Купцов Василий. Последний леший

   До солнца в свою нору спешит попасть, людям не показываясь, прячась от собак, шел он там, где тень гуще, где земля чернее. Подошел барсук к своему жилью.
   «Хрр… Брр…» — вдруг услышал он непонятный шум.
   Что такое?
   Сон из барсука выскочил, шерсть дыбом встала, сердце чуть ребра не сломило стуком — так испугался он и подумал:
   «Я такого шума никогда не слыхивал…»
   «Хррр… Фиррлить-фыо… Бррр…»
   «Скорей обратно в лес пойду, таких же, как я, когтистых зверей позову: я один тут за всех погибать не согласен».
   И пошел барсук всех когтистых зверей, в лесах живущих, на помощь звать:
   — Ой, у меня в норе страшный гость сидит! Помогите! Спасите!
   Прибежали звери, ушами к земле приникли — в самом деле, от шума земля дрожит.
   «Брррррк, хрр, фьюу…»
   У всех зверей шерсть дыбом поднялась.
   — Ну, барсук, это твой дом — ты первый и полезай.
   Оглянулся барсук — кругом свирепые звери стоят, подгоняют, торопят:
   — Иди, иди!
   А сами от страха хвосты поджали.
   В барсучьем доме было восемь входов, восемь выходов.
   «Что делать? — думает барсук. — Как быть? Которым входом к себе в дом проникнуть?»
   — Чего стоишь? — фыркнула росомаха и подняла свою страшную лапу.
   Медленно, нехотя побрел барсук к самому главному входу.
   «Хрррр!» — вылетело оттуда.
   Барсук отскочил, к другому входу-выходу заковылял.
   «Бррр!»
   Изо всех восеми выходов так и гремит.
   Принялся барсук девятый ход рыть. Обидно родной дом разрушать, да отказаться никак нельзя: со всего леса самые свирепые звери собрались.
   — Скорей, скорей! — приказывают.
   Обидно родной дом рушить, да ослушаться никак нельзя. Горько вздыхая, царапал барсук землю когтистыми передними лапами. Наконец, чуть жив от страха, пробрался в свою высокую спальню.
   «Хррр, бррр, фррр…»
   Это, развалясь на мягкой постели, громко храпел белый заяц.
   Звери со смеху на ногах не устояли, покатились по земле.
   — Заяц! Вот так заяц! Барсук зайца испугался!
   — Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!
   — От стыда куда теперь спрячешься, барсук? Против зайца какое войско собрал!
   — Ха-ха-ха! Хо-хо!
   А барсук головы не поднимает, сам себя бранит:
   «Почему, шум в своем доме услыхав, сам туда не заглянул? Для чего пошел на весь лес кричать?»
   А заяц знай себе спит-храпит.
   Рассердился барсук да как пихнет зайца:
   — Пошел вон! Кто тебе позволил здесь спать? Проснулся заяц — глаза чуть не выскочили!
   И волк, и лисица, рысь, росомаха, дикая кошка, даже соболь здесь!
   «Ну, — думает заяц, — будь что будет!»
   И вдруг — прыг барсуку в лоб. А со лба, как с холма, опять скок и в кусты.
 
   От белого заячьего живота побелел лоб у барака. От задних заячьих лап прошли белые следы по щекам.
   Звери еще громче засмеялись:
   — Ой, барсу-у-ук, какой ты красивый стал! Хо-а-ха!
   — К воде подойди, на себя посмотри!
   Заковылял барсук к лесному озеру, увидал в воде свое отражение и заплакал:
 
   «Пойду медведю пожалуюсь».
   Пришел и говорит:
   — Кланяюсь вам до земли, дедушка-медведь. Защиты у вас прошу. Сам я этой ночью дома не был, гостей не звал. Громкий храп услыхав, испугался… Скольких зверей обеспокоил, свой дом порушил. Теперь посмотрите: от заячьего белого живота, от заячьих лап и щеки, и лоб мои побелели. А виноватый без оглядки убежал. Это дело рассудите.
