Глава 63

   Проснулся я ночью от постороннего шума. Состав отбивал колесами по рельсовым стыкам монотонный ритм. Но к этому ритму мои уши уже привыкли, что-то другое вклинивалось в шум идущего поезда. И за окном в ночной темноте плыли пятна желтого света.
   Я опустил ноги на пол и придвинулся к окну.
   Вдоль железной дороги теперь мчалось широкое шоссе, по которому двигалась бесконечная колонна грузовиков с крытыми кузовами. Их фары и разбавляли темноту, добавляя в нее желтизны. Фары каждого грузовика били светом в задний борт впереди идущего. Я увидел внутри одного из грузовиков дремлющих солдат, сидящих на лавках вдоль боковых бортов.
   Состав стал понемногу обгонять военную колонну. В свете фар промелькнул синий щит: «Тихорецк — 50 км, Кущевская — 120 км, Ростов-на-Дону — 225 км».
   Колонна остановилась и осталась позади. Шоссе теперь сплошной черной полосой бежало вдоль железной дороги. Машин больше не было, и посторонний шум исчез.
   Я смотрел на небо, на неподвижные звезды. Мы действительно выехали из-под дождя — все звезды висели на своих местах, ни одна не пряталась за облаком или тучей. Впереди нас ждал хороший солнечный день, и хотелось верить, что он будет хорош не только погодой.
   До рассвета я успел заснуть еще раз, сидя за столом, подложив под голову руки.
   Уже полупроснувшись, я медлил открывать глаза.
   Солнце поднималось позади состава, ни один из его лучей не попадал в окошко купе, но за окном все светилось. И так же бежало в ярком солнечном свете шоссе, уже наполненное своей автомобильной жизнью. Промчался мимо «Икарус» с табличкой «Ростов-Кропоткин», тяжелый рефрижератор, тужась, обгонял наш вагон.

* * *

   Я налил воды из баллона в пиалку, вышел в тамбур и умылся. Опустив пиалку на деревянный пол, открыл наружные двери — и в тамбур сразу ворвались и шум, и свежий воздух. Ветер за минуту высушил мое мокрое лицо.
   Мы уже завтракали, скудно и молча, когда состав замедлил ход и стал поворачивать налево. Шоссе удалялось от нас, и вместе с шоссе удалялись блестящие на солнце рельсы магистрали. Теперь сбоку простиралось кукурузное поле. Мы с Петром переглянулись.
   Галя опустила пиалку с чаем на стол, повернула голову к Петру.
   — Вы повыкыдалы наркотыкы?
   Ее лицо выражало крайнее беспокойство.
   Петр отрицательно мотнул головой.
   — Ну скажы хоч ты своему! — Галя перевела взгляд на Гулю.
   — Женщины не должны вмешиваться в дела мужчин, — негромко произнесла Гуля.
   Галя только покачала головой.
   А состав еще отклонился налево. Петр выглянул из окна и посмотрел вперед по ходу поезда.
   — Ну что там? — спросил я с нетерпением, заразившись от Гали нервозностью.
   — Дэпо.
   Я тоже выглянул из окна и увидел, что мы приближаемся к стоянке товарняков. Справа можно было насчитать десятка два составов. Сколько их было слева — мы не видели. Через каждые несколько метров направо отходила новая железнодорожная ветка, все дальше и дальше отодвигая от нас кукурузное поле.
   Состав замедлил ход, словно машинист боялся пропустить нужное ему ответвление. Остановился. Снова поехал.
   Мы въезжали в ряды товарных составов. Между ближайшим из них и нами лежала еще одна, пока не занятая ветка.
   Я смотрел на соседний товарняк, мимо которого мы медленно ползли. Товарняк был полным «ассорти» — рефрижераторные вагоны чередовались с грязными цистернами и обычными вагонами, вроде того, в котором мы сейчас ехали.
   — Если повезет, то отсюда мы отправимся дальше уже без лишнего груза, — произнес я, желая успокоить Галю. Ведь именно во время последней такой остановки появилась ночная бригада, благодаря которой мы узнали, что везли.
