Купцов Василий. Последний леший

   Но и у чудища было кое-что в запасе. Вдруг раздался звук отвратный из чрева жрякова, а затем — отрыгнулось прямо на Сухмата все то, что заглотил, да переваривал водяной монстр. Не выдержал богатырь пакости этой зловонной, очи да нос его облепившей, отпрянул, выпустил жряковы челюсти. Монстр на месте развернулся, да еще и лихо как — ну, как волчок, даром что огромадный… Вдарил лапами-плавниками по воде — и был таков!
   А Сухмат, добравшись до берега, еще долго-предолго мылся-отмывался. И потом весь день плакался, что воняет все…

Глава 7

   — Так кто же смерти нашей желал, душегубов нанимаючи? — спросил то ли себя, то ли друзей Сухматий.
   — Что бы князь или Добран? Не может быть!
   — Да и зачем тогда было бы нас из Киева отпускать? — пожал плечами Сухмат.
 
   — Скажем, не хотел, чтобы знали люди киевские…
   — Не столь уж велики мы с тобой птицы!
   — Да и что толку людей лихих нанимать? Против нас-то?! — усмехнулся Сухмат, — Пустое, Добрыня бы так не сделал.
   — Добрыня — не сделал бы, а Добран Малкович… Он мог! Вроде подготовились, и камни заранее припасли, и место знали, и время…
   — А откуда им было знать? Ну, сам подумай!
   — Может, жрецы расстарались?
   — Вот, это ближе к истине!
   Богатыри замолчали, в который раз раздумывая на тему — кто же был против них? И то не годится, и это — не так, странно все как-то…
   — А коли ведуны, то кто хотел Рахту, да Сухмата, да Нойдака убить? — подал голос Нойдак.
   — Не все ли равно, одно слово — ведуны! — бросил Рахта с презрением.
   — Не одно! — возразил Нойдак, — Нойдак так думает: одно дело, если слуги того ведуна, что молниями повелевал, другое — если тот черный колдун убивцев нанял…
   — Этот колдун почему-то за Бронятой охотится, — пожал плечами Рахта, — и мы ему более не помеха… Ему теперь другая помеха будет!
   — Тогда кто?
   — Просто… Ведуны!
   — Просто не бывает!
   — Ну ты, колдун, — повернулся Рахта к Нойдаку, — возьми бубен, покамлай — будут на нас еще нападенья?
   — Нойдак сейчас! — молодой ведун полез за бубном.
   — Брось, не сейчас, — остановил его Сухмат, — вечером поворожишь… Да и не все равно, что ты наколдуешь, нам все одно — настороже быть надобно!

* * *

   Смеркалось. Впереди, поодаль от дороги, виднелось старое христьянское кладбище. То самое место, о котором говорят — лучше б не было его! Но если уже есть — что сделаешь? Все обычаи всех народов, когда-то живших и ныне живущих в этих местах, предостерегали трогать мертвых, какому роду они не были бы. Лежат — и пусть лежат!
   — И как это христьяне мертвецов закапывают как есть в землю?! — недоумевал Сухмат, — Как представишь себя на их месте… Лежишь в земле сырой, тебя черви земляные гложут, а ты — потому как мертвый — и отогнать их не можешь! Как представишь, что тебя едят — бр-р-р…
   — У всех свои обычаи, у русов — русские, у христьян — христьянские, — проворчал Рахта.
   — А Черный Прынц сказывал, что есть на свете племена-народы, которые стариков сами и съедают, — высказался Нойдак.
   — Каждый своих, али чужих тоже?
   — Про то Черный Прынц Нойдаку не сказывал, просто молвил — родителей поедают, как старость приходит, а те — спасибо говорят!
   — Может и правы они, все лучше, чем в земле гнить…
   — Вот, вот, так и говорят: «Лучше покоиться в родных желудках, чем в земле и глине!», — закивал Нойдак.
   — Наш обычай — самый лучший! — объявил Сухмат чуть ли не торжественно, — Убили тебя — сожгут на костре, а пока тризну справлять будут, ты — уж в Вирии!
   — Али в Кощном царстве, на полях медных, — буркнул Рахта.
   — Каждому — по заслугам его!
   — А ты уверен?
   Сухмат не нашелся, что сказать. В этот момент в наступившей тишине чуткие уши всех трех молодых парней уловили шум и какую-то возню, доносившуюся со стороны заброшенного кладбища. Немалый, видать, был шумок, ведь до могил было от дороги шагов этак пятьсот, не меньше.
   — Вот твари нечистые разгулялись, — голос Рахты был недовольно-раздраженным.
   — Вот-вот, и я говорю, где мертвецы несожженые — там и нечисть вся! — вновь взялся за свое Сухмат.
   — А где ж им быть, как не там, где есть чего поесть? — сказал Нойдак.
   — Да, говаривают, есть такие упыри, что токмо телами мертвыми и наедаются!
 
