Бродягой иногда харчились там на кухне школьной столовой. Взяли мы эту кухню старым испытанным способом – на дохлую крысу.
В отличие от русских, американские парты были на одного ученика, а не на двоих. И сквозь сон я углядел длинный коридор, уставленный с двух сторон узенькими железными шкафчиками, запиравшимися на ключ. Изнутри шкафчики были оклеены цветными картинками, вплоть до откровенной порнухи.
У Тима тоже был такой шкафчик, но без голых баб, а с какими-то, кажется, русскими открытками. Хотел он было оставить меня в этом шкафчике до конца второго урока, но пожалел и потащил меня, дрыхнувшего без задних лап, к себе в класс.
А еще в школе были телефоны-автоматы, и девочки почти все были одеты, как мальчики. Никакой формы! Кто во что горазд…
В классе я сумел заметить своим соловым, полуспящим глазом, что мистер Хьюз – классный руководитель Тимура – оказался молодым парнем в джинсах, ковбойских полусапожках с разными медными блямками и заклепками, клетчатой байковой рубахе, из-под расстегнутого воротничка которой выглядывала белая майка, и в какой-то замшевой жилетке с бахромой из тоненьких полосок кожи. И сидел он в классе не на стуле за своим учительским столом, а прямо на столе, поставив свои башмаки с медными заклепками прямо на стул! И мне, сквозь сон, это очень в нем даже понравилось…
Я проснулся и хоть чуточку стал соображать только лишь в сабвее. Очухавшись, я обнаружил, что на шее у меня повязан какой-то зеленый бантик, а голова Тимура украшена старой зеленой шляпой. Обе щеки Тимура были разрисованы зелеными листиками. А вокруг нас бесилось и вопило уйма пацанов и девчонок из Тимурова класса. И все они были разрисованы зеленой краской в цветочек, у всех были шапки, шляпы, косынки зеленого цвета, зеленые бантики в петлицах, а у некоторых девчонок даже волосы были зеленого оттенка! Даже мистер Хьюз, ехавший с нами, был в каком-то зеленом колпачке с зелеными очками на носу.
А еще я заметил, что наш Тимурчик, когда-то нахлебавшийся в России дерьма под
самую завязку, а теперь самый храбрый, самый замечательный пацанчик, с которым я когда-либо сталкивался, – самый маленький в классе. Ну, буквально все, даже самые плюгавые, были выше его на полголовы. То-то мне в порту тогда показалось, что ему лет девять, не больше!..
Я вообще-то раньше старался на Детей внимания не обращать. У Котов и Кошек с Детьми отношения обычно напряженные. А тут вот столкнулся нос к носу с таким Тимуром и думаю: найду Шуру Плоткина, перееду к нему в какой-нибудь Бруклин или Бронкс, а Тимур останется в Квинсе. Вот как тут быть? Известно же, что далекие расстояния для любви и дружбы – ужасно опасная штука!..
В это время к нам подсаживается такая смазливая деваха лет тринадцати, но уже с титьками и задницей вполне взрослого размера, облапывает нахально моего Тимурчика, хихикает и начинает шарить по нему своими лапами. И вроде бы в шутку лезет к нему в ухо своим языком!..
Мой Тимурчик как задышит, как задышит!!! Покраснел, как Государственный флаг Советского Союза, только вместо золотого серпа и молота у него на мордочке зеленый листок нарисован.
Отталкивает эту курву малолетнюю, бормочет: "Отстань, дура!.." – а у самого голос срывается, вотвот задохнется от желания. И пипка у него (сам вижу!), ну, просто на дыбы встает – сейчас его ветхие джинсики по швам разлетятся! Батюшки! Что делатьто, думаю?!..
А та наседает на Тимура, подмигивает подружкам – дескать, посмотрите, как надо пацанов заводить! И своей наглой лапой с грязью под ногтями и облупленным маникюром на них же лезет прямехонько к Тимуровой ширинке. А тот и без того уже трясется, бедняга…
Все, думаю, пора спасать парня! На хрен ему эта несвоевременная половуха?! Придет время – пожалуйста. На здоровье. А пока…
Высунулся я наполовину из рюкзака да как шваркну выпущенными когтями по ее наманикюренным пальцам! Она, конечно, в голос заблажила на весь вагон, а мистер Хьюз, их классный руководитель, посмотрел поверх зеленых очков на то, как она слизывает кровь со своих царапин, и так спокойненько-спокойненько говорит:
– Ну вот видишь, Мэгги… Я же говорил тебе, что ты не всем нравишься. А ты мне не верила.
Ехать до Манхеттена пришлось долго, и мистер Хьюз напомнил своим ученикам, что такое День Святого Патрика. Само собой, я тоже развесил уши…
Оказалось, что это знаменитый праздник ирландской культуры весны и возрождения. Возрождения чего – я не понял… Был там такой тип, миссионер Патрик, который приволок откуда-то в Ирландию какое-то там христианское учение – и стал самым уважаемым святым ирландского народа. Как Ленин в России. Это мне Шура еще рассказывал со своей обычной усмешечкой.
