Страница:
В Сибири от одного населенного пункта до другого расстояния могут быть огромные. Едешь, едешь – ни единого следа жилья. Пусто. Снабжение скудное. Алкоголь – в жутком дефиците. В девяносто первом по всей стране с этим туго было, а уж там-то в особенности.
На полустанке поезд замедляется – торговцы заранее договариваются об этом с поездной бригадой, и к нему уже бегут – мужчины, женщины, даже дети. Кто с чем. С бидонами, канистрами, фляжками. После холеной Европы противно смотреть на эту нищую, пропитую братию. Многие увечны.
Едут уже давно, надоело порядком, да и устали от однообразия. Однажды майор возьми и предложи лейтенанту Белову: «Давай мы себе винца возьмем».
Кто бы спорил!
Поменяли консервы на вино, сели на открытой платформе около машины и под неспешный офицерский треп выпили, подняв себе настроение.
Лучше бы они этого не делали! Потому как тем самым подали плохой пример бойцам, которые, понятное дело, это дело заметили. Да и трудно не заметить в таком маленьком, тесном коллективе.
Во время движения поезда службы практически нет. Все едут, отдыхают, по сторонам смотрят. Вся служба во время остановок. Такое тесное круглосуточное общение солдат и офицеров бесследно не проходит. Дисциплина начинает падать, да и надоело уже всем до чертей. Словом, ленятся бойцы, на стоянках их выгонять приходится.
А тут вдруг на одной станции солдаты быстренько выскочили из теплушки сами. Двое в наряд и скоро-скоро уходят вдоль состава. Видно – возбуждены. Через полчаса идут, как и положено в наряде, обратно – болтают, веселые такие. Словом, пьяные. Ну, не очень сильно, однако ж факт налицо.
Через час заступать двум другим, и они уже готовы и даже суетятся. Ищут первых, проявляя небывалое рвение. Где они?
Первая пара появляется с некоторым опозданием и между ними и сменщиками происходит такой примерно разговор, подслушанный лейтенантом Беловым:
– Нормально?
– Все пучком!
– Где?
– В «казачке».
«Казачком» называли «Урал-375».
Белов бегом к платформе, где стоит тот самый «казачок», забирается в кабину и находит под сиденьем два котелка с «Агдамом». Забирает, закрывает кабину и уходит.
Минут через пятнадцать, а то и раньше, прибегают эти двое в полном расстройстве чувств. Хватают парня из предыдущего наряда и втроем обратно – искать. Лейтенант и майор, наблюдающие эту сцену, смеются. Чуть погодя они вдвоем то вино и допили, сохранив боеготовность вверенного им личного состава.
Уже много позже, в Комсомольске, один из бойцов спросил Белова:
– Это вы тогда котелки забрали?
– А ты хотел, чтобы вам оставили?
Ну что на это можно ответить?
Проехали станцию «Ярофей Палыч». В дороге уже очень давно. Многие продукты, взятые с собой, испортились – холодильников в теплушке не предусмотрено. Истосковались даже по хлебу, не говоря уж о чем другом. Надо идти в магазин закупать продукты.
На крупной станции лейтенант Белов вместе с еще одним бойцом берут большую сумку, деньги и отправляются за провизией. Предварительно узнают, сколько тут будут стоять. Их успокаивают – час, не меньше! Ну, время есть.
Быстрым шагом направляются в ближайший магазин. Из окон магазина виден их состав, на полках же не видно ничего. Ноль. То есть как раз именно то, что называется шаром покати.
Но тут же узнают, что неподалеку есть еще один магазин, в котором кое-что должно быть. Быстренько отправляются туда, а там и вправду – хлеб свежий, даже колбаса имеется. Обслужили наших вояк быстро, полная сумку провизии. Но время-то идет. Выбегают – нету поезда. Пусто. Хватают вдвоем эту сумку и на пути.
– Где состав такой-то?
– Час как уехал.
– Как час? Всего минут пятнадцать как мы из него вышли.
– Ну, может и не час. Что я, засекал, что ли?
Что делать? По-хорошему надо бы в таких случаях обращаться к коменданту станции.
Надо сказать, что наши вояки, изрядно подраспустившиеся в пути, одеты были, мягко говоря, не совсем по форме. То есть кто во что горазд. Обратиться в таком виде к коменданту – верный залет. А оно кому-то надо? То-то и оно, что нет. Можно бы попробовать догнать на другом поезде, но ведь поезда, тем более товарные, это не болиды из «Формулы-1». Потолкавшись на путях узнают, что через два часа у «их» состава должна происходить смена поездных бригад, а это происходит во время долгой остановки. Так что есть шанс.
Узнают, какой поезд трогается отсюда первым, находят, бегом к локомотиву – а сумка тяжеленная! – поезд уже начал движение. Но наддали и, обогнав локомотив, кричат:
– Мужики, возьмите нас с собой!
– Ладно прыгай, – разрешает машинист.
Его помощник вторит:
– Бросай сумку!
И руки уже тянет.
Ага! Нашел дураков. В ней харчей черт знает на сколько денег, времена да и места тут голодные. Сейчас он хвать и где его потом искать?
– Бери бойца!
Все эти переговоры на бегу производятся.
Ну, ничего, сладилось. Сначала боец забрался, за ним следом сумка ушла, потом уж и лейтенант влез.
В кабине тесно, вчетвером не развернуться, машинист велит им идти в заднюю кабину локомотива. Ну, пошли, конечно. А жара! Солнце печет, да и набегались, наволновались. Боец просит:
– Давайте попьем.
Кроме собственно продуктов они купили еще кое-какого питья – минералки, еще чего-то. Но лейтенант как кремень: нет и все.
Приехали на станцию. Видят – вот он, родной поезд. Ну, не рядом, но видно даже как уходит старая поездная бригада. Вылезают, руками машут, мол, мы здеся! Туточки! А их не видят! И поезд трогается. Тю-тю!
И что теперь делать?
Бросаются к сменившимся мужикам, «своим», мол, так и так.
– Да не бойтесь. Часа через три будет новая длинная остановка. Можем по нашей связи передать, что вы и где вы.
– Да ты чего! Это ж верный залет. Нет, так поедем.
– Как хотите.
Возвращаются на локомотив, едут дальше. Как бы догоняют.
Приехали на ту самую большую станцию, название которой история не сохранила. Видят уже свой поезд, но проскакивают мимо него. Километров эдак на пять вперед. Вылезли, нашли маневровый паровоз и на нем обратно. Устали – до чертиков. Все ж на нервах да бегом да в неизвестность. Родная теплушка уже чуть ли не раем кажется.