   — Вот и сейчас, небось, мертвеца не поделили? — предположил Рахта насмешливо.
   — Если только не живого… Схватят путника и…
   Богатыри переглянулись. Такой оборот дел, неожиданно пришедший в голову пугливому колдунишке, резко менял дело. И, как бы в подкреплении его слов со стороны кладбища донеслось что-то похожее на крик «Помогите!».
   Рахта и Сухмат молча развернули коней и рванули галопом напрямик — к тому месту, откуда послышался крик. Нойдак старался не отстать. Конечно, все эти чудища страшны зело, но одному остаться — еще и пострашней будет!
   А вот и упыри-упырики! Высыпали навстречу богатырям. Да как их много, и все — злые какие-то, будто их только что выдрали! Вооружены, что странно, правда так себе вооружены — у кого мечи ржавой поеденные, видать из курганов украденные, у кого — палки да дубье тем разное сучковатое. Были б живые люди с таким вот оружием — так то смех было бы, а не сражение. Но упыря так просто не убьешь, ему руку срубишь — он другой покарябать норовит! Мелко их приходится сечь, мелко!
   Сухмат поспел первым. Один взмах — и поганое тело толстого упыря разрублено почти точно надвое — с головы до копчика. Рахта мигом позже отбил удар оржавелого меча, да так, что меч рассыпался на куски. Второй взмах меча богатырского отрубил длинному упырю голову. Голова-то скатилась на землю, дико вращая глазами, а вот тело — тело решило продолжить драку. Правда — вслепую! Рахта уже проскочил дальше, а обезглавленное тело, ища на ощупь врага, наткнулась на другого упыря, ростом не великого, и затеяло с ним бой…
   Сухмат последовательно отрубал руки — сначала правую, потом — левую, у всех попавшихся на пути монстров. Потом приостановился, оглянулся на скакавшего вслед Нойдака, да кинул ему свою запасную сабельку.
   — Подноровись рубать, парень, маковки мертвецкие, коль такое дело подвернулось! — подзадорил молодого ведуна богатырь.
   И Нойдак решил тоже попробовать. Первая же голова отделилась удивительно легко. Второму упырю Нойдак отрубил голову уже основательно примерившись. Впрочем — отрубать гнилые черепушки у безруких — Сухмат постарался — монстров, то подвиг невелик! Ну, да и Нойдак — ведь не богатырь, ему и так сойдет.
   Выскочивший неизвестно откуда тощий, совсем уж усохший упырь замахнулся на Нойдака ржавым мечом. Молодой ведун и сообразить не успел, как отбил удар и сам рубанул в ответ. Пригодилась наука, хоть и недолго учили, да подучили, спасибо мальчику Броне — оказавшемуся не таким уж и плохим учителем! Вот и упыря разделал — раз, два — и готово, чем Нойдак не богатырь?
   Настоящие богатыри, между тем, методично поднимали и опускали мечи, устроив на этом, столь богатом упырями, кладбище настоящее поболе. К булавам ни Рахта, ни Сухмат даже и не прикасались. Какой смысл толочь и без того мертвых упырей? Их рубить надо, да помельче. А назавтра взойдет Солнце ясное, да сожжет лучами своими светлыми поганые мертвлячиные ошметки!
   Вот на Рахту насело сразу четверо. Сухмат хотел было подмочь другу, но тот лишь сверкнул глазами, да бросил: «Не мешай!». Может, и зря — двое мертвяков явно хитрили, заходя, по упыриному обычаю, по леву руку, а еще один — мелкий, с торчащими во все стороны клыками — улучив момент, прыгнул на Рахту сзади и вцепился зубами «в шею» богатыря. Плохо соображают мертвяки, вернее сказать — совсем не соображают! Где ж видано, чтобы зубами бармицу, из железа ковану-плетену, так взять и прокусить? Пока Рахта крест-накрест рубил того упыря, что подвернулся под праву руку, двое других вцепились в левую, норовя стащить перчатку. Богатырь развернулся, при этом тот, сзади, так и остался висеть, вцепившись зубами в металлическую сетку бармицы. Может, застрял?! Те, что вцепились в левую