Так вот, этот Патрик умел договариваться со Змеями и прогонял каких-то Злых Духов (которых, наверное, сам и придумал…) с помощью обыкновенного зеленого листочка клевера. Этот листочек и стал символом Ирландии. И в День Святого Патрика каждый житель Америки – белый, черный, желтый – любой! – как бы
становится ирландцем!.. Нарисовал листок клевера на роже, напялил зеленую шляпку – и ты уже натуральный ирландец. И сегодня этот праздник в Нью-Йорке отмечается уже в двести тридцать шестой раз!..
Когда мы наконец вылезли из сабвея прямо у Рокфеллер-Центра, и под предводительством решительного и веселого мистера Хьюза рванули к углу Пятой авеню и Сорок шестой улицы, и, опять же при помощи достаточно жестких, решительных действий все того же мистера Хьюза, протиснулись сквозь тучу народа и всем нашим классом заняли лучшие места в первом ряду у самого ограждения, по Пятой авеню уже шла замечательная процессия!
Видно мне было изумительно: задними лапами я стоял в рюкзаке за плечами Тимурчика, а передними опирался о его плечи. Таким образом, наши головы были на одном уровне, и мы могли по-Шелдрейсовски обмениваться впечатлениями. А их было – хоть отбавляй! Тимур комментировал мне все происходящее, а сзади нас, как самых маленьких, оберегал мистер Хьюз. Не давал нас толкать и заслонять вид на процессию…
Шли какие-то гвардейцы с барабанами и тоскливыми дудками – "волынками", как сказал мистер Хьюз. Шли полицейские, катились в зеленых колясках инвалиды всех войн, девочки из школы "Дрик Тауншип Дракон" в одних купальниках размахивали лентами и делали всякие гимнастические упражнения. А перед ними, с короной на голове и в норковой шубке, вышагивала "Мисс Нью-Йорк" Килин Криник!..
С целой свитой фальшиво веселящихся солидных дядечек руководящего типа шел губернатор Патаки. В петлице его черного пальто красовался зеленый листок клевера. Неподалеку от губернатора, в одном пиджаке и зеленом галстуке, топал мэр Нью-Йорка Джулиани. И губернатор, и мэр махали нам руками, посылали воздушные поцелуи всем, стоявшим за ограждениями, – словом, вели себя как отцы родные…
За ними топали какие-то вопящие грымзы – ни одной хорошенькой! Несли плакат: "Англичане! Руки прочь от Ирландии!"
И все вокруг было зеленым! У некоторых – даже уши…
Ах, как мне стало жалко, что мой Шура Плоткин не видит всего этого! Стоял бы он сейчас рядом с нами…
Но тут же мне пришло в голову, что Шура к этому празднику отнесся бы не с таким восторгом, который испытывали мы с Тимуром. Наверняка Шура ухмыльнулся бы и, естественно, если Тимура не было бы рядом, сказал бы открытым текстом:
– На хера попу гармонь, если есть колокола? Почему Америка должна праздновать День какого-то святого из Ирландии?! Где именье – где вода, где Ромео – а где Джульетта?.. У американцев своих поводов для веселия и праздников достаточно. Есть, есть во всем этом какой-то фальшак…
Я даже услышал привычные насмешливые Шурины интонации, даже его ироничную рожу увидел, черт бы его побрал!
И вдруг мне почудилось… И вдруг мне прислышалось, как откуда-то издалека – ну, совсем непонятно откуда – негромкий Шурин голос внутри меня проговорил с характерной его усмешечкой:
– Ты абсолютно прав, Мартышечка… Умница ты мой ненаглядный.
Я так заволновался, так задергался, так стал крутить башкой и оглядываться, что, уже не говоря о Тимуре, даже мистер Хьюз всполошился.
– Что с ним, Тим?!.. – спросил мистер Хьюз у Тимура.
– Что с тобой? – спросил встревоженный Тимур у меня.
– Все… Все в порядке, – ответил я Тимуру поШелдрейсовски.
– Говорит – "все в порядке", – перевел Тимур мистеру Хьюзу, и тот, приняв это за шутку, весело рассмеялся и погладил меня.
Но было все совсем не "в порядке"!
Я понимал, что крутить головой и выискивать в толпе Шуру Плоткина – полнейший бесполезняк. Это был голос СВЫШЕ, из НЕВЕДОМОГО…
Но интерес к этому действительно странноватому для Америки празднику у меня вдруг иссяк и сменился на совершенно конкретную заинтересованность двумя типами, которых я неожиданно увидел совсем неподалеку от нас.
А увидел я двух здоровенных мужиков, прекрасно одетых, с золотыми кольцами на пальцах и золотыми цепочками на могучих шеях, которые когда-то, когда мы с Водилой еще плыли из России в Германию, ночью в переполненном корабельном баре по приказу Бармена освободили место у стойки для моего Водилы. Правда, им для этого пришлось снять пьяного финна с высокого круглого табурета у стойки и вынести его вместе с его бутылкой из бара, к чертям собачьим. И в тот вечер мы были очень даже признательны этим парням, так верно служившим Бармену.