   Взглянул медведь на барсука. Отошел подальше — еще раз посмотрел да как зарычит:
   — Ты еще жалуешься? Твоя голова раньше черная была, как земля, а теперь белизне твоего лба и щек даже люди позавидуют. Обидно, что не я на том месте стоял, что не мое лицо заяц выбелил. Вот это жаль! Да, жалко, обидно…
   И, горько вздохнув, ушел медведь.
   А барсук так и живет с белыми полосами на лбу и на щеках. Говорят, что он привык к этим отметинам и уже похваляется:
   — Вот как заяц для меня постарался! Мы теперь с ним друзья на веки вечные.
 
   Ну а что заяц говорит? Этого никто не слыхал.

* * *

   — И какую именно грамоту ты желаешь превзойти? — спросил Черный Прынц, собравшись, наконец, вернуть должок — сказку-то ему рассказали!
   — Как какую? Разве грамота не одна? — удивился Нойдак.
   — Само собой, не одна! — засмеялся ученый муж, — у одних народов одни буквицы, у других — другие… Рассказать?
   — Да, Нойдаку очень интересно!
   — Надо говорить не Нойдаку интересно, а мне интересно!
   — Тебе интересно?
   — Да нет же, тебе! Скажи: Нойдак это я.
   — Нет, — замотал головой Нойдак, — Нойдак это не ты!
   — Беда с тобой! — сдался, наконец, Черный Прынц, — И как я тебя только учить буду, если ты простой вещи уразуметь не можешь?
   — Мы договорились, ударили по рукам, значит — Черный Прынц будет учить Нойдака! — заявил молодой колдун твердо. Он прекрасно знал обычай — ударили по рукам — все, слово надо держать!
   — Ну ладно, — вздохнул ученый человек Черный Прынц, — тогда слушай, может, чего и поймешь… Грамоты я знаю многие, и все они — разные. Есть у нас грамота исконная, древняя, рунами называемая. Вот, смотри, вот — руны! — Черный Прынц показал гладкий камешек с выбитыми на нем узорчатыми буквицами, — А еще с древних лет писали греческом, — вот, смотри, вот это — на греческом… Немцы пишут на латыни. Вот латынь, смотри! — он показал кусочек тонко выделанной кожи с ровными, красиво украшенными буквицами. — А еще есть письмо арабское, я его тоже немного разумею. Есть еще суньское, его я и вовсе не знаю, вот только разве что этот значок, да этот, да еще вот этот… Это — человек по-суньски. А, зачем это тебе, тебе все это не нужно. И хиндийское письмо тоже… Выбирай, парень, чему тебя учить — по гречески, по латыни, али руны запоминать будешь?
   — Нойдак не знает… — молодой северянин совершенно растерялся, — лучше сам скажи!
   — А я тоже не знаю, чего тебе надобно! — пожал плечами Черный Прынц, — ежели на запад поедешь, к немцам да франкам — тогда латынь, если в Царьград — то греческий сгодится, а на юг — арабская вязь в самый раз будет!
   — Нойдак не знает… — повторил Нойдак.
   — Ну, хорошо, если не знаешь, я тебя такой буквице выучу, что на всех грамотах одинакова. То первая буквица, которая к людям пришла! Смотри — вот кружок, просто кружок. И называется эта буква по разному, но звучит одинаково: «О-о-о»!
   — О-о-о… — повторил Нойдак.
   — Легко запомнить, если рот такой буквицей сложить, то она так сама и зазвучит! Запомнил?
   — Да.
   — Ну, тогда смотри, вот сколько здесь буквиц, — Черный Прынц положил перед Нойдаком очень тонкий белый лист, сплошь исчерченный буквицами, — покажи здесь букву "О"! Да не тыкай своими грязными пальцами, бумага — штука дорогая, ее с караванами — с теми, что с шелками — привозят из страны далекой, где вот такими иероглифами пишут…

* * *

   Но разве только Черный Прынц умеет писать и читать? Нойдак сам видел, как и Рахта, и Сухмат неторопливо прочитывали, громко выговаривая вслух, то, что было написано на кусках бересты. А Рахта даже складывал те письма, что пересылала ему Полина, в отдельное местечко, и никому не давал дотрагиваться до них! А если оба богатыря умеют читать и писать, почему бы им не поучить этому искусству и Нойдака?