Добрели до поезда, таща из последних сил себя и сумку.
– Где начкар? – спрашивает Белов у своего солдата, курящего у теплушки. Надо же доложиться, как-то успокоить.
– Да к коменданту пошел. Минут пять как.
Вот ведь! Одну станцию терпел, не мог еще одну потерпеть! Ну что сделаешь? Бегом на станцию. Видно – вон идет. Кричит ему, но тот не слышит; кругом поезда, громкая связь работает. И – входит майор внутрь.
Лейтенант из последних сил наддает и врывается следом. Видит, начальник караула уже взялся за ручку комендантской двери.
– Олег!!!
Кинг-Конг в своем лесу так не орал.
Майор обернулся и открывать дверь не стал. Зато как понес потом.
Великий и могучий слишком слаб для того, чтобы передать весь эмоциональный накал, выплеснутый майором в устной речи. Да и то сказать, больше шести часов двое его подчиненных отсутствовали неизвестно где и по какой причине. Тут и не такие перлы выдашь! Просто перенервничал человек.
Но ничего, обошлось. Да и конец пути скоро, потерпеть немного осталось.
В личных вещах лейтенанта Белова имелись две литровые бутылки водки «Смирновская», купленные еще в ГДР. Неприкосновенный запас, предназначенный для использования по месту прибытия на место постоянной дислокации. Может, с товарищами выпить, а может и при какой другой надобности сгодятся. Ведь эта жидкость – самая твердая валюта.
Каким-то образом бойцы про это прознали и, когда проехали Хабаровск, одну бутылку стащили. Дождались, когда офицеры лягут спать, и устроили себе праздник. Ведь завтра уже будет часть, прощай, свобода!
Белов просыпается от звука голосов. Говорят громко. Прислушивается – пьяные! Выходят с майором вдвоем – против восьми датых бойцов, двое из которых, «старики», пьяные в стельку. А уже решили – пьяных – наверх, на крышу. Пусть освежатся.
И тут один «старик», увидев лейтенанта Белова, орет ему:
– Андрюха! З-заходи! Мы тут решили отметить…
Думаю, именно это «Андрюха» особенно оскорбило молодого лейтенанта, поэтому он без дальнейших разговоров просто бьет советского солдата, извините, в рыло. А тот – в ответ.
Все, тушите свет. Приехали, называется.
Имелось у них в теплушке что-то вроде крохотной баньки. Надо же как-то мыться в пути. Забили в эту баньку бойцов, печку растопили – ждут.
Полчаса прошло – а в баньке жарко, тесно – орут:
– Больше не будем. Выпустите нас!
Выпустили. Но видно – пьяные все. А через два часа уже конечная – Комсомольск! Что делать? Надо их как-то в себя приводить, не везти же таких к начальству. За такое по головке не погладят. Пьянка в карауле! ЧП!
Ну что – умывать. Приводить в чувство холодной водой особо пьяных. Схема такая – один свешивается через край, перевесясь через «бревно» – перекрывающую вход в теплушку доску, другой его держит, третий поливает из котелка. Все, вроде, продумано.
Процесс пошел. Отливают. Поливальщик, опорожнив очередной котелок, пошел за новой порцией. Вдруг – грохот какой-то, шум. Что еще?!
Тот, которого держали и, соответственно, отливали, выпал наружу. На полном ходу! За бортом – откос, усыпанный острыми камнями. Острыми!
Белов посылает бойца к машинисту, а сам уже представляет себе кровавое тело и собственную перспективу – тюрьма. И ведь всего чуть-чуть не доехали!
Поезд останавливается, лейтенант Белов на ватных ногах идет назад с двумя бойцами, шаря глазами вокруг, как вдруг из кустов слышится:
– Ух! Больше пить не буду.
Глядит, боец его восстает. Голый. Немножко расцарапан и все! Ни переломов, ничего такого!
– Бегом!!!
Какой бегом, если тот идти не может.
Тут поезд трогается.
Командует бойцам:
– На платформу!
Потому что до теплушки добежать просто не успевают.
Закидывают полуживое тело на платформу и так едут до остановки. Там уже перебираются в теплушку.
Там поспали, сколько удалось, а перед самым городом устроили совещание всего личного состава, на котором было единогласно принято единственное решение – никому о произошедшем не рассказывать. От греха. Хоть и приехали на край света, но жизнь-то продолжается.
И где же здесь мораль? Панибратство с подчиненными до добра не доводит, это факт непреложный и, как видно из выше изложенного, вполне доказанный.
ЗДРАВСТВУЙ… ЭТО… НОВЫЙ ГОД!
О ДИСЦИПЛИНЕ.
ЯЙЦА.
На полустанке поезд замедляется – торговцы заранее договариваются об этом с поездной бригадой, и к нему уже бегут – мужчины, женщины, даже дети. Кто с чем. С бидонами, канистрами, фляжками. После холеной Европы противно смотреть на эту нищую, пропитую братию. Многие увечны.
Едут уже давно, надоело порядком, да и устали от однообразия. Однажды майор возьми и предложи лейтенанту Белову: «Давай мы себе винца возьмем».
Кто бы спорил!
Поменяли консервы на вино, сели на открытой платформе около машины и под неспешный офицерский треп выпили, подняв себе настроение.
Лучше бы они этого не делали! Потому как тем самым подали плохой пример бойцам, которые, понятное дело, это дело заметили. Да и трудно не заметить в таком маленьком, тесном коллективе.
Во время движения поезда службы практически нет. Все едут, отдыхают, по сторонам смотрят. Вся служба во время остановок. Такое тесное круглосуточное общение солдат и офицеров бесследно не проходит. Дисциплина начинает падать, да и надоело уже всем до чертей. Словом, ленятся бойцы, на стоянках их выгонять приходится.
А тут вдруг на одной станции солдаты быстренько выскочили из теплушки сами. Двое в наряд и скоро-скоро уходят вдоль состава. Видно – возбуждены. Через полчаса идут, как и положено в наряде, обратно – болтают, веселые такие. Словом, пьяные. Ну, не очень сильно, однако ж факт налицо.
Через час заступать двум другим, и они уже готовы и даже суетятся. Ищут первых, проявляя небывалое рвение. Где они?
Первая пара появляется с некоторым опозданием и между ними и сменщиками происходит такой примерно разговор, подслушанный лейтенантом Беловым:
– Нормально?
– Все пучком!
– Где?
– В «казачке».
«Казачком» называли «Урал-375».