руку Рахты, не успели так сразу оба развернуться вслед за могучим телом богатыря, и тот достал ближнего справа мечом, перерубив его в области пояса пополам. Кажется, этого было достаточно — передвигаться, а тем паче, представлять опасность в таком виде половинки упыря уже не могли, только дрыгались да дергались… Все еще державшегося за левую ладонь упыря Рахта той же рукой и сгреб, не без удовольствия слушая треск ломаемых костей — будет знать, за что хвататься. Потом, шутки ради, богатырь оторвал упырю руки, а потом и вовсе разорвал мертвяка надвое…
   — Стой, не дергайся, я клеща срежу! — услышал Рахта за спиной.
   Сухмат осторожно поддел мечом шею все еще болтавшегося на бармице упыря и аккуратно отделил голову мертвяка от туловища.
   — Гляди-ка, и вправду, как клещ! — подивился Сухмат тому, как отрубленная голова продолжала висеть на Рахте, не желая разжимать зубов.
   — А ты ей на глаза надави! — предложил Нойдак, — Я так завсегда большим рыбам рты раскрывал.
   — Вот ты и дави, то дело — колдунье, — развеселился Сухмат.
   Нойдак воспринял слова богатыря серьезно — взял и надавил большими пальцами на глазные яблоки упыриной черепушки. Зубы разжались, голова, успев кляцкнуть зубами, но не успев вцепиться в колдуна, полетела на землю. Кобылка Нойдака, как бы желая поучаствовать в общем деле, лягнула отрубленную голову и та покатилась куда-то дальше, не видно куда — ведь уже почти стемнело.
   — Рановато упыри повылазили, — заметил Рахта, глядя вслед зашедшему Солнцу. Цельных упырей, кажись, поблизости не осталось, можно было и передохнуть.
   — Добычу может какую почуяли младую, вкусную? — предположил Сухмат.
   — Или выгнал кто? — высказал куда более серьезную версию Нойдак.
   — Пожалуй, что выгнал, — согласился Рахта, вновь хватаясь за меч.
   Сухмат и Нойдак резко развернулись и посмотрели в ту же сторону, куда теперь смотрел их товарищ. То, что они увидели, было не похоже ни на что, прежде виденное. На фоне ярко засиявшего — в отсутствии Солнца ясного — Месяца прекрасного явственно был виден силуэт почти человеческий — ну, прямо как дым или туман, но фигурой — старик с бородой длинной, да ростом как два Сухмата, а то и поболе! Сквозь странный силуэт просвечивались и камни могильные, и звезды небесные.
   — А это еще кто такой? — удивился Сухмат, выставив впереди себя меч.
   — Это призраков пожиратель, — выказал свои знания Нойдак, — я слышал о таких, они на кладбищах живут.
   — Опасен?
   — Для живых — нет!
   — А мы для него?
   — Тоже нет…
   — А вот сейчас проверим! — и Рахта бросился прямо на полупрозрачного великана, размахивая мечом.
   Сухмат, на всякий случай, метнул в старика булавой. Та пролетела сквозь великана, как будто его и не было. А вслед за булавой проскакал и Рахта, впустую пытаясь поразить этот странный живой полудым-полутуман своим клинком. Старик даже в лице не изменился, как-то равнодушно вдруг сорвался с места и заскользил по направлению к Сухмату. Напрасно богатырь махал мечом — великан проскользнул сквозь него, да так, что Сухмат ничего и не почувствовал. Мгновение — и старика как не бывало.
   Нойдак, спрыгнувший уже с кобылки и возложивший ладони обоих рук на Землю-матушку в поисках Силы Первородной, бормотал оберегающие заклинания.
   — Да, с тем у кургана попроще было! — усмехнулся Сухмат, не без удовольствия вспоминая былое.
   — А что это за пожиратель такой? — спросил колдуна Рахта. Голос богатыря был почти равнодушен — какой там страх, даже сильного ощущения, и того не было…
   — П-потом р-раскажу, — Нойдак ответствовал с таким явным испугом, что богатырь не стал выспрашивать его дальше. Потом — так потом!
   — Кажись, он оттуда вылетел, — Сухмат показал рукой, — надо бы посмотреть!
 