Но уже потом – после Германии, когда я на несколько дней вернулся в Питер, перед самым моим отплытием в Америку, – мой дружок, бывший Морской, а ныне обычный Береговой, Кот Рудольф, проплававший с Барменом несколько лет по всем морям и океанам, рассказал Мне, что именно эти два крепких паренька, один – русский, другой – немец, после захвата партии кокаина немецкой полицией, пришли ночью в уже закрывшийся бар и сказали Бармену, что "товар" погиб под Мюнхеном. И на глазах ошалевшего от ужаса Кота Рудольфа в упор расстреляли Бармена из длинных и тихих пистолетов…
Тимур… Вот чуткий звереныш, стервец! Он сразу почувствовал, что я вздрючился. И спрашивает меня, как обычно спрашивают во всех американских фильмах, независимо от того, подвернул ли герой ногу или его разнесло взрывом на мелкие куски:
– С тобой все в порядке?
– Тимурчик, – говорю, а сам по сторонам озираюсь. Мало ли!.. Одни мы по-Шелдрейсовски чешем, что ли?! Береженого Бог бережет. – Тимурчик, посмотри назад и чуточку налево. Но с понтом делай вид, что тебе все до фени… Видишь двух мужиков в золоте?
– М-гу… – аккуратненько отвечает Тимур.
– Так вот это – киллеры. Убийцы, Один – русский, второй – немец…
И в двух словах рассказываю все, что я про них знаю.
– Спокуха! – Тимур автоматом переходит на блатной русский жаргон, но по-Шелдрейсовски:
– Счас мы этих сук обратаем. Век свободы не видать!..
И говорит мистеру Хьюзу по-английски:
– Сэр, мы не могли бы на секунду отлучиться?
– Конечно! – говорит мистер Хьюз. – Только не надолго.
– Спасибо, сэр.
И мы с Тимурчиком смыливаемся. Тимур прокладывает дорогу сквозь толпу, прилипшую к ограде, а я ни на секунду не выпускаю из вида тех двух жутких Типов. И прошу Тимура пройти мимо них как можно ближе. Что Тимурчик и делает. А я прекрасно чувствую, как от одного из них аж прямо в нос шибает пистолетом!.. Да и от второго, кажется, тоже оружием потягивает…
Подгребаем к здоровенному полицейскому, обвешанному всеми примочками с головы до ног, и просим его отойти в сторонку. А он наклоняется к нам сразу же и говорит без запинки:
– Туалет – за углом Сорок шестой, в Китайской закусочной "Панда", в глубине зала, влево от стойки, первая дверь направо.
– Сэр, – негромко говорит Тимур и оглядывается по сторонам, не слушает ли его еще кто-нибудь. – Я Тим Истлейк. Моя мама – сержант полиции Рут Истлейк. Сто двенадцатое отделение в Квинсе. Телефон…
И сходу диктует полицейскому служебный телефон Рут. И, на всякий случай, домашний. И говорит:
– Это для того, чтобы вы могли меня проверить. Но дело в другом. Посмотрите, сэр… Вон туда! Видите тех двух джентльменов? Левее смотрите. Видите?
– Да. Это Ал Каноне и Джо Валлачи? – смеется полицейский.
– Нет. Это убийцы. Один – русский, второй – немец. Они недавно прибыли сюда из Европы…
– О'кей. Постойте рядом и помолчите.
Полицейский нажал на кнопку своей рации и чтото тихо забормотал. Помолчал, послушал и снова забормотал. Мы расслышали только два его слова "сержант Истлейк".
Мы даже и сообразить не успели, как откуда-то, словно с неба, около нас появились трое высоких парней, размалеванных зелеными листиками клевера, и пожилой толстяк в зеленой шляпе и ^куртке с капюшоном.
– Это ты – Тим Истлейк? – спросил толстяк.
– Да, сэр.
– А кота твоего зовут Мартин?
– Да, сэр, – ответил Тимур, не поправив толстяка.
Тот откинул полу куртки, показал нам полицейский жетон у пояса и спросил:
– Ресторан "Регистан" – открыли недавно бухарские евреи!..
– Китайская химчистка!..
– Корейский рыбный магазин… – всхлипнул ктото из Котов.
– Американско-еврейская аптека…
– Кошерная лавка!..
Надо будет у Рут спросить – что это?..
– Гросери… Что-то типа гастронома, – пояснил пожилой Кот, почувствовав мое замешательство.
– Банк на углу Квинс-бульвара…
Как-то в Грюнвальде мы были с Фридрихом в его банке – тоска смертная. Вот уж не для Котов.
– Ну, в банке нам делать нечего, – сказал я. – Теперь, пожалуйста, – левую сторону.
Хорошо, что Водила как-то обучил меня, где лево, а где – право. Оказалось, что это совершенно разные стороны!
– Еще одна китайская прачечная…
– Русский магазин!.. – снова сказал пожилой Кот и робко добавил: – Около которого вы, мистер Мартин, сегодня приняли "единственно верное решение в неблагоприятно сложившейся обстановке" для миссис Истлейк и ее сына…
– Еврейская сапожная мастерская Ленина…
Мне показалось, что я ослышался, и не поверил своим ушам:
– Чья сапожная мастерская?!