Белов бегом к платформе, где стоит тот самый «казачок», забирается в кабину и находит под сиденьем два котелка с «Агдамом». Забирает, закрывает кабину и уходит.
Минут через пятнадцать, а то и раньше, прибегают эти двое в полном расстройстве чувств. Хватают парня из предыдущего наряда и втроем обратно – искать. Лейтенант и майор, наблюдающие эту сцену, смеются. Чуть погодя они вдвоем то вино и допили, сохранив боеготовность вверенного им личного состава.
Уже много позже, в Комсомольске, один из бойцов спросил Белова:
– Это вы тогда котелки забрали?
– А ты хотел, чтобы вам оставили?
Ну что на это можно ответить?
Проехали станцию «Ярофей Палыч». В дороге уже очень давно. Многие продукты, взятые с собой, испортились – холодильников в теплушке не предусмотрено. Истосковались даже по хлебу, не говоря уж о чем другом. Надо идти в магазин закупать продукты.
На крупной станции лейтенант Белов вместе с еще одним бойцом берут большую сумку, деньги и отправляются за провизией. Предварительно узнают, сколько тут будут стоять. Их успокаивают – час, не меньше! Ну, время есть.
Быстрым шагом направляются в ближайший магазин. Из окон магазина виден их состав, на полках же не видно ничего. Ноль. То есть как раз именно то, что называется шаром покати.
Но тут же узнают, что неподалеку есть еще один магазин, в котором кое-что должно быть. Быстренько отправляются туда, а там и вправду – хлеб свежий, даже колбаса имеется. Обслужили наших вояк быстро, полная сумку провизии. Но время-то идет. Выбегают – нету поезда. Пусто. Хватают вдвоем эту сумку и на пути.
– Где состав такой-то?
– Час как уехал.
– Как час? Всего минут пятнадцать как мы из него вышли.
– Ну, может и не час. Что я, засекал, что ли?
Что делать? По-хорошему надо бы в таких случаях обращаться к коменданту станции.
Надо сказать, что наши вояки, изрядно подраспустившиеся в пути, одеты были, мягко говоря, не совсем по форме. То есть кто во что горазд. Обратиться в таком виде к коменданту – верный залет. А оно кому-то надо? То-то и оно, что нет. Можно бы попробовать догнать на другом поезде, но ведь поезда, тем более товарные, это не болиды из «Формулы-1». Потолкавшись на путях узнают, что через два часа у «их» состава должна происходить смена поездных бригад, а это происходит во время долгой остановки. Так что есть шанс.
Узнают, какой поезд трогается отсюда первым, находят, бегом к локомотиву – а сумка тяжеленная! – поезд уже начал движение. Но наддали и, обогнав локомотив, кричат:
– Мужики, возьмите нас с собой!
– Ладно прыгай, – разрешает машинист.
Его помощник вторит:
– Бросай сумку!
И руки уже тянет.
Ага! Нашел дураков. В ней харчей черт знает на сколько денег, времена да и места тут голодные. Сейчас он хвать и где его потом искать?
– Бери бойца!
Все эти переговоры на бегу производятся.
Ну, ничего, сладилось. Сначала боец забрался, за ним следом сумка ушла, потом уж и лейтенант влез.
В кабине тесно, вчетвером не развернуться, машинист велит им идти в заднюю кабину локомотива. Ну, пошли, конечно. А жара! Солнце печет, да и набегались, наволновались. Боец просит:
– Давайте попьем.
Кроме собственно продуктов они купили еще кое-какого питья – минералки, еще чего-то. Но лейтенант как кремень: нет и все.
Приехали на станцию. Видят – вот он, родной поезд. Ну, не рядом, но видно даже как уходит старая поездная бригада. Вылезают, руками машут, мол, мы здеся! Туточки! А их не видят! И поезд трогается. Тю-тю!
И что теперь делать?
Бросаются к сменившимся мужикам, «своим», мол, так и так.
– Да не бойтесь. Часа через три будет новая длинная остановка. Можем по нашей связи передать, что вы и где вы.
– Да ты чего! Это ж верный залет. Нет, так поедем.
– Как хотите.
Возвращаются на локомотив, едут дальше. Как бы догоняют.
Приехали на ту самую большую станцию, название которой история не сохранила. Видят уже свой поезд, но проскакивают мимо него. Километров эдак на пять вперед. Вылезли, нашли маневровый паровоз и на нем обратно. Устали – до чертиков. Все ж на нервах да бегом да в неизвестность. Родная теплушка уже чуть ли не раем кажется.
Добрели до поезда, таща из последних сил себя и сумку.
– Где начкар? – спрашивает Белов у своего солдата, курящего у теплушки. Надо же доложиться, как-то успокоить.
– Да к коменданту пошел. Минут пять как.
Вот ведь! Одну станцию терпел, не мог еще одну потерпеть! Ну что сделаешь? Бегом на станцию. Видно – вон идет. Кричит ему, но тот не слышит; кругом поезда, громкая связь работает. И – входит майор внутрь.
Лейтенант из последних сил наддает и врывается следом. Видит, начальник караула уже взялся за ручку комендантской двери.
– Олег!!!
Кинг-Конг в своем лесу так не орал.
Майор обернулся и открывать дверь не стал. Зато как понес потом.
Великий и могучий слишком слаб для того, чтобы передать весь эмоциональный накал, выплеснутый майором в устной речи. Да и то сказать, больше шести часов двое его подчиненных отсутствовали неизвестно где и по какой причине. Тут и не такие перлы выдашь! Просто перенервничал человек.
Но ничего, обошлось. Да и конец пути скоро, потерпеть немного осталось.
В личных вещах лейтенанта Белова имелись две литровые бутылки водки «Смирновская», купленные еще в ГДР. Неприкосновенный запас, предназначенный для использования по месту прибытия на место постоянной дислокации. Может, с товарищами выпить, а может и при какой другой надобности сгодятся. Ведь эта жидкость – самая твердая валюта.
Каким-то образом бойцы про это прознали и, когда проехали Хабаровск, одну бутылку стащили. Дождались, когда офицеры лягут спать, и устроили себе праздник. Ведь завтра уже будет часть, прощай, свобода!
Белов просыпается от звука голосов. Говорят громко. Прислушивается – пьяные! Выходят с майором вдвоем – против восьми датых бойцов, двое из которых, «старики», пьяные в стельку. А уже решили – пьяных – наверх, на крышу. Пусть освежатся.
И тут один «старик», увидев лейтенанта Белова, орет ему:
– Андрюха! З-заходи! Мы тут решили отметить…
Думаю, именно это «Андрюха» особенно оскорбило молодого лейтенанта, поэтому он без дальнейших разговоров просто бьет советского солдата, извините, в рыло. А тот – в ответ.