   Правда, в тот раз состав остановился в пустынном месте, и произошло это, опять же, ночью. А сейчас радостное солнце поднималось все выше над проснувшейся землей. Так что думать о скором избавлении от нежеланного груза по крайней мере в этот момент было нелогично.
   Когда состав остановился, мы с Петром проводили взглядом покинувший нас локомотив. Непривычно тихо стало вокруг.
   Петр набил трубку и вышел из вагона. Остановился под окном.
   — Тэпло як! — сказал он.
   Мы тоже вышли. Теплый ветерок блуждал открытыми «коридорами» между рядами товарных составов. Под ногами хрустел мусор. Такой знакомый вокзальный запах здесь отдавал жженой резиной. В небе над нами пели птицы. Где-то рядом пропиликал кузнечик. Странная смесь дикой цивилизации и дикой природы, где звук противоречил запаху, отозвалась каким-то холодком в душе. Я оглянулся на Гулю.
   Она стояла, закрыв глаза и подставив лицо солнцу.
   — Ты ничого нэ чуеш? — спросил меня Петр. Я прислушался. Откуда-то издалека донесся ритмичный шум поезда. Когда шум затих, мне послышались человеческие голоса. Ветерок на мгновение замер и голоса зазвучали чуть громче, но все равно слишком тихо, чтобы разобрать хотя бы слово.
   Оставив женщин у вагона, мы, прислушиваясь, прошли вдоль соседнего состава. Где-то рядом звякнуло стекло, и мы остановились. Я опустился к земле, заглянул под вагон. Взгляд мой встретился с испуганным взглядом худой черной кошки, которая тут же отпрыгнула и побежала прочь, оставив позади себя пустую пивную бутылку. Я уже собирался подняться на ноги, но какое-то движение в этой урезанной подвагонной перспективе привлекло мое внимание. За тремя рядами железных колес в очередном проходе между составами я увидел два ящика и две пары ног. Двое мирно сидели и о чем-то разговаривали, хотя судить я мог только по спокойным интонациям.
   — Там кто-то есть, — сказал я Петру.
   Он тоже опустился на корточки и заглянул под вагон.
   — Пиды подывысь!
   Я пролез под вагоном, потом под вторым. Остановился.
   — Что-то Васи долго нет, — услышал я мужской голос. — Может, без него?..
   — Ты что! — ответил второй мужской голос. — Так не делают… Потом по голове получишь!
   Когда я вылез из-под вагона, на меня с удивлением и недоумением уставились два оборванных бомжа, сидевших на пустых ящиках. Старик и мужик помоложе. Рядом на земле валялось множество окурков, две пустые пивные бутылки и одна винная.
   За ящиком, на котором сидел старик, валялся грязный спальный мешок.
   — Эй! — Молодой поднялся с ящика. — Мы тут только со вчерашнего… ничего не крали, не ломали… Не надо нас гнать!..
   Быстро сообразив, что у этих двоих вряд ли мне удастся что-нибудь узнать, я полез обратно под вагон.
   — Бомжи, — сообщил я Петру. Он кивнул, не вынимая трубки изо рта. Со стороны вагона раздался хлопок. Я оглянулся и увидел, что Гуля и Галя вытряхивают в четыре руки одеяла. С каждым хлопком над ними поднималось облако пыли.
   Минут десять мы с Петром наблюдали за нашими женщинами, пока те не перетрясли все одеяла и подстилки. Потом они вернулись в купе, но, судя по мусору, вылетавшему время от времени из окна, уборка продолжалась.
   — Коля, — позвала меня Гуля.
   Я подошел и тут же получил в руки пустой пятилитровый баллон. С помощью бомжей я отыскал на краю кукурузного поля цистерну с питьевой водой.
   Галя хотела сварить гречневой каши из остатков крупы, но ее планам пришлось передвинуться на потом. У нашего вагона объявился лохматый бомж Вася в замусоленном плаще-болонье и с ведром в руке.