– Ленина, Ленина! – подтвердил из-за моей спины седой Крыс. – Мы там бываем. Вообще-то его зовут Алик, но так как он похож на какого-то "Ленина" – лысина, бородка, кепочка, – то все-все евреи и русские нашего района называют его "Ленин".
– Интересненько… – пробормотал я. – Давайте дальше!
– Бухарскую парикмахерскую забыли!..
– Правильно! И русский кар-сервис. Такси…
– А греческий ресторан?! – вожделенно простонали чуть ли не хором несколько Котов и Кошек.
– Все? – спросил я.
– Да, пожалуй… – неуверенно промямлил кто-то.
– К сожалению, все забыли про китайцев с их "Стесенери", – смущенно сказал пожилой Кот. – Это журналы, газеты, открытки, бумага… А так как у меня в прошлом есть достаточно большой опыт работы с печатным словом, то мне очень хотелось бы сотрудничать именно там. Я смог бы держать всех вас и наших союзников в курсе текущих событий…
Тут у меня вообще глаза на лоб полезли! Вот она – Америка… Мало того, что на одном квартале уместились представители половины земного шара со своими заведениями, здесь еще и Коты "работают с печатным словом"!..
– Вы, что же, читать умеете, мистер… – спросил я.
– Хемфри, – подсказал мне пожилой Кот. – Да, мистер Мартин. Умею.
История старика Хемфри оказалась просто поразительной!
Когда-то Хемфри служил на углу самой знаменитой в Манхеттене Пятой авеню и не менее известной Сорок второй улицы, в огромной Публичной Библиотеке Нью-Йорка.
Сказав "служил", я ничуть не преувеличил. В расцвете своей молодости Хемфри был зачислен в штат служащих Нью-Йоркской Публичной библиотеки в качестве "ОФИЦИАЛЬНОГО МЫШЕЛОВА" с окладом, покрывающим все расходы на его содержание. Он даже медицинскую страховку имел!
Эта Библиотека, по словам Хемфри, была одним из крупнейших книжных собраний, превосходящим и Батлеровскую библиотеку, и библиотеку Лоу-Лайбрериз Колумбийского университета, а также и Моргановскую библиотеку, находящуюся на Тридцать шестой Ист-Стрит…
Согласитесь, что не научиться читать, работая в таком месте, – было бы равносильно тому, чтобы не напиться, сидя у ручья!
Однажды компания, производящая Кошачье питание, обратилась к администрации библиотеки с просьбой разрешить Коту Хемфри сняться в рекламном ролике для телевидения. Администрация НьюЙоркской публички категорически возразила! Дескать, Кот Хемфри является ШТАТНЫМ МЫШЕЛОВОМ библиотеки, а стало быть – ГОСУДАРСТВЕННЫМ СЛУЖАЩИМ. То есть входит в число тех официальных персон, которым американскими законами запрещено иметь частный бизнес или участвовать в рекламных кампаниях.
По молодости лет Хемфри "положил хвост" на все американское законодательство и за фунт говяжьих сосисок и полтора фунта свежей сырой рыбы снялся в рекламном ролике, достоверно сыграв неподдельный интерес к продукции фирмы, один взгляд на которую у нормального Кота должен был бы вызвать неудержимую рвотную реакцию.
В один из зимних вечеров кто-то из библиотечного начальства углядел эту рекламу на экране собственного телевизора, и на следующий день Кот Хемфри был вышвырнут на улицу без выходного пособия.
С годами он падал все ниже и ниже и вот теперь живет в Квинсе и влачит достаточно жалкое существование опустившегося интеллигента…
Но это я все узнал потом, из личного разговора со стариной Хемфри, после совещания.
Пока же я предложил нашей банде любыми способами войти в доверие ко всем Служащим и Хозяевам вышеперечисленных интернациональных заведений Девяносто девятой улицы.
Не обкрадывать их тайно, не вымаливать жалкие подачки, являясь перед ними в затрапезном, антисанитарно-немытом виде, трусливо зыркая по сторонам вороватым глазом и ползая на полусогнутых вдоль стены, источая помоечный запах…
А входить в Заведение или Жилище Человека во всем блеске своей чисто вымытой шерсти и пушистости, с весело и гордо задранным хвостом, с ласковоснисходительным взглядом, заранее прощая Человечеству все их Людские слабости!..
– Вот как нужно знакомиться, если вы хотите добиться хоть малейшего успеха в жизни! – сказал я им. – Но и этого может оказаться недостаточным. Прошло время, когда Люди просто умилялись присутствию Котика или Кошечки в своем доме. Теперь от Котиков Люди вправе потребовать ПОСТУПКИ, которые им, Людям, покажутся полезными. Да, да!
К несчастью, мир сегодня – прагматичен. Ничто в жизни не дается даром!.. Вы должны доказать свою необходимость там, где вы собираетесь бросить якорь и начать возделывать целину!..
Не скрою, я просто упивался собственным красноречием! Я понял, что в наше время стать Вождем – раз плюнуть: нужно просто насобачиться уверенным голосом поучать других и советовать им сделать то, чего ты сам никогда не делал и делать не собираешься. Другой вопрос – пойдут ли потом за тобою массы?.. Но на первых порах ты свой кус всегда успеешь открямзать!