Все, тушите свет. Приехали, называется.
Имелось у них в теплушке что-то вроде крохотной баньки. Надо же как-то мыться в пути. Забили в эту баньку бойцов, печку растопили – ждут.
Полчаса прошло – а в баньке жарко, тесно – орут:
– Больше не будем. Выпустите нас!
Выпустили. Но видно – пьяные все. А через два часа уже конечная – Комсомольск! Что делать? Надо их как-то в себя приводить, не везти же таких к начальству. За такое по головке не погладят. Пьянка в карауле! ЧП!
Ну что – умывать. Приводить в чувство холодной водой особо пьяных. Схема такая – один свешивается через край, перевесясь через «бревно» – перекрывающую вход в теплушку доску, другой его держит, третий поливает из котелка. Все, вроде, продумано.
Процесс пошел. Отливают. Поливальщик, опорожнив очередной котелок, пошел за новой порцией. Вдруг – грохот какой-то, шум. Что еще?!
Тот, которого держали и, соответственно, отливали, выпал наружу. На полном ходу! За бортом – откос, усыпанный острыми камнями. Острыми!
Белов посылает бойца к машинисту, а сам уже представляет себе кровавое тело и собственную перспективу – тюрьма. И ведь всего чуть-чуть не доехали!
Поезд останавливается, лейтенант Белов на ватных ногах идет назад с двумя бойцами, шаря глазами вокруг, как вдруг из кустов слышится:
– Ух! Больше пить не буду.
Глядит, боец его восстает. Голый. Немножко расцарапан и все! Ни переломов, ничего такого!
– Бегом!!!
Какой бегом, если тот идти не может.
Тут поезд трогается.
Командует бойцам:
– На платформу!
Потому что до теплушки добежать просто не успевают.
Закидывают полуживое тело на платформу и так едут до остановки. Там уже перебираются в теплушку.
Там поспали, сколько удалось, а перед самым городом устроили совещание всего личного состава, на котором было единогласно принято единственное решение – никому о произошедшем не рассказывать. От греха. Хоть и приехали на край света, но жизнь-то продолжается.
И где же здесь мораль? Панибратство с подчиненными до добра не доводит, это факт непреложный и, как видно из выше изложенного, вполне доказанный.
ЗДРАВСТВУЙ… ЭТО… НОВЫЙ ГОД!
Вряд ли у нас в стране найдется человек, не видевший замечательный фильм «Ирония судьбы или С легким паром!». Замечательный фильм. Правда. Смешной. Его под Новый Год обязательно показывают. Мы смеется над попавшим в переплет и Питер врачом Лукашиным, предполагая при этом, что ничего подобного ни с одним из нас произойти не может. Вот и я тоже так думал.
Дело было в начале девяностых. По делам бизнеса в середине декабря поехал я в один небольшой украинский город, но дела повернулись так, что мне пришлось задержаться аж до тридцатого числа. То есть проторчал я там около двух недель. В чужом городе скучно и одиноко, вечерами делать нечего, телевизор работал из рук вон, причем по двум каналам почему-то показывал турецкую программу, и в смысле качества изображения и звука она была лучше остальных. В общем, вечера я коротал за книгами, благо что в местном книжном магазине имелся вполне приличный выбор. Таким образом у меня набралось их довольно приличное количество, и учил турецкий. Много уже понимал, кстати.
Повторяю, дело было в начале девяностых, ситуация с транспортом тогда была просто жуткая, самолеты часто не летали из-за отсутствия горючего, билеты на поезд доставались с трудом.
Так вот, сидя в тоске и в гостинице, я частенько звонил семье и знакомым, чтобы хоть как-то развеяться. И, гнетомый этой тоской, так мне захотелось компании – своей, теплой! – что я пригласил на встречу Нового Года довольно много людей. К себе домой!
Билет на поезд я взял на тридцатое, что было, в общем, приемлемо; где-то к обеду буду в Москве. Часа за два или три до поезда я позвонил одному из местных партнеров – попрощаться и поздравить, а так же просто поболтать от нечего делать. Известно, что ожидать и догонять – хуже нет.
Болтаем мы, скажем, с Геной, и он говорит мне, что они тут на фирме пьянствуют, провожая год уходящий, хорошо проводят время и вообще, нечего мне сидеть в гостинице, мол, приезжай, отдохнем и все такое.
Что ж, предложение вполне нормальное, это все веселей, чем одному торчать в холодном номере с дикими сквозняками. Честно говоря, обслуживание там было так себе.
Кстати говоря, была там и еще одна забавная особенность. Тогда уже Незалежная ввела свою валюту, курс которой к рублю в то время был примерно один к десяти. То есть за один рубль давали десять (или чуть меньше, не помню уж) местных купонов. Так вот, если стоимость гостиничного номера в сутки составляла, скажем, сто купонов, то с россиян, в том числе с меня, брали сто рублей. То есть один к одному. А с американцев, если они там вообще появлялись, соответственно сто долларов; доллар был дороже рубля раз в шесть. Такая интересная арифметика. На этот счет мне даже показали соответствующее распоряжение, с подписями и печатью. То есть все официально.
Ну что, выписался я из гостиницы, подхватил свою тяжеленную сумку с книгами и, взяв такси, поехал к Гене на, как сейчас говорят, корпоративную вечеринку. Веселье там уже в разгаре, идет давно, настроение у участников соответствующее, и меня сразу взяли в оборот. Но я помню, что мне скоро ехать на вокзал – следующий поезд только через сутки! И этим самым объясняю Гене мою сдержанность за столом.
– Да ты чего! Сядешь завтра на самолет и через два часа дома!
– Так они ж не летают! Бензина нет.
– А ты не в курсе? Завтра в девять утра будет рейс.
– Не может быть.
– Точно! А переночуешь у меня дома, хоть поспишь как человек.
Пьян я не был, поэтому всякие «точно», «зуб даю» и прочие честные слова принимать на веру не захотел. А между тем, пора бы и на вокзал отправляться.
И мы с ним принимаем компромиссное решение. Сейчас берем такси, едем в кассы «Аэрофлота» и я там беру билет на утренний рейс, если он там есть. Нет – оттуда прямым ходом на вокзал. Без обид? Без обид!
Поехали. Я с тяжеленной сумкой, в которой весу пуд – не меньше.