   — Ты будешь учить Нойдака писать и читать? — спросил молодой колдун Сухмата, — ты обещал учить и не учишь!
   — Ладно, давай завтра, — отмахнулся богатырь.
   — Ты и вчера говорил «завтра», и еще раньше — тоже «завтра»!
   — Вот видишь, я никогда не нарушаю своего слова! — парировал Сухмат.
   — Вот истинный муж — сказал завтра, и стоит на своем! — засмеялся Рахта.
   Что-то похожее на смешок послышалось из темноты. Рахта вскочил на ноги.
   — Сухматий, ты слышал?
   — Показалось…
   — Но ты слышал! — стоял на своем Рахта.
   — Может, эхо?
   — Какое здесь может быть эхо?
   — Да успокойся ты, скоро уже любого куста бояться будешь!
   — Я не боюсь, — спокойно возразил Рахта, — но этот преследователь не дает мне покоя!
   — Если уж его днем не словить, так уж ночью и подавно! — рассудил Сухмат, — Ладно, буду сегодня сторожить внимательнее, охранять…
   — Еще неизвестно, может, это он нас охраняет, — такое от Рахты побратим никак не ожидал услышать!
   — Ты думаешь, что он друг? Но почему тогда не показывается?
   — Не знаю, — вздохнул Рахта, — но опасность я бы давно учуял. Нет от него, неведомого, злобного духа…
   Богатыри некоторое время молчали. Спать ложиться было еще рано — ведь не все то, что было испечено на углях в тот вечер, было съедено. Нельзя же оставлять назавтра то, что можно съесть сегодня! Наконец, Сухмат решил вернуться к началу разговора.
   — А зачем тебе, Нойдак, грамота? Тоже камни роковые работать будешь? — богатырь никак не мог позабыть забавного лесовика.
   — Нет, нет! — почему-то испугался северянин.
   — А чего это ты так испугался? — удивился Сухмат, — На камне буквицы выбивать еще никто не запрещал…
   — Разве можно? — не поверил Нойдак.
   — Конечно, можно, — повел могучими плечами богатырь, — князюшко, по крайней мере, пока не запрещал!
   — Значит можно… — вздохнул Нойдак.
   — Давай, парень, рассказывай! — скомандовал Рахта, положив руку на плечо молодому колдуну, — что там у тебя приключилось такое, почему и отчего запрет был?
   Нойдак помолчал некоторое время. Его не торопили, давая возможность собраться с духом, потому как рассказ, как сразу поняли богатыри, был для парня отнюдь не легок. И вот Нойдак начал, не очень связно, рассказывать, о том, что было…
   Всему виной была Священная Скала, вернее, Большой Охотник. Лучше по порядку. Когда Нойдак, неожиданно для себя, стал колдуном, ему было всего шестнадцать. Он чуть не погиб тогда, но помог Дух…
   — Нойдак расскажет об этом потом! — заявил Нойдак и продолжил рассказ.
   Едва став колдуном, и совершенно не будучи обучен этому непростому делу — старый колдун умер внезапно, не успев передать все свои знания преемнику — Нойдак возгорелся желанием помочь родичам. И он сделал то, за что проклинал потом себя не раз. Нойдак выбил на Священной Скале изображение Большого Охотника, думая, что поможет — таким образом — призвав покровителя мужчин… Что было потом, Нойдак не сказал, но стало понятно, что ему досталось на орехи…
   Прошло много лет. Нойдак немало постранствовал, пожил в другом племени, вернулся в родное стойбище, где был признан, не без помощи верного приятеля Духа, настоящим колдуном. Но недолго продолжалось его счастье…
   Священная скала стояла совсем близко от того места, где быстрая река впадает в холодное белое море. И Большой охотник был виден с моря, его изображение радовало глаза родичей, возвращавшихся с морского промысла. Но однажды наскальный рисунок привлек взгляд чужих глаз!
   Чужие, а их было тринадцать, высадились неожиданно, и так же неожиданно напали, убив троих лучших охотников. Да и что могли сделать сородичи Нойдака, никогда не воевавшие с людьми. Оружие? Да копья только, и те лежали в Мужской Хижине. А у пришельцев были мечи. Это сейчас Нойдак знает, что такое меч, а тогда ему показалось, что в руках у чужаков какие-то блестящие полосы, то есть такое, что у людей и не бывает…
   Пришельцы заставили всех выйти их домов и собраться в одном месте, на берегу. Они не стали больше никого убивать, пленники им тоже нужны не были…
   — Это были варяги, — перебил рассказ Нойдака Сухмат.
   — Нет, это были не варяги, — возразил северянин, — Нойдак знает варягов, знает, как одеты свены и даны, какие у них мечи, какие кольчуги, какая броня…
 
   — А какая броня была на тех, ваших врагах? — заинтересовался Рахта.
   — На них не было брони, не было кольчуг, — сообщил Нойдак, — а мечи у них были совсем другой формы!
   — Какой? — спросил Рахта.
   — Может рукоятка другая? — предположил Сухмат.
   — Или не булатные были те мечи? — Рахта не успев получить ответ на первый вопрос, задал следующий…
   Богатырей можно было понять. Обычно спокойные, порой даже надменные, они превращались в любопытных мальчуганов, едва речь заходила об оружии, тем более, чужом — может — волшебном, оружии…
   — Я могу нарисовать, — сказал Нойдак и принялся изображать нечто прямо на стоявшей поблизости березке. При свете костра видно было так себе, но богатыри сразу ухватили идею.
   — Так самый неумелый кузнец делать будет, — заключил Рахта, — потому как просто. Сложил полосу железную надвое, да проковал почти всю, кроме концов, что друг с другом сложены, а концы рукоять образовали, вот и вся работа!
   — Острия нет, как таким мечом колоть? — добавил Сухмат, — С таким мечом не то что степняку, даже тати лесному отпора не дашь…
   — Но если у них были только копья, — напомнил Рахта.
   — Ну, на безрыбье и рак — рыба, — согласился Сухмат, — можно и с таким мечом, конечно. Они хоть железный были, мечи-то, а, Нойдак?
   — Нет, у них был другой цвет, другой отлив, — припомнил Нойдак.
   — Ну, не из бронзы же мечи делать? — пожал плечами Рахта, — Я о таких не слыхал пока!
   — А про такие слышал? — Сухмат указал пальцем на рисунок Нойдака.
   — Не слышал, но это что-то мне напоминает!
   — Точно! — хлопнул себя по лбу Сухмат, — колдовской знак, магический крест, я его тоже уже видел! Надо только перекрестье добавить!
   — У того магрибского колдуна на шее висел, только маленький, и повешен был за петлю, так, что рукояткой вниз…
   — Ладно, Нойдак, рассказывай дальше!
   Нойдак продолжил повествование. Чужаки, как оказалось, знают язык сородичей Нойдака, вернее сказать, их язык мало чем отличался от родного языка рассказчика. Итак, выстроив все племя, чужаки указали на Священную Скалу и строго спросили — кто выбил на ней Большого Охотника?
   Нойдак вышел вперед. Старший из пришельцев оглядел Нойдака с ног до головы.
   — Ты колдун?
   — Да.
   — И ты посмел изобразить бога?
   — Нойдак призвал Большого Охотника, чтобы… — попытался было что-то объяснить Нойдак, но его перебили.
   — Ты — наш, мы возьмем тебя с собой!
   — Нойдак не хочет! — испугался Нойдак.
   — Я не буду с тобой возиться, маленький колдун, — сказал предводитель, — может, тебя и охраняет какое колдовство или могучие духи… Но видишь, — он указал на убитых сородичей Нойдака, — моя рука уже убила троих, а теперь я буду убивать еще по одному, пока ты не согласишься добровольно взойти на мою ладью. Эй, дайте моему мечу новой крови, приведите, ну, вон того!
   Племя замерло. Все смотрели на Нойдака…
   — Нойдак пойдет с вами, — заторопился Нойдак, — не надо больше никого убивать!
   — Жаль, — вздохнул предводитель, — но раз обещал, то не буду. Колдун сам по себе — отличная добыча, а колдун, который делает богов — удача втройне!
   Нойдака не стали сажать за весла, остальные заняли свои места на скамьях. Предводитель встал на корме и взял в руки рулевое весло. Гребли, напевая неспешную песню…
   — С кем это ты разговариваешь? — спросил Ок, а так, оказалось, звали кормчего и предводителя в одном лице.
   — Нойдак разговаривает со своим Духом, — ответил Нойдак.
   — Так у тебя действительно есть Дух? — не поверил Ок, — пошли-ка своего Духа узнать, какая впереди нас ждет погода!
   Дух вернулся быстро.
   — Погода как погода, ветер как ветер, — передал Нойдак слова Духа, — а впереди на нас идет стадо китов, числом два по шесть.
   — Да ну? — изумился кормчий, но как мудрый человек, решил выждать.
   И, действительно, вскоре мореходы увидели огромные спины, то и дело показывающиеся из воды. Ок несколько раз пытался пересчитать китов, потом, удостоверившись, что Нойдак предсказал все правильно, принял решение.
   — Да ты действительно колдун! — сказал он Нойдаку, — Ок скажет Мудрым, что привез настоящего колдуна, Мудрые наградят Ока…
   Плыли долго, много дней и ночей, но ни разу даже и прикоснуться не дали Нойдаку к веслам. Хотя он не раз сам предлагал, объяснял, что в их стойбище все привычны грести…
   И вот Нойдак предстал перед теми, кого Ок называл «Мудрыми». Вид этих людей поразил Нойдака. Прежде всего — отсутствие всякой одежды. Кажется, снег, выпавший в ночь перед приездом Нойдака, совершенно не беспокоил этих людей. Они не чувствовали холода, что ли? Нойдак знал верный способ борьбы с холодом — кусок моржового сала в рот и гуляй себе, весь из себя горяченький! Хороший способ, но дорогой — сородичам Нойдака часто не хватало еды зимой. Но по этим людям нельзя было сказать, что они объедались салом. Уж больно они были худые…
   Да, представьте себе трех древних стариков, худущих настолько, что под кожей у них, казалось, не было ни капли жира, кости так и просвечивали. Бород Мудрые не брили, отчего и достигали те бороды колен, закрывая мужские части. Да и волосы на голове — чисто седые, по-стариковски редкие — спускались по плечам едва ли не до земли. А лица? Лица у всех троих были почти одинаковые, впрочем, если учесть, что и под кожей лицевой части головы у Мудрых тоже не было никакой прослойки, а мимические мышцы — атрофировались, то можете себе представить… Короче, нечто вроде трех живых черепов смотрело сейчас на Нойдака. Страшно? Так узнайте еще — еще страшнее были их глаза. Глаза вроде как глаза, только зрачки широковаты. Но вот когда эти зрачки обратились на Нойдака, он увидел вместо привычной черноты красное, горячее свечение…
   — Так это ты посмел изобразить бога на заветной скале своего рода? — спросил один из стариков, выслушав Ока.
   — Да, Нойдак сделал этот кремниевым зубилом… — ответил про себя Нойдак.
   — Он еще не личность, он называет себя по имени, — отметил старик, стоявший справа.
   — Тогда он сможет служить нашей идее, достаточно ему приказать, — отметил другой, стоявший слева старик.
   — Будешь ли ты послушен, Нойдак?
   — Нойдак сделает все, что ему скажут, — сразу ответил молодой колдун.
   — Боишься ли ты высоты?
   — Нойдак не знает…
   — Ок! — приказал стоявший посередине, скорее всего, старший из Мудрых, — отведи его на вершину горы и пусть он посмотрит вниз!
   Путь на вершину был долог. Нойдак никогда не взбирался так высоко, самым высоким местом в округе его стойбища была Священная Скала, но сколько же таких скал нужно было поставить одна на одну, чтобы достичь высоты этой горы?!
   На вершине, как ни странно, лежало множество человеческих инструментов и прочих вещей, в числе которых Нойдак заметил огромные мотки толстых веревок. Веревка — любая — была большой ценностью у сородичей Нойдака, сплести даже небольшую веревочку было делом долгим и сложным. А тут…
   — Посмотри вниз, Нойдак! — велел Ок, подведя нашего героя к самому краю пропасти.
   Нойдак посмотрел, его дух захватило, он почувствовал себя птицей, летящей над всеми этими лесами, над рекой и морем… Это было совершенно непривычное, какое-то высокое, но не в смысле высоты, а в понятии человеческого духа — высокое ощущение!
   — Ну, посмотрел, теперь пошли! — скомандовал Ок.
   — Нойдак хочет еще постоять! — попросил Нойдак, он был не в силах расстаться со всем этим великолепием…
   Путь вниз был гораздо дольше. Кормчий объяснил неопытному Нойдаку, что самое трудное и опасное в горных путешествиях — это, как раз спуски…
   — Ты привел его обратно, значит он не испугался, — сказал Мудрый, и до Нойдака только теперь дошло, что этот поход на вершину горы был испытанием. Окажись он трусом, шарахнувшимся при виде бездны — и был бы скинут в эту самую бездну…
   — Что ты почувствовал, молодой колдун, когда смотрел вниз? — спросил другой Мудрый.
   — Нойдак летел, как птица, Нойдаку было хорошо, как…
   — Как?
   — Как когда с женщиной, а … внутри нее…
   Что-то не понравилось старикам в словах Нойдака, они не спеша переглянулись, потом велели Нойдаку протянуть вперед руки. Мудрые поочередно сближали сморщенные ладони с ладонями молодого колдуна, покачивали головами. Потом, почти точно так же, почти невесомо, прогладили ладонями голову и грудь Нойдака.
   — Сила в ладонях есть, но ее не много, — отметил один из старцев.
   — Голова слабая, силы почти нет… — заметил другой.
   — Сердце наполнено силой, но ее не достать, — заключил третий.
   — Значит, только руки!
   — Но они то сейчас, как раз, и нужны!
   Мудрые, кажется, приняли решение.
   — Ты не сможешь быть Учеником, но ты будешь Работником! В этом твое назначение…
   — А что Нойдак будет делать? — спросил Нойдак.
   — Ты, вместе с другими такими же, не боящимися высоты каменотесами, вы будете делать Великого Бога! — Мудрый повернулся к ожидавшего решения Оку, — Мы довольны твоей работой, кормчий, наградой тебе будет разрешение вновь отправиться на поиски! Отплывай завтра же!
   Ок, кажется, обрадовался, по крайней мере нечто похожее на мимолетное ощущение счастья промелькнуло на его суровом лице. Он повернулся и быстрым шагом удалился. Кажется, по направлению к берегу, к ладьям…
   Через несколько дней начали ту самую работу, о которой говорил Мудрый. Нойдака, как и других каменотесов, а всего их было шестеро, спускали на веревках с самой вершины горы. Все было предусмотрено для долгой работы — две веревки удерживали деревянную доску — сидение, на которой располагался Нойдак, свесив ноги вниз, и еще одна веревка была завязана у него вокруг пояса. Если вдруг порвутся веревки, привязанные к доске, или Нойдак, сделав неловкое движения, вывалится — эта самая третья веревка не даст ему полететь в бездну, спасет его…
   Зубило ничем особенно не отличалось от тех, с какими Нойдак имел дело раньше. Тут уж ничего нового не придумаешь! Разве что рукоятка у нового зубила была поровней, да острие — получше отбито. Зато молоток был просто чудом, по сравнению с которым тот, каким пользовался Нойдак раньше — а в родном племени у него был собственный каменный топорик — молоточек, перешедший по наследству от старого колдуна, так вот, этот — был просто чудо. Одна ровно обстроганная рукоять чего стоила — ведь она совершенно не натирала руку при работе…
   Контур того, что предстояло выбить Нойдаку на скале, был уже обведен углем — как это делали, Нойдак не очень себе представлял, ведь для того, чтобы нарисовать — надо видеть, а как увидеть то, что размером с огромную скалу?
   Дни проходили незаметно. Нойдак все стучал и стучал зубилом по мягкому камню, выполняя свою часть грандиозной работы. Через некоторое время он заметил, что число таких же, как он, работников возросло. Верно, их привозили из дальних краев. Большинство из них были или колдунами стойбищ, или их учениками. Вероятно, у каждого в руках была частица той силы, которую нашли Мудрые в ладонях Нойдака. И теперь их силы переходили в скалу, в то изображение, что рождалось под ударами зубил…
   Работали подолгу, все время находясь на весу. Затекали ноги, спина, болело все — но только поначалу, ведь человек ко всему постепенно привыкает — привык и Нойдак. Но привык он или не привык, все равно — будучи поднят на вершину горы после трудового дня и наскоро покормлен, он прямо-таки сваливался на свою «постель». Впрочем, чего-чего, а мяса да рыбы для еды и теплых шкур для сна тут не жалели. Дней отдыха не было, женщин — тоже. Кстати говоря, за все время нахождения Нойдака у Мудрых он так не разу и не заметил ни одной женщины, девушки или девочки…
   Нойдак мог бы начать забывать самого себя, если бы не его невидимый приятель. Дух развлекал его разговорами, напоминал о прежней жизни, о сородичах. К сожалению, он оставался все таким же бестолковым, как и раньше. Не смог слетать в родное стойбище — просто не нашел дороги, как сказал, оправдываясь. Но Нойдак не очень-то ему поверил — небось, не долетел, увидев что-то интересное по дороге. Ведь заинтересовать Духа мог любой редкий камень или красивый цветок, а заинтересовавшись чем-либо, Дух забывал обо всем!
   Сколько времени продолжалась эта работа? Неизвестно… Но однажды Нойдак достиг участка, уже обработанного другим мастером. Перешел, вернее, его перетащили в другое место — и там вскоре работа закончилась встречей, уже лицом к лицу, с другим мастером. Точнее, встретились их руки. А это означало, что еще одна часть работы была закончена.
   Прошло уже совсем немного времени, и работы были прекращены. А каменотесам было приказано спуститься вниз, к подножию скалы. Только теперь Нойдак смог увидеть то, ради чего они трудились столько времени. На белом фоне огромного скального массива отчетливо различалась невероятных размеров человеческая фигура с распростертыми руками. Но было в этой фигуре нечто, было такое — неоконченное. Нойдак пригляделся — да, голова была отделена от шеи узкой полоской необработанной скалы. Что это означало?
   Работников выстроили в ряд. Вновь появились Мудрые, они молча начали обходить мастеров. Опять щупали руки, водили ладонями над головами, что-то обсуждали, качали — то один, то другой — головой…
   Наконец, троица Мудрых собралась вокруг Нойдака. Старики были явно недовольны — ведь они уже трижды обошли всех работников, и, кажется, не смогли найти того, чего искали.
   — В этом еще осталось немного силы, — сказал один из Мудрых, обследуя Нойдака, — совсем мало, совсем…
   — Но этого мало! — заметил другой.
   — Остальные совсем пусты!
   — Ладно, это все-таки лучше, чем ничего…
   Нойдака отделили от остальных работников, дали новый инструмент, приставили троих самых сильных мужчин для работы с веревками.
   — Ты понимаешь, что должен будешь сделать?