   — Меня ребята прислали, — сказал он, представившись. — Я за раками ходил, возьмите себе штук пятнадцать.
   Петр, услышав слово «раки», ожил. Он выскочил из вагона, присел на корточки у поставленного на землю ведра, смотрел на копошившихся там зеленых.
   — Ты бери, бери, — торопил его замусоленный Вася, которому на вид было лет сорок. — Жаль, пива нет. Пиво мы вчера допили. С пивом они, как песня!
   Набрав в кулек раков и поблагодарив Васю, Петя вернулся в купе. Раки были высыпаны из кулька прямо в кипящую воду. Они не спеша краснели, вызывая у меня своим видом приступ аппетита.
   Но даже раки не могли меня полностью отвлечь от неопределенности нашего ближайшего будущего. Пока мы ехали и пока было видно, что мы едем в Ростов, на душе было спокойно. Дорога — сама по себе уже действие. Но этот тупик?
   Правда, чем больше я думал об этой остановке, о безлюдности и странности этого места, тем легче мне представлялось, что именно здесь произойдет то, что облегчит дальнейшую дорогу.
   Так и случилось. Шум машины послышался, когда мы лежали на полках, отдыхая после обеда.
   Я выглянул в окно и увидел военный «ЗИЛ». Он проехал мимо и остановился сразу за нашим вагоном. Все это мне показалось вполне логичным. Нелогичным показалось другое — из кузова выпрыгнули майор и два прапорщика с автоматами.
   — Из купе не выходить! — крикнул майор, остановившись под нашим окном.
   Еще трое военных в камуфляжных комбинезонах спрыгнули на землю. Было слышно, как со скрежетом откатились двери вагона, зашелестел брезент.
   Военные работали слаженно и без перекуров. На выгрузку белых мешков у них ушло минут десять.
   — Все? — раздался голос майора.
   — Все, — резко выдохнул кто-то. Мы с Петром сидели друг напротив друга у окна. Ему было видно больше.
   Когда «ЗИЛ» уехал, Петр облегченно вздохнул.
   — Воны нам щось у вагон кынулы, — сказал он.
   — Пошли посмотрим! — предложил я.
   Мы выбрались через дверцу в туалете в грузовую часть вагона. Скомканный брезент лежал в дальнем углу, мешки с песком валялись в беспорядке, а перед закрытой основной дверью лежал клеенчатый тюк.
   Мы подошли. Тюк был закрыт на молнию. Когда Петр раскрыл молнию, мы замерли, затаив дыхание. Тюк оказался клеенчатым мешком для трупа. Сквозь разъехавшуюся молнию можно было определить только то, что труп был одет в военную форму.
   Петр снова наклонился к мешку. Бжикнула, закрываясь, молния.
   Он растерянно посмотрел на меня, словно спрашивая: что делать?
   Я развел руками. Похоже, один нежеланный груз в нашем вагоне сменялся другим, еще менее желанным.
   — Надо что-то придумать, — прошептал я. — Только им ничего не говори, — кивнул я в сторону служебного купе.
   — Давай зараз пид брэзэнт його сховаем, — предложил Петр. — А там, можэ, дэсь выкынэмо по дорози.
   Мы растянули брезент, подоткнув его края в щели между мешками и стенками вагона. Вернулись в купе.

Глава 64

   Ближе к вечеру мы жгли костер перед вагоном, рассевшись на найденных поблизости пустых ящиках. Неопределенность ближайшего будущего раздражала меня.
   Петр тоже сидел молча, понурив голову. Только Галя и Гуля разговаривали о чем-то, но я, поглощенный своими мыслями, не прислушивался к их тихому разговору.
   Анализируя события прошедших дней, я все больше убеждался в том, что мы — уже отыгранные карты. Оставался один вопрос: кто играл нами, кто срежиссировал всю эту эпопею с песком, под прикрытием которого мы отвезли на границу Дагестана и Чечни оружие, а оттуда доставили к Ростову груз наркотиков? Теперь мы были явно в тупике, притом не только в железнодорожном. Мы уже никому не нужны, как и тот труп, что оставили нам на память военные. Глупо надеяться, что наш вагон снова отправится в путь. Разве что в обратный… Но и это скорее всего произойдет без нас.