Подъезжаем к кассам, заходим – народу ни души. Ну, все ясно, никаких билетов тут нет. Иначе бы тут толпа такая стояла – мама не горюй! На всякий случай, для очистки совести, подхожу к окошку и спрашиваю. А мне – пожалуйста! И дают билет. На завтра, на девять утра. Чудеса! Ну да чего под Новый Год не случается.
Мы бегом в такси, заезжаем в какой-то ночной магазин – по тем временам еще диковинка, набираем разного спиртного и обратно. Пир горой, пыль столбом!
Гуляли, помнится, часов до четырех утра. Это было куда веселее, чем трястись в поезде. Я был Гене благодарен.
Выходим на улицу – зима, легкий морозец, тихо. Красота! Освежает. И – ни одной единицы транспорта. Ни общественного, ни частного. Городок небольшой, провинциальный, жизнь в нем в те времена замирала рано. И идти нам на другой конец города. Далеко. Сумка у меня до того тяжелая, что почти сразу у нее оторвался наплечный ремень. Идем как можем. Я, Гена и его подруга – они живут рядом. Как добрались – страшно вспомнить. На наше счастье, где-то на полпути, то есть примерно через час пешего хода, мы сели на рейсовый автобус – единственный в ночи! Ну да чего не случается под Новый Год!
Пришли мы к Гене домой, посидели, еще выпили – у меня с собой было, и он сломался. Проще говоря, пошел спать. Сидим на кухне втроем – я, его мать и его подруга. Время позднее, девушке надо домой, и я пошел ее проводить. Недалеко, дома через три-четыре. Пошел, проводил. Город незнакомый, район рабочий, все дома похожи один на другой. Я, боясь заблудиться, а то и просто не попасть в квартиру по причине того, что хозяева уже в полном составе лягут спать, взял с собой свою сумку. Чемодан без ручки.
Проводил. Время позднее, город чужой, на улице холодно. Куда податься? Подумал и решил попробовать вернуться. Пустят – хорошо, а не пустят… Что ж, скоро транспорт начнет ходить, поеду в аэропорт. А пьян был уже прилично. И нашел квартиру. С первого раза! Как – по сию пору не понимаю. И меня пустили. Ну да чего не случается под Новый Год.
Сел я на кухне, время – часов шесть утра. Мать Геннадия выходит ко мне, поит бульоном и предлагает лечь поспать. На все мои возражения говорит, что лучше немножко покемарить, а она спать ложиться больше не собирается и меня разбудит в половине восьмого, а пока завтрак приготовит. Я сдался и, объяснив ей все по поводу самолета, отправился в комнату. Почивать. Гость такой уже заморский.
Проснулся я оттого, что жутко хотелось пить. До того, что просто язык прилип к небу и никак не хотел отлипать. Смотрю на часы – ничего не понимаю. Все еще пьян, это факт. Концентрируюсь, всматриваюсь в циферблат – половина девятого! До взлета моего самолета остается тридцать минут ровно! Аэропорт находится в другом конце города. А я еще в кровати!
Вскакиваю, кое-как одеваюсь на ходу, влетаю на кухню – там мать Гены возится у плиты. Спокойная такая. Невозмутимая.
– Доброе утро.
– Почему вы меня не разбудили?
– Не смогла тебя растормошить.
Спокойно так. Невозмутимо.
Я подхватываюсь, одеваюсь, бросаю «До свиданья» и вылетаю на улицу. С Геной кое-как попрощался – он что-то промычал, спя. Сумку я не забыл. Да и как забудешь такое. На удивление и на счастье, такси мне удалось поймать довольно быстро.
– Шеф, до аэропорта. Быстро. У меня рейс в девять. Плачу два счетчика.
– Сделаем.
Я сажусь, мы едем. Спокойно так, неторопливо.
К тому времени я уже неплохо знал город, а уж дорогу-то до аэропорта в особенности. Чувствую – не успеваем. По часам слежу. По минутам. Никак не успеваем.
– Шеф! – взмолился я. – Через восемь минут самолет улетит.
– Как самолет?
Немая сцена.
– Я же тебе говорил!
– Так я думал автобус.
Тьфу ты, черт!
Дело в том, что аэропорт и автовокзал, от которого отходят местные автобусы, следующие к еще меньшим городкам и селеньям, находятся рядом. Вот он и подумал.
Газу он прибавил существенно, так что к двери, за которой осуществляется личный досмотр пассажиров и ручной клади, мы подъехали без полутора минут девять. Без полутора минут. И я вижу, как из нее выглядывает работница аэропорта в форме с ключом в руках, для того, чувствую, чтобы прямо перед моим носом эту самую дверь запереть!
Я что-то ору, влетаю в этот самый пропусник, размахивая билетом – немая сцена.
Милиционер, отвечающий за досмотр, смотрит на меня и все с ходу понимает. А я ору:
– Самолет на Москву не улетел?
– Да вроде нет.
Такой неуверенный ответ порадовать меня никак не мог. Уж очень много в нем было неуверенности. Слишком много.
Ясно, что в оставшееся время никакой досмотр провести нереально.
Милиционер, добрая душа, спрашивает:
– В сумке ничего такого нет?
– Ничего!
Лицо мое помято, не выбрит, перегаром несет.
– Проходи.
Думаю, что в тот момент мы все вместе поставили рекорд по скорости прохождения осмотра. Книга рекордов гниет от бессилия и дурно пахнет.
Вылетаю на поле – мне дверь ключом отперли, навстречу женщина в форме.
– Где самолет на Москву?!
– Вон, – машет рукой.
На поле снег лежит, я по снегу бегом к указанному борту. С похмелья. После недосыпа. С тяжеленной сумкой в руке. И еще мне хорошо видно, что задняя дверь с трапом закрыта, а пропеллеры начинают вращаться.
Все!!!
Я подбегаю к самолету и, колотя кулаком по обшивке, двигаюсь по направлению к кабине летчиков.
Пропеллеры начинают замедляться.
Я бегом обратно. Прямо на моих глазах трап опускается, и я вбегаю в салон, плюхаюсь в кресло и смотрю на часы. Ровно девять! Самолет начинает движение.
В салоне ЯК-40 человек пять-семь, не больше. Сзади мужики налаживаются шампанское пить. А мне пить охота! Попросить – неудобно. Да и язык как пришит к небу. И тут мне приходит в голову другая, еще более ужасная мысль.
Ведь при посадке в самолет стюардесса мой билет не проверяла. И в том направлении, куда махнула рукой добрая душа в форме «Аэрофлота», стояло еще несколько винтокрылых машин. Просто эта была ближайшей. Так куда же я лечу? В Москву или…
Чувства – не передать! Ну вот, рассуждаю я сам с собой, прилечу я сейчас в какой-нибудь Ростов. И что дальше? Денег у меня не так много, а гостей вечером соберется как раз наоборот. Спросить у стюардессы тоже как-то неловко. Словом, дурак дураком.