   — Вот вы с колдуном и смотрите, — проворчал Рахта, но когда Сухмат, подхватив за шкирку и усадив на кобылку Нойдака, действительно двинулся в избранном направлении, ворчливый силач тоже отправился, не спеша, за ними.
   На пространстве шагов в десять в окружности кто-то основательно поработал — могильные камни были опрокинуты, повсюду валялись еще шевелящиеся части тел упырей. Одна из голов вцепилась зубами в сапог Сухмата, богатырь брезгливо отбросил ее в сторону, причем в этот раз черепушка мертвяка с громким чмоком врезалась в стоявшую на отдалении стелу и размазалась по ней…
   — И чего было на помощь звать, коли так здесь все уработал? — пожал плечами Сухмат.
   — Неизвестно, кто поработал, а кто звал… — заметил Нойдак.
   — Почему неизвестно, — Сухмат, наклонившись, поднял с земли оторванную каким-то силачем когтистую руку. Ладонь была сжата в кулак, а в кулаке была зажата прядь длинных волос. Сухмат разжал гнилые пальцы, взял прядь в руки, разгладил — да ведь это часть косы девичьей!
   Рахта вырвал прядь из рук побратима, всмотрелся…
   — Полинушка… — прошептал богатырь.
   Нойдак покачал головой, укоряя Сухмата — мол, Рахте зачем показал? Богатырь попытался как-то исправить положение.
   — Еще неизвестно, — сказал он побратиму, — мало ли волос разных…
   — Разных много, — чуть ли не с кулаками накинулся на побратима Рахта, — а Полинушкины я из тысяч узнаю…
   Кладбище промолчало — свидетелей сцены, разыгравшейся тут до прихода богатырей не осталось. Последним свидетелем был, верно, тот самый пожиратель призраков, но и тот — утек куда-то.
   — Может, вы все-таки расскажите, все, что знаете? Ну, все то, что случилось с Полинушкой, да мне неведомо? — спросил Рахта друзей, потом добавил, — Друзья вы, в конце концов мне, или нет?
   — Друзья, — кивнул Сухмат , — потому и…
   — Ничего, рассказывайте кто что знает, я стерплю!
   И Рахта стерпел, выслушал все! И больше в тот вечер слова не молвил, все думал думу свою…