   Делиться своими соображениями с Петром я не решился. Пускай сам придет к такому же выводу, тогда и подумаем, что делать дальше. Но сколько времени придется ждать, когда он всерьез задумается?
   Я представил себе нас с Петром в виде бомжей, сидящих на этих же ящиках в этом же месте у костра. Как ни крути, а это тоже один из возможных вариантов.
   Только Галя и Гуля не вписывались в этот вариант.
   А Галя и Гуля продолжали тихий разговор. Галя рассказывала о своем детстве в селе подо Львовом, о родительском хозяйстве. Говорила она по-русски с заметным акцентом.
   Откуда-то из-за вагонов долетел до нас многоголосый пьяный смех. «В полку бомжей прибыло», — подумал я.
   На потемневшем небе проявились звезды, сначала самые яркие. Трещал костер, разбавляя дымом вокзальный запах. Пламя костра напоминало мне об осени, о ритуальном сжигании опавших листьев на даче у родителей, о детстве.
   Этот вечер принес не только ностальгические воспоминания. Нарастающий шум поезда привлек наше внимание. Женщины замолчали. Мы повернули головы в сторону основной магистрали на Ростов. Мощный прожектор приближавшегося локомотива, дотянулся до нас, оттолкнув, сумерки за границы светового коридора. Состав замедлил ход метрах в трехстах. У меня глаза заслезились от яркости прожектора и я, отвернувшись, увидел на грязной земле наши тени.
   А поезд уже вползал между нашим и составом «ассорти», занимая единственную свободную ветку. Локомотив медленно проехал мимо, потянулись крытые товарные вагоны, испещренные трафаретным шифром.
   Минут через пять после остановки состава мы ожили. Петр подкормил костер.
   Подошел к вагону напротив.
   — «Собственность станции Батайск-товарная», — прочитал он трафаретную надпись внизу.
   Мои глаза, отдохнув от агрессивного прожектора, снова привыкали к мягкому свету костра.
   — Ты нэ знаеш, дэ цэй Батайск? — спросил Петр.
   — Нет.
   — Чуть дальше, километров пять отсюда, — прозвучал где-то рядом знакомый мужской голос.
   Я оглянулся. Насколько костер мог освещать наш участок коридора между двумя составами, никого не было видно.
   — Хто цэ? Полковнык, вы? — громко спросил Петр.
   Из-под вагона, принадлежавшего станции Батайск-товарная, выкатилась бутылка пива, потом вторая. Бутылочное стекло звякало, натыкаясь на камни.
   Когда бутылки застыли возле наших ног и вернувшаяся к нам тишина показалась тревожной, из-под вагона выкатилась еще одна бутылка.
   — Есть чем открыть? — спросил знакомый голос.
   — Ну и свыня вы, полковныку! — сказал Петр и, вздохнув, присел на ящик.
   — Ты чего? — Из-под колес батайского вагона вылез Витольд Юхимович. — Перепугался, что ли?
   Полковник был одет все в тот же адидасовский спортивный костюм и джинсовую куртку. Он отряхнулся и посмотрел на Петра.
   Петр не ответил. Только еще раз вздохнул.
   — А у тебя есть, чем открыть? — Полковник посмотрел на меня.
   Я поднял одну бутылку, зацепил ее ребром крышки о железную ступеньку нашего вагона и ударил сверху кулаком.
   — С приездом! — сказал я, протягивая открытую бутылку полковнику.
   Полковник взял бутылку, глотнул пива, утер свободной рукой короткие усы.
   — Почему с приездом? — как ни в чем не бывало, спросил он. — Я сюда раньше вас приехал!..
   Тут уже я пожал плечами. Внезапно нахлынувшая усталость отбила всякое желание задавать полковнику вопросы, которых поднакопилось немало.