Смотрю в окно, пытаясь сообразить, в каком направлении мы летим, и, мне кажется, что пейзажи подо мной какие-то незнакомые. Пытаюсь прислушаться к тому, что говорят пассажиры, но люди в основном молчат, а те двое, что сзади, говорят о чем-то постороннем, о бабах каких-то, а вовсе не о том, что меня интересует.
А время идет. Неопределенность нарастает. Проходит бортпроводница с чашками с лимонадом – поить нас, горемычных. И тут я, проявляя чудеся дипломатии и стараясь не выставить себя дураком, кем я себя на тот момент и чувствовал, спрашиваю, в каком аэропорту мы приземлимся.
– В «Быково».
Тут у меня отлегло.
Чего только не случается под Новый Год!
Я еще попил лимонадика, потом мы со стюардессой, нарушая все правила, пошли в хвост покурить. Словом, долетел.
Выйдя в «Быково» за пределы взлетно-посадочной полосы, первое, что я увидел за сетчатым забором – рядом с ним, впритык! – была палатка, где продавались напитки. И только потом мне на глаза попались таксисты. Уже после того, как затарился пивом и первую банку выпил здесь же, у выхода с поля.
Наверное, на радостях, в ту ночь я напоил своих гостей так, что по пути домой они устроили стрельбу из пистолетов – газовых, газовых! – типа салюта, и… Ну да это совсем другая история.
А мораль? Она есть, как без нее. Хочешь или нет, но приходится вернуться к знаменитому фильму. Пить надо меньше!
Дело было в начале девяностых. По делам бизнеса в середине декабря поехал я в один небольшой украинский город, но дела повернулись так, что мне пришлось задержаться аж до тридцатого числа. То есть проторчал я там около двух недель. В чужом городе скучно и одиноко, вечерами делать нечего, телевизор работал из рук вон, причем по двум каналам почему-то показывал турецкую программу, и в смысле качества изображения и звука она была лучше остальных. В общем, вечера я коротал за книгами, благо что в местном книжном магазине имелся вполне приличный выбор. Таким образом у меня набралось их довольно приличное количество, и учил турецкий. Много уже понимал, кстати.
Повторяю, дело было в начале девяностых, ситуация с транспортом тогда была просто жуткая, самолеты часто не летали из-за отсутствия горючего, билеты на поезд доставались с трудом.
Так вот, сидя в тоске и в гостинице, я частенько звонил семье и знакомым, чтобы хоть как-то развеяться. И, гнетомый этой тоской, так мне захотелось компании – своей, теплой! – что я пригласил на встречу Нового Года довольно много людей. К себе домой!
Билет на поезд я взял на тридцатое, что было, в общем, приемлемо; где-то к обеду буду в Москве. Часа за два или три до поезда я позвонил одному из местных партнеров – попрощаться и поздравить, а так же просто поболтать от нечего делать. Известно, что ожидать и догонять – хуже нет.
Болтаем мы, скажем, с Геной, и он говорит мне, что они тут на фирме пьянствуют, провожая год уходящий, хорошо проводят время и вообще, нечего мне сидеть в гостинице, мол, приезжай, отдохнем и все такое.
Что ж, предложение вполне нормальное, это все веселей, чем одному торчать в холодном номере с дикими сквозняками. Честно говоря, обслуживание там было так себе.
Кстати говоря, была там и еще одна забавная особенность. Тогда уже Незалежная ввела свою валюту, курс которой к рублю в то время был примерно один к десяти. То есть за один рубль давали десять (или чуть меньше, не помню уж) местных купонов. Так вот, если стоимость гостиничного номера в сутки составляла, скажем, сто купонов, то с россиян, в том числе с меня, брали сто рублей. То есть один к одному. А с американцев, если они там вообще появлялись, соответственно сто долларов; доллар был дороже рубля раз в шесть. Такая интересная арифметика. На этот счет мне даже показали соответствующее распоряжение, с подписями и печатью. То есть все официально.
Ну что, выписался я из гостиницы, подхватил свою тяжеленную сумку с книгами и, взяв такси, поехал к Гене на, как сейчас говорят, корпоративную вечеринку. Веселье там уже в разгаре, идет давно, настроение у участников соответствующее, и меня сразу взяли в оборот. Но я помню, что мне скоро ехать на вокзал – следующий поезд только через сутки! И этим самым объясняю Гене мою сдержанность за столом.
– Да ты чего! Сядешь завтра на самолет и через два часа дома!
– Так они ж не летают! Бензина нет.
– А ты не в курсе? Завтра в девять утра будет рейс.
– Не может быть.
– Точно! А переночуешь у меня дома, хоть поспишь как человек.
Пьян я не был, поэтому всякие «точно», «зуб даю» и прочие честные слова принимать на веру не захотел. А между тем, пора бы и на вокзал отправляться.
И мы с ним принимаем компромиссное решение. Сейчас берем такси, едем в кассы «Аэрофлота» и я там беру билет на утренний рейс, если он там есть. Нет – оттуда прямым ходом на вокзал. Без обид? Без обид!
Поехали. Я с тяжеленной сумкой, в которой весу пуд – не меньше.
Подъезжаем к кассам, заходим – народу ни души. Ну, все ясно, никаких билетов тут нет. Иначе бы тут толпа такая стояла – мама не горюй! На всякий случай, для очистки совести, подхожу к окошку и спрашиваю. А мне – пожалуйста! И дают билет. На завтра, на девять утра. Чудеса! Ну да чего под Новый Год не случается.
Мы бегом в такси, заезжаем в какой-то ночной магазин – по тем временам еще диковинка, набираем разного спиртного и обратно. Пир горой, пыль столбом!
Гуляли, помнится, часов до четырех утра. Это было куда веселее, чем трястись в поезде. Я был Гене благодарен.
Выходим на улицу – зима, легкий морозец, тихо. Красота! Освежает. И – ни одной единицы транспорта. Ни общественного, ни частного. Городок небольшой, провинциальный, жизнь в нем в те времена замирала рано. И идти нам на другой конец города. Далеко. Сумка у меня до того тяжелая, что почти сразу у нее оторвался наплечный ремень. Идем как можем. Я, Гена и его подруга – они живут рядом. Как добрались – страшно вспомнить. На наше счастье, где-то на полпути, то есть примерно через час пешего хода, мы сели на рейсовый автобус – единственный в ночи! Ну да чего не случается под Новый Год!