Но это я не о себе. Я как раз предложил "МЕТОДИКУ ПОСТУПКА" на основании своего российского опыта. В первой части "Кыси" я достаточно подробно об этом рассказывал. Не будучи уверенным, что все так уж выучили наизусть первые две части этой книги, я вкратце напомню об этой "МЕТОДЕ", изобретенной, кстати, не мной, а моим питерским корешком – Бесхвостым Котом-Бродягой.
Естественно, что я всего этого не сказал, а предложил им голую техническую схему ПОСТУПКА, мгновенно рождающего доверие Людей к Коту или Кошке. Проверено многократно, действие – безотказное!
– Вы берете дохлую Крысу… – начал было я и поперхнулся. – Пардон! Еще пардон!.. В нашем частном случае вы договариваетесь с любой союзнической Крысой, чтобы она притворилась мертвой, осторожно берете ее за шкирку – храни Господь сделать ей больно – и несете ее к Хозяину облюбованного вами Заведения. И молча кладете Крысу перед ним. С понтом – вроде бы вы ее поймали только что у него в кладовке или еще черт знает где… Дальше я вам гарантирую восторги Людей и мольбы о том, чтобы вы унесли Крысу. Вы, с Крысой в зубах, заходите за угол, прощаетесь с ней до вечера и возвращаетесь в заведение, где вас кормят и умоляют остаться здесь навсегда! Все. Отныне эта Крыса – ваш постоянный партнер. Сработаетесь – будете вдвоем шустрить в этом доме, как вам заблагорассудится. Отныне – вы Хозяева в этом доме! Но два-три раза в неделю вы со своим партнером должны повторять этот маленький спектакль, чтобы Люди понимали, что теперь они без вас и дня прожить не смогут.
Ба-а-а-альших трудов стойло уговорить Крыс принять участие в этом эксперименте!..
Лишь после многократных обещаний, что Коты и Кошки напрочь подавят а себе всяческие опасные и вредные охотничьи инстинкты, только после клятвенных заверений о последующем равномерном разделе добычи, Крысы согласились на этот вариант.
Разбивка Котов и Крыс по партнерским парам тоже стоила чудовищных усилий: для того чтобы обезопаситься, Крысы требовали себе в партнеры небольших и слабосильных Кошек (или Котов), с которыми, в случае самопроизвольного проявления природных Кошачьих наклонностей, Крыса и сама была бы в состоянии справиться.
Причем Крысы на роль "трупов" подбирались из бойцовской группы охраны. Их вес, вид и передние резцы даже у бывалых Котов вызывали чувство озноба.
Мелковатые Коты и Кошки, отобранные Крысами себе в партнеры, вопили, что им не под силу таскать таких гигантов и они требуют себе Крыс поменьше…
Короче говоря, репетиции мы начали только лишь через час.
Актерское мастерство по изображению "трупов" Крысам преподавал Первый Советник Мадам – старый седой Крыс. Он так натурально играл, что мы один раз все – и
Коты, и Крысы – жутко напугались! Нам причудилось, что старый Крыс действительно умер. Но, слава Богу, оказалось, что он, изображая труп, просто-напросто заигрался и заснул!..
Я взял на себя показ этюда приноса Крысы к Хозяину, предположим, мясного магазина. Хозяина играл пожилой, потертый Кот Хемфри из Нью-Йоркской Публичной библиотеки. Дай Господь, чтобы все Люди, торгующие мясом, были бы хоть наполовину так интеллигентны, как старина Хемфри!..
Во время репетиции между Котами и Крысами стояла непрекращающаяся ругань, а взаимные упреки и обвинения в бездарности так и сыпались на головы как одних, так и других. И все же!..
И все же, спустя еще час, мы достигли первых пристойных результатов!!!
Впервые за сегодняшнюю ночь я смог передохнуть… Я обычно предпочитаю активный отдых. Поэтому я тут же сграбастал ту, вчерашненькую, беленькую и пушистенькую, заволок ее под старый автомобиль, где и стал, по выражению Шуры Плоткина, "драть ее как Сидорову козу".
Я трахал ее за все!
За вчерашнего молодого черного Кота; за сегодняшнюю нервотрепку с этим болваном, напавшим на нас у магазина; за исчезновение Шуры Плоткина; за неясность моего социального положения; за то, что они так долго терпели Вагифа; за грязь и разобщенность, в которой они пребывали до моего появления; за запрещение Котам ездить в сабвее и автобусах легальным образом; за мусор на улицах; за стаи бездомных Собак и Котов, охреневших от голода и бесприютности; за необходимость завтра с утра тащиться в Манхеттен на Праздник какого-то Святого Патрика, в то время когда мне будет хотеться спать до безумия…
Можете себе представить, в каком виде она выползла из-под меня и старого автомобиля, когда я кончил в пятый раз?!..
О том, чтобы разбудить меня утром, не могло быть и речи!