   — Наверно, он появился не для того, чтобы сразу исчезнуть, — подумал я.
   — Ну что, — после второго глотка пива обвел нас полковник бодрым взглядом.
   — Отдохнули? Пора и делом заняться!
   Все посмотрели на полковника озадаченно.
   — Собирайтесь, — сказал он.
   — Куда? — спросил я.
   Полковник посмотрел на часы, повернув циферблат к костру.
   Через сорок минут отъезжаем, — произнес он.
   — На чем?
   — На поезде. Только не на этом! — Он кивнул на наш вагон. — Потом все объясню!
   Последнее обещание полковника прозвучало весьма кстати. Петр поднялся с ящика, бросил выжидательный взгляд на женщин. Гуля и Галя тоже встали.
   — Ну давайте, давайте, — торопил полковник Тараненко.
   Он стоял под вагоном, пока мы собирали вещи. Посмотрев на Витольда Юхимовича из сквозного окна купе, я заметил на его лице печать усталости.
   Отблики костра создавали драматическое, театральное освещение. Мешки под его глазами при этом освещении казались синяками, а само лицо было мертвенно бледным. Обычно аккуратные ровно подстриженные усы полковника потеряли форму.
   «Видно, и ему нелегко далась эта дорога», — подумал я. Нет, я не жалел полковника, не ощущал никакого к нему сочувствия. Если кого-то мне и было сейчас жаль, так это наших женщин и идеалиста Петра. И себя, конечно, тоже было жаль. Полковники не бывают идеалистами. Наш полковник не был исключением, а значит, все его трудности являлись лишь тяготами военной службы. Не столько военной, сколько секретной. «Может, он романтик и авантюрист? — подумал вдруг я. — Ведь, судя по возрасту, в ГБ он пришел в то время, когда свободно путешествовать по миру могли только сотрудники разведки… Надо будет спросить его, много ли он путешествовал?»
   Вещи были собраны. Галя и Гуля навели в нашем купе порядок, аккуратно сложили верблюжьи одеяла, посуду. Почистили тряпкой примус.
   — Поторопитесь! — влетел в купе голос полковника. Уже у вагона полковник забрал у Гули двойной баул, перекинул себе через плечо. У Гали забрал ее сумку и пошел в хвост состава.
   — Витольд Юхымовыч! — окликнул его Петр. — А мишкы з писком?
   — Это не тот песок, — сказал, оглянувшись, полковник.
   — Як «нэ той»? — воскликнул Петр. — Вин жэ корыцэю пахнэ!
   — Конечно, пахнет, — спокойно согласился полковник Тараненко. — Туда пять килограммов корицы пошло, на эти мешки! Пошли, потом все объясню. — Полковник зашагал вперед.
   — Алэ ж там щэ труп лэжыть! — задумчиво сказал Петр, отправившись вслед за нами. Полковник остановился.
   — Какой труп? — удивленно спросил он. — Откуда?
   — Во-ен-ный труп, — на ходу ответил Петр. — Та ладно, потим всэ поясню!
   Мы вышли к последнему вагону нашего состава и, спотыкаясь о многочисленные рельсы, прошли мимо нескольких других товарных составов, стоящих плотно друг к другу, как коровы в стойле.
   — Этот наш! — Полковник остановился, подождал всех нас и нырнул в проход между составами.
   Мы послушно проследовали за ним. Впереди кто-то махнул рукой и полковник, шедший передо мной, махнул рукой в ответ.
   Остановились у обычного товарного вагона. С удивлением я увидел, что человек, махнувший полковнику и поджидавший нас у вагона, был ни кто иной, как бомж Вася, угощавший нас раками. Вася помог занести вещи в служебное купе вагона. На мой вопросительный взгляд он только улыбнулся и промолчал.
   — Вася, — обратился к нему полковник через минуту. — Тут на Москву есть вагоны?
   — Да. — Вася кивнул.
   — Там у ребят в вагоне какой-то военный труп остался, — сказал, улыбаясь, полковник. — Перегрузи его с коллегами на ближайший московский… — полковник вдруг словно потерял мысль и обернулся к Петру, — Петя, а труп как-то запакован? Или просто…
   — В мешке на молнии, — ответил Петр. Полковник задумался.
   — Вася, — сказал он через минуту. — Придержи состав, скажи задержка — пятнадцать минут. И сразу сюда!
   Вася побежал к локомотиву, а полковник, ничего не сказав нам, полез под вагон.
   — Пошел труп навестить, — подумал я. Мы осмотрелись в новом купе — здесь уже пахло европейской цивилизацией. И купе было фирменным, с настоящим застекленным окошком, и туалет с зеркалом и умывальником, и тамбур с маленьким титаном и ящиком брикетного угля.
   Сложив вещи и оставив женщин в купе, мы с Петром вышли из вагона. Этот вагон был собственностью «депо Баку».
   — Значыть, тут наш писок, — Петр кивнул на запломбированные откатные двери.
   — Тут, наверное, — согласился я.
   Возвратившись в тамбур, Петр попробовал открыть дверь в грузовую часть вагона, но она была заперта на ключ. Пришлось вернуться в купе.
   Через несколько минут практически одновременно вернулись Вася и полковник.
   У полковника на лице сияла улыбка.
   — Есть возможность оставить о себе хорошую память! — радостно и с ехидцей произнес он, глядя на Васю. — Перенесете труп в ближайший московский и пусть кто-то из бомжей напишет записку: «Привет от генерала Воскобойникова». Вложишь записку в мешок. Пусть почистят свои ряды!
   — Хорошо, — ответил Вася с готовностью во взгляде.
   — Ну все, береги себя! — Полковник протянул Васе руку. — Даст Бог, еще увидимся!
   Через пару минут мы все сидели в купе на нижних полках. Я сидел с Гулей, а напротив через стол сидели Петр, Галя и полковник. Полковник, сняв с руки часы, положил их перед собой и спокойно следил за секундной стрелкой. Так продолжалось, пока состав не дернулся.
   Медленно поползли мимо нашего окна вагоны соседнего товарняка.
   Я вдруг задумался о том, что в этом купе только четыре полки, а нас уже пятеро. Окинув внимательным взглядом купе, я заметил отсутствие рюкзака полковника. Любопытство заставило меня наклониться и заглянуть под нижние полки.
   — Что-то потерял? — спросил меня Витольд Юхимович.
   — Да, — ответил я. — Ваши вещи.
   — А-а! — усмехнулся он. — Наблюдательный парень! Они не здесь, я в вагоне спать буду. Но если позовете меня к завтраку — не обижусь!
   — А мишкы у вагони? — хмуро спросил Петр.
   — Нет, мешки не там, мешки в соседнем. — сказал, не оборачиваясь, полковник. — И не надо за них волноваться.
   Петр полез под стол, вытащил из сумки трубку и кулек с примовским табаком.
   Молча набил трубку и, встряхнув в руке спичечный коробок, поднялся и вышел в тамбур.
   — Мне тоже иногда приходится делать не то, что хочу, а то, что надо, — проводив взглядом Петра, произнес полковник. — И ничего. Это жизнь…

Глава 65

   Часа полтора спустя, когда состав уже миновал Ростов-на-Дону, закипевшая в титане вода растопила лед недоверия. Титаном занимался полковник, и он же внес в купе пять стаканов кипятка, а потом бросил в каждый из них по одноразовому пакетику чая.
   — У меня и сахар есть, — сказал он, выкладывая из кармана джинсовой куртки несколько упаковочек «железнодорожного» сахара. — Угощайтесь!
   — А що тут у вагони? — спросил после чаепития Петр.
   — Китайские детские игрушки и вьетнамский бальзам, — мирно улыбаясь, ответил полковник.
   — Игрушки? — недоверчиво переспросил Петр и ухмыльнулся.
   — Пошли! — Полковник выбрался из-за столика и, остановившись у купейной двери, оглянулся.
   Мы с Петром прошли за ним в тамбур. Он открыл ключом дверь в грузовую часть вагона и пропустил нас вперед.
   Вагон был доверху заполнен картонными коробками и фанерными ящиками. Узкий проход между ящиками и коробками вел к небольшой свободной от груза площадке с внутренней стороны откатной двери. Там, в тусклом свете, падавшем из маленького вентиляционного окошка, на деревянном полу лежали две палетты, поверх которых был расстелен синий спальный мешок. Рядом мы увидели фанерный ящик, видимо заменявший стол, и рюкзак полковника.
   Мы остановились перед этим лежбищем.
   — Я вас не на экскурсию привел, — раздался за спиной непривычно сухой и строгий голос Витольда Юхимовича.
   Он прошел вперед, присел на свой импровизированный матрас и прищурился, глядя на нас снизу вверх.
   — Я не собираюсь перед вами ни отчитываться, ни извиняться! — произнес он довольно мрачным тоном. — Вы сами влезли в это дело, не надо строить из себя обиженных! Если бы не я — вы бы сейчас сидели где-нибудь в казахском КПЗ и по ночам отвечали на вопросы следователей. И по поводу нелегальных раскопок, и по поводу наркотиков в банках из-под детского питания. Когда в пустыне я пришел в себя с раскалывающейся от боли головой и связанными ногами — я не обиделся на вас. Я просто захотел догнать вас и набить морду, и так бы и сделал, если б не этот песок. Может, это был и не песок, а просто усталость! Я даю вам две минуты, чтобы вы решили, как мы дальше будем разговаривать: на равных и при полном взаимном доверии или я буду говорить с вами, как полковник с загремевшими на гауптвахту рядовыми.
   Полковник достал из нагрудного карманчика джинсовой куртки часы с кожаным ремешком, подзавел их. Отодвинув длинноватый рукав куртки, бросил взгляд на свои часы.
   — Так по каким часам засекать? — Он снова поднял голову. — По часам идеалиста? — Он приподнял в ладони часы с кожаным ремешком. — Видите, идеалиста уже давно нет в живых, а часы тикают!.. Или по часам прагматика? — Он перевел взгляд на свою левую руку.
   Мы молчали. Я не знаю, о чем в этот момент думал Петр, но мои мысли витали где-то далеко, над Киевом. И мне хотелось туда, к ним. «Все закончится хорошо, — твердил я себе. — Надо только переждать».
   — Еще одна минута, и я сам буду принимать решение! — прозвучал холодный голос полковника.
   — Добрэ, — тяжело вздохнул Петр. — Будэмо «на равных».
   «Ну вот, — подумал я с облегчением. — Победила грубая сила… Или, как раньше было принято говорить — победила дружба!..»
   Я усмехнулся, и полковник, заметив мою усмешку, тоже улыбнулся.
   Он подтянул к себе фанерный ящик, достал оттуда фигурную зеленую бутылку.
   Поднялся на ноги.
   — Я вас ни в чем не обманывал, — уже спокойно произнес он, откручивая винтовую пробку. — Ваше здоровье! — Он пригубил из горлышка и протянул бутылку мне.
   Я посмотрел на этикетку — это действительно был вьетнамский бальзам.
   Вязкое тепло разлилось во рту после первого глотка, и я сделал второй. Потом передал бутылку Петру.
   Спустя полчаса мы все еще были в гостях у полковника. Мы сидели за фанерным «столом» на фанерных ящиках и при горящей свечке продолжали пить вьетнамский бальзам, только теперь уже из одноразовых пластмассовых стаканчиков, запасенных Витольдом Юхимовичем. Разговор действительно шел на равных. Полковник шутил, стараясь создать расслабляющую атмосферу. Петр стойко пытался сохранять серьезное выражение лица, но вьетнамский бальзам оказался довольно крепким напитком.
   Позже я понял, что полковник шутил прежде всего для себя, он сам хотел расслабиться. Но все равно время от времени усталость стирала улыбку с его лица.