Пришли мы к Гене домой, посидели, еще выпили – у меня с собой было, и он сломался. Проще говоря, пошел спать. Сидим на кухне втроем – я, его мать и его подруга. Время позднее, девушке надо домой, и я пошел ее проводить. Недалеко, дома через три-четыре. Пошел, проводил. Город незнакомый, район рабочий, все дома похожи один на другой. Я, боясь заблудиться, а то и просто не попасть в квартиру по причине того, что хозяева уже в полном составе лягут спать, взял с собой свою сумку. Чемодан без ручки.
Проводил. Время позднее, город чужой, на улице холодно. Куда податься? Подумал и решил попробовать вернуться. Пустят – хорошо, а не пустят… Что ж, скоро транспорт начнет ходить, поеду в аэропорт. А пьян был уже прилично. И нашел квартиру. С первого раза! Как – по сию пору не понимаю. И меня пустили. Ну да чего не случается под Новый Год.
Сел я на кухне, время – часов шесть утра. Мать Геннадия выходит ко мне, поит бульоном и предлагает лечь поспать. На все мои возражения говорит, что лучше немножко покемарить, а она спать ложиться больше не собирается и меня разбудит в половине восьмого, а пока завтрак приготовит. Я сдался и, объяснив ей все по поводу самолета, отправился в комнату. Почивать. Гость такой уже заморский.
Проснулся я оттого, что жутко хотелось пить. До того, что просто язык прилип к небу и никак не хотел отлипать. Смотрю на часы – ничего не понимаю. Все еще пьян, это факт. Концентрируюсь, всматриваюсь в циферблат – половина девятого! До взлета моего самолета остается тридцать минут ровно! Аэропорт находится в другом конце города. А я еще в кровати!
Вскакиваю, кое-как одеваюсь на ходу, влетаю на кухню – там мать Гены возится у плиты. Спокойная такая. Невозмутимая.
– Доброе утро.
– Почему вы меня не разбудили?
– Не смогла тебя растормошить.
Спокойно так. Невозмутимо.
Я подхватываюсь, одеваюсь, бросаю «До свиданья» и вылетаю на улицу. С Геной кое-как попрощался – он что-то промычал, спя. Сумку я не забыл. Да и как забудешь такое. На удивление и на счастье, такси мне удалось поймать довольно быстро.
– Шеф, до аэропорта. Быстро. У меня рейс в девять. Плачу два счетчика.
– Сделаем.
Я сажусь, мы едем. Спокойно так, неторопливо.
К тому времени я уже неплохо знал город, а уж дорогу-то до аэропорта в особенности. Чувствую – не успеваем. По часам слежу. По минутам. Никак не успеваем.
– Шеф! – взмолился я. – Через восемь минут самолет улетит.
– Как самолет?
Немая сцена.
– Я же тебе говорил!
– Так я думал автобус.
Тьфу ты, черт!
Дело в том, что аэропорт и автовокзал, от которого отходят местные автобусы, следующие к еще меньшим городкам и селеньям, находятся рядом. Вот он и подумал.
Газу он прибавил существенно, так что к двери, за которой осуществляется личный досмотр пассажиров и ручной клади, мы подъехали без полутора минут девять. Без полутора минут. И я вижу, как из нее выглядывает работница аэропорта в форме с ключом в руках, для того, чувствую, чтобы прямо перед моим носом эту самую дверь запереть!
Я что-то ору, влетаю в этот самый пропусник, размахивая билетом – немая сцена.
Милиционер, отвечающий за досмотр, смотрит на меня и все с ходу понимает. А я ору:
– Самолет на Москву не улетел?
– Да вроде нет.
Такой неуверенный ответ порадовать меня никак не мог. Уж очень много в нем было неуверенности. Слишком много.
Ясно, что в оставшееся время никакой досмотр провести нереально.
Милиционер, добрая душа, спрашивает:
– В сумке ничего такого нет?
– Ничего!
Лицо мое помято, не выбрит, перегаром несет.
– Проходи.
Думаю, что в тот момент мы все вместе поставили рекорд по скорости прохождения осмотра. Книга рекордов гниет от бессилия и дурно пахнет.
Вылетаю на поле – мне дверь ключом отперли, навстречу женщина в форме.
– Где самолет на Москву?!
– Вон, – машет рукой.
На поле снег лежит, я по снегу бегом к указанному борту. С похмелья. После недосыпа. С тяжеленной сумкой в руке. И еще мне хорошо видно, что задняя дверь с трапом закрыта, а пропеллеры начинают вращаться.
Все!!!
Я подбегаю к самолету и, колотя кулаком по обшивке, двигаюсь по направлению к кабине летчиков.
Пропеллеры начинают замедляться.
Я бегом обратно. Прямо на моих глазах трап опускается, и я вбегаю в салон, плюхаюсь в кресло и смотрю на часы. Ровно девять! Самолет начинает движение.
В салоне ЯК-40 человек пять-семь, не больше. Сзади мужики налаживаются шампанское пить. А мне пить охота! Попросить – неудобно. Да и язык как пришит к небу. И тут мне приходит в голову другая, еще более ужасная мысль.
Ведь при посадке в самолет стюардесса мой билет не проверяла. И в том направлении, куда махнула рукой добрая душа в форме «Аэрофлота», стояло еще несколько винтокрылых машин. Просто эта была ближайшей. Так куда же я лечу? В Москву или…
Чувства – не передать! Ну вот, рассуждаю я сам с собой, прилечу я сейчас в какой-нибудь Ростов. И что дальше? Денег у меня не так много, а гостей вечером соберется как раз наоборот. Спросить у стюардессы тоже как-то неловко. Словом, дурак дураком.
Смотрю в окно, пытаясь сообразить, в каком направлении мы летим, и, мне кажется, что пейзажи подо мной какие-то незнакомые. Пытаюсь прислушаться к тому, что говорят пассажиры, но люди в основном молчат, а те двое, что сзади, говорят о чем-то постороннем, о бабах каких-то, а вовсе не о том, что меня интересует.
А время идет. Неопределенность нарастает. Проходит бортпроводница с чашками с лимонадом – поить нас, горемычных. И тут я, проявляя чудеся дипломатии и стараясь не выставить себя дураком, кем я себя на тот момент и чувствовал, спрашиваю, в каком аэропорту мы приземлимся.
– В «Быково».
Тут у меня отлегло.
Чего только не случается под Новый Год!
Я еще попил лимонадика, потом мы со стюардессой, нарушая все правила, пошли в хвост покурить. Словом, долетел.