Бедный Тимур даже совал мне под нос кусок свежайшей сырой мерлузы из корейского рыбного магазина, которую я за последние два дня полюбил на всю оставшуюся жизнь! Но тщетно…
Голос Тимура, умолявшего меня проснуться, ибо он опаздывает в школу, я слышал словно с другой стороны земного шара. Хотя и ощущал, как Тимур в отчаянии запихивает меня в свой рюкзак, но открыть глаза так и не смог…
Я дрых самым пошлым образом и по дороге в школу, и в школе, и поэтому ничего толкового о своем первом посещении американского учебного заведения сказать не могу.
Помню только неясный дикий шум и гам и странные, с моей точки зрения, запахи для детского учреждения, где явственно тянуло вчерашним алкоголем, дешевой косметикой, самой разной жратвой, резиновой жвачкой всех сортов, сигаретами, кокаином (!..), еще каким-то наркотиком – "крэг", как потом объяснил мне Тимур; пахло откровенным сексом, и, не поверите, очень даже пахло оружием!..
Потрясенный столь НЕ ДЕТСКИМИ запахами, я, сквозь глубочайший и вполне заслуженный сон, пару раз приоткрывал глаза и слегка высовывался из рюкзака, но не увидел ничего особенного – того, что разительно отличало бы американскую школу от русской.
У нас за пустырем, напротив нашего с Шурой дома в Ленинграде, была почти такая же школа, и мы с моим соседом и корешом Бесхвостым Котом-Бродягой иногда харчились там на кухне школьной столовой. Взяли мы эту кухню старым испытанным способом – на дохлую крысу.
В отличие от русских, американские парты были на одного ученика, а не на двоих. И сквозь сон я углядел длинный коридор, уставленный с двух сторон узенькими железными шкафчиками, запиравшимися на ключ. Изнутри шкафчики были оклеены цветными картинками, вплоть до откровенной порнухи.
У Тима тоже был такой шкафчик, но без голых баб, а с какими-то, кажется, русскими открытками. Хотел он было оставить меня в этом шкафчике до конца второго урока, но пожалел и потащил меня, дрыхнувшего без задних лап, к себе в класс.
А еще в школе были телефоны-автоматы, и девочки почти все были одеты, как мальчики. Никакой формы! Кто во что горазд…
В классе я сумел заметить своим соловым, полуспящим глазом, что мистер Хьюз – классный руководитель Тимура – оказался молодым парнем в джинсах, ковбойских полусапожках с разными медными блямками и заклепками, клетчатой байковой рубахе, из-под расстегнутого воротничка которой выглядывала белая майка, и в какой-то замшевой жилетке с бахромой из тоненьких полосок кожи. И сидел он в классе не на стуле за своим учительским столом, а прямо на столе, поставив свои башмаки с медными заклепками прямо на стул! И мне, сквозь сон, это очень в нем даже понравилось…
Я проснулся и хоть чуточку стал соображать только лишь в сабвее. Очухавшись, я обнаружил, что на шее у меня повязан какой-то зеленый бантик, а голова Тимура украшена старой зеленой шляпой. Обе щеки Тимура были разрисованы зелеными листиками. А вокруг нас бесилось и вопило уйма пацанов и девчонок из Тимурова класса. И все они были разрисованы зеленой краской в цветочек, у всех были шапки, шляпы, косынки зеленого цвета, зеленые бантики в петлицах, а у некоторых девчонок даже волосы были зеленого оттенка! Даже мистер Хьюз, ехавший с нами, был в каком-то зеленом колпачке с зелеными очками на носу.
А еще я заметил, что наш Тимурчик, когда-то нахлебавшийся в России дерьма под
самую завязку, а теперь самый храбрый, самый замечательный пацанчик, с которым я когда-либо сталкивался, – самый маленький в классе. Ну, буквально все, даже самые плюгавые, были выше его на полголовы. То-то мне в порту тогда показалось, что ему лет девять, не больше!..
Я вообще-то раньше старался на Детей внимания не обращать. У Котов и Кошек с Детьми отношения обычно напряженные. А тут вот столкнулся нос к носу с таким Тимуром и думаю: найду Шуру Плоткина, перееду к нему в какой-нибудь Бруклин или Бронкс, а Тимур останется в Квинсе. Вот как тут быть? Известно же, что далекие расстояния для любви и дружбы – ужасно опасная штука!..
В это время к нам подсаживается такая смазливая деваха лет тринадцати, но уже с титьками и задницей вполне взрослого размера, облапывает нахально моего Тимурчика, хихикает и начинает шарить по нему своими лапами. И вроде бы в шутку лезет к нему в ухо своим языком!..
Мой Тимурчик как задышит, как задышит!!! Покраснел, как Государственный флаг Советского Союза, только вместо золотого серпа и молота у него на мордочке зеленый листок нарисован.
Отталкивает эту курву малолетнюю, бормочет: "Отстань, дура!.." – а у самого голос срывается, вотвот задохнется от желания. И пипка у него (сам вижу!), ну, просто на дыбы встает – сейчас его ветхие джинсики по швам разлетятся! Батюшки! Что делатьто, думаю?!..