Глава 8

   В этот раз путники ухитрились переждать грозу, оставшись сухими. Помог высокий раскидистый дуб, одиноко стоявший посреди степи. Едва вдалеке загрохотал первый гром, как Рахта, следовавший впереди, направил коня к одинокому дереву. Покинули седла, расположились прямо на покрытой зрелыми желудями земле. Сквозь густую, уже пожелтелую листву, пока не пролилось ни капли вниз. Богатыри спокойно относились к бушующей вокруг стихии, не вздрагивали при ударах грома. Нойдак тоже был на удивление спокоен, совсем не боялся молний. Возможно, он просто никогда не видел людей, убитых молниями. А может — просто не связывал эту грозу и то, что произошло недавно на Перуновом холме…
   — Говорят, в грозу под высоким деревом опасно, — сказал Сухмат, — в него молнии часто метят…
   — А почему? — спросил Нойдак.
   — Да Перун уж старик совсем, зрение-то никуда не годное, вот и видит только то, что поближе, — засмеялся Сухмат.
   — Зря ты богов дразнишь! — покачал головой Рахта.
   — А что, боишься? — засмеялся Сухмат, — Так чего же тебе-то бояться? Это ведь Нойдак любимчика Перунова убил, а не ты… Ты как Нойдак, боишься гнева великого бога Перуна?
   — Нойдак боится, — сказал северянин как-то равнодушно, — но Перун не увидит Нойдака через эти ветки, листья да желуди!
   — Нойдак спрятался? — улыбнулся Рахта.
   — Нойдак хорошо спрятался! — согласился Нойдак.
   Друзья поулыбались, затем вновь посерьезнели. Смех смехом, но…
   — Да, Перун на нас сердит, — сказал Сухмат, с опаской вглядываясь в грозовое небо.
   — У Перуна таких туч да молний с громами — что у степняка вшей, — пожал плечами Рахта, — что же он, специально за нами приглядывать будет? Велика честь…
   — Так то оно так, но может, все ж, осерчал на нас великий бог?
   — Что волхва убили?
   — Да, — кивнул Сухмат.
   — А что ему волхв? — пожал плечами Рахта, — Перун наш бог, он князей да дружинников покровитель, а волхвы… Подлизываются волхвы!
   — А как же требы?
   — Перуну угодны только те требы, что воины приносят, а боле всего мила ему кровь знатного пленного, хана или короля какого… — убежденно заявил Рахта.
   — А когда деву воительницу в жертву отдали, так что ж?
   — Не мила такая треба Перуну, не мила!
   — Тогда почто же волхва своего защищал? — не согласился Сухмат.
   — Так может договор у них какой был…
   — А у нас? У нас то договора нет!
   — Нам, дружине князя русского, договор не нужен, мы и так его, Перуновы, люди, а он — наш бог!
   Гроза прошла так же быстро, как и пришла. Богатыри не стали терять времени, вскочили на коней и отправились дальше. Вот только Нойдак, как обычно, замешкался — на его кобылку время от времени находили приступы своеволия. Вроде и не мешала усесться, да каждый раз, стоило Нойдаку вцепиться в седло, дабы совершить прыжок наверх, кобыла в самый такой момент делала небольшой шажок в сторону — и наш колдун плюхался на землю…
   — Своенравную же ты кобылку выбрал, добрый молодец! — услышал Нойдак голос за спиной.
   Как же он не приметил, как к нему совсем близко подошел невысокий седовласый старичок, хорошо — не враг с мечом, да — проворонил Нойдак, что и говорить! Совсем плохой воин Нойдак!
   — Нойдак кобылку не выбирал, ее выбрали друзья…
   — Плохие же у тебя друзья, коли такую глупую лошадку тебе подсунули!
   — Друзья у Нойдака добрые! — рассердился Нойдак, — И кобылка у Нойдака умная!
   — Какая ж она умная, коли везти хозяина не хочет?
   — Потому и не хочет, что умная, — сказал колдун, — чего ж хорошего — на себе кого-то возить, лучше травку щипать!
   — Да, умная! — засмеялся старичок, — Стало быть, ты — дурак, что на умной ездить пытаешься?
   — Да, Нойдак дурак, — согласился Нойдак спокойно — ведь его столько раз за последнее время награждали данным эпитетом…
   — А что это у тебя за копьецо такое малое, из кости выделанное?
   — Это гарпун.
   — Дай посмотреть!
   — Смотри, — и Нойдак дал в руки незнакомого старика заветный гарпун.
   — И что, ты так мне в руки и отдаешь заветное оружие? — удивился старик.
   — Нойдак дал посмотреть, — ответил северянин простодушно, — Нойдак насовсем не дал, этот гарпун можно отдать только следующему после меня колдуну…
   — А если я заберу гарпун себе? — и старик сделал шаг назад.
   — Но это нехорошо! Нойдак ведь сам его тебе дал, — удивился Нойдак.
   — Да, ты прав, это нехорошо, — согласился старик и отдал гарпун обратно, — ну и глуп же ты, приятель!
   — Хорошо, гарпун у Нойдака, а то что было делать? — обрадовался северянин.
 
   — Попробовал бы у меня отобрать, — посоветовал старик.
   — Стариков уважать надо, со стариками драться нельзя! — последовал мгновенный ответ.
   — Да, ты — истинный дурак! — старик начал хохотать, — Ну, а дуракам, известно — счастье!
   — Какое счастье?
   — Да, вот решил тебе подарок сделать…
   — А где подарок?
   — У тебя!
   — Где? — Нойдак машинально начал ощупывать себя.
   — Подарок тебе — твоя жизнь, дурачок!
   — Это как?
   — Да хотел твое оружие заветное отобрать, да тебя убить, — сказал старик, — да не судьба! Гарпун ты мне сам как другу дал, да объяснил — неразумному, что — хорошо, а что — плохо… А коли так — живи, и зла я на тебя боле не держу!
   — А почему на Нойдака держал зло? — удивился молодой колдун словам старика, но это удивление было ничем по сравнению с тем, как Нойдак удивился в следующий момент. Старик сгинул. Не так, как пропадают ведуны, отводя взгляд или делая шаг куда-то в невидимый мир… Нет, старик исчез честно, даже не устраивая «растворение в воздухе». Просто был и пропал, не стесняясь направленного на него взгляда Нойдака…
   Своих друзей Нойдак нагнал далеко не сразу, те заговорились на все ту же тему — предстоящего объекта их охоты — и не заметили, что Нойдак отстал. Когда Нойдак оказался вновь между двух богатырей, он быстро, глотая слова, пересказал им то, что случилось между ним и неведомым стариком под старым дубом.
   — Я ничего не понял! — заявил Сухмат, — повтори еще раз, помедленнее!
   И Нойдак повторил рассказ еще раз. После этого побратимы задали несколько вопросов — как выглядел старик, как был одет, было ли что у него в руках…
   — И в руках у него ничего не было, — закончил Нойдак свой рассказ.
   — А взгляд? — опомнился Рахта, — Как он смотрел? Глаза?
   — Нойдак не смотрит в глаза мудрым старикам, — ответил Нойдак, — так не принято. Со стариками надо разговаривать, опустив глаза…
   Побратимы переглянулись. А потом некоторое время молчали. Первым высказался Рахта.
   — Да ты везунчик, каких мало! — сказал он весело и почти с завистью, — Схлестнуться с богом, да еще и пристыдить его… Нехорошо мол, нечестно! А теперь — будешь жить спокойно…
   — Да, Перун Слова не нарушит, — согласился Сухмат, — видно есть такой божественный закон?
   — Что дуракам — счастье? — догадался Нойдак.
   — Это уж точно!
   — Теперь мы знаем, по каким законам боги живут!
   Богатыри явно развеселились. До них дошло, какой опасности они только что миновали…
   — Хорошо быть дураком! — смеялся Сухмат, — Стукни меня, братишка, по головушке кулачком, да посильнее, может и я поглупею… То-то счастливым буду!
   — Дай Нойдак стукнет! — предложил Нойдак.
   — Ну, если ты вдаришь, то Сухматьюшка вряд ли поглупеет, — веселился Рахта, — даже если сто Нойдаков одновременно ударят…
   — Ты теперь будешь нам счастье приносить, — заявил Сухмат.
   — Это как? — заинтересовался Нойдак.
   — Да просто — пока ты с нами, везти нам будет, оно — точно!
   — Вот какой Нойдак важный! — загордился северянин.
   — Это точно! — согласился Рахта, — тебя в ином народе только кормили бы да поили, лишь бы ты счастье приносил…
   — Слышал я о таком обычае у варягов, — сказал Сухмат.
   — То не только у варягов, — поправил Рахта, — у других народов тоже. Вот, скажем, жил тыщу лет назад один воин великий, и так ему везло, что все аж бояться так его стали…
   — Что стал он жить без охраны среди врагов своих, а их было у него великое множество, ибо злодеем он был отъявленным, и никто на него руку поднять до самой старости не посмел! — закончил Сухмат.
   — А под старость все-таки посмели? — заинтересовался Нойдак.
   — Нет, и на старости лет никто не посмел, так его черви заживо и съели, везунчика…
   — Ой, Нойдак не хочет, чтобы его черви съели… заживо! — забеспокоился северянин.
   — Ну, тебе это не грозит, такую честь еще заслужить надоть…
   Далее пошли воспоминания о том, что и когда кто слышал по данному вопросу. Фразу о том, что «любимцы богов умирают молодыми» первым вытащил из своей памяти Рахта, беседа чуть переменила направление, замелькали имена Лександра и Святослава, потом еще и еще…

* * *

   И все-таки размышления о высших существах продолжали тревожить Нойдака. Правда, как оказалось, эти самые размышления преследовали лишь одну, конкретную задачу. И вот, на ближайшем привале, Нойдак вновь начал терзать своих друзей вопросами.
   — Вот у вас, князей да богатырей, бог — покровитель Перун? Так?
   — Перун. — отозвался Сухмат.
   — А у тех, кто коров да овец разводит, да торгует — Велес? — продолжал допытываться Нойдак.
   — Ну, да…
   — А девушки любви у Лады выспрашивают?
   — Ага! — улыбнулся Сухматий.
   — А кузнецы да иные мастера — Сварожичу?
   — Ну, правильно, — отозвался на этот раз Рахта, — надоел уже. И Роду старики молятся да ведуны, а Симаргла колдуны уваживают. Все, теперь все?
   — Вот видишь, у всех есть боги, а кто у Нойдака бог?
   — А ты кто? Ведун — не ведун, воин — не воин… — Рахта был в этот вечер зол, — Дурак ты, Нойдак, вот кто ты!
   — Если Нойдак дурак, то кто его бог? — задал уж совершенно глупый вопрос северянин.
   — Да кому из богов дураки нужны? — вконец развеселился Сухмат, который, в противоположность побратиму, теперь уже забавлялся этим разговором.
   — А разве у дураков нет бога? — удивился Нойдак, — У всех есть, а у меня — нет?
   — Вот уж о ком никогда слыхом не слыхивал, так это о Боге Дураков! — попытался закончить разговор Рахта.
   — И нигде, ни в каких землях, нет для меня бога?
   — Слыхал я о земле Хинд, — продолжал веселиться Сухматий, — так там богов так много, как у нас — сорок да ворон. Но и там, думаю, Бога для дураков не придумали…
   Разговор закончился, и Нойдак, так и оставшийся без личного бога, расстроился вконец. В самом деле обидно — у всех есть, а у тебя — нет!

* * *

   — Что это ты такое …? — спросил Рахта, наблюдая за действиями старой бабки.
   Рахта мог и сам напечь хлеба али пирогов, прекрасно знал, как готовить тесто, на чем замешивать, сколько чего класть — крутое ли нужно было тесто для печения, иль жидкое — для блинов. Но то, что смешивала эта бабка, было непривычно. Как так — муку и патоку? Что же это получится такое? Может, старуха на старости лет совсем из ума выжила…
   — Тише ты, а то заругают меня, что при чужаке пряничное тесто замешиваю, — ругнулась было старая женщина и тут же схватила сама себя руками за рот, поняв, что проговорилась.