Выйдя в «Быково» за пределы взлетно-посадочной полосы, первое, что я увидел за сетчатым забором – рядом с ним, впритык! – была палатка, где продавались напитки. И только потом мне на глаза попались таксисты. Уже после того, как затарился пивом и первую банку выпил здесь же, у выхода с поля.
Наверное, на радостях, в ту ночь я напоил своих гостей так, что по пути домой они устроили стрельбу из пистолетов – газовых, газовых! – типа салюта, и… Ну да это совсем другая история.
А мораль? Она есть, как без нее. Хочешь или нет, но приходится вернуться к знаменитому фильму. Пить надо меньше!
О ДИСЦИПЛИНЕ.
Все восьмидесятые годы прошлого века я работал в одном НИИ. Замечательное, скажу я вам, заведение было. Воли там внутри было больше, чем снаружи свободы. Ученые, прихлебатели, карьеристы, бездельники, стабильные зарплаты и хорошие премии – чем не жизнь! А еще дни здоровья с шашлыками и напитками, в числе которых лидировал разведенный спирт, которого у нас было хоть залейся, выезды в колхозы и на плодо-овощную базу, путевки, субботники, дежурство в добровольной народной дружине, коллективное отмечание всех и вся праздников, от дней рождений до Первого мая, причем этот, как и другой похожий праздник, отмечался дважды – коллективно накануне и в колоннах демонстрантов. Ну и потом дома, конечно.
Но каждому кайфу время от времени начальство хочет положить конец, я бы даже сказал КОНЕЦЪ. То есть твердо, жестко и бескомпромиссно. Мол, работать надо. На что я могу справедливо возразить – а неча было развращать!
И однажды – но не в первый и не в последний раз! – нам назначили нового начальника, призванного следить за нашей дисциплиной.
Но каждому кайфу время от времени начальство хочет положить конец, я бы даже сказал КОНЕЦЪ. То есть твердо, жестко и бескомпромиссно. Мол, работать надо. На что я могу справедливо возразить – а неча было развращать!
И однажды – но не в первый и не в последний раз! – нам назначили нового начальника, призванного следить за нашей дисциплиной.
ЯЙЦА.
Какие бы то ни было атеистические или, наоборот, сугубо религиозные мероприятия ни проводились среди нас, предрассудки, суть, языческие воззрения, атавизмы и приметы неистребимы. Черная ли кошка через дорогу перебежала, чихнул ли кто вслед, баба ли с пустыми ведрами навстречу – чур меня!
Но это – веками. Святое. А сколько же новых страхов и поверий рождается чуть не ежедневно. Реклама и статьи в специализированных журналах тому ну очень способствуют.
И слухи тоже. Народная молва. Народная медицина. И – плодятся их жертвы.
Нет, если у хирургии или акушерства они есть, то отчего бы им не быть у народного, традиционного лечения? Им – быть! И я – был. Жертвой. Впрочем, скорее, жертвой собственной любознательности.
В рекламе и народе про перепелиные яйца говорят три вещи. Первое – они здорово способствуют мужской потенции. Второе – они невероятно вкусные и полезные. И третье – в них никогда не бывает сальмонеллы, поскольку температура перепелок на пару градусов выше той, при которой эта гадость погибает, в отличие от кур, в яйцах которых сальмонелла чувствует себя весьма комфортно.
Из всего этого следует, что перепелиные яйца можно и даже нужно – смотри пункты первый и третий – пить сырыми.
Сколько раз я их видел на прилавке – не счесть. Но как-то все рука не поднималась купить. Но однажды, зайдя в магазин вместе с женой, а многим известно, как женщины – с чувством, толком и расстановкой, ходят по магазинам, мужиков это страшно выматывает, – вдруг в очередной раз увидел и решился. Деньги, в сущности, небольшие, так отчего бы и не попробовать?
Пришли домой, и я чуть ли не сразу вскрыл штуки три или четыре и выпил. Жена отчего-то отказалась. Правду сказать, ничего особенного я не почувствовал. Яйца как яйца. Разве что маленькие и пестрые. Оттого, может, что я не гурман. Впрочем, меня это не особо расстроило. Мало ли о чем говорят «Ах!», а, попробовав, понимаешь, что особо восторгаться, в общем-то, и нечему.
Нет, если кому-то нравится и идет на пользу – нет вопросов! Никакой антирекламы я делать не хочу, тем более, не исключаю, речь может идти всего лишь о совпадении. Пусть трагическом, но все же.
Вечером, кажется, не то от голода, не то ради шутки выпил еще столько же.
Но это – веками. Святое. А сколько же новых страхов и поверий рождается чуть не ежедневно. Реклама и статьи в специализированных журналах тому ну очень способствуют.
И слухи тоже. Народная молва. Народная медицина. И – плодятся их жертвы.
Нет, если у хирургии или акушерства они есть, то отчего бы им не быть у народного, традиционного лечения? Им – быть! И я – был. Жертвой. Впрочем, скорее, жертвой собственной любознательности.
В рекламе и народе про перепелиные яйца говорят три вещи. Первое – они здорово способствуют мужской потенции. Второе – они невероятно вкусные и полезные. И третье – в них никогда не бывает сальмонеллы, поскольку температура перепелок на пару градусов выше той, при которой эта гадость погибает, в отличие от кур, в яйцах которых сальмонелла чувствует себя весьма комфортно.
Из всего этого следует, что перепелиные яйца можно и даже нужно – смотри пункты первый и третий – пить сырыми.
Сколько раз я их видел на прилавке – не счесть. Но как-то все рука не поднималась купить. Но однажды, зайдя в магазин вместе с женой, а многим известно, как женщины – с чувством, толком и расстановкой, ходят по магазинам, мужиков это страшно выматывает, – вдруг в очередной раз увидел и решился. Деньги, в сущности, небольшие, так отчего бы и не попробовать?
Пришли домой, и я чуть ли не сразу вскрыл штуки три или четыре и выпил. Жена отчего-то отказалась. Правду сказать, ничего особенного я не почувствовал. Яйца как яйца. Разве что маленькие и пестрые. Оттого, может, что я не гурман. Впрочем, меня это не особо расстроило. Мало ли о чем говорят «Ах!», а, попробовав, понимаешь, что особо восторгаться, в общем-то, и нечему.
Нет, если кому-то нравится и идет на пользу – нет вопросов! Никакой антирекламы я делать не хочу, тем более, не исключаю, речь может идти всего лишь о совпадении. Пусть трагическом, но все же.
Вечером, кажется, не то от голода, не то ради шутки выпил еще столько же.