А та наседает на Тимура, подмигивает подружкам – дескать, посмотрите, как надо пацанов заводить! И своей наглой лапой с грязью под ногтями и облупленным маникюром на них же лезет прямехонько к Тимуровой ширинке. А тот и без того уже трясется, бедняга…
Все, думаю, пора спасать парня! На хрен ему эта несвоевременная половуха?! Придет время – пожалуйста. На здоровье. А пока…
Высунулся я наполовину из рюкзака да как шваркну выпущенными когтями по ее наманикюренным пальцам! Она, конечно, в голос заблажила на весь вагон, а мистер Хьюз, их классный руководитель, посмотрел поверх зеленых очков на то, как она слизывает кровь со своих царапин, и так спокойненько-спокойненько говорит:
– Ну вот видишь, Мэгги… Я же говорил тебе, что ты не всем нравишься. А ты мне не верила.
Ехать до Манхеттена пришлось долго, и мистер Хьюз напомнил своим ученикам, что такое День Святого Патрика. Само собой, я тоже развесил уши…
Оказалось, что это знаменитый праздник ирландской культуры весны и возрождения. Возрождения чего – я не понял… Был там такой тип, миссионер Патрик, который приволок откуда-то в Ирландию какое-то там христианское учение – и стал самым уважаемым святым ирландского народа. Как Ленин в России. Это мне Шура еще рассказывал со своей обычной усмешечкой.
Так вот, этот Патрик умел договариваться со Змеями и прогонял каких-то Злых Духов (которых, наверное, сам и придумал…) с помощью обыкновенного зеленого листочка клевера. Этот листочек и стал символом Ирландии. И в День Святого Патрика каждый житель Америки – белый, черный, желтый – любой! – как бы
становится ирландцем!.. Нарисовал листок клевера на роже, напялил зеленую шляпку – и ты уже натуральный ирландец. И сегодня этот праздник в Нью-Йорке отмечается уже в двести тридцать шестой раз!..
Когда мы наконец вылезли из сабвея прямо у Рокфеллер-Центра, и под предводительством решительного и веселого мистера Хьюза рванули к углу Пятой авеню и Сорок шестой улицы, и, опять же при помощи достаточно жестких, решительных действий все того же мистера Хьюза, протиснулись сквозь тучу народа и всем нашим классом заняли лучшие места в первом ряду у самого ограждения, по Пятой авеню уже шла замечательная процессия!
Видно мне было изумительно: задними лапами я стоял в рюкзаке за плечами Тимурчика, а передними опирался о его плечи. Таким образом, наши головы были на одном уровне, и мы могли по-Шелдрейсовски обмениваться впечатлениями. А их было – хоть отбавляй! Тимур комментировал мне все происходящее, а сзади нас, как самых маленьких, оберегал мистер Хьюз. Не давал нас толкать и заслонять вид на процессию…
Шли какие-то гвардейцы с барабанами и тоскливыми дудками – "волынками", как сказал мистер Хьюз. Шли полицейские, катились в зеленых колясках инвалиды всех войн, девочки из школы "Дрик Тауншип Дракон" в одних купальниках размахивали лентами и делали всякие гимнастические упражнения. А перед ними, с короной на голове и в норковой шубке, вышагивала "Мисс Нью-Йорк" Килин Криник!..
С целой свитой фальшиво веселящихся солидных дядечек руководящего типа шел губернатор Патаки. В петлице его черного пальто красовался зеленый листок клевера. Неподалеку от губернатора, в одном пиджаке и зеленом галстуке, топал мэр Нью-Йорка Джулиани. И губернатор, и мэр махали нам руками, посылали воздушные поцелуи всем, стоявшим за ограждениями, – словом, вели себя как отцы родные…
За ними топали какие-то вопящие грымзы – ни одной хорошенькой! Несли плакат: "Англичане! Руки прочь от Ирландии!"
И все вокруг было зеленым! У некоторых – даже уши…
Ах, как мне стало жалко, что мой Шура Плоткин не видит всего этого! Стоял бы он сейчас рядом с нами…
Но тут же мне пришло в голову, что Шура к этому празднику отнесся бы не с таким восторгом, который испытывали мы с Тимуром. Наверняка Шура ухмыльнулся бы и, естественно, если Тимура не было бы рядом, сказал бы открытым текстом:
– На хера попу гармонь, если есть колокола? Почему Америка должна праздновать День какого-то святого из Ирландии?! Где именье – где вода, где Ромео – а где Джульетта?.. У американцев своих поводов для веселия и праздников достаточно. Есть, есть во всем этом какой-то фальшак…
Я даже услышал привычные насмешливые Шурины интонации, даже его ироничную рожу увидел, черт бы его побрал!
И вдруг мне почудилось… И вдруг мне прислышалось, как откуда-то издалека – ну, совсем непонятно откуда – негромкий Шурин голос внутри меня проговорил с характерной его усмешечкой:
– Ты абсолютно прав, Мартышечка… Умница ты мой ненаглядный.
Я так заволновался, так задергался, так стал крутить башкой и оглядываться, что, уже не говоря о Тимуре, даже мистер Хьюз всполошился.
– Что с ним, Тим?!.. – спросил мистер Хьюз у Тимура.
– Что с тобой? – спросил встревоженный Тимур у меня.
– Все… Все в порядке, – ответил я Тимуру поШелдрейсовски.
– Говорит – "все в порядке", – перевел Тимур мистеру Хьюзу, и тот, приняв это за шутку, весело рассмеялся и погладил меня.
Но было все совсем не "в порядке"!
Я понимал, что крутить головой и выискивать в толпе Шуру Плоткина – полнейший бесполезняк. Это был голос СВЫШЕ, из НЕВЕДОМОГО…
Но интерес к этому действительно странноватому для Америки празднику у меня вдруг иссяк и сменился на совершенно конкретную заинтересованность двумя типами, которых я неожиданно увидел совсем неподалеку от нас.
А увидел я двух здоровенных мужиков, прекрасно одетых, с золотыми кольцами на пальцах и золотыми цепочками на могучих шеях, которые когда-то, когда мы с Водилой еще плыли из России в Германию, ночью в переполненном корабельном баре по приказу Бармена освободили место у стойки для моего Водилы. Правда, им для этого пришлось снять пьяного финна с высокого круглого табурета у стойки и вынести его вместе с его бутылкой из бара, к чертям собачьим. И в тот вечер мы были очень даже признательны этим парням, так верно служившим Бармену.
Но уже потом – после Германии, когда я на несколько дней вернулся в Питер, перед самым моим отплытием в Америку, – мой дружок, бывший Морской, а ныне обычный Береговой, Кот Рудольф, проплававший с Барменом несколько лет по всем морям и океанам, рассказал Мне, что именно эти два крепких паренька, один – русский, другой – немец, после захвата партии кокаина немецкой полицией, пришли ночью в уже закрывшийся бар и сказали Бармену, что "товар" погиб под Мюнхеном. И на глазах ошалевшего от ужаса Кота Рудольфа в упор расстреляли Бармена из длинных и тихих пистолетов…
Тимур… Вот чуткий звереныш, стервец! Он сразу почувствовал, что я вздрючился. И спрашивает меня, как обычно спрашивают во всех американских фильмах, независимо от того, подвернул ли герой ногу или его разнесло взрывом на мелкие куски:
– С тобой все в порядке?
– Тимурчик, – говорю, а сам по сторонам озираюсь. Мало ли!.. Одни мы по-Шелдрейсовски чешем, что ли?! Береженого Бог бережет. – Тимурчик, посмотри назад и чуточку налево. Но с понтом делай вид, что тебе все до фени… Видишь двух мужиков в золоте?
– М-гу… – аккуратненько отвечает Тимур.
– Так вот это – киллеры. Убийцы, Один – русский, второй – немец…
И в двух словах рассказываю все, что я про них знаю.
– Спокуха! – Тимур автоматом переходит на блатной русский жаргон, но по-Шелдрейсовски:
– Счас мы этих сук обратаем. Век свободы не видать!..
И говорит мистеру Хьюзу по-английски:
– Сэр, мы не могли бы на секунду отлучиться?
– Конечно! – говорит мистер Хьюз. – Только не надолго.
– Спасибо, сэр.
И мы с Тимурчиком смыливаемся. Тимур прокладывает дорогу сквозь толпу, прилипшую к ограде, а я ни на секунду не выпускаю из вида тех двух жутких Типов. И прошу Тимура пройти мимо них как можно ближе. Что Тимурчик и делает. А я прекрасно чувствую, как от одного из них аж прямо в нос шибает пистолетом!.. Да и от второго, кажется, тоже оружием потягивает…
Подгребаем к здоровенному полицейскому, обвешанному всеми примочками с головы до ног, и просим его отойти в сторонку. А он наклоняется к нам сразу же и говорит без запинки:
– Туалет – за углом Сорок шестой, в Китайской закусочной "Панда", в глубине зала, влево от стойки, первая дверь направо.
– Сэр, – негромко говорит Тимур и оглядывается по сторонам, не слушает ли его еще кто-нибудь. – Я Тим Истлейк. Моя мама – сержант полиции Рут Истлейк. Сто двенадцатое отделение в Квинсе. Телефон…
И сходу диктует полицейскому служебный телефон Рут. И, на всякий случай, домашний. И говорит:
– Это для того, чтобы вы могли меня проверить. Но дело в другом. Посмотрите, сэр… Вон туда! Видите тех двух джентльменов? Левее смотрите. Видите?
– Да. Это Ал Каноне и Джо Валлачи? – смеется полицейский.
– Нет. Это убийцы. Один – русский, второй – немец. Они недавно прибыли сюда из Европы…
– О'кей. Постойте рядом и помолчите.
Полицейский нажал на кнопку своей рации и чтото тихо забормотал. Помолчал, послушал и снова забормотал. Мы расслышали только два его слова "сержант Истлейк".
Мы даже и сообразить не успели, как откуда-то, словно с неба, около нас появились трое высоких парней, размалеванных зелеными листиками клевера, и пожилой толстяк в зеленой шляпе и ^куртке с капюшоном.
– Это ты – Тим Истлейк? – спросил толстяк.
– Да, сэр.
– А кота твоего зовут Мартин?
– Да, сэр, – ответил Тимур, не поправив толстяка.
Тот откинул полу куртки, показал нам полицейский жетон у пояса и спросил: