Страница:
– О'кей, Кыся! – говорит мне Сокс. – А кто же ты по национальности?
– Русский, – говорю.
– Ну да? Здорово!.. Бывали тут у нас ваши русские – и Горбачев, и этот… Как его?.. Ельцин! Да и завтра как раз Билли принимает русских депутатов вашей Государственной Думы… Так что тебе повезло: наверняка тебе будет интересно повидаться с ними!
– Не думаю, – говорю. – Мы одно время с Шурой их заседания в Думе чуть ли не каждый день смотрели по телевизору. Срань болотная!
– Ка-а-ак?!..
Ну явно, явно этот Сокс – Кот домашнего, я бы даже сказал, оранжерейного воспитания! Хотя и чувствуется в нем культура, интеллект, наверное, знаний до чертовой матери, а в обычной жизни ни хрена не рубит!.. Очень многих слов не знает, удивляется по пустякам… Хотя в то же самое время в драке вел себя отменно и мужественно. Не очень умело, но достаточно настырно.
– Объясняю, – говорю. – Срань болотная… Это… Как бы поточнее выразиться? Ну, ерунда Собачья, понимаешь? Они в этой Думе лаются на чем свет стоит, некоторые даже дерутся и болтают, болтают, болтают… И все без толку! Уж кто только не стал депутатом в этой говенной Думе?!.. Разброс жуткий! От жлоба до академика, от ворюги до банкира, от бандита до генерала. Приличных мужиков – раз-два и обчелся. Кормушка – будь здоров!
– Как ты странно рассуждаешь… – задумчиво говорит Сокс. – У нас тоже есть свои претензии к Конгрессу, но чтобы так… Ты что, не чисто русский? Это я с точки зрения патриотизма…
– Чисто, чисто русский! – говорю. – Уж с точки зрения патриотизма – я такой русский, дай Бог всем русским такими быть! Хотя можно считать, что во мне есть и частичка еврейской крови тоже…
– Что ты говоришь?!.. – восхитился Сокс. – А откуда же?!..
– Года три назад на пустыре перед нашим домом мой Шура Плоткин разнимал мою драку с тремя чужими Котами. Ну, и в пылу схватки мне кто-то из этих трех прокусил переднюю лапу. Видишь шрам?
– Вижу…
– Ну вот. А в горячке миротворческих усилий Шуры эти курвы расцарапали ему руку до крови. Наши крови – моя и Шурина – по запарке смешались, и Шура потом повсюду утверждал, что теперь во мне течет и еврейская кровь тоже!..
Ну, и пошло-поехало!.. Кто такой Шура? Что такое "курвы"? Где такой город – Пустырь? И так далее…
Вот и пришлось за последний месяц в третий раз пересказывать свою историю.
Первый раз – Капитану судна "Академик Абрам Ф. Иоффе", второй раз – сержанту Нью-Йоркской полиции Рут Истлейк и ее русскому сыну Тимуру и в третий раз – вот сейчас.
Причем я заметил, что каждый раз, несмотря на все более и более сокращенные варианты моего рассказа, рассказ все удлинялся и увеличивался в объеме: Капитану я рассказывал все, что было ДО НЕГО; Рут и Тимурчику – все, что было ДО НИХ, но уже включая в рассказ и Капитана; теперь же я рассказываю Соксу все, что происходило со мной ДО БЕЛОГО ДОМА, но уже с историями Капитана и Рут с Тимуром…
Надо отдать должное Соксу – он был превосходным слушателем.
Но как только я закончил свой опус на том, каким образом оказался в Вашингтоне, так меня словно молнией стукнуло И!
– Боже мой!.. – завопил я. – Что же делать?!.. Я же шофера этого туристического автобуса Кевина Стивенса ни о чем не предупредил!.. Елочки точеные!.. Он же там с ума сходит!.. Ему же за меня перед Рут и Тимурчиком ответ держать… Что делать?!.. Батюшки, сволочь я, каких не бывало!..
– Не мечись и не верещи так, – говорит Сокс. – У меня даже голова распухла от твоей истерики. Сейчас что-нибудь придумаем…
И нажимает лапой одну из трех разноцветных кнопок на пульте, который лежит прямо перед ним. И Сокс нажимает именно зеленую кнопку.
– Возьми себя в лапы, Кыся. Сейчас придет Ларри Браун, и ты ему все объяснишь. Это мой личный телохранитель и умница. Мой приятель. Говорит поНашему лучше любого Кота.
Дверь открывается, и в наш лазаретик входит тот самый мужик, у которого я лежал на руках, а он еще втихаря ржал, когда услышал от Сокса, что "Бляди" – это особая порода Собак.
– Привет, ребята! – говорит он. – Как дела?
– Нормально, – отвечает ему Сокс. – Ларри, познакомься, пожалуйста, – это Кыся! Кыся! А это Ларри Браун. Я тебе про него уже говорил.
– Привет, Кыся, – говорит Ларри. – Что стряслось?
Объяснил я ему ситуацию так сбивчиво, с пятого на десятое, но он все просек, записал, откуда автобус, название "Америка", и что по бокам автобуса нарисована та смехотворная тощая Псина. И что группа – шведская, а водителя зовут Кевин Стивене.
Ларри тут же позвонил по своему карманному телефону, продиктовал кому-то все эти данные, попросил немедленно разыскать мистера Кевина Стивенса и соединить его с ним, Ларри Брауном.
– Он еще толстый такой, и на вид ему лет за пятьдесят, – добавил я для верности.
– Это не обязательно. Такие автобусы снабжены радиостанциями, а водители в обязательном порядке имеют в карманах вот эти штуки, – и Ларри показывает мне свой карманный телефон. – Сейчас наши ребята достанут его номер и…
И в эту секунду телефон Ларри запиликал прямо у него в руке.
– Браун!.. – говорит Ларри в трубку и подмигивает мне. – Здравствуйте, мистер Стивене. Вам уже сказали, кто я? Вот и прекрасно! А то ваш клиент тут волнуется, нервничает – не успел предупредить вас, что ненадолго задержится у нас тут, в Белом Доме… Ах, ему еще в Конгресс надо?.. Поможем. Нет проблем. Когда ондолжен вернуться в Нью-Йорк? Ага… Никаких трудностей. Подъедете к Южному входу и заберете его. Я сам вам его и передам. Не волнуйтесь…
Но Кевин Стивене и не собирался откланиваться! Ларри пришлось еще довольно долго слушать Кевина, глядя на меня. Наконец он прорвался:
– А вы мне продиктуйте телефоны мистера и миссис Истлейк – я им сам сообщу, что все в порядке.. Как говорится, информация будет из первых рук. Так им будет спокойнее. А что пишут газеты, я уже заранее знаю… Мы с этим сталкиваемся чуть ли не ежедневно. Так!.. Записываю Нью-Йоркские телефоны Истлейков… Постойте… Этот второй номер… Это же номер какого-то полицейского участка! Ах, миссис Истлейк работает в полиции?!.. Понял. Спасибо. Счастливого вам пути, мистер Стивене.
Ларри отключил телефон, сунул его в пиджачный карман и сказал мне:
– Я специально не говорил этому парню, что вы тут прихварываете. Лишний шухер нам ни к чему, и травмы у вас не смертельные. Но в Нью-Йорк нужно позвонить как можно быстрее – до выхода вечерних газет и телевизионных новостей! Вашу драку снимали из-за ограды репортеры не менее пятнадцати газет, человек сорок любителей, если не считать еще трехчетырех операторов телевидения. Так что, ребятки, материальчик о вас уже стряпается и вот-вот выйдет в эфир, а газеты напишут вообще черт знает что!.. Будто один из вас съел Яссира Арафата, а второй пытался перекусить глотку Саддаму Хуссейну.
– А мы потом будем три месяца отмываться от этого дерьма и писать опровержения!.. – склочным голосом проговорил Сокс.
– Точно! – подтвердил Ларри Браун. – Значит, я звоню в Нью-Йорк Истлейкам. А то они посмотрят телевизор, почитают газетки и с ума сойдут там от ужаса – что их Кыся наделал!..
А я про себя подумал: не дай Бог, Шурочка Плоткин все это узнает из газет и телевидения – дескать, какой "халеймес" (это его словечко!) я устроил в Белом Доме, вместо того чтобы бросить все свои Котовые силы на поиски его, моего единственного и неповторимого друга и ближайшего кровного родственника… Он так огорчится, так расстроится, что это может быть просто опасным для его здоровья! Потому что я всем своим нутром, всем многотысячелетним Котово-Кошачьим опытом ПРЕДВИДЕНИИ и интуитивных особенностей, присущих только НАМ, чувствовал, что Шурик Плоткин сейчас очень и очень нездоров…
– Правильно! – тут же сказал этот стервец Сокс, просто-напросто прочитав мои мысли, как по книге! – Это самый важный аспект в данной ситуации. Но тем не менее в Нью-Йорк тоже необходимо звонить немедленно!
Не успел я потрястись и поразиться ТАКИМИ ГЛУБИННЫМИ способностями Сокса, не успел Ларри Браун набрать наш Нью-Йоркский телефон, как распахнулась дверь нашей больнички и к нам вошли сразу же трое: Челси, которая, по словам Сокса, оказалась дочерью Президента Соединенных Штатов Америки, и ее венценосные родители – мама Хиллари и папа Билл Клинтон, сам президент Америки.
Хиллари и Билла я узнал сразу же! Мне их фотографии только позавчера Тимур показывал в какомто журнальчике…
А то, что Билл Клинтон еще и на саксофоне играет, – мне было известно уже давно и очень нравилось! Я даже об этом как-то говорил, кажется, во второй части "Кыси".
Не скрою, я тут же почтительно встал на три здоровые лапы, поджимая под себя больную заднюю левую.
– Да лежи ты! – спокойно посоветовал мне Сокс, даже не шелохнувшись. – Чего ты вскочил?
– Неудобно… – пролепетал я. – Все-таки Первая Леди и сам Президент!..
– Я тебя умоляю!.. – желчно усмехнулся Сокс, будто знал про Хиллари и Билла
Клинтонов что-то такое, из-за чего не хрена было перед ними так уж вытягиваться.
– Не сотвори себе кумира, Кыся.
– Сокс, не хами! – неожиданно не по-Шелдрейсовски, а по-нашему, по-Животному, жестко произнес Ларри Браун. – Даже твое положение в Белом Доме не дает тебе права разговаривать о них таким тоном. Или ты хочешь, чтобы я перевел это Челси?..
– Нет, нет, Ларри!.. – дико перетрусил Сокс, тут же вскочил на все четыре лапы и, ну очень натурально, стал ластиться к Президентской семье.
Он был безусловно талантлив, этот чертов Сокс! Я видел, что его буквально тошнит от необходимости тереться носом о ноги и руки Хиллари, что он еле сдерживает отвращение при прикосновении к нему самого Президента… Но он зато нежно и абсолютно искренне отвечает на любое движение их дочери Челси…
Сокс был несомненно одаренным актером и опытным царедворцем и, наверное, по праву занимал свое место в Белом Доме. Просто иногда уставал и не выдерживал собственной фальши.
А они, несчастные Билл и Хиллари, были свято убеждены в любви и непогрешимой преданности к ним их драгоценнейшего Сокса, простенького и очень дворово-уличного Котенка, которого они усыновили еще в тысяча девятьсот девяносто первом году в Литтл-Роке, штат Арканзас, и которого собственноручно возвели на престол Первого Кота Америки!..
К несчастью, ни Хиллари, ни Билл Клинтон не знали Шелдрейсовского, и поэтому их отношения с Соксом напоминали, как говорил Шура, "игру в одни ворота" – они его любили, а он их почему-то нет…
Челси же даже и не подозревала о существовании такого английского ученого, как доктор Ричард Шелдрейс. А уж о том, что она читала его книги, не могло быть и речи! Просто свойства характера Челси – доброта, искренность, постоянное желание понять, готовность прийти на помощь – сами по себе сформировали в ее сознании (точнее было бы – "в бессознании") способность понимать Сокса, а впоследствии и разговаривать с ним, как, впрочем, и со всеми остальными Котово-Кошачьими на превосходном Шелдрейсовском языке! Она даже не знала, что этот язык называется "Шелдрейсовским"!..
Но такое возможно лишь при очень сильной воле партнеров или при беззаветной любви друг к другу.
Все это я узнал потом. Потом и понял причину таких странных отношений между Соксом и старшими Клинтонами.
Оказалось, что Сокс – КАСТРАТ! Еще до того, как стать Президентом Америки, будучи губернатором Арканзаса, Билли обратился к врачам по поводу своих странных недомоганий. Врачи констатировали: аллергия на Кошачью шерсть! Такое, к несчастью, бывает. Знаю по собственному опыту.
У Шуры одна приятельница страдала именно этим самым – аллергией на Котов. Как останется у нас ночевать – так на утро ее рожа черт знает на что смахивает! Вся в струпьях, раздута, глаз не видно… Кошмар! И все из-за меня. Причем, когда я сам где-то трахаюсь вне дома и ночевать не прихожу, так у нее все в порядке. И рожа на месте, и глаза смотрят. Ну, просто прелесть!
Хорошо, когда это происходит летом! А зимой как быть? Когда холодно, когда все подвалы закрыты – дворники их зимой запирают так, что только взрывом открыть можно!.. Трахнешься где-нибудь на лестнице по-быстрому и домой шпаришь от холода. А эта там… Со своей аллергией.
И мы с Шурой решили сменить бабу. Что и сделали. Не скрою, с легкостью и весельем. Эта нам поднадоела не только своей антиКотовой восприимчивостью, но и вообще…
Тем же страдал и Билл Клинтон. Крупные силы американской науки были брошены на борьбу с недугом губернатора, но тщетно… Расставаться с Котенком-Соксом губернатор не хотел ни под каким видом, наука оказалась бессильной, но какой-то ученыймудило посоветовал КАСТРИРОВАТЬ Сокса.
Дескать, основу для возникновения аллергии вызывают те Котово-Мужские половые гормоны, которые буквально сочатся из любого нормального, здорового Кота, каким и был бы Сокс, если бы… Если бы не тот ученый арканзасский придурок.
И Сокса, Котенка-несмышленыша, еще не познавшего вкуса ни одной Кошки в своей жизни, – КАСТРИРОВАЛИ! Варвары…
То есть его лишили гигантского пласта Жизни, таящего в себе ни с чем не сравнимое Наслаждение, Уверенность в себе, Гордость за совершаемое, Радость отцовства, наконец!..
Да, он был Котом Губернатора штата Арканзас! Потом неожиданно стал Котом Президента Соединенных Штатов, потом был избран на второй срок и стал вообще называться – Первый Кот Америки! У него появился СВОИ штат сотрудников, СВОЯ охрана, СВОЕ пресс-бюро, СВОИ повара, СВОИ ветеринары…
Ему стали писать сотни тысяч американских идиотов, для ответов на письма которых пришлось организовать целое учреждение из "ветеранов"!
Секретные службы то и дело доносили о готовящихся покушениях на Сокса и "доблестно" разрушали планы арабских злоумышленников и террористовАнтиСоксовцев!..
Естественно, что безоблачное существование Первого Кота Америки не прошло незамеченным для журналистов. Сотни фоторепортеров на пупе вертелись, чтобы сделать снимок Сокса… Телевидение устанавливало свои камеры с чудовищными объективами на крышах соседних домов и окружающих деревьев, лишь бы запечатлеть, как Сокс какает на лужайке, как он писает, как гуляет…
В "Нью-Йорк пост" появились фальшивые "Воспоминания Кота Сокса Клинтона", написанные Тони Баррел и Мэри Даусон. Написаны они были якобы от имени Сокса крайне посредственно и до отвращения слащаво. Сокс клялся мне потом, что ничегоп одобного никому и никогда не говорил! Тем более что Баррел и Даусон не тянут ни по-Шелдрейсовски, ни поЖивотному, а к Ларри Брауну и Челеи они доступа не имели.
Минимум сотни статей были посвящены жизни и личности Сокса Клинтона, а половина из них простотаки дышала раздражением и неприязнью к ни в чем не повинному Соксу.
Вашингтонская журналистка Лора Мелвентер даже запланировала целую развернутую кампанию против "Кота – прожигателя народных денег"! Она подсчитала, что
содержание Первого Кота Америки обходится американским налогоплательщикам больше пятисот тысяч долларов в год…
Я сразу вспомнил, как Тимурчик и Рут Истлейк ждут не дождутся прибавки к заработной плате до шестидесяти тысяч долларов в год! Уж на что я никогда ни хрена не смыслил в арифметике, но и то сообразил, какая чудовищная разница и глубочайшая пропасть лежит между этими двумя цифрами…
А журналистка из Флориды Беатрис Декстер писала…
Все! К чертям Собачьим!.. На хрен мне нужно копаться в этом грязном белье?!..
Одно понимаю – Сокс тут абсолютно ни при чем! Делают это все Люди, которые или хотят ПОНРАВИТЬСЯ Президенту, или хотят показать ему же СВОЮ ГОТОВНОСТЬ БОРОТЬСЯ ЗА ИСТИНУ.
Что в конечном итоге – одно и то же, как сказал бы Плоткин – "фалыпак-с!".
Меня гораздо больше занимало другое: я, кажется, понял природу паршивого отношения Сокса к Хиллари и Биллу…
Кому-то может показаться, что я из неких Котовокорпоративных соображений все время выгораживаю Сокса, дескать, он ни в чем не виноват. Это все стечение обстоятельств или происки тех Типов, которым выгодно представить Сокса в том или ином свете…
Нет, тут я постараюсь быть совершенно объективным. Тем более что по чисто морально-нравственным соображениям у меня к Соксу тоже нашлась бы парочка претензий.
Ну, например: уж если я люблю, так люблю, а если не перевариваю, то никогда и ни за что не делаю вид, что люблю. А Сокс…
Может быть, только так и нужно жить в ихнем Белом Доме или, предположим, в нашем Кремле (Шура как-то говорил, что это почти одно и то же!), но мне лично это не подходит. Если бы мне предложили выбор на этих условиях, я бы выбрал ту полунищенскую квартирку в Бруклине на Оушен-авеню со старым еврейским Песиком Арни-Ароном…
Так вот, мне причудилось, что Сокс, даже не понимая происходящего, совершенно подсознательно (это мы с Шурой как-то проходили…) не может простить Хиллари и Биллу, что они его КАСТРИРОВАЛИ.
Вполне вероятно, что я себе это нафантазировал, но клянусь чем угодно – чтоб мне век Шурика не видеть!!! – дело было именно в ЭТОМ.
Сокс, не познавший счастья ЖЕЛАНИЯ Кошки и возможности "слиться с нею в едином экстазе", как говаривал мой Плоткин, где-то, затылочными долями мозга, ощущал, что Билли и Хиллари лишили его чего-то ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАЖНОГО И ПРЕКРАСНОГО, чего не может заменить ни один Кремль, ни один Белый Дом со всеми их Президентскими примочками!
Никакой огромный штат секретарей, охранников, врачей и обилие отборнейшей жратвы, ни одна газетная фотография, ни одна журнальная статья не дадут потрясающего ощущения нормального полновесного совокупления с какой-нибудь Кошкой-симпатягой, тоже понимающей толк в ЭТОМ ДЕЛЕ…
И наверняка Сокс это ощущал. Он просто не понимал, что его так угнетает и восстанавливает против бедных Клинтонов, но состояние собственной неполноценности, ручаюсь, он явно осознавал! Просто не знал, отчего это с ним происходит.
Господи! Как бы мне хотелось ему помочь…
Но это все пришло мне в голову гораздо позже. Примерно спустя сутки. А сейчас…
А сейчас я стоял на трех лапах перед самим Президентом Соединенных Штатов Америки Биллом Клинтоном и, не скрою, был почтительно взволнован.
И если кто-нибудь упрекнет меня в излишнем расшаркивании, я попрошу найти хотя бы одного американского Кота, который не разнервничался бы от встречи даже с Нашим Президентом. А уж чего только не болтают про Нашего!..
Не знаю, что бы сказал Наш американскому Коту, а этот Президент присел передо мной на корточки и чуть ли не насильно усадил меня на простенький лазаретный тюфячок с противоблошным излучением, встроенным кардиографом, регистратором температуры, пульса, фиксирующий каждое Котово-Кошачье недомогание и пропитанный десятком целебных растворов, способных вытянуть любого полудохлого Кота чуть ли не с того света.
Такого тюфячка даже в Пилипенковском отеле пятизвездочной стоимости не было! А уж этот подонок напер к себе в Петербург оборудование со всего мира! Причем милиционер Митя мне говорил, что все это он получал на халяву!.. За счет какого-то "Международного общества защиты Животных", где Пилипенко сейчас отирается и шустрит изо всех сил…
Так вот, значит, усаживает меня Клинтон на этот тюфяк собственными руками (это несмотря-то на врожденную аллергию!..) и говорит:
– А ты, Кыся, сиди, лежи, поправляйся. Судя по твоим боевым шрамам и разорванному уху и по тому, как отважно ты вел себя, бросившись на помощь к нашему дорогому Соксу, – ты Кот боевой и…
– Папа! Ты не можешь попроще? – прерывает его Челси. – Ты же не в Конгрессе и не на встрече Большой Семерки…
– О'кей, малыш!.. – смеется Клинтон. – Простоя посчитал, что раз это русский Кот, как мне подсказал Ларри, то первая наша встреча должна носить оттенок некой дипломатичности. А подобные встречи регламентированы определенным характером и не менее определенной лексикой.
Теперь Клинтона прервала Хиллари.
– Кот есть Кот! – сказала она. – И важно, что представляет из себя этот Кот. А русский он, или американский, или итальянский – не имеет ровно никакого значения…
– Слушайте! Какого черта вы на меня навалились?!.. – весело возмутился Клинтон.
– Я зашел сюда с единственной целью – пожать лапу этому русскому мужественному Коту, а вы…
– Так сделай же это!.. – чуть ли не хором простонали Челси и Хиллари.
– Кыся! Лапу!.. – сказал Билл Клинтон и шутливо протянул мне свою ладонь.
Я с удовольствием вложил свою переднюю правую лапу в его протянутую руку.
Клинтон беспомощно и растерянно посмотрел на Челси и Ларри Брауна:
– О, Боже… Он что, понимает все, что я говорю?!
– Полагаю, что – да, мистер Президент, – уверенно сказал Ларри.
А Челси подмигнула мне и спросила меня поШелдрейсовски:
– Ларри прав?
– Естественно! – ответил я ей и приветственно вильнул хвостом.
– Тогда у меня будет с тобой отдельный разговор…
– Нет проблем, – заверил я ее.
Челси радостно рассмеялась и погладила меня. Впервые в жизни я вдруг почувствовал, что мне это приятно! До этого момента я никаких таких поглаживаний не переносил, да и, честно говоря, никому из посторонних не позволял этого делать. Разве что только Шуре, Водиле, Фридриху, Тане Кох и вот теперь – Тимурчику… А тут, ну надо же, как мы всетаки меняемся с возрастом?!..
Одновременно с этими мыслями я отчетливо увидел, что Сокс чуть на говно не изошел от ревности и зависти. Он буквально подлез под руку Челси, и той ничего не оставалось делать, как погладить и Сокса. Правда, сделала это она с открытой душой и распахнутым для любви сердцем.
Сокс это почувствовал и, слава Богу, перестал на меня дуться. Мне еще не хватает наживать здесь себе врагов!.. Да еще к тому же в лице (нельзя же сказать – "в морде"!) всесильного Сокса.
Для кого-то там Белый Дом – это ВЕРШИНА, куда вскарабкиваются по неимоверно тяжелой и крутой лестнице. У меня же все наоборот. Для меня Белый Дом случайно оказался всего лишь первой ступенькой… Второй должен был быть конгресс, третьей – тот самый конгрессмен, приятель фон Тифенбаха, а уже от конгрессмена я должен буду все узнать о местопребывании моего Шуры Плоткина. Ибо Шура и есть для меня ВЕРШИНА этой лестницы…
Вечером был консилиум. На помощь к нашему Президентскому ветеринару был приглашен какой-то жутко крутой специалист по Котам и Кошкам из Джорджтаунского университета – профессор Эмилио Розенблат-Хуарец, который как заведенный болтали по-Шелдрейсовски, и по-Животному. Его единственным недостатком было то, что он ни на секунду не закрывал рот и никому не давал сказать ни единого слова. А так – вполне приличный мужичонка.
Кстати, в какой-то степени – ученик самого Ричарда Шелдрейса! Специально летал на целый год в Англию слушать курс лекций доктора Шелдрейса, где и наблатыкался чирикать по-Нашему. Для постоянной языковой практики держит в собственном доме двух Котов и двух Кошек.
А недавно отдыхал с женой в Ки-Уэсте – это самый последний маленький островок в самой-самой южной оконечности Флоридской островской гряды. Куба – рукой подать! Каких-то вшивых девяносто миль…
И на этом островке Ки-Уэсте есть дом такого американского писателя Эрнеста Хемингуэя. Как сейчас помню, Шура его безумно любил!.. И в этом доме по сей день по завещанию Хемингуэя живут больше ста Котов и Кошек, за которыми ухаживает одна старая тетка и два ее сына.
Так, по словам профессора, когда он туда пришел, он чуть ли не до ночи не мог оттуда вырваться! Так эти Коты замучали его своей болтовней и сплетнями!..
Я-то подозреваю, что все было наоборот: у всех этих несчастных Хемингуэевских Котов и Кошек наверняка "крыша поехала" от нескончаемой болтовни самого профессора, и они, бедняги, не могли дождаться момента, когда же этот Собачий сын Эмилио Розенблат-Хуарец уйдет или хотя бы на секунду заткнется!..
Как только я первые три минуты послушал этого трепача Эмилио Розенблата… как его там дальше?.. Хуареца, что ли?.. так я сразу решил закосить под дурачка: дескать, я – Кот русский, языкам необученный, ничего не понимаю, а по-Животному могу общаться только лишь по российски, да и то через пень-колоду…
И нужно отдать должное Челси и Ларри Брауну, которые присутствовали при этом вечернем консилиуме и осмотре, они меня поняли без единого слова и ни разу, даже случайно, не заложили!
Состояние наше было признано удовлетворительным, и нам разрешили отправиться погулять в сад. Это было более чем кстати. Гадить хотелось невероятно, а я, как вам известно, могу делать ЭТО только на свежем воздухе.
Сокс со своей белоснежной манишкой, в белых носочках и с перевязанным наискосок глазом был похож не то на джентльмена в смокинге, по пьянке схлопотавшего по рылу, не то на пирата из телефильма "Остров сокровищ".
Я тоже был не лучше: чапал на трех лапах, четвертая была намертво прибинтована к какой-то дощечке со строжайшим запретом опираться на нее до утра…
Короче, Кот Базилио и Лиса Алиса после драки из мультика про Буратино. Тоже, кстати, из телеящика.
На воздухе мы действительно почувствовали себя лучше, и Сокс на правах хозяина Белого Дома стал мне рассказывать всякие ужасно интересные вещи!
Ну, например, мы сейчас гуляем по территории площадью в восемнадцать и семь десятых акра…
На мой вопрос, что такое "акр", Сокс сказал, что точно он не знает, но это что-то ужасно большое… Зато он точно знает, что эти "акры" обслуживают тридцать шесть работников Национальной парковой службы, а что в самом Белом Доме – сто двадцать три комнаты, за которыми следят, убирают, натирают полы, чистят лампы, пылесосят и заводят часы – еще девяносто три работника!..
– Русский, – говорю.
– Ну да? Здорово!.. Бывали тут у нас ваши русские – и Горбачев, и этот… Как его?.. Ельцин! Да и завтра как раз Билли принимает русских депутатов вашей Государственной Думы… Так что тебе повезло: наверняка тебе будет интересно повидаться с ними!
– Не думаю, – говорю. – Мы одно время с Шурой их заседания в Думе чуть ли не каждый день смотрели по телевизору. Срань болотная!
– Ка-а-ак?!..
Ну явно, явно этот Сокс – Кот домашнего, я бы даже сказал, оранжерейного воспитания! Хотя и чувствуется в нем культура, интеллект, наверное, знаний до чертовой матери, а в обычной жизни ни хрена не рубит!.. Очень многих слов не знает, удивляется по пустякам… Хотя в то же самое время в драке вел себя отменно и мужественно. Не очень умело, но достаточно настырно.
– Объясняю, – говорю. – Срань болотная… Это… Как бы поточнее выразиться? Ну, ерунда Собачья, понимаешь? Они в этой Думе лаются на чем свет стоит, некоторые даже дерутся и болтают, болтают, болтают… И все без толку! Уж кто только не стал депутатом в этой говенной Думе?!.. Разброс жуткий! От жлоба до академика, от ворюги до банкира, от бандита до генерала. Приличных мужиков – раз-два и обчелся. Кормушка – будь здоров!
– Как ты странно рассуждаешь… – задумчиво говорит Сокс. – У нас тоже есть свои претензии к Конгрессу, но чтобы так… Ты что, не чисто русский? Это я с точки зрения патриотизма…
– Чисто, чисто русский! – говорю. – Уж с точки зрения патриотизма – я такой русский, дай Бог всем русским такими быть! Хотя можно считать, что во мне есть и частичка еврейской крови тоже…
– Что ты говоришь?!.. – восхитился Сокс. – А откуда же?!..
– Года три назад на пустыре перед нашим домом мой Шура Плоткин разнимал мою драку с тремя чужими Котами. Ну, и в пылу схватки мне кто-то из этих трех прокусил переднюю лапу. Видишь шрам?
– Вижу…
– Ну вот. А в горячке миротворческих усилий Шуры эти курвы расцарапали ему руку до крови. Наши крови – моя и Шурина – по запарке смешались, и Шура потом повсюду утверждал, что теперь во мне течет и еврейская кровь тоже!..
Ну, и пошло-поехало!.. Кто такой Шура? Что такое "курвы"? Где такой город – Пустырь? И так далее…
Вот и пришлось за последний месяц в третий раз пересказывать свою историю.
Первый раз – Капитану судна "Академик Абрам Ф. Иоффе", второй раз – сержанту Нью-Йоркской полиции Рут Истлейк и ее русскому сыну Тимуру и в третий раз – вот сейчас.
Причем я заметил, что каждый раз, несмотря на все более и более сокращенные варианты моего рассказа, рассказ все удлинялся и увеличивался в объеме: Капитану я рассказывал все, что было ДО НЕГО; Рут и Тимурчику – все, что было ДО НИХ, но уже включая в рассказ и Капитана; теперь же я рассказываю Соксу все, что происходило со мной ДО БЕЛОГО ДОМА, но уже с историями Капитана и Рут с Тимуром…
Надо отдать должное Соксу – он был превосходным слушателем.
Но как только я закончил свой опус на том, каким образом оказался в Вашингтоне, так меня словно молнией стукнуло И!
– Боже мой!.. – завопил я. – Что же делать?!.. Я же шофера этого туристического автобуса Кевина Стивенса ни о чем не предупредил!.. Елочки точеные!.. Он же там с ума сходит!.. Ему же за меня перед Рут и Тимурчиком ответ держать… Что делать?!.. Батюшки, сволочь я, каких не бывало!..
– Не мечись и не верещи так, – говорит Сокс. – У меня даже голова распухла от твоей истерики. Сейчас что-нибудь придумаем…
И нажимает лапой одну из трех разноцветных кнопок на пульте, который лежит прямо перед ним. И Сокс нажимает именно зеленую кнопку.
– Возьми себя в лапы, Кыся. Сейчас придет Ларри Браун, и ты ему все объяснишь. Это мой личный телохранитель и умница. Мой приятель. Говорит поНашему лучше любого Кота.
Дверь открывается, и в наш лазаретик входит тот самый мужик, у которого я лежал на руках, а он еще втихаря ржал, когда услышал от Сокса, что "Бляди" – это особая порода Собак.
– Привет, ребята! – говорит он. – Как дела?
– Нормально, – отвечает ему Сокс. – Ларри, познакомься, пожалуйста, – это Кыся! Кыся! А это Ларри Браун. Я тебе про него уже говорил.
– Привет, Кыся, – говорит Ларри. – Что стряслось?
Объяснил я ему ситуацию так сбивчиво, с пятого на десятое, но он все просек, записал, откуда автобус, название "Америка", и что по бокам автобуса нарисована та смехотворная тощая Псина. И что группа – шведская, а водителя зовут Кевин Стивене.
Ларри тут же позвонил по своему карманному телефону, продиктовал кому-то все эти данные, попросил немедленно разыскать мистера Кевина Стивенса и соединить его с ним, Ларри Брауном.
– Он еще толстый такой, и на вид ему лет за пятьдесят, – добавил я для верности.
– Это не обязательно. Такие автобусы снабжены радиостанциями, а водители в обязательном порядке имеют в карманах вот эти штуки, – и Ларри показывает мне свой карманный телефон. – Сейчас наши ребята достанут его номер и…
И в эту секунду телефон Ларри запиликал прямо у него в руке.
– Браун!.. – говорит Ларри в трубку и подмигивает мне. – Здравствуйте, мистер Стивене. Вам уже сказали, кто я? Вот и прекрасно! А то ваш клиент тут волнуется, нервничает – не успел предупредить вас, что ненадолго задержится у нас тут, в Белом Доме… Ах, ему еще в Конгресс надо?.. Поможем. Нет проблем. Когда ондолжен вернуться в Нью-Йорк? Ага… Никаких трудностей. Подъедете к Южному входу и заберете его. Я сам вам его и передам. Не волнуйтесь…
Но Кевин Стивене и не собирался откланиваться! Ларри пришлось еще довольно долго слушать Кевина, глядя на меня. Наконец он прорвался:
– А вы мне продиктуйте телефоны мистера и миссис Истлейк – я им сам сообщу, что все в порядке.. Как говорится, информация будет из первых рук. Так им будет спокойнее. А что пишут газеты, я уже заранее знаю… Мы с этим сталкиваемся чуть ли не ежедневно. Так!.. Записываю Нью-Йоркские телефоны Истлейков… Постойте… Этот второй номер… Это же номер какого-то полицейского участка! Ах, миссис Истлейк работает в полиции?!.. Понял. Спасибо. Счастливого вам пути, мистер Стивене.
Ларри отключил телефон, сунул его в пиджачный карман и сказал мне:
– Я специально не говорил этому парню, что вы тут прихварываете. Лишний шухер нам ни к чему, и травмы у вас не смертельные. Но в Нью-Йорк нужно позвонить как можно быстрее – до выхода вечерних газет и телевизионных новостей! Вашу драку снимали из-за ограды репортеры не менее пятнадцати газет, человек сорок любителей, если не считать еще трехчетырех операторов телевидения. Так что, ребятки, материальчик о вас уже стряпается и вот-вот выйдет в эфир, а газеты напишут вообще черт знает что!.. Будто один из вас съел Яссира Арафата, а второй пытался перекусить глотку Саддаму Хуссейну.
– А мы потом будем три месяца отмываться от этого дерьма и писать опровержения!.. – склочным голосом проговорил Сокс.
– Точно! – подтвердил Ларри Браун. – Значит, я звоню в Нью-Йорк Истлейкам. А то они посмотрят телевизор, почитают газетки и с ума сойдут там от ужаса – что их Кыся наделал!..
А я про себя подумал: не дай Бог, Шурочка Плоткин все это узнает из газет и телевидения – дескать, какой "халеймес" (это его словечко!) я устроил в Белом Доме, вместо того чтобы бросить все свои Котовые силы на поиски его, моего единственного и неповторимого друга и ближайшего кровного родственника… Он так огорчится, так расстроится, что это может быть просто опасным для его здоровья! Потому что я всем своим нутром, всем многотысячелетним Котово-Кошачьим опытом ПРЕДВИДЕНИИ и интуитивных особенностей, присущих только НАМ, чувствовал, что Шурик Плоткин сейчас очень и очень нездоров…
– Правильно! – тут же сказал этот стервец Сокс, просто-напросто прочитав мои мысли, как по книге! – Это самый важный аспект в данной ситуации. Но тем не менее в Нью-Йорк тоже необходимо звонить немедленно!
Не успел я потрястись и поразиться ТАКИМИ ГЛУБИННЫМИ способностями Сокса, не успел Ларри Браун набрать наш Нью-Йоркский телефон, как распахнулась дверь нашей больнички и к нам вошли сразу же трое: Челси, которая, по словам Сокса, оказалась дочерью Президента Соединенных Штатов Америки, и ее венценосные родители – мама Хиллари и папа Билл Клинтон, сам президент Америки.
Хиллари и Билла я узнал сразу же! Мне их фотографии только позавчера Тимур показывал в какомто журнальчике…
А то, что Билл Клинтон еще и на саксофоне играет, – мне было известно уже давно и очень нравилось! Я даже об этом как-то говорил, кажется, во второй части "Кыси".
Не скрою, я тут же почтительно встал на три здоровые лапы, поджимая под себя больную заднюю левую.
– Да лежи ты! – спокойно посоветовал мне Сокс, даже не шелохнувшись. – Чего ты вскочил?
– Неудобно… – пролепетал я. – Все-таки Первая Леди и сам Президент!..
– Я тебя умоляю!.. – желчно усмехнулся Сокс, будто знал про Хиллари и Билла
Клинтонов что-то такое, из-за чего не хрена было перед ними так уж вытягиваться.
– Не сотвори себе кумира, Кыся.
– Сокс, не хами! – неожиданно не по-Шелдрейсовски, а по-нашему, по-Животному, жестко произнес Ларри Браун. – Даже твое положение в Белом Доме не дает тебе права разговаривать о них таким тоном. Или ты хочешь, чтобы я перевел это Челси?..
– Нет, нет, Ларри!.. – дико перетрусил Сокс, тут же вскочил на все четыре лапы и, ну очень натурально, стал ластиться к Президентской семье.
Он был безусловно талантлив, этот чертов Сокс! Я видел, что его буквально тошнит от необходимости тереться носом о ноги и руки Хиллари, что он еле сдерживает отвращение при прикосновении к нему самого Президента… Но он зато нежно и абсолютно искренне отвечает на любое движение их дочери Челси…
Сокс был несомненно одаренным актером и опытным царедворцем и, наверное, по праву занимал свое место в Белом Доме. Просто иногда уставал и не выдерживал собственной фальши.
А они, несчастные Билл и Хиллари, были свято убеждены в любви и непогрешимой преданности к ним их драгоценнейшего Сокса, простенького и очень дворово-уличного Котенка, которого они усыновили еще в тысяча девятьсот девяносто первом году в Литтл-Роке, штат Арканзас, и которого собственноручно возвели на престол Первого Кота Америки!..
К несчастью, ни Хиллари, ни Билл Клинтон не знали Шелдрейсовского, и поэтому их отношения с Соксом напоминали, как говорил Шура, "игру в одни ворота" – они его любили, а он их почему-то нет…
Челси же даже и не подозревала о существовании такого английского ученого, как доктор Ричард Шелдрейс. А уж о том, что она читала его книги, не могло быть и речи! Просто свойства характера Челси – доброта, искренность, постоянное желание понять, готовность прийти на помощь – сами по себе сформировали в ее сознании (точнее было бы – "в бессознании") способность понимать Сокса, а впоследствии и разговаривать с ним, как, впрочем, и со всеми остальными Котово-Кошачьими на превосходном Шелдрейсовском языке! Она даже не знала, что этот язык называется "Шелдрейсовским"!..
Но такое возможно лишь при очень сильной воле партнеров или при беззаветной любви друг к другу.
Все это я узнал потом. Потом и понял причину таких странных отношений между Соксом и старшими Клинтонами.
Оказалось, что Сокс – КАСТРАТ! Еще до того, как стать Президентом Америки, будучи губернатором Арканзаса, Билли обратился к врачам по поводу своих странных недомоганий. Врачи констатировали: аллергия на Кошачью шерсть! Такое, к несчастью, бывает. Знаю по собственному опыту.
У Шуры одна приятельница страдала именно этим самым – аллергией на Котов. Как останется у нас ночевать – так на утро ее рожа черт знает на что смахивает! Вся в струпьях, раздута, глаз не видно… Кошмар! И все из-за меня. Причем, когда я сам где-то трахаюсь вне дома и ночевать не прихожу, так у нее все в порядке. И рожа на месте, и глаза смотрят. Ну, просто прелесть!
Хорошо, когда это происходит летом! А зимой как быть? Когда холодно, когда все подвалы закрыты – дворники их зимой запирают так, что только взрывом открыть можно!.. Трахнешься где-нибудь на лестнице по-быстрому и домой шпаришь от холода. А эта там… Со своей аллергией.
И мы с Шурой решили сменить бабу. Что и сделали. Не скрою, с легкостью и весельем. Эта нам поднадоела не только своей антиКотовой восприимчивостью, но и вообще…
Тем же страдал и Билл Клинтон. Крупные силы американской науки были брошены на борьбу с недугом губернатора, но тщетно… Расставаться с Котенком-Соксом губернатор не хотел ни под каким видом, наука оказалась бессильной, но какой-то ученыймудило посоветовал КАСТРИРОВАТЬ Сокса.
Дескать, основу для возникновения аллергии вызывают те Котово-Мужские половые гормоны, которые буквально сочатся из любого нормального, здорового Кота, каким и был бы Сокс, если бы… Если бы не тот ученый арканзасский придурок.
И Сокса, Котенка-несмышленыша, еще не познавшего вкуса ни одной Кошки в своей жизни, – КАСТРИРОВАЛИ! Варвары…
То есть его лишили гигантского пласта Жизни, таящего в себе ни с чем не сравнимое Наслаждение, Уверенность в себе, Гордость за совершаемое, Радость отцовства, наконец!..
Да, он был Котом Губернатора штата Арканзас! Потом неожиданно стал Котом Президента Соединенных Штатов, потом был избран на второй срок и стал вообще называться – Первый Кот Америки! У него появился СВОИ штат сотрудников, СВОЯ охрана, СВОЕ пресс-бюро, СВОИ повара, СВОИ ветеринары…
Ему стали писать сотни тысяч американских идиотов, для ответов на письма которых пришлось организовать целое учреждение из "ветеранов"!
Секретные службы то и дело доносили о готовящихся покушениях на Сокса и "доблестно" разрушали планы арабских злоумышленников и террористовАнтиСоксовцев!..
Естественно, что безоблачное существование Первого Кота Америки не прошло незамеченным для журналистов. Сотни фоторепортеров на пупе вертелись, чтобы сделать снимок Сокса… Телевидение устанавливало свои камеры с чудовищными объективами на крышах соседних домов и окружающих деревьев, лишь бы запечатлеть, как Сокс какает на лужайке, как он писает, как гуляет…
В "Нью-Йорк пост" появились фальшивые "Воспоминания Кота Сокса Клинтона", написанные Тони Баррел и Мэри Даусон. Написаны они были якобы от имени Сокса крайне посредственно и до отвращения слащаво. Сокс клялся мне потом, что ничегоп одобного никому и никогда не говорил! Тем более что Баррел и Даусон не тянут ни по-Шелдрейсовски, ни поЖивотному, а к Ларри Брауну и Челеи они доступа не имели.
Минимум сотни статей были посвящены жизни и личности Сокса Клинтона, а половина из них простотаки дышала раздражением и неприязнью к ни в чем не повинному Соксу.
Вашингтонская журналистка Лора Мелвентер даже запланировала целую развернутую кампанию против "Кота – прожигателя народных денег"! Она подсчитала, что
содержание Первого Кота Америки обходится американским налогоплательщикам больше пятисот тысяч долларов в год…
Я сразу вспомнил, как Тимурчик и Рут Истлейк ждут не дождутся прибавки к заработной плате до шестидесяти тысяч долларов в год! Уж на что я никогда ни хрена не смыслил в арифметике, но и то сообразил, какая чудовищная разница и глубочайшая пропасть лежит между этими двумя цифрами…
А журналистка из Флориды Беатрис Декстер писала…
Все! К чертям Собачьим!.. На хрен мне нужно копаться в этом грязном белье?!..
Одно понимаю – Сокс тут абсолютно ни при чем! Делают это все Люди, которые или хотят ПОНРАВИТЬСЯ Президенту, или хотят показать ему же СВОЮ ГОТОВНОСТЬ БОРОТЬСЯ ЗА ИСТИНУ.
Что в конечном итоге – одно и то же, как сказал бы Плоткин – "фалыпак-с!".
Меня гораздо больше занимало другое: я, кажется, понял природу паршивого отношения Сокса к Хиллари и Биллу…
Кому-то может показаться, что я из неких Котовокорпоративных соображений все время выгораживаю Сокса, дескать, он ни в чем не виноват. Это все стечение обстоятельств или происки тех Типов, которым выгодно представить Сокса в том или ином свете…
Нет, тут я постараюсь быть совершенно объективным. Тем более что по чисто морально-нравственным соображениям у меня к Соксу тоже нашлась бы парочка претензий.
Ну, например: уж если я люблю, так люблю, а если не перевариваю, то никогда и ни за что не делаю вид, что люблю. А Сокс…
Может быть, только так и нужно жить в ихнем Белом Доме или, предположим, в нашем Кремле (Шура как-то говорил, что это почти одно и то же!), но мне лично это не подходит. Если бы мне предложили выбор на этих условиях, я бы выбрал ту полунищенскую квартирку в Бруклине на Оушен-авеню со старым еврейским Песиком Арни-Ароном…
Так вот, мне причудилось, что Сокс, даже не понимая происходящего, совершенно подсознательно (это мы с Шурой как-то проходили…) не может простить Хиллари и Биллу, что они его КАСТРИРОВАЛИ.
Вполне вероятно, что я себе это нафантазировал, но клянусь чем угодно – чтоб мне век Шурика не видеть!!! – дело было именно в ЭТОМ.
Сокс, не познавший счастья ЖЕЛАНИЯ Кошки и возможности "слиться с нею в едином экстазе", как говаривал мой Плоткин, где-то, затылочными долями мозга, ощущал, что Билли и Хиллари лишили его чего-то ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАЖНОГО И ПРЕКРАСНОГО, чего не может заменить ни один Кремль, ни один Белый Дом со всеми их Президентскими примочками!
Никакой огромный штат секретарей, охранников, врачей и обилие отборнейшей жратвы, ни одна газетная фотография, ни одна журнальная статья не дадут потрясающего ощущения нормального полновесного совокупления с какой-нибудь Кошкой-симпатягой, тоже понимающей толк в ЭТОМ ДЕЛЕ…
И наверняка Сокс это ощущал. Он просто не понимал, что его так угнетает и восстанавливает против бедных Клинтонов, но состояние собственной неполноценности, ручаюсь, он явно осознавал! Просто не знал, отчего это с ним происходит.
Господи! Как бы мне хотелось ему помочь…
Но это все пришло мне в голову гораздо позже. Примерно спустя сутки. А сейчас…
А сейчас я стоял на трех лапах перед самим Президентом Соединенных Штатов Америки Биллом Клинтоном и, не скрою, был почтительно взволнован.
И если кто-нибудь упрекнет меня в излишнем расшаркивании, я попрошу найти хотя бы одного американского Кота, который не разнервничался бы от встречи даже с Нашим Президентом. А уж чего только не болтают про Нашего!..
Не знаю, что бы сказал Наш американскому Коту, а этот Президент присел передо мной на корточки и чуть ли не насильно усадил меня на простенький лазаретный тюфячок с противоблошным излучением, встроенным кардиографом, регистратором температуры, пульса, фиксирующий каждое Котово-Кошачье недомогание и пропитанный десятком целебных растворов, способных вытянуть любого полудохлого Кота чуть ли не с того света.
Такого тюфячка даже в Пилипенковском отеле пятизвездочной стоимости не было! А уж этот подонок напер к себе в Петербург оборудование со всего мира! Причем милиционер Митя мне говорил, что все это он получал на халяву!.. За счет какого-то "Международного общества защиты Животных", где Пилипенко сейчас отирается и шустрит изо всех сил…
Так вот, значит, усаживает меня Клинтон на этот тюфяк собственными руками (это несмотря-то на врожденную аллергию!..) и говорит:
– А ты, Кыся, сиди, лежи, поправляйся. Судя по твоим боевым шрамам и разорванному уху и по тому, как отважно ты вел себя, бросившись на помощь к нашему дорогому Соксу, – ты Кот боевой и…
– Папа! Ты не можешь попроще? – прерывает его Челси. – Ты же не в Конгрессе и не на встрече Большой Семерки…
– О'кей, малыш!.. – смеется Клинтон. – Простоя посчитал, что раз это русский Кот, как мне подсказал Ларри, то первая наша встреча должна носить оттенок некой дипломатичности. А подобные встречи регламентированы определенным характером и не менее определенной лексикой.
Теперь Клинтона прервала Хиллари.
– Кот есть Кот! – сказала она. – И важно, что представляет из себя этот Кот. А русский он, или американский, или итальянский – не имеет ровно никакого значения…
– Слушайте! Какого черта вы на меня навалились?!.. – весело возмутился Клинтон.
– Я зашел сюда с единственной целью – пожать лапу этому русскому мужественному Коту, а вы…
– Так сделай же это!.. – чуть ли не хором простонали Челси и Хиллари.
– Кыся! Лапу!.. – сказал Билл Клинтон и шутливо протянул мне свою ладонь.
Я с удовольствием вложил свою переднюю правую лапу в его протянутую руку.
Клинтон беспомощно и растерянно посмотрел на Челси и Ларри Брауна:
– О, Боже… Он что, понимает все, что я говорю?!
– Полагаю, что – да, мистер Президент, – уверенно сказал Ларри.
А Челси подмигнула мне и спросила меня поШелдрейсовски:
– Ларри прав?
– Естественно! – ответил я ей и приветственно вильнул хвостом.
– Тогда у меня будет с тобой отдельный разговор…
– Нет проблем, – заверил я ее.
Челси радостно рассмеялась и погладила меня. Впервые в жизни я вдруг почувствовал, что мне это приятно! До этого момента я никаких таких поглаживаний не переносил, да и, честно говоря, никому из посторонних не позволял этого делать. Разве что только Шуре, Водиле, Фридриху, Тане Кох и вот теперь – Тимурчику… А тут, ну надо же, как мы всетаки меняемся с возрастом?!..
Одновременно с этими мыслями я отчетливо увидел, что Сокс чуть на говно не изошел от ревности и зависти. Он буквально подлез под руку Челси, и той ничего не оставалось делать, как погладить и Сокса. Правда, сделала это она с открытой душой и распахнутым для любви сердцем.
Сокс это почувствовал и, слава Богу, перестал на меня дуться. Мне еще не хватает наживать здесь себе врагов!.. Да еще к тому же в лице (нельзя же сказать – "в морде"!) всесильного Сокса.
Для кого-то там Белый Дом – это ВЕРШИНА, куда вскарабкиваются по неимоверно тяжелой и крутой лестнице. У меня же все наоборот. Для меня Белый Дом случайно оказался всего лишь первой ступенькой… Второй должен был быть конгресс, третьей – тот самый конгрессмен, приятель фон Тифенбаха, а уже от конгрессмена я должен буду все узнать о местопребывании моего Шуры Плоткина. Ибо Шура и есть для меня ВЕРШИНА этой лестницы…
Вечером был консилиум. На помощь к нашему Президентскому ветеринару был приглашен какой-то жутко крутой специалист по Котам и Кошкам из Джорджтаунского университета – профессор Эмилио Розенблат-Хуарец, который как заведенный болтали по-Шелдрейсовски, и по-Животному. Его единственным недостатком было то, что он ни на секунду не закрывал рот и никому не давал сказать ни единого слова. А так – вполне приличный мужичонка.
Кстати, в какой-то степени – ученик самого Ричарда Шелдрейса! Специально летал на целый год в Англию слушать курс лекций доктора Шелдрейса, где и наблатыкался чирикать по-Нашему. Для постоянной языковой практики держит в собственном доме двух Котов и двух Кошек.
А недавно отдыхал с женой в Ки-Уэсте – это самый последний маленький островок в самой-самой южной оконечности Флоридской островской гряды. Куба – рукой подать! Каких-то вшивых девяносто миль…
И на этом островке Ки-Уэсте есть дом такого американского писателя Эрнеста Хемингуэя. Как сейчас помню, Шура его безумно любил!.. И в этом доме по сей день по завещанию Хемингуэя живут больше ста Котов и Кошек, за которыми ухаживает одна старая тетка и два ее сына.
Так, по словам профессора, когда он туда пришел, он чуть ли не до ночи не мог оттуда вырваться! Так эти Коты замучали его своей болтовней и сплетнями!..
Я-то подозреваю, что все было наоборот: у всех этих несчастных Хемингуэевских Котов и Кошек наверняка "крыша поехала" от нескончаемой болтовни самого профессора, и они, бедняги, не могли дождаться момента, когда же этот Собачий сын Эмилио Розенблат-Хуарец уйдет или хотя бы на секунду заткнется!..
Как только я первые три минуты послушал этого трепача Эмилио Розенблата… как его там дальше?.. Хуареца, что ли?.. так я сразу решил закосить под дурачка: дескать, я – Кот русский, языкам необученный, ничего не понимаю, а по-Животному могу общаться только лишь по российски, да и то через пень-колоду…
И нужно отдать должное Челси и Ларри Брауну, которые присутствовали при этом вечернем консилиуме и осмотре, они меня поняли без единого слова и ни разу, даже случайно, не заложили!
Состояние наше было признано удовлетворительным, и нам разрешили отправиться погулять в сад. Это было более чем кстати. Гадить хотелось невероятно, а я, как вам известно, могу делать ЭТО только на свежем воздухе.
Сокс со своей белоснежной манишкой, в белых носочках и с перевязанным наискосок глазом был похож не то на джентльмена в смокинге, по пьянке схлопотавшего по рылу, не то на пирата из телефильма "Остров сокровищ".
Я тоже был не лучше: чапал на трех лапах, четвертая была намертво прибинтована к какой-то дощечке со строжайшим запретом опираться на нее до утра…
Короче, Кот Базилио и Лиса Алиса после драки из мультика про Буратино. Тоже, кстати, из телеящика.
На воздухе мы действительно почувствовали себя лучше, и Сокс на правах хозяина Белого Дома стал мне рассказывать всякие ужасно интересные вещи!
Ну, например, мы сейчас гуляем по территории площадью в восемнадцать и семь десятых акра…
На мой вопрос, что такое "акр", Сокс сказал, что точно он не знает, но это что-то ужасно большое… Зато он точно знает, что эти "акры" обслуживают тридцать шесть работников Национальной парковой службы, а что в самом Белом Доме – сто двадцать три комнаты, за которыми следят, убирают, натирают полы, чистят лампы, пылесосят и заводят часы – еще девяносто